Тот берег Реки

Вениаминов Равиль. Тот берег Реки. Рассказы
о выдуманном и былом. 2020. Казань.


Предисловие


Год назад, в 2019 году, я сделал свой первый сборник прозы «Последний рассказ Хэрриота». И, в общем-то, не планировал в будущем писать подобные вещи.
Однако в 2020 году, после того как я закончил книгу по авиационной истории «Летающие рамы», весьма большую по объему, мне захотелось переключить свои мозги на что-то гуманитарное, и я вновь решил писать рассказы.
За август я сочинил полсотни сюжетов. А в сентябре их оформил в рассказы – большие и маленькие.
В первой части сборника представлены три фантастических рассказа, два из которых являются продолжениями сюжетов из первого сборника – «Малая Глуша» и «Тот Мир».
Вторая часть – это впечатления о кино, вернее о фильмах и мультфильмах. Они являются как бы продолжением той серии подобных рассказов из первого сборника. Вновь сделана по-пытка поменять у знакомых и известных фильмов их сюжетные линии, концовки, проанализировать образы и придумывать варианты. Все рассказы расположены по хронологии создания фильмов и объедены тремя темами в рифму – «Впечатление», «Изменение»  и «Продолжение».
Третья часть сборника посвящена рассказам о жизни наших людей в советском времени и в современной России, вернее о том, что в ней на взгляд автора, может показаться интересным, волнующим, трогательным, опасным и захватывающим.
И еще, прошу прощения за ошибки и опечатки, которые будут встречаться в тексте.
Глаза уже не те, да и личного корректора у меня нет.   







Содержание


 
Фантастика

Тот берег Реки………...…….3
Исправление ошибок……...25
Тот мир 2…………………...31

Кино

Золушка…………………….37
Дело Румянцева……………39
Снежная королева…………49
Сказка о рыбаке и рыбке….42
Храбрый олененок……….. 43
Голубая стрела…………….45
Девушка без адреса……….46
Дорогой мой человек……..48
Тайна далекого острова…..49
В джазе только девушки….51
Девчата…………………….53
Добро пожаловать………...56
Дюймовочка……………….57
Морозко…………………... 61
Рикки-Тикки Тави………...62
Кавказская пленница……..63
Крокодил Гена……………64
Сюжет для небольшого
рассказа…………………....67
Джентльмены удачи……...69
Семнадцать мгновений вес-ны………………………..…71
Маугли…………………….75
Место встречи изменить...
Нельзя………………….….76
Домовенок Кузя…………..79
Властелин колец………….80




Былое

Амнезия детства…..….81
Антисоветчик……..…..82
Бородавка…………..…85
За рулем…………….....86
Звери………………..…90
Игрушки……………....92
Кран…………………...93
Мой брат играет на
трубе………………..…95
На грани привода….…97
Обувь………………...100
Опасно для жизни…..102
Перемены……………111
Печальный юбилей…112
Подземный ход……..116
Пропавший билет…..118
Совесть у изголовья .118
Спасательный круг…121
Стенгазета…………   123
Трансвестит………….125
Ужасы………………..127
Успеть до отъезда……131
Фокусы………………..133
Хулиганы……………..135
Экзамены……………....137
За штурвалом поневоле..139










 
Тот берег Реки

1987 год. Евгений и Инна знакомятся на пути в деревню Малая Глуша, где есть переход через Реку на «Тот» Свет, откуда они хотят вернуть близких им людей. «Там» их встречают ламии и псоглавцы, одного из которых Ев-гений по ошибке убивает. В том месте, куда их потом приводит проводник-псоглавец, сын Инны не узнает ее, а жена Евгения не хочет возвращаться. Поэтому Инна и Евгений уходят обратно в наш мир, но оказывается, что здесь для них места нет, так как они уже похоронены. Им приходится вернуться опять в Малую Глушу, на Реку, за которой живут псоглавцы. Они берут лодку и снова плывут на «тот» берег.

Лодка тихо скользила по прозрачной поверхности, лишь слышался скрип уключин и плеск воды от ударов весел. Евгений греб размашисто и четко, получая удовольствие от этого действия, чувствуя свою силу и умение грести, изредка посматривая через правое плечо, высматривая место на берегу, при-годное для причаливания. Но кусты все тянулись и тянулись вдоль берега, по-ка, наконец, не появилось светлое песчаное пятно. Он резко затормозил одним веслом и стал выгребать к берегу. Инна тихо сидела на корме, вцепившись в мешки, и не смотрела по сторонам. Казалось, что она всматривалась в себя. С трудом направив лодку в прогалину, он подогнал лодку к берегу и чувствуя, что на ладонях уже появились мозоли, с силой воткнул лодку в песок. Затем встал, выпрыгнул на берег, схватил за нос и попытался потянуть лодку на себя. Но лодка была тяжелая, ее корма стала двигаться по течению, и он крикнул Инне: – «Помоги!». Та встала. Осторожно, чтобы не промочить ноги в воде, которая плескалась на дне лодки, прошла на нос и прыгнула ему на руки.
– Какая ты легкая, – шепнул ей Евгений. 
Вдвоем они с трудом и шуршанием врезали лодку в песок. Затем он взял носовой конец веревки и стал неумело привязывать его к коряге, торчавшей на берегу.
– Ты думаешь, она нам понадобится?
– Не знаю, может быть, не хочу ее бросать, это наше спасательное судно.
Потом он взял мешки с кормы и прыгнул на берег.
Они оглянулись. Небольшая песочная отмель упиралась в заросший тра-вой бугор, за которым ничего не было видно.
– Надо подняться.
Он отдал вещмешок Инне, подхватил большой мешок, взвалил его на плечо, другой рукой взял Инну за руку и они стали осторожно подниматься.
Наверху они сразу увидели грунтовую дорожку, идущую вдоль берега, и уходящую в лес, вверх по течению. Внизу по течению дорога скрывалась среди полянок и кустов, затянутых туманом. Вдоль дороги возвышался приличный высоты холм, который не виден был с воды.
– Куда пойдем?
– Назад не хочу, в лес тоже. Я залез бы наверх, посмотрю, что там.
– Я боюсь остаться одна.
– Не бойся. Я буду тебя видеть, а ты меня. Сиди здесь рядом с мешками, никуда не отходи.
И он решительно стал подниматься, постоянно оглядываясь на Инну. Ему показалось, что холм невысок. Но тот, покрытый мокрой травой и комковатой землей, оказался нелегким для подъема. Ноги скользили, рукам зацепиться было не за что. Пройдя шагов двадцать, он обнаружил, что почти не поднялся. Инна была совсем рядом. Тогда он стал отсчитывать шаги и когда насчитал пятьдесят, снова оглянулся. Инна в размерах почти не уменьшилась.
«Оптический обман зрения», – подумал он. И продолжил взбираться, скользя и чертыхаясь. Наконец, когда насчитал еще сто шагов и оглянулся, он увидел, что Инна стала совсем маленькой и рядом с ней кто-то есть. Сердце первым рухнуло вниз, и он как мог быстро, лишь бы не покатиться, побежал по откосу.
Он бежал и машинально вспоминал, что у него есть из оружия, чтобы защитить при надобности Инну. Эх, жалко, что  пистолет оставил в деревне. И тут же оборвал эти мысли. Раздухарился! Хватит! Навоевался уже перочинным ножиком!
Запыхавшись, он подбежал к тому месту, где оставил Инну. Та сидела возле открытого мешка, а напротив нее сидел псоглавец. Инна вытаскивала из мешка вещи и раскладывала их на траве.
Он сразу узнал давнишнего Проводника по рубахе, по узорам на рукавах и плечах и цвету шерсти. 
– Ага, таможенный досмотр! – крикнул он и встал возле Инны.
– Ты забыл поздороваться, – тихо сказала Инна, кивнув на Проводника.
Тот сидел молча и смотрел на них большими карими глазами.
– Простите. Доброе утро. Разрешите представиться. Евгений и Инна.
Псоглавец помолчал и, наконец, сказал:
– Я вас помню. Но сейчас вы здесь без разрешения.
– Да, но нас преследовали, и мы нуждаемся в помощи и защите.
– Помощь и защиту вам должны обеспечить органы власти на той сторо-не.
– Увы. Нас там хотят арестовать и посадить в тюрьму.
– Не понимаю.
– Я потом все объясню. Проводите, пожалуйста, в ваш поселок или как он там называется, и мы попросим у вас политического убежища. Боже, что я говорю.
– Без разрешения к нам нельзя. Вы должны покинуть наш берег. Тем бо-лее ты, который убил одного из наших.
– А вы должны помочь беглецам и беременной женщине.
– Кто беременная?
– Я думаю, что здесь только одна женщина, вот она.
– Это меняет дело. Пойдемте, я провожу вас в наш, как вы сказали, посе-лок. Пусть вашу судьбу решают другие. Кто знает больше меня.
– А как вас зовут?
– Мое имя вам ничего не скажет.
Инна собрала вещи в мешок, он взвалил его на плечо одной рукой, вто-рой взял Инну за руку. И они пошли в сторону леса. Проводник шел впереди. Миновав деревья, они вышли к поселку. Они шли по главной улице, из домов выходили люди (будем звать их людьми) и молча смотрели на них. Среди них были и дети. Их морды, (нет, лица) ничего не выражали. Без звука смотрели. В тишине.
Люди и Проводник дошли до дома в центре поселка, и, кажется, здесь их судили. Проводник откинул полог, и они вошли. Посередине помещения стоял стол с лампой, за которым сидел все тот же псоглавец в золотых очках.
– Я слушаю вас, – сказал он.
Евгений рассказал все, что произошло с ними после того, как они расстались с Проводником у речки.
Псоглавец не перебивал, огонек лампы подрагивал, пахло чем-то неуловимым и незнакомым. Сверху пробивался свет, то ли в окошко, то ли просто в отверстие. Как в юрте или чуме. Когда Евгений закончил, очкастый, после паузы, сказал: 
– Вы временно может остаться у нас, до окончательного решения. Случай уникальный, решать будут другие. А пока вы должны уйти из поселка, и чтобы прокормить себя вы должны стать пастухами. Есть, как вы говорите, вакансия. Вам все расскажут, но вам надо немедленно удалиться, то есть как можно скорее покинуть поселок, так как есть жители, которые очень не хотят вас видеть здесь. Особенно родственники убитого.

Они повернулись и вышли. Проводник молча повел их по улице, на ко-торой уже никого не было. Дойдя до околицы и пройдя еще с полчаса, он по-казал им высокий и длинный забор и сказал:
– Это загон, где пасутся наши домашние животные – несколько десятков лошадей, коров, коз и баранов. Вы их будете пасти, то есть отвечать за их безопасность. Жить вы будете вон в том сарае возле загона. Еду, как плату за работу, вам будут приносить каждый день, вода в источнике возле сарая. Все подробности вам сообщит пастух на месте. А я ухожу.
Через ворота они вышли на пастбище, где их встретил пастух в розовой рубахе. Он показал им сарайчик из жердей и тростника, в котором были деревянная лежанка, которую захотелось назвать топчаном, маленькая печка, стол, котелок, глиняная посуда, деревянные ложки. И все.
Большой загон, до другого конца забора которого было метров двести, был огражден по периметру двухметровым деревянным забором из жердей.
– Зачем такой высокий?
– Это от внешних врагов. В лесу есть существа, что-то вроде ваших медведей. Старые и больные хотят легкого мяса и могут перелезть через забор. Тогда вы должны их прогнать.
– Чем?
– Вот трубки, внутри горючее вещество. Зажигаете одну, и она дает яр-кое пламя и шум. Медведи обычно пугаются этого и уходят. Еще есть ламии. Тем нужна кровь. Особенно любят коровью и телячью. Ночью пытаются на-питься.
– Как я могу знать, что произошло нападение?
– На заборах установлены что-то вроде сигнальных колокольчиков. При пересечении их линии они громко звонят, вы выбегаете, шумите трубками и нарушители уходят.
– А если не уйдут?
– Такого еще не было.
– Туалет?
– Что?
– Отхожее место или как еще это назвать?
– Сами выроете яму.
– Как будет с нашей едой?
– Еду вам будут приносить. Каждое утро.
– Если у меня не получится быть хорошим пастухом?
– Нежелательно. У вас и так много недоброжелателей.
– А где все животные?
– У северного забора, в тени, я потом их вам всех покажу.
Инна осталась разбирать вещи, а Евгений с пастухом пошли по загону.
– У нас тут шесть лошадей, двадцать коров, десять баранов и двенадцать коз. Есть еще семь пони. Коров и коз на ночь уводят по домам для дойки. Утром приводят, а ты должен внимательно считать приход и уход. Вот по этой табличке. Утром и вечером ты должен стоять у ворот и смотреть, кто кого привел и увел.
Пастух был явно недоволен происходящим, говорил как бы через силу и отворачивался от Евгения.
– Вы не хотите уходить отсюда, – не выдержав, спросил Евгений.
Пастух не ответил, только клацнул зубами.
Они подошли к стаду. Животные стояли и лежали в густой траве, у каждого был кожаный ошейник и что-то вроде бирки. Они все дружно повернули голову к ним и настороженно стали смотреть.
– Надо пересчитать.
Они пересчитали животных и пошли обратно.
В сарае пастух показал, где находится трубочное «оружие» и как им пользоваться, как растопить печь, где брать дрова и воду.
– Если произойдет что то, с чем я не смогу справиться?
– Зажигай трубки. И тебя услышат и увидят.
Пастух собрал в небольшой мешок свои нехитрые пожитки – что-то из одежды, посуды, инструмента и, не прощаясь, ушел. Они остались одни. Уселись на жесткий топчан. Обнялись, помолчали.
И тут же снаружи раздались шаги. Он встал. Дверка приоткрылась, и в сарай зашел, видимо, мальчик, в два раза ниже обычного псоглавца.
Он внимательно их рассмотрел и стал говорить. Раздельно, видно, что ему почему-то трудно было говорить.
– Я буду приносить вам еду. С утра. Что вы хотите?
– А что у вас есть?
– Молоко. Лепешки. Вяленое мясо. Тушеные овощи.
– Мы на все согласны.
Мальчик повернулся, что бы уйти, но потом обернулся.
– Зачем вы убили моего отца?
– Извини. Это была моя огромная ошибка. Но я могу все объяснить.
И Евгений рассказал о случившемся подробно и по порядку. Мальчик стоял, прислонившись к стене, и внимательно слушал, чуть шевеля ушами. Потом сказал:
– Я принесу еды на сегодня. А за это вы расскажите мне о своем мире.
И он ушел.
Они развязали мешки, разложили вещи и занялись инвентаризацией. Хорошо, что были запасные шерстяные носки, теплые вещи и даже плед. Она по-стелила плед на топчан, он сходил за сеном, которое сушилось за сараем, набросал на пол и топчан.
– Буду спать на полу, вдвоем на топчане мы не уместимся.
Потом попытались разжечь печь, но ничего не получилось. Наконец, когда уже совсем отчаялись, пришел мальчик с корзиной еды, быстро затопил печь, принес воды в железном котелке. Заварили чай. Он не отказался, взял и положил в свою корзину пачку чая и полпачки сахара.
– Это для младшей сестры. Она любит сладкое.
Еда, которую он принес, была простой – молоко в кувшине, лепешки в зелени. Два куска мяса, завернутых в большой лист.
А пока пили чай с печеньем, мальчик стал расспрашивать о его мире. Ев-гений с Инной, как могли, отвечали на его вопросы, а он недоверчиво вертел головой, отчего его уши смешно загибались, а мордочка выглядела так как будто он улыбается. Они уже и забыли что это псоглавец. Для них, в сумерках, он выглядел просто любопытным мальчишкой. Потом настал черед спрашивать им:
– Живут ли на этом берегу люди?
– Нет, не знаю о таком. Может где-нибудь в других местах. Правда, про-ходил несколько раз через поселок один человек, звался он Мальфаром.
– Сколько вас тут живет?
Молчание.
– Кто у вас главный?
Молчание.
– За счет чего вы тут живете?
– Домашние животные, огороды, охота, рыбалка,
– Откуда у вас вещи с того берега? Стеклянные лампы, спички, книги, например.
– По определенным дням идет обмен.
– Кто был твой отец?
– Вроде как охотник.
– Сколько тебе лет?
– Десять.
– Как тебя зовут?
– У вас нет такого слова.
– Что мне грозит за смерть твоего отца?
– Смерть.
– От кого?
– От моей матери.
– Когда?
– Не знаю. Может завтра, может через сто дней. Я вам скажу об этом обязательно.
– Бывает ли здесь зима?
– А что это?
– Снег, холод, лед.
– Нет. Здесь всегда такая погода, дожди бывают. Грозы. И все. Снег вы-падает только на вашей стороне.
– Что мне делать, если твоя мать решится меня убить?
– Вам надо бежать.
– Куда?
– Вниз по реке есть город. Сам я там не был. Но вам можно там спрятаться. И оттуда, говорят, есть пути в ваш мир. Я пока схожу, поищу вашу лодку, и если с ней все в порядке, пригоню поближе к поселку.
– Почему ты нам помогаешь?
– Я не хочу еще одного убийства. Ты уже наказан. Тебе и так плохо. Если ты погибнешь, твоя жена станет вдовой, а будущий ребенок будет сиротой. Не хочу еще одного сироты. Я хочу, чтобы у вас был ребенок, и вы сделали его счастливым.
Мальчик ушел. А они, посидев, вышли наружу. Солнце уже клонилось к закату. Вместе с Инной они обошли весь загон, убедились, что забор цел, еще раз пересчитали стадо. Лес и поля, окружавшие загон, голубое небо не располагали к мыслям, что тут может быть какая-то опасность.
Они вернулись к сараю. Попробовали молоко и мясо, очень вкусные, вышли за порог и уселись на теплую траву.
– Хорошо! У меня такое ощущение, что мы живем здесь давно-давно. Здесь так спокойно.
– И нет комаров. – подала голос Инна. – С детства не терплю кровопийцев.
К вечеру стали забирать животных. Увели всех коров и коз. Остались лошади и овцы. Привели еще пару лошадей.
Всю информацию Евгений заносил карандашом в блокнот, который оказался у него в вещмешке. Когда солнце уже село за дальний лес, Евгений закрыл ворота в загон на специальный железный крюк. И собрался уже идти в дом, когда услышал шаги Инны. Она пошла ему навстречу, а последние шаги пробежала вприпрыжку. Тесно прижалась к нему, уткнувшись головой в грудь, и тихо засмеялась.
– Ты чего? – спросил он ее, поглаживая ее волосы.
– Хорошо! – ответила она. – Как там говорила Тетя Кошка – «Мы нашли себе приют!».
– Будем надеяться! – сказал он и услышал, что кто-то идет по дороге, ведущей к поселку. Он стал вглядываться в сумерки. К ним медленно подходила высокая женщина-псоглавец, в юбке и рубахе с короткими рукавами.
Что-то тревожное кольнуло его в сердце. Он ждал. А она остановилась от них в трех шагах. Инна отстранилась от Евгения и тоже молчала.
Наконец женщина сказала:
– Хорошо вам?
Не зная, что ответить, они молчали.
– Вы любите друг друга. У вас будет ребенок?
Они продолжали молчать.
– А у меня уже не будет детей от моего любимого мужа.
Им уже сразу стало понятно, что это была жена убитого.
– Я не сплю уже больше месяца, и только работа и забота о детях спасает меня. Я ненавижу вас за то, что вы убили моего мужа. И я не могу вас про-стить. Я не хочу, чтобы вы спокойно спасли на моей земле. Я не хочу вашей любви рядом со мной. Я должна вам отомстить. И я хочу, чтобы ваш страх был моей маленькой местью и наказанием. Но самое страшное для вас впереди.
Она круто повернулась и быстро пошла по дороге обратно в поселок.
Инна опять прижалась к Евгению:
– Мне уже страшно! Сколько можно бояться?
– Страх можно и нужно победить! – сказал он бодро и, обняв за плечи, повел ее к их новому пристанищу. 
Ночь вокруг сгустилась до черноты. Небо было покрыто плотными облаками. Когда дошли до хижины, Евгений решил еще раз проверить загон.
– Я с тобой! – попросила Инна.
– Ну, пошли вместе.
Он подошли к воротам, отомкнул замок, и они заглянули вовнутрь. На этот раз животные располагались кучкой возле самого входа. Их силуэты как застывшие волны вздымались в темноте, слышались шуршание травы, вздохи, чмокание и еще что-то, чисто природное.
– Пересчитать не получится, ничего не видно. Зато все спокойно.
Они закрыли ворота и снова пошли, тесно прижавшись друг к другу.
Зайдя вовнутрь, они увидели, что печка чуть горит, подбросили в нее дров и присели на топчан.
– Надо сделать лучину! – предложила Инна. – И я знаю, как это делать. Но у меня нет щепочки.
Пока искали нужные материалы для лучины, стало совсем темно и тихо.
– А давай так ляжем спать!
– Давай, только вместе, я одна боюсь.
– Почему?
– Стена такая тонкая, и кажется, что вдруг оттуда протянется рука и цап-нет меня за что-нибудь.
– Ну ладно.
Они с трудом устроились на топчане, и Евгений стал рассказывать про свой случай с таинственной «рукой»:
– Как то мы с женой поехали в гости на дачу к другу и его жене. Как обычно, шашлык-машлык, выпивка, песни под гитару, ночное купание голышом. К полуночи угомонились и легли спать. Друг со своей женой на диване, а я со своей на кровати в одной комнате. Выключили свет, а мне, пьяному, не спится. Спустя несколько минут я сползаю со своей кровати и в кромешной темноте потихоньку ползу к дивану. Его жена спала с краю. Я бесшумно под-полз с ее стороны, засунул руку под одеяло и крепко цапнул ее за ногу. Ты бы слышала ее крик, переходящей в визг! Закричал и я, и ее муж. Наверно в радиусе километра все жители садовых домиков подпрыгнули в своих кроватях от испуга. Только я был спокоен, извинился за глупую шутку и тихонько лег в постель. А сам до сих пор представляю, что могла испытать жена друга, когда ее в темноте за ногу хватает чужая рука.
– Ну и глуп ты был, братец, – сонно сказала Инна.
– Что да, то да, – пробормотал он в ответ.
И стал слушать.
Мир вокруг наполнился странными и пугающими звуками. То, что доносилось из загона – это было понятно, это звуки животных. А вот остальное было почему-то пугающим: шуршание, тихий хруст, легкие хлопки, тиканье, писк, постукивание, потрескивание, чмокание, сипение… За каждым таким звуком воображение рисовала самые диковинные картины: чудовища, волокущие свою добычу, хищники, перекусывающие свои жертвы, расчленение, пережевывание, заглатывания…
– Ты спишь? – спросил он шепотом Инну.
Она не ответила. Значит спит. Так почему же он не спит?
Может у него слишком острый слух. Иногда это во вред. А воображение продолжало рисовать бурную ночную жизнь в траве и зарослях. Но, наконец, он все же уснул.

Их разбудили громкие крики и стук копыт. После утренней дойки псоглавцы в загон вели коров и коз. Это были женщины и дети. Евгений вскочил и поспешил к воротам. С ним не здоровались, и это было неприятно. «Да и ладно, ничего страшного, и это пройдет», – думал Евгений.
Но не прошло.
– А где мой козленок? – спросила его рослая женщина в черной юбке.
– Не знаю, вечером все здесь были! – ответил Евгений и бросился пере-считывать коз. Действительно, одного белого козленка не было.
– Иди, ищи, и чтобы козленок нашелся! – грозно приказала женщина. – А иначе тебе будет очень плохо!
Когда все разошлись, Евгений закрыл ворота, обошел и внимательно ос-мотрел весь загон. Повреждений не было, козленка тоже.
Он уныло вернулся к воротам, где его уже ждала Инна.
– Что случилось?
– Один козленок пропал.
– Ты хорошо все посмотрел?
– Хорошо.
– И ночью ничего не слышал?
– Не слышал. И запор в порядке. Так что и не знаю, что делать. За коз-ленка мы не рассчитаемся, просто нечем.
– Давай обойдем забор с внешней стороны!
И они пошли, обдирая руки, через заросли кустов, упиравшихся в забор. На ограде кое-где были видны следы повреждений, когтей и какой-то краски. Но дыр, щелей и отверстий не было.
– Может быть, его унесла какая-нибудь птица? – спросил Евгений для того, чтобы хотя бы что-нибудь сказать. –  Правда, про птиц со сторожем раз-говора не было. Но может ведь какой-нибудь орел схватить козленка?
– Нет, дорогой. – ответила Инна, подкованная в орнитологии. –  Орлы по ночам не летают.
– Это у нас не летают, а здесь, может, летают, и не орел, а какой-нибудь ночной вампир?
– Тебя бы наверно предупредили об этом, – устало ответила Инна. Они присели на бугорок возле дома и стали думать.
Вновь послышались шаги. На этот раз быстрые и легкие. Пришел маль-чик, принес лепешки.
– Молока велено не давать, пока не найдете козленка, – пояснил он.
– А где мы его найдем?
– Не знаю. Таких случаев у нас еще не было.

Целый день прошел в поисках вокруг загона. Но все было безрезультатно. К вечеру снова появился мальчик. Он явно запыхался и тяжело дышал:
– Это я, принес вам еще немного лепешек. А самое главное – плохую новость. Козленка ночью увела из загона моя мама. Сейчас он у нас в сарае. И мама решила убить вас этой ночью. Я слышал, как она говорила об этом с на-шей соседкой.
– Значит, нам надо уходить?
– Значит. 
– Как на счет лодки?
– Лодки вашей не было. Но я пригнал другую. На ней отправляйтесь сразу, как окончательно стемнеет. А я постерегу стадо.
– Тебе попадет?
– Конечно. Но это ничто по сравнению со спасенной жизнью 
Когда совсем стемнело, мальчик их вывел в лес, и по незаметной тропе повел к реке. Остро пахло сыростью и какими-то незнакомыми лесными запа-хами. Идти было недалеко.
– Здесь осторожнее! – сказал мальчик.
Они спустились к реке и увидели маленькую лодку с одним веслом. Молча погрузили в нее мешки. На этот раз Инна устроилась посередке, а он с веслом сел на корму. Мальчик сильно оттолкнул лодку и еле видимый в су-мерках помахал им своей лапой, вернее рукой. Где-то за рекой полыхнула зарница. Стало еще темнее. Все кругом заполнила тишина. Мир исчез во мраке
ночи и опять они остались одни в лодке.
– Что с нами будет дальше? – подумали они одновременно.

А дальше лодка легко и неслышно скользила по воде. Небо было чистым, и над их головами повис Млечный путь, перемигиваясь разноцветными звездами. Вскоре взошла луна, и было хорошо видно, что левый возвышенный берег был темен и мрачен, а правый иногда оживал огоньками то ли костров, то ли электрического освещения. Течение несло лодку посередине Реки, и тишина висела над ней как огромное и незримое одеяло; ни птицы, ни рыбы, ни насекомые не нарушали эту тишину. Казалось, весь мир прислушивается, как тихо струится вода за кормой маленькой лодочки.
Евгений положил весло и, сидя на корме, правил одним рулем. Инна все так же неподвижно сидела посередке, опустив руки на мешки, и не оглядывалась на него.
– Скоро рассвет, – взглянув на часы, сказал Евгений для того, чтобы хотя бы что-то сказать. Про время он вспомнил только сейчас.
– Может, пристанем к берегу? – спросила Инна. Тоже для того чтобы что-то сказать.
– Пусть рассветет. Тогда можно увидеть берег и найти удобное место.
Луна поднималась все выше, и вокруг становилось светлее. Но пейзаж не менялся. Как и тишина вокруг.
Чтобы не заснуть, Евгений заговорил вновь:
– Вспомнил про лодку анекдот юности.
– Какой?
– Слушай. Плывет лодка по реке против течения. На корме сидит мужик, а на веслах трудится женщина. С берега им кричат: «Эй, мужик, тебе не стыд-но? Женщина надрывается, а ты без дела сидишь!». Мужик кричит в ответ: «Женщина что, она только гребет, а я думаю, как жить дальше!».
Инна обернулась и в сумраке он, наконец, увидел ее улыбку. 
Вновь наплывала дрема. И только ему показалось, что он засыпает, как вдруг увидел то, что заставило вздрогнуть.
Мост. Однопролетный металлический мост был перекинут через Реку. Без огней и знаков.
– Что это? – удивленно спросила Инна.
– Наверно мост.
– С нашего берега к псоглавцам есть мост?
– Мало того, по нему ходят поезда! – ответил растерянно  Евгений. По-тому что услышал шум приближающегося состава. Они подплывали к мосту, а механический звук, такой невероятный здесь, на Реке, становился все сильнее. Наконец они увидели, как из-за поворота на правом берегу появился сначала прожектор поезда, а потом и сам состав. Вагоны были не освещены, и было не понять – пассажирский это поезд или грузовой. Он прогрохотал по мосту и скрылся за высоким склоном левого берега. Вновь наступила тишина.
Лодка продолжала скользить по черной воде, а Евгений вдруг заговорил:
– Знаешь, мне однажды приснился сон, который я не могу забыть. Про поезд. Я стою на перроне ночного вокзала. За спиной стоит поезд, готовый к отправлению. Поезд не освещен. Не видно ни проводников, ни пассажиров. Я уезжаю один. Недалеко от меня стоят мои провожающие. Они смотрят на меня с сочувствием, улыбаются ободряюще. Но никто ко мне не подходит. Наконец я понимаю, что пора. Поворачиваюсь. Взбираюсь по ступенькам в вагон, про-хожу по темному коридору и смотрю в окно. Провожающие так же стоят и со-чувственно смотрят на меня. Кто-то даже машет руками. И я понимаю, что уезжаю от них навсегда. Что это поезд отвезет меня туда, откуда не возвращаются. Поезд трогается, перрон остается позади. За окном проплывают фонари, освещенные улицы, поезд набирает ход, и огни остаются где-то позади. И за окном становится совсем темно. Как и в вагоне. Здесь нет никого. Только я один. Я крепко держусь за поручень. Поезд качается, а я спокоен, зная, что так и должно быть. Я просто покидаю этот мир. Наверно этот мой поезд из сна по-хож на тот, который мы сейчас видели.
Лодка тем временем проплыла под мостом и продолжала скользить по воде. Однако рисунок звезд над головой изменился.
– Мы поворачиваем влево и довольно круто, – заметил Евгений. И действительно, Луна уже смотрела им с другой стороны. А на горизонте появилась яркая, очень яркая красноватая звезда.
– Это Венера.
– Я знаю. Но это значит, что мы плывем уже на восток, тогда как с вече-ра плыли на запад.
– А так может быть?
– Здесь все может быть.
– Скоро рассвет. Мы причалим к берегу и осмотримся.
– Заодно и сходим в туалет. И я просто устала сидеть!
Тем временем рассвет уверенно расправлял свои крылья. Сначала стал светлеть краешек горизонта, и постепенно бледно-желтое пятно увеличивалось размерах, медленно расползаясь по краю неба. На облаках, высоко висевших над будущим солнцем, появились разноцветные полосы и пятна – от желтых до розовых, а затем оранжевых и красных. И вот уже горизонт стал походить на театральный занавес, расписанный безумным абстракционистом. Впрочем, в нагромождении красок и оттенков было что-то изящное и разумное, хотя и тревожное. Почему тревожное? Наверно от красного цвета всевозможных переливов. Кровавый рассвет? Есть, кажется, такое выражение?
Он оглянулся. Сзади царила ночь. Мрак Малой Глуши оставался далеко позади и казался уже просто сновидением. Берега становились более четкими.
Наконец на левом берегу они увидели песчаную отмель без кустов, и Ев-гений направил лодку к этому маленькому пляжу.
Лодка уткнулась в песок, Инна встала, перебралась на нос, а затем он, и они вместе втянули лодку подальше на берег.
– Мальчики налево. Девочки направо – скомандовал Евгений. Сделав свое свои дела, и слегка позавтракав, они решили подняться на берег и осмотреться.
Откос был невысоким и достаточно пологим. Так что они, оставив мешки, без труда забрались на вершину.
Горизонт уже совсем просветлел, и из-за его края появилось золото восходящего солнца. Разноцветные облака куда-то исчезли, как будто растворились в небе. Лишь розовый оттенок оставался на каких-то клочках в светло-голубом небе, которое становилось все более утренним.
– Ой, что это? – вскрикнула Инна и показала рукой на два ярких огонька левее восходящего солнца. Огни светились на двух трубах. – Женя, эти трубы мне знакомы.
– Как это?
– А так. Это трубы нашего городского хим. комбината. Вон там рядом труба пониже от ТЭЦ, вон огромная гора угля, Это мой город. Откуда мы бе-жали. Такое может быть?
– Может, – подумав, ответил Евгений. – Например, если ты сядешь на лодку в Ульяновске и поплывешь вниз по реке Свияге, через некоторое время она впадет в Волгу, и по ней ты опять попадешь в Ульяновск, только с другой стороны.
– Значит, Вселенная нам говорит, чтобы мы возвращались?
 – Да, выходит так.
Они сели и задумались.
– Вот что! – вдруг решительно произнесла Инна. – Пока еще рано, и моя одежда не привлечет большого внимания. Я иду к Галине и все ей рассказываю. Думаю, они с мужем смогут дать дельный совет. Галина хоть и моложе меня, но гораздо умнее и более приспособлена к жизни. За это я ее уважаю. И поэтому я пойду к ней. А ты остаешься здесь и ждешь меня. Только замаскируйся. Хотя бы вон в тех березовых посадках.
Спорить и обсуждать было нечего. Инна решительно собралась, он пере-нес мешки в посадку и замаскировал их ветками. А сам пристроился в небольшой канаве между деревьями. Заодно и посплю, – подумал он.
Инна бодро пошла в направлении к городу, а он смотрел ей вслед, как будто для того, чтобы запомнить ее навсегда: белый платочек, телогрейка, пе-строе платьице, гамаши, шерстяные носки и галоши, все, в чем она убегала из Болязубов. Она шла, а он видел, как будто рядом с ней идет маленький мальчик, который держит ее за руку и постоянно оборачивается на него, словно  пытаясь что-то сказать, или просто встретиться взглядами. Сердце защемило так, что он присел на траву. Хотелось курить.
Когда она скрылась из виду, он, запахнувшись в плащ-палатку и плед, сладко заснул, дав себе команду спать не больше четырех часов. Отметил, что было шесть часов утра, значит спать до десяти.
Это у него было еще с молодости. Он мог просыпаться без будильника, если перед сном точно представить, когда ему нужно проснуться. И просыпал-ся минуту в минуту. И часто просто угадывал время днем, тоже с разностью в минуты.
Сон сразу навалился на него, и ему абсолютно ничего не снилось.
Но вдруг он услышал сквозь одеяло сна стрекотанье мотоцикла. Он от-крыл глаза. Солнце стояло над головой. Скосил глаза на часы: 12 часов. А вот тебе и без будильника!
Он осторожно приподнял голову, но ничего кроме старой травы и сухих листьев не увидел. Осторожно раздвинул ветки кустов. Ничего. Но стрекота-нье приближалось. Наконец звук мотора стих. И раздалось бибиканье. Потом послышался знакомый голос:
– Евгений Иванович!
Все как во сне. Опять сержант?
Он встал, сбросил с себя плащ-палатку и увидел, что к нему направляет-ся знакомый сержант. На этот раз в штормовке и в кепке.
– Это опять я! Вот уж не думал, что повидаемся снова, – торопливо го-ворил сержант приближаясь. Евгений вышел ему навстречу, хотел подать ру-ку. Но сержант обнял его и прижал к себе:
– Как я рад вас видеть живым и здоровым!
– И я тоже. А где Инна?
– Сейчас все расскажу, а пока вот вам поесть. Галка приготовила.
Он вытащил из сумки пакет с бутербродами и термос.
–  Как это кстати, – воскликнул Евгений и принялся за еду.
А сержант стал рассказывать. Когда Инна пришла к ним,  он и Галка к счастью были дома. Они ее накормили, и она от них ничего не утаила.
– А что было у вас? – спросил Евгений.
– Да ничего особого! Ваш побег решили замять. Васька всегда был на плохом счету, и происшествие решили не раздувать.
– А что с ним?
– Да легкое сотрясение мозга. Уже здоров и бегает как кобель. А вас особо решили не искать, так как дело темное, малопонятное, а в области такие вещи не любят. Еще вдруг до столицы информация дойдет, что тут у нас творится. В общем, закрыли это дело, и вас никто не ищет. Но и появляться вам в городе не стоит. Слухи-то прошли.
– Костя, вы нам что-нибудь посоветуете?
– Конечно. Правда, у нас не я, а Галка главный аналитик. Она сразу предложила идеальный для вас выход.
– Какой?
– Уезжать отсюда.
– Куда?
– Далеко. На Кавказ.
– Почему на Кавказ?
– Объясняю. Там есть, кто может вас встретить и приютить. Дело в том, что я там служил в войсках МВД. И спас одного парня, так что он считает, что обязан мне жизнью. Мы побратались. После службы я к нему ездил в гости. Он ко мне. Парень очень хороший и неглупый. Так вот, я дам вам его адрес и письмо с просьбой помочь. Ну, а помощь для них – это дело святое. То есть надо будет найти вам жилье, сделать документы и прописку. Билеты на поезд я вам уже купил. Правда в разных вагонах и в плацкарте. Но у вас будет пере-садка, может тогда и вместе поедете.
– Сколько я вам должен?
– Обижаете, Евгений Иванович. Мама мне всегда говорила, что если де-лаешь доброе дело, то не надо ждать никаких благодарностей. Если возьмешь или захочешь получить, то это уже не доброе дело. А сделка. У вас самих-то деньги есть?
– Есть немного на первое время.
– Вот и держите их при себе. Они вам пригодятся.
– Костя, а почему вы мне помогаете?
– Глупый вопрос, но отвечу. Во-первых, Галка любит вашу Инну, хотя она и младше ее, но более практичная, что ли. Инка несчастная, живет эмоциями, так что вы с ней поосторожней, и берегите ее. И она ответит вам благодарностью. И будет любить всю жизнь. Ну а я делаю все, как подскажет Галка и совесть. К тому же я дружил с сыном Инны.
– Теперь понятно.
– Да, и еще. Как только обоснуетесь там, напишите нам. Адрес в конверте. И мы обязательно приедем к вам.
– Понятно. И спасибо тебе большое.
– Да, пожалуйста. И грех вам не помочь, если вы оказалась в такой ситуации. Да еще и в интересном положении, – улыбнулся сержант. И потом добавил строго:
– Так, заканчиваем прием пищи и разговоры. Сейчас вы переоденетесь. Я вам привез цивильную одежду. И поедем сразу на вокзал. А Инну отдельно от вас на поезд посадит Галка. Одежда здесь в мотоцикле.
Они пошли к старенькому «Уралу».
– Купил у одного ветерана на рыбалку ездить, на охоту, в деревню, – сказал Костя. Вытащил из коляски чемодан, раскрыл его и выложил одежду и обувь.
– Хорошо, что у нас размеры одинаковые. Кроме обуви, к сожалению. Но и с этой проблемой справились. Переодевайтесь.
Евгений быстро переоделся, побросал старое в мешок, положили его в коляску. Костя завел мотоцикл, Евгений устроился на заднем сиденье, и они тронулись, тяжело переваливаясь на кочках, в направлении ближайшей дороги.
 

Через полчаса они подъехали к вокзалу. Поезд должен был вот-вот по-дойти. На перроне стояли небольшие группки отъезжающих и провожающих. Он вгляделся в них и увидел двух молодых женщин в сторонке. Сердце кольнуло, это была Инна под ручку с Галкой.
– Они-они, – подтвердил Костя.
Подошел поезд. Сначала состав освободился от приехавших,  потом за-грузился новым пассажирами. Евгений взял небольшой чемодан, подаренный Костей, но потом поставил его на землю и крепко обнял Костю. В груди стало горячо, и внезапный комок в горле судорогой стал выдавливать слезы и щекотать в носу.
– Боже, я плачу, – подумал Евгений. Костя тоже стал шмыгать. Наконец Евгений в последний раз вдохнул запах штормовки, от которой тонко тянуло грибами и рыбой, оторвался от Кости, не глядя на него взял чемодан и стал взбираться по ступенькам вагона. Показал билет проводнику, прошел мимо титана и подошел к окну. Костя стоял на перроне, подняв голову. Их взгляды встретились, Костя улыбнулся, и поднял правую руку, сжатую в кулаке, дескать, держитесь! Подошла Галка, и видно было, что она плачет. Она тоже по-махала ему рукой.
– Как это совсем не похоже на тот сон с ночным поездом, – подумал Ев-гений. – Вот мой настоящий поезд, вот друзья на перроне, вот солнце над головой, а рядом, в соседнем вагоне, любимая женщина. И мы едем далеко-далеко, в горы. Где красиво и свободно, и где мы начнем новую жизнь.

Поезд тронулся, город быстро уступил место маленьким домикам с огороженными участками, огородам, фермам и другим хозяйственным построй-кам, Потом пошли поля, посадки, леса, опять поля. А Евгений все стоял и сто-ял у окна. 
– Белье брать будете? – спросила пожилая проводница.
– Обязательно. И чай, если можно.
– Лимона и сливок не будет, – улыбнулась проводница.
– Да и ладно. Только покрепче, пожалуйста.
Он поздоровался с попутчиками, положил чемодан под сиденье. Устроившись сбоку, он еще раз подивился непритязательности советских людей. Ехать сутками в плацкартах, спать на боковых полках, стоять в очередях в туалет, и все это у всех на виду. Слава богу, место его находилось в средине вагона, дверь хлопала не сильно, от туалета было далеко, специфичного запаха не чувствовалось.
Он сидел и почти с наслажденьем смотрел на своих соседей по «купе» – семью из женщины и трех детей, удивительно тихих. С ними сидел строгий мужчина в очках, а соседом Евгения был старичок с нижней полки, который ехал проведать сестру. 
Потом Евгений пошел навестить Инну. Она ехала в купе. Там были все женщины, две средних лет и одна молодая и красивая. Инна обеспокоенно смотрела, как Евгений останавливал взгляд на разрезе ее халатика.
– Пойдем, выйдем, – тихо сказала она.
Они вышли в коридор, прислонились к окну и стали смотреть, как день угасает за стеклом. Она плотно прижалась к его плечу, и говорить им совсем не хотелось .
– Завтра пересадка, – наконец сказала она.
– Хорошо. Тебе надо выспаться.
– Высплюсь. У меня нижняя полка. А у тебя?
– Самая плохая. Верхняя боковая. Но это ничто после того топчана в са-рае.
Они долго стояли, пока проводник не стал разносить чай.
– Может сходим в ресторан?– спросил он.
– Что ты, там очень дорого. У моих соседок полные сумки еды, так что я не голодная. Может, ты с нами поужинаешь?
– Да нет. Не буду вас стеснять. Пойду. До завтра!
На следующее утро они вышли на вокзале, взяли билеты до города на Кавказе. Билеты были только на СВ («спальный вагон»). И это их только обрадовало. Наконец они останутся вдвоем.
В купе мягкие диваны были застелены белоснежными простынями, на столе стояли цветы и пузатый заварочный чайник, а кругом разложены и развешаны салфеточки.
Сдав билеты и оплатив белье, они дождались чаю с булочками, и потом закрыли дверь. Наконец-то оставшись одни, они прижались друг к другу и си-дели так безмолвно, бесцельно глядя на пролетающие пейзажи.
Вскоре вдали появились в дымке далекие горы, сначала пологие, потом все выше и выше.
А через день они добрались до конечной цели их путешествия. 
Тепло попрощавшись с проводницей – пышной блондинкой, они вышли на пыльную привокзальную площадь и сразу увидели милиционера. Евгений уверенно подошел к нему:
– Как пройти на автовокзал?
– Прямо и налево. Только учтите, там к вам будут подходить частники, так вы не соглашайтесь. Это опасно. На автобусе и дешевле и надежней.
– Спасибо большое.
Они, подхватив чемоданы, пошли к двухэтажному автовокзалу, окружен-ному высокими деревьями, еще не сбросившими листву. На многочисленных лавочках в ожидании автобуса теснились будущие пассажиры. Было жарко и пыльно.
Они, конечно, не видели, как милиционер, проводив их взглядом, подошел к неприметным «жигулям», забрался внутрь и сказал в микрофон только два слова:
– Они прибыли.

