Монастырь в огне

               
                С Рождеством Христовым!
               
                Монастырь в огне.
               


                (записки «трудника») 
               
                Во славу Божию!

  По весне жгут отмершую траву, чтобы молодая зеленая поросль легко взошла, напоила землю ароматом новой жизни.

   Мы с Шаманом собираем сухостой и былинки, очищая место под проводами. Зажигаем. Ярко и красиво бежит огонь. Он то вспыхивает черным пламенем по полю, то летит до неба, затмевая белесое больное солнце. Монастырь охватывает кольцо огня, языки пламени лижут кирпичные стены, но лишь чуть-чуть: как пес ноги хозяина, которого любит.

   Раздается сирена. Пылит пожарная машина. В МЧС по ГЛОНАССу поступил сигнал, что горит монастырь.
 
  За год до этого труженик Валера-постный – электрик монастыря, прозванный так за свои внушительные габариты и непомерный аппетит, сжег подстанцию. Он зачем-то встал среди ночи и запалил траву за монастырем. А еще раньше сгорела баня не без его участия. Хотя сам Валера вину отрицает, ссылаясь на молодость и житейскую неопытность игумена: «Говорил же, не надо чугунный котел на модный «евро» менять! Да разве он рассчитан на русскую парную!? Как мы подбрасываем, да подкидываем, а!? Там же стенки тонкие! Вот и нет бани. Мойся братия в душевой кабине».

   Шаман шелудит лопатой, роя траншею от огня у старого кладбища. А я уже на вечерней службе, в храме Новомученников и Исповедников Российских.
 
    Заходит о. Игнатий. Я уже давно заметил, что он сутулится и что у него как будто мешок на спине небольшой – вероятно это горб. О. Игнатий – казначей монастыря – горбатый.

  Батюшка был весьма удручен. Благословил нас. И вслух произнес: «Ну что за идиот поджег траву!? Это же не из наших? А то штраф придется платить. Опять неизвестные хулиганы…» И обернувшись к Царским Вратам возгласил: «Слава Единосущной Живоначальной и Животворящей Троице! Всегда ныне и присно и во веки веков! Аминь».
 
       10 апреля 2020года.
   
    Накануне Страстной недели батюшка перед исповедью нам сказал, чтобы мы держались от него подальше, не целовали ни Креста, ни Евангелия, ни Чаши перед Причастием, потому что в монастырь приезжал москвич, который сдавал тест на коронавирус. Результат он узнал позже и позвонил…

   Батюшка пил с ним кофе и беседовал о его духовной болезни, не подозревая что он заражен ещё и другой болезнью, которая современная медицина назвала COVID – 19.  С виду совершенно здоровый человек оказался инфицированным. Сам он не чувствовал себя больным, но результат говорил об обратном.
 
    То, что болезнь могла легко передаваться от человека к человеку говорилось в СМИ каждый божий день, но поверить в это было нелегко. Невидимость болезни в человеке была непостижима – приходилось только верить. Батюшка был в отчаянии ни столько от возможности заболеть, сколько от слуха о болезни в монастыре, который неизбежно должен был возникнуть.

   Отец Михей по настоянию игумена поехал в Саранск сдавать тест на короновирус через своих людей в одной из поликлиник. Через три дня анализ был готов – «отрицательный».  Нужно было сдать и мне, так как я возвращался из отпуска, и в данной ситуации тоже мог быть заражен. Но это было не так просто сделать.

   Только одна частная клиника делала тест, и взвинтила цены вдвое против прежнего, цена выросла до двух тысяч, а с выездом на дом в три раза больше. Это уже был бизнес.
 
 Обращаться в поликлинику без явных симптомов и убеждать врача сделать тест, потому что в монастырь приезжал зараженный москвич, мне запретили.  Это представлялось сомнительным и опасным.
 
  Страх перед неизвестной болезнью был очевиден. В монастыре боялись огласки, и на работе боялись огласки, и просили не говорить, где работаю и, следовательно, не брать больничный в случае чего… В случае чего я оставался один со своими проблемами.
 
   Но для меня это было не самое главное. Самое главное – я не хотел подвергать риску здоровье своей семьи. Мне нужно было убедиться в том, что я здоров, а в этом сомнений не было. Я решил не суетиться в Страстную седмицу, а сделать тест после Светлого Христова Воскресения, до которого осталось совсем немного.

Вторник. 21 апреля 2020года. Светлая Седмица.

