Глава 35. Сага об Альберте

               
(рекомендовано минздравом России для профилактики болезни Альцгеймера)

Ровно в 12 из-за трансформаторной будки появился капитан ****ов, выпил протянутый ему стакан водки, занюхал вьетнамской звездочкой и начас рассуазывать очередную историю.

Альберт Митрофанович Зачмымзал родился в 30-м году прошлого века в семье поверенного присяжного Митрофана Самойловича и Василисы Мануйловны Зачмымзал, дочери землемера, в девичестве Монро.

Не успел Альберт Митрофанович покинуть Василису Мануйловну, как в родильное отделение вошли представители НКВД и арестовали родителей за агитацию против советской власти на патефонной фабрике, где они никогда не бывали.

Маленького Альберта отдали на передержку сердобольной Аделаиде Чумиковой, пока его не усыновят новые родители. Альберт навсегда запомнил эту славную и хлебосольную женщину –когда 1 Мая она брала его с собой в баню, он, лежа на скамейке, наблюдал, как Аделаида Чумикова мыла свои гигантские груди. Она отдельно намыливала каждую и по очереди опускала в ведро, чтобы смыть мыльную воду. Надо понимать, что мальчик нужды не испытывал- молока хватало на него, на ее 12 детей и на продажу на рынке сметаны, творога и сыра.

Через месяц маленького Альберта усыновила семья нэпманов. Богатая и бездетная семья Носоглотовых, Авраама Ильича и Серафимы Назимовны, легко потратила рубли на коляску, кроватку, шапочки и ботиночки, наняла профессиональную кормилицу Капиталину Адамовну Залысину и немецкого гувернера Карла Ивановича Концлахерра. Но не успел Альберт выучить и «гуттен морген», как явились сотрудники НКВД и арестовала Авраама Ильича за кражу пяти вагонов протезов на левую ногу, предназначавшихся для инвалидов гражданской войны, а мальчика опять припал к огромным грудям сердобольной Аделаиды Чумиковой.

Через месяц его оторвали от них и передали в бездетную семью потомственных интеллигентов, Венедикта Аристарховича и Инессы Аполлинарьевны Зевс.
Очень скоро мальчик понял, что главная пища при советском строе у интеллигенции духовная, а с обычной туговато, ибо за разговоры власть платить не желала.

 Альберта закутали в одеяло, за щеку засунули кислый хлебный мякиш , голову замотали бинтом и поставили между стекол в оконную раму. Там он и гулял с утра до вечера, пока в комнате собирались друзья Венедикта Аристарховича и Инессы Аполлинарьевны- ученые, писатели, поэты и военспецы.

Часто звучала немецкая речь. Но и пососать кислый мякиш вдоволь не случилось. В тот день к Зевсам на сходку набилось человек сто, когда с черного входа постучали. Соседи быстро подняли крюк на двери, по кухне прошли мрачные военные люди в сапогах и неожиданно вошли в набитую комнату. Собравшиеся в комнате люди очень испугались, так сильно, что Альберт уже тогда почувствовал, что опасно загонять интеллигенцию в угол.

И черт дернул начальника отряда, капитана Засерчука прикурить папиросу! От взрыва снесло половину дома, а Альберта взрывной волной сдуло с подоконника и мягко опустило в сугроб к ногам Аделаиды Чумиковой.

Та перекрестилась, положила мальчика в корзинку с не распроданным творогом и пошла домой. Еще месяц Альберт наслаждался молоком, пенками и творогом, но тут арестовали саму Аделаиду Чумикову – она недовесила творогу самой Аурин-Урбацан Ольге Ансовне, члену РСДРП с 1914 года, имевший с собой партийный билет за номером 1540.

Ольга Ансовна еще имела при себе маузер, весы с чашками и четыре гири разного веса, поэтому участь бедной женщины была предрешена. Чумикову погнали по этапу, ее 12 детей развезли по детдомам, а Альберта, после выяснения обстоятельств, усыновил пожилой латышский стрелок Екабс Юдиньш.
Он привел мальчика в свою комнату, похожую аскетизмом на крысиную нору. Там стояла железная кровать без матраса, ночной горшок, вонючая бочка с балтийской килькой и мешок с ржаными сухарями. Впервые Альберт в столь юном возрасте познал что такое Ад.
 