Тем временем к ним подошел молодой человек в большой кепке.
– Добрый день, уважаемые, куда едете?
– Далеко. И на автобусе.
Парень горячо стал доказывать, что на его «москвиче» это будет комфортнее и лишь чуть-чуть дороже:
– Зачем вам ехать в тесноте и духоте?
Он так размахивал руками, что его кепка упала на землю. Евгений непроизвольно наклонился за ней и парень, тоже наклонившись, незаметно сунул ему в ладонь свернутую бумажку.
– Ну не хотите, как хотите, – сказал он и исчез.
А они не спеша дошли до автовокзала, присели на скамеечку, и Евгений развернул бумажку.
«Привет от Кости. Жду в буфете»:
– Ну, ладно, – сказал Евгений, – ты постереги чемоданы, а я схожу в бу-фет. Что-нибудь перекусить куплю в дорогу и попить.
Он зашел в здание и без труда нашел буфет, где за высоким столиком сто-ял парень в кепке и пил минералку.
Евгений подошел к нему. Парень заговорил:
– Здравствуй. Меня зовут Давид, я брат Михаила, к которому направил вас Костя. Ничего не спрашивай. За вами следят. Идите в кассу, купите любой билет на любой рейс через четыре часа. Сдайте багаж в камеру хранения, иди-те в город. Там найдете кинотеатр «Победа». Возьмите билет на 14 часов. Идете в зал. А ровно в три часа, выйдете из зала. Я буду вас ждать.
Они так и сделали. Время было 12 часов. Купили билеты, сдали багаж, перекусили в буфете и отправились в город .
Без труда нашли кинотеатр и взяли билеты на фильм «Забытая мелодия для флейты». Зашли в прохладное фойе, походили мимо портретов киноартистов, поели мороженое. Дождались начала фильма и ровно через час без сожаления прошли к выходной двери. Вахтерша, поворчав, открыла засов, и они вышли на солнечную площадку позади кинотеатра.
Никого.
– Евгений Иванович, сюда! – послышалось из кустов.
Они с Инной сошли с дорожки, зашли за кусты и увидели неприметный фургон-уазик, который в народе назывался «буханкой». Боковая дверь его была открыта. Они влезли в темное нутро фургона и сразу почувствовали сильные руки, которые ловко защелкнули на их руках наручники и надели на голову шапочки до носа. 
– Не беспокойтесь, это временное явление. И сделано для вашей же безопасности. – сказал голос с явно московским акцентом.
– Кто вы и почему мы в наручниках?
– Можно было бы и догадаться. Мы давно за вами наблюдаем. И сейчас наш и ваш путь лежит в Москву-матушку.
– Зачем? Объясните!
– Объясняю, тем более, что время пока есть. За вами уже выслан транспортный самолет, который приземлится здесь недалеко, на военном аэродроме. Почувствуйте, Евгений Иванович, свою значимость! За вами пришлют персональный самолет!
Сейчас я жду сообщения, что дорога на аэродром свободна. И тогда мы тронемся. А в Москве вас очень ждут, как и вашу драгоценную подругу.
– Для чего?
– Какой вы недогадливый. Вы же уникальные люди. А может уже и не люди. Ведь вы дважды переправлялись через Реку и дважды возвращались от-туда. Такого еще не было!
– А вы знаете обо всех случаях?
– Конечно. У нас все места перехода находятся под контролем. Нельзя, чтобы такой процесс проходил самотеком, так сказать, хаотично. Уже при первом вашем приезде за вами установили наблюдение. На вокзале у нас пост и видеокамеры. Помните того мужика на «жигулях», который вас подвозил в Болязубы – это был наш человек. А Пал Палыч проконтролировал ваше перемещение в Малую Глушу.
– А перевозчик тоже ваш человек?
– Нет, это нет. Он с нами не сотрудничает. Это не наша епархия. А когда вы вернулись в первый раз, вас не удивило, что вас так легко отпустили? А зря.
– Так что, и Костя ваш человек?
– Нет, что вы. Костя – чистая душа. Я даже не понимаю, как такие люди могут работать в милиции. Надо бы его к нам, у нас не хватает таких людей. Но больно уж он правдолюб, честная душа, таким у нас будет трудно. 
– А участковый?
– Васька-то? Уж лучше бы вы его прибили. Темная личность, психически сломанная, алкоголем порченная. Но кто еще будет работать участковым в та-кой глуши? Извините за каламбур.
Так что мы позволили вам вновь переплыть Реку. И ждали, что будет дальше. А дальше вы опять появляетесь на вокзале. И тут уже стало легче следить за вами. Узнав, куда вы направляетесь, мы приготовились к встрече, и вот вы уже здесь. Зная вашу любовь к свободе, мы решили ее ограничить с помощью наручников.
– Что нас ждет в Москве?
– Ничего страшного. После вашего подробного доклада вас будут исследовать. Заодно возьмут на исследование тела тех людей, которых похоронили под вашими фамилиями. Выводы будут делать другие люди. А мое дело при-везти вас в Москву и передать своим коллегам в целостности и сохранности.
В машине повисло молчание. Затем зашуршала радиостанция
– А вот и сигнал. Вас понял. Дорога свободная. Трогаем.
Фургон зарычал и тронулся. Крепкие руки держали Евгения с двух сторон.
– Инна, ты здесь?
– Да, Женя, – услышал он в ответ.
– Все нормально, Евгений Иванович, не переживайте.
Наконец, после множества поворотов, фургон выехал на ровную дорогу и прибавил скорость.
В машине молчали. Тем более шумный звук мотора не располагал к бесе-де.
Вдруг водитель сбросил обороты.
– Товарищ майор, – послышался голос. – Гаишники.
– Откуда здесь гаишники?
– Может, проскочим?
– Ты с ума сошел. Они же только обрадуются, эти горячие головы, устроят погоню, стрельбу. Останавливайся. Покажи документы, но не давай в руки.
Фургон остановился. Через несколько секунд снаружи раздался бодрый голос:
– Старший инспектор Гогуа. Предъявите документы.
– Пожалуйста. А в чем дело?
И тут раздался резкий металлический стук, послышался какой-то шум. В глаза ударило что-то едкое, а в горло жгучее. Одновременно распахнулись боковая и задняя двери. В машину ворвались какие-то люди, и Евгений почувствовал, как его крепко схватили под руки и вытащили из машины. Потом его почти бегом понесли двое мужчин через кусты, по неровной дороге. По голове хлестали ветки, странно тяжело и прерывисто дышали его носильщики, которые не издавали больше ни звука. Из глаз текли слезы, а резь в них сопровождалась извержением из носа и судорожным кашлем, но приходилось терпеть.
Их дорожка то поднималась, то опускалась, петляла, слышался плеск воды, шуршание песка, стук камней.
Наконец его бросили на землю, вернее на траву, стянули шапочку и освободили от наручников. Вокруг них с Инной сидели четверо мужчин в камуфляже. Рядом лежали их противогазы. «Вот почему у них было такое странное дыхание», – подумал он.
Потом им промыли глаза и дали попить. Когда глаза стали видеть, а нос нормально дышать к ним подошел бородатый смуглый парень. Присев на корточки, он смотрел на них с каким-то нескрываемым удивлением и оценкой: стоило ли тащить их в горы?
– Здравствуйте, Евгений Иванович. Я Михаил. Про меня писал вам Костя. Так что мы все равно встретились. Извините за неудобства. Пришлось приме-нить слезоточивый газ. Но это скоро пройдет.
– А кто были те, в фургоне?
– Гости из Москвы. Вы им зачем-то сильно понадобились. Но когда вы еще ехали в поезде, Костя позвонил мне по межгороду и сказал, что за вами наблюдение, и вас будут брать сразу после приезда. Так что пришлось поторопиться, но малость мы не успели. Тот частник, который вас встретил на вокзале, был мой брат Давид. Это он должен был вас забрать у кинотеатра, но его опередили.
– Что с ним?
– Ничего страшного, жив и здоров, не беспокойтесь.
– Нас будут искать?
– Обязательно. Поэтому сейчас вы с нами идете туда, где мы вас поместим в безопасное место. А ночью отправим вас в горы. И вот и рояль в кустах, вернее мотоцикл с коляской. Женщина сядет в коляску, вы сзади. Держитесь крепко, поедем быстро. А пока надо оставить гостинец для служебных собак.
Он рассыпал вокруг какой-то порошок, потом побрызгал чем-то из баллончика, который передал товарищу.
– Закончите обработку. И приберитесь здесь.
Трое остались, а Михаил завел мотоцикл. И они поехали. Долго петляли по едва заметным дорогам. Наконец доехали до пещеры и там стали дожидать-ся темноты. Из коляски Михаил вытащил кусок брезента и ватное одеяло.
– Это пригодится для женщины.
Мотоцикл пришлось оставить. Михаил им вырезал палки, «в горах нужная вещь». Передохнув, они тронулись в путь. Ночь была светлая и тихая. Наверно нигде нет такой тишины, как в горах, где только камень и лед. К утру появился туман. Было холодно, и Инна завернулась в одеяло, а Евгений накинул на себя брезент.
– Туман как раз для нас, – сказал Михаил.
– Почему?
– Хорошо, что не будут летать вертолеты.
– А должны?
– Конечно, если вас будут искать.
Стало светать. Перейдя очередную возвышенность, они услышали лай.
– Это пастушья собака. Недалеко пасутся овцы. 
Они вышли на пригорок и увидели на склоне, затянутом туманом, возвышающуюся фигуру в шапке и с посохом.
Михаил что-то крикнул ему. Тот ответил. Потом пастух крикнул невидимым собакам. Те перестали лаять.
После полудня путники добрались до деревни. С горы открылась небольшая долина, покрытая зеленью. Хаотично, на первый взгляд, стояли каменные дома, штук тридцать, сараи, кругом ограды, каменные заборы, росли и деревья.
Они стали спускаться вниз.
– Женя, тебе не кажется, что все повторяется? – спросила Инна.
– Да, нас опять ведет проводник в деревню.
– Боюсь, что и опять будет Река.
– Но это уже будет перебор.
Они подошли к одному из домов, вошли во двор и присели на каких-то бочках. Михаил попросил их подождать и вошел в дом.
Через несколько минут из дома вышел старик в шапке и в каком-то халате. Он посмотрел на них и вернулся в дом. Минут через десять из дверей вышел Михаил, принес им кувшин молока, кусок сыра и пару больших лепешек.
– Будет совет старейшин и обсуждение как вам помочь. Пойду собирать стариков, – сказал Михаил и пошел по домам.
Евгений и Инна не спеша стали кушать. А из дома выскакивали дети по-смотреть на них. Скоро из других домов тоже появились любопытные глаза.
В дом потянулись пожилые мужчины с седыми бородами. Потом пригласили и Евгения с Инной.
Они зашли в полутемное помещение, освещенное одной лампой. Старики сидели полукругом на полу, поджав под себя ноги. Пахло едой и дымом.
Один старик встал и что-то сказал. Михаил переводил:
– Вас будут искать. И если они придут к нам в село, то кто-нибудь, а ско-рее всего дети, могут рассказать о вас. Но мы не можем выдать властям людей, которые пришли просить у нас помощи. Но и жить вам здесь тоже нельзя. На вас печать.
– Какая печать? – спросил Евгений.
– Это не переводится, – ответил Михаил.
– Значит, нам надо уходить?
– Есть безопасное место. Выше в горах есть озеро. Там вы укроетесь. Озеро священное. Там вас не побеспокоят.
– А если туда прилетит их вертолет?
– Сверху оно почему-то не видно. Несколько лет назад уже прилетал один вертолет, чтобы исследовать озеро и его окрестности. Но он сразу же сломался. Ученые вызвали другой вертолет. Он даже не приземлился, только забрал этих ученых и улетел. А их вещи остались у нас. Вам дадут их лодку и все что нужно, чтобы  жить на озере. А они пока будут думать, что делать дальше.  Пойдемте на выход.

Их еще раз накормили, на этот раз горячим супом, рисом, овощами. Им выделили дом, где для них приготовили постели. Они сразу упали на мягкие шкуры и уснули.
За окнами стало было уже светло, когда их разбудили:
– Отдохнули? Пора идти.
Им дали местную обувь и одежду. Приготовили надувную лодку, палатку, котелок, чайник, собрали мешок продуктов – сушеное мясо, рис, сухари, спички.
– Все это в  расчете на месяц. Вода там озерная, питьевая.
Всю поклажу погрузили на ослика, и троица вновь пошла в горы. Никто их не провожал. 
– Михаил, а ты там был?
– Нет, но мне все объяснили хорошо.
Через несколько часов, когда ноги стали подкашиваться от усталости, а солнце склонилось к гористому горизонту, они увидели озеро.
– Это точно озеро, а не река? – спросила Инна. – А то я уже устала от рек.
– Это озеро. Но в которое впадает река. И еще одна река вытекает. Так говорят, – ответил Михаил.
Голубая полоска между крутыми зелеными склонами постепенно превращалась в каплевидную впадину, к которой, казалось, нет никаких подходов.
– Там слева будет тропа, – сказал Михаил.
Они осторожно спустились к берегу. На небольшой полянке надули лодку и погрузили вещи.
Михаил на прощанье обнял их и сказал:
– Я бы с вами, но мне туда нельзя. И никому нельзя. Это Задний мир. Но вам старейшины разрешили.
– А что такое Задний мир?
– Так старики говорят. Передний мир – это где боги живут и волшебники всякие. Средний мир – это наш мир. А Задний мир, это мир мертвых. Но он там не один, их много и они как-то связаны и с нашим миром и между собой. И все чудеса, которые у нас случаются, это из тех миров к нам приходят. Но вам туда тоже не надо. Вы останетесь жить на берегу и ждать сигнала. Когда увидите на нашем берегу два костра, тогда возвращайтесь. Вглубь леса на том берегу не ходите. Запомните, что жить можно только на берегу. Но свой кос-тер прячьте, чтобы его не было видно с нашей стороны.
Михаил помолчал, потом добавил:
– Присядем на дорожку!
И помолчав с минуту, скомандовал:
– Ну, пора, а то скоро стемнеет.
– Прощай, и спасибо за все!
Они погрузились в лодку. Евгений сел на весла, а Инна на корму, и они поплыли.

Озеро было густо заросшее по берегам тростником. За ним виднелся лес, за лесом возвышалась гора. Они с трудом нашли маленькую бухту и вышли на берег. Затем перенесли все вещи в кусты и нашли подходящее место для па-латки и костра, отделенное от воды густой растительностью.
Скоро стемнело. Не разжигая костра, они забрались в палатку и легли спать. Было прохладно. Но, прижавшись, друг к другу они быстро согрелись. Вокруг лежала тишина, к которой невозможно привыкнуть городскому чело-веку.
Прошло несколько дней. Однажды, когда Инна сидела на берегу, а Евгений пытался поймать рыбу на снасти, которые им достались от той неудавшейся экспедиции, позади них раздался шорох. Они обернулись и увидели, как из кустов появилась высокая мохнатая фигура на двух ногах. Существо, полностью покрытое коричневой шерстью стояло и молча смотрело на них. Затем развернулось и скрылось в чаще.
– Это снежный человек?
– Похоже на то.
– А мне не было страшно, – храбро сказал Инна.
– А я очень испугался.
Через день их посетил новый незнакомец. Все повторилось. Они сидели на берегу, а из кустов вышел псоглавец в черном платье. Остановившись, он дол-го смотрел на них, а затем безмолвно развернулся и ушел. 
Больше незваных гостей не было. Если не считать следов каких-то существ на песке у самой воды.

Спустя месяц, поздним утром они увидели два костра. Быстро собрали вещи, подкачали лодку и поплыли. На берегу их ждал Давид. Вид  у него был усталый и озабоченный. Голова перевязана грязным бинтом. Едва улыбнувшись, он сказал, что Михаил не смог придти, у него были большие проблемы. И он попросил прощения, что так долго не мог вызвать их с того берега.
– Да не беспокойтесь. Еды у нас еще много осталось!
– Как осталось? За два месяца могло и не остаться.
– Какие два? Один месяц!
– Нет, прошло уже два. Значит там время идет по-другому. 
Давид передал им решение совета старейшин переправить их в Турцию. Там, тоже в горах, есть поселок, где живут родственники, и есть больница. Там можно выждать. А дальше остается только эмиграция. Здесь им покоя не дадут.
– Но остается вопрос: у вас на Западе есть к кому обратиться за помощью?
– Да, – ответил Евгений, – есть у меня один друг-англичанин. Гостил он у меня в Москве. А я у него жил неделю в Ливерпуле. Менялись книгами по истории флота. Хороший дядька.
– Вам надо будет написать ему письмо. Пусть он обратится в английское посольство в Турции, и оттуда приедут и заберут вас. А уж тогда вам можно уехать далеко, хоть в Австралию.
– А где Михаил?
– Михаил занят. У него другие дела.
– Секрет?
– Да, секрет. Слишком большие силы были брошены, чтобы найти вас. Было трудно сбить их со следа. Но нам это удалось. И я рад, что вы живы-здоровы. Так что собираемся, и в путь!
Они оставили на берегу лодку, а также лишние вещи, и, по просьбе Инны, присели на дорожку. Затем встали и решительно стали подниматься по поло-гому берегу. Наверху склона Евгений обернулся. Сквозь легкую дымку над озером он увидел полоску того берега, где они провели целый месяц или два. У самой кромки воды он внезапно заметил две фигуры. Из-за расстояния, не было понятно, люди ли это, но когда Евгений, поддавшись внезапному желанию, помахал рукой, на том берегу обе фигуры подняли руки и помахали ему в ответ.


Исправление ошибок

Это объявление в интернете он увидел случайно, и не обратил бы на него никакого внимание, если бы не его необычность.

Исправляем ошибки жизни. Тел.

Бросалось в глаза необычное цветовое оформление объявления, его яркий шрифт, но главное – необычность. Машинально он записал телефон и продолжал свои хождения по полям сети. Но в голове, где-то в ее уголке, осталось это объявление и не давало покоя.
Он не выдержал, набрал номер и ему сразу же ответил приятный женский голос:
– Алло!
– Здравствуйте! Я по объявлению.
– Что вы хотите узнать?
– Все.
– Это не телефонный разговор. И если у вас серьезные вопросы и намерения, то назовите себя, и мы вас будем ждать в офисе для приватной беседы.
– Меня зовут Марат Дамирович. А где вы находитесь?
– Через полчаса я вам перезвоню и сообщу наш адрес и время визита.
И действительно, она перезвонила и назвала адрес. На следующий день он приехал к обычной хрущевке. В торце ее было крыльцо и дверь без вывески. Он позвонил, дверь сразу открылась. Он вошел в «предбанник», где стояли два стула, вешалка и зеркало. Сразу же открылась соседняя дверь, из нее вышел мужчина средних лет.
– Прошу вас.
Они зашли в типичный офис. Стол с креслом и компьютером, журнальный столик и два кресла.
– Присаживайтесь, Марат Дамирович, хотите выпить? Или чай, кофе?
– Нет, спасибо.
– Тогда сразу к делу. Что вы хотите узнать?
– Сначала скажите – вы всех так сразу приглашаете и встречаете?
– Нет, что вы! Сначала мы узнаем о клиенте все, что нам нужно, и уж тогда приглашаем на встречу.
– Как узнаете?
– По номеру телефона узнать ваши данные не так уж и сложно.
– А если телефон зарегистрирован на другого человека?
– Тогда мы не приглашаем. 
– Хорошо. Ну, так как же вы можете исправить ошибки?
– Чтобы ответить на этот вопрос, вы должны подробно рассказать мне о своих ошибках. Можно не называть конкретные фамилии. И как вы сами хоте-ли бы исправить ситуацию. Я так понимаю, что ситуация очень серьезная, если вы обращаетесь за помощью к незнакомым людям?
– Да, я уже не знаю к кому обратиться. И в органы обращался, и к благо-творительным организациям, к экстрасенсам и колдунам… Сам я уже ничего не могу сделать.
– Слушаю вас с самого начала.
И он рассказал все о своем сыне:
.
– Знаете, я был девяностых годах в гостях в Англии по приглашению. И там я впервые услышал эту фразу – «Мой дом – тюрьма» Это сказал тот самый англичанин, который пригласил меня в гости. Оплатил проезд и катал меня по всей стране в соответствии с нашими интересами. Мы приезжали к нему до-мой только ночевать. Работа у него была интересная, дом большой, машина дорогая, жена симпатичная, взрослый сын. Что еще надо?
– Мой дом – тюрьма, – сказал он мне как-то за рулем.
– Не понял.
– Мой дом – тюрьма!
– Почему?
И он рассказал. Что сын у него наркоман. С женой они чужие люди. И до-ма он как бы отбывает наказание.
Я удивился. Ведь снаружи все было благополучно в его семье. А внутри вон как. И было жаль его, в общем-то симпатичного, творческого, энергичного мужика, И тем острее почувствовал я свое семейное счастье. У меня было все – квартира, работа, здоровье, любящая жена, умненький сын. Но какая-то иголка воткнулась в сердце. А вдруг и у меня будет такое? И как в воду глядел. Но все случилось не сразу.
В девяностых годах я работал в двух-трех местах. Лишь бы хватало денег на жену и сына. Он учился в хорошей школе. И учился хорошо. Потом посту-пил на платное отделение в хороший институт. Жена трудилась на полставки в хорошей конторе, чтобы было время для дома, для семьи. Я их почти и не видел. Только по вечерам. Даже в отпуск не выходил. И только-только я решил остановиться, взять тайм-аут, съездить с семьей куда-нибудь в Грецию, обнаружил, что живу в чужой семье. Сын, оказывается, нигде не учится и не работает. Шляется неизвестно где, а живет у нас и на мамины деньги. Это стало мне известно, когда он поднял руку на мать. Жена не смогла объяснить свой синяк. И я впервые решил серьезно поговорить с сыном. Разговор не получился. Он был на полголовы выше меня. И значительно шире в плечах. Спокойно достал сигарету, хотя дома никто не курил. Зажег ее, глубоко затянулся, вздохнул и сказал:
– Папа, я наркоман. И алкоголик, но лечиться не буду. Деньги я буду брать у вас. Если не дадите, я буду бить мать. Или буду угрожать самоубийством. Или сообщу твоему шефу, что у тебя сын наркоман. Или напишу аноним-ку в прокуратуру про твои финансовые аферы. Выбора у тебя нет. Сейчас давай мне штуку и меня здесь не будет три дня. А пока думай.
Я молча дал ему деньги. И он ушел. А послезавтра он вернется.

– Так. Ситуация, к сожалению довольно нередкая. И нам она уже встречалась.
– Простите, кому нам?
– Тем, кто занимается помощью.
– А можно конкретнее?
– Конкретнее можно, если вы согласитесь на нашу помощь. И то, не до конца. Наша помощь будет выражаться в том, что мы не будем устранять вашего сына, лечить или еще что либо. Мы сможем помочь только конкретно вам. С нашей помощью вы сможете исправить ситуацию в самом начале ее по-явления. И ваша боль об ошибке смягчится.
– Не понял.
– Сейчас поймете. Вы просто вернетесь в прошлое и сможете изменить свое будущее.
– Но это невозможно?
– Да, с точки зрения физических законов это невозможно. В нашем мире нельзя путешествовать во времени, а уже тем более влиять на события. Хотя многие фантасты вовсю эксплуатируют эту тему. Типичный пример – фильм «Назад в будущее». Теоретически можно построить машину времени и воз-вращаться в прошлое. Но. Каждый раз при этом вы будете создавать новую вселенную, и менять только «ту» реальность. А наша вселенная останется прежней. То же самое и с «будущей» вселенной. Однако это может произойти, если создать машину времени. А это сделать пока возможно только в воображении.
Далее. Как вы, может быть, слышали, наша вселенная бесконечна. Как макро, так и микро. Кроме того, существует бесконечное множество альтернативных вселенных в других измерениях. Вот туда-то и можно вас отправить в прошлое. Те вселенные практически идентичны с нашей, и между ними есть промежутки, на которые не распространяются традиционные законы физики. Поэтому вас можно отправить в прошлое другой вселенной. Ну, скажем, лет на двадцать назад. Раньше нельзя. У молодых психотип сознания неустойчивый, мальчик не примет сознание пожилого человека. Так что не раньше двадцати-летнего возраста.
– И что я там буду делать? Там же мой двойник?
– Правильный вопрос. Вы не можете там быть, так как это нарушит при-чинно-следственные связи. Поэтому туда отправится ваше сознание.
– Как это?
– Мне будет очень трудно объяснить сущность вашего сознания, но по-верьте, оно как субъект воздействия может перемещаться не только в теле человека. И мы ваше сознание перенесем в ваше второе «я» в альтернативной вселенной.
– И там будет два сознания?
– Хороший вопрос. Нет, сознание второго «я» перенесем в вас в нашу все-ленную. В результате вы начинаете новую жизнь, к примеру, в двадцатилетнем теле и сознанием пятидесятилетнего мужчины. А ваш двадцатилетний двойник в вашем пятидесятилетием теле.
– А он не сойдет с ума?
– Для этого вы оставите ему записку, где подробно все опишите – кто вы, что страдаете потерей памяти и на всякий случай пишите о самом важном – ФИО, семейное положение, адрес, где деньги лежат, ключи, банковские карты, документы, работа, друзья и прочее. Ну и мы вложим в его память основные понятие о современности. Кроме того мы подкорректируем ему сознание, дадим необходимый минимум, а остальное спишем на амнезию. Он якобы многое забудет из того, что произошло за тридцать лет. Да не беспокойтесь за не-го, со свежими мозгами и устойчивой психикой ему будет не трудно овладеть новой ситуацией.
– А я?
– А вы спокойно, с сегодняшними знаниями, сможете решить проблему вашего сына. Поменять ему друзей, школу, институт, переехать, в конце кон-цов, уехать заграницу, в общем спасти сына, и ваша совесть успокоится.
– Но она будет болеть у моего двойника?
– Уверяю, что мы ему поможем. Главное – мы выполним ваше желание и поможем исправить ваши ошибки. Ведь вы этого хотели?
– Да. Ну, а самое главное – что вы за это хотите от меня получить?
– Ну, это не главный вопрос, но существенный. Плата – это частица вашей матрицы, сознания, биополя… В современном словаре нет этого слова. Эта часть вашей души, жизненной силы, как угодно. У каждого человека она индивидуальна и рассчитана на определенный срок. Ну, скажем на восемьдесят лет.
– Кем рассчитана?
– Ну, вы еще спросите, есть ли Бог? Или в чем смысл жизни? На такие вопросы каждый человек дает свой ответ и самому себе.
– Итак?
– Мы берем за свои услуги пять процентов вашей сущности, что в конечном итоге от восьмидесяти лет будет составлять всего четыре года жизни. Причем, заметьте, последних, полных болезнями и страданиями. А мы еще в качестве бонуса даем безболезненную кончину во сне. Каково?
– Ладно, значит, если я соглашусь, то проживу на четыре года меньше?
– Да, но вы об этом даже не узнаете, потому что нельзя знать срок своей жизни.
– И что будет, если я соглашаюсь?
– Вы подпишите договор, мы сканируем ваше сознание и в течение трех дней вы примите решение, куда переместиться. Вот браслет, типа браслета здоровья, с часами, шагомером и прочими опциями, перед сном вы поставите на нем дату, куда вы хотите попасть и даже время. Затем вы примете вовнутрь эту капсулу. А потом отчетливо представите это время и место. Утром вы проснетесь там, а ваш двойник проснется здесь.
– Я согласен.
– Вот и чудненько. Распишитесь вот здесь. Не кровью, конечно. Пройдем-те в соседнюю комнату, там у нас что-то вроде томографа. Будет немного не-комфортно, потерпите десять минут.
После томографии он задал вопрос, который вертелся у него на языке:
– А если я передумаю?
– Как это?
– Не захочу уходить. Теоретически я могу выкинуть капсулу и браслет, и уехать куда-нибудь заграницу.
– Боюсь, что это не получится. Контракт подписан и уже оплачен. Это как билет в театр. Вы купили билет, и даже если не пойдете на спектакль, представление состоится. Тем более в вашей голове уже вживлен чип. В случае вашего побега у вас будут очень большие проблемы. Не рискуйте. Посидите не-много. Я принесу вам чая.
– То есть, все равно заберете четыре года моей жизни?
– Да, и вы еще лишаетесь спокойного ухода в иной мир. Так что не тяните с решением. Вдруг через два года у вас обнаружат острый лейкоз? И тогда вы уже внезапно можете уйти из этой жизни, уже насовсем.
– И, значит, я навсегда ухожу из этого мира?
– Почему навсегда? Теоретически со временем вы можете встретить моего двойника в том мире, и он поможет вам вновь поменяться мирами и телами. Все может быть… И знаете, – добавил он после небольшой паузы, – я вам не-много завидую. Не каждому суждено начать свою жизнь с опытом уже прожитых лет. Только не вздумайте связываться с лотереями, биржами и тотализаторами!
– Почему?
– Вселенные очень похожи, но все-таки различаются.
– Но ведь «Лестер» везде станет в 2016 году чемпионом Англии?
– Не уверен. Так что не рискуйте, живите спокойно. И прощайте. 

Когда он вышел на улицу, в его кармане лежала капсула, на руке чернел браслет, а в пакете шуршал договор. Голова немного кружилась.
– Я беглец, – думал он, – трус и подлец, бросаю жену наедине с сыном-наркоманом. Но ведь я же ничего не могу сделать!
Дома он мысленно прошелся по своему прошлому в поисках главных моментов. Он вновь, в который раз, думал, когда и как они упустили сына. А по-том он вдруг понял, что прошлое изменить невозможно, и ему нет альтернативы.
И, засыпая, ярко представил себе выпускной институтский вечер, кафе, после которого он тогда ушел гулять со своей будущей женой Татьяной. Он очень ярко и точно вспомнил другую девушку из его группы – Олю, влюбленную в него. К которой он так и не подошел за весь тот вечер, а потом ее след потерялся. Но на этот раз он подойдет к ней и начнет свою жизнь заново.

Он пришел в себя стоя на коленях перед незнакомым унитазом. И его выворачивало наизнанку. Все было плохо. Голова тонула в тумане, и мир вокруг кружился в такт музыке, которая раздавалась из-за двери. Наконец он очистил желудок, встал, вышел из кабинки и подошел к зеркалу. На него смотрел молодой человек в костюме, расстегнутой рубашке и очень бледным лицом.
– Это я, это я! – словно Дюймовочка запела у него в голове.
 – Мне пора освежиться, – пробормотал он и, пошатываясь, вышел из туалета. По ушам ударила музыка и шум кафе. Тут же к нему подбежала девушка неземной красоты:
– Маратик, тебе плохо? Давай пойдем на свежий воздух!
– Да, что-то меня развезло.
– А не надо было после водки опять пить шампанское. У тебя же слабый желудок. Тебе беречь себя надо, – щебетало небесное создание.
Оно нежно взяла его под руку и повела на выход.
– Татьяна, Марат, вы куда? – донеслось им вслед. Но они не ответили. Выйдя на улицу, он вздохнул полной грудью. Но голова продолжала кружить-ся.
– Может, возьмем такси? – спросила Татьяна.
– Нет, пройдемся пешком.
И они пошли по пустынной улице.
– А где машины?
– Какие машины? Уже двенадцать часов ночи.
– А куда мы идем?
– Ко мне домой, конечно. До тебя через весь город добираться. А я тут рядом.
– А твои родители?
– На даче ночуют. Так что можешь быть спокоен.
– А я и так спокоен.
Но какая-то неясная мысль не давала ему покоя. Что-то скреблось у него где-то подполом его памяти.
Они шли прямо посередине улицы. Действительно, ни одной машины. Чистый воздух, и заря встречается с зарею. Вдалеке белели стены и башни кремля. И он вдруг запел во все горло:

Утро красит нежным светом
Стены древнего кремля,
Просыпается с рассветом
Вся советская земля!…

– Тише ты, а то еще милиция заберет, – дернула его за локоть Татьяна.
Он замолк. Все хорошо. Но что-то все-таки мешало расслабиться. Что-то было не так. Как там у Высоцкого:

Нет, ребята, все не так,
Все не так как надо…

Но Татьяна уверенно вела его к своему дому, а Марату было легко и при-ятно, что не надо было думать, и можно просто подчиняться ее желанию, этой красивой девушке, его будущей жене и матери его будущего сына.


Тот свет 2

В первой части рассказывается о том, как главный герой после смерти попадает на Тот Свет, который оказывается его родным городом. Здесь «живут» все те, кто скончались в последние несколько десятков лет, в том числе и все его родственники. На загородном садовом участке он встречает свою жену, которая ждала его все прошедшие годы. Но радость встречи омрачается родственниками, которым тоже нравится этот сад. И поэтому супруги решают уйти из своего сада навсегда. 

Они сидели под соснами на травянистом пригорке. Недалеко ласково шелестели осины. Над ними голубело небо, солнце ласково просвечивало через легкую облачную дымку. Хорошо! Почти как в том, прошлом  Мире. Толь-ко больно тихо без птиц. Впрочем, там осенью лес тоже становится молчаливым.
– Ну что, уходим? – спросил он.
– Уходим! – ответила она.
– Прощаться с родственниками не будем?
– Нет!
Они встали, стряхнули с себя сосновые иголки, и пошли, сначала по тропинке, а потом вышли на шоссе.
– Пойдем в магазин спорттоваров, возьмем там велосипеды и поедем путешествовать, искать лучшей доли. Вдали от наших родственников, – предложил он, зная заранее ее ответ. 
До ближайшего магазина было километров пятнадцать, и они не спеша шли по ровной асфальтовой дороге, по которой никогда не ездили автомобили. Изредка навстречу им попадались велосипеды, самокатчики, пешеходы с тележками и налегке. Никто не здоровался, да и особо не присматривался к встречным людям.
– А как появляются здесь новые дома? И товары в магазинах? – спросил он, когда вдали показался город.
– Этого не знает никто. Да и надо ли знать? Все это происходит ночью. Я однажды как-то случайно видела этот процесс в городе ранним утром. Как сгустился воздух, появились какие-то прозрачные струи, словно на горячем асфальте в жару, и сквозь это марево возник новый дом. То есть по мере того, как меняется реальный город, так же меняется и наш. Потому что его обитателей становится все больше. И жилья уже не хватает. Поэтому люди заселяют новостройки, которые появляются по окраинам города. Да и в центре тоже. И потом, людям, которые жили в бараках, коммуналках, общежитиях, старых домах хочется хоть на этом свете пожить в нормальных, цивилизованных условиях. Так что и здесь бывают небольшие бытовые конфликты из-за жилья. Все люди хорошие, но квартирный вопрос и здесь их иногда портит. Мы же здесь тоже люди, и можем испытывать боль, физическую или душевную.
– То есть, нервные окончания в этом теле дают информацию о физической боли?
– Да.
– А что у нас внутри?
– А что у нас внутри было на Том Свете, ты знаешь? Ты же никогда не видел свое сердце, желудок легкие… Так и здесь ты не видишь, куда и как де-вается потребленная тобой пища или вода. И хорошо! Не надо туалетов, кана-лизации и прочих прелестей цивилизации.
– А кто здесь следит за порядком?
– Никто. У каждого свой внутренний, этический тормоз.
– Но ведь здесь живут и бывшие преступники?
– Да, но на лбу у них это не написано. Воровать здесь нечего. Драться? Ради чего? Тормоза здесь работают хорошо. Так что об этом здесь ничего та-кого не слышно.
– Значит, у всех есть внутренние тормоза?
– Да. Здесь нет агрессивности, жадности, злости, зависти. Во всяком случае, я этого не видела.
Помолчав, он перевел тему разговора:
– Итак, здесь город стоит с 1950 года?
– Вернее здесь, в этом городе живут люди, ушедшие из жизни после 1950 года. Мой знакомый профессор говорит, что через сто лет город будет за-полнен и закроется. И будет создан другой мир.
– Так значит, если в тот новый другой мир попасть, то можно и не встретиться с близкими людьми из этого мира?
– Не знаю. Может быть есть способ попасть в другие миры. Профессор ищет эти пути. Он исследует и этот мир. Ходит, например, в магазины и смотрит, как там появляются новые товары.
– И как же?
– Он берет, к примеру, велосипед и ждет, когда на этом месте появится новый. Но при нем ничего не происходит. Надо уйти из магазина, и тогда но-чью появится новый велосипед. Профессор попросил еще одного человека взять велосипед, а сам спрятался в лунную ночь поблизости от застекленного запасного выхода, чтобы было видно, и стал ждать. Новый велосипед появился ночью. Так же воздух стал сгущаться и вибрировать. Из него появился велосипед. Такое же происходит и с книгами, конфетами и прочими предметами.
– Если у вас нет электричества, то как же вы видите в магазинах, в которых обычно нет окон; ведь освещение должно быть электрическим?
– Освещение в магазинах искусственное, появляется утром, и исчезает вечером. Как будто кто включает и выключает свет. Но горят не лампы. Свет исходит от потолка и стен. Как это объяснить, я не знаю.
– А профессор не хотел исследовать этот мир дальше города?
– Нет. Он как-то объехал все окрестности, но ничего интересного не на-шел. Поэтому решил жить на своей любимой даче, на которую никто пока не претендует и заниматься исследованиями в городе. Он ходит на кладбища, смотрит, как там изменяются могилы и памятники.
– А свежие газеты и журналы у вас есть?
– Нет. Этого у нас нет. Так что информации о теперешнем положении в том мире тоже нет. Да и не интересно это. Все что нужно, рассказывают вновь пришедшие в этот мир. Каждый день несколько человек. Кому интересно, идет с расспросами к ним. Бывает, что целые лекции о современном положении в Том Мире проходят.
– А как вы узнаете, что появились новички?
– А вот это уже у нас как шестое чувство. Мы здесь знаем, что в городе появился новый человек, и в каком примерно районе.
– Так ты знала, что я здесь окажусь?
– Конечно. Это чувствуется сразу. Ведь у близких людей в Том Мире устанавливается незаметная ментальная связь, которая сохранятся и здесь. Она Там почти не чувствуется, а здесь – да. Но я не бросилась к тебе. Я знала, что ты сам приедешь, и мы будем в спокойной обстановке общаться.
– Не очень-то долго была спокойная обстановка.
– Да ладно, у нас целая вечность впереди.
– А как ты определяешь вечность? И сколько лет здесь живут?
– Ну, во-первых, здесь не стареют. А жизнь продлится, как считает профессор до тех пор, пока не закроется наш мир, то есть сто лет.
– Постой-постой. А кто умрет в 2049 году – тому жить всего  год?
– Нет. Этот мир открыт сто лет. И живут здесь по сто лет. Но это его теория. И проверить ее правильность мы сможем только 2050 году.
– А вы считаете дни?
– Да, у нас такой же календарь, как и там. Только он никому не нужен. Здесь нет работы и выходных. Правда есть праздники. И которые некоторые отмечают.
– Например, День Победы?
– Правильно. У нас тут много ветеранов, и они собираются на площади и проходят строем.
Так за разговорами они прошли весь путь и очутились перед торговым центром, где зашли в почти безлюдный магазин спорттоваров. Выбрали велосипеды, палатку, спальники, два рюкзака набили необходимыми вещами.
– А горючее вещества?
– Их нет.
 – Значит, забыть про горячий чай?
– Да.
Они не забыли пенку, топорик, фляжки, надувные матрасы, туристическую одежду. В книжном магазине нашли карты города, окрестностей и страны.
– Куда поедем?
– Сначала на ту сторону реки. Поживем немного там на горе, так что бы небо огромное над головой, а внизу река широкая и город вдали. Давно меч-тал. А надоест, поедем к Черному морю. А потом в Европу. Кто нам мешает посмотреть на Берлин, Вену, Париж?
– По-моему отличная мысль – путешествовать! Когда, если не сейчас?
И, загрузившись, они тронулись к выходу из магазина. По дороге они увидели, что здесь стало довольно много людей.
– Ты знаешь, путешествия – одно их основных занятий в этом мире. Через наш город каждый день  проходит много путешественников – японцы, китайцы, вьетнамцы. В обратную сторону идут европейцы. В этом мире нет ни-чего, что привязывало бы людей к одному месту. Здесь не нужно виз, денег, транспорта, гостиниц: или иди просто пешком, или поезжай на велосипеде.
Вот они-то, путешественники, рассказывают много интересного. Оказывается, в Европе работает почта, издаются газеты и журналы, открыты гости-ницы, рестораны и кафе. Там изобрели какой-то пневматический двигатель, который может двигать велосипеды, а скоро сделают и автомобили. У них там летают планеры, на которые тоже хотят поставить моторы. Вот тогда будут и самолеты! А еще там строят парусные корабли и плавают на них в Америку. И там, говорят, изобрели какой-то совершенно новый двигатель. И искусственное освещение – без электричества, огня или газа. Так что и в этом мире есть технический прогресс.
– А у нас здесь пока застой?
– Да, но зато у нас многие занимаются спортом. И ты знаешь, твой брат имеет большие успехи в шахматах и футболе. Играет на трубе в районном духовом оркестре. Отец твой увлекся армрестлингом. Играет в ансамбле гармонистов. А мать твоя только и вышивает.
– Откуда ты знаешь?
– В городе постоянно проводятся соревнования – по футболу, баскетболу и многим другим видам спорта. И по шахматам тоже. На том свете людям некогда было заниматься спортом, а сейчас они отводят душу. А еще есть бильярд, большой и настольный теннис, и мой брат, например, – чемпион по бильярду. Правда, нет агрессивных и силовых видов спорта – это бокс, борьба и прочих. Пишутся афиши от руки или на машинке по всем видам увлечений и развешиваются по городу.
Но у нас тут нет нездорового азарта. Игры проводятся для удовольствия, а не для того, чтобы во чтобы то ни стало победить. В Том Мире игра при-влекла к себе деньги, и стала бизнесом, политикой, криминалом. А здесь игра только для положительных эмоций. Но я и раньше не любила играть, и не ви-дела смысла в том, чтобы у кого-то выиграть и победить. Поэтому и с тобой в шахматы играла всегда без желания. 
– Здесь народ увлекается одним только спортом?
– Нет. Еще искусством и культурой. Люди занимаются живописью – от-крыты художественные школы и галереи. Открыты театры, ставятся спектакли, все, правда, под открытым небом. Ведь кроме магазинов у нас в помещениях нет искусственного освещения. В общем как в античные времена – спортивные соревнования и театры на воздухе. Здесь большой выбор музыкальных инструментов. Музыкой увлекаются многие, и пением – вокалом и хоровым. Поэты пишут стихи и читают их друг другу, прозаики тоже пишут и устраивают читки. Народу собирается много. Так что здесь как райский уголок для творчества, все занимаются тем, чем хотели бы там, но не могли или не успевали.
Но самое главное – у нас исчезла агрессивность, и тормоз стоит на насилие. Так же как и на употребление алкоголя и наркотиков. Сахар можно найти и дрожжи. Но брага не получится, нет здесь мака и конопли. Да и все равно не получится, люди пробовали… Так что нет здесь алкоголя, наркотиков и огня. Что, в общем-то, полезно для нашей же безопасности.
– Так значит, и пожаров здесь не бывает?
– Ничего у нас не горит. Даже если высекать искры или добывать огонь с помощью трения. Что-то в воздухе есть такое, что не дает жизнь огню. Да он и не нужен. Единственный недостаток то, что театры простаивают – там без окон довольно темно, но и там есть желающие выступать в полумраке. А еще для детей у нас есть детский сад, для подростков открыта школа, и там их учат лучшие преподаватели и педагоги города.
– А чему здесь учить, если нет работы?
– Гуманитарным наукам, культуре, искусству, этике и эстетике. И хорошо, что каждый может выбрать себе науку для изучения по своему желанию.
Он подумал и спросил:
– Я где-то читал, что в нашем городе смертность составляет около тридцати человек в день. Если так, то будет около тринадцати тысяч в год. За сто лет – примерно миллион человек будет жить в городе. Значит, жилья всем хватит?
– Конечно. Тем более, есть много людей, которые уходят.
– То есть, уходят, если они здесь не захотят жить?
– Есть и такие. Говорят, что существует даже способы уйти из этого мира.
– Какие?
– Например, прыгнуть с моста в воду. Но перед этим четко представить, куда ты хочешь попасть. Тех, кто прыгает, обычно не находят. То есть, ни в воде, ни на берегу утопленников нет. Но это только говорят, я точно  не знаю.
– А ты как сюда попала?
– Ничего интересного. Тоже, как и у тебя, полет в небо, облака, туман, пелена и возвращение в пустую больницу. Пришла домой, а  там твои уже живут. Тогда я пошла, навестила маму и вернулась в библиотеку. Да, и библиотеки тоже работают. Там я устроилась в комнате отдыха. Привела все в порядок, нашла библиотекарей, которые там сейчас работают. И ушла в наш сад. Тут мне спокойней было тебя дожидаться. И это, кстати, четвертое основное занятие жителей города. Садоводством увлекаются очень многие. И в городе и в пригороде распахано много новых участков. Благо семян самых разных и экзотических в магазинах у нас очень много.
Они вышли на широкую площадь перед супермаркетом. На стоянке стояли несколько велосипедов и тележек. Он взглянул на небо, осмотрелся по сторонам, и сказал в задумчивости:
– Ты знаешь, мне кажется, что все это я уже видел, и не раз. Как будто бы во сне. Или в своих видениях перед сном…
– А я думаю, что возможно этот мир ты создал сам. И ты его стал создавать сразу же, когда я ушла из Того Мира. Ведь есть теория, что каждый чело-век после смерти попадает в тот мир, который он представлял в силу своего воображения.
– Ну, я не мог так много представить.
– А если этот мир создавал не только ты один, а это как бы коллективное творчество?
– Может быть… Да, сложно здесь, как и в том мире.
– Зато интересно! Так что давай жить в этом мире, если наша судьба по-зволила нам это сделать.

На фото первый в мире самолет с пневматически мотором.. 1898 год.

 
КИНО

 «Золушка» (1947 г.)
 