    Благодарю Тебя, Ангел мой, Хранитель, что оберегаешь меня от всякого зла, в мире происходящего под своим крылом! Слава Богу!

   Большой лохматый кавказец мечется на длинной цепи у монастырских стен. Ох, сколько он разорвал кошек, пробегающих мимо, сколько ворон и галок оставил без перьев! Но как ухватить зубами то, что бестелесно, что забирается ему под кожу и покоряет своей силой.
 
   Могучий ветер срывает металлический профиль, покрывающий стены и столбы. То идет дождь, то мелькает снег. Я перед окном. Смотрю в него – и всё происходящее, и происшедшее кажется мне сном из другой жизни…

1апреля 2020. 9.00.

   Со спортивной сумкой наперевес, я подошел к стоянке таксистов, чтобы уехать на время отпуска в монастырь. В руке у меня был рисунок Фотинии с расположением мужского монастыря среди деревушек Мордовии.  Вот этот кружочек – Кочуново, а вот домик с крестом на крыше – древняя церковь в селе Маколово, а между ними гора, а на горе крепость – святая обитель, а под горой деревня Большое Чуфарово. Место занимает деревня много, а жителей в ней мало, дачники одни…

   Фотиния заведует иконной лавкой монастыря, принимает записки, продает свечи, которые потом ставят за упокой или за здравие в храме.  За требами и свечами приезжает о. Игнатий, но меня он взять не может, и я отправляюсь на такси.

   В машине разворачиваю листок, водитель с интересом вглядывается в каракули: «Едите к кому-нибудь?» - «Нет, в монастырь». – «На службу?» - «Нет», - мне стало неловко. Наступила пауза. Но таксист быстро скумекал: «Значит подлечиться».

  Мы едем через ямы и ухабы сельских дорог. Толстозадые бабы на велосипедах, и худые мужики с поллитровкой в авоське, и старые псы в репьях - все приветствуют нас. Долго ли, коротко ли – выбрались на бетонные плиты – и подпрыгивать стали уже ритмично. И вдруг – взлетели – дорога в гору пошла без единой щербинки.

  Монастырь находился на горе. С наружи он походил на неприступную крепость, огороженную кирпичными стенами, даже напоминал Нижегородский Кремль. Ворота его никогда не закрываются, даже на ночь – всегда ждут странников и заблудших людей. Но скоро все изменится…

  Я вышел из машины, как, наверное, душа выходит из тела на свободу. Друг-извозчик вытащил сумку из багажника, расправил свою мозолистую пятерню в приветствии: «Здоровья тебе, брат! Не болей!» - «Спасибо!»

 Храм горит пунцовым цветом. Резные кованные монастырские ворота, как в сказке про красавицу и чудовище, - распахнуты, но никого нет. Кто же Хозяин сего дивного места?

 Я стоял лицом к святой обители, прислушиваясь к деревенской тишине, и почувствовал такую благодать, которая дается только детской душе, когда она во сне вылетает в чистое поле.
 
  Осторожно, боясь спугнуть тишину, я пошел по брусчатке. Вокруг росли туи, ели, березы и большие тенистые деревья склоняли свои серьги у мест отдыха. Виднелись корпуса старой постройки, отреставрированные и воссозданные в первозданном виде, какие они были до кровавой смуты прошлого века.

 Луковицы храмов указывали крестами в небесную лествицу: невидимую, но зримую духовными очами. Бело-синие облака укрывали стены строящегося собора в честь Святой Троицы. Ясный и погожий казался сегодня весенний день, но ветер пронизывающий до костей.

  Я подошел к общежительному братскому корпусу, похожему на жилой дом, и в дверях столкнулся со Славкой-плотником. Славка спешил куда-то по своим делам, чуть сгорбившись он что-то бормотал с малороссийским акцентом и кутался бородой в короткую коричневую дубленку с меховым отворотом. Несмотря на весеннюю погоду, сырость и ветер никто не отменял, тем более, что Слава работал в мастерской, которая была в старом общежитии за стенами монастыря.
   
  Это был первый житель монастыря, которого я хорошо запомнил. У него был большой мясистый угреватый нос, небольшая борода, как у дьяка, маленькие умные пытливые глаза под черными бровями и пышная львиная шевелюра, так обожаемая женщинами. Ни смотря на то, что Слава слыл страшным матерщиником, он был очень религиозен, в трапезной читал поучения Святых Отцов Церкви, и садился кушать после всех. Он уже долго скитался по монастырям, и набрался опыта монашеского общежития. В церкви был слышен его бойкий церковнославянский речитатив. Слава был «трудником», работал в столярной мастерской, у него отсутствовали две фаланги на правой руке. Стать «трудником» предстояло и мне: нужно было найти благочинного монастыря отца Михея.
 