Продолжение

Вот он, счастливый конец сказки – Золушка и Принц, наконец, встретились! И уже больше никогда не расстанутся. Они сыграли прекрасную свадьбу, на которой веселилось все волшебное королевство. А сразу после всех торжеств, Принц и Золушка решили уехать в свадебное путешествие к теплому морю.
И только одно обстоятельство немного омрачало душу Золушки. За свадебным столом рядом с любимым отцом сидела и Мачеха, которая была очень весела. Здесь же были ее «любимые» сестры. Всех их нельзя было не пригласить на свадьбу. Хотя бы формально Лесничиха была мамой Золушки и женой ее отца. И поэтому Мачеха приняла решение: несмотря на нанесенную ей обиду, всех простить и переехать во дворец вслед за своей любимой младшей дочерью.
– Ведь места для нас во дворце хватит? – кротко спросила она Короля.
– Конечно, хватит, – ответил обескураженный Король.
Но Золушка, ослепленная счастьем, ничего не замечала кроме своего принца. И даже то, что на лестнице королевского дворца их провожали не только Король и его придворные, но и Мачеха с дочерьми, которые  стояли в первых рядах провожающих.
Когда через месяц счастливые Золушка и Принц подъехали ко дворцу, на той же лестнице их встречала только Мачеха, одетая в роскошные одежды и с короной на голове.
– Дорогие мои! – воскликнула мачеха. – С приездом вас! – И она прижала опешившего Принца к своей обширной груди.
– А где мой отец? – с трудом освободившись от объятий, спросил растерянный Принц.
– Он болен, и тяжело. За ним ухаживают мои крошки, – ответила Мачеха.
Принц и Золушка бросились в покои короля. Тот лежал с закрытыми глазами среди груды подушек, а возле него сидели сестры Золушки. На Анне красовалась корона.
– Что это значит? – спросил Принц.
– А это значит, – ответила Мачеха, –  что твой отец после вашего отъезда полюбил мою старшую дочь Анну и женился на ней.
– Он не мог подождать моего приезда?
– Не мог. Он очень сильно полюбил и торопился связать себя узами брака. Теперь Анна королева. А я королевская теща. То есть королева-мать! – торжественно заявила Мачеха. – Так-то, дорогой зятек. Дельце сделано!
Принц подошел к королевской кровати и взял отца за руку:
– Что с тобой, папа?
– Ах, сынок! – открыв глаза, слабо ответил Король, – Когда ты уехал, мне стало так грустно, что я принял ухаживание сестер Золушки. Они были так ласковы со мной, что я полюбил одну из них и решил жениться.
– Тебя околдовали!
– Может быть, сынок, но придворный волшебник по настоянию матушки Золушки, уехал к себе в деревню. А я что-то приболел. Матушка поит меня лекарствами, но мне становится все хуже. Может быть сейчас, когда вы приехали, мне станет легче?
– Не станет. Дорогой зятек, мне лучше знать, ведь я в молодости занималась знахарством и лечебными науками. Так что попрошу всех очистить помещение! Королю нужен покой!
Принц и Золушка послушно вышли из покоев в сад и задумались.
– Что делать, Принц? Я очень боюсь за короля!
– Думаю, что есть только один выход. Надо звать фею-крестную.
– А я уже здесь! – сказала вдруг появившаяся Фея. – Я тоже хотела вас встретить после путешествия, но увидела, что творится во дворце и ужаснулась.
– Спасите короля, дорогая фея!
– Конечно, надо это сделать, но уж очень трудно. У старухи такие связи! Но есть выход.
Фея исчезла, а через некоторое время появилась вместе с придворным волшебником.
– Вдвоем мы ее одолеем!
Они стали колдовать и через несколько минут из дворца выбежала Мачеха и ее дочери:
– Караул, пожар! Спасите! – кричали они, убегая прочь.
– Они сошли с ума? – спросила Золушка.   
Фея пожала плечами:
– Нет. Просто они больше сюда никогда не вернутся. Они навсегда забудут дорогу во дворец. Пусть, пусть поживут в своем доме, да еще и без при-слуги в виде Золушки.
– А мой папа?
– Папу твоего мы возьмем во дворец. Хватит ему мучиться с твоей мачехой. А сейчас пойдем к Королю и развеселим его хорошими новостями.
– Но ведь он женат на Анне?
– Уже нет. Он с ней развелся, тем более, что брак был фиктивный, и больше таких глупостей он делать не будет.
Вот это и будет настоящим счастливым концом сказки.






Дело Румянцева (1955 г.)

Впечатление

Хороший фильм, ничего не скажешь. Любовь, авария, криминал, невинная жертва, счастливый конец. Хорошие актеры, оператор, режиссер. Но! С первых кадров, еще в детстве у меня возникала масса вопросов к сюжетной линии фильма и ее деталям. 
Почему детдомовских детей везут в кузовах грузовиков? А если в пути случится дождь или резкое торможение?
Почему девушка, которую подвозит Румянцев, впадает в какой-то обморочный сон, спит на плече у незнакомого шофера, несмотря на шум, остановки и поворот в обратную сторону?
Почему при аварии Румянцев получает лишь синяк на лице и царапины на руке, и только девушка с травмой головы попадает в больницу? И не специалист может представить последствия лобового удара грузовика в кирпичную стену: водитель ломает грудную клетку об руль, а пассажирка вылетает в лобовое стекло. В фильме стекло почему-то уцелело.
Насколько благороден поступок Румянцева – пронести без разрешения в больничную палату папиросы и колбасу? Он бы еще водку принес…
После прокола колеса любой шофер ищет домкрат и запаску. Румянцев зачем-то лезет под машину.
Абсолютно выпала из фильма сцена ареста Румянцева. Непонятно до сих пор – где, когда и на каких основаниях его задержали? Да еще сразу повели на допрос.
Сын Королькова дома пишет анонимку почему-то в белой рубашке и в пионерском галстуке.
Полковник в парике (лысые милиционеры не приветствовались?) проникает квартиру Шмыглова. А был ли сразу предъявлен ордер на обыск?
Жена полковника за тюлем четыре дня стояла в очереди! Поверить?
Шило – это улика? Разве по диаметру его острой части можно доказать, что именно этот инструмент проделал дырку в колесе?
Румянцев выходит из тюрьмы с чемоданчиком. Видимо там его личные вещи. Где он его взял? Или может он в каждый рейс берет «тревожный» чемоданчик? Или в тюрьме такие всем выдают?
Румянцев идет по улице и прикуривает у сержанта. Тот стоит на посту и курит?
Видимо в стрессе Румянцев в квартире друга Евдокимова никак не может снять фуражку. Зато в ресторане в финальной сцене сразу ее снимает.
Риторический вопрос: почему в фильме все так много курят?
Полковник знает о том, что Евдокимов усыновил мальчика. Это святая обязанность сотрудника уголовного розыска?
Непонятно, в чем обвиняют Мишку, приятеля Румянцева. Если бы даже он подтвердил, что видел Румянцева, чем бы это тому помогло?
– Ну и подлецы же вы оба! – говорит Румянцев Мишке и его супруге. Интересно, что Инну Макарову, на которую он смотрел с такой ненавистью, ему придется через три года крепко полюбить в фильме «Дорогой мой чело-век».


«Снежная королева» (1957 г.)

Изменение

Как там было написано у Ганса-Христиана Андерсена: «В большом го-роде, где столько домов и людей, что не всем хватает места хотя бы на маленький садик, а потому большинству жителей приходится довольствоваться комнатными цветами в горшках, жили двое бедных детей – Кай и Герда, и садик у них был чуть побольше цветочного горшка. Они не были братом и сестрой, но любили друг друга, как брат и сестра. Родители их жили в каморках под крышей в двух соседних домах…»
Итак, в старинном городе жили-были Кай и Герда. Они очень дружили. Но другие дети сторонились Герды, и называли ее ненормальной. Хотя она всего лишь любила, кроме Кая, цветы, одиночество и сказки.
Она плохо видела и хромала на одну ногу. Но была добрая, отзывчивая и безобидная девочка. Кай жалел ее, читал ей книги и верил, что когда-нибудь Герда выздоровеет, и они поженятся.
Но со временем случилось так, что Кай сильно изменился, стал грубым и насмешливым, и даже передразнивал бабушку! Герда очень переживала эту перемену и наделялась, что все будет с ними хорошо, тем более бабушка говорила, что это трудности переходного возраста.
И вот однажды зимой Кай пошел на санках играть с мальчишками, и до-мой к обеду не вернулся. Его долго искали родители и соседи. И особенно Герда, хотя она и почти ничего не видела. Но она целыми днями ходила по го-роду и спрашивала у прохожих, не видел ли кто Кая. Однако даже следов его так и не нашли. Герда плакала каждый день. А бабушка успокаивала ее, говоря, что скорее всего он жив, но его заколдовала Снежная королева, и он ушел в ее королевство на севере. И если все будет хорошо, то весной, когда растают льды и дворец королевы, Кай  вернется. Герда верила бабушке. Она была очень доверчива. Но все вокруг считали, что она «у себя на уме», или, что еще хуже, «не в себе». Она очень любила сказки, и когда Кая не стало, слушала их у бабушки, которая знала их очень много.
Весной, когда растаял снег, а Кай так и не вернулся, Герда обула свои новые туфельки и, ничего не сказав родителям и бабушке, ушла из города на север. У всех встречных она спрашивала о Кае, но никто ничего не знал. Дойдя до реки, она села в лодку и попросила реку привезти ее к Каю. Лодка поплыла, а Герда сидела на корме, веря в долгожданную встречу.
К вечеру лодка пристала к большому дому у реки. Герда вышла на берег и познакомилась со старушкой, которая обещала помочь ей в поисках. А пока предложила отдохнуть. Она напоила ее какими-то травяными напитками и Герда уснула. Каждый день ее поили, и Герда стала все забывать, но однажды женщина забыла это сделать, и Герда, очнувшись, выбралась из дома и побрела опять на север. Дойдя до моря, она встретила мужчину, который был очень похож на ворона. Она спросила его о Кае. И тот тоже обещал помочь ей, тем более, что зимой к принцессе во дворец пришел незнакомый мальчик.
Мужчина, похожий на ворона привел ее в каморку во дворце. Он работал там дворником, познакомил Герду с женой-поварихой и уложил ее спать. Однако ночью Герда, у которой был очень тонкий слух, услышала их разговор о том, что они хотят с ней сделать. Она смогла сбежать из их каморки, а затем проникнуть во дворец и найти там того мальчика. Однако он оказался не Каем, но когда Герда рассказала о своем горе, она ему очень понравилась. Он обещал ей помочь и дал ей карету. Однако при отъезде ревнивая принцесса приказала слугам завести Герду далеко лес и оставить ее там.
Заехав в лес, карета якобы застряла, Герду высадили, а затем карета  неожиданно уехала. Герда в одиночестве пошла дальше и конечно встретила разбойников. Те привели ее в пещеру, где атаманша хотела с ней позабавиться, а может даже и съесть, но этого ей не позволила ее дочь. Она расспросила Герду и тоже решила помочь ей. Ночью маленькая разбойница, прихватив мамину «кассу», с Гердой вышли из пещеры и отправились на север. Дойдя до жилища лапландки, они устроились ночевать. Наутро лапландка сказала, что до дворца Снежной королевы им не добраться, так как море растаяло. Надо ждать зимы. Герда была в таком отчаянии, что разбойница ей призналась, что она и есть Кай, которого заколдовала Королева за то, что он отказался стать ледяным принцем. Королева превратила его в девочку и отдала разбойникам. А атаманша удочерила ее.
«Кай» сначала боялся рассказать всю правду Герде из-за страха, что она ему не поверит. Но видя, в каком состоянии находится несчастная девочка, он передумал. Так что теперь, когда они встретились, надо было возвращаться.
И они вернулись. И родители Кая удочерили разбойницу, так как она была похожа на их мальчика. Но «Кай» просил Герду не говорить никому, что он Кай, чтобы над ним не смеялись и не звали девчонкой. А когда-нибудь, он уверен, что все же расколдуется, и они поженятся. Они очень дружили, эти Кай и Герда, и любили друг друга. А когда Герда стала большой, она написала сказку «Снежная королева» и подарила ее Андерсену.
Вариант. Но однажды зимой к Маленькой разбойнице на улице подошла высокая и красивая женщина и предложила покататься на ее санях. И та не смогла женщине отказать. Так пропал и этот «Кай», а когда несчастная Герда стала большой, она написала сказку «Снежная королева» и подарила ее Андерсену.
Позднее, когда сказку издали, она упрекнула писателя только в том, что хотя это и сказка, но голуби не высиживают яйца зимой. Так что никак не мог-ли птенцы видеть, как Снежная королева увозила Кая с собой на север.
 
«Сказка о рыбаке и рыбке» (1950 г.)

Изменение

Он проснулся от храпа. Давно уже с ним не было такого. Храпел папа дома в детстве, храпели в лицее, и вот здесь он вновь сквозь сон услышал знакомые звуки.
Он поднял голову и увидел обладателя храпа. Вернее обладательницу. Его богиня, его Венера, извергала из себя неблагозвучный звуки в такт поднятия великолепной груди. Богиня была растрепана, но красива. От нее пахло цветами, вином, рыбой и потом. Правда, откуда-то доносились посторонние запахи отхожего места.
Он осторожно оглянулся. Лачуга без окон, украшенная цветами, коврами и пустыми бутылками. Сюда его привела богиня и дарила ему свои ласки, в надежде узнать себя в будущих стихах курчавого гения.
Он осторожно встал, натянул на себя штаны и рубашку, и с туфлями в руках вышел на воздух. Начинало светать. На море был штиль. Вода зеркально отражала светлеющее небо. Кроме тихого храпа вокруг была только тишина. Он вышел и босиком и пошел к воде, прохладный песок приятно поскрипывал под ногами.
Он пошел вдоль берега и увидел одинокую фигуру, сидящую на перевернутой лодке. Старик смотрел на море. «Старик и море» – подумал он, хорошее название. Он подошел к нему. Старик в грязной серой рубахе, полосатых штанах и босиком смотрел в море. Не глядя, сказал:
– Доброе утро, добрый человек!
– Здравствуй, старик. Не спится?
– Да уж. Не поверите, господин хороший, тридцать годков живу с женой и три года, а не никак не привыкну к тому, что жена храпит. И что я только не делал, ничего не помогает.
– Вот и я, как ни странно.
– Так вы с дочкой моей спали. Она храпунья в маму свою… Я уж и у Золотой рыбки просил помочь, вылечить моих красавиц от храпа. Не могу, говорит, это не болезнь, а свойство. Не поддающееся, говорит, лечению.
– А кто это Золотая рыбка – местная знахарка?
– Какая еще знахарка! Рыбка она и есть рыбка. Волшебная. Только не все она может. Сын утонул, так она его не смогла оживить. Нельзя, говорит, из мертвого сделать живым. Не получится. Душа уже в другом мире. А будет «зомби» говорит, слово-то какое страшное. Но вот корыто новое сделать может. Хотя, что проку от него, не любит моя старуха стирать, хожу месяцами в грязном. Или сам постираю, или соседку прошу, хотя и стыдно.
– А дочь?
– А что дочь? Ей не до стирок, она с господами гуляет. Деньги в дом приносит. А дом-то знаете какой у меня был! Золотая рыбка постаралась. Только толку от него тоже не получалось. Заболела супруга моя жадностью, а через этого лишилась и дома и всего остального. А мне-то ничего и нужно было, мне и в землянке хорошо. Тепла женского под боком, и рыбы поймать на продажу. Тут уж Золотая рыбка мне помогает отменно. Не желаете ли бычков али другой рыбы, господин хороший – сушеной, соленой, валенной, а вот свежей нет. Лодки целой нет, а с берега сейчас неводом ничего не поймаешь.
Он внимательно слушал рассказчика, не перебивая. Старик не казался сумасшедшим, речь его была правильная, без всяких украшений.
– А можно Золотую рыбку мне увидеть?
– Нет, господин хороший, она чужим не показывается, только мне. А дочку она мне взамен сына подарила. Вам, небось, понравилась?
Он вспомнил свою богиню и понял, что в ней было что-то рыбье: гиб-кость тела, большие глаза, тонкий рыбный запах… Ну да, она же дочь рыба-ка…
Возвращаться в лачугу Венеры ему почему-то не захотелось. Он вздох-нул во всю грудь, встал и пошел вдоль песчаной линии берега, держа обувь в руках.
– Ну как на счет рыбки, господин хороший? У меня лучшая рыба в этих краях! – донеслось ему вслед.
Но он не останавливался, уходил от моря, время от времени оглядывал-ся, замечая, что где-то вдали золотой искрой сверкала волна. Видимо, это была Золотая рыбка,


«Храбрый олененок» (1957 г.)

Изменение

Небольшое стадо северных оленей с большим трудом пробиралось на юг. Их вел вожак Тургун. А позади всех оленей шла молодая олениха Тайганэ с маленьким олененком Айхо.
Олененку было тяжело и скучно идти по глубокому снегу, и он постоянно разговаривал со своей матерью:
– Мама, я есть хочу!
– Прости, сынок, но у меня нет молока.
– А почему у тебя нет молока?
– Потому что нет сочной травы,
– А почему нет травы?
– Потому что выпал снег и всю траву завалил .
– А почему выпал снег?
– Потому что наступила зима. Зимой всегда снег и холодно.
– А что же мы будем кушать?
– Надо потерпеть, и мы дойдем до полей, где есть ягель, не покрытый снегом.
– Но я сейчас хочу есть! Я не могу своим копытцами рыть снег и искать траву. Я не могу есть траву, я хочу молоко!
– Потерпи сынок!
– Я устал. Я сейчас упаду. И почему все олени в стаде большие, а я маленький?
– Потому что ты поздно родился.
– А почему я поздно родился?
– Потому что твой папа поздно меня полюбил.
– Почему поздно?
– Он долго думал, что я еще молодая и не могу иметь детей. Он не мог оценить моей красоты. А когда решил на мне жениться, уже наступила весна. Так что все дети в стаде родились в середине лета, когда вокруг было много травы, а ты родился уже осенью, перед самой зимой.
– Значит, это папа виноват, что я такой маленький, а все такие большие?
– Не говори так! А то папа рассердится.
– А я всегда буду маленький?
– Нет, ты тоже будешь большой, только если дойдешь до ягеля.
– Мама, а что это за странные звуки позади нас?
– Это волки, сынок.
– А кто такие волки?
– Этот такие звери. Которые нас кушают.
– Зачем?
– Так принято. Мы едим траву, волки едят нас. Не всех, конечно, а самых маленьких, старых и больных оленей.
– Значит, они могут скушать и меня?
– Если ты будешь отставать.
– Мама, а может лучше отдалим волкам старую однорогую олениху. Волки ее скушают и отстанут.
– Нет, сынок, она хоть и старая, но еще сильная. Вон как бодро идет в середине стада.
– А я не хочу, чтобы меня съели.
– Вот и хорошо. Давай пойдем быстрее, а наш могучий вожак Тургун про-гонит волков. И все будет хорошо. Потерпи сынок…











«Голубая стрела» (1958 г.)

Впечатление

В 1958 году в Советском Союзе вышел на экраны фильм с интригующим названием «Голубая стрела». О чем этот фильм? Не будет сюрпризом, что вновь о западных шпионах, которые заполняли экраны советских кинотеатров.
Можно подумать, что шпионы и диверсанты так и шныряют и шастают по просторам огромной страны, непрерывно пытаясь что-нибудь взорвать или, по крайней мере, украсть важнейшие военные секреты.
На этот раз западные спецслужбы каким-то волшебным образом узнали, что в СССР сконструировали некий «баллон», который позволяет самолетам развивать необычайную скорость и набирать огромную высоту.
Конечно, на Западе таких устройств нет, и там очень захотелось бы по-лучить такой замечательный агрегат. И наши конструкторы почему-то испытывать его решили не на сверхсекретном полигоне где-то в Астраханской области, а у самой границы, у самого Черного моря. Где, как известно, шпионов хоть пруд пруди. Эти хитрые и коварные особы узнают не только время испытательного полета, но и марку самолета, и его маршрут. И посылают в воз-душное пространство СССР свой военный самолет, чтобы он сбил советский истребитель именно в том месте, где его будет ждать шпионская подводная лодка. Она замаскирована под советскую подлодку и набита русскоговорящими предателями, отщепенцами и диверсантами. И коварный план удался. Самолет сбит, летчик катапультировался, а его обломки упали в воду рядом с берегом, где наши пограничники несут свою службу. Им, конечно, придется вести неравный бой с иностранными диверсантами, но они смогут сообщить о вражеской подводной лодке. И тут-то советский флот показал себя во все красе – и корабли, и самолеты, и вертолеты – все было брошено против лазутчиков. И конечно, мы победили и не поленились снять с трофейной подводной лодки перископ и показать его иностранным журналистам на мифической пресс-конференции.
Правда непонятно, что подразумевали создатели фильма и советская цензура, назвав фильм «Голубая стрела»? Что там было голубого, кроме Черного моря? И почему оказался так слаб советский военно-морской флот, что к нашему берегу могла подойти дизельная подводная лодка, а советский самолет был сбит над своей же территорией?
Но всему этому находится очень простое объяснение. Была проведена хитро задуманная спец. операция КГБ, своего рода ловушка. Западным спец. службам была умело подброшена якобы секретная информация об испытательном полете «Голубой стрелы» и о «баллоне». Западу дали понять, что можно без особого труда проникнуть в наше пространство.
Но на самом деле их тут всегда ждут и не с подарками. А заодно будет обезврежена агентурная сеть вражеских агентов и захвачена целая подводная лодка, набитая так называемыми «недобитками», то бишь недобитыми врагами советской власти.
Так что, как говорят коммунисты: «Граница на замке!».


«Девушка без адреса» (1958 г.)

Продолжение

Они медленно шли по мокрому от дождя перрону, счастливые и уставшие от такого долгого ожидания встречи. Дошли до упавших огурцов. Подняли, положили их в сетку, и пошли дальше. Счастье переполняло их. Все провожающие уже разошлись, и никто им не мешал. Он вошли в здание вокзала и присели на скамеечку.
– Куда дальше? – спросила Катя, когда они обо всем наговорились
– Ко мне домой, в общежитие.
– Ну что ж, к тебе, так к тебе.
Они сели на автобус и приехали к общежитию. На вахте их остановил вахтер.
 – Куда?
– Ко мне.
– С девушками не положено.
– Дядя Вася, не узнаешь меня, что ли? Это же я, Паша Гусаров.
– Узнаю, но с девушкой не пущу.
– Так в гости только. Она иногородняя. Ей пока остановиться негде. Пусть только вещи оставит. Я в долгу не останусь.
– Ладно, проходите, но к вечеру чтобы духу ее здесь не было.
– Спасибо.
Они прошли в комнату, где их ждал Митя с накрытым столом. Присутствовало шампанское, консервы и прочие деликатесы.
Отпраздновали скромно, и Митя пошел погулять.
– А где я буду ночевать? – спросила Катя.
– Здесь. Мы с Митей уйдем в другие комнаты, коек свободных много, время отпусков.
– А вахтер?
– Я ему дам пол-литра. Он о тебе забудет.
Они еще посидели, и только Паша собрался уходить, как в комнату во-рвался комендант.
 – Посторонние в общежитии!
– Так ей некуда иди пока.
– Пусть идет в женское общежитие.
– Но она у нас не работает.
– Так пусть устроится и приходит.
– Но сейчас же ночь.
– Завтра пусть устраивается. Освободите помещение!
И Катя с Пашей покорно вышли на улицу.
– Куда пойдем? В гостиницах наверняка мест нет, – сказала грустно Ка-тя.
– Тогда может к деду?
– Не хочу!
– Да, ладно, не съест он тебя, поедем. Не на вокзале же ночевать.
Они взяли такси и приехали к уже сонному деду, который вышел к ним в семейных трусах.
– А, непутевая, прибыла на первый путь!
– Пусти дедушка меня переночевать!
– С кавалером?
– Нет, только Катя, – подал голос Паша, – а я в общежитие.
– Ну, тогда ладно, внучка, проходи. А я уж и раскладушку твою прибрал.
На утро Катя с Пашей, который отдыхал после ночной смены, встретились у стройуправления и пошли в отдел кадров устраивать Катю монтажницей – королевой воздуха. Но ей предложили только место подсобницы. Зато определили место в женском общежитии. Влюбленные съездили к деду, который поворчав, снова прибрал раскладушку, и поехали на новое местожительство Кати. Поселили ее в комнате на четырех человек. В комнате никого не было, и Паша повез ее по Москве показывать свои любимые места. Вечером усталые, но довольные они попрощались у дверей общежития, и Катя пошла в свою комнату. Там ее уже ждали. Посреди комнаты стояла рослая девушка с решительным лицом. Катя еще не знала, что это Клава, та самая  крановщица, любительница поэта Щипачева и последняя пассия Паши. Та была лаконична:
– А, это ты! Вот ты какая, зараза! Заждалась я тебя. Все стройка гудит – Пашка невесту себе нашел! А я бы тебе косы за Пашку повыдергивала! Ты у меня еще поплачешь!
Катя в испуге бросилась к своему чемодану:
– Я уйду! Извините! А в другую комнату можно?
– Больше нет свободных коек. Ложись пока здесь, возле параши.
– Нет-нет, я лучше в другом месте.
И, подхватив чемодан с гитарой, Катя выбежала из общежития. Она опять осталась одна на московской улице. Сидела на чемодане и думала.
Что делать? Паша ушел на работу в ночную смену. Пошла бы сейчас к нему на стройку, но это неизвестно где. 
Что делать? Паши нет рядом, а в кошельке пусто, В общежитие не хочется идти. Дождь… Когда они еще поженятся, если и поженятся, и когда им отдельную комнату дадут… Сколько ей жить с такими крановщицами? А подсобницей работать тоже не хочется… Ну что же делать?
Тут до ее плеча кто-то дотронулся. Она подняла голову и увидела вахтершу общежития. Та с участием смотрела на нее:
– Что, с Клавкой сцепилась? Она известная у нас особа. Не то, что другое, ей и палец в рот не клади.
– Что же мне делать, подскажите!
– А ты иди жить в мою комнатушку, авось вдвоем нам веселей будет. Потом Паша комнату снимет, он человек не бедный. Я как раз знаю одну женщину, которая сдает хорошую жилплощадь и недорого. А как поженитесь, вам уже на общем основании дадут комнату в малосемейке. А то и квартиру. Паша ведь у нас передовик!
Катя улыбнулась. Взяла чемодан с гитарой и пошла вслед за вахтершей. В конце улицы заходящее солнце ярко осветило мокрую мостовую и тротуары. Дождь прошел, и верилось, что все будет хорошо!


«Дорогой мой человек» (1958 г.)

Впечатление

Если вы никогда не читали книгу Юрия Германа «Дело, которому ты служишь», по которой был снят фильм «Дорогой мой человек», то мой совет – не читайте! Все равно больше двух страниц не одолеете и будете не в состоянии понять, о чем там идет речь. 
И вот по этому первоисточнику режиссер Иосиф Хейфиц снял фильм со своим любимым актером Алексеем Баталовым. Герой Устименко благородный донельзя! Служит и служит своему делу. Пытаясь, причем, забыть о личной жизни. И вроде бы он должен внушать кинозрителю любовь и уважение, но нет, как-то не очень получается.
Уже в начале фильма он сам решает судьбу любимой девушки – надо служить народу и ехать в глушь. На ее попытки объяснить, что и артистка может служить народу, он резко отвергает такую формулировку и расстается с любимой. Бывает.
А вот может ли быть, что студент-медик, который поступил в медицинский институт в период гражданской войны в Испании и получил диплом еще до войны, стать уже в начале Великой Отечественной войны капитаном? На-верно он должен быть максимум как лейтенантом. А в фильме у него отчетливо видна на петлице одна «шпала» капитана. Допустим, в 1937 году он получает диплом врача, к 1941 году он отработает четыре года,
 и неужели это позволит присвоить ему звание капитана?
Конечно, у сценаристов и режиссера есть ответы на эти вопросы. Но, быть может надо, чтобы простой зритель все-таки не задавал их при просмотре фильма?
А еще поражает такой эпизод, когда военврач Устименко ползет на передовую таскать в тыл раненых. А затем идет оперировать. Но ведь он же хирург! Так зачем же отнимать работу у санитаров и с дрожащими от усталости руками и ногами идти на операцию?
После войны Устименко продолжает служить людям в больнице и травит дома табаком свою дочь. Поразительно: врач по ночам в одной комнате со своей дочкой молотит по пишущей машинке и вовсю обкуривает ребенка. Типа, я весь в науке. Человечество это оценит!
Но есть в этом фильме еще более благородный человек – адмирал в от-ставке, папа возлюбленной, который отдает свой большой дом детскому саду, оставляя сына и дочь без жилья, и отправляется к Устименко в коммуналку? Или я что-то неправильно понял? 


«Тайна далеко острова» (1958 г.)

Впечатление

Сценарий мультфильма «Тайна Далекого острова», написанный в 1957 году, оставляет после ознакомления странное и даже можно сказать двойственное впечатление. С одной стороны авторы В. Данилов и Н. Эрдман попытались создать увлекательный сюжет, связанный с детьми, их приключениями, про экспедицию в далекие страны, подводные чудовища, борьбу с колониализмом. Конечно, детям это будет интересно. А с другой стороны – нагромождение нелепиц и ошибок. И тут встает первый вопрос – эти ошибки авторов сознательные или по незнанию? Быть может авторы в своих нелепицах пытались подстегнуть фантазии детей и заставить их обратиться к книгам, энциклопедиям, картам и справочникам, чтобы разоблачить эти мультипликационные мистификации?
Начнем с самого начала. Итак, в наше время, где-то в южной части Тихого океана туземный мальчик Дум, вместо того, чтобы учиться в школе, постоянно ныряет в поисках жемчуга, но ничего не находит. Приплывает в деревню к дедушке и тот ему говорит, что где-то есть очень много жемчуга, то есть на далеком острове, который изображен на ручке ножа вождя Патуалло. Мальчик, мечтая найти этот остров, бросает еле живого дедушку, сбегает из дома, прихватив последнюю лодку, и плывет куда глаза глядят,  надеясь, что судьба его принесет на искомый остров. И действительно, шторм, а вернее сценаристы помогли ему найти тот самый остров.
Сразу возникает вопрос, а зачем мальчику жемчуг? Что, аборигены живут только ловлей жемчуга? Для кого? Для себя? Кому-то продают? И что, если не будет жемчуга, все умрут с голода? А что, нельзя ловить рыбу, заниматься сельским хозяйством, разводить свиней, выращивать кокосы, развлекать туристов? Что обычно и делают во второй половине 20 века папуасы. Однако, судя по мультфильму, если не будет жемчуга, все будет очень плохо.
А может быть, это проклятые колонизаторы угнетают туземцев? И, не-смотря на опасности в виде акул, силой их заставляют добывать жемчуг? Вопросы остаются без ответов. Мальчик находит жемчужину и радуется как ребенок, а советский ребенок будет думать: почему Дум так счастлив? И что он будет делать с жемчужиной? Ведь у советских мальчиков другие заботы. Они исследуют животный и растительный мир южной части Тихого океана. Оки-нем взором карту мира. Как наша подводная лодка оказалась в тех краях? Что, уже все рядом с нашей страной уже исследовано? И что это за лодка такая, которая плавает в 10 тыс. км от родных берегов? Атомная? Дизельная так далеко не заплывет.
На ее вооружении ультразвуковые торпеды, но что это такое? Оружие против акул? Она движется на ультразвуке, поражает ультразвуком? Как наводится? Одни вопросы. Кто главный на лодке? Профессор Бобров? Ведь он от-дает команды (спасти Дума, например). Значит это мирная лодка? И поэтому в экспедицию берут его внука пионера Петю? Удивительный ребенок, который даже в подводной лодке не расстается с пионерским галстуком. И за это ему полагается индивидуальный водолазный костюм. Вернее два, так как для Дума тоже нашелся такой же костюм.
Порядки на лодке такие мирные, что на дно отправляется милое семейство профессора с внуком и туземец. На них, конечно, нападает монстр – огромный осьминог. Похоже, что на сценаристов большое впечатление произвел новый фильм «Тайна двух океанов» Там присутствует агрессивный монстр-кальмар, и там тоже мальчик на подводной лодке, правда почему-то без галстука. Но и для него нашлась детская одежда.
Так значит, мультфильм будет научно-фантастическим, как «Тайна двух океанов»? Только с наукой в сценарии большие проблемы.
Профессор обнаруживает замечательные познания в области средневекового холодного оружия, в повадках осьминогов и свойствах саргассовых водорослей. Хотя все эти сведения весьма сомнительны, если не сказать больше. А далее сценаристы вспомнили замечательную сцену из «Детей капитана Гранта», когда кондор уносит мальчика. Быть может Жюль Верн и не знал, что 15 кг птица-падальщик в связи со строением когтей не может даже приподнять 40 кг мальчика. Но наши сценаристы должны бы знать, что 10 кг пеликан тоже не поднимет даже малолетнего водолаза. Да и зачем Петя вцепился в ноги птицы? Чтобы прокатиться?
Бобров и Дум тоже решили покататься, и тоже необычным образом – на морских черепахах, удивительных животных, которые доставили их именно в нужное место. Так это сказка или что?
Петя на берегу, вместо того, чтобы ждать помощи и высматривать в тревоге деда и Дума, ведомый сценаристами идет зачем-то вглубь острова. И там, конечно, находит предмет, который связывает современную историю с ножом вождя Патуалло. Сценаристы заставили Петю выучить испанский язык, наверняка зная, что это пригодится. Петя обнаруживает в старом доме старую книгу, вероятно 16 века. Несмотря на климат, книга прекрасно сохранилась, в отличие от тел испанцев. Дон Хуан наверно сам себя похоронил, чтобы не пугать детей.
Итак, испанский корабль в поисках жемчуга и рабов плавает в южных морях и скупает за побрякушки жемчуг у туземцев. Видно, что здесь сценаристы хорошо знают историю. Загляните в энциклопедии и узнаете, что испанцы плавали в Центральную и Южную Америку, а затем оттуда и  на юг Тихого океана. Хотя, что им там делать? Богатства им было достаточно и в Америке. Но испанцы искали неведомую Южную землю. И тут вроде все правильно.
Но далее туземцы захватили судно испанцев, и что же? Живых их высадили на остров с двумя вершинами, вождь проклял чужеземцев. А что дальше? Племя покинуло свой родной остров. Зачем? На ноже он вырезал картинку острова и хранил его всю жизнь. Зачем? Для сценаристов? Племя покинуло (на испанском судне?) родные места, где было много жемчуга? Зачем? Испугались испанцев?
А испанцы тем временем, оставшись жить на острове, построили дом для капитана и исчезли из истории, оставив книгу для Пети. И шляпу с жемчугом для Дума и его народа. Тут Бобров снова сверкнул интеллектом, заявив, что жемчуг в шляпе на крыше – это лучшее средство сохранить его качество. Хотя, как известно, жемчуг «не любит» свет. А затем профессор  (и сценаристы) просто поразили сценой с леопардами. Утверждается, что на островах живут эти хищные кошки, да еще они всегда ходят парой. Это вообще можно оста-вить без комментариев.
Ну, и в конце фильма благородный Петя дарит Думу весь найденный жемчуг. Действительно, зачем советским людям жемчуг? Правда остается вопрос – а зачем аборигенам жемчуг? Наверно, чтобы продать его, купить билеты и приехать в Москву по приглашению Пети и профессора Боброва.
В этой рецензии насчитывается более десятка вопросов к сценаристам. И желание понять, что же они хотели сказать в этом фильме? Создать просто увлекательный и наивный научно-фантастический фильм о приключениях двух мальчиков или сделать мультипликационный сборник загадок для любознательных детей? Но, увы, за давностью лет, ответа уже не будет.


«В джазе только девушки» (1959 г.)

Продолжение

Солнце за кормой уходило за горизонт. С заднего сиденья раздавались чмоканья и постанывания. Мотор катера работал ровно и не мешал продолжению диалога.
– Я мужчина, – сказала Дафна, срывая парик.
– У каждого свои недостатки, – невозмутимо ответил Осгуд.
Моторка стремительно приближалась к его яхте.
– Наверно ты меня не понял, Осгуд?
– Прекрасно понял. А вот ты не понимаешь. Того, что наконец-то я встретил родственную душу, человека, который мне близок настолько, что мне все равно, мужчина он или женщина. И вообще, я с тобой танцевал весь вечер. Это самый незабываемый вечер в моей жизни! Такого со мной не было никогда. Никто до тебя не делал этого просто из любви к искусству. А ведь я так люблю танцевать. Но эти девицы до тебя танцевали со мной ради моих денег. И только ты…
Но тут они подплыли к яхте и стали взбираются по трапу.
– А эти твои подружки – лесбиянки? – спросил Осгуд, видя, что Джо и Душечка не могут оторваться друг от друга.
– Нет, Джозефина тоже мужчина.
– Очень хорошо. Ты мне за ужином все подробно расскажешь. Эй, музыканты, вставайте, мы приехали. Поднимайтесь на борт. Вам предоставят от-дельные каюты.
– Почему? – вскричала любовная парочка.
– Вы же официально не женаты. У меня на яхте это строго, не то, что в отелях.
Стюарды увели Джо и Душечку, а Дафна, то есть Джерри опять надела парик, чтобы не шокировать команду.
– Куда мы поплывем, Осгуд?
– В Нью-Йорк, к маме, я ей уже телеграфировал. Она тяжело больна, мучается, но говорит, что не умрет, пока ее сын не женится. Мы упадем перед ней на колени, она даст нам свое благословение и свое свадебное платье. По-том будет свадьба. А дальше, если ты пожелаешь, мы можем развестись, и я буду платить тебе пожизненные алименты. Тебя это устраивает?
– Да, Осгуд, ты очень добр. Покажи мне свою каюту.
– Извини, сначала твою. Потому что пока мы не женаты, мы будем жить в отдельных каютах. Но в дневное время я надеюсь, ты не оставишь меня и будешь разделять со мной время трапезы? Встретимся за ужином.
Яхта набирала скорость, направляясь на север, а мафиози, узнав, куда подевалась пара музыкантов, уже звонили в Нью-Йорк, чтобы узнать все об Осгуде и его девочках, которых он увез у них из-под носа.
И вот, наконец, яхта прибыла в порт Нью-Йорка. Осгуд познакомил свою маму с Дафной, которая произвела на старушку чрезвычайно приятное впечатление. Мама, сидя в инвалидной коляске, благословила «молодых» и расплакалась: «Теперь я могу умереть спокойно». Произошла скромная помолвка, на которой Душечка, в качестве подруги невесты, спела свою последнюю песню. Она еще надеялась на свою свадьбу с Джо. Но тот уже начал спускать все деньги, которые он выручил от браслета Осгуда. Бега, рулетка – все это в купе с проигрышами вводят Джо в длительный запой. Туда же вскоре вошла и Душечка. Попытка Джерри спасти друзей окончилась ничем. Хотя  Осгуд купил им небольшой ресторанчик с эстрадой, где они могли бы и сами выступать. Но тяга к алкоголю все разрушила. Тем более, Джо сначала ушел от Душечки к девице «не такой толстой», а потом его нашли мафиози и пристрелили как опасного свидетеля. Душечка чуть позже скончалась от передозиров-ки алкоголя и кокаина.
А Джерри и Осгуд после свадьбы в Лас-Вегасе уплыли на Гавайи. Там Джерри вновь стал мужчиной и настоящим другом Осгуда, который ввел его в совет директоров компании. Иногда, лишь иногда, для «прикола» Джерри надевал платье и играл на контрабасе. И это только для Осгуда.
«Девчата» (1962 г.)

Продолжение

Дверь широко распахнулась и в комнату вбежала сияющая Тося:
– Девочки! Илюшка сделал мне предложение!
– Как предложение, какое?
– Он хочет, чтобы мы поженились!
– Поздравляем!
– Я так счастлива, так счастлива! Но у меня есть один вопрос, который меня очень беспокоит.
– Какой?
– Мама Вера, ты самая умная, подскажи. В училище нас водили на медосмотр. И там у нас все смотрели. И врачиха сказала, что у меня нет этой, как ее… Ой, мне так стыдно об этом говорить. А я знаю, что в первую брачную ночь у невесты должна быть кровь на простыне. А у меня вдруг не будет. Что скажет мне Илья?
– Глупенькая. Если любит, то поймет.
– А мне говорить ему об этом?
– Пока не говори. Ты же еще пока не невеста.
– Мама Вера! Я так боюсь первой брачной ночи! Девчонки в училище чего только не говорили про «это»! Волосы дыбом вставали! Что больно будет, что кровь будет, и вообще…
– Не бойся, Тося. Все через это проходили, и редко у кого что-нибудь страшное встречалось. Тем более, Илья вон как к тебе ласково относится. Ты же маленькая…
– Только учти, Тоська, что он может сделать тебя женщиной и до того как ты станешь ему женой! – сказала Анфиса.
– Как это?
– Так. Скажет «люблю», сил нет терпеть, отдайся.
– А я что должна делать?
– Это уж твое дело. Некоторые уступают, а потом всю жизнь жалеют.
– Почему?
– А мужик получит свое и в кусты.
– Мама Вера, так бывает?
– Бывает, Тося и довольно часто.
– Мама Вера, а твой муж, он как?
– У нас была любовь, настоящая. До свадьбы – ни-ни, только поцелуйчики. Уж потом он дорвался. Но быстро охладел. Не хотел детей. И предохранялся.
– А как?
– Пользовался презервативами.
– Чем-чем?
– Презервативами. Это такие резиновые мешочки, которые мужчины на это самое место одевают. Чтобы ребеночка не было.
– А это обязательно нужно, чтобы детей не было?
– Нет. Можно просто не давать себя мужу в те дни, когда можно забеременеть.
– А это как?
– Вот у тебя месячные идут неделю. А после них ты неделю не забеременеешь. Потом неделя – пятьдесят процентов, и неделя, что почти сто процентов. Это я в журнале «Здоровье» прочитала.
– И как это высчитывать?
– Заведешь себе календарь и будешь считать. Только мужикам ведь порой плевать на твой календарь.
– Да, не им же аборт делать, – добавила Анфиса.
– Катька, а у вас с Сашкой уже было что-нибудь?
– Если честно, то было. Мы ведь все равно поженимся.
– Дай-то бог, – пробормотала Анфиса.
– А как у вас было?
– В лесу летом мы с ним встречались. Или в общежитие, когда там никого не было. Но это было всего несколько раз, и очень осторожно. Нельзя мужиков баловать.
– А что значит баловать?
– Отдаваться им по первому их желанию.
– Тем более, желания у них могут быть разными, – добавила Анфиса.
– Не поняла. Ведь любовь – это для того, чтобы дети были?
– Не всегда, Тося. Если уж откровенно…
– Мне можно, я уже совершеннолетняя…
– Так вот, Тося, мужчина может тебя попросить сделать кое-что...
– А что?
– Нет, рано тебе об этом. И, дай бог, тебя это минует.
– Да, как же, – сказала Анфиса.
– Анфиса, помолчи!
– И еще, Тося. Надо постоянно следить за чистотой. И мужу и тебе. И если нет таких условий, то лучше мужчине отказать. Гигиена в семейной жизни – превыше всего. С этим делом связано много болезней и очень нехороших.
– Я даже читала в «Здоровье», – встряла Анфиса, – что есть такие дремлющие болезни, и у мужчины и у женщины. Которые вдруг могут как бы проснуться, и ты идешь к гинекологу, не зная от чего это произошло. А он тут же – с кем была в связи? Да ни с кем, говоришь. Не может быть, говорит. А вот может...
– Ой, девочки, страшно-то как!
– Еще бы!
– А говорят еще, что при первом контакте…
– Ну, это у всех по-разному. От темперамента мужчины зависит и еще много от чего. И еще, перед свадьбой съезди сама в город или попроси кого-нибудь, чтобы купили вам презервативы.
– Что, так сразу?
– Конечно. Вдруг у вас свадьба, а у тебя месячные. При этом деле вообще от интимной близости нужно отказаться.
– Мама Вера, а можно я все, что вы тут мне рассказали, запищу.
– Пиши, пиши конспект. И спрячь под подушку. А потом с Ильей вместе читать будете, – сказала Анфиса.
– И еще, Тося. Не допускай мужа до себя, когда он будет пьяным. Ребенок может родиться больным.
– Ладно, запомню. А я, мама Вера, вот еще что хотела спросить, да раньше было не у кого. Про аборты.
– Это Тося, больная тема для всех женщин. Это когда ты забеременела, и не можешь или не хочешь ребеночка, то идешь в больницу, и там ребеночка в тебе убивают.
– Как убивают?!
– А вот как…– встряла Анфиса.
– Нет, Анфиса, давай Тосю не пугать раньше времени. Только Тося, ты знай, что некоторые женщины еще делают аборт неофициально. И не смотри на меня так, Анфиса. Да, тайком, в антисанитарных условиях, у всяких незарегистрированных акушерок. Или в горячую воду с марганцовкой ложатся, или таблеток всяких напьются, лишь бы ребенок не родился. А потом болеют, и вообще без детей остаются.
– Да и в больницах тоже бывает не сахар… – добавила Анфиса.
– Ой, девочки, а мне замуж уже идти страшно! Уж больно все сложно! Я-то думала – вот люблю я его, а он меня. До свадьбы будем целоваться. А после свадьбы ребеночка сделаем. Комнату нам дадут. Ясли потом, детский сад, школа. Я учиться заочно буду. Илья мастером станет, или начальником участка. И все будет хорошо.
– А потом придет какая-нибудь Анфиса и уведет твоего мужа у тебя из под носа и останешься ты одна с ребеночком.
– Не каркай!
– Но ведь так бывает!
– Бывает, но со мной не будет. Я верю в это!
– Счастливая ты, Тося. Веришь в прекрасное будущее. А может у тебя и все сбудется. Будет у тебя один любимый муж. И куча детей, дом, работа, здо-ровье, подруги верные. Должно же это у кого-то быть, а девчата?










«Добро пожаловать или
Посторонним вход воспрещен» (1964 г.)

Впечатление

Уважаемая редакция!