  Дверь захлопнулась. Я оказался в темном коридоре с далеким окошком в конце. Слева были двери келий, справа стройматериалы, дверные блоки, рамки для пчёл. Время было часов десять, утренняя служба давно закончилась, так как начиналась она здесь по обычным дням рано – в пять утра.
 
 Где-то раздавались голоса, я пошел на звук и увидел монаха Иосифа, за которым семенил, шаркая ногами, дрожа седой козлиной бородой и недовольно шепелявя вставной челюстью старый послушник дед Александр, отказывающийся принять монашество.  У него было прозвище «Вернадский».  Он любил пофилософствовать и всех обругать. Старый дед-пенсионер, «бывший мент» как называла его братия, был очень чувствителен к замечаниям и обижался. Александр, несмотря на долгое время, прожитое в монастыре, оставался послушником, избегая монашеского пострига. Он, как и многие здесь, оказался в монастыре в силу жизненных обстоятельств. Но внутренне каждый человек знает, что оказался здесь не случайно.

  С неприкрытым удивлением, восторгом в сердце, и чуть ли не с открытым ртом вглядывался я в образ монаха Иосифа. Высокий, строго одетый, как положено монаху, - черная ряса, поверх накинута мантия, на голове скуфья, - он был похож на Атоса из «Трех мушкетеров». Наверняка он хранил тайну, которая его привела в монастырь. Иосифа привезли в монастырь подростком, когда он остался без матери, а отец калдырил. Более двадцати лет он прожил в монастыре.
 
  Иосиф со мной заговорил, и глаза его необыкновенно сощурились, излучая свет и доброту. До меня едва доходил смысл сказанных слов, и я уставился на кроссовки «Адидас», которые так странно высовывались из-под рясы Иосифа.
 
 - Где мне найти благочинного о. Михея? – со смущеньем спросил я.

 - о. Михей в гараже работает, выгибает балки под арочный свод строящегося собора, вы ему лучше позвоните, - сказал Иосиф.

  Номер благочинного, после продолжительных гудков, ответил тихим скрипучим голосом, чтобы ступал я «раб божий» в десятую келью, «к ребятам», и ждал его там.
Постучав в келью со словами молитвы, как меня учили: «Господи, помилуй!», и дождавшись ответа: «Аминь», я переступил порог «благочестивой десятки»: «Здрасьте!»  Я ещё не знал этих людей и их судьбы, и незнакомые лица виделись мне как отражение чудного и страшного мира, к которому я подступил.

 На меня смотрели смурные обросшие недоброжелательные рожи «ребят». В келье запах стоял совсем не келейный, пахло носками и потом, было неприбранно. Я вспомнил вытрезвитель. Первое желание было бежать отсюда со всех ног.

  Сразу от порога у окна стоял стол. За столом сидели трое.
 Один очень здоровый, заросший бородой и волосами, лишь глаза играют то добрыми, то злыми огоньками (брат Антоний), второй с недельной щетиной, слегка сутулый, не обратил на меня внимания, и продолжал пить чай (Вова-отшельник), а третий был нагладко выбрит, но вид имел совершенно злодейский: глаза его диссонировали – один смотрел прямо и трезво, а второй косил и горел в азарте, жил своей жизнью. Этот человек, ставший мне потом другом, напоминал Андреевского Иуду Искариота, противоречивый, строящий многочисленные планы для бизнеса. Звали человека Александр по прозванию «Шаман». Саша считал себя народным целителем, изучал энергетику человека и космоса.
 
    «Ребята», видать, не выспались. Я поздоровался со всеми за руку, и присел за стол.

 - Великим Постом к нам? – спросил брат Антоний. У него были открытые глубокие глаза, не сказать, чтобы добрые, но откровенные. В их взгляде была некая слабина и болезнь, что никак не вязалось с его богатырской фигурой. Брат Антоний был родом с Ташкента, бывший наркоман, а ныне трудник монастыря, он очень страдал от вспышек ярости.
 
  - Так получилось, отпуск совпал, впрочем, кто верит в случайности, тот не верит в Бога, - ответил я и стал разглядывать келью с её обитателями.
 
  Здесь было шесть двухъярусных металлических кроватей, на верху которых никто не спал, а валялись всякие вещи и сумки. Один из трудников валялся в одежде на кровати, прищурив глаз. Это был Вовчик, кухонный работник, -  послушание у него такое было, а так он алкоголик. Другой – дед Саша- плел из картофельных сеток садки для ловли рыбы, затем развернул полотно, заготовленное под крышки для пчелиных ульев, и стал размечать. У деда было ампутировано полступни, он сам её сжег настойкой мухомора. В дальнем углу плюгавенький, низкого росточка мужчина (брат Сергий) ругался матом и что-то разглядывал в смартфоне.
 
  Брата Сергия с первых дней пребывания в монастыре я невзлюбил. Он был заносчив, малообщителен, если и открывал рот, то безбожно матерился и ругал всех и вся. Много и долго пребывал в одиночестве, сидел в интернете, отгородившись на своей койке простыней, как обычно делают в поездах дальнего следования. Сергей ругал «быдло», которое загоняют в концлагерь. Советовал вернуть советские паспорта, чтобы оставаться гражданином СССР. Но что удивительно, вскоре в нем я обнаружил сострадательного и чуткого человека, оказывающего помощь женщине-инвалиду. Брат Сергий считает себя старовером. Но в чем отличие, я не понимал, он только крестился двумя перстами…
 
Здесь же был и старик Вернадский, и пытался выяснить у знакомого в разговоре по телефону, что такое «самотык».
 
  В общем – келья напоминала вытрезвитель или палату для умалишённых.

  Мужики вышли из-за стола. У одного что-то мелькнуло в глазах, волчий блеск какой-то, он развернулся как деревянный и перекрестился на плакат с образами над столом.  Человек с волчьим блеском в глазах – Вова-отшельник. Он странствовал от одного монастыря к другому, но селился всегда отдельно, за стенами монастыре, пребывая в уединении, созерцании, и молитве. Здесь он был в гостях. Как-то раз, я застал Володю одного в тишине и темноте библиотеки, включил свет, и вздрогнул, не ожидая здесь увидеть живого человека, чуть инфаркт не хватил.

  Я остался сидеть за столом. Скинул перед собой сумку и смотрел на неё, прислушиваясь к звукам и запахам десятой кельи. Желание сорваться и убежать отсюда куда глаза глядят не оставляло меня. Так разнилось моё представление о монастыре с кельей, в которой живут люди явно далекие от благочестия. Но прошли первые минуты, я переборол в себе страх и чувство разочарования – и вспомнил, что меня привело сюда: беспробудная пьянка в городе Ленина – Ульяновске…

  24 марта 2020года.

 В Ульяновск я приехал в надежде на лазерную коррекцию зрения. Но глаза мои были безнадежно слабы и больны, и в операции мне было отказано. Тогда я испытал похожее чувство разочарования и уныния, а также стыд перед директором, который мог подумать, что я его обманул, и взял отпуск для других целей.

  Прямиком от окулиста я зашёл в магазин и купил водки. Закрылся в номере гостиницы «Венец» и наливая стопку за стопкой ходил по номеру, как лев в клетке.  Эта история могла быть смешной, если бы не была такой грустной.

   Мы ехали с Лехой на его «Ладе-гранде» с работы домой. Леха не щурился, и не искал привычно в бардачке очки.
 
  - Ты видишь без очков? Линзы?

   Мы встали на светофоре. Леша лениво ковырял в левой ноздре мизинцем. Вытащил козюльку и обтер ее об руль. Заморгал красный, загорелся зеленый. Леха мизинцем воткнул передачу. Мощный парень!

 - Да нет… Операцию сделал по лазерной коррекции зрения. В Ульяновске.

   Тезка достал из бардачка рекламу, с которой и началась эта история. Я «загорелся», потому что, как и все очкарики, мечтал выбросить очки. Упросив шефа дать мне отпуск на три недели, я ринулся сдавать анализы.

     Когда все было готово, я стал прощаться с родными и близкими.

 - Ты главное темные очки не забудь. Там надо в них ходить после операции, - напутствовал меня дружище Леха.

 - Не заблудись. Не пей смотри у меня, - наставляла меня жена.

 - Батюшка, благослови на операцию по восстановлению зрения! – попросил я на утренней службе перед поездкой.
 