Пишет Вам от лица своих коллег молодой педагог, который уже несколько лет работает в пионерском лагере вожатым. Мы посмотрели фильм «Добро пожаловать или посторонним вход воспрещен» и решили не молчать.
Наше общее впечатление – авторы фильма живут в какой-то другой Все-ленной. Они полностью придумали этот пионерский лагерь и этот сюжет, который не имеет к реальной жизни почти никакого отношения.
Можно, конечно, фильм разложить по пунктам. Например, Иночкина не могут оставить на станции одного без присмотра. «Фанфан-Тюльпан» не показывают в лагерях, он «до 16 лет». По лагерю бродят странные личности: «А что вы это здесь делаете?», а также свинья и посторонние дети.
В деталях много неправды. А по сути, идея фильма – свободу Иночкину! Значит, пусть плавает через речку? Абсурд. Знаете, сколько детей и взрослых тонет летом? Не знаете, такой статистики нет. Но мы знаем точно – много!
И призыв чиновника в конце фильма: «Айда купаться!» – это какая-то провокация!
Дынин абсолютно прав, призывая к дисциплине. Это не дисциплина тюрьмы, а дисциплина пионерского лагеря. И если в фильме дети занимаются,  чем хотят, то в реальности вожатые и педагоги заняты тем, чтобы дети были под контролем и всегда были заняты интересным делом. Каждый день в лагере у каждого отряда расписан по часам. Для чего? Чтобы не болтались дети без дела, и не было у них времени для походов в крапиву или купания в неположенных местах.
В отличие от фильма, самый страшный день в лагере – это Родительский день. Родители привозят кучи еды, как будто дети голодны, и пичкают их до пищевого отвращения. Затем родители напиваются и лезут в воду, да еще с детьми. А ответственность на вожатых и товарище Дынине!
И мы не понимаем, почему в финальных кадрах Дынин уезжает из лагеря? Что, Иночкин победил? Если Дынина выгнали, уволили, то за что? Или он как маленький мальчик просто обиделся и уехал? Да не может этого быть! Он нормальный мужик. И взвешивать детей надо, и за здоровьем их смотреть, чтобы ребенок домой приехал здоровым. И в палатах должен быть порядок, а не бардак, как в фильме, и это тоже возложено на вожатых. А в фильме вожатая томно ходит с томиком Чехова. Смешно ей! От «Дамы с собачкой»? От «Ваньки Жукова»? От «Трех сестер»? А ее дети болтаются по лагерю в поисках приключений.
Как там говаривал Станиславский: «Не верим!»
Пусть это будет комедия! Но не оскорбительная для тысяч вожатых и педагогов пионерских лагерей!
И в заключение мы решительно предлагаем ограничить показ этого фильма в широком прокате или даже вообще запретить. И уж тем более для зарубежного зрителя, который может подумать, что у нас все детские лагеря чуть ли не тюремного типа.


«Дюймовочка» (1964 г.)

Продолжение

Осенью, на следующий год после свадьбы, к Дюймовочке прилетела Ласточка и передала ей привет от женщины, у которой она родилась в цветке:
«Она болеет и очень скучает по тебе, хочет увидеться, что бы ни умереть, не повидавшись с тобой». Дюймовочка взгрустнула и пообещала навестить женщину. Потом она попросила любимого Короля эльфов отпустить ее на родину, и тот не отказал ей. И более того, предложил ей лететь вместе, дабы он не волновался за нее. Ласточка с радостью согласилась их перенести на себе на родину.
И на следующую весну они отправились в путь. На спине у Ласточки сделали удобные сиденья, а из травинок сплели укрытие от дождя и ветра.
После долгого перелета они нашли тот дом, где родилась Дюймовочка и ту женщину. К счастью, та уже выздоровела и с ликованием встретила Дюймовочку и ее мужа. Тем более, ей в подарок они привезли маленький бриллиант. Женщина угощала их медом, вареньем и прочими яствами. А еще она по-просила знакомого мастера сделать маленький домик, в котором все было как по-настоящему. Но мастер сделал не домик, а маленький дверец, который при-вел всех в восхищении. Дюймовочка и Король поселились в нем. В гости к ним приходила и старая колдунья и все соседи, и все восхищались Дюймовочкой, ее мужем и дворцом.
Все было хорошо до тех пор, пока Дюймовочка не предложила Королю полететь на речку, туда где началось ее путешествие.
– А там не опасно? – спросил Король. 
– Нет, там живут только лягушки, жабы, рыбы да раки.
И они полетели. Было чудесное утро, солнце, ветерок, зеркальная гладь воды.
– Смотри, как хорошо! – воскликнула Дюймовочка, но Король не успел ей ответить. Быстрая тень заслонила солнце. Огромные крылья закрыли пару, и Дюймовочка оказалась в лапах большой стрекозы. Она стремительно понеслась вниз к воде, а Король, выхватив шпагу, бросился за ней, но мог ли он угнаться за драконом?
Дюймовочка в ужасе почувствовала, как ее схватили крепкие лапы, а по-том как ей откусывают ее чудные крылышки.
И тут же она увидела, что ее Король догнал их и бросился в бой против чудовища. Своей шпагой, с которой никогда не расставался, он стал бить по глазам стрекозы. Та был прекрасным летуном, но король был не хуже. Они кружились и вертелись над берегом реки, пока обессиленная стрекоза не рухнула на берег.
Упав на песок, стрекоза разжала лапы и стала гладить ими свои огромные глаза. Король тем временем подлетел к ней, схватил Дюймовочку под руки и оттащил подальше к воде. Дюймовочка была без чувств. Он набрал воду и побрызгал на нее. Дюймовочка открыла глаза и слабо улыбнулась.
– Что это было?
– Обыкновенная стрекоза, но тебе не стоит беспокоиться. Я ее победил.
– А вот это чудовище ты тоже победишь? – взвизгнула Дюймовочка. Ко-роль обернулся. За его спиной стоял Жаб, сын большой Жабы.
– Ну, здравствуй, невеста! – проквакал он. – Я был уверен, что ты рано или поздно вернешься. Ты должна была сама понять, что нельзя отказываться от счастья, то есть от такого мужа как я.
– Я ее муж! – воскликнул Король, взлетел и сходу попытался уколоть жаба в глаз. Тот легко отмахнулся от него, и Король отлетел далеко в траву.
– Я не буду даже тебя есть. У тебя какая-то железка. И ты наверно дорог моей невесте. Так что не будем ее расстраивать.
Жаб схватил Дюймовочку в одну лапку и сделав гигантский прыжок нырнул в воду.
Король лежал у самой кромки воды, лицо и руки его было в тине. Но шпага к счастью лежал рядом. Вдруг из воды выглянула страшная голова еще одного чудовища. Оно вытащило клешню и пошевелило Короля. Тот поднял голову.
– Ты кто? – слабым голосом спросил Король.
– Рак. Ты очень похож на очень маленькую девочку, которую я спас в прошлом году.
– Я ее муж.
– Вот как? Я хоть и рак-отшельник, но девочки мне нравятся. А значит и ее друзья. Чем я могу тебе помочь?
– Не знаешь, куда делась Дюймовочка?
– Ее Жаб отнес к своему дому. Вон в то болотце.
– Как мне туда попасть?
– Я попрошу рыбу. Мою знакомую.
Тут же подплыла рыба, Король сел ей на спину, вцепился в плавник и она поплыли. Вскоре он выпрыгнул на топкий берег и, накрывшись листиком, пополз на разведку. К счастью, искать было недолго. Посреди небольшой лужи красовался лист кувшинки, на котором сидела Дюймовочка, связанная водорослями, и горько плакала. Король осторожно поплыл к кувшинке. Жаба поблизости не было.
– Где монстр? – высунув голову из воды, шепотом спросил король
– Он пошел искать свою маму. – ответила Дюймовочка, слабо улыбаясь.
Король вылез на лист, торопливо разрезал узы, и в это время показался в воде Жаб.
– Ну, вот и все, – со вздохом сказала Дюймовочка. – У меня сейчас нет ни мотыльков, ни жука, чтобы улететь как в прошлый раз.
– И крылья мои намокли, – с горечью произнес король.
– У вас есть я! – неожиданно крикнула Ласточка, которая все это время кружила над рекой. Она схватила каждого из них в свои лапки и взмыла в воз-дух.
И тут же рухнула вниз. Увлекшись спасением эльфов, она не заметила опасности. Ястреб молнией ударил ее, но Ласточка с большим трудом увернулась. Брызнули перья во все стороны, и Дюймовочка полетела вниз.
Солнце уже было на закате, когда Дюймовочка очнулась. Она лежала в лесу, на траве, которая смягчила ее падение. Дюймовочка с трудом поднялась и оглянулась. Вокруг не было ни Ласточки, ни мужа.
Он нашла длинную веточку, привязала к ее концу свой розовый шарфик, и воткнула веточку в землю недалеко от берега. Пусть знают, что она была здесь и собирается сюда вернуться. Если никого не найдет.
Она нашла для себя крепкую длинную палочку, похожую на копье, в надежде защититься им от опасностей, и пошла кругами в густой траве. Вскоре она вышла на опушку леса. Ей показалось, что это знакомые места. Не здесь ли он встретила Полевую Мышь? Так и есть, вот и тот холмик. Вот и кустик, с которого она взлетела к своему счастью. Но нет ни Ласточки, ни короля.
Вдруг за своей спиной она услышал страшный шум и оглянулась К ней приближалось новое чудовище. Размером больше Жаба, с длинным вытянутым телом, большими глазами и огромной пастью, оно замерло, с любопытством глядя на Дюймовочку. Потом сделало шаг, еще, пасть открылась, и внезапно метнулось вбок. Оно смотрело, как к ним приближается другое чудовище. Огромное, покрытое какой-то странной шерстью, с длинным носом, из под которого выглядывали острые клыки. Вдруг оно сделало неожиданный прыжок, и зеленое чудовище оказалось в его пасти. Схватив его поперек, Еж, а это был именно он, перекусил ящерицу пополам и внимательно посмотрел на Дюймовочку.
И она завизжала. Ей показалась, что она это уже это видела, или еще увидит: маленькая блондинка между огромными сражающимися монстрами. Не хватает еще одного действующего лица, непроизвольно подумала она. И оно появилось. Перед ней оказался еще один зверь. Черный, со сверкающей на солнце шкурой, и огромными когтями на передних лапах. Это Крот встал между Ежом и Дюймовочкой. Он ощетинился и показал Ежу свои когти. Еж по-думал, что может это бешеный крот, да и не нужно ему это странное розовое существо, похожее на бабочку. Он подхватил зубами ящерицу, развернулся и ушел с поляны в густую траву.
А затем на сцене появлюсь следующее действующее лицо – Мышь. Все это время она крутилась вокруг бойцов, а пока обескураженный Еж раздумывал, Мышь схватила в охапку Дюймовочку и утащила ее в свою норку. Вскоре туда пришел и Крот.
– Судьбу не обманешь, – сказала Мышь. – Вот ты и вернулась к своему счастью. Крот не зря весь год сохранял в неприкосновенности твою комнату. А платье сошьем новое, еще лучше.
Крот молчал, отдуваясь, а затем, не говоря ни слова, удалился в свое жилище. 
– Ну, отдыхай, а потом готовься к свадьбе, – сказала Мышь.
– Но я уже замужем, – ответила Дюймовочка. 
– Можно и развестись. Надо сказать только два волшебных слова, как принято у некоторых людей, и ты будешь свободна.
– Но я люблю мужа.
– Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. Ты не проголодалась? Садись обедать. Сегодня зернышки в меду. А я пока завалю вход от не-прошенных гостей.
Дюймовочка была в отчаянье. Однако, когда Мышь, поужинав, свернулась в клубочек на лежанке из сухой травы, она стала исследовать нору, надеясь, что сможет найти выход.
– И не надейся, – сквозь сон сказала Мышь. – А давай-ка на всякий случай я тебя привяжу к своему хвосту.
И она взяла тонкий кончик хвоста и крепко привязала его к ноге Дюймовочки.
– Вот теперь я буду спать спокойно.
Однако Дюймовочка спокойно спать не могла. Спертый воздух подземелья, мышиный храп, непонятные и неприятные запахи – Дюймовочка уже отвыкла от всего этого. Ей хотелось наружу, в небо, к солнцу. И вот когда отчаяние уже совсем захлестнуло Дюймовочку, она услышала шепот родного голоса:
– Дюймовочка, ты здесь?
– Тссс… Я здесь, – шепотом ответила она, – но я привязана.
Бесшумно из темноты возник Король, а под плащом у него еле светился светлячок.
– Как ты привязана?
– Вот, к мышиному хвосту.
Король рубанул шпагой по хвосту, схватил Дюймовочку за руку, и они бросились к подземному ходу, который нашел король.
В это же время запищала Мышь и стала отчаянно метаться по норе. Ко-роль на ходу бросил в нее светлячка. И Мышь попыталась схватить его. Усиливая беготню в норе, к ней подключился и вбежавший Крот.
Но Король и Дюймовочка, проскользнув подземным ходом, уже были на свободе. Светало. А недалеко на ветке уже сидела Ласточка с перевязанным крылом.
– Сюда, сюда!– крикнула она. И Дюймовочка с Королем бросились к ней. Однако дорогу им уже преградила Мышь.
– От счастья своего не убежишь! – крикнула она и оскалила зубы.
– Не вы мое счастье! – воскликнула Дюймовочка в ответ.
А сзади уже слышались торопливые шаги Крота.
Это конец? Нет, конечно. Светлеющее небо вдруг закрылось тенью. Все подняли головы и увидели, что к ним приближается огромный человек. Это была Колдунья. Это к ней с трудом прилетела раненая Ласточка, сжимая в лапке короля. И та перевязала ей крыло. Затем она села в лодку и поплыла к тому месту, где Ласточка потеряла Дюймовочку. На берегу они нашли шарфик Дюймовочки, а потом Ласточка указала им, где находится нора Полевой Мы-ши. Король тайком обнаружил там еще один подземный ход и нашел Дюймовочку, а Колдунья спасла их в последний момент от Мыши и Крота. 
Потом они вернулись к женщине и уже больше никуда далеко не летали. До самой осени они жили в чудесном кукольном дворце, и к ним приходили часто гости. Дюймовочка и Король чудесно пели соло и дуэтом. Они даже по-знакомились с местными эльфами. И, наконец, в сентябре покинули родину Дюймовочки. Она и ее муж улетели в свои теплые края, где короля и королеву уже заждались их подданные.


«Морозко» (1964 г.)

Впечатление

Думаю, что в сказках, как и в жизни, должна быть логика. Но она редко там бывает. Например, у Пушкина царевна, попав в дом к семи братьям-разбойникам, живет там, не принимая никаких активных мер, чтобы сообщить о себе папе или жениху. А ведь ушла она от дома не так уж и далеко. И когда ее отравила мачеха, что делают разбойники? Вместо того чтобы по христианскому обычаю закопать девушку в земле, они кладут ее в хрустальный гроб и относят в пещеру. Зачем? Мумифицировать? А может они язычники, и у них свои способы захоронения? Или они заранее догадывались, что поцелуй жени-ха оживит ее?
Вот и в сказке «Морозко» возникает вопрос о логике. Поначалу все понятно, но потом Иван, после того, как обратился из медведя в человека, начинает какие-то бесплодные поиски Настеньки. Неужели он так далеко ушел от ее деревни, что ищет ее вплоть до разгара зимы. Так что мачеха за это время успела убедить мужа вывезти падчерицу в лес на съедение волкам. Затем Иван, шантажируя Бабу-Ягу, убеждает ее показать, где сейчас Настя. Та откуда-то знает, что девушка у Морозко, и заодно устраивает так, что Настя за-мерзла насмерть. Как она на расстоянии умудрилась заколдовать Морозко, чтобы он забыл дома волшебный посох? Но, в итоге, Иван целует замороженную и бездыханную девушку, ведь Морозко тоже почему-то не хоронит погибшую. Она оживает, и с радостью возвращается в родную деревню. Зачем? Допустим, сообщить папе, что жива? Забрать его в дом будущего мужа? Вы-двигаем версию: Яга ненавидела, как порождение зла, олицетворение добра Настю. В детстве она ее хотела похитить и съесть, но верная Тяпа защитила Настю и покусала Ягу. Обида сохранилась у Яги на всю жизнь. Поэтому, когда она узнала, что у Насти роман с Иваном, она стала колдовать, и Иван не смог найти дорогу к Насте, и бродил полгода как слепой в окрестных лесах. Лишь только после схватки у печки Яга сообщила ему, где Настя. Уже мертвая…
Кстати, о мертвых девицах. В сказке сестрица Аленушка тоже ведь покойница, ведь утонула она совсем. Но это не смущает ее возлюбленного, он ее вытягивает из воды, целует и девушка оживает. И возникает вопрос, а нормальные ли девушки после смерти? А Василиса Прекрасная – побывав в золотом, то есть в неживом состоянии, может ли она считаться ожившей и нормальной девицей? Да еще после нескольких лет жизни в болоте, где над ней мог надругаться любой земноводный самец? 


«Рикки-Тикки-Тави» (1965 г.)

Впечатление

Разговор у телевизора

– Папа, папа! Давай мультик смотреть! Мне он нравится, это про смелого мангуста.
– Давай!
Через некоторое время:
– Папа, а мангусты бывают ручные?
– Нет, это не домашние животные. Правда, их держат в доме. Но только в клетках, как хомяков. На свободе это очень хулиганистые и подвижные зверьки. Когда-то писатель Чехов привез домой с Цейлона двух мангуст. Он пытался их приручить, но не смог, и пришлось их отдать в зоопарк.
– Папа, а кобры живут в огороде на дынных грядках?
– Нет, конечно. Змеи любят тихие укромные места, что бы спокойно там жить.
– А они живут парами, как Наг и Нагайна?
– И это неправда. Змеи – они одиночки. Весной они женятся и расползаются.
– А кобра может ужалить мальчика?
– Глупости! У них нет жала. У них ядовитые зубы. Так что она может только укусить. Но учти, змея никогда не нападает первой. Это фантазия Киплинга. Змеи от людей только защищаются.
– Но этот человек застрелил ее!
– И это неправда. Индусы не убивают змей. Они в Индии священные животные. Их только прогоняют. И вообще, битвы мангуста в кобрами – это сказка. Дело в том, что змеи не интересуются мангустами, они слишком крупные для них. Лишь только если детеныш мангуста попадется змее в норке. Но мангусты обычно защищают своих детенышей от змей. Тем более, они живут стаями. Но и мангусты не справиться с большой коброй, тем более ядовитой. Поэтому мангусты просто отгоняют кобр от своих норок. Этим все и кончается. Но Киплингу нужно было сочинить сказку про отважного мангуста, который защищает семью человека от злобных чудовищ. Сказка получилась популярной, вот и мультик сняли. Но к реальной жизни он не имеет никакого от-ношения. Это просто сказка.


«Кавказская пленница» (1967 г.)

Изменение

Фильм «Кавказская пленница» – пожалуй, лучшая российская комедия. Ее знаю наизусть, постоянно цитируют и прощают многие ее «ляпы». Например, фильм называется «Новые приключения Шурика», но здесь Шурик-то со-всем не тот, что в «Операции Ы». Он уже не учится в Политехническом институте, хотя прошел всего год, забыл студентку Лиду, разъезжает по командировкам на выданном ему ослике с фольклорным заданием, и не узнает криминальную троицу в ресторане, да и та не узнает его тоже. И троица эта спустя год не отбывает наказание за ограбление, а разъезжает по югу на трофейном кабриолете. Но зритель на это не обращает внимания, увлеченный крутой и смешной сюжетной линией.
Однако одна существенная деталь не дает покоя, в общем-то, понятном и логичном сценарии. Это то, что происходит в сцене похищения «невесты», когда Нину в спальном мешке несут в машину и увозят. Почему при этом крепкая и спортивная Нина молчит? Да ее визг должен был разбудить всех не толь-ко в палаточном лагере, но и в радиусе нескольких километров.
На это можно дать логичный ответ. Похищение невесты проходило в рамках операции КГБ «Кавказская пленница».
Итак, начнем с самого начала. Середина 1960-х годов. В Москве и других крупных городах СССР появились большие партии растительных наркотиков. Поставки тщательно конспирировались. В руки милиции попадались крайние из длинных преступных цепочек. Их следы вели в один из горных районов Кавказа. И там обрывались. Был известен даже возможный руководитель этих поставок – известный в районе начальник – товарищ Саахов. Но не было против него никаких доказательств, а только предположения. Все тщательно конспирировалось. У Саахова видимо были высокие покровители в сто-лице. И он вовремя получал предупреждения о проверках. Ему же негласно подчинялись и районные органы власти – милиция, прокуратура и прочее.
И тогда в Москве было принято решение – внедрить в районный город тайных агентов. Выбор пал на «фольклориста» Шурика и «студентку» Нину, которая неожиданно станет дальней племянницей личного шофера Саахова и приедет в район на каникулы.
У Саахова, как выяснилось, была только одна слабость – красивые молоденькие девушки. И на Нину он никак не мог не «клюнуть». Она должна была «подставиться», он ею увлечься и похитить ее. А это уже статья уголовного кодекса, за которую Саахова можно посадить за решетку. Шурик должен был работать в паре с Ниной и прикрывать ее. Третий сотрудник – шофер санитар-ной машины Эдик служил связным и дополнительной поддержкой.
Так что встреча этой троицы из КГБ в начале фильма была отнюдь не случайной. А дальше все шло как по сценарию. Саахов «западает» на Нину, а Шурик тем временем виртуозно входит к нему в доверие. Играя влюбленного и не расставаясь с Ниной, Шурик вынуждает Саахова привлечь его к похищению Нины. А Нина была, конечно, в курсе происходящего. И вот поэтому, когда ее несли в спальном мешке, она молчала «как рыба об лед». И появление старшины на мотоцикле в столь раннее утро было совсем не случайным. По приказу Саахова он контролировал процесс похищения. Поэтому легко поверил, что в машине блеет овечка.
Далее Шурик выходит на Саахова и дает себя изолировать в психиатрической лечебнице, дабы заодно узнать систему принудительного лечения противников Саахова. А потом он легко покидает лечебницу, и с помощью Эдика освобождает Нину. Кстати, то, что Нина агент объясняет, почему она так легко управляет двумя видами транспорта.
Затем они втроем навещают Саахова в его доме и вынуждают его сдаться властям. Он легко на это соглашается, так как прекрасно знает, что в его районе «самый гуманный суд в мире» и «он не может сесть».
Но он не знает, что при расследовании «похищения невесты» откроются новые обстоятельства и его из районной тюрьмы этапируют прямо в Москву, и на этот раз привезут сразу на Лубянку. А там уж ему предъявят совсем другие обвинения.
Вот так можно объяснить странное молчание Нины в спальном мешке. А «Кавказская пленница» могла бы стать гимном КГБ в борьбе с организованной преступностью. Но в комитете работают скромные люди. И они решили, что пусть будет комедия, не совсем логичная, но смешная. Кстати, и следующий фильм Гайдая «Бриллиантовая рука», снят тоже об агентах КГБ (Семен Семенович Горбунков), которые обезвреживают деятельность контрабандистов. Ведь это работа КГБ, а совсем не МВД. 


«Крокодил Гена» (1969 г.)

Впечатление

Чем чаще показывают по телевидению мультфильм «Крокодил Гена», тем все больше возникает вопросов к этому существу. Известно, что крокодилы в российских городах были не редкостью. И не только в зоопарках. Кто не знает песню: «По улице ходила большая крокодила». А с помощью Корнея Чуковского прямоходящие крокодилы заполонили детские книги и мультфильмы. Понятно, что крокодил – зверь яркий и хорошо рифмуется. Но вот за-чем Эдуард Успенский поселил его в мирном советском городе? Почему он (крокодил) так любит детей? Может он (крокодил) просто педофил? Или каннибал? Попытаемся ответить на эти вопросы.
Итак, в одном городе жил мужчина по имени Гена и по кличке Крокодил. Он и работал в зоопарке крокодилом. Так как настоящих крокодилов в го-роде не было, он надевал крокодилью шкуру
 и целый день с трубкой лежал на солнышке. Но ему очень мало плати-ли. И то натурой – худыми курицами. Они ему очень надоели. Больше всего ему нравились маленькие дети. Которые, в его глазах, выглядели очень аппетитно. И он, наконец, не выдержал и написал такое объявление:

«Молодой крокодил хочет завести себе друзей»

Сначала к нему домой пришла девочка Люда. Но Крокодил подумал, что у нее есть родители и они будут «потом» искать ее. Затем пришел Чебурашка. Такой маленький, волосатый и худенький мальчик-бомж, что и кушать-то его было жалко. Пусть вырастет и растолстеет, решил Гена. Потом пришел большой мужчина Лев Иванович, который очень испугал Гену. Но тот тоже искал друга, и решил дружить с пришедшей дамой по фамилии Собачкина, которую дразнили «Собачкой» или даже «Дамой с собачкой». Зато у них получилось как в рассказе у Льва Толстого – «Лев и Собачка». Потом появились еще другие одинокие жители города, и все они решили построить «Дом свиданий», так сказать для друзей… А Чебурашка остался жить у Гены, как бы усыновленным ребенком.
Еще Гене нравились юные пионеры, которые всегда были готовы…. То-же были очень аппетитные на вид. И маленькие беспризорные дети, играющие во дворе, тоже ему нравились. Но он вовремя закодировался от таких желаний. Единственной, кого он хотел искренне съесть, это была врачиха Шапокляк, которая его кодировала от неестественных желаний, но она наверняка была очень невкусной. Чебурашка по-прежнему жил у Гены дома, и много ел. Но никак не становился большим и толстым. Только очень надоедал Гене всякими странностями.
Однажды Гена решил поехать на юг к морю. Чебурашка увязался за ним. Он сильно плакал и не хотел оставаться один. Гена взял два билета, а на вокзале дал взятку проводнику, убедив его, что Чебурашка его сын, только больной атавизмом, то есть повышенной волосатостью.
– А это не заразно?
– Что вы, видите какой я гладкий?
Но в поезде Гену обокрали неизвестные, похитив билеты. Денег после взятки почти не осталось, и пришлось им выйти на первой же станции. Их просто высадили. Тогда они решили отдыхать на реке, где плескались ничейные дети. Гена очень хотел их съесть, но рядом разместились туристы, которые не давали никому спокойно отдыхать. Гена захотел их тоже съесть, но Чебурашка его отговорил, и тогда Гена просто взял у туристов деньги как бы в долг, и купил билеты до дома.
Неудовлетворенный Гена все-таки попал на юг. Привязав Чебурашку к батарее отопления и положив возле него запас продуктов на неделю, он сел в самолет и улетел к морю. Оттуда он приехал довольный и красивый, видимо хорошо кушал. Чебурашка тоже выжил в одиночестве, только Гена забыл о его естественных надобностях. Так что запах был такой, что соседи стучали в дверь. Но Гена решил все проблемы, раздав арбузы и виноград, и на радостях решил записать Чебурашку в школу.
– Зачем? – спросил Чебурашка.
– Чтобы стал полноценным членом общества.
– Я и так член, только маленький.
– А так ты будешь еще получать знания, а закончишь школу, пойдешь работать в зоопарк, как я.
– А меня не будут обижать в школе?
– Это как ты себя поставишь. Конечно, если ты скажешь, что у тебя папа крокодил, то все будут бояться иметь дело с тобой. Типа папа приедет в школу и голову откусит. Но лучше если ты сам будешь пугать детей.
– А как это?
– Очень просто. Вставай на четвереньки, бей себя в грудь и рычи, раскрывая пошире свою пасть.
– А что такое пасть?
– Это твой ротик. Если спросят, что с тобой, говори что ты маленький Кинг-Конг, гроза динозавров!
Они пошли в школу, но так как у Чебурашки отсутствовало свидетельство о рождения, да и кто бы ему дал, то согласились его взять только «живым уголком». И то, после того, как его осмотрит ветеринар и сделает все прививки.
Чебурашка обрадовался, так как он подумал, что прививки это как сладкие витамины или сироп с ложечки. Но когда увидел в руках ветеринара шприц, то упал в обморок.
– Может, пока зверь без сознания, стерилизуем его? – спросил ветеринар у Гены. – Он у вас кто – мальчик или девочка?
– Кажется мальчик…
– А сейчас посмотрим, –  сказал ветеринар.
Но тут Чебурашка очнулся, вскочил и, прокусив ветеринару палец, исчез навсегда. Так Гена остался один, лишившись возможности легально приходить в школу за своим приемным сыном и облизываться на первоклашек.
Ну, ничего, крокодилы долго живут. Будут у него новые «чебурашки», тем более в зоопарк скоро должны были привезти партию бесхвостых обезьянок. А в городском парке долгое время в сумерках горожан часто пугал маленький лохматый призрак, который с тонким и безумным хохотом прыгал по веткам и стучал себя в грудь.
Однажды его увидел писатель Эдуард Успенский и решил написать про него и крокодила книгу. И у него это получилось. Только вопросы все равно остались…

 «Сюжет для небольшого рассказа» (1969 г.)

Изменение

За окном что-то бабахнуло, потом зашипело, затрещало, и опять бабахнуло. Раздались женские визги, мужские крики «ура!». Сумерки окрасились в разные неприродные цвета, яркие и нестерпимые.
Он встал, задернул занавеску на окне и, хотя было душно, закрыл форточку. Потом подкрутил фитилек на лампе, пододвинул стул к столу, поправил на сиденье подушечку, уселся, поерзал и только захотел окунуть перо в чернильницу, как в дверь тихо постучали.
– Да-да, войдите.
Дверь скрипнула, приоткрылась и в нее бочком вошла молодая женщина в белой кофточке и черной юбке.
– Это я, Антоша. Не помешаю?
– Нет, что ты, я только допишу письмо и буду в полном твоем распоряжении. Хорошо, что это ты, а не мои гости. Я так устал от них. Представь себе, из-за этих замечательных людей за все лето я не написал ни одного рассказа.
Молодая женщина присела на краешек дивана.
– Кому пишешь?
– Да вот, одной писательнице. Она ухитрилась недавно всучить мне свою пьесу и умоляет дать рецензию, да еще и совет на будущее.
– Красивая?
– Что ты! Красивые редко пишут. Они знают, что они красивые, как дорогой товар, и заняты тем, чтобы продать себя подороже. А уж потом, вкусив богатства, могут баловаться искусством. А эта девица жаждет творчества, славы и денег. Кстати, ты заметила, что писательниц становится все больше, этаких эмансипе. И художниц, музыкантов, врачей… Думаю, что лет через сто в книжных магазинах, если так дальше пойдет, будут продаваться книги в основным женских авторов – любовные и исторический романы, детективы, сказки, нравоучительные рассказы для детей и даже, не побоюсь этого слова, женская фантастика.
– Тебе это не нравится?
– Нет. Как может не нравиться то, что все равно произойдет? Как может не нравиться жизнь или смерть? Так будет и все тут.
– Но ты не ответил, красивая ли твоя писательница?
– Нет, не красивая. Интересная, неглупая, но не более того… Сколько таких я уже видел.
– И ни на ком не остановил своего внимания?
– Нет, конечно, были, конечно…
– Авилова, например, или Мизинова?
– Да, но эти лишь игра ума и чувства.
– А ты любил кого-нибудь по-настоящему?
– Пожалуй, нет. Влюблялся много раз, но любить, чтобы с большой бук-вы, нет.
– Но жениться ты ведь хочешь?
– Что ты! Заводить семью, после того, на что я насмотрелся в своей дорогой семье, на то, как живут мои родители, глядя на семейную жизнь братьев! Нет увольте!
– Но ведь надо? Тебе уже тридцать три года!
– А для чего? Для продлевания рода? Ты же знаешь, что я, кажется, не могу иметь детей. Да и здоровье не позволит дожить до пятидесяти лет. Кому будет нужна такая обуза?
– Ну, найдутся, кому будет нужна твоя слава.
– Да ладно. И мы все обо мне. А ты-то почему не выходишь замуж? То-же претит семейная жизнь? Ведь ты собиралась выйти за этого, как его?
– Оставь, это уже в прошлом. Знаешь, мне нужен такой мужчина как ты. Умный, талантливый, сильный, порядочный, добрый…. Где я такого найду, чтобы мне не было скучно с ним?
– Ты еще молодая, найдешь…
Он встал, сел рядом с ней на диван, положил руку на плечо. Они помол-чали.
– Антоша, можно тебя попросить?
– Да, слушаю.
– Ты иногда употребляешь в своей речи, да и в письменной тоже, слова «жид», «жидок».
– И что?
– Есть люди, которым это не нравится. Для них это звучит оскорбитель-но.
– Да, на всех не угодишь. Но ты ведь знаешь, Маша, что у нас на родине это не было оскорбительными словами. Это просторечье. И у Гоголя оно постоянно встречается.
– И все равно, ты же можешь ограничить себя в такой малости.
– Хорошо, только ради тебя.
– Кстати, о жидах. Знаешь, что Левитан про тебя анекдот сочинил?
– Какой?
– Чехов приходит к Левитану и говорит, протягивая рукопись:
«Левиташа! Я вот тут рассказ накропал про художников, посмотри на предмет технических ошибок». В ответ Левитан протягивает ему лист бумаги говорит: «Антуан! Вот я тут эскиз пейзажа намалевал, посмотри на предмет технических ошибок». Чехов засмеялся, и забрал свою рукопись.
– Ха-ха-ха… А ведь он тебе нравился…
И, помолчав, добавил:
– Чертовски хочется курить!
– Антоша, ты же знаешь, что тебе нельзя. Ты же доктор…
– Помню, помню. Достаточно подымил в молодости. Одна осталась радость – хорошее вино. Сейчас могу себе позволить…
Помолчали, и после паузы:
– А знаешь, Маша, я думаю, что ты так и не выйдешь замуж. И будешь, когда я умру, а я умру, и скоро, писать книгу про меня. И ведь это я для тебя храню все письма, записки и даже счета их ресторанов. Правда, я думаю, ты уничтожишь все, что хоть как-то компрометирует меня как великого писателя и очень порядочного человека. И ты вправе это сделать в своих воспоминаниях. Ты это заслужила, Маша, и если бы я встретил такую женщину как ты, то, не раздумывая, женился.
– А я бы тоже, если бы встретила такого высокого, в пенсне и с бород-кой.
Она положила голову на его плечо и мягко провела рукой по его руке.
– Как жалко, что мы брат и сестра...
– Да уж.
Он гладил ее по голове, она гладила его по руке, и слезы появились в их глазах.

– Стоп, стоп! – раздался властный голос. – Уберите свет, пожалуйста! Перерыв двадцать минут!
А затем продолжил:
– Я конечно не Станиславский, но не верю. Чего-то в этой сцене хватает, а Арнольд Иванович? Думаю, что нет нерва, драйва нет, напряжения. Зрителю будет скучно от этой безысходности, как в финале «Дамы с собачкой». Надо что-то придумать!
– Но что?
– Не знаю.
И после паузы:
– А что, если инцест?
– Инцест? А что, это свежо, смело, неожиданно. Запретная любовь вели-кого брата и сестры… «И молодняк сохраняем», как говорил лесоруб в «Девчатах» Или не в «Девчатах»? Или не сохраняем? В общем, давайте, Арнольд, пишите, переделайте всю эту сцену, пусть зритель ахнет! Всем отдыхать, а вы, Арни, идите, идите и пишите, и чтобы завтра был новый вариант!


«Джентльмены удачи» (1971 г.)

Изменение

– Раз! – сказал Федя, опустив весло на голову Доцента
– Молодец, Федор! Молодец… – успел только сказать Евгений Иванович.
– Два! – сказал Вася, когда Гаврила Петрович, стукнул веслом по голове лже-доцента.
– Чем больше сдадим, тем лучше – сказал Хмырь и с удовольствием сплюнул на заведующего детским садом.
Они связали двух «доцентов» брючными ремнями и какими-то веревками с лодочной станции. В рот обоим затолкали кляпы из разорванного старого шарфа.
Оттащили их (кабаны какие!) на деревянный настил пристани (чтобы те не отморозили чего-нибудь) и устало присели прямо на пленников. Гаврила Петрович и Федя закурили. Ласково светило солнышко, пощипывал легкий морозец. Голубело небо, где-то вдалеке лаяли собаки.
– А дальше что будем делать? – спросил Вася.
– Вызывать надо милицию. Телефон искать. На почте есть телефон навер-няка. Надо сбегать, позвонить.
– Опять Косой, да? Чуть что, так Косой. Я еще не высох.
– Вот побежишь и обсохнешь. Ты же самый молодой.
– А куда спешить? Давай посидим еще. На свободе. Когда еще так получится?
Помолчали.
– Хорошо! А дедушка где спит? – вдруг спросил Гаврила Петрович.
– Какой дедушка? А, дедушка… Там, на коврике… – ответил Федя. – Я эту сказку еще в детском доме читал. Покемарить бы!
Опять помолчали.
– А почему вы их Доцентами зовете? Они ученые? – спросил вдруг Вася.
– Нет, просто обчистил он как-то одного иностранца до последнего цента, – вспомнил Федя.
Еще помолчали.
– А что если шлем распилить нам на три части? На всю жизнь хватит… – вдруг предложил Вася.
– И что дальше? Да мы во всесоюзном розыске наверняка, и наши рожи на всех досках «Их разыскивает милиция». Да и кому ты собираешься золото толкнуть, если уж Доцент не смог?
Опять помолчали. 
– Я думаю, что за шлем и за двух опасных преступников срок нам не только сократят, а даже выпустят по УДО, – мечтательно сказал Хмырь.
– А что такое УДО? – спросил наивный Вася.
– Это такое, брат, понимаешь, УДО! Условно-досрочное освобождение!
– Да, я тоже так думаю. Как меня выпустят из тюрьмы, я сразу к маме по-еду в Джамбул.
– И что там будешь делать?
– В детский сад пойду работать, дворником или сторожем. Я детей люблю.
– Я тоже завяжу! Мишку найду на «Шарикоподшипнике». Мы ведь с ним в детдоме дружили. Я думаю, что он меня на завод устроит, в общежитие определит, профессию получу, учиться пойду. Чем я хуже Мишки? Я в школе даже лучше его учился.
– А я к жене и детям попробую вернуться. Надоело мотаться по чужим домам. Думаю, простит она меня и дети тоже. Пусть дадут мне шанс…
Помолчали.
– А вот я, когда все это кончится, опять в Среднюю Азию поеду, – раздалось откуда-то снизу.
Вася даже подпрыгнул:
– Молчи шакал, на суде будешь говорить! Ты зачем врачиху в колодец положил?
Евгений Иванович, который смог выплюнуть шарф, улыбнулся и сказал:
– Жива твоя старушка, пошутил я. Нет в колодце никого, можешь проверить. Да и вообще, не Доцент я, а заведующий детским садом. Просто я очень похож на Доцента. Вот меня и подсадили к вам, что бы я узнал, где шлем.
– А зачем ты к нам в Среднюю Азию хочешь?
– Там работает замечательная заведующая детским садом, моя коллега. Влюбился я братцы, никак ее забыть не могу. Трудно мне оставаться холостяком в мои годы, вот и решил я жениться. Поеду, принесу букет цветов и сделаю ей предложение…. А сейчас развяжите мне руки!
– Э нет, пусть милиция тебя развяжет. Кто знает, какой ты заведующий, может такой же, как и доцент.
И тут раздался пятый голос:
– Женька, неужели это ты?
На этот раз подпрыгнул сидящий на Доценте Федя. Все повернули головы в сторону Доцента, Тот тоже смог выплюнуть кляп:
– Вот как нам пришлось встретиться, братан. Не верилось мне в такое. Но все же это случилось. Да положите вы меня нормально, чтобы я на него по-смотрел! Женька, я твой брат Сашка! Когда наши родители погибли в тридцатом году, нам было по году, и нас отравили в детдом. Отца расстреляли как врага народа, мать с горя умерла, а нас разъединили. Тебя забрала бездетная женщина, которую ты считаешь мамой, а я остался в детдоме, а потом пошел по кривой дорожке, как Косой. Но в детдоме перед выпиской мне рассказали про нашу историю и о том, что у меня есть брат. Фамилии у нас разные, но имена остались, какие дали родители. Вот такая история.
Потрясенные слушатели смотрели во все глаза на Доцента, по небритым щекам которого катились скупые слезы.
И только Вася подал голос:
– А кто же тогда тот, третий, который лежит на даче?


«Волшебник Изумрудного города» (1973 г.)

Впечатление

Многие в России хорошо помнят эти строки: «Среди обширной канзас-ской степи жила девочка Элли. Её отец фермер Джон, целый день работал в поле, мать Анна хлопотала по хозяйству. Жили они в небольшом фургоне, снятом с колёс и поставленном на землю. Обстановка домика была бедна: железная печка, шкаф, стол, три стула и две кровати. Рядом с домом, у самой двери, был выкопан «ураганный погреб». В погребе семья отсиживалась во время бурь. Степные ураганы не раз уже опрокидывали лёгонькое жилище фермера Джона…».
Но давайте посмотрим на эту сказочную историю начала двадцатого века немного под другим углом. Элли было лет восемь, и она уже умела читать и писать. Отец часто привозил ей с ярмарки красивые книжки с яркими картинками, которые назвались комиксы. В них было много чудовищ и других ужасных существ, которых надо было победить отважным героям. И хотя в этих книгах все герои были мужского пола, Элли мечтала о том, что и девочки могут совершать подвиги. Она в мыслях вступала в сражения с порождениями зла, инопланетянами, колдунами, разбойниками и прочей нечистью. И всегда их побеждала. Засыпая, она представляла себя храброй Победительницей монстров, и как ни странно, ее мечты сбылись с помощью писателя Александра Волкова.
Небывалый ураган унес домик Элли в волшебную страну. И при этом, заметьте, Элли почти не испугалась. Она верила, что если очень захотеть, то мечта сбудется. Итак, ее война с монстрами началась. Сначала ее домик упал на злую волшебницу Гингему, убил ее, и Элли приняла это почти как должное. Она почти не удивилась. Узнав, что под ее домиком погибла старушка, пусть и вредная, она не стала сильно переживать, не заплакала, не опечалилась, зато с удовольствием обула бабушкины башмачки с серебряными пряжками.
Итак, отсчет начался. Затем в лесу на глазах Элли Железный дровосек разрубил Людоеда пополам. Реакция Элли? Она лишь сердечно поблагодарила друзей за ее  спасение. Затем, не отходя от останков людоеда, отремонтировала Страшилу. Каково хладнокровие?
Следующими жертвами путешественников стали два саблезубых тигра, которые благодаря опять же дровосеку на глазах Элли «разбились об острые камни на дне оврага». Не много ли крови?
Нет. Дровосек вошел во вкус и на маковом поле отрубил голову дикому коту. За что? То хотел поймать мышку, а дровосек решил помогать слабым. Хорошо, хоть Элли спала и не увидела отрубленную голову.
Дальше – больше. Дровосек в Фиолетовой стране вступает в бой со стаей волков Бастинды, и сорок голов как одна были отрублено, и тоже хорошо хоть не на глазах отважной девочки. Затем в бой вступает Страшила, который умертвил (свернул им шеи) сорок хищных ворон с железными клювами. А про победу над черными ядовитыми пчелами и говорить не стоит.
В финале Элли как бы невзначай умертвила Бастниду, окатив ее водой (наверно, очень грязной) из ведра. Впрочем, наконец-то Элли испытала ужас при виде гибели старушки.
Последним монстром, которого победили друзья Элли, стал гигантский паук. На глазах друзей храбрый лев «ударом когтистой лапы перервал тонкую шею» монстра.
Вот такую сказку-комикс написал в 1939 году советский писатель Александр Волков по мотивам сказки Л.Ф. Баума «Волшебник страны Оз» (1900 г.), добавив в нее немного остроты и страшных приключений (Людоеда). Смакует? Можно конечно подсчитать, сколько монстров прикончили друзья, но стоит ли? Правда возникает вопрос, а как же Главлит, цензура, редакция? Их все эти битвы с монстрами устраивали? Вероятно, да, так как девочка жила в США, да и страна монстров – волшебная. Впрочем, после развала СССР в на-шу страну еще хлынет небывалый поток монстров, по сравнению с которыми чудовища из советской книжки покажутся просто детскими игрушками.


«Семнадцать мгновений весны» (1973 г.)

Изменение

Смеркалось. Мелкий дождь монотонно барабанил в стекло. Штирлиц, накинув теплую пижаму, пододвинул к разгоравшемуся камину кресло, зажег свечи и уже приготовился откупорить коньяк, когда во входную дверь требовательно постучали.
«Кто бы это мог быть?» – недовольно подумал Штирлиц, и пошел открывать.
На пороге в прорезиненном плаще с капюшоном стоял незнакомец.
– Штандартенфюрер Штирлиц? – спросил он.
– Да.
– Вам срочный пакет. Разрешите пройти?
– Конечно, проходите.
Посыльный в мокрых сапогах, оставляя следы, прошел в гостиную.
«А машины-то у ворот не было», – подумал Штирлиц.
Тем временем незнакомец расстегнул плащ и скинул капюшон.
– Узнаешь? – вдруг спросил мужчина в форме капитана полевой жандармерии по-русски, удивительно знакомым голосом. – Вася, узнаешь брату Колю?
– Узнаю брата Колю, узнаю, – вспомнил Штирлиц восьмую страницу романа «Золотой теленок».
И действительно, он с трудом, но узнал Колю с первого курса разведшколы, с которым он как-то пересекался в курилке и библиотеке.
– А тебя, Максим, я сразу узнал. Вон ты какой, штандартенфюрер…
– Коля, а почему ты здесь, и без пароля? Я и пристрелить бы тебя мог.
– Так ты же был без связи, а дело срочное. Вчера выбросили меня с парашютом в твоем районе, рацию я закопал, место знаю. И я сразу к тебе. Мне сказали, что поможешь.
– Кто сказал?
– Сам.
– А, ну тогда присаживайся. Выпить хочешь?
– А как же, весь промок, пока тут мотался по вашим предместьям. Доку-менты хорошие, но как у вас тут с системой пропусков, не знаю.
– Повезло тебе. Ну ладно, вот тебе коньяк, рассказывай.
– А что рассказывать? Задание простое – внедряться.
– Куда?
– В ваше логово. Поможешь?
– Помочь-то можно, но сложно. В Управлении все забито. В разведку? Не сунься. В гестапо тебе тоже делать нечего.
– Но вас же бомбят, а значит вакансии появляются.
– Дорогой Коля, на вакансии такая очередность, что тебе в ней делать нечего.
– Может в министерство какое?
– Там тоже самое, все глухо. Шеф вообще приказал заняться штатами, слишком распухли, не хотят люди воевать…
– Так что же делать? Как снискать хлеб насущный? Может в охрану, об-слугу?
– С твоими документами? Что ты! Правда есть одно место, где есть ва-кансии.
– Какое?
– Восточный фронт.
– Да ты что, я только что оттуда.
– Вот именно. Туда никто не хочет, там ты будешь вне подозрений.  И поэтому в Абвере тебя встретят с распростертыми объятиями. Тем более, ты был знаком с работой спец. групп НКВД. Тебе будут очень рады.
– А я?
– А ты будешь честно служить нашей родине. Пойми, Коля, в Берлине и так много наших, не протолкнуться. Ты здесь будешь лишним. И давай не спорь. Завтра с утра я тебя отвезу в Берлин, представлю кому надо, дам рекомендации и ауфвидерзеен. Потом у меня важная прогулка с фрау Заурих, игра с нею в шахматы, флирт с Габи Набель, а после обеда опять ехать в Швейцарию. Знал бы ты, Коля, как меня задолбала эта Швейцария. Кстати, вот тебе швейцарский сыр. И американские сигареты. И французский коньяк.
Коля завистливо со вздохом протянул:
 – Хорошо живешь…
– Под бомбами, Коля, под бомбами и под пристальным оком Мюллера. Так что расслабляться нет времени. Да и вот еще, придумали мне свидание с моей женой. Представляешь, сидеть в кафе, пялиться друг на друга, и молчать под музыку. Кому взбрела эта бредовая идея? Но это между нами. Ну ладно, это мои проблемы. Можешь принять душ, гостевая комната на втором этаже. А я пока покурю тут, посмотрю твои документы, обдумаю твою легенду.
Штирлиц вздохнул и подумал, как тяжело будет товарищам переправлять через всю Европу его жену, только для того, что бы резидент советской разведки в Берлине смог вновь вспомнить о любимой России. А сейчас еще и с Колей придется повозиться…



«Маугли» (1973 г.)