 - А что не причащался, закодировался что ли? - пошутил батюшка и размашисто осенил меня крестом.  Да лучше бы я закодировался…

   Природа просыпалась после зимы. Март выдался на удивление теплым. Я ехал почти в пустом автобусе, смотрел в окно на голые просторы нашей родины, по радио передавали новости о странном вирусе в Китае, похожем на очередной мутировавший грипп, но большей силы, и вызывающий психоз.
 
  Когда мы приехали в Ульяновск, начался мелкий дождь. По мокрым рельсам брякали трамваи, как игрушечные. Даже сиденья внутри них были не похожи на настоящие, а как в парке развлечений. И люди на них сидели как в воздухе…

Мне стало страшно от мысли, что кто-то будет резать мои глаза. Я боялся ослепнуть, но желал прозреть…

  Гостиница «Венец» была в центре: большое серое здание с видом на памятник Ленину, широкую площадь, за которой скрывалась могучая Волга. Я стоял у окна и смотрел на красоту ночного города.

  Вставал я в тяжелом похмелье, пошел в ресторан, выпил водки и взял бизнес-ланч, так сейчас называется тонкий шницель с размазанной по тарелке картошкой и пучком сельдерея. Затем пошел обжираться по забегаловкам, долго ходил по городу пьяный и чувствовал невыносимое одиночество.
 
  Как-то во время прогулки мне захотелось в баню. Я встретил девушку и подумал: «Быть может это любовь?» Вот оно. Это чувство. Её голос… Он был без тени смущения. Мне бы хотелось с ней идти и говорить, но предметом моего поиска была баня, и девушка тут же указала на неё: «Всё-таки мужчинам везёт – мужских дней бывает больше, чем женских». И я смотрел ей вслед, и понимал, что уходит ещё одна удивительная история, которая не случилась.
 
 И в далеке звучал её голос: «А вот в г. Н, кроме музея Петра-Водкина вообще ничего нет. А у нас заповедник Ленина, трамвайчики, Волга…» Кажется, она что-то пила из банки и смешно оттопыривала палец. И в её жизни, может быть, я тоже был небольшим приключением. Она ушла. Превратилась в точку.

  К Волге я пошел через широкую и пустую площадь с памятником вождя пролетариата, строительными лесами вокруг здания, обернутых в зеленую сеточку.

  Всё меняется. Но ёлки остались советские. Они, наверное, также стояли, когда по площади маршировали, кричали «ура», махали флажками… Где-то и я там был в этом мире – маленьким мальчиком в полосатой шерстяной шапочке, похожую на шлемофон. Ещё у меня была буденовка с большой красной звездой.

  Воровато спустившись по отлогу реки, я осмотрел Волгу. Здесь она была ещё не так широка, через неё перекинут мост, по которому двигались машины, как муравьи. Волга блестела гладким стеклом льда. По берегу валялись бутылки, пластик. Мутным, непротрезвевшим утром пахло от великой реки, потому что она отражала моё и таких как я дыханье. Мне было стыдно. Я стоял, смотрел и не знал, зачем я живу.

  Вернувшись в гостиницу, я попросил открывалку для пива. Её мне принесла невысокая девушка, с любопытством заглядывавшая в номер. Мне показалось, что она хотела продажной любви в небольшом номере с широкой кроватью. Но меня это не тронуло. Я отказался от мысли о проститутке. Эта мысль не вязалась с городом моего детства – Ульяновском. Был я в нем лишь один раз, на школьной экскурсии, и почти ничего не помню. И теперь ходил по городу пьяный, и искал эти воспоминания из детства. Пил всю неделю, и не знал, как выбраться из этого состояния и приехать домой живым и здоровым, не потеряв документов.

   Чудом со мной не случилось никакой беды.

  Друг мой и брат во Христе Сергий посоветовал мне ехать в монастырь, и сам организовал эту поездку. Мы созвонились с ним в воскресный день, он сказал, что будет ждать меня в иконой лавке. Я зашёл туда. Мы обнялись и по-христиански поцеловались троекратно – тогда ещё, в середине Великого Поста, злой и коварный вирус не подступил к нашей родине. Сергей поднял мои очки, посмотрел в красные опухшие глаза: «Да брат, ну ты даёшь жару…»
 
  В лавке была Фотиния – женщина довольно грузная и в возрасте, простая и с мужским твёрдым голосом. Втроем мы стали думать, как мне добраться до Чуфарова. Фотиния достала смартфон: «О Кей Гугл! Монастырь в Большом Чуфарово». Гугл не соглашался и не понимал русских чудаков.
 
  Тогда и появилась та самая карта до монастыря. Пока мы общались, дверь лавки открылась и показалась голова пожилого монаха: «Шумбратада!» И ещё что-то по-мордовски быстро, скороговоркой – и с грохотом закрыл дверь. Фотиния пояснила: «Этот батюшка больной. Его и от службы отстранили… Шизофрения у него. А дети все нормальные, жена хорошая. Он тогда зашёл, и сказал мне: «Гореть вам всем в аду!»

  1апреля 2020года. 11.30.

  И вот… я добрался до монастыря, сижу в десятой келье и лишь мысль о том, что я во сто раз хуже и грешнее этих, вызывающих отвращение людей, остановила меня от бегства домой.

  В десятой келье жили трудники и те обитатели монастыря, которых выселили из своей кельи на исправление. Тяжко согрешали, в основном, пьяным разгулом. Таких жителей «благочестивой десятки» было двое: послушник Александр – «Вернадский», и инок Евстафий.

 Старик Вернадский получил своё прозвище потому, что рассуждал обо всем с умным и гордым видом, часто обижался, имел свое мнение, отличительное от других и не находил взаимопонимания. Как многие пожилые люди очень любил кошек, ухаживал за ними. Когда они беременели и обживались выводком, не давал в обиду и селил их у себя в келье. Мне он сказал, что спасаться в монастыре бесполезно, уж лучше жить в миру. В десятой келье и так было всё как в миру, кроме стены в иконах от самого верха и до подоконника.

 Первых два страшных часа я перетерпел, но уже готовил пути отхода, спросил у Вернадского номер такси. Я не знал, будет ли мне во благо жизнь в монастыре, но положился на волю Божию и Его Промысел.

  Появился отец Михей. Я смотрел о нем видео на ютубе: бородатый, в очках, он удивительно закатывал глаза по-детски и рассказывал о иконе, которой в прошлом веке выбили нимб прикладами и молотками богоненавистники. Впервые, когда я увидел послушника Александра, то подумал, что это о. Михей. Борода, очки – но больше ничего общего.
 
 О. Михей имел армейскую выправку. В келью он пришел в шапке, которую сварщики одевают под маску, и кирзовых сапогах. Батюшка смотрел на меня прямо и просто. Я не знал, как поздороваться. Забыл, что надо сложить руки лодочкой – в левую правую – и испросить благословения. Я встал.

 - Так это вы? - с интересом смотрел на меня о. Михей, определив мою личность, будто знал обо мне нечто такое, о чем я не догадывался. Заслуг особых у меня не было, а вот грехов – хоть отбавляй!

 - Да, это я, - согласился я с батюшкой.

 - После обеда переодевайтесь и пойдем в гараж, я зайду за вами.

  «Ну, что ж, посмотрим, какая она жизнь монастырская, чем здесь кормят»- размышлял я, но плохо запомнил свой первый обед – суп овощной, мятая картошка, чай, чеснок и перец от заразы – великопостная еда. Но зато хорошо помню гараж отца Михея. Он был за монастырем. Ангар. Машин в нем не было.

  Батюшка в гараже гнул металлические балки под арочный свод строящегося собора в честь Святой Троицы. Гнул балки о. Михей довольно любопытным образом: сваренную балку он закреплял краями в самодельный стапель, который представлял собой два сваренных уголка с промежутком. Далее в середину балки батюшка просовывал металлический квадрат-рамку, похожую на табурет. И…внутрь табурета ставил домкрат в горизонтальном положении. И так домкратом о. Михей выжимал всю балку от середины в одну сторону, а затем в другую, сверяясь размерами с деревянным лекалом.

  Моё послушание началось с уборки мусора в гараже за сварщиками, которые приезжали работать и оставляли после себя кучу окурков, электродных огарков, пустых бутылок… «Варвары, - в сердцах огорчался о. Михей, - но работать могут».
Мусор я сжигал в железной бочке на улице, а между делом мы с благочинным убирали выгнутые балки в сторону для дальнейшей сварки. «Покупать дорого. Где-то на заводах заказывать. Голь на выдумки хитра», - объяснил мне свои «художества» о. Михей. Он ещё очень хорошо плел из прутьев забор – плетень, знал колокольный бой и виртуозно владел холодным оружием. Славка-плотник и о. Михей были родом с Кубани, и нередко в монастырь приезжали казаки.

  Я ждал, когда настанет время вечерней службы, и думал, что о. Михей напомнит мне о ней. Но батюшка никуда не собирался, был сосредоточен на работе. Я занервничал:

 - А вечерняя служба в пять?