Изменение

Багира и Балу лежали на солнышке с краю поляны, на которой резвились молодые волки и Маугли.
– Послушай, Балу, а тебе ничего не кажется странным в Маугли? – спросила вдруг Багира.
– Конечно, кажется.
– А что именно?
– То, что Маугли бегает на двух ногах, хотя никто его этому не учил.
– Еще?
– То, что он бегает быстрее волков, хотя у тех четыре ноги.
– Еще?
– Он лазает по деревьям как обезьяна. Хотя у него слабые руки и ноги.
– Еще?
– Он ныряет в воду, хотя его этому тоже никто не учил.
– И все?
– Да, и все вроде. Ну, еще он очень быстро стал понимать звериный язык, как никто из людей.
– Еще?
– Еще он почему-то не боится Шер-Хана.
– И все, Балу? Какой же ты ненаблюдательный…
– А что еще?
– Тогда скажи: Маугли мальчик или девочка?
– Не знаю, мне как-то в голову это не приходило. Кажется, мальчик. Но на нем короткие штанишки, и поэтому непонятно…
– А ты видел, чтобы он их снимал?
– Нет.
– А это тебе не кажется странным?
– Вообще-то кажется.
– Ты видел, как он освобождается от пищи и жидкости?
– Нет, но я думал, что он уходит куда-то далеко и делает это тайком, чтобы ему не мешали.
– А тебе не кажется, что Маугли растет, и вместе с ним и его так называемые штанишки. Кстати, откуда они?
– Он был в них, когда попал к волкам.
– И до сих пор они как новенькие!
– А давай спросим у него сами?
– Давай!
И Багира позвала Маугли.
Маугли сразу же подбежал к ним, упал на траву и радостно обнял одной рукой медведя, а другой пантеру.
– Маугли, вот тут Балу интересуется на счет твоих штанишек.
– А что с ними?
– Ни у кого в джунглях нет такого, а у тебя есть. И ты их не снимаешь никогда. Откуда они у тебя? И вообще – ты мальчик или девочка?
Маугли задумался:
– Если вы стали задавать такие вопросы, значит настало время все рас-сказать вам. Я не мальчик и не девочка!
– А кто? Обезьяна?
– Нет. Но я и не человек. Меня прислали сюда из другого мира в ваш мир узнать о нем побольше. Сначала о жизни в джунглях, а потом я уйду к людям. Такова моя программа. Честно говоря, мне не нужно ни есть и ни пить. Достаточно только солнечного света. Но я должен быть похож на человека. Расти как он, учиться. И скоро я покину вас, как мне этого не хочется. Я привык к вам, Балу и Багира, вы стали для меня настоящими друзьями. Но все должно заканчиваться. И поэтому завтра я уйду от вас в деревню.
– Но там тебе придется по-настоящему есть, пить и  прочее.
– Я научусь. Ведь я же научился быть волком и другом медведя и пантеры.   

 
«Место встречи изменит нельзя» (1979 г.)

Изменение

– Хватит базарить, надо идти вынимать Фокса с кича! – вдруг решительно сказал Левченко.
– Ишь ты, какой смелый! Это ты на фронте таким героем стал? А если там засада? – спросил Горбатый. – Я еще ничего не решил. Итак, трое за, води-ла воздерживается, трое против. Так что решать буду я.
– А чего тут решать? – вскочил Промокашка. – Я думаю, что этот фраер не музыкантом раньше работал и не водителем. А гипнотизером. Он вас за-гипнотизировал как пацанов. А вы уши развесили и готовы идти на убой как овцы.
Промокашка взволнованно забегал вокруг стола.
– Продолжай, продолжай, – попросил его Горбатый.
– А чего продолжать? Неужели не видите – это мусор, офицер и косит под фраера. Придумали ему на Петровке легенду, знают, что мы не сможем проверить, не успеем. Как же, прямо завтра утром они поедут с Фоксом в магазин, как по заказу. А вы приезжайте и освобождайте его! А я задам вопрос: как Фокс им что то расскажет про магазин, если его там не было? Ему бы поверили? Так его  сразу же бы раскололи! И не сдаст он нас. Что он, дурак что ли, и не знает, что его за это на первом же этапе порежут. «Вышка» ему грозит, как же! Зуб даю, Фокс будет молчать. А тебя, мусор, я спрошу отдельно. Если тебя посадили в сорок первом, расскажи, где ты сидел,  в каком СИЗО.
– В Бутырке.
– В какой камере?
– Да не помню я.
– Ладно, а какой этаж? Как шли, по каким коридорам?
– Не помню. Я был в таком состоянии…
– Ладно, не помнишь. Опиши камеру подробно, дверь, окно, нары… все, что помнишь. Сколько человек сидело, кто был смотрящий?
– Да не помню, человек десять сидело.
– Сколько-сколько? И ты не помнишь смотрящего? Ты бы сразу к нему должен подойти, и он бы тебя расспросил, и место указал, возле параши.
– Да не помню я, поздно вечером меня привели, все уже в камере спали.
– Где тебе место отвели?
– Где-то в середке.
– Чем кормили?
– Не помню.
– Ладно. Еще спрошу, – продолжил Промокашка, – где суд был, какая статья, только точно. В какой лагерь отправили, кто там был начальник, кто кум, кто смотрящий, кто староста, в каком бараке жил? Или ты там в клубе на пианино все семь лет играл в самодеятельности? С концертами наверно разъезжал по лагерям, да? Что молчишь, падло? И, откуда у тебя такая прическа? За решеткой тебе разрешали ее отращивать, вшей не боялись? Или в театре и в художественной самодеятельности участвовал? Ты наверно артист? И тебе предложили роль случайного арестанта? Нет, и я не верю тебе. Ни в том случае, что в аварию попал, ни в том случае, что ты сын великого комбинатора Сидоренко. А что к нам ты попал, это твоя промашка и твоих друзей по МУРу.
Тут подал голос здоровяк в тельняшке:
– Ехала за нами машина, да на переезде отстала.
Шарапов опустил голову. Он очень устал. Потом сказал тихо:
– Я уже все сказал. И если вы мне не верите, говорить больше не буду. Но в записку от Фокса вы верите?
И тут высказалась вторая женщина:
– А я слышала, что есть такие люди, которые могут по образцу подде-лать любой почерк. И даже если Фокс что-то написал, это не факт. что для нас.
– А телефон? Телефон ваш откуда я мог узнать?
На это раз ответила Анна:
– Мой телефон был у Ручечника в записанной книжке. Сама видела, как он его писал. Запомнить не мог, сволочь старая. Склероз, говорит, замучил. А когда его взяли, телефоны все из книжки можно было проверить.
– Ну, тогда я уже совсем не знаю, что вам еще сказать.
– Правильно, нечего тебе сказать, музыкант, – сказал Промокашка, – по-тому что тебе лагерную легенду в МУРе не успели придумать. Они только знают, что проверить мы не сможем, не успеем. Типа, завтра же утром выручать Фокса нужно! Так что разбегаться надо, вот что я скажу.
Над столом повисло молчание. Наконец Горбатый заговорил:
– Согласен. Редко я с тобой соглашался, Промокашка, но сейчас полностью согласен. Итак, затемно выезжаем на станцию, но не на ближайшую. Садимся на пригородный поезд, в разные вагоны и едем. Не в Москву, конечно, там нас могут ждать, а на 101 километр. Там отсидимся и подумаем, как жить дальше. Кто за? Единогласно, кроме Левченко. Ну, он у нас самый храбрый, пусть едет отбивать Фокса.
– Что с «мусором» делать будем?
– Связать его пока, кляп в рот и в подпол. Заложником пусть будет. Промокашка, действуй, он тебе больше всего не нравится.
Шарапова скрутили и унесли в подпол. Стали собираться.
– Куда поедем?
– Я же сказал. До ближайшей станции. Но не напрямую, с объездом. Бензина хватит?
– Полный бак.
Собирались долго, добра было много. Набили машину доверху. Когда все собрались, Промокашка спросил, что делать с «мусором», он в машину не влезет.
– Мочи его! – сказал Горбатый.
– Нет! – сказал Левченко. – Дайте я его грохну.
– Давай, но только по-тихому.
Левченко быстро пошел к дому, спустился в подпол, зажег спичку и вы-стрелил в воздух. Затем сел рядом с Шараповым и сказал:
– Погибать, так вместе!

Прошло несколько минут. В машине заволновались:
– Ну, где же фронтовик?
– Да хрен с ним, пусть остается, если хочет. Трогай.
И машина, буксуя на свежем снегу, выехала со двора. Доехали до моста через речку, заехали на него и увидели, как наперерез выехала грузовая машина и перегородила дорогу, Сзади тоже выехала машина, и появились солдаты с винтовками.
Потом выяснилось, что вчера вечером по настоянию Жеглова и его личную ответственность, во всем районе, где скрылась хлебовозка, была объявлена тревога, и все дороги скрытно перекрыли милиционеры и солдаты. Замаскировавшись, они в утренних сумерках уже ждали хлебовозку у всех мостов и развилок. И дождались. Машина бандитов попыталась развернуться, упала в реку и провалилась под лед. Никто из нее не вынырнул. Кроме Горбатого.

А в подполе, тем временем, терпеливо ждали, что будет дальше. Нако-нец, когда прошло минут десять, Левченко выглянул наружу.
– Уехали, лейтенант! Ты свободен!
– Спасибо тебе, Левченко! Сейчас надо срочно сообщить, куда бандиты поехали. Здесь есть телефон?
– Что ты, какой телефон в такой глуши. Пешком надо бежать до станции.
– Побежали, Левченко?
– Бегите. А мне опять в тюрьму?
– Это суд будет решать, Левченко. Но тебе зачтется, что ты меня спас и банду сдал.
– А ты гарантируешь, что срока не будет?
– Нет, Левченко.
– Вот видишь. Если мне дадут срок, меня в лагере порежут, когда узна-ют, что я банду Горбатого сдал.
– Тогда беги!
– Куда? Может, посоветуешь? Без документов. Тем более, ты же все рас-скажешь. Значит, меня будут искать. А за решетку я не пойду.
Они вошли в дом, где все было разбросано, а на столе стояли бутылки и закуска.
– Давай тогда выпьем!
– Давай.
Они выпили водки. Закусили. Помолчали. Потом Левченко сказал
– Я сейчас.
Он тяжело вылез из-за стола, медленно вышел в сени, закрыл за собой дверь. Глухо раздался выстрел.


«Домовенок Кузя» (1984 г.)

Впечатление

В середине 1980-х годов у нас экраны вышел многосерийный мультик про домовенка Кузьку, который стал очень популярным. Кстати, книга Александровой такого успеха не имела. Надо заметить, что многие книги обрели популярность только за счет мультфильмов. Малочитабельные сказки Успенского, Андерсена, Милна, Родари и прочих детских писателей обрели известность в России только благодаря нашим талантливым мультипликаторам.
Но вернемся к Кузьке. Мифическое существо стало героем мультфильма. Почему? Думается, по причине детских фантазий и детского же одиночества. Девочка живет с одной вечно занятой мамой без папы. Маме все время некогда. Ребенок страдает от одиночества. И поневоле у нее появляются друзья на грани реальности. Вот вам и Кузька. Девочка даже полюбила его! Но ведь это ненормально!
У шведского Малыша появляется любимый друг Карлсон, которого видит только он и такая же сумасшедшая фрекен Бок. У другой одинокой девочки варежка превращается в собачку. У мальчика Федора уличный кот, а затем и пес начинают с ним разговаривать. У Чуковского с мальчиком разговаривает умывальник. А в других мультфильмах мальчики общаются с радиоприемниками («Человечка нарисовал я», «В стране невыученных уроков» и др.).
Еще дальше пошли создатели фильма «Деревня Утка». Тут уже домовой сам является девочке в полный рост – настоящий мужичок. И начинает с ней дружить на фоне занятости взрослых. Затем в фильме круг домовых расширяется до Шотландии.
С одной стороны – это плохо, когда дети начинают дружить с вымышленными, иллюзорными и сказочными  существами. А с другой стороны, может это предупреждение родителям о том, что дети при живых родителя становятся одинокими?


«Властелин колец» (2001 г.)

Впечатление
 
Трудно будет, наверно, найти в мире человека, который не читал или не смотрел фильм о Властелине колец. В свое время я купил все три тома Джона Толкина и посмотрел в кинотеатре все три серии Питера Джексона. Хорошая проза, хорошая экранизация, и это бесспорно. Но почему-то критики все обходят тему явных нетрадиционных ориентаций главных героев эпопеи. Еще при просмотре первой серии в меня закралось некое подозрение, когда увидел голубоглазого красавчика Фродо, которого не портили даже мохнатые ноги. А у Толкина это 50-летний мужичок!
Но говорят, что продюсеры убедили режиссера, что Фродо должен вы-глядеть как ангелочек, ибо это приведет в кинозалы молодежь. Так и получи-лось. Но и этого создателям фильма оказалась мало. Надо было привлечь в кинозалы еще одну специфическую группу зрителей. И друзья Фродо тоже оказались красавчиками, как на подбор. И очень дружными…
Очень, до самоотверженности. По определению, у них не было других увлечений, как дружить друг с другом. Какие там девочки, когда дружба должна спасти мир от Саурона. И уже не обращаешь внимания, что старичок Бильбо тоже живет один, неплохо живет без женского пола, и много лет. Впрочем, живет с любимым племянником. Живут, они не тужат, пока не при-шла пора спасать мир. И спасли. Причем им очень помогла любовь. Сэм так и говорит Фродо: «Люблю тебя, сил никаких нет, и не брошу я тебя». А сам так положил голову Фродо к себе на колени и гладит так ласково…
Четыре литературных мушкетера спасали не мир, но королеву от бесчестия. Слава им, хотя она по сюжету любовница главного врага Франции. Каково было бы, если бы дочь Сталина влюбилась в Мюллера или Гиммера? И нашлись ли тогда агенты ГПУ, чтобы спасти ее честь?
А откуда ноги растут у смелых хоббитов? Не из четверки ли студентов Кембриджского университета, друживших очень сильно и попавших на фронт, сражаясь против злобного тевтонского Саурона? Правда Толкин успешно был женат, имел детей, но такая дружба не забывается, и его друзья, по всему видимому, вновь ожили на землях Средиземья.


       БЫЛОЕ

Амнезия детства

Дверной колокольчик деликатно звякнул, и в библиотеку вошел пожилой мужчина. Библиотекарша Любовь Николаевна давно знала этого читателя – Георгия Марковича, и всегда отмечала его вежливость и и аккуратность.
Посетитель снял шляпу, сдержанно улыбнулся и поздоровался. Библиотекарша оторвалась от своих бумажных дел за конторкой и улыбнулась в ответ.
– Добрый день!
– И вы здравствуйте!
– Побеспокою я вас. Вот принес Валентина Катаева, «Волшебный рог Оберона». Вчера дочитал.
– И как вам? Поделитесь. А то вы единственный читатель этой книги, никто кроме вас ее до сих пор не брал.
– Ну что вам сказать? Катаев – мастер, кончено. Так писать о своем детстве могут очень немногие. Но. После того как залез в интернет и узнал много нового о его личной жизни – не уважаю. Пусть талант. Но алкоголь, за-пои, бил жену… И как после этого я могу наслаждаться его прозой?
– Однако многие гении были в быту не ангелы.
– Совершенно с вами согласен, и все же…
– А что вам понравилось у Катаева?
– Меня поражает, как достоверно он описывал свои ранние годы. Я понимаю, что девяносто девять процентов того, о чем он писал – это его воображение, но до чего же оно похоже на реальность! Вот, что значит настоящий талант!
А вот я про свое детство с горечью могу сказать, что практически ничего не помню о дошкольном периоде. Какая-то амнезия детства! И самое главное, что я не помню своих самых близких людей – отца, мать и старшего бра-та. Вообще не помню. Даже как они выглядели, не то, чтобы их слова или по-ступки. Остались только фотографии.
Георгий Маркович помолчал, затем присел рядом с конторкой. И заметив, что никого в библиотеки кроме них двоих нет, продолжил:
– Память сохранила какие-то обрывки моей жизни в крохотной коммуналке, и самое яркое детское впечатление, извините, это женская баня. Как-то раз мама взяла меня, маленького, с собой в баню. Запомнился огромный гулкий зал, полный голых женщин – молодых и старых, толстых и тонких, красивых.
А еще, прошу прощения, общественный туалет. Он мне часто снился в детских снах. Большая полутемная комната с залитым полом. Очень высоко на потолке горит слабая лампа. А в середине помещения, как остров – унитаз. А над ним, как пальма – бачок. А я один и босиком. Страшно!
Помню отчетливо соседскую драку. За дверью в коридоре нашей коммунальной двухэтажки творится что-то ужасное – стуки, крики, грохот, и я от страха, что «это» может ворваться к нам, мучительно пытаюсь куда-нибудь спрятаться.
Дворовые войны вспоминаются. Я смотрю из окна и вижу, как ребята из нашего двора толпой выступают против ребят из соседнего двора. С обеих сторон летят палки и камни. И мне очень страшно.
Запомнилась еще мода на вертушки и рогатки. Все ребята делают вертушки – это когда на катушку наматывается шнур, а сверху крепится пропеллер, вырезанный из жестянки. Если сильно дернуть за шнур, пропеллер срывается с катушки и улетает в небо. Туда же улетают камни и пульки из рогаток всевозможного вида и конструкций.
К искусству приобщались через кино. Мы детской толпой бегаем в кино, благо в округе четыре дома культуры. Денег нет, но билетеры нас пускают, и в темноте мы просто сидим на полу. Помню потрясающее впечатление от первых моих фильмов.
И очень ярко вспоминается, как задавили моего приятеля. Он бежал через нашу дорогу, выложенную в земле большими гладкими булыжниками. Вдруг появляется взрослый велосипедист. Валерка падает, и велосипед переезжает его. Я подбегаю и вижу, что приятель жив, а велосипедист говорит, что мальчик упал на песок, и поэтому велосипед не причинил ему вреда.
Сейчас вот говорю вам о своем детстве, и понимаю, что из каждого та-кого эпизода такие мастера, как Катаев могли бы написать целый рассказ. Ведь любой крошечный момент жизни можно превратить в развернутую картину, вспомнить многое другое из прожитого, а остальное придумать, домыслить, приукрасить. А если еще и внимательно вглядеться в старые фотографии, по-читать воспоминания и документы тех лет, расспросить тех, кто помнит еще что-то, и прибавить к этому литературный талант – вот тогда будут написаны интересные для всех, а не только для автора, рассказы о детстве.
Марк Георгиевич помолчал, а потом добавил:
– Ну ладно, извините, отвлекаю я вас от работы.
– Что еще возьмете? – спросила библиотекарша.
– Найдите мне воспоминанья о детстве Вадима Шефнера. Говорят, что хорошо пишет. И, быть может, я надеюсь, он не злоупотреблял?


Антисоветчик

Владимир Иванович, как он думал, всегда лояльно относился к государственной власти. Это происходило потому, что он не видел ей никакой альтернативы. Но когда теща на застолье в середине восьмидесятых годов назвала его антисоветчиком, он очень обиделся:
– Ну, какой же я антисоветчик?
– А такой! На демонстрации не ходишь. Газет не выписываешь. Подозрительные книжки читаешь. Политические анекдоты рассказываешь. А между прочим при Сталине за это сажали! – докладывала гостям хмельная теща. 
Владимир Иванович спорить не стал, так как считал, что в споре рождается не истина, а ссора. А вечером стал вспоминать – был ли он действительно антисоветчиком.
Антисоветчиками в советские времена назывались люди, настроенные против советской власти. А был ли он недоволен советской властью? Пожалуй, да. Но не самой советской властью, а ее проявлениями. Причем с раннего детства.
Его семья жила бедно, как и все вокруг в коммуналках. Да и потом, когда он переехал в хрущевку, автомобили у подъезда не стояли, дач ни у кого не было, по заграницам соседи не разъезжали.
И вот однажды, случайно, в его руки попал каталог с выставки США в Сокольниках 1959 года. Автомобильный был каталог, цветной, на мелованной бумаге, и с роскошными женщинами и автомобилями. Если бы он увидел летающую тарелку инопланетян, то не был бы так поражен. Огромные лимузины с открытым верхом и фантастических расцветок с самолетными хвостами и красавицами… Это не умещалось в сознании, знавшее в то время в основном только грузовики, «москвичи» и изредка «победы»… И тогда он понял, что где-то существует другой мир, яркий, красивый и технически развитый. Но почему-то СМИ постоянно утверждали, что там все очень плохо: войны, насилие, расизм, разврат. Отвратительные рожи буржуев, империалистов и реваншистов с последних страниц «Крокодила» пытались это доказать. А с другой стороны – в 1960-х годах в народе и среди детей ходила масса политических анекдотов. Причем вполне невинных. К примеру, такой: «К ресторану подходит козел, а его туда не пускают. Подходят еще два козла, а их впустили. По-чему? А ты какой козел? Горный. А это Подгорный и Полянский (члены Политбюро)!».
Так что яд сомнения уже проникал в детскую душу. Как-то в начальных классах мама взяла его на демонстрацию, да не просто так, а с допуском к три-буне, так как она была депутатом горсовета. Фиктивным, говорила она, по разнарядке. Зато получила квартиру. 7 ноября в тот год очень холодным, со снегом. А идти до площади надо пешком, во время демонстрации все перекрывалось, и общественный транспорт не ходил. Километров 6-7 пройти – не шутка. Потом они стояли у трибуны, усталые и замерзшие, а он думал: «А зачем все это? Кому это надо? Этой кучке мужчин на трибуне в одинаковых пальто и шапках?». И с тех пор он ни разу официально не был на демонстрации. Демонстрировать преданность идеалам партии категорически не хотелось. Тем более, 1 мая и 7 ноября были обычно холодными днями.
Лишь однажды приятель-студент уговорил его пойти с ним на демонстрацию с институтской группой, соблазнив дармовой выпивкой. А надо сказать, что трезвых мужчин на демонстрации практически не было. Все приходили и употребляли. Видимо, чтобы не замерзнуть и притушить недовольство происходящим. Так вот, из ложного чувства товарищества, он пошел с приятелем, естественно «назюзюкался», и, проходя мимо трибуны, что-то прокричал, не очень приличное. Но из-за шума этого никто не заметил – играла музыка и громко звучали призывы что то там крепить и увеличивать…
В школе, где старшеклассников гоняли на демонстрации, Володе за нежелание, попадало. И его родителям, но он все равно отказывался демонстрировать. Да и лень было – семь км туда и семь обратно. Ради чего? К старшим классам он уже стал «внутренним» диссидентом. А были у еще и «внешние», которые из хулиганских побуждений делали бюсту Ленина в школьном коридоре «саечки». Это надо было поднести к подбородку оппонента свою ладонь щепоткой вверх, оттянуть средний палец и сильно им щелкнуть. Людям было больно.
А однажды на его наивный вопрос двенадцатилетнего школьника: «А как же Ленин?», двоюродный брат его друга, который был на десять лет старше, ответил так, что Вова  был ошарашен: «И на солнце бывают пятна». Значит и на коммунизме тоже, а по логике и на всем, что его окружает?
И Володя решил не вступать комсомол. Его не устраивала бессмыслица копеечных взносов и собраний после шестого  урока. Тем более, когда устанешь, и есть хочется. Правда, неуютно было, когда его одноклассники осуждающе смотрели ему в спину, когда он уходил с комсомольского собрания…
Ему это аукнулось, когда он попытался поступить в институт. С проходными баллами он не находил себя в списках зачисленных. Ну, думал, значит, не прошел по конкурсу. И только потом ему объяснили, что в заявлении он писал, что не член ВЛКСМ, и это автоматически исключало его из абитуриентов. Но что не делается, то к лучшему. Володя подделал характеристику, то есть сам напечатал ее, написал там, что он комсомолец, нашел способ поставить печать и таким образом все-таки стал студентом. Но, самое страшное, с отвращением вскоре узнал в институте о таких вещах как история КПСС, политэкономия и научный коммунизм.
К тому времени он уже был «закоренелым» антисоветчиком. Читал Булгакова, слушал «Голос Америки», увлекался рок-музыкой и американской фантастикой, и почти серьезно обсуждал с приятелем, как сделать бомбочку с дистанционным взрывателем, чтобы положить ее у памятника Ленина и взорвать ее. Просто для того, чтобы власти знали, что есть несогласные.
Жизнь была регламентирована не только в распределении продуктов, одежды, обуви, квартир, путевок и автомобилей. Можно было читать и смотреть только то, что разрешалось. Даже подписка на легальные журналы и газе-ты лимитировалась. Так что поводов быть недовольными советской властью было больше чем достаточно. И не удивительно, что когда СССР рухнул, защищать его коммунистический режим желающих просто не нашлось.
Но реальным антисоветчиком Владимир Иванович все же никогда не был. Он считал, что невозможно протестовать против окружающего мира, в котором живешь. Тем более, что в нем было много чего позитивного, радостного и счастливого.


«Бородавка»

Это было в СССР в конце шестидесятых годов. Два семнадцатилетних балбеса готовились к выпускным экзаменам в школе. Оба были сугубые троечники без всякой надежды на успешное окончание школы.
В майские праздники родители одного из них уехали на дачу, оставив сына заниматься. Друг, у которого не было дачи, пришел к нему с бутылкой плодово-ягодного вина по 98 копеек. Надо отметить Первомай? Надо! Выпили.
– Учить билеты будем?
– Не охота.
– А что охота?
– Ничего.
И это была правда. Не хотелось учиться, не хотелось работать, не хоте-лось и в армию. Так что же делать?
В это время по телевизору шла комедия «Операция Ы». Фильм этот знали наизусть. Цитировали, опережая оригинал. И когда сюжет дошел до эпизода с Дубом и радиостанцией, друг подпрыгнул:
– Вот оно!
– Что?
– Решение нашей проблемы на период экзаменов!
– Какое?
– Радиостанция!
– Какая?
– Наша!
– «Бородавка»?
– Именно!
Тут надо пояснить, что «бородавкой» назвалась маленькая самодельная радиостанция, выходящая на средних волнах. Их собирали самостоятельно и выходили в эфир без официального разрешения, что было конечно запрещено в нашей стране. Но «бородавочники» считали, что у них станции слабые, ни-кому не мешают, зато можно общаться с друзьями  бесплатно. Если бы у всех были телефоны, то и не появились бы радиохулиганы. Но телефоны в СССР были таким же дефицитом, как… Да пожалуй все, кроме спичек.
Поэтому радиолюбители стали делать маленькие домашние радиостанции и общаться между собой в эфире. Помимо простой связи и обмена информацией, они крутили в эфире популярную музыку, которую не передавали официальные СМИ.
Итак, что имелось у друзей в наличии? Две «бородавки», встроенные в большие радиоприемники, которые были, пожалуй, в каждой семье.
Нужнее был маленький приемник. Нашелся транзисторный карманный «Сокол». Нужен маленький динамик, чтобы незаметно прикрепить к рукаву. Найдем!
Но главное: как передающий узнает, какой билет читать для экзаменуемого?
Ответ: тот берет билет и громко говорит его номер.
Передающий стоит у дверей и внимательно слушает и запоминает нужный номер.
Запомнив номер, он бежит домой, где уже стоит готовая радиостанция. От школы до дома передающего 50 метров. Так что через три минуты пере-дающий начинает читать ответы на вопросы билета.
Принимающий, включив приемник и опершись локтем левой руки на стол, прикладывает динамик к своему уху и слушая диктовку, записывает ответ.
На следующий день схема передачи и приема была готова. Немного потренировавшись, они сказали «Ура!». К экзаменам можно было не готовиться!
Осталось только найти все ответы на все билеты и приготовить их для чтения. И целый месяц два балбеса отдыхали на даче, якобы готовясь к экзаменам.
И как ни странно, почти все получилось. Схема работала. Во внутреннем кармане пиджака принимающего лежал приемник. От него на левую руку шел проводок к маленькому динамику, пришитому к рукаву. Экзаменуемый брал билет, громко, типа на эмоциях, говорил номер и садился за парту. Через три минуты начиналась передача.
Правда, создавалось ощущение, что учителя знали об этой затее, но по-чему-то ее не пресекали. Но, как бы там ни было, экзамены были сданы. Пусть на тройки. Главное, что мальчики не готовились ни дня. Вот только интересно до сих пор, сколько нерадивых школьников и студентов попыталось повторить этот трюк из фильма «Операция Ы». 
А в 1970-е годы власти всерьез взялись за самодельные передатчики и, кое-кого поймав, свели на нет это незаконное радиолюбительство.


За рулем

Как-то Роман Юрьевич с сыном разбирали старые бумаги в шкафу и неожиданно нашли водительские права отца в коричневой корочке. И даже талон нарушений с одной дыркой.
– Папа, так ты был профессиональным шофером?
– Да, сынок.
– А ты ничего мне об этом не рассказывал.
– А что рассказывать? Хвалиться особо нечем. Шофером первого класса я не стал, а в авариях бывал, и не раз. Так что аса автомобильных дорог из ме-ня не получилось.
– Но что-то было интересное?
– Было и немало.
– И ты с детства хотел быть шофером?
– Конечно, как все мальчишки. И даже стал, но особого удовольствия от этого не получил. В мое время считалось, что советские дети мечтали кем-то стать – военными, моряками, летчиками, космонавтами, врачами, геологами. Не знаю. Лично я ничего такого не слышал и не видел. Никто из окружающих меня ребят никем стать не хотел.

Позднее, когда Роман Юрьевич остался один, он стал вспоминать свое детство и пришел к выводу, что если сказать, что он хотел стать шофером, то это было бы неправдой. Он хотел просто управлять автомобилем. Это желание у него появилось после того, как еще в дошкольном возрасте он уселся в педальный автомобиль, похожий на ракету. Но он был сломанным. Педали двигались вхолостую, а Роме невыносимо захотелось управлять авто. И еще где-то в эти годы папу и Рому взяли в поездку на дачу. И поехали толпой на голубом «москвиче». О, это был космический корабль, который бороздил холмы среди садовых участков!
В школьные годы Рома мечтал о велосипеде, что тоже было беспочвен-ной мечтой. Велосипеды были очень дорогой игрушкой. Эти механизмы стоили месячную зарплату. Оставалось мечтать. И кататься на соседском взрослом велосипеде без перекидывания ноги через раму. К сожалению, Рома тогда да-же не подозревал, что в ДОСААФ в старших классах бесплатно готовили водителей на грузовики для службы в армии. Если бы он знал об этом! Но нет, и ушел он в армию служить танкистом. Уж там-то, думал он, накатаюсь на танке!
Однако первое знакомство с танком окончилось фиаско. Когда пришло время изучать вождение танка, вчерашнего школьника засунули на место механика водителя и сказали: «Трогай!». И если Рома еще смог включить стар-тер, выжать сцепление, включить первую передачу и тронуться, в трепете от ужасного рева дизеля за спиной, то включить вторую он просто не смог. Дело в том, что для переключения передач нужно было делать перегазовку. Это было уже сверх человеческих способностей. Двигатель глох, сержант за спиной отчаянно матерился, но успокоившись, разрешил ехать по трассе на первой передаче. Так состоялось первое знакомство с вождением транспортного средства. Но желание управлять автомобилем на этом не закончилось.
Когда в армии Рома стал хлеборезом и уважаемым человеком, он предложил водителю из автороты за две буханки хлеба научить его водить грузовик. Шофер подумал и согласился: «Завтра боевые стрельбы, я буду ночью возить снаряды, вот ты и поучишься».
С вечера Рома трепетал от предчувствия счастья. Он был как жених пе-ред свадьбой. А потом, в темноте, выйдя за ограждения гарнизона в условлен-ном месте, дождался зеленого грузовика и сел в кабину на место пассажира. Сначала отъехали в лес, потом в поле, и водитель уступил свое место. Теоретически Рома знал, что делать, но когда в руках оказался многотонный грузовик, он разволновался. Отчаянно крутил руль. Рыская по грунтовой дороге, дважды съезжал в кювет. Но мощный автомобиль все стерпел, и драгоценный груз до полигона был доставлен. И Роме это очень понравилось. Затем была еще одна аналогичная поездка. Однако, хотя ночью ездить, конечно, романтично и относительно безопасно, но из-за темноты Рома не видел красоты окружающих пейзажей и не мог прочувствовать ощущение скорости.
И он перешел на другой вид транспорта. Сначала освоил старенький самосвал «Пятьсот веселый», который возил уголь в котельную, а потом вполне современный ЗИЛ-хлебовоз. На них он периодически бороздил просторы гарнизона и вполне сносно освоил вождение. Как ни странно, никто вокруг на это не обращал никакого внимания, и нарушения техники безопасности и ПДД ни-кто не фиксировал. Так Рома научился водить автомобиль, правда, нелегально.
После армии у него остро встал вопрос – кем быть? Пока он решался, Рома освоил езду на мотоцикле «Урал». У его приятеля-соседа, вернее у его отца был мотоцикл с коляской. И на нем Роме очень хотелось поездить. И как-то, выпивая с приятелем, он предложил покататься. Отца не было дома, они взяли ключи от гаража и мотоцикла и пошли. Поздний вечер, и два оболтуса несутся по городским улицам, нетрезвые и счастливые, а потом и Рома сел за руль. И ничего страшного, просто надо было привыкнуть к тому, чтобы переключать скорости ногой. Как друзья остались целыми и вернули мотоцикл в гараж, до сих пор непонятно.
А потом была поездка на электроскутере по гостинице. Дело было в Китае. Там в большом отеле проходило некое мероприятие, в котором Роман участвовал. Когда все, уже под градусом, разошлись кто куда, он с коллегой обнаружил мотоцикл хозяина банкета.
– А может, покатаемся?
– А что, и покатаемся!
Они завели аппарат, и Роман поехал. Надо сразу сказать. что это было очень приятно. Скутер был почти бесшумным, очень маневренным, быстро развивал скорость. Закладывая глубокие виражи, Роман проехал по трем коридорам, развернулся и вернулся к своему номеру. Затем за руль сел коллега. С тем же успехом. Потом Роман еще раз. Они катались по отелю, провожаемые невозмутимыми взглядами гостиничных служащих. Те почему-то никак не реагировали на нарушения правил вождения и не пожелали остановить поездки этих странных русских.
А настоящим шофером Роман все-таки стал. Через год после армии он поступил на полугодовые курсы, получил права и был направлен в большой гараж. На курсах он учился водить на маленьком грузовике, чуть побольше нынешних джипов. Затем недолго водил большой грузовик, микроавтобус и быстро понял, что шофера из него не получился. Вернее так: водить авто он умел, а вот работать шофером – не мог. Или не захотел. Шофер – командный игрок. Это только кажется, что он разъезжает по дорогам, как вольный казак. Нет, у него есть путевое задание, он выполняет приказы начальников, он зависит от коллектива механиков, диспетчеров и прочих работников гаража. Это как в футболе. Будь ты трижды замечательный по технике футболист, если ты не будешь дружить с коллегами по команде, тебе просто не будут пасовать, а если ты будешь спорить с тренером, он не будет тебя ставить в основной со-став. И бутсы у тебя будут самые рваные, и футболка. Это у Романа был в школьные годы маленький негативный опыт попытки играть в серьезный футбол.
Мечта водить свой автомобиль у Романа сбылась в 50 лет, когда он ку-пил старенький «жигуль» и ездил на нем несколько лет. И с гордостью мог сказать, что ни разу не попадал в официальные аварии с протоколами и сотрудниками ГАИ. Видимо сказался большой опыт нелегальной езды.
Надо еще добавить о двух случаях, которые повлияли на него как на шофера. Первый случился в конце прошлого века, когда Роману нужно было срочно ехать в аэропорт, а он опоздал на рейсовый автобус. Следующий ждать два часа. Такси в те времена были большой проблемой. Роман стоял растерян-но на остановке, глядя на удаляющийся «Икарус». Что делать? Не смертельно, конечно, но очень неприятно. В аэропорту его ждали. А он даже не мог сообщить, что опоздал на автобус – не было тогда мобильных телефонов. И денег не было на такси или частника. И все же он решил голосовать, чтобы просить только догнать автобус. Машины одна за другой проезжали мимо. И вдруг од-на иномарка, и видно, что дорогая, затормозила. Роман подбежал к ней. Водитель опустил стекло:
– Вам куда?
– Догнать автобус до аэропорта.
– Садитесь.
Роман сел в машину и утонул в кожаном кресле. Водитель был изыскан-но одет и причесан. И они помчались. Роман сказал, что километров через десять автобус останавливается на несколько минут, кондуктор обилечивает пассажиров, там его можно догнать. И действительно, догнав автобус на остановке, машина притормозила.
– Может быть, вас довезти до аэропорта? – предложил водитель. Роман подумал, что денег на это у него не хватит и сказал, что спокойно доедет на автобусе.
– Ну, как знаете, – услышал в ответ. Роман полез за кошельком, но водитель так удивленно взглянул на него, что все стало понятно. Роман зашел в автобус, и спаситель исчез из его жизни. Но бескорыстный поступок остался в памяти на всю жизнь. И тогда Роман решил, если у него будет машина, тоже будет помогать. И как в воду глядел. У него  появилась подержанная шестерка, и он стал часто ездить в аэропорт. Где вновь получил пример бескорыстной помощи. Зимой он поставил машину в тесном ряду на парковке аэропорта, и забыл выключить габариты. Через несколько часов аккумулятор сел, и Роман не смог завести машину. Картина такая – он стоит на стоянке, машина стоит в плотном ряду других машин, и есть понимание, что невозможно даже подъехать к ней чтобы «прикурить» от чужого аккумулятора. А вокруг тишина. Ни единой души, а еще, как назло надо куда-то довольно срочно ехать. Что делать? Мороз. И вдруг Роман видит в конце парковки подъехавшую машину, из которой вышла женщина, а водитель остался ее ждать. Роман бросился к нему:
– Помогите, хотя бы советом! Что мне делать в такой ситуации?
Тот молча вышел из машины. Дошел до «жигуля», критически осмотрел его и молча пошел обратно. Сердце Романа оборвалось. Но мужчина подошел к своей машине, открыл капот, снял свой аккумулятор, принес его к «жигулям», снял севший аккумулятор, поставил свой, завел мотор, снял свой аккумулятор, поставил «родной» и только сказал: «Прогрей и заряжай хотя бы ми-нут десять».
– Как вас отблагодарить? Дать вам деньги?
Но он сказала всего лишь одну фразу:
– Когда тебя попросят о помощи на дороге, сделай это бесплатно.
С тех пор Роман всегда подвозил людей от аэропорта, если видел их стоящими на остановке в ожидании автобуса. Буксировал заглохшие машины, делал еще что-то, уже и не упомнить, и никогда за это не брал деньги.
А еще Роман Юрьевич любил вспоминать о другом способе удовлетворить жажду скорости. Это управление моторным катером. Случилось Роману как-то раз, опять же в молодости и снова в сильно нетрезвом состоянии, с приятелем тайком угнать моторку у еще одного приятеля, и с восторгом, стоя в лодке у лобового стекла, бороздить просторы широкой реки, прямо как Волк в «Ну, погоди!», пока их не догнали и не попросили вернуться в спокойную гавань. Как они не врезались тогда во многочисленные острова, отмели и встречные суда? Судьба, видно, миловала…


Звери

После обеда к отдыхающему Олегу Андреевичу подбежала дочка-второклассница:
– Папа давай заведем собаку! Ты будешь гулять с нею!
– Не хочу! – резко ответил папа.
– Почему?
– Я не люблю собак. А вернее их хозяев, которые допускают, поощряют, а иногда и провоцируют своих собак на агрессию. Кто-нибудь слышал, чтобы кошки нападали на людей? А вот собаки, это да. В моей жизни собаки кусали меня несколько раз. А какая-то овчарка при живом хозяине укусила мою добрейшую жену и твою строгую маму.
– Но мы же будем воспитывать нашу собаку, чтобы он не кусалась! – жалобно заныла дочка.
– Нет. Агрессия собак рождается из их рабского желания угодить хозяину. Вот, дескать, я какая, готовая укусить чужого. Лишь бы тебе приятно было, лишь бы видел, как я тебя типа охраняю, могу любого порвать. Помнишь, у нашей бабульки была собачонка, которая отчаянно облаивала всех проходящих по подъезду. Типа я сторожевой пес!
Одна такая собачка запомнилась мне на всю жизнь. Я проходил мимо коттеджей на западном конце нашей улицы, впереди меня шли две женщины, рядом с ними бежала собачонка. Заборы в те годы были не сплошные, и было видно как в одном доме во дворе стояла собачья будка, рядом с которой лежала на привязи кавказская овчарка. Собачонка как увидела эту собаку, так все зашлась в истерике: бросалась на забор с лаем, визгом, пена изо рта, типа я так вас больших собак ненавижу, что не боюсь. Смотри, я гуляю, у меня есть хозяйка, и я ее защищаю. Хозяйки уже прошли, а собачонка, которую я уже на-звал Моськой, не могла уняться. А у овчарки видно терпение кончилось. Она встала, вытянула голову из ошейника, в два прыжка добежала до забора и протиснулась между прутьями.
Такого визга я никогда больше не слышал. Визг смертельного страха, агонии, мольбы и ужаса. Моська как подкошенная рухнула на землю, не переставая визжать:
– Не убивайте меня, это не я, это я нечаянно, пожалейте, я больше никогда не буду!
Овчарка подскочила к ней и положила на нее лапу. Моська захрипела:
– Все, я  уже умираю. Я уже умерла!
Тут завизжали женщины, видимо хозяйки этой Моськи.
Овчарка покосилась на них, повернулась, и удалилась в свою будку. Моська же, поджав хвост, на полусогнутых ногах подползла к хозяйкам.
– Возьмите меня на ручки. Я очень устала!
Одна женщина взяла ее, погладила, успокоила и они удалились. Занавес.
Ты же помнишь ту свору собак, которая кормилась у ближайшей ко-тельной. Они могли по ночам выйти на проезжую часть улицы под нашим окном и устроить гавканье. Просто так. И они от этого получали огромное удовольствие. Этим они напоминали одну толстую собачонку в соседнем доме, которая выходила из подъезда, садилась возле входной двери и просто гавкала. Часами. И почему-то не находилось человека, который заткнул бы ей пасть.
От кошки нашей мне тоже, правда, досталось. Пока ее мы приручили к дому, она много кому крови попортила. Помнишь, в ветеринарной лечебнице, например, куда мы повезли ее с больными ушами. Врач сказал мне держать кошку. А сам стал чистить ей уши. Она терпела до тех пор, пока он не брызнул ей в уши каким-то лекарством. Вопль. И кошка показала все свои десять когтей. И я с исполосованными до крови руками ловил ее под мебелью.
А как я ее снимал с верхушки тополя или лазил по подвалу дома нашего, когда она убегала! Удивительно, ее уличная душа долго не давала ей покоя. Она неоднократно убегала из дома, а дети находили ее. В те времена подъездные двери не закрывались, а в подвал мог проникнуть кто угодно. Но у нее был еще один способ убежать из дома. Она трижды падала с балкона нашего пятого этажа. Два раза зимой и один летом. И оставалась жива! Под балконом летом была земля и густая трава, а зимой много снега. До сих пор помню ее четкий след на снегу – вмятину с отпечатком хвоста.
Кстати, говорят, что кошки чувствуют человеческую ауру. Они прячутся от людей, которые, казалось бы, им ничего плохого не сделали. И наоборот. Случилось так, что к нам, вернее к твоей маме, пришла ее знакомая по какой-то небольшой надобности. Когда она зашла в коридор, Муська как с ума со-шла. Она стала шипеть и рычать, бить хвостом и рваться в коридор. Мы успели закрыть дверь в коридор, а Муська с воем рвалась туда. Видимо, чтобы разорвать ту женщину. Та сочла нужным быстро удалиться. А позднее я узнал, что она сектантка, продавала свои вещи, перед тем как ехать в какую-то секту, то ли в Сибирь, то ли на Урал. Это был единственный в жизни Муськи неспровоцированной акт агрессии. Почти как у собаки. Но в данной ситуации совершенно оправданный. Кошка защищала свой дом.
– Ну и ладно, – сказала дочка. – Вот вырасту и сама заведу себе хорошую и добрую собаку. И не надо будет никого просить.
– Вот и хорошо, – ответил Олег Андреевич и задремал перед телевизором, поглаживая кошку у себя на животе.