 - Да, в общем сейчас закончишь, и можешь быть свободен, ты мне больше не нужен.

   Я стал подниматься к храму, и думал: «Для кого мы строим храмы? Для Бога или для людей? Будут ли люди ходить в храмы, встретят ли там Бога? И что нужно людям - молитва или работа? И есть ли такая работа – молиться? И что такое – работа души? И что нужно человеку в этом мире?»
Никто бы мне не дал ответа, да я его и не искал. Всему своё время. Душа ищет своего…
  В Великую Субботу перед Пасхой мне исполнится сорок три года, я видел в этом знак свыше, и оставался инфантильным человеком.

   


23 апреля 2020года.
 
   Я сделал тест в частной клинике и чувствовал себя прокаженным. Пришел результат – «сомнительный», анализ отдали на повторное исследование в Роспотребнадзор…

    Батюшка просил меня уехать из монастыря, чтобы не создавать проблем: «Ты не подумай, чего – просто, когда слух в патриархии пошел, что здесь коронавирус, меня сильно поругали». Но не тот ли отец Михей на исповеди говорил мне: «Леша, читай Евангелие. Отходи от внешней стороны. Суть веры – чтобы жить по заповедям».
 
    В происходящем виделся мне Промысел Божий, благодаря которому задержался в монастыре и встретил Светлую Христову Пасху, и свой день рождения. Но вид у меня был отчего-то печальный.
 
   Пришлось собираться в дорогу. Раздал вещи. Положил в сумку книги, обернутую в рушник икону Спасителя, лампадное масло, просфоры и Священный хлеб – «Антидор», в иных случаях заменяющий Причастие. Некоторые просфоры заплесневели. «Но ничего, съем. Прощайте, братья», - брат Антоний и Саша по прозванию «Шаман» сидели за столом и мне улыбались: «Плохо будет, если не съешь». Таких я их и запомнил.

    В Саранске было безлюдно. Но более всего меня поразило то, что на улицах не было детей. Это было страшно.

   Бред какой-то! Люди в масках у аптек и банкоматов, в желтых кружочках «держите дистанцию 1,5м.». Люди всё те же, или уже другие, изменились? Женщина в салоне сотовой связи отталкивает меня, показывая на расстояние.
 
    «В любой ситуации мы должны оставаться людьми. Мы не должны отталкивать друг друга», - говорил мне отец Серафим. Но не тот же ли отец Серафим просил меня, когда узнал результат: «Леша, я тебя прошу, не приезжай».

     Так что изменилось? Жизнь остановилась? Может замерла на время? Время, чтобы нам понять, зачем мы живём на этой бренной земле, откуда пришли и куда идём. Господи, помоги мне понять всё это!
   
  Анализ на коронавирус делали в частной стоматологической клинике. Три мазка: в каждой ноздре и на языке у гланд – и прощайте две тысячи рублей.

  Мне выдали заключение на «сомнительный» результат теста на руки, объяснив, что это почти тоже самое, что и «положительный», только требует подтверждения, и что мне нужно обратиться к терапевту по месту жительства.
 
  Я не знал, что мне делать с этой справкой. Общественный транспорт в городе не ходил, и я побрёл пешком по пустынным улочкам. Плохие мысли приходили в голову, хотелось водки и всё забыть. Бред.

   Раздался звонок: «Алексей, у вас положительный результат теста». Я не расстроился, нет. И не обрадовался, конечно. Но всё определилось. Надо было действовать. Я стал звонить друзьям и знакомым, спрашивать совета. Посоветовали вызвать «скорую» и ждать.
 
 Звоню 112. Занято.  Не паниковать. Дойду пешком. Дошёл. Спросил на станции, где приёмная. Мне сказали, что на третьем этаже. Но это оказалась приёмная начальства, а не больных. После всех коллизий, мне это не показалось странным.

  Секретарь, полная женщина с ярким макияжем, так испугалась, когда я ей сказал: «У меня коронавирус», что лицо её вытянулось, она стала кричать: «Какого хера вы сюда пришли, идите в диспетчерскую!»

  Я спустился вниз, где мне пояснили, что госпитализируют с тяжелыми признаками, температурой. А тем, у кого нет клинических проявлений, рекомендуют позвонить терапевту и самоизолироваться.
 