Игрушки

Дедушка, который приехал в гости к дочери, вошел в детскую к внучке. Но девочка где-то бегала во дворе. На полу валялись разбросанные игрушки. Он с трудом склонился и стал собирать куклы, машинки, зверят и каких-то монстриков.
В комнату зашла дочь, уставшая от домашних забот.
– Папа, оставь, пусть она сама соберет игрушки.
– Нет, мне самому интересно, во что играет новое поколение. Ведь у меня в возрасте внучки игрушек вообще не было.
– Да ладно тебе. Что-нибудь-то было?
– Вот именно, что-нибудь, – дедушка присел на внучкину кровать и продолжил:
 – Не было у меня магазинных игрушек. Несмотря на «счастливое детство» всех советских ребят, я помню только лошадь и верблюда, размером с ладонь из пластмассы, на которых я пытался усадить свои растопыренные пальчики. И металлического ослика с тележкой, который должен был двигать ногами, когда тележка катилась. Но ноги болтались. Может быть, старший брат отбирал у меня все игрушки?
Папа как-то принес удивительную игрушку – самолет, летавший вокруг земного шара. Папа сидел и любовался. А потом игрушка сгинула. Помню металлический самосвал, у которого поднимался кузов. Он исчез почти мгновенно. В памяти еще сохранилась большая лошадь на колесиках с мочальным хвостом и гривой, кажется соседская, на которую меня сажали.
А играть хотелось. Я же видел у других детей машинки, самолетики, кораблики, оловянные солдатики. А у меня не было ничего. И я нашел выход!
Я стал вырезать картинки из журналов, газет, книг, открыток и прочей печатной продукции. Я вырезал животных, автомобили, самолеты, корабли, тракторы, солдат и складывал вырезки в коробочку. Было их очень удобно хранить. И играть тоже. Вырезка самолета или танка была как бы объемна, и ее можно было двигать, раскладывать, взрывать.
А если взять копирку, то можно было перерисовать любимый танк или солдатика и размножить их. Так стали у меня появляться армии левых и правых, то есть танки и солдаты, движущиеся в этих направлениях.
Ну а если есть образцы, то я должен знать, чем играю. И я стал узнавать, что это за самолеты, машины, танки и корабли. Стал искать книги и журналы, где можно найти нужную информацию. Так постепенно складывался интерес к истории техники. Впрочем, я собирал информация и о животных.
Однако то, что мои родители работали на авиационном заводе, в небе постоянно летали заводские самолеты и вертолеты, а почти над нашим домом пролегала трасса пассажирских самолетов, в конце концов, повлияло на мой основной выбор – история авиации.
А однажды моему соседу папа купил два набора пластмассовых моделей – вертолет и самолет. Восхищению моему не было конца. Как из крохотных пластмассовых деталей с помощью клея получились маленькие и почти как на-стоящие машины! Это было для меня как чудо! Но не было тогда этих моделей в продаже, и оставалось только мечтать.
Мечтал я еще об игрушечной яхте. Она стояла на витрине маленького магазинчика на нашей улице, ты его помнишь, напротив небольшого озера. Я спал и видел, как эта яхта с белым парусом поплывет по этому озеру. Стоила она недешево. И я уговаривал родителей купить яхту. Долго уговаривал, и они сдались. Купили яхту, понесли ее на озеро, опустили в воду, и она тут же пере-вернулась. Это была яхта-сувенир.
А было еще лото. Из его бочонков можно было строить дома и крепости. Домино тоже было прекрасным строительным материалом. И любимыми игрушками, заменявшими оловянных солдатиков, были шахматы! Целых тридцать две  устойчивые фигуры, которые могли  выполнять разнообразнейшие функции, в основном военные.
Дедушка иногда увлекался своими воспоминаниями и не заметил, что дочь его уже не слушает. Тогда он с кряхтением встал с кровати и добавил:
– А сейчас с игрушками перебор. Их слишком много. Но они, которые можно взять руками, уже проигрывают электронным игрушкам. Мир меняется. И игрушки и люди тоже. И это нормально. Всему свое время и свои развлечения…


Кран

Они встретились совершенно случайно, на поминках. Их пригласила одна общая, как оказалось, знакомая, у которой умер муж. В школе они много общались, и можно сказать дружили, но с годами их пути разошлись, интересы изменились. И вот, неожиданная новая встреча.
Они сидели с краю за столом, на котором были расставлены обычные для поминок блюда. Немного выпили и разговорились.
– Сколько мы не виделись? – спросил бывший троечник, а теперь успешный коммерсант.
– Да лет двадцать, наверно, – ответил бывший ударник и нынешний учитель истории
– Чем занимался все эти годы? Ты же в школе вроде летчиком хотел стать?
– Хотел, да не получилось. И я подумал, что может стать водителем троллейбуса? Большой такой транспорт, с обогревом, без резких маневров, прекрасный обзор, что еще надо? Но было одно «но». В те времена водитель дол-жен «обилечивать» пассажиров и проверять оплату проезда через переднюю дверь. Да и сидеть всю смену на неудобном кресле как-то напрягало. И я вы-брал другой электрический транспорт – не трамвай, не поезд, нет, а башенный кран. Увидел объявление о наборе учащихся на машинистов башенного крана и подумал – вот красота: сидеть одному на высоте девятого этажа, кататься по рельсам, крутить стрелой как танковой башней, что еще надо? И зарплата у строителей неплохая. А может и жилье дают? А в общем, главное – «Романти-ка!», как говорил прораб в фильме «Операция Ы» на фоне башенных кранов.
И вот с такими мыслями я поступил на учебу в вечернее ПТУ. Успешно закончил его, и стал профессиональным крановщиком. Мечты сбылись. На вы-соте и в одиночестве.
Правда, вскоре выяснились и минусы. Трехсменная работа на краю города, а общественный транспорт в те времена работал ужасно. Надо дружить со строителями, и в частности с прорабом, который закрывает тебе наряды,. А он будет требовать сверхурочной работы, работать в сильный ветер, поднимать неподъемные грузы. А за это он будет закрывать две смены, не обращать внимания на опоздания и прочее. Надо дружить и с собственным начальством. Оно дает выгодные стройки с хорошим окладом и новыми кранами, а может и послать тебя на работу на «зону» работать с «зэками». 
А можно еще часами ждать раствора или других стройматериалов. Строители уходят в бытовку и играют в карты, а мне дурно становилось от их курения и мата. А сидеть в кабине часами не очень-то приятно. Тем более, ее ощутимо качает от сильного ветра.
Честно проработав год, я решил бросить и эту работу. Но учеба была со стипендией и немаленькой, и я должен был ее отработать два года. И я решил схитрить. Пошел на прием в психоневрологический диспансер и поговорил с доброй пожилой тетенькой. Объяснил ей ситуацию, что боюсь работать на кране. И не хочу. Она внимательно меня выслушала и написала справку, что по медицинским показаниям мне противопоказано работать на башенном кране.
И я уволился, но перед этим самостоятельно напечатал характеристику для поступления в институт (раньше без нее в вуз не принимали), и поставил на нее печать в бухгалтерии. Сдал экзамены и стал студентом. Но на этот по-ступок меня подтолкнул другой крановщик, вернее крановщица.
Так что от башенного крана мне была только польза, и он решил мою судьбу. Дело в том, что на стройке я познакомился со своей будущей женой, молоденькой девушкой, которая тоже захотела романтику. Она даже с парашютом прыгала в аэроклубе. Потом сказала, что ей не понравилось, больно страшно, да и валенок потеряла в прыжке.
Когда я ее впервые увидел возле крана, который сломался, она бегала во-круг него, не зная, что делать. И она сразу привлекла мое внимание. Высокая, в штормовке и фиолетовых брюках, яркая и улыбчивая девушка она резко контрастировала со всеми остальными строителями.
И я, недолго думая, на следующий день полез к ней на уже работающий кран. Проник в кабину и сказал:
– Мы тут билеты распространяем на концерт «Добрых молодцев». Вы пойдете?
– Пойду, – ответила она, не оборачиваясь.
– Хорошо, после смены я вам билеты занесу.
Я слез с крана, поехал во дворец спорта, взял два билета, и поехал обратно на стройку. Ехать было долго, и когда я приехал, смена уже закончилась. Я бросился на автобусную остановку и, слава богу, ее автобус еще не пришел. И она меня ждала, и мы поехали на концерт. Потом я ее проводил до дому, и она стала моей женой. Так мы стали, может быть, единственной в мире семьей крановщиков. А потом, спустя несколько лет, мы стали обладать другой профессией. Но это уже совсем другая история. Так что спасибо башенному крану!
И еще скажу, что обидно за башенные краны и крановщиков в кино. В фильме «Верные друзья» два усталых героя в поисках третьего присели на плиту, которую кран внезапно поднял, и они, спрыгнув, оказались в гудроне. Смешно. Только крановщик никогда не поднимет плиту с людьми на ней, и тем более без команды стропальщика. В «Сказке о потерянном времени» пионер, который стал старичком, по недоразумению становится крановщиком и крутит стрелой с грузом и человеком. А строители в панике бегают с брезентом. Смешно! А ведь кран легко отключить рубильником внизу крана или главным рубильником. И все строители это знают. Был еще производственный фильм, где на портовом кране крановщик потерял сознание, и кран катился куда-то, и надо было его остановить, и герой полез на кран! Зачем, если внизу есть рубильник? Те же самые ошибки и нелепости есть и в других фильмах, где «снимались» башенные краны.
Так что я хотя и гуманитарий, но храню удостоверение машиниста башенного крана на почетном месте.


Мой брат играет на трубе

Федор Сергеевич провожал свою двоюродную сестру, которая проездом останавливалась в его городе. До отъезда поезда было еще время, но они заранее пришли на вокзал и расположились на лавочке. Пусть будет запас времени, говорила осторожная и предусмотрительная сестра. Поговорили уже обо всем. И вдруг сестра после минутного молчания осторожно спросила Федора.
– А как там твой брат? Ты мне ничего про него не рассказываешь.
– А что рассказывать. Умер уже.
– Подробнее не хочешь? Все-таки, близкий родственник.
Федор посмотрел на часы и стал рассказывать: 
– Помнишь, был когда-то такой фильм  «Мой брат играет на кларнете». Так вот, у меня от этого названия сразу возникала стойкая ассоциация – «Мой брат играет на трубе». Правда, он тогда уже не играл, а сидел в тюрьме.
Удивительно, но если бы я захотел написать о своем старшем брате, с которым я прожил все свое детство, мне нечего было бы вспомнить. Почти.
Ты не поверишь, но я его просто не помню. Он был старше меня на четыре года, и я до шести лет не ходил в детский сад. Родители работали на за-воде, мать в две смены, отец в три. Значит, за мной должен был кто-то смотреть. И этот кто-то должен быть мой старший брат. Но я его не помню совершенно. Он должен был меня кормить, водить за руку, играть, учить, говорить, что такое хорошо и что такое плохо.
У меня никогда не было амнезии и провалов в памяти. Но то, что я пом-ню о дошкольном возрасте никак не связано с моим братом. Мы жили вместе, сначала в коммуналке, потом в хрущевке, у нас была своя комната. Правда, мы учились в разных школах. Трудно поверить, но первое воспоминание о нем относится к моему четвертому классу и его восьмому, примерно середине 1960-х годов. Он смущенно попросил написать за него сочинение. «Мой день в 1980 году». Я удивился, но написал. К тому времени я много читал, в том числе и фантастику. И мне не трудно было написать две страницы про летающие автомобили, а памятник космонавту, который заслонил грудью капитана корабля от летящего в него метеорита, я считал своим шедевром.
Я помню, что мой брат был талантливый. Или способный ко многому. Он хорошо играл в хоккей, а я ковылял на коньках. Он играл на трубе в школьном оркестре. У меня вообще нет музыкального слуха. Он ходил в шахматный кружок и изучал теорию шахмат. Я проигрывал в шахматы даже своим детям. Он увлекался рыбалкой, футболом и еще какими-то видами спорта. И вообще, был здоровым парнем. Из-за этого меня в школе не трогали местные хулиганы, зная моего брата.
Но после восьмого класса он бросил школу, и тогда я стал его замечать. Он приходил домой нетрезвый и требовал от родителей денег. Начались скандалы, в которых я пока не участвовал. И в конце концов он угодил тюрьму на два года за хулиганство. Я не был огорчен или обрадован. Для меня к тому времени он уже стал совсем чужим человеком. Никаких чувств – ни ненависти, ни сочувствия. Хотя странно. Родная кровь, жизнь в одном доме. Но у меня была своя жизнь, у него своя. А наша квартира оставалась для него тем местом, куда он приходил время от времени. Здесь жила его мать, которая его жалела. И ненавидела его, как и отец. Время шло. После очередной отсидки, он приходил в наш дом, и все повторялось. Он устраивался на работу, и все было в порядке до первого аванса. Он уходил в запой, и все повторялось, то есть требования от матери денег и скандалы. Она его уговаривала уехать куда-нибудь на заработки. Он уезжал, там получал небольшой срок и опять возвращался. Работать он уже не мог, да и не хотел.
Как-то я у него спросил у него в один из редких моментов его просветления: «Почему ты стал таким, и когда это случилось?».
Он ответил, что в каждом дворе в то время были блатные и их компании, которая поддерживала свой авторитет на силе и страхе. И как-то его, здорового паренька, пригласили в такую компанию, предложили выпить, подраться, и, к его радости, его приняли в свои ряды. И теперь его стали бояться. Но за это надо было платить. А так как он не работал, деньги должны были давать его родители. Вот и все.
Когда умерли мои родители, я сказал сразу брату, что жить он у меня не будет никогда, и что денег ему давать не буду. Он это понял сразу, и через не-сколько лет умер где-то под забором. Ему не было и пятидесяти лет, бесполезных и страшных для него и его близких.
В чем был смысл жизни этого человека? Чтобы испытывать своих ближних и приносить им страдания? Кто сможет ответить на эти вопросы? И нужны ли здесь ответы?
Федор молчал, молчала и сестра. Что тут можно было еще сказать?


На грани привода

Аркадия он узнал сразу. Несмотря на милицейскую форму, он почти не изменился за последние тридцать лет. С тех пор, как они вместе закончили учебу в одном гуманитарном вузе. Павел Андреевич подошел к своему бывшему одногруппнику и хлопнул его по плечу. Аркадий тоже сразу его узнал, и после взаимных вопросов они плавно переместились в ближайшее кафе.
За пивом они рассказали друг другу все что вспомнили, а затем, как бы случайно, под воздействием алкоголя, Павел Андреевич перевел тему на свои взаимоотношения с милицией. И в частности на тему «приводов».
Надо сразу пояснить, что привод, с ударением на первом слоге, в советское время означал принудительное помещение нарушителя порядка в отделение милиции. Такой привод оформлялся протоколом, и документ об этом направлялся в то место, где нарушитель работал или учился. Там этот случай разбирался в коллективе. Могли лишить премии, стипендии или многих других «благ». Здесь можно вспомнить фильм «Афоня» и собрание. Павел и сам как-то участвовал на таком собрании, когда работал на заводе.
Так вот, несмотря на довольно бурную жизнь в молодости у Павла Андреевича не было ни одного привода в милицию. А вот возможностей было не-мало. И первый такой случай произошел во время его учебы на шофера. Как-то после занятий вся группа будущих шоферов с несколькими бутылками вина пошла на территорию детского сада, а раньше это было не так строго, как сей-час. Стали выпивать, курить, играть в карты. Павел за компанию выпил немного и собрался уже уходить, так как не любил карты, но тут его позвали. Не-сколько «активистов», то есть самых взрослых курсантов, встав в кружок, живо что-то обсуждали, а один, вытащив из пачки папироску, вытряхнул из нее табак и набил ее чем-то другим. Закурив эту папиросу, курсант сделал затяжку и передал соседу. Тот тоже после затяжки передал дальше, и очередь дошла до Павла. Из чистого любопытства он затянулся. Ничего особенно, табак со странным привкусом и все. Папироса пошла по второму кругу, и в круге стало весело. Курсанты стали сначала хихикать, глядя друг на друга, потом смеяться, а потом откровенно хохотать. Павлу стало не по себе, он вышел из круга и присел под грибком. Курильщики тем временем пошли в беседку играть в кар-ты, а Павел стал внимательно всматриваться в свой организм. Сначала началось головокружение, горизонт стал двигаться, а потом ему невыносимо захотелось куда-нибудь идти. В голове грянул духовой оркестр. Марш исполняли военные, и Павел под музыку попытался встать и пойти на выход. Внезапно он увидел перед собой эстрадный оркестр, который исполнял танцевальную мелодию. Он стал кружиться. А затем Павел взлетел над симфоническим оркестром, который играл какую-то знакомую мелодию, и которая перешла в какофонию, такую, что его ноги запутались. Говорят, Павел минут десять пытался перелезть через забор и скрылся в кустах. Очнулся он на одной из центральных улиц города, по которой шел в неизвестном направлении. Абсолютно на автомате прошел через весь центр, очутился в пельменной, съел две порции пельменей, зашел в какую-то подворотню, на что-то присел и погрузился в беспамятство. Каким-то образом, потом он смог добраться до дома. Как в та-ком состоянии Павел не попал в милицию или больницу, остается только удивляться. С тех пор ни грамма наркотика! Организму такое испытание очень не понравилось.
В следующий раз Павел должен был попасть в милицию зимой, когда с приятелем отмечал стипендию за бутылкой портвейна в полуподвале главного здания университете. Оттуда они вышли, как говорилось тогда, «тепленькие» и веселые, и стали спускаться на «Кольцо». Спуск там довольно крутой, да еще был обледенелый в тот вечер. Падал легкий снежок, они тоже падали, ловили друг друга, опять падали, лежали и смеялись. Было хорошо. И вдруг они по-чувствовали, что их поднимают крепкие руки и, дружески подталкивая, ведут во внутренний дворик. А там горит огонек с надписью «Штаб БКД». Расшифровывалось это как Штаб боевой комсомольской дружины.
Их вводят туда со словами: «Пьяные, нарушают общественный поря-док». Но приятель Павла не согласился с такой формулировкой и решил воз-мутиться: «Мы ничего не нарушали, катались на горке, а сейчас идем домой. Отпустите нас, или вам будет плохо. Мой дядя работает в КГБ!»
А Павел сразу понял, чем все это грозит, и мгновенно протрезвел. Сидел смирно и молчал. Когда у них спросили их данные, приятель все рассказал откровенно, а Павел придумал, и как его зовут, и его адрес. Наивно он надеялся на чудо. Но чуда не произошло. Девушка, сидящая за столом, сняла телефонную трубку и стала диктовать их данные, видимо, для уточнения. Павел понял, что сейчас там скажут, что такого-то в базе данных нет, и ему придется сказать правду.
И он стал влюблено смотреть на девушку, всем своим видом показывая, что она ему очень нравится. Неясно, смог ли Павел дружинницу загипнотизировать, или она просто пожалела его, но она сказала, что данные подтвердились. И когда приехала милиция, забрали в вытрезвитель одного приятеля, а Павел пригрелся в темном уголке и продолжал сверлить влюбленными глаза-ми свою спасительницу.
Естественно, письмо на приятеля пришло в институт, и помимо морального и материального ущерба (штраф за вытрезвитель был где-то рублей пятнадцать) ему попало и от декана. А Павел отделался далеко нелегким испугом.
Интересно, что через несколько лет он узнал знакомые кудри своего приятеля в совершенно необыкновенных обстоятельствах. Ехал Павел как-то на электричке, и на одной из пригородных платформ увидел до боли знакомое лицо. Но в удивительном обрамлении голубой милицейской шапки и шинели с сержантскими погонами. Приятель, студент прохладной жизни, фарцовщик, любитель анекдотов и не дурак выпить, стал милиционером? Не может быть! Но вот же он, и его вьющиеся локоны из под шапки ложатся на его погоны! Потом выяснилось, что тот после института, на котором не было военной ка-федры, чтобы не пойти в армию, устроился участковым в пригородном посел-ке. Вероятно, тот дядя ему в этом помог.
Третий случай произошел вместе с другим приятелем. Дело было уже летом. После обильно возлияния, Павел с другом решили пойти купаться. С трудом, держась под ручку, они добрались до пляжа и в изнеможении рухнули на песок под кустики. Павел погрузился в сон, а его приятель тщетно пытался его разбудить и окунуться в мутных водах городской реки. Наконец он бросил свои попытки и ушел, а Павел продолжал спать до тех, пока не услышал подозрительный шум. Надо сказать, что было довольно прохладно, и на пляже народу практически не было. А шум принадлежал УАЗику – патрульной ми-лицейской машине. Милиция дозором объезжала подозрительные места, вылавливая любителей выпить или еще чего антиобщественного.
Павел мгновенно протрезвел, осознав опасность. Лег на живот, по-пластунски переместился за кустик и стал окапываться. Тем временем машина проехала, развернулась и, поблескивая огоньками, поехала в его сторону. И он вновь пополз в безопасном направлении. Машина проехала. И только он облегченно вздохнул, она опять развернулась и поехала уже по другой траектории. И он вновь пополз. И судьба помиловала Павла и на этот раз. Машина проехала в трех шагах от него, и он не был замечен. А через несколько минут абсолютно трезвый он быстрым шагом направился в сторону своего дома.
Вот так судьба миловала Павла, и он ни разу не попадал в милицию, и ни разу после аварии с ним не разбирались сотрудники ГАИ.
– А я между прочим, служил в ГАИ, – сказал Артур. – Так что теоретически, ты мог бы и попасть ко мне на разбирательство.
– Мог бы, – честно ответил Павел. – Поводы были. И даже нетрезвый ездил. Хотя, надо заметить, что чудовищные на нынешний взгляд пьянки были раньше скорее заурядным явлением, чем исключением. Пили все и помногу, пока были деньги в кармане. И часто требовалось продолжение банкета. После армии нас было пятеро приятелей, мы часто встречались, и без выпивки никогда не обходилось. Если не выпить при встрече, то у всех оставалось чувство неудовлетворенности или незавершенности. До пенсии из нас дожило только двое. Остальных пьянка убила гораздо раньше…
А помню еще как в армии я должен был, просто обязан,
 попасть за решетку на гауптвахту, но тоже не попал. Дело бы так. Меня, молодого бойца, ночью послали в столовую принести «дедам» жареную картошку. У них была такая традиция: после отбоя в столовой им жарили целую кастрюлю картошки с мясом. Тут надо сказать, что в Германии, где я служил, и картошка казалась вкуснее, чем в Союзе, и мясо. Я встал с постели, где уже видел сладкие сны, оделся и в темноте по пустынной улице побрел в столовую. Там меня уже ждали, вручили кастрюлю и наказали не попадаться на глаза начальству. Ладно, сказал я, и поспешил обратно в казарму. И конечно я натолкнулся на патруль с дежурным по части офицером. Организм решил за мой мозг, и я побежал. Метнулся в кусты и зигзагами побежал к моей казарме. Сейчас понимаю, что организм ошибся. Мне надо было бросить кастрюлю и налегке скрыться в темноте. А я влетел в свою казарму, слыша за собой стук сапогов, метнулся наивно под кровать, думая, что там меня не обнаружат. Но опять ошибся. Включили свет. И меня с позором вытащили из-под кровати вместе с кастрюлей.
– Кто тебя послал? – спросили меня.
– Не знаю, со сна не разобрал.
И меня повели на гауптвахту. Там кастрюлю как вещественное доказательство нарушения воинской дисциплины водрузили на стол, и по помещению разлился чудесный запах. Офицер подвигал носом и приказал мне воз-вращаться в казарму. А кастрюлю оставить. И я пошел, так и не подвергнувшись аресту. А офицер убедился, какие чудесные блюда готовят для «дедов». Небось, его жена так бы не смогла, так что порадуемся за него. А я, таким об-разом, так и не попал за решетку. 
– Ну, так выпьем за это! – сказал Артур. И они чокнулись бокалами с пивом.


Обувь

Дедушка с дочкой и внучкой ехал на машине из супермаркета. Покупали обувь на осень. Девочкам было сложно угодить. Хотелось, чтобы было и недорого и красиво и удобно. И так трудно все это найти сразу в одной паре обуви. Особенно для женских ног.
Однако все, что хотели, купили. Вышли с облегчением на свежий воздух и загрузились в автомобиль.
Дедушка, воспользовавшись тем, что он за рулем, как главный в машине, позволил себе сказать небольшую речь об обуви:
– Обувь, – начал дедушка с пафосом, – это очень важная вещь для жизни. Именно в ней (в обуви) человек проводит значительную часть своего времени и ею опирается о землю. И какого качества она будет, зависит многое.
В моей юности, молодости и зрелости с обувью всегда были проблемы. Если брюки, рубашку, куртку или пальто можно было сшить дома или в ателье, то с пошивом обуви это было невозможно. В детстве у меня были тяжелые и неудобные кеды. А жесткие сандалии рвались в лучшем случае через один сезон.
Кто жил при советской власти, тот помнит, что если ты не был нужным человеком, то есть чиновником, врачом, милиционером, кассиром, продавцом, юристом и прочее, то должен был каждый день сталкиваться с дефицитом. Дефицит был буквально во всем – от мест в переполненном транспорте до мест в детских садах. От путевок в санаторий и тортов до телевизоров и туалетной бумаги. Но если с большинством явлений дефицита можно было смириться, то в сфере обуви положение было просто ужасным. Я не говорю о женской обуви – ее, то есть подходящей, не было в продаже никогда. Я говорю о мужской. Если до армии я не помню вообще, что носил на ногах, а в армии разносил две пары сапог, то после армии хотелось обуть что-то качественное и удобное. Чтобы и себя порадовать и перед девушками покрасоваться. Но это было просто невозможно. Блата в обувных магазинах у меня не было. И если модные рубашки и брюки моя жена могла сшить сама, обувь она бы не одолела. Приходилось покупать то, что есть. Ходил даже в «прощайках». Так называлась войлочная обувь на молнии, которая вполне подходила для стариков по простоте и дешевизне – «Прощай молодость!». Летом и осенью носил обувь фабрики «Спартак». Эта продукция как обувь, предназначенная для рабов, была настолько плоха, что однажды прямо на улице у меня отвалилась подошва. И километра три я шел как на одной лыже, не отрывая подошву, подвязав ее шнурком к верхней части ботинка. Обувь была жесткой, неудобной и некрасивой.
Спасала столица. В Москве я однажды купил замшевые желтые полуботинки. Вместе с красной ветровкой и зелеными джинсами я был неотразим. Чисто случайно я купил однажды чудные венгерские осенние ботинки, которые с ремонтами выдержали несколько лет интенсивной носки. Тогда на каждом шагу был «Ремонт обуви».
Лишь однажды, в середине семидесятых годов я увидел, как на улице продают чешскую обувь – вишневые мужские ботинки на толстой подошве. Мечта стоила сорок пять рублей. Я попросил продавщицу отложить ботинки на час и помчался домой за деньгами. Девушка не обманула, и ботинки достались мне. Но, оказались немного маловаты. Но красивые! Я в них был на свадьбе. А потом продал их за эту же цену. Интересно, что я мог их лишиться в день покупки. В переполненном троллейбусе, я положил сумку с ботинками у заднего сиденья на пол. И к счастью заметил, что выходящий мужик из троллейбуса схватил сумку и выпрыгнул из салона. Реакция у меня была тогда хорошая. Я прыгнул за ним, схватил его покрепче и спросил:
– Тебя здесь бить или во двор зайдем?
– Ой, не надо! Я три дня не ел! – заныл мужичок.
И тут же сердобольные тетки вокруг стали просить меня:
– Отпусти его, вон он какой худенький. Он больше не будет.
И я его отпустил.
Зато в другой раз импортные туфли у меня чуть не отобрали. Дело было на кладбище в середине восьмидесятых годов. Мне подарили ношенные южнокорейские кроссовки «Левис». Вот тогда я понял, что такое настоящая обувь! Легкая, красивая, удобная. И однажды на кладбище их увидел один копатель. Он догнал меня в безлюдном месте и угрожающе попросил:
– Парень, продай!
– Да ты что, мне они и самому нужны.
– Ты еще найдешь, продай, за любые деньги, – а сам идет за мной и лопату из рук не выпускает.
– Я подумаю, – сказал я и поспешил покинуть кладбище. Носил я их не-сколько лет, подклеивал, подшивал и подкрашивал, пока они совсем не развалились, как и моя страна дефицита – СССР.
Хотя, вы и сами знаете, что и сейчас хорошую обувь найти трудно. Ведь не жалко отдать за туфли и большие деньги, если будешь точно знать, что но-гам они понравятся. Но как это узнаешь в магазине? А будущее нам неизвестно. И может быть это правильно.


Опасно для жизни

Пенсионер Иван Иванович вел в школе ОБЖ, то есть «Основы безопасности жизни». Не то чтобы ему не хватало денег или этот предмет был для не-го очень интересным. Нет, он был вдовец, жил одиноко и преподавание в школе было для него большим развлечением. И это несмотря на то, что предмет этот никто не считал серьезным, на уровне рисования или музыки. Иногда, когда ученикам становилось скучно, он рассказывал им какие-нибудь отвлеченные истории, и не только про безопасность. А иногда ученики сами провоцировали его, дабы не отвечать на скучные задания, типа «типы отравляющих веществ». Однажды самый смелый ученик спросил, а были в его жизни опасные для жизни случаи. Тот задумался на несколько секунд и заговорил:
– Я никогда не воевал, бандитов не ловил, пожарным не служил, спасателем не работал. Но если покопаться в памяти, то можно найти случаи, когда мне угрожала смертельная опасность. И это началось еще с детства.
У моей мамы, как и у всех советских женщин шестидесятых годов, была масса заколок, шпилек, бигуди и прочих штучек. Иногда я играл ими, когда никого не было поблизости. Мне нравились длинные черные заколки в виде буквы Л, которые легко гнулись, и их можно были использовать для разных целей. Однажды, когда дома никого не было, а это было в начальных классах, я долго вертел такую заколку, пока мне не пришла в голову мысль засунуть ее концы в электрическую розетку. Зачем, не спрашивайте. Не знаю, просто стало интересно – что получится. И я сунул. В то же мгновение ослепительная вспышка ударила меня по глазам. Огонь и чернота одновременно. И сильнейший удар по руке. Я отлетаю от розетки, падаю на пол и теряю сознание. Сколько я лежал, не помню. Но живым остался, и только опалил себе пальцы, брови, ресницы и еще что-то. Бог миловал меня. 
Предыдущий случай не остановил мои эксперименты. На кухне у нас лежал большой коробок хозяйственных спичек. И мне почему-то мучительно захотелось увидеть фейерверк. Сам ли я это придумал, или кто-то подсказал, но я обломал все спичечные головки, сложил их опять в коробку. Залез под кровать, чтобы темнее стало, стянул одеяло, чтобы было совсем темно, и зажег последнюю спичку. Поднес ее к коробку и сунул вовнутрь. Вспышка была замечательная. Я опять на время ослеп. И почувствовал, как в лицо ударила огненная волна. И я опять потерял сознание. К счастью, на несколько секунд, по-тому что смог потушить пламя, выкинув горящую коробку из-под кровати. А огненное пятно на матрасе кое-как залил водой. И опять я отделался просто испугом и опаленным лицом.
На этом мои игры с огнем закончились. Но начались игры со льдом. Как-то зимой все покрылось льдом. Я вышел во двор с санками и стал увлеченно кататься на них. Ухватив руками их сзади, разбегался, падал животом на разноцветные саночные дощечки и катился долго по льду. Закончились мои пока-тушки тем, что разогнавшись как следует, и, опустив голову, я въехал в дворовую скамейку. Санки проскочили под ней, а я головой въехал в сиденье. Лбом и носом, Почувствовал удар и потерял сознание. Видно, лежал я долго. Во дворе никого не было. С залитым кровью лицом я побрел домой, главное живой и относительно здоровый. Но нос, как потом выяснилось, я сломал. Но родителям в том день ничего не сказал.
Еще один ледяной аттракцион у меня случился на лыжах. Раньше снег с улиц почти не убирали. И по обочинам были наметены огромные сугробы, иногда больше человеческого роста. Я взял лыжи и пошел кататься. Залез на такой бугор возле дороги и решил переехать улицу на лыжах. Не впервой. Тем более в те времена машин на дорогах почти не было. А я считал себя хорошим лыжником. Посмотрел по сторонам, и, пригнув колени, скатился на проезжую часть. На ее обледенелой середине лыжи мои поехали в стороны, и я позорно упал, размахивая палками. Ну, ничего, я перевернулся набок, стал двигать ногами, чтобы встать, и с ужасом увидел, как на меня наезжает автомобиль. Отчетливо вижу и сейчас – зеленый грузовик катится на меня, а колеса его не крутятся. Я понимаю, что шофер тормозит. Но на скользкой дороге это не получается. Время растянулось. По-моему я даже видел испуганное лицо молодого шофера. Не раздумывая, мое тело само приняло решение. Я как жук пере-вернулся и вместе с лыжами перекатился с ледяной колеи. За спиной я услышал, как грузовик проехал мимо и удалился не останавливаясь. А я, подбирая лыжи и палки, полез на противоположный склон. Что было дальше, не помню. 
Следующий случай произошел у меня тоже в школьные годы чудесные. В подвале у нас стояли разные станки, где мальчики учились токарному делу. Нам давали разные задания, выточить болт, например. А что, простое дело, зажимаешь заготовку в патрон, и обтачиваешь ее резцом до нужных размеров. Работа эта мне не нравилась, и я не мечтал стать токарем. И вот станок мне отомстил. Закрепив заготовку ключом в патроне, я, наклонившись, включил станок. Но забыл вытащить ключ. Станок взвыл и я почувствовал ветерок рядом с головой, затем страшный железный звук. Это ключ пролетел в сантиметре от моей головы и врезался в оконную решетку за моей спиной. За общим шумом в классе никто не заметил этого происшествия, а я не стал о нем никому говорить. Но запомнил на всю жизнь. Правда, этот случай повторился спустя несколько лет.
На этот раз это был железный лом. В армии я был танкистом. А на танках после их передвижения по пересеченной местности между катками и гусеницами набивается лед, грязь, камни, и все это перед постановкой в боксы очищать. Ломом. И вот, когда я выбивал ледяную грязь между катков, танк тронулся. Механик-водитель не убедился, что рядом никого нет (не предусмотрели наши конструкторы боковые зеркала заднего вида), и дал задний ход. Каток наехал на лом, лом вылетел у меня из рук и описав около моей головы замысловатый вираж, врезался в стену бокса. И никто этого не заметил.
Там же в армии я мог совершить полет с тридцатиметровой высоты. Как-то к нам в гарнизон приехал министр обороны Гречко, и ему не понравилось, как окрашена наша двухэтажная казарма. «Перекрасить в белый цвет!» – при-казал он. Ведь маршалам делать больше нечего, как переживать за внешний вид казарм. А красить должен был я. Мне выдали бочку краски, ведро, кисти, и пожарную лестницу на колесном ходу. Первый этаж я покрасил без проблем. А вот второй… Пожарная лестница с трудом доходила до крыши казармы, ни-чем там не крепилась, и мне приходилось там наверху с ведром и кистью выполнять приказание министра. Внизу двое придерживали лестницу. В тот день был сильный ветер, лестница наверху ощутимо качалась, но я же смелый солдат! Однако одно неловкое движение, и лестница пошла в одну сторону, я в другую, ведро в третью. Я почувствовал, что повис на высоте третьего этажа, держась за карниз и кисть. Карниз затрещал, кисть упала, а я упорно держался, пока те двое внизу корректировали конец лестницы, чтобы попасть мне под ноги. Так что если вы видите, что я стою перед вам, значит нам удалось справиться с этой проблемой.
В Советской армии в первый год службы почти у всех солдат была большая мечта. Не думайте чего. А чтобы их комиссовали. По какой-нибудь не очень страшной болезни. Доходило до того, что рубили себе пальцы, пили антифриз и стрелялись не на смерть. У меня такие мысли возникли после следующего случая. В парковый день я занимался чисткой танка. То есть выбрасывал их него мусор, чистил его ветошью и прочее. Когда мне это надоело, я вылез из его холодного нутра на солнышко, и решил спрыгнуть с него, этак молодцевато. Спустившись с башни, я оттолкнулся от моторного отделения и полетел на бетонку. Головой вниз. Дело в том, что мой комбинезон застежкой на ноге зацепился за какой-то выступ на корпусе, так что нога осталась на танке, а голова полетела вниз. На бетон, украшенный какими-то вертикально точащими железяками. Уже в полете, сильно дернув застрявшей ногой, я смог ее освободить и втянуть голову в плечи. Удар был сильным, но не смертельным. Зимний комбинезон смягчил падение, но острая боль обожгла ноги. Они ударились об эти железяки, но к счастью юфтевые сапоги и две зимние портянки спасли голени от перелома. Но удар был до крови. Я с трудом встал и ковыляя побрел в санчасть, мечтая о переломе и комиссации. Однако все обошлось, и я отслужил два года.
Новый случай тоже был связан с танком. Молодых танкистов учили обращаться с гранатой. С настоящей гранатой. Бросать предстояло из танка. Бросали из люков танка. Все объяснили. Все очень просто. Сжать чеку, соединить усики, выдернуть кольцо и, размахнувшись, бросить «вон туда», а затем сунуть голову в танк и закрыть люк. Через три секунды граната взорвется. На это можно посмотреть в смотровой прибор. Я делал все правильно. Чека, усики, кольцо, но когда я разжал пальцы, чтобы бросить гранату, раздался щелчок. Про щелчок мне ничего не говорили. От неожиданности граната вывалилась у меня из руки и нырнула в люк. В это же мгновенье я вынырнул из люка. Тоже самое сделал и сержант из соседнего люка, который контролировал процесс. Мы одновременно спрыгнули с танка и упали на землю. В танки грохнуло. «Бывает и хуже, – сказал сержант, после того как выложил мне весь свой запас ненормативной лексики, – это когда не успевают выскочить».
После армии я решил стать шофером. Знал бы я, во что это выльется! Полгода я обучался на курсах, потом пришел в гараж на практику. Попал я к наставнику на большом грузовике. Он меня сразу удивил в первый рабочий день: «Ты молодой, и с утра тебе только красное. А мне надо водки. Без нее я не могу садиться за руль». Пил он каждый день. Но больше всего мне запомнилась поездка за город. С утра он заехал к родственнику. Получил у него фальшивые путевки. Загрузились досками и поехали. Переправились на пароме через реку, с трудом въехали на гору, и нашли нужную дачу. Разгрузились, и мой наставник крепко обмыл удачную сделку: «Садись за руль. Я буду отдыхать. Не поедем по асфальту, по грунтовой короче», – приказал шеф и заснул. Тем временем пошел сильный дождь. Я осторожно веду многотонный грузовик по грунтовке по откосу и чувствую, что машина не слушается ни меня, ни тормозов, ни руля, и как бы плывет по откосу. С наклоном градусов под сорок, как мне показалось с испугу. Шеф мирно дремлет, и я непонятным спокойствием неторопливо кручу рулем и нажимаю на тормоза, понимая, что это бесполезно. Грузовик скользит вниз все быстрее и быстрее. Я смотрю сквозь лобовое стекло на широкую гладь Волги, на город где-то там, и уже прощаюсь с жизнью, когда машина внезапно выехала на твердый грунт, скрипнули тормоза, и шеф открыл глаза: «Приехали?».
Через несколько недель ситуация повторилась один в один. В гараже мне дали разъездной польский микроавтобус, типа «Газели». И чуть ли не в первый день я решил похвалиться на нем перед своей пассией. После смены я поехал на другой конец города, где жила моя подруга. А там есть грунтовый подъем к жилому сектору, который я обычно проходил пешком. Ехать по асфальтовой дороге я не захотел, боясь заблудиться, и поэтому решил взобраться наверх на колесах. Поехал с трудом, как в туннеле под пологом высоких деревьев и кус-тов, но я добрался до нужного дома. Моей пассии не было дома, зато ее мать и брат собирались в театр. И я решил их отвезти. Они быстро собрались, уселись в машину, и тут пошел сильный дождь. Но я же храбрый. Завел мотор и поехал по этому склону, который уже превратился в бурный поток. И опять чувствую, что машина плывет боком, а тормоза не работают. И опять мне страшно. Но только за пассажиров. Этот ужас продолжался пару минут, машина не опрокинулась, хотя причины и были, мы благополучно доехали до театра. А мамаша даже уважительно меня похвалила.
На этом же микроавтобусе меня ждали еще два опасных случая. Повез я как-то бригаду ремонтников в пионерлагерь. И вот, разогнавшись на шоссе за сто км в час, я вдруг услышал громкий звук, как будто выстрел, машина дернулась и, наклонившись, полетела на обочину. Я конечно затормозил. И опять кто-то спас меня. Машина очень аккуратно вписалась между двумя мощными деревьями на обочине. Полметра отделяло ее от ближайшего ствола. Оказался прокол колеса. А запаски не было. И как я вышел из этого положения уже и не помню.
Второй случай случился чуть позже. Я мчался по проспекту в сторону перекрестка, машин было мало. Светофор переключается на желтый и где-то метров за сто до перекрестка я, сбросив газ, стал притормаживать. Но педаль тормоза вдруг провалилась. Жму еще, бесполезно. Перекресток стремительно приближается, поперек идут машины. К счастью, организм сам решил, что де-ать. И я, включив первую передачу, стал выписывать зигзаги, благо проспект широкий, а машин рядом не было. И я смог подъехать к перекрестку и остановиться! Мало того, без тормозов я доехал до гаража, заехал на «яму» и посмотрел, в чем дело. Оказалось, что трубка тормозной жидкости аккуратно подрезана, да так, что не сразу вытекало, а постепенно. И тогда я понял, что шофером я мне не быть. Я не вписался в шоферский коллектив. Мой наставник по-том сказал; «А что ты хотел? Ты ни с кем не дружишь, не пьешь, никому не ставишь – ни завгару, ни диспетчеру, ни слесарям, ни аккумуляторщику, а на-род таких не любит….
Через много лет ситуация вновь повторилась. Может такое было только со мной? Ехал я из аэропорта на «Жигулях». Разогнался, конечно, благо дорога хороша, и опять резкий удар и опять моя машина летит на правую обочину – оторвалась правая рулевая тяга. И опять все обошлось. Обочина была широкая, ровная, и я пробороздил на ней широкую полосу. А если бы лопнула левая тяга, я бы полетел на встречный поток. Еще через несколько лет тяга на ходу порвалась на «Матизе». Но тогда скорость была небольшая, на повороте, и до сервиса было тридцать метров.
Вообще-то авто – это страшная вещь. Когда за рулем – не страшно, а по-том начинаешь бояться. Дважды меня на «Жигулях» заносило, и довольно опасно. На проспекте, зимой я не заметил ледяной нанос на участке асфальта перед светофором. Подлетая к нему, я нажал на тормоз, и понял, что я зря не езжу на зимней резине. Автомобиль крутануло. Только и заметил встревоженные лица водителей машин, которые шарахнулись от меня. Но, к счастью, ни-кого не задел и не перевернулся.
Второй раз я ехал в сильнейший снегопад под мостом, и что-то стукнуло меня в голову съехать со своей полосы на соседнюю. А полоса была как колея. Между ними заборчик из снега. Думал, что легко проеду этот заборчик. Да нет, машину кинуло в сторону, и опять на мое счастье не на встречную или соседнюю полосу, а прямо в отбойник. Получил вмятину на крыле и поехал дальше. С мыслью о том, что как же мне все-таки везет.
А самый страшный случай со мной произошел на мосту через трассу. Машин поблизости нет, я влетаю на мост, а сбоку выезжает «москвич», который должен бы меня пропустить. Но нет, ползет и занимает мою полосу, и я беру влево, пытаясь на скорости его обогнать, а он в это время прибавляет ходу. Так мы несколько мгновений едем почти бок о бок, и я вдруг вижу летящий навстречу автомобиль, который моргает и подает сигналы, так как я еду по встречной полосе. Организм дал команду, и я прижался к «москвичу» вплотную., пропуская встречную машину, которая, не снижая бешеной скорости, улетела бибикая возмущенно. «Москвич» дал газу и тоже уехал, а я притормозил и долго переживал этот случай, подсчитывая, сколько сантиметров спасли меня.
Ну, хватит про автомобили. Есть и другие опасности. Например, самолеты. Однажды Ту-124, на котором я возвращался из Москвы, полчаса в буране кружил над аэропортом. Страшно было подумать, что он будет садиться. Но нет, самолет к счастью улетел на запасной аэродром.
В другой раз «мой» Ту-154 при приземлении в аэропорту так приложился к бетону, что по всему салону раздался страшный хруст, все спинки свободные сиденья упали вперед, совсем как люди.
Но настоящая опасность подстерегала меня не на больших самолетах. Однажды я летел в район пассажиром на маленьком самолете. Приземлившись, пилот увидел, что левое колесо немного спустило. Перед обратным вы-летом колесо подкачали. Но когда подлетели к городскому аэропорту, пилот неожиданно для меня направил самолет на грунтовую полосу. Машина попрыгала по траве и кочкам, катнулась в бок и затихла. Выключив мотор, мы вы-шли. Колесо было полностью спущено, и поэтому летчик не садился на бетон-ку. А сел на траву, смягчив удар при приземлении. И мне он ничего не сказал про эту проблему, деликатно решив меня не беспокоить, тем более, я ничем не мог помочь. 
Еще один полет мог произойти со мной с крыши моего дома. Как-то после армии я отмечал какой-то праздник у себя дома, родители были в отъезде. Мы с друзьями купили вина, закуски и приготовились к трапезе. Перед этим вышли в подъезд покурить. Резкий порыв ветра, и дверь в квартиру захлопнулась. Вот и покурили. Что делать? Не ломать же дверь? Хотя вино – повод весомый. Но тогда я был храбрый. Давайте, я спущусь с крыши на балкон. На чем? На брючных ремнях. Нужны метра три и крепкие узлы. Тут мой сосед предложил резиновый шланг нужной длины. Дескать, мы будем держать, а ты спустишься. И по пожарной лестнице все забрались на крышу, по коньку добрались до моего подъезда, я перелез через ограждение, схватился за шланг и стал медленно спускаться. «Спускайся быстрее, шланг вытягивается!» – кричали мне. А было уже темно, поэтому балкон я видел довольно смутно. И все ж я прыгнул. Тогда не было крыш на лоджиях. И опять мне повезло, я не промахнулся, приземлился прямо на балкон, мимо табуретки, ведра и прочих цве-точных ящиков. Крикнул: – «Спускайтесь!», но нет, друзья пошли обратно на лестницу. Когда мне показали шланг, он был на последнем издыхании, с трещиной в одном месте.
С моим же домом связана еще одна высотная история. Мои дети подобрали уличную кошку, которая долго привыкала к нам. Не раз она убегала, а дети упорно искали ее и приносили домой. Однажды они обнаружили ее на то-поле, возле соседнего подъезда на высоте четвертого этажа. Она сидела на ветке и жалобно кричала. Дети стали просить меня спасти кошку. Зачем? Она же сама может слезть. А может она не может? Кошка кричала весь день. Дети плакали. Наконец я не выдержал, положил в карман две кильки и полез. С большим трудом добравшись до кошки, я обнаружил, что она не собирается на меня перебираться, а еще дальше отползла по ветке. Я ей показал кильку. Она не отреагировала. Я протянут к ней руку, она зашипела. Что делать? Ухитрившись, я схватил ее за шиворот, и пересадил на плечо. И тут же меня пронзила острая боль. Кошка всеми когтями впилась в мою кожу и стала драть ее. Как я не закричал? Как я не сорвался? Мои ноги соскользнули с ветки, одной рукой я пытался отодрать кошку от себя, а другой с трудом держался за дерево. Потом я решил, что пусть дерется, а я буду спускаться. Так, весь в крови и кривясь от боли, я спустился с четвертого тополиного этажа. Все остались живы и здоровы. А кошка наша спустя несколько лет превратилась в идеальное домашнее животное. 
Примерно в эти же годы меня пытались убить. Зимним вечером, часов в восемь, я возвращался домой по своей улице, и решив сократить дорогу, по-шел затемненным сквером. И даже не обратил внимания, что мне навстречу идет кучка ребят-подростков, человек десять. Когда я стал их обходить, почувствовал сзади удар по ногам, а когда упал на снег, понял, что меня бьют, при-чем ногами. Оттого что их было много, бить им было неудобно, размаха никакого, и удары были не очень сильные. Старались бить по голове, но она была в шапке. Одни били, а другие пытались снять с меня шубу. Что я мог в такой ситуации сделать? Только лежал в позе зародыша, пытаясь закрыть голову и живот. Сколько это продолжалось, не помню, но услышал женский крик: «Убивают!» А затем кольцо надо мной разомкнулось, и я, подняв голову, увидел бегущих к нам двух здоровенных милиционеров. Нападавшие рванулись врассыпную. А я был спасен.
Что еще есть опасное в нашем мире? Правильно, молнии. У нас в армии погиб офицер из соседней роты. Его взвод шел по дороге, а он немного в сто-роне. Молния ударила его в фуражку и вышла, оторвав каблук. Молнии – это страшно и непредсказуемо. А однажды я видел их очень близко. Это было в горах. Наша экскурсия поднимались в горах к монастырю, вырубленному в скале, метров триста над равниной. Дорога шла круто вверх, и когда мы про-шли половину пути, появились тучи, туман и загрохотал гром. Нас предупредили, чтобы мы не дотрагивались до металлических перил. И все равно, молнии сверкали так близко, что мы не успевали пугаться. Особенно поражали молнии внизу. И хотя рефлекторно хватались за ограждения, пораженных в тот день не было.
А еще раз я очень рисковал, когда в сильнейшую грозу я решил заснять на фотокамеру молнии с балкона. Гроза была роскошная, молнии разного цве-та сверкали повсюду, грохот стоял замечательный, а я сидел на балконе с ка-мерой, включив видео. Долго сидел, минут тридцать, много красивых кадров потом раскидал. А потом мне сказали, как я сильно рисковал, сидя под желез-ной крышей лоджии своего пятого этажа хрущевки, да еще с металлической камерой в руках. Тем более, одна молния упала на улице буквально в пятидесяти метрах от моего дома.
Ну, и последний случай – опасность от угарного газа. Сколько было трагических случаев – в домах, банях, автомобилях. Люди гибнут, не почувствовал смертельной опасности без цвета и запаха. Я столкнулся с этим на учениях. Нас, танкистов, разместили в большой палатке и печкой-буржуйкой посередине. На снег были положены доски, на которые танкисты постелили шине-ли и улеглись в зимних комбинезонах. Было тесно. Все лежали на одном боку, и почти мгновенно уснули. И я тоже, но вдруг проснулся ночью. В палатке было темно, могучий храп раздавался отовсюду. В центре, где должен был гореть огонь печки, было тоже темно. Вставать было лень, но я, воспользовавшись поводом, что нужно в туалет, все-таки встал. И покачнулся. Голова кружилась и болела. Переступая через спящих, я подошел к печке. Дежурный спал, свернувшись клубочком. Я открыл печку и понял, что дело плохо. То, что горело ярко и весело вечером, сейчас превратилось в голубой зловещий огонек, который гулял по куче угля или чего там. Заслонка печи была закрыта. Дверь в палатку тоже. Я человек городской, но сразу понял, что дело плохо. Тут же вспомнил слова – «угарный газ», сразу открыл верхнюю заслонку и бросился к дверям. Вернее к пологу, который откинул пошире. Затем бросил в печку несколько брикетов угля, разжег огонь, в надежде, что он как-то нейтрализует угарный газ. Когда в палатке раздались недовольные голоса – «Замер-заем, закройте дверь!», я уже понял, что все живы и, быть может, мои действия являются подвигом и спасением людей, что от угля может и нет угарного газа и его количество не способно убить столько людей, и что щели в палатке про-пускают воздух. И с этими мыслями я спокойно уснул.
Сколько там осталось до конца урока, пять минут? Тогда еще расскажу про случаи, когда не я повергался опасностям, а сам был их виновником.
Дело было на стройке, где я работал машинистом башенного крана. Сама работа не опасная, хотя и работаешь на высоте девятиэтажного дома, так как краны редко падают, но требуют особого внимания. Первый мой случай про-изошел, когда я опустил плиту перекрытия на восьмой этаж. Монтажники по-возились с ней, дали команду поднять, я включил подъем, но плита не пошла вертикально вверх, а чуть скользнула в бок. Монтажники народ опытный, когда идет подъем, отходят, но один не отошел. Видно, что он был с похмелья, пошатывался и часто присаживался. И когда плита оторвалась, он стоял на самом краю стены, что запрещено. И плита смахнула его с этого края. У меня все замерло внутри. Но мужик рефлекторно схватился за трос и как-то удержался на плите. Плита качнулась в другую сторону, он соскочил с нее и погрозил мне пальцем. Как будто я виноват в этой ситуации. В общем, все кончилось благополучно.
Второй случай, когда я поднимал пачку кирпичей – это тонны две-три, на высоте четвертого этажа она неожиданно открылась и кирпичи полетели вниз. А там как раз возилось несколько человек. Не зря есть призыв – «Не стой под стрелой!». Но на стройке об этом часто забывают. Я высунулся из кабины и заорал, как мог сильно: «Берегись!» И народ рассыпался в разные стороны. А кирпичи так красиво рухнули во двор.
А еще я как-то уронил восьмитонный ригель – плиту перекрытия. При-шел на новый кран, стал поднимать плиту, поднял до четвертого этажа, нажал на тормоз, а тормоз не держит, и плита полетела вниз. К счастью, внизу никого не было. Плита рухнула прямо на дом. А я рухнул на кресло крановщика и понял, что это не мое призвание – строить дома.
Вот все. Видите, ребята, на моем примере спокойной жизни, сколько опасностей могут вас подстерегать в вашей жизни. Для этого и был введен предмет «Основы безопасности жизни».


Перемены

Старые друзья с каждым годом встречались все реже и реже. Жили они друг от друга далеко. Добираться было уже трудно. Да и поводов особых не хватало.
Но вот сегодня повод нашелся – день рождения одного из друзей. Как обычно, они сидели на кухне, выпивали коньячок под скромную закуску и много говорили. В основном о книгах, которые собирали и читали. У обоих были солидные библиотеки.
Однако скоро разговор о книгах перешел в другую плоскость. Друзья за-спорили о том, насколько могут меняться их вкусы и воззрения на любимую ими литературу.
Особенно разошелся один из них, который в свое время попытался писать. Правда, без особого успеха.
– Речь у нас идет не о переменах в литературном мире, а нашего мировоззрения, – горячился неудавшийся писатель. –  Меня всегда волновало то, что люди так часто и быстро меняют свое отношение к другим людям, явлениям и предметам.
Почему Лев Толстой бежал в старости от любимой жены, чтобы умереть в чужом доме? Почему люди любили друг друга, любили, а потом раз и разлюбили?
Я много думал об этом. И только спустя многие годы я стал находить ответы и сначала  у самого Толстого. Он писал .что человек и его мировоззрение кардинально меняется каждый семь лет. А потом, сто лет спустя, и ученые сообщили, что биологический состав человека обновляется каждые семь лет. И мир вокруг постоянно меняется, и люди меняются, а значит и отношение между ними постоянно подвергают деформации.
Это я к тому, что смотрю на свои книжные полки и понимаю, что меня уже совсем не интересуют те книги, которые были интересны в юности или молодости. Меня не заставишь перечитывать Льва Толстого, Тургенева или Булгакова.
Все то, что было интересно полвека назад, сейчас совсем не волнует. В юношеские годы я честно пытался овладеть классикой, но Толстой. Гоголь, Лермонтов, Тургенев Достоевский, Чехов, Бунин оставляли меня равнодушным. Лет в тридцать я еще раз попытался освоить классику, Прочитал практически всю их прозу и не получил никакого удовольствия. Читал, лишь затем, чтобы знать. Потом наступило увлечение нашими прозаиками двадцатых-тридцатых годов – Алексей Толстой. Бабель .Олеша, Зощенко. Хармс, Ильф и Петров, Катаев, Булгаков. Потом прошло и это. А затем наступила пора прозы шестидесятых-семидесятых – Стругацкие, Шефнер, Вампилов, Белов, Шук-шин…
И, наконец, восьмидесятые-девяностые годы – Шаламов. Довлатов. Лукь-яненко, Логинов, Галина, Пелевин, Перумов, Дивов...
Что осталось к моему шестому десятку? Практически ничего. Делаю вы-вод – очень мрачная у нас в России проза. Да и в мире, пожалуй, тоже. Это ощущение усилилось после смерти моей жены и всего того. что происходит в России и в мире. Литература отражает объективно негативные процессы в ми-ре и обществе. И очень мало таких произведений, которые хотелось бы перечитывать.
– Ну и что же сейчас ты безоговорочно можешь посоветовать перечитывать? – спросил собеседник.
– Пожалуйста: Стругацкие «Понедельник начинается в субботу» – самая жизнерадостная книга братьев и «Улитка на склоне» – самая философская. Две-три повести Шефнера начала шестидесятых годов, Перумов с продолжением Толкина, Логинов («Свет в окошке»), кое-что Лукьяненко, Галина... Вот пожалуй и все… Не густо. Чехова, с его мрачными настроениями не могу сей-час читать. Отчетливо видно, как с двадцати пяти лет он думает о смерти. Зато перечитывал не раз замечательную книгу о нем. Ее автор – англичанин Дональд Рэйфилд, и восемьсот ее страниц читаются как увлекательный роман. 
И вообще, думаю, что талант – это не есть сам человек со всеми его про-тиворечивыми свойствами. Я никогда не видел даже по телевизору Стругацких и Шефнера, и слава богу. Может быть, при встрече меня бы ожидало разочарование.
Что касается кино, то современные фильмы я не воспринимаю совсем. Это как фильмы инопланетян. Сейчас в СМИ постоянно мелькают люди, которые нравились мне в семидесятых-восьмидесятых годах: Михалков, Данелия, Та-баков. Видя их, я уже выключаю телевизор. А ведь с каким удовольствием смотрел в своем время михалковские фильмы! Сейчас тоже они вызывают только отвращение и отторжение. Так же как и к Рязанову и Мягкову в «Иронии судьбы» или «Служебном романе». Насквозь фальшивые истории, а ведь был в восторге, цитировал и пел. Вот она, моя реальная перемена воззрения.
Что касается художников, раньше и Дали мне нравился и Босх. А сейчас их альбомы, как и импрессионистов, даром не нужны. И абсолютно стал равнодушен к блюзам – депрессивной музыке. А ведь в молодости как заслушивался!
Зато с каким удовольствием и уважением перечитываю позитивные рассказы Хэрриота. Вот редкий пример жизнелюбия и доброты. И некоторые старые фильмы смотрю с удовольствием. И альбомы с Шишкиным и Кустодиевым, Тернером и Вермеером. Так что не все еще плохо в нашем мире искусства и культуры, погрязшем в «масс-культуре» и «чистогане». Тем более, что встречаются еще такие удивительные вещи, как книга Александра Минкина «Немой Онегин». С большим удовольствием прочитал все пятьсот страниц и перечитал в приложении сам роман, да еще с «ятями».


Печальный юбилей

Преподаватель истории Игорь Николаевич на уроках обычно придерживался школьной программы, хотя ему было трудно порой соглашаться с ее составителями. Ведь порой в учебнике было одно, а интернете можно найти со-всем другое. Это в советское время была лишь одна линия партии и истории в ее русле. Все помнят как в фильме «Доживем до понедельника» учитель истории мог вешать доверчивым детям лапшу на уши с героем революции лейтенантом Шмидтом. Сейчас любому школьнику можно зайти в интернет и узнать всю историю этой одиозной, неприглядной и больной личности. Но как говорится, если бы не было героев, их надо выдумывать.
Поэтому Игорь Николаевич порой отходил от генеральной линии и рас-сказывал свои ученикам об альтернативных точках зрения на различные события в истории России. В частности, по поводу 100-летия окончания Первой мировой войны, он попытался рассказать о своем взгляде на эту дату. Тем бо-лее, что школьники любили разговоры на отвлеченные темы.
– Итак, – начал Игорь Николаевич, – на Западе широко отмечают сто-летнюю дату окончания Мировой войны. Там эта дата считается радостной – был положен конец самой кровопролитной войне в истории человечества. А в то время в России уже полыхала гражданская война. Так что праздника не по-лучилось. И нас среди победителей не было. Так к чему же были миллионные жертвы русского народа?
В последнее время много пишут и рассуждают о том, была ли альтернатива вступлению России в ту войну. Конечно же, не была. Я вам не раз говорил, что в истории вообще нет сослагательного наклонения. Но рассуждать об этом можно и нужно, чтобы понять пути развития российского общества. Все историки сходятся на том, что России не нужно было вступать в войну, она была к ней не готова, русский народ не хотел этой войны, а главное – не пони-мал ее.
И даже если бы нашлись люди, которые убедили бы царя не объявлять войну, то все равно Россия ее бы начала. Пусть через год, через два, но начала. Николай Второй был слаб, он царствовал, но не правил.
А рок России, по моему мнению. выразился в том, что желали войны только генералы, которым было не погибать в окопах, политики, которых жгли амбиции и распределители финансовых потоков, которые ждали сверхдоходов от военных заказов. Генералы полагали, что зачем же нужна огромная армия, самая большая в мире, если не выполнять заказы политиков. Зачем ее вооружать, снабжать, обучать, как не для того, чтобы воевать? Пусть ружье из первого акта обязательно стрельнет!
И оно стрельнуло в августе 1914 года. И получило 92 тысячи пленных русских солдат в Пруссии в сентябре этого же года. Никогда в истории России не было столько сдавшихся в плен. Больше – будет, но потом. Власти России оказались совершенно не готовы к большой войне. Видимо они вновь надеялись на краткосрочную компанию, как с Японией. Выводы после того поражения были сделаны, союзники имелись, кредиты получены, армия перевооружалась. Что еще? Народ? Народ можно уговорить, убедить, уболтать, заставить, в конце концов, воевать. А новых солдат бабы нарожают.
Естественно, умные люди убеждали царя не объявлять войну, которая грозила стране крахом, но а как же тогда союзники, договоры, кредиты? Мы же честные и порядочные, и если обещали помочь, то поможем!
Тем более, в России были мощные агенты влияния Антанты среди политиков и финансистов. А царь был слаб и поддавался влиянию. А влияние Рас-путина, который был против войны. на царскую семью как раз на тот период словно испарилось. Как удачно и вовремя ему воткнули нож в живот перед самой войной! А то быть может он и уговорил царицу, а заодно и отца нации повременить с войной. Но, в конце концов, его все-таки убили, и говорят, что с помощью англичан.
А что если бы убили не Распутина, а царя? На трон бы взошла царица при малолетнем царевиче? Неужели она бы смогла пойти с немцами на мировую и выйти из войны? Ведь смогла же Италия удержаться в нейтралитете два года? Думаю, и царицу тогда бы убили.
Антанте нужна была слабая Россия, но не настолько, что бы она не смогла отвлекать от Западного фронта как можно больше немецких войск. А для этого были нужны «прикормленные» политики и промышленники с их сверх-доходами.
Немцам нужна была тоже слабая Россия, которая бы вышла из войны. Для этого годились все пацифисты – от большевиков до анархистов.
Хорошо: Россия в войну не вступает. Но смогла бы многомиллионная армия просто стоять у границ и наблюдать, как полыхает Европа? Вряд ли. Не дали бы ей такого спокойствия. Нашли бы чем заняться русским солдатикам. Полыхнула бы Польша, Финляндии и Кавказ. Там бы смогли зажечь пожар национальной революции.
А еще для союзной Франции отправила бы Россия на Западный фронт десятки тысяч своих лучших солдат. И пошли бы обратно похоронки. 
И за два года гражданских войн, где полякам, финнам и горцам было бы кому помогать, накопилось столько взрывоопасных материалов, что в 1917 году полыхнуло и по всей России. Армия в любом случае бы разложилась, и стала бы удобным полем для всяких революционеров. И потом поляки попросили бы Германию ввести войска в Польшу, чтобы защитить демократические преобразования свободолюбивого народа. И немцы не отказали бы в этой просьбе. Так что в семнадцатом году все было бы точно также как и в реальной истории. Жертв было бы поменьше. Все-таки пять миллионов погибших молодых людей даже для огромной России слишком большая плата за помощь союзникам.
А еще три миллиона пленных. И эти цифры не удивительны, если пони-мать, что солдаты не знали, зачем они воюют. Они не имели ничего против немцев и австрийцев. Зачем они должны их убивать и гибнуть сами? Эти на-строения проявились еще в японскую войну, когда солдаты задумались, зачем и за что им умирать на чужой земле.
Об этом еще писал Лев Толстой в романе «Война и мир». Цитирую: «Почему проиграли Аустерлиц – потому что нам незачем там было драться, поскорее хотелось уйти с поля сражения».
И еще: «Успех в сражении не зависит не от позиции от вооружения и числа войск. А от чувства, которое есть в солдате, от того кто будет злей драться и меньше себя жалеть. А сама война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей, которым не погибать под пулями».
И это писал граф, который сам воевал и видел смерть своими глазами. Генерал Брусилов вспоминал, что «войска не знали, зачем воевать, просто не видели смысла этой войны, подъема духа не было никакого и понятие о том, что представляла эта война, полностью отсутствовало».
Полмиллиона дезертиров, около трех миллионов пленных, более пяти миллионов убитых. Эти цифры сравнимы только с первыми годами Великой Отечественной войны, когда Красная Армия отступала до Москвы и Сталин-града. Что случилось тогда с самой большой и самой вооруженной армией в мире? Да просто многие солдаты не хотели воевать и умирать за советскую власть. И только когда советский народ понял, что при фашистах на оккупированной территории еще хуже, чем при коммунистах, то народ поневоле выбрал советскую власть. Пусть плохая, но своя.
И еще немного о смысле жизни армии. Когда я служил в ГСВГ, в двух шагах от границы с империалистической ФРГ и агрессивным блоком НАТО, нам, солдатам было абсолютно непонятно, что мы делаем на немецкой земле. Защищаем завоевания социализма? Пустой звук. Лишь бы отслужить и вернуться домой. Не было ни единой мысли о будущей возможной войне. Зачем воевать, с кем воевать нашей огромной армии? Полмиллиона советских военных в ГДР просто пугали Запад. Но ни военного духа, ни патриотического, ни союзнического, у нас не было никакого.
Интересный случай произошел у нас во взводе. Наш лейтенант вел как-то нас, молодых солдат через лес, мы остановились перекурить и он, немного философ, задал нам вопрос о том, что мы будем делать, если получим приказ стрелять в протестующих мирных граждан, например у себя на родине. Все задумались. А он предложил: кто будет стрелять – отойдите налево, кто не будет – направо. И взвод разошелся, примерно поровну. Лейтенант крякнул, что-то пробормотал себе под нос, приказал разойтись и никому об этом случае не говорить.
– К чему это я? – закончил рассказ Игорь Николаевич. – К тому, что до сих пор у нас в стране уделяется мало внимания душевному состоянию солдата – защитника Родины. До сих пор у нас практикуется принуждение к воен-ной службе. Служба в армии – почетная обязанность гражданина России. А если не хочешь служить – то ты преступник, нарушаешь Закон о всеобщей воинской обязанности. Но как там говорил Чацкий: «Служить бы рад, прислуживаться тошно». Перефразируя, российский солдат в армии очень много занимается не тем, чем должно. Одна строевая подготовка чего стоит. Четыре месяца (!) более десяти тысяч человек готовятся к параду на Красной площади. Но лично я убежден, что эта шагистика не нужна никому, кроме как генера-лам, которым нравится, как маршируют солдаты. Совсем как при Павле Первом. И так же как двести лет назад генералы любят придумывать новую военную форму, особенно для себя, обсуждать пуговки, нашивки и аксельбанты. А самый маразм – это аксельбанты – позолоченный шнурок, висящий у правого плеча. Никто не знает, зачем он нужен, но пусть будет, это же красиво!
Считаю, что можно и нужно уважать армию Израиля, в которой нет строевой подготовки. Там армия учится и готова воевать. А не маршировать. А вот российская армия перед мировыми войнами в основном занималась шагистикой, а не воинскими дисциплинами. К сожалению.
Так что рок России заключается еще и в том, что ее огромная армия далеко не всегда способна гарантированно защитить страну, совершает слишком много ошибок и не бережет своих солдат. И остается только надеяться, что в двадцать первом веке нас минуют страшные испытания, которые постигли Россию и ее народ в двадцатом веке.


Подземный ход

– Сегодня поедем на ПОШ, – сообщил Эдику с утра его шеф, шофер-наставник, опрокинув в себя стакан водки. Эдику достался стакан портвейна. Ему пока больше нельзя, он еще молодой водитель.
– Куда? – не понял Эдик.
– ПОШ – это фабрика предварительной обработки шерсти. Поехали.
Наставник завел свой красавец – большой зеленый грузовик МАЗ-200, знакомый всем по фильму «Дело Румянцева». Правда, Эдика всегда удивлял эпизод в фильме, когда на этих открытых грузовиках с деревянными бортами повезли детдомовских детей в загородный лагерь. А что, автобусов в СССР не было в то время? Невысокие борта, деревянные скамейки, при резком торможении или толчках дети должны высыпаться за борт!
Впрочем, при советской власти все ездили в открытых кузовах. Даже в тракторных прицепах. В свое время Эдика в ГДР поразило то, что там так людей не возили, только под тентом. И поэтому советских солдат тоже было приказано возить в закрытых машинах.
Итак, летним утром Эдик с шефом поехали на какой-то загородный склад. Там под открытым небом лежали скверно пахнущие тюки с сырьем для ПОШ. Их загрузили в кузов, и машина поехала на фабрику. Заехала на складской двор и шеф, в ожидании разгрузки предложил:
– Пойдем, кое-что покажу.
Они зашли в неприметное здание, спустились в полуподвал, затем в под-вал, шеф открыл дверь, чиркнул спичкой и шагнул в темное нутро.
– Иди. Не бойся. Здесь подземный ход.
Высотой метра в полтора тянулся настоящий подземный ход обложенный кирпичами. Пахло сыростью, землей и еще чем-то.
– Это дореволюционный ход, идет на фабрику под дорогой.
И действительно, над головой слышались какие-то звуки, и ощутимо дро-жал потолок. Ход длился метров на двадцать-тридцать. Впереди показался просвет.
– А для чего этот ход?
– Не знаю, может, чтобы не обходить все фабрики, они тут тянутся вдоль улицы на целый километр.
– А не проще дверь снаружи в стене сделать? Дешевле будет.
– А может здесь хозяин к своей любовнице ходил?
– Может и ходил. Только неуютно здесь как-то… 
Они вышли в какое-то помещение, затем прошли дальше и оказались в аду.
Огромный полутемный цех, заполненный каким-то машинами, нестерпимыми запахами, пылью, шумом, и полуголыми женщинами. Вернее, они были в чем-то типа ночных рубашек. На лицах надеты маски. Подробно женщин в этом тумане разглядеть было невозможно. Машины, кажется чесальные, с грохотом обрабатывали шерсть, женщины метались между машинами, видеть и слушать это было мучительно, и водители пошли дальше.
– Кто эти женщины? – спросил Эдик.
– Химики. Кто еще будет здесь работать? А еще вьетнамки или кореянки.
– А кто такие химики?
– Осужденные на принудительные работы. Раньше их отправляли работать на вредные химические предприятия, на которых нормальные люди отказывались работать. А потом всех таких работников стали назвать «химиками».
Полюбовавшись на полуголых женщин, шеф предложил:
– Пошли еще на швейную фабрику.
Они вышли на двор, прошли мимо какого-то дореволюционного управления с колоннами, и подошли к трехэтажному зданию из красного кирпича.
– Помнишь фильм «Светлый путь» с Любовью Орловой?
– Помню.
– А сейчас сравни.
Он толкнул дверь в цех из красного кирпича. И Эдик оглох.
Шум челноков стоял невыносимый. И снова пыль, как туман. Наверно были вентиляторы, но они явно не справлялись. Здесь женщины были почему-то без масок.
– Эти не химики?
– Нет, наши, из деревень. Но им тоже жить негде, а фабрика дает общежитие.
Постояв немного, они вышли на улицу. На улице светило солнце, голубело небо.
– Вот это я называю адом для наших женщин. Которые, в общем-то, не виноваты, но их судьба почему-то наказывает.
Иногда шеф становился философом. 
– Пойдем, покажу еще один ад.
Они вышли из проходной, в которой вахтер не обратил на них никакого внимания. И спустились к густым камышам, которые росли совсем недалеко от проходной. Остро пахнуло болотом, тиной и чем-то химическим. Шеф бросил камень в черную воду:
– Это старое русло реки. Я здесь жил в детстве. Еще при мне здесь ходили пароходы, мы купались и ловили рыбу. И вот что стало после того, как в сере-дине пятидесятых годов построили дамбу. Наша река превратилась в сточное болото. Все предприятия без очистки сбрасывают сюда свои отходы – ПОШ, льнокомбинат, швейная фабрика, пороховой завод…
Шеф мрачно и смачно выругнулся: 
– Пойдем в чипок, здесь есть поблизости. Выпить хочется, душа горит… За руль ты сядешь.


Пропавший билет

Наверно каждый человек хоть раз в жизни что-то терял безвозвратно, причем такое, о чем сожалел всю жизнь. Такой случай произошел с Владимиром Николаевичем лет двадцать назад. Его дочь подарила им с женой билеты на выступление известного артиста. Большие такие билеты, размером формата А5. До концерта оставалась неделя, и супруг положил билеты на крышку сер-ванта. Высота его доходила до уровня глаз, и билеты были незаметны. Да и за-чем на них смотреть? Супруги жили одни, дети взрослые, жили отдельно. В квартире жила только кошка.
Итак, в день концерта, ближе к вечеру, супруги стали одеваться, и Владимир Николаевич решил уточнить время концерта. Протянул руку к билетам и обнаружил, что на серванте их нет. Он внимательно осмотрел крышку серванта, заглянул в крохотную щель между сервантом и стеной, залез под сервант, но и там билетов не было. Может быть, переложили их куда-нибудь? Но нет, их всю неделю не трогали. Тщательно осмотрев всю комнату, выяснилось, что билетов нет нигде.
На концерт супруги, конечно, не пошли. Но прошло уже много лет, а билеты так и не нашлись. Владимир Николаевич уже дважды передвигал сер-вант, делал ремонт и не забывал о билетах, в надежде, что они найдутся. Тщетно. Куда могли подеваться билеты – довольно большой бумажный листок в квартире, где не было посторонних? Может быть, кошка смахнула билеты на пол, потом скатала их в комочек и запрятала в мусорное ведро? Или в щелку на балконе, или за ванну? Но трудно в это поверить, тем более, за ней такие пакости не водились. Второй вариант – ангел хранитель убрал билеты, чтобы супруги не пошли на концерт, так как это бы сильно повлияло бы на их жизнь в негативном смысле – пожар, авария, катастрофа… Третий вариант – микроскопическая черная дыра, на которую некоторые исследователи списывают бесследные пропажи. По их теории черные дыры бывают не только гигантских размеров, которые захватывают целые звезды, но и блуждающие. Вплоть до самых небольших размеров, Они существуют повсюду. Даже на Земле. Они невидимы и хаотично поглощают все, что встречается им на пути. На них можно списать пропавших людей, самолетов и кораблей. Если это так, то ответа на вопрос, куда подевались билеты, никогда не будет.


Совесть у изголовья

Поезд тронулся. Заходящее солнце слепило в запыленное вагонное стекло. В купе ехало двое пожилых мужчин. Видно, что оба были командировочные, без багажа, только с сумками. У обоих оказалось пиво и немудреная за-куска в виде бутербродов.
До ночи было еще порядочно времени и попутчики разговорились. Как ни странно, главной темой разговора стала нравственность. Говорили по очереди. Но больше всего держал речь похожий на профессора бородатый толстячок. Запивая пивом свою речь, он увлеченно говорил:
– Когда я был маленький, меня поразила сцена в книге «Незнайка в Солнечном городе». Это когда к Незнайке вечером пришла совесть, встала возле его кровати и заявила ему, что она будет мучить его, пока он не исправит свою ошибку. И иллюстрация – стоящая тень Незнайки у его кровати. Меня тогда испугала возможность прихода совести и к моей кровати. Тем более, что я не был ангелом. Но она еще долго не приходила ко мне. Хотя поводы и были.
Впервые я задумался о том, что делаю что-то не то, когда я обокрал хлебный магазин. Где-то в начальных классах я зашел в наш магазин на углу. И увидел, что за прилавком никого нет, не было и покупателей, зато на при-лавке лежало большое блюдо, полное мелочи, которой пользовался продавец для сдачи. Замерев на несколько мгновений и еще раз осознав, что никто меня не видит, я на автомате протянул руку к блюду, сгреб в кулак мелочь, сколько мог и спокойно вышел из магазина. Зачем я это сделал? Так ли уж бедно я жил, ведь я пришел за хлебом. Не голодал. Может из любопытства, посмотреть, что получится?
Но ведь заповедь «Не укради» я уже знал. Опосредованно, но меня учили не воровать, не ругаться, не драться, не сорить, быть аккуратным, не обижать младших, слушаться взрослых и так далее. И все же бессознательно я совершаю первое в жизни воровство. Значит, родители и общество внушают одно, доброе, а кто-то внушает злое? Дьявол?
Зачем я с приятелем стрелял из рогатки пульками в прохожих? Зачем шарил по карманам с другими мальчишками в школьной раздевалке, зачем бросал яблоки со своего балкона в своих одноклассниц, зачем я крал мелочь из родительских карманов? И это то малое, что я помню. Я симулировал вывих на лестнице, чтобы не идти на контрольную. Я стирал двойки в дневнике и переправлял их на тройки. Я клянчил, другого слова трудно подобрать, у родителей купить какую-нибудь ненужную книжку, игрушку, велосипед, собаку, гитару, магнитофон...
В лагере в питьевую воду окунул голову другого пионера. Участвовал в массовых драках. В молодости я украл в библиотеке книжку. В армии я воровал краску на складе. Пил как все вокруг, то есть мог напиться до потери чувств, и это было нормально. Плохо, если начинаешь хулиганить или требовать деньги у близких. Такие рядом со мной тоже были. Психологи бы наверно смогли ответить на эти вопросы. Но кто бы объяснил это в нужное время ребенку или подростку?
Впрочем, это все это было безобидно в первые два десятка лет. И совесть еще не просыпалась. Она приходит ко мне сейчас, когда я на пенсии. Она каждый день встает рядом с моей постелью и начинает показывать во всех подробностях все то, что считается грехом, осознанными и неосознанными ошибками, мелкие злодейства,
Все что я делал, причиняя боль своим близким, оживает перед глазами, и невозможность исправить эти ошибки (а ведь это ошибки, так как я любил своих близких) или даже просто извиниться, причиняют мне каждый вечер душевную боль.
Может такая картина у всех стариков? Мучения и страдания от своих грехов, несовершенная картина мира – все это облегчает уход из этой жизни. Что нас будет держать, если здесь все плохо? И с каждым годом мир становится все более чужим. Чем хуже здесь, чем сильнее твое одиночество и муки со-вести, тем легче будет уйти в Тот мир?
Меня мучает каждая моя прошлая ложь, сказанная моей жене. Особенно памятен тот случай, когда мы с приятелем загуляли допоздна. Мы сидели у не-го дома, уже часов десять вечера, и вдруг звонок в дверь. Приятель в глазок увидел, что это моя жена, и не открыл ей. Она еще раз позвонила и ушла. А я, мгновенно протрезвев, вышел из дома за ней, бегом другим путем обогнал ее, и сел на скамеечке у своего подъезда. И вот появляется усталая жена:
– Ой, как хорошо, что ты здесь. Я так переволновалась!
– И я, – говорю, – тоже волнуюсь. Пришел домой, а тебя нет.
И мы, взявшись за руки, счастливые пошли домой. И не было ругани и прочих последствий моих загулов. А совесть мучает меня спустя столько лет после той  наглой лжи.
Помолчали. Затем заговорил собеседник – худощавый, седой и безбородый:
– А вот меня мучает рука под автобусом. Как-то я ехал из аэропорта на автобусе, у окошка в правом ряду. После остановки у танкового полигона, автобус медленно набирал ход, и я обратил внимание автобус ПАЗ, который сто-ял на обочине, чуть накренившись. Правое колесо лежало рядом, видимо авто-бус был установлен на домкрат. А из-под автобуса четко виднелась машущая рука. Наш автобус набирал скорость. И я с ужасом подумал о том, что, может быть, домкрат упал, и ПАЗ придавил водителя, который ремонтировал его. И шофер из последних сил пытался рукой подать сигнал помощи. И надо срочно остановить наш автобус, вернуться и узнать, в чем там дело, ведь там могла произойти трагедия. Мой автобус ехал все быстрее, а я рассуждал, что может и не было никакой опасности, а шофер махал рукой, чтобы ему подали какой-нибудь инструмент. Ведь, кажется, рядом стояла еще какая-то машина. И ка-жется, там были еще люди…. Прошло много лет, но эта машущая рука так и не дает мне покоя.
И еще одно событие запомнилось против моей воли. Летняя ночь, все спят и я, кажется, просыпаюсь от того, что мне слышится женский голос, как будто кто-то кричит: «помогите!». Я вслушиваюсь и мне кажется, что крики раздаются откуда-то очень издалека. Потом они стали затихать и вскоре прекратились, и я опять заснул.
Что это было? Может мне все-таки приснилось, так как никто в моей квартире не проснулся, в том и числе моя жена, которая всегда спала очень чутко. Или может пьяная компания так шутила, и какая-нибудь девица шаловливо кричала, и такое тоже у нас бывало. Я осторожно узнавал, не было ли ка-кого происшествия поблизости той ночью. Но никто и никогда мне не даст ответа на эти вопросы. И только совесть будет мучить, обвиняя в трусости и осторожности.
– Все правильно, – сказал толстячок. – Диалога с совестью нет, и не может быть. Для нее нет оправданий. Какой может быть диалог с палачом? С со-вестью, которую мы не слышали много лет, годами укрываясь от нее мыслями о ежедневных заботах и проблемах. На склоне жизни уже ничто не мешает ей встать у нашего изголовья. И заставить честно вспомнить все наши грехи, вольные и невольные.

Солнце за окном уже скрылось, пригородные огни остались где-то поза-ди. Пришла ночь, и худощавый собеседник сказал:
– Ну, надеюсь, что сегодня ваша совесть будет спать. Ее, как и нас, вагон укачает. Так что, спокойной ночи!



Спасательный круг

Советская армия стала самым страшным местом в жизни Вадима. У миллионов молодых людей в нашей стране на законных основаниях отбирали два года жизни, при этом нередко их калечили нравственно и физически. Там все было как в тюрьме – паханы, неписанные законы, работа почти без зарплаты, но главное – отсутствие свободы, так как у тебя забирают паспорт. А само-вольное покидание части – это трибунал. В народе так и говорили – забрали в армию, как забирают в милицию. Два года жизни в казарме для вчерашнего школьника – безусловно, огромный и негативный стресс. И ладно, если бы ему служить, учиться воинской профессии, участвовать в маневрах, заниматься спортом.
Самое страшное в армии было подчиняться воинской дисциплине, а значит всем, кто старше тебя по званию или по сроку службы. Унижение молодо-го бойца была нормой в Советской армии. Выбить дух свободолюбия, самостоятельного мышления, собственного достоинства было задачей командиров и старослужащих. Поэтому так много в армии было случаев, помимо физического воздействия на молодых солдат, самоубийств, «самострелов» и побегов.
Сейчас можно сказать откровенно, что мысли о побеге и самоубийстве не раз приходили к Вадиму в голову уже в первый год службы. Примеров вокруг было много, а возможностей тоже. Временами Вадим  чувствовал, что сходит с ума. Отчаяние было таким сильным, что просто не хотелось жить.
Спасением для Вадима стал полковой клуб, в котором размещалась библиотека. Надо сказать, что и до армии, в школьные годы, он любил библиотеки, был записан в школьную, две профсоюзных и одну районную. Брал в них в основном зарубежную и отечественную фантастику, так как окружающая реальность казалась отвратительной. Вадим уже тогда был внутренним эмигрантом.
Так вот, в библиотеке работала молодая женщина, лет тридцати пяти, то есть для Вадима слишком старая, чтобы она могла понравиться.
В библиотеку Вадим попал в день киносеанса. Дело в том, что по субботам и воскресеньям в полку показывали вечером кино. В основном мусор, так что за эти два года он запомнил только три фильма: «12 стульев», «Белое солнце пустыни» и «Джентльмены удачи». И все! А ведь было показано более двухсот фильмов. «Молодые» солдаты приходили в кино просто спать. Поразительная картина: в зале на длинных скамейках сидели солдатики, крепко держащие друг друга под ручку и синхронно склонившиеся в глубоком сне. Какая была для них радость – два раза в неделю поспать, пусть сидя, спокойно, полтора часа без присмотра начальства.
Зато Минобороны помогало нашим киностудиям отбивать затраты на их никому ненужные фильмы. Три с половиной миллиона зрителей-солдат, якобы смотревшие производственные драмы или колхозные комедии – хорошие цифры для чиновников от культуры. 
Уже тогда Вадим был индивидуалистом, что, впрочем, в армии строго не приветствуется. И как-то раз его рота смотрела кино, а он сполз со скамейки и пошел в библиотеку. Перешагивая через счастливчиков, которые спали на физкультурных матах и миновав сержантов, он вышел в светлый вестибюль и увидел вход в библиотеку.
Оказалось, что не он один такой умный. Библиотека была забита «молодыми», которые издалека видны были своим стрижеными затылками. Солдатики читали за столами журналы, газеты, книги, топтались у стендов и стола библиотекаря. Вадим дождался свой очереди и записался, мельком отметив, что библиотекарша немолода, но очень интересна, несмотря на свои года и крашенные волосы. А голос! Это было что-то волшебное после ора сержантов и других командиров. Тембр ее голоса, культурная и вежливая речь, все это было из другого мира. И Вадим  стал регулярно вместо кино ходить в библиотеку. А однажды в тихий час после ночных стрельб сбежал в клуб, за что по-том очень поплатился. Взвод подняли с постелей по какой-то надобности, а его не было на месте. Но сержант уже знал, где Вадима искать, и привел его из клуба с матюками и тычками.
А Вадим и предположить не мог, что его хождение в библиотеку продлится все два года, что он подружится с библиотекаршей, и она будет пускать его в книгохранение. И кажется, лишь Вадим, один был в полку, был удостоен та-кой чести. Ах, как приятно было, как замирало сердце, когда она протискивалась в поисках нужной книги между стеллажами и Вадимом.
В благодарность он посвятил ей несколько десятков стихотворений, писал на каких-то листочках и обрывках бумаги. И дарил ей в каждое посещение. И, вероятно, она хранила их бережно, в надежде, что вдруг он станет знаменитым поэтом, и эти юношеские стихи станут ее богатством. Так что в серых буднях армии библиотека, а вернее замужняя библиотекарша, стала для Вадима на-стоящим спасательным кругом. Он постоянно думал о ней, мысленно писал ей стихи, и эта влюбленность очень помогла ему все два года не сойти с ума от окружающего армейского мира.
«Не дай мне бог сойти с ума», – как писал Пушкин.
И Вадим не сошел. И он думал, что никто вокруг не знал об их стихотворном романе. У нее наверняка было много и других поклонников. Но Вадиму это было все равно. Он был уверен, что писал ей стихи он один. И был счастлив, что доставлял ей радость. А она могла благодарить его одним только взглядом, одной только интонацией!