  Вот так вот - «самоизолироваться» - не иметь ни с кем живого общения. Сидеть взаперти. Для современного человека это не ново, мы в общем-то так и жили. В виртуальном пространстве. Иллюзорно. Мнимо.  И отовсюду меня гнали…   А куда мне было деваться – пришлось, по совету терапевта, выгонять семью жить к теще. Теща и жена терпеть друг друга не могли. «Я лучше в поле жить пойду», - плакала Люда. Но они прожили четырнадцать дней вместе (такой срок самоизоляции), мать и дочь, затаившие обиду друг на друга. Но время совместного проживания их самих не изменило, они не стали теплее относиться друг к другу…остались чужие.

 Мне оставили кошку. Так мы и стали жить вдвоем с кошкой, виртуальным футболом на смартфоне, который напрочь отбивал мне мозг, и интернетом… Ведь животным начхать на людские болячки и интернет всех принимает.

 Так что такое – короновирус? Может это психологическая травма, психиатрическая пандемия, человеческая истерия? Способ управлять людьми? Болезнь, созданная искусственным интеллектом?

  У меня не было клинических проявлений болезни, даже простого насморка не было, и это было тяжелее выносить, чем температуру.
 
 Через пять дней к дому подъехала серебристая «газель». Из неё вышла женщина с ног до головы укутанная «самоизоляцией». В белом комбинезоне, респираторной маске, с красным чемоданчиком в руке – врач как будто сошла из будущего Апокалипсиса…




   1 мая 2020года.

  Я сижу в самоизоляции с диагнозом «коронавирус». Я бессимптомный носитель и представляю опасность для окружающих. Семья уехала к теще, я остался с кошкой и футболом. После монастыря непривычно ходить по пустой квартире. Вглядываюсь в образ Спасителя…

  Думаю, кому звонить, о чем говорить, что нужно сделать. За столом пришли слова: «Без любви не делай ничего. Без любви… которая есть Господь». У меня голоса?

 Заставил себя съесть заплесневелые просвирки, полагая, что на всё воля Божья, и лучше мне их съесть, нежели выбросить. Пологая, что уж всё равно помирать, наверное, и если дана нам болезнь, то для того, чтобы очистить нас от греха, покаяться.

 Вчера смотрел фильм «Овсянки» про обычай народов «мари» - финно-угров, как и мордва. Про обычай хоронить – сжигать и предавать прах воде. «У мари нет богов, только любовь друг к другу», - говорит главный герой, у которого умерла жена.
Почему «Овсянки»? Овсянки – желтые птички, которые живут парами. Неприглядные, но очень живые. Налицо аналогия.

 Фильм не скрывает половой распущенности народа, язычества. Про христианство ни слова… Весь фильм пронизан тихой неторопливой истомой плотской любви, похожей на течение реки. Но в конце фильма боль вырывается наружу, главный герой убегает в поле, к березкам, и там мечется.

      Душа страдает… ищет своего.
 
  Заключение.

 «Благодарю, Господи, за все!» Нет случайных людей, которых мы встречаем на своем жизненном пути.


  Брат мой во Христе Сергий говорил мне, что есть пророчества, которые свидетельствуют о том, что в последние времена в монастырях будет как в миру, а в миру как в аду.
 
   Мне довелось послужить трудником в монастыре в конце марта, за три недели до Пасхи, за неделю до знаменитого указа номер 206. Коронавирус, обнаруженный в городе Ухане провинции Хубэй центрального Китая в конце декабря 2019, был признан пандемией (греч. «весь народ»), но был всё ещё далёким и нереальным, вызывал мистический страх и ужас. Появился ли вирус из морских вод на рынке Китая, или из крови грязных животных, или ещё почему - мы не знаем. Но источником всех болезней на земле так или иначе является человек, зараженный грехом. Коронавирус – это пандемия греха. Так давайте постараемся не грешить и жить в мире, и прежде с самим собой.

 Вспоминаю брата Антония. Большой, грузный человек – он как бы потерял свою форму, свой прежний образ – и стал бородатым трудником – не монахом. Увесисто и тяжело идет он к скотному двору поднимать лебедкой корову, которая обожралась какой-то левой травы и у неё вылезла толстая кишка из заднего прохода.
И в глазах его озорные огоньки.
 
 Утром, когда солнце чуть позолотит землю, приходишь в храм монастыря, а там уже горят лампады в темноте, и ощущение, что ты на межзвездном корабле, который сделал здесь остановку, но скоро отправится в путь…   

                седьмое января 2021года.