Стенгазета

Радик Сергеевич, солидный мужчина лет пятидесяти,  зашел в редакцию городской газеты за гонораром. Это было в те времена, когда авторы получали деньги наличкой прямо из рук бухгалтеров. Дверь в бухгалтерию была закрыта, и он зашел приемную главного редактора, где скучала молоденькая секретарша Фанечка. Так ее почему-то все звали. На вопрос о бухгалтере она ответила, что та вышла и будет скоро.
Радик сел в кресло для посетителей и взял со столика какую-то газету. И вертел ее в руках до тех пор, пока не услышал вопрос от любопытной Фанечки:
– Радик Сергеевич! Давно хотела вас спросить. А почему вы не работаете журналистом? Вы хорошо пишите, ваши материалы всегда интересны для читателей.
– А я хотел, и с самого детства, – встрепенулся Радик. – В детстве мне очень нравился мультфильм «Волшебный магазин», в котором ленивый пионер получил задание сделать стенгазету, а он хотел, что бы за него это сделал сосед. Или волшебные краски. Дело в том, что такое же здание получал и я. А классные руководители видимо тоже получали задание, чтобы их ученики делали стенгазеты. Этому придавалось идеологическое значение – политическая передовица, осуждение плохих учеников, хвальба отличников, стихи и заметки. К тому же газета должны была выявлять способных с рисованию, прозе и поэзии.
Но когда наша классная руководительница объявила о стенгазете, желающих ее делать не нашлось. Пришлось назначать. А так как все знали, что я лучше всех рисую и пишу сочинения, большой лист ватману вручили мне.
О горе, мне горе! Нарисовать заголовок бы я мог. А как на счет другого – не знал ничего. Никто писать заметки не хотел. Так что мне пришлось все делать самому. Абсолютно не помню, что у меня получалось, но удовольствия от этого не испытывал. Лишь однажды я проявил инициативу и в классе девятом сделал новогоднюю стенгазету, посвятив ее школе на Луне. У стенгазеты собирались толпы, и мне это было приятно. И я даже в старших классах задумывался, а не пойти ли мне учиться на журналиста?
Но всякий раз отбрасывал эти мысли, когда мне попадала в руки газета. Любая. Читать там было или нечего, или скучно. Интересовали людей в основ-ном телепрограмма, афиша кинотеатров, спорт, погода, ну и фельетоны, которые были большой редкостью. И что, я думал, буду тоже писать про надои и выполнения планов? Не хочу. Тем более, я чувствовал, что у меня нет литературного таланта. Да, я вел дневник, сочинял стихи и начинал писать рассказы. Но я был уверен, что это слишком любительская писанина, непрофессиональный уровень. Я любил рисовать. Но наш учитель рисования, похоже, что всегда после похмелья, заставлял нас рисовать горшки и туманно рассказывал о перспективе и тени, не увидел во мне зачатки художника. Недалеко от моего дома была художественная школа, внутри виднелись все те же горшки и бюсты, которые мне не хотелось рисовать.
Зато я проявил свои художественные способности в огромной картине, которую написал в армии. Меня попросили разрисовать веранду в детском саду. И вот тут-то я отвел душу. Получилась огромная картина на тему детских сказок. И меня за это искренне поблагодарили. Еще я разрисовывал «дембельские» альбомы», но это так, для души. 
Так что школьная стенгазета не стало трамплином в моей творческой жизни, но однажды подарила мне  удивительный день.
Я вас не утомил своим рассказом? Нет? Тогда продолжу. Где-то в седьмом классе мне поручили срочно сделать новогоднюю газету. Я сказал, что не успею, и мне дали двух помощниц для оформления газеты. Работать решили в воскресенье. Светило яркое солнце. Мы втроем пришли в пустой класс, разложили бумагу, краски и стали создавать заголовок – рисовать огромную зеленую еловую ветвь, усыпанную снегом, подарками и заметками. Девочки принесли клей, вату для снега, какой-то распылитель и еще что-то. Пожалуй, это был самый счастливый день в моем детстве. Две красивые и умные девочки-отличницы, с которыми в обычной школьной обстановке я практически не общался, здесь оказались остроумными, веселыми и непосредственными девочками, без жеманства и высокомерия к троечнику. А я острил, рассказывал анекдоты, читал стихи и каламбуры, вспоминал все интересное, что где-нибудь или когда-нибудь читал или слышал. Девчонки хихикали, смеялись, хохотали и просто глядели мне в рот. А я наслаждался их вниманием. Одной из них была чрезвычайно красивая девочка. Тихая, скромная, круглая отличница без всякого высокомерия. Ее я вспоминаю каждый раз, когда вижу картину Крамского «Не-знакомка». В мою Знакомку я был тихо влюблен, но естественно я бы ей никогда не открылся. Слишком большой мне казалась пропасть между ленивым болтуном-троечником и красавицей-отличницей, дочкой большого офицера. На следующий год она уехала, и я стал ее забывать. И совсем неожиданно, когда я отправлялся в служить в армию, на проводы пришли девчонки из моего класса, в том числе и моя красавица. И что же, я даже не подошел к ней. И у ворот военкомата я ее заметил, и вновь не подошел. Мне было как-бы не до нее, но я просто стеснялся при большом количестве людей проявить свои чувства. А мог хотя бы попросить адрес для переписки. Но там же были и другие девочки. Как я мог выделить ее одну? Поэтому и не подошел. Вот она, ложная скромность!
А после армии, где-то через год в кафе собрались мои одноклассники, и опять я увидел ее среди подружек. И опять обожгло сердце, и опять я к ней не
подошел. Напился и ушел из кафе с какой-то совершенно незнакомой мне девушкой. Одно меня успокаивало: а что я мог предложить этой полубогине? Ни профессии, ни жилья, (я жил с папой пьяницей, братом алкоголиком и боль-ной матерью в смежной хрущевке). Я был никто, рос как трава, без цели, без смысла жизни. Какая-такая там журналистика? Каждую неделю, минимум как один раз, выпивка с друзьями, полдесятка приятелей, записная книжка с десятком телефонов и адресов знакомых девочек, «Голос Америки» по вечерам, В дневнике, который я вел, были однообразные сообщения о том, где гуляли, сколько пили и к кому ходили. Так и исчезла из моей жизни моя красавица вместе с памятью о стенгазете. 
Ах, да, была у нас в классе еще одна красивая отличница, в которую были влюблены все мальчишки. И тоже удивительно абсолютная отличница. Но без тени превосходства над всеми. Всегда безупречно одетая, веселая и одновременно скромная, деликатная, она не могла не нравиться. Но за все учебные годы я с ней не разговаривал ни разу, и практически не общался, зная какая про-пасть между нами. Я едва учился, причем с большим отвращением. Сидел на задней парте, и влюблялся в девочек, чтобы не скучно было ходить в школу, причем исключительно в девочек из других классов. Впрочем, у нашей отличницы наверняка были свои поклонники. Так что я даже не помышлял о месте среди них.
А мог бы удивить ее, если бы, как и она поступил в университет. Но две мои попытки поступить на истфак и филфак окончились провалом, несмотря на то, что набирал проходные баллы. Потом до меня дошло, что я в анкете честно писал, что я не комсомолец. А писать такое абитуриенту идеологически важно-го вуза им. Ленина было нельзя!
Спустя тридцать лет я все-таки стал автором, журналистом-любителем, редактором, фотографом, и все это без журфака. Но это уже совсем другая история.

И тут, очень кстати, пришла бухгалтер. Радик Сергеевич встал с кресла, потянулся и добавил:
– Спасибо, что вы смогли выслушать мой рассказ. Не часто нам, пожилым людям, удается встретить такого внимательно слушателя.


Трансвестит

Выпивали два друга, беседовали, вспоминали.
– А знаешь, я, кажется, в молодости был трансвеститом.
– Кем-кем?
– Трансвеститом. Значит мужчиной, который хотел стать женщиной. Как кавалерист-девица Дурова, только наоборот.
– А с чего ты это взял? Никогда вроде я за тобой ничего такого не замечал.
– Да ты забыл, наверно. Это у меня еще с дошкольных лет началась. Как-то я остался дома один. И стал копаться в маминых вещах. Понюхал сладкую пудру, открыл тюбик губной помады и так мне захотелось помазать свои губы. И я помазал. Аккуратно так, губами почмокал, в зеркало полюбовался. Потом испугался, что вдруг кто-нибудь придет, а я в таком виде. Позднее я опять же тайком мазал себе губы. Из баловства, конечно. И кривлялся перед зеркалом.
– Вот так удивил! И я губы красил маминой помадой.
– Но я всегда хотел иметь длинные волосы. Если честно, то потому что считал, что у меня большие уши. А меня стригли почти наголо. А я мечтал до плеч. Только после школы я смог исполнить свою мечту и за несколько месяцев до армии я отрастил густую шевелюру. А уж после армии у меня были шикарные локоны. Впрочем, и мода была такая, что я никак и никого не привлекал этим внимания.
– И это тоже неудивительно. У меня тоже были волосы до плеч. Только я отпустил усы. 
– Хорошо. А помнишь, был случай у тебя на даче? Мы выпили и решили пойти купаться. В чем я пошел? Не помнишь? В халатике твоей сестры. И еще надел дамскую шляпку. Так и пошли на речку. Пугать местных обитателей. И самое главное, мне понравилось быть в халатике, легко, не жарко, удобнее, чем в брюках.
– И на это я тебе отвечу. Сам бы надел халатик, но он был на даче только один. 
– Ладно. А в гостях у нашей приятельницы, опять под пьяную лавочку, я надел ее халат, густо накрасил губы, вышел на балкон, а это где-то второй или третий этаж, и стал шокировать проходящих парней своим хохотом и другими призывными звуками. И как это назвать?
– Глупости. Я бы тоже тогда за компанию одел что-нибудь женское, но у меня уже тогда кроме усов была и борода. Согласись, что в сочетании с женским платьем, это было бы чересчур.
Выпили. Помолчали. Потом слово взял второй друг:
– А меня гомосексуалист в молодости соблазнял!
– Как это? Ты ничего не рассказывал об этом.
– А что тут рассказывать? Иду, молодой и красивый, в одиночестве домой, лето, довольно поздно, улица почти пустая. В руке кассетный магнитофон. Играет приятная музыка. Навстречу идет парень. Прилично одетый, можно даже сказать симпатичный. Вдруг он притормаживает:
– Привет! – говорит.
– Привет, – отвечаю. Подумал, что может знакомый какой. 
Он меня и спрашивает:
– Это «Дым на воде»?
– Ага, –  отвечаю. –  «Смок он э воте».
– Слушай, а ты не хочешь, чтобы я сделал тебе кое-что приятное?
– Не понял!
– Пойдем в подъезд, там поймешь и не пожалеешь!
И тут только я понял, что он от меня хочет. Вот он, «голубой», реальный представитель нетрадиционной ориентации!
– Нет, – говорю, – мне это без надобности.
И, обойдя его, пошел дальше. А он мне в спину кричит:
– Смотри! Потом пожалеешь, да поздно будет. Давай, телефон тебе свой дам!
– Нет, спасибо, не надо, – попытался я быть вежливым. Кто их знает, как с ними надо вести. Вот так я и не воспользовался возможностью узнать эти радости голубых. И в общем-то до сих пор не жалею.
Приятель сразу же отреагировал:
– Это что! А вот у меня в пионерском лагере был случай. Как-то в тихий час один мальчик, мой сосед по тумбочке, разделся догола, спрятал свой маленький «пестик» между ног и стал, смеясь, говорить, что он голая женщина, и готов отдаться!
Друзья помолчали и в задумчивости выпили еще по чуть-чуть.


Ужасы

Как-то летом на даче собрались по поводу одного юбилея старые друзья и родственники. И после обильного стола и прогулок по окрестным красотам, кто-то уехал в город, а кто-то решал остаться и ночевать на лоне природы.
Попив чаю, стали укладываться. Три старых друга улеглись в одной комнате, но им не спалось. Было много комаров, и поэтому окна плотно за-крыли. Стало душно. Спать не хотелось. И кто-то предложил рассказывать ужасные истории.
– А давайте, – первым начал свой рассказ бывший инженер. – Я вам не буду говорить про привидения и другую мистику. А просто про реальный ужас. Слушайте.
Страх и любопытство – главные чувства не только у людей, но и у всяко-го живого существа. Положи хоть перед человеком, хоть перед червяком, не-знакомый предмет и ему захочется узнать, что это такое и проявить осторожность перед возможной опасностью. Со страхом можно и нужно бороться. Осторожность надо культивировать. А вот ужас можно только пережить.
В моей жизни это случалось несколько раз, но запомнилось навсегда.
Первый случай произошел еще в дошкольном возрасте, в ванной. Как обычно, когда я купался, то долго плескался и играл в воде. А потом решил в ванне зачем-то встать. И тут случилось нечто ужасное. Я почувствовал, что я как бы вырываюсь из себя, взмываю вверх, и стремительно лечу в небо. При этом одновременно вижу себя стоящим в ванной и вокруг прозрачные дома, в которых множество квартир с людьми. Все это я окинул как бы не своим взглядом, и почувствовал ужас от всего произошедшего. Мир вокруг стремительно закружился, и я почувствовал, что надо сесть снова в воду. Я опустился в ванну и пришел в себя. Казалось бы, одно мгновение. Но я до сих пор помню этот испуг и даже ужас от того, что со мной произошло в тот момент.
Потом примерно такой же случай произошел, когда я встал взрослым. Лето. Жара. Я в солнечных очках иду на почту. Подошел, открыл входную дверь, придержав ее, закрыл и почувствовал, что я ослеп. Абсолютная тьма мгновенно окутала меня. Ни звука, ни капельки света. Мрак и ужас. Что со мной случилось, почему я внезапно ослеп и оглох?! Это длилось несколько секунд, я протянул руку, и она уперлась в другую дверь. Нащупав ручку, я от-крыл дверь и понял, что это почта, наполненная светом. А вот в тамбуре света не было. Когда закрылась входная дверь, вторая дверь была закрыта, и я очутился как бы в ловушке, без света и звука. Все стало понятно и радостно, но чувство ужаса от непонятного осталось навсегда.
Следующий случай произошел с моей дочкой. Ей месяца три-четыре, уже встает на ножки, держась за ограждение кроватки. И вот она каким-то не-постижимым образом взбирается на это ограждение и падает головой вниз. Я нахожусь в нескольких метрах от кроватки. Ничего не могу сделать и просто с ужасом смотрю, словно в замедленной съемке, как она летит вниз и ударяется головой о пол. Конечно крик, плач, я хватаю девочку и бегом в ближайший травмпункт. А там врач с усталой улыбкой меня успокаивает, дескать, кости черепа у ребенка такие мягкие, так, что ничего страшного не произошло.
А через несколько лет происходит новый случай. Я сижу на диване в комнате, не помню, читаю или смотрю телевизор. Напротив, на балконе моя дочка что-то делает. А у нас там были деревянные ящики с цветами и другими растениями. И пара ящиков висело внизу, с внешней стороны ограды балкона, высотой 85 см. Дочка, перегнувшись, что-то ковыряет в ящиках. А потом начинает перегибаться через ограду балкона. И тут я замер. Дочь продолжает медленно-медленно перемещать свое тело на внешнюю сторону ограды. Я вижу, что ее ноги уже отрываются от пола, а она, перегнувшись, продолжает опускать голову к ящикам. Что она там делала, не знаю, может, что уронила или искала. Когда я увидел, что ее ноги болтаются в метре от пола, почти вертикально вверх, я почувствовал ужас. Что я мог сделать? Броситься к ней? А это несколько метров, крикнуть, чтобы была острожной? Нет, я продолжал смотреть. Наконец она нашла, что хотела и медленно вернулась в прежнее положение на ноги. Я ей ничего не сказал тогда. Сил просто не было.
Еще один случай произошел с сыном. Зима. Мы шли втроем – я, дочь, лет десяти и сын лет пяти – по улице. Я разговаривал с дочерью. Сын вмешивался в наш разговор, и я немного повысил голос, чтобы он не мешал нам. Сын обиделся, вырвал свою руку из моей и внезапно побежал через дорогу. Мне оставалось только с ужасом смотреть, как он бежит, а на него летит «жигуль». Визг тормозов, машина бампером толкает сына, он падает. Сын был в шубе и практически не пострадал. Но шофер, которому больше всего досталось, конечно, наорал на меня. И правильно сделал. Но что я мог сделать? Только из-виниться перед шофером и сыном и обещать постараться больше не обижать его.
Следующий случай был довольно уникален. Тоже зимой я уходил утром на работу. Уже в подъезде понял, что что-то забыл. Решил вернуться, открыл входную дверь и услышал какой-то странный звук. А потом я увидел ужас. Угловая батарея отопления в маленькой комнате разорвалась и из нее хлещет черный кипяток. Мгновенно вся квартира заполнилась паром, дышать стало нечем. Я стоял ошеломленный и просто не знал что делать. Три шкафа с книгами и платяной шкаф – все это заливалось кипятком, черным, ржавым кипят-ком. Вскользь мелькнула мысль, что я не смогу даже перекрыть стояк, потому что чердачная дверь забита. Надо звать слесарей, а у меня нет домашнего телефона. А до домоуправления бежать с километр, и не факт, что там меня ждут. Вот он, ужас в чистом виде. И страшно и не знаешь, что делать. Остается одно, как говорилось в «12 стульях» – пропадать.

– А вот мой ужас связан совсем с другими вещами, – продолжил разговор бывший смотрящий за порядком в торговых рядах на рынке.
Этот ужас был связан лично со мной и с моим внутренним миром. Сейчас я уже могу сказать честно, что я хотел убить своего брата. Я понимал весь ужас своего желания, и все же не мог изгнать из себя эти мысли. Дело в том, что мой старший брат всю жизнь мучил моих родителей, а потом и мою семью. В подростковом возрасте сошелся с дворовой шпаной, и эта жизнь нарушителей закона показалась ему лучше остальной. Если он и работал, то только до первого аванса и уходил в запой. Неоднократно был осужден. попадал в тюрьму. Отсидев, предпочитал не работать, а жить и пить за счет матери. А она добрая и слабая женщина давала ему денег. Возможно, не при мне, он угрожал ей и избивал. Но главное, что мать жила с моей семьей, и брат, прописанный матерью у нас, имел право приходить к матери и общаться с ней. Правда чаще всего в нетрезвом виде или с похмелья. Неоднократно он вламывался в дом абсолютно пьяный, валялся на кухне или прихожей, жутко кричал во сне… И в конце концов он убил ее, опосредованно, придя к ней в больницу, где потребовал от нее денег. После его ухода она скончалась. Как я мог защитить свою семью от алкоголика, родного брата, прописанного у меня в квартире? Причем физически он был гораздо сильнее меня. Поэтому поневоле при-ходили в голову мысли об убийстве. И только мысли от том, что это большой грех, и меня могут за это посадить, останавливали меня.
Все знают заповедь «Не убий!», а что делать, если медленно убивают твою мать, и не дают нормально жить твоей жене и невинным детям? Вот в чем ужас безвыходного положения. Но и здесь судьба помиловала меня и удержала от ужасного поступка.

– А вам расскажу о привидении, – сказал третий рассказчик. – В Англии я ночевал у своего друга. Он жил с мамой, очень словоохотливой старушкой. Она рассказала, что ее муж, который погиб на шахте, приходит к ней по ночам, но она не боится. Он безвредный и спокойный. Приходит, чтобы ей не было скучно. Ну да ладно. Меня уложили спать на втором этаже, и немного повозившись на незнакомой кровати, я заснул. Проснулся от шагов на лестнице. В ночной тишине тяжелые шаги по скрипучей лестнице были слышны отчетливо. Я подумал, что может я сплю. Нет. В окно светит луна. Вот недалекий фонарь за окном. Скрип оборвался у моей закрытой двери. Все стихло. И вот тут я почувствовал ужас. Необъяснимый. Замерев, я ждал, что дверь откроется. И произойдет что-то очень страшное. И я ничего не смогу сделать. Так, сжавшись под накрытым с головой одеялом, я лежал долго, пока не уснул снова. Наутро, конечно, я ничего не сказал хозяевам о скрипевшей ночью лестнице.

Наступила тишина. В доме все угомонились, и наступила такая тишина, какая бывает только на природе. Чуткая тишина. И только гости стали задремывать, как они услышали где-то на улице детский плач. И не просто детский, а младенческий. Именно так плачет грудной ребенок, который хочет кушать. Не им ли, вырастившим своих детей и внуков, не знать этот плач.
– Кто это не спит в такую чудную ночь? – пробормотал один.
– Не знаю, – сказал хозяин. – Здесь поблизости вроде нет грудных младенцев.
– Может, какая мамаша гуляет на улице?
– Да поздно гулять, пожалуй.
Тем временем тихий детский плач, переходящий в хныканье, постепенно приближался.
– Так, молодая мамаша выгуливает ребенка и несет его на руках по аллее? Сколько времени?
– Полночь, без пяти.
– Поздновато гуляет.
А плач то прерывался, то опять возобновлялся. И продолжал приближаться. Время от времени плач переходил в крик, потом затихал.
– Противная мамаша. Не может ребенка накормить.
– А может у ребенка что-то болит, и он не может заснуть? Здесь нет док-тора?
– Нет. Но есть недовольные тем, что им не дают спать.
А плач все приближался. Один из гостей выглянув в окно, но там, за кустами была темнота. Фонарь светил где-то далеко. Плач стих.
– Ну, наконец-то, – пробормотал кто-то. 
И только они, повозившись, решили заснуть, как ребенок взвизгнул со-всем близко и стал истерично рыдать.
– Да что же это такое!
Один из гостей, повозившись со шпингалетами, распахнул окно, выглянул наружу и внимательно осмотрелся. Никого и ничего. Темная безлунная ночь. И тишина.
– И где же мамаша с ребенком?
– Нету.
– А кто же плачет?
– Не знаю.
– Закрывай окно, напустишь кровопийцев.
Окно захлопнулось. Наступила тишина.
– Ну, кажется все. Спокойной ночи!
– Спокойной ночи.
И через мгновенье гости подпрыгнули на кроватях. За окном раздался сильный шорох, треск, кусты явно закачались.
– Ребенок подполз к нашему дому?
– И скоро полезет к нам в окно. Будет просить молочка.
Плач, переходящий в вопли, раздался вновь, но уже с другой стороны домика.
– Да что же это такое? У меня мурашки бегают. По голове.
– А у меня не скажу где.
– А давайте выйдем и посмотрим.
– И топор возьмем.
– А я лопату, если найду.
– Чур, я кочергу.
И мужики с кряхтением стали вставать с постелей и одеваться.
– А зачем мы все идем?
– Одному страшно. Вдруг не справится.
В это время дверь в соседнюю комнату открылась, и там появилось не-довольное лицо хозяйки.
– Вы чего не спите?
– Да тут плачет ребенок на улице.
– Какой ребенок? Обалдели? Да это же кот нашего сторожа бродит по саду. А ну, всем спать!
Тут три мужика с облегчением бросились в постели и с наслаждением мгновенно заснули.


Успеть до отправления

Валерий Петрович очень не любил опаздывать.  И поэтому заранее приехал на железнодорожный вокзал, чтобы встретить своего отца, который ездил на юг отдыхать в санатории.
Он присел на скамейку на привокзальной площади в тени деревьев, вы-тащил заранее припасенную бутылку воды и принялся ждать.
Вскоре его одиночество нарушил другой пожилой человек интеллигентного вида, который спросил его как удобнее попасть в центр. Валерий с удовольствием рассказал ему обо всех вариантах передвижения в том направлении, однако приезжий не спешил уходить.
– У меня тут свидание назначено, – пояснил он. – И до него еще полчаса.
– Будем ждать вместе.
– Хотя и говорят, что хуже всего ждать и догонять, но я считаю, что ху-же всего это опоздать. И больше всего я боюсь опоздать. Это у меня с детства.
– И у меня тоже!
– Когда я смотрю фильм «Старший сын» и вижу сцену, когда главные герои бегут на станцию, а у них на глазах отходит последняя электричка, я всегда вспоминаю свою электричку. Это было жарким летним днем. Мне двадцать лет, и я пригласил свою пассию на дачу к другу. Туда надо ехать на электричке минут сорок. Мы встретились, добрались до вокзала, и я купил билеты. Наша электричка уже стояла на платформе. Мы зашли, сели на деревянные скамеечки. Жара, духота. До отправления минут десять. Я предложил ку-пить мороженое. До вокзала метров сто, обернусь за пять минут. Она осталась, я пошел. Нашел мороженщицу, купил две порции и пошел на платформу. И вдруг электричка трогается и стремительно удаляется от меня. Пораженный, я стоял на платформе. Где-то я ошибся – неправильно посмотрел время на билете или отстают мои часы? Какая разница. И, как часто бывает в экстремальной ситуации, я принимаю неправильное решение. Я дожидаюсь следующей электрички и еду на ней до нужной станции, рассчитывая, что пассия доедет туда и будет меня ждать на станции. Приехав, я оббежал всю станцию и никого естественно не нашел. Пришлось возвращаться в город. Потом выяснилось, что более разумная девушка, которая осталась без билетов и мороженного,  вышла на первой же остановке. Дождалась встречной электрички и приехала на вокзал. На котором меня, естественно, уже не было, так как я в это время ехал в другом поезде. Очень было неприятное положение. И неудобное для кавалера.
Много лет спустя ситуация с опозданием на поезд чуть было не повторилась, но с более негативными последствиями. В начале девяностых годов я поехал в Польшу к своему другу по переписке. Заодно сделать некоторый бизнес в продаже и покупке. Доехал я до Щецина на поезде, забыв предупредить его о дате приезда. Поздний вечер, вокзал, кругом тишина и безлюдье, и я стою с двумя чемоданами в раздумье, куда пойти. Трамваи не ходят. Такси не видно. Вдруг появляется мужчина.
– Пан, здесь нельзя стоять, опасно, пойдемте, я доведу вас до таксиста. – Деньги есть?
– Да.
– Тогда идемте.
И он быстро повел меня куда-то. Я почему-то поверил ему. А через пару минут уже сидел в такси и ехал по нужному адресу.
Обратно на поезд, уже днем, мы с моим другом решили сэкономить и поехать на трамвае. Ехать недолго, минут 30. Заранее пошли на конечную. За час. Ждем. Трамвая нет. Пять, десять, двадцать минут… Мы начали волноваться. Потом оказалось, что какая-то авария задержала трамваи. Потом трамвай все-таки подошел, мы сели и очень медленно поехали, простывая у каждого перекрестка и светофора. Когда мы приехали на вокзал, до отправления оставалось всего пять минут. И тут оказалось, что идти до нужной платформы порядочное расстояние. Минуты таяли, я с двумя чемоданами пыхтел, не имея возможности бежать. Когда мы были на платформе, мой поезд уже медленно трогался. Я впрыгнул в свой вагон в последнюю минуту, не успев даже по-прощаться с другом. А мог бы и опоздать!
Через много лет я все-таки опоздал на поезд, когда возвращался с женой из Европы транзитом через Москву. Турфирма неправильно указала время от-лета самолета в Москву, и он прилетел в Домодедово в конце дня, когда наш вечерний поезд уже отошел от платформы. В железнодорожной кассе аэропорта выяснилось, что билетов на этот день уже нет совсем, как, впрочем, нет и самолетных. Это называется, приехали. Пришлось, помучившись всю ночь, лететь утренним самолетом. Хорошо хоть, что деньги еще оставались. А если бы нет?
И в этом же аэропорту я с женой едва не опоздал на самолет. Зарегистрировавшись, усталые, мы ожидали объявления о посадке. А я по своему легкомыслию ходил по вокзалу и снимал на камеру самолеты. И мы не услышали сообщение о посадке на наш самолет. Только когда наши фамилии стали вызывать по громкому радио, мы бросились к своему посадочному трапу. Оказалось, что самолет уже полон и ждали только нас. Еще немного, и мы бы остались в Москве. Без денег.
А был еще жуткий случай, когда я с детьми в начале девяностых годов собрался лететь в Москву, и, приехав в аэропорт, на регистрации обнаружил, что забыл паспорт. И вновь совершил ошибку. Я бросился на стоянку, нашел частника, с которым приехал домой, взял паспорт, приехал в аэропорт и обнаружил, что регистрация уже закончилась, и мест нет. И пришлось нам, в слезах, перебить билеты на завтра, хорошо, что они еще были в те времена тотального дефицита. И лететь на следующий день. Вот что такое – опоздание. Сплошной стресс!
А собеседник добавил:
– Интересно, что у меня такие опоздания трансформировались однажды в странный сон. Я бегу с кем-то по огромной лестнице вниз к реке. Мы опаздываем на свой пароход. Он должен вот-вот отойти от причала. Я бегу, задыхаясь через несколько ступеней, не поднимая головы, но когда вбегаю на при-стань, обнаруживаю, что пароход медленно отходит от пристани, и я в бес-сильных чувствах смотрю на его корму с флагом и спасательной шлюпкой. И понимаю, что я опоздал на что-то очень важное. И это уже никак не исправить


Фокусы

Семейная пара пенсионеров сидела у телевизора и смотрела цирковое представление.
– Жалко, нет фокусников, – сказала жена. – Понимаю, что живьем фокусы интересней. Но где их сейчас увидишь? Только по телевизору.
– А я видел, причем в метре от себя.
– Что, был настоящий фокусник?
– Не знаю, но фокус был настоящий. Как и полвека назад, в моем раннем детстве, – сказал пожилой супруг. – В моей жизни я видел много фокусов, но запомнились навсегда всего три.
В раннем детстве папа повел меня в старый цирк, которого сейчас нет. Не помню ни одного номера. Но, кажется, папа пошел туда ради французской борьбы, которая проводилась в третьем отделении. Не помню. А вот то, что меня потрясло, я тебе расскажу. Сначала, кажется, были мотоциклисты, которые ездили по арене. Но вот они уехали, и на арену выехал клоун на своем мотоцикле. Мотоцикл был смешной, громко трещал, дымил выхлопными труба-ми, подавал сигналы. Клоун сделал на нем круг по арене, выехал на середину. И тут он вдруг развалился. Весь. На куски. Все лежало на арене грудой обломков. А я своим маленьким умом пытался понять – как мотоцикл, который вот он, ехал, крутились колеса, мотор работал, и вдруг все разъединилось в один миг, и нет мотоцикла, а есть только груда развалин. Как это? Я и до сих пор не могу понять суть этого фокуса.
Другой фокус тоже был в детстве. В передвижном цирке «шапито», напоминавшем огромную брезентовую палатку, поставленную возле стадиона, вы-ступали заезжие артисты. И опять помню только один номер. Фокусник, обычный на вид мужчина, показывал обычные фокусы. Вот красивая женщина влезает в длинный ящик, и с одной его стороны ее голова, а с другой ноги. Сейчас будут пилить. И правильно, фокусник взял пилу и стал пилить. Но! Было целых два распила. Если бы один, посередине, то и ребенку было бы понятно, что женщин в ящике две. Но два! Сначала на уровне груди, а затем на уровне бедер. А затем тот центральный участок фокусник стал выдвигать. И осторожно выдвигал до тех пор, пока зрители не поняли, что дальше некуда. Мне стало даже дурно. Я закрыл глаза. И чем все кончилось, не знаю. Как могла женщина быть живой с разрезом на груди и без ног? Конечно, есть объяснение и этому фокусу, но оно пока выше моего понимания.
И третий фокус был на учениях. После обеда у солдатской полевой кухни я увидел, что один из «партизан», как называли солдат призванных с «гражданки», показывает карточные фокусы. Когда я подошел к небольшой кучке зрителей, он показывал такой номер.
В руках у него было всего три карты. Допустим, шестерка, семерка, восьмерка. Он их всем показывал на расстоянии вытянутой руки. Затем перемешивал. И медленно раскрывал. И в руке у него на этот раз были Туз, Король, Дама. Затем он их опять перемешивал. И опять раскрывал. И снова были шестерка, семерка, восьмерка. При этом он никак не манипулировал руками, не отвлекал зрителей. Все делал замедленно. Карты были на вид обыкновенные, не толстые. Когда восхищенные зрители у него спрашивали: «а как это?», он отвечал: «Ставь бутылку водки, расскажу».  Но у кого в поле была водка? Все уже выпили в первые два дня учений. «А если кому интересно, могу показать после учений. Приезжайте только ко мне с бутылкой!» – сказал самодеятельный фокусник. Хотя этот парень совсем не был похож на пьяницу.
– И ты к нему поехал узнавать секрет фокуса? – спросила жена.
– Нет, конечно, – ответил муж. – Хотя я и взял у него адрес. Но после учений адрес потерялся, да и честно говоря, я скоро забыл об этих фокусах. Не до них было в то время. 


Хулиганы

Пожилые супруги, нагруженные урожаем, приехали с дачи домой, выгрузили продукты и уселись у телевизора. Показывали в сто первый раз фильм «Операция Ы». 
Супруга рвалась разбирать дары природы, а супруг удерживал ее, дабы она хоть чуть-чуть отдохнула. И он нашел повод:
– Смотри, смотри, Маша на этих хулиганов. Вот они какие – граждане алкоголики, хулиганы, тунеядцы! Но вот этот Федя, вроде хулиган и пьяница, а глаза-то у него добрые. Смирнов совсем не похож на хулигана!
– Да ведь это комедия, – вступилась за актера супруга.
– А ты их помнишь, этих хулиганов, Мария? Нынче хулиганы уже не те, Мария. И бандиты уже тоже не те. И медленно, очень медленно…
– Прекрати, Гриша…
– Все, прекратил. И все-таки, думаю, этот Федя не типичный хулиган шестидесятых годов. А вот явление это было типичным. Ведь хулиганов в то время было много, и они не скрывали своего призвания. Им нравилось, что их боялись. Боялся и я. Хотя и у меня был брат хулиган.
– Ты не рассказывал мне об этом темном пятне в твоей биографии, дорогой! – сказала супруга. 
– Тогда слушай. В нашем дворе, составленном из четырех хрущевок, была своя группировка и свой криминальный лидер. Обязательно отсидевший. И компания его окружения. Чаще всего они нигде не работали, пили, а жили за счет близких родственников (чаще всего родителей-пенсионеров) и более низ-ких по статусу членов компании. У нас в подъезде жили два хулигана. В соседних дворах тоже были такие же компании. И всем подросткам в округе на-до было знать, кто там командует и всех поименно. Ходить по чужим дворам не рекомендовалось, могли поймать, оскорбить, отобрать деньги, а то и по-бить. Так хулиганы добивались страха и популярности.
Дело дошло до того, что в соседнем дворе зарезали двух комсомольцев-дружинников. Шум тогда был большой. Даже в газетах писали. Но потом все успокоилось. А наши хулиганы стояли как обычно кучками на перекрестках, у магазинов, с сигаретами, плевками и куревом, не стесняясь «просить» деньги у проходящих пацанов.
Особенно наглядно проявлялась деятельность хулиганов в кино. В районных клубах культуры кино показывали постоянно, и на самые «кассовые» фильмы шпана приходила толпой. Хулиганы прорывались без билетов через заслон контролеров, занимали последние ряды, просто выгоняя «обилеченных», и с гоготом сидели весь сеанс. Они открыто курили и бросали окурки в зал. Поэтому в молодости я предпочитал не ходить в клубы, а смотрел фильмы в основном в «порядочных» кинотеатрах.
С хулиганами мне пришлось вплотную столкнуться в центре города, когда мы с приятелем там гуляли. Из подворотни вышло несколько  ребят, окружили нас, один вытащил ножик: «Деньги давай!». И мы, конечно, отдали мелочь, но было очень неприятно. В первый и последний раз меня банально ограбили на улице.
В моем классе одно время учились сразу два хулигана. Один был из семьи, где два старших брата сидели, причем один за убийство. И мы их боялись. А им нравился наш страх. И всячески его культивировали, имея своих помощников и подлиз. Правда, когда я поспорил со старшим братом, то он решил меня проучить, и мои одноклассники-хулиганы, зажав меня в углу несильно, но обидно побили. Так, что я даже заплакал.
Но мне как-то удавалось избегать их давления, имея брата. Правда, когда он сел, в туалете я столкнулся с одним мальчиком из соседнего класса, который вел себя развязно. И машинально отмахнулся от него. А мне шепотом говорили: «Ты что? Знаешь, кто у него брат?». Не знал. Да и забыл потом об этом случае. Но этот мальчик не забыл. В последний школьный день в подвале он, окруженный здоровыми ребятами, остановил меня и стукнул ладонью по  щеке. И, не слова не говоря, ушел. А я, ошеломленный, вспомнил тот эпизод двухлетней давности в туалете. И был поражен: значит, он все это время все помнил и ждал, чтобы мне отомстить. Что с психикой этого школьника?
Интересно, как в хулиганов превращались обычные вроде люди. Яркий пример: после экзаменов по окончанию курсов крановщиков, наша группа хорошо отметила это, а потом все пошли в пивной бар. Тут мы столкнулись с другой группой, которая тоже что-то отмечала, и в ходе конфликта началась драка. Причем с применением ножей с нашей стороны. А ведь такие серьезные ребята у нас тогда учились: умненькие, порядочные,  воспитанные.
А потом я столкнулся с хулиганами не из нашего района, когда зимним вечером возвращался домой, и в сквере на меня внезапно напала группа под-ростков, человек десять. Они стали бить меня ногами и снимать мою старенькую шубу. К счастью для меня неподалеку был опорный пункт милиции и на крики прохожих выскочили два милиционера, которые успели схватить двоих.
Со временем это поколение хулиганов вымерло, на смену им пришли другие хулиганы: группировщики, мотальщики, махальщики, гопники и даже организованные в отряды с определенной дисциплиной. Я сам как-то видел их построения на заднем школьном дворе и на заброшенном стадионе.
Да, хулиганы – это страшно. Это было, есть и будет. Я с этим не раз сталкивался непосредственно. И мне очень не хочется, чтобы это случилось с мои-ми близкими. Но как явление, это неизбежно для городского общества. И я очень боялся за своих детей. Эта неспровоцированная агрессия, жажда насилия и власти, быстрых и легких денег у людей, которые ходят по тем же улицам напрягает и тревожит до сих пор.
Помолчав, супруг добавил:
– А еще помнишь, как мы с тобой ехали на поезде, и в открытое окно нашего купе залетел здоровенный булыжник. И упал прямо на мою подушку верхней полки, когда я сидел с тобой на нижней. Как ты думаешь, это тоже хулиганство?
– Да ладно тебе, – сказала супруга. – Смотри лучше, как Селезнева раздевается. А я пойду, займусь овощами.
И вскоре, по причине хозяйственных забот, хулиганы были быстро забыты.


Экзамены

Родители весь день ходили на цыпочках по квартире, потому что сын готовился к экзаменам. Но когда отец решил побеспокоить свое чадо, дабы предложить ему чай или кофе, и приоткрыл дверь в его комнату, он обнаружил, что сын спит. Учебник лежал на груди ребенка, который тоже лежал в кровати на спине и чуть слышно похрапывал.
– Сынок, не хочешь ли чаю? – спросил отец, слегка тронув его за локоть.
Сын открыл глаза:
– Извини. Сморил меня этот учебник. Так написано, что в голову ничего не влезает. Вот мозги и отключились, чтобы не перегружаться…
– Думаешь, что ты один так страдаешь? – спросил отец и присел на краешек кровати. – У меня было и похуже. А самые страшные экзамены для меня были по общественно-политическим наукам – История КПСС, Полит-экономия и Научный коммунизм. Понять эти науки я даже не пытался. Знал, что не получится. На полках моей памяти эти науки абсолютно не укладывалась. На лекции я практически не ходил. А если и ходил, то спал на них или играл, или переписывал другие предметы. На семинары старался тоже не ходить. Но экзаменов было не избежать. От безысходности я стал думать и при-думал, как мне казалось, выход. В Доме печати в отделе общественно-политической литературы я покупал учебник, каждый раз удивляясь, что государство не жалеет на эту макулатуру превосходной бумаги и прекрасных переплетов, а дома безжалостно рвал его. Затем по билетам раскладывал нужные для экзамена главы, нумеруя их. Пришивал к пиджаку внутри большой карман и складывал туда ответы на билеты. Получалось увесисто, более половины учебника. «Шпорой» был только листочек с нумерацией билетов и соответствующим страницами внутри пиджака. И система работала! Даруя мне свободное время для более важных и нужных дел. Лишь однажды преподаватель политэкономии, бывший военный застукал меня и выгнал с экзамена. Но пере-сдал я экзамен, кажется аспирантке, все тем же методом.
А вот по русской литературе такой номер не прошел бы. Да и учебника, чтобы разорвать его на билеты не было. Не продавались они в открытом доступе. И я пошел на экзамен, надеясь только на удачу. Но она сразу отвернулась от меня. Первый билет, и первый же вопрос стоял про Анну Каренину. А ее, вернее роман Льва Толстого «Анна Каренина» я никогда не читал, да и желания тогда, честно говоря, не было. Беру второй билет, и надо же, опять попадается Анна.
– Что ж, – говорит преподаватель, – идите и читайте «Анну Каренину». Через два дня приходите.
И я как послушный студент пошел домой и за два дня одолел два тома. Пришел.
– Ну что, прочитали?
– Трудно было, но прочитал. Но позволю себя сказать, что этот роман не про Анну Каренину, а про Костю Левина. То бишь, самого Льва Толстого.
– Правильно. А почему Анна бросилась под поезд?
– Тут надо уточнить. Часто говорят – бросилась под поезд или паровоз, а Анна прыгнула к вагону проходящего поезда и положила голову на рельсы между передними и задними колесами. А сделала она это потому что не видела смысла жизни после того как Лановой, вернее Вронский, бросил ее.
 –Все правильно. Давайте зачетку.
Вот так я впервые, ускоренными темпами, ознакомился с творчеством Льва Николаевича Толстого.

И на экзамене по Новой истории мне вновь попался билет с вопросами, которые я абсолютно не знал. Когда я начал мямлить, отвечая на первый вопрос, преподаватель сказал мне:
– Вижу, что билет не знаете. Тогда хотя бы скажите, кто такая была Шарлотта Корде?
– Ну, вот как раз это я знаю. Еще по картине Давида «Смерть Марата». Она была любовницей Марата.
– Любовницей? С чего вы это взяли?
– Ну как же ее тогда допустили к голому вождю Французской революции, принимающему ванну. Тут-то она его и зарезала.
– Оригинальная трактовка! – похвалил меня преподаватель и поставил зачет.
Отец помолчал и добавил:
– Так что в любой ситуации выход есть. И у тебя, сынок, нет другого вы-хода, как сдать эти экзамены.
– Согласен. И где мой крепкий чай с лимоном?

За штурвалом поневоле

По правде говоря, в детстве я хотел водить автомобили. И в этом не было ничего удивительного. Машины были вокруг, и водили их не какие-нибудь герои, а обычные люди. А вот хотел ли я управлять самолетом? То есть стать пи-лотом, летчиком? Это детское желание, скорее всего, было где-то на уровне фантастики, как мечта стать космонавтом. Хотя за штурвалом, правда игрушечным, посидеть мне в детстве удавалось – на дворовых площадках стояли деревянные псевдо-самолеты, а в парке культуры у меня была любимая кару-сель в виде самолетов. Ребенок забирался в металлический 2-местный самолет со стреловидными крыльями, карусель крутилась, самолеты летели, и возникало полное ощущение полета!
 Авиация в детстве была вокруг. Самолеты летали в небе, в фильмах, лета-ли на печатных страницах. Помню, как в середине шестидесятых годов пора-зила меня картина, по-другому и не назовешь, замечательно художника Эдуарда Молчанова в журнале «Моделист-конструктор». Американский истребитель «Мустанг» где-то на тихоокеанском острове показался мне необыкновенно красивым. Вот в каком самолете бы посидеть! И я бы не поверил, если бы мне сказали, что лет через двадцать пять я увижу живые «Мустанги».
С годами я узнал о том, чтобы стать летчиком нужно хорошо знать математику. То есть для поступления в авиационное училище на экзаменах была математика и физика. А мои знания по этим предметам всегда были в зачаточном состоянии. Поэтому к концу школы я уже понимал, что летчиком мне ни стать никогда. Ну и ладно, думал я, тогда стану профессиональным шофером.
Но мне постоянно снились удивительные авиационные сны. Как будто я на земле смотрю на воздушные парады, так раньше назвались авиашоу. Но что за поразительные самолеты летали над головой! В реальности я таких никогда не видел: огромные и маленькие, самых необычных форм и конструкций. А еще будто бы я на поезде проезжаю мимо каких-то авиационных заводов, и прямо из окна вагона видно, как из огромных ворот сборочных цехов выкатывают опять же какие-то фантастические самолеты. И еще запомнился мне сон, что над городом летают «фантомы», а я стою на балконе, и пара их летит прямо надо мной. Но мне не страшно, так как я думаю, что это не война, а что-то вроде учений или авиационного показа.
И вот как странно получилось. Когда в начале девяностых годов  я попал в Англию по приглашению друга по переписке, а тогда визу туда можно было получить весьма легко, он предложил мне полетать на самолете. Оказывается там, в Англии это не проблема. Из чистого любопытства я согласился. Меня отвезли на частный аэродром, познакомили с Питером, веселым адвокатом и владельцем маленького 2-местного самолетика «Кэб», и он посадил меня на заднее сиденье. Самолетик поразил меня своими крохотными размерами и полотняной обшивкой. Это был один из основных разведывательных и учебных аэропланов на Западе во время Второй мировой войны. Но в отличие от наше-го У-2, у него была радиостанция, закрытая кабина и тормоза.
Мы быстро поднялись в небо, а через несколько минут Питер поднял свои руки и сказал:
– Можешь управлять!
– Как управлять?
– А вот так!
Впереди меня был штурвал и две педали. И я мог кренить самолет, опускать и поднимать нос, поворачивать вправо-влево, то есть все как на машине. Честно говоря, я не хотел управлять, а мне хотелось любоваться пейзажами средней Англии под крылом, все как на планете Альфа! Немного «порулив», я отдал управление хозяину, и он показал мне немного своего пилотажа.
– Видишь мой дом? – сказал он, делая виражи под пятьдесят градусов, – вон моя мама во дворе! Машет рукой! И ты помаши ей!
Позднее он признался:
– Почему я летаю? Свобода, иллюзорная, но свобода. И красота.
Мы влетели в облака, и он стал рассказывать о поразительных облаках, которые ему довелось видеть. Они живут своей жизнью, борются друг с другом, захватывают в плен, отбивают пленных, уничтожают врагов и сами вдруг внезапно исчезают.
 Через несколько дней я уже управлял другим самолетом, двухмоторной машиной с фруктовым названием «Дюшес», предназначенной для воздушных прогулок. Пилот-инструктор после взлета тоже дал мне возможность «пору-лить», сколько захочу.
– Только посадку я буду делать сам, – сказал он. Тяжелая машина держалась в воздухе ровно и солидно, и ее не бросало от порывов ветра.
В следующий мой приезд в Англию адвокат «угостил» меня полетами на «цессне», весьма комфортабельном самолете, больше похожим на авто. И опять мне пришлось «порулить».
Последним самолетом, в котором мне удалось посидеть за штурвалом в Англии, был реактивный! В авиационной школе при техническом институте меня посадили на левое пилотское кресло «Джет Провоста» и покатали немного по бетонке. Но мне и этого было вполне достаточно.
В России я «рулил» лишь дважды. Сначала на маленьком желтом самолетике «Аэропракт» летал над своим городом. Поразила тогда почти прозрачная кабина этого аппарата. Было даже как-то дискомфортно видеть под собой зем-лю.
А второй раз я летал на легком самолете Як-12 Магомеда Закаржаева. Мой шеф взял меня с собой в районный город. И даже дал «порулить». К своему стыду я сбился с маршрута, «блуданул», так как был сильный ветер, и машину сносило, но мы все равно благополучно достигли цели.
Зато на обратном пути произошло небольшое происшествие. Когда само-лет пошел на посадку, Магомед направил машину слева от бетонки на грунтовую полосу. Самолет, накренившись, немного прокатился по траве, его немного занесло влево, и остановился. Пилот заглушил мотор, и мы выпрыгнули из кабины. Осмотр показал, что левое колесо было спущено, и летчик принял правильное решение не садился на бетонку. А мне осталось только побежать к дежурному за помощью.
Посидел я и за штурвалом самолета Ан-2. Но было ли желание летать? Скорее нет, чем да.
И какой из всего этого можно сделать вывод? Летать надо в молодости! Когда все ощущения острее, чувства насыщеннее, тогда и восторг от полета можно испытать полный. А в сорок-пятьдесят лет браться за штурвал как-то некомфортно. Как говорил Остап Бендер: «Нет того энтузиазма!». Но не мог же я об этом говорить людям, которые искренне хотели мне сделать приятное. И я никогда не жалею, что принимал их предложения исполнить вековую меч-ту человека – подняться в небо.