Екабс Юдиньш вставал ни свет ни заря, будил мальчика, лез рукой в бочку, вываливал в мятую миску кулак кильки и вставлял в ему ручки. Наваливал в другую миску себе, подводил Альберта к мешку с сухарями и оба молча ели. Когда трапеза заканчивалась, Екабс брал метлу, подметал с пола крошки, головы килек и хвосты. Собирал с пола, заворачивал в тряпку, бережно засовывал в карман кожаной куртки, закрывал бочку крышкой и забивал обруч. Потом долго чистил револьвер и уходил на работу.

Возвращался за полночь в приподнятом настроении, по пояс в крови, долго мылся в ванной, напевая песенку:

“Лихого Гайера отряды -
К дворянству нет у нас пощады!
Подпустим, не страшась греха,
В святую церковь петуха!

А вечерам начинал учить мальчика латышскому языку. Мальчик,теряя сознание, повторял за деспотом эту абракадабру –
Es ;au;u visu skait;t;ju, doties pensij; un nopirk;u sevi gov;m !
(всю контру перестреляю, выйду на пенсию и куплю себе корову !), или
Baltijas br;tli;as ir lab;k; zivis Eirop;!
(балтийская килька-лучшая рыба в Европе.)

Через неделю, сраженный непроходимой диареей, поломав молочные зубы о балтийские сухари, мальчик уже задумчиво крутил в руках пеньковую веревку, найденную в зимнем пальто Екабса, как вдруг в дверь позвонили, в комнату вошли военные и увели трясущегося Юдиньша в подвалы Лубянки. Он рыдал, но тоненьким голосом напевал про великую Латвию от океана до океана.

Затем Альберта усыновил карлик Дункан из первого революционного цирка имени Луначарского.
Дункан родился в Америке в семье пастора и был младшим сыном. Когда ему было шесть лет, с ним произошло несчастье, повлиявшее на всю его последующую жизнь. Его отец поймал на кукурузном поле настоящего демона и решил провести с ним процедуру экзорцизма впервые в мире.

Из людей он демонов изгонял не раз, но изгнать демона из демона пришло в голову только ему. Волосатое чудовище привязали к кресту и положили у алтаря. Любопытный Дункан заранее спрятался в исповедальне и наблюдал с интересом оттуда. Его отец пастор начал читать молитву, поливая демона святой водой.
Демон орал, выкрикивал проклятия на греческом, латыни и албанском , легко переходил на арамейский. И делал разные чудеса – то заваливал церковь саранчей, то змеями, то навозными жуками.
 
Потом вдруг в церковь вошли покойные мать с отцом пастора и гнилыми ртами сообщили ему, что у него на участке нашли нефть и местный воротила игорного бизнеса Рупрехт Сильверстайн предлагает за участок миллион долларов и будет ждать только четыре минуты, а потом уедет в Лас-Вегас, поскольку дел у него дохуя.

Но пастор был опытный и на все эти наебки не отвлекался. Когда демон понял, что с пастором у него шансов нет, то заревел, стал корчиться, открыл пасть и оттуда что-то полезло. К ужасу пастора, из пасти демона вылез католический кардинал в полном облачении, отряхнулся от соплей и слизи, с ненавистью посмотрел на пастора, плюнул в него и пулей вылетел из церкви.

Пастор мгновенно поседел, снял с себя церковные одежды, бросил ключи от церкви на пол и покинул навсегда заведение.
С этого мгновения маленький Дункан перестал расти. Потом его подобрал бродячий цирк, дал работу силача с гирями, там он влюбился в бородатую женщину Дезире, но не смог удержать ее от соблазнов бродячей жизни.

Дозире бросила его и убежала в революционную Россию, где ее след затерялся. Дункан бросился за ней в погоню, догнать не смог и устроился в первый революционный цирк имени Луначарского.

Там он всю жизнь провел в полетах из пушки и поэтому уже долгие годы мечтал о сменщике. Уже через месяц натренированный Альберт вылетал из грохочущей пушки, разворачивая в полете знамя с серпом и молотом, и приземлялся на кучу сена, заботливо подготовленной рабочим сцены Геннадием Чесотиным.

Геннадий жалел мальчика и в моменты отдыха предлагал научить его играть в сику и очко, при этом сильно краснея и стыдливо отворачиваясь. Так они и скитались с цирком по необъятным просторам Родины, останавливаясь для представлений в маленьких городах и районных центрах.

Однажды они остановились в небольшом городе, расклеили афиши и стали ждать вечернего представления. Альберта забили в пушку, Дункан натер гири да блеска, шпрехшталмейстер вышел на арену и замер в ужасе- все ряды цирка были заняты немецкими солдатами, а в ложе сидела верхушка вермахта. Оказывается, в этот день рано утром началась война и немцы без сопротивления вошли в этот город.

Шпрехшталмейстер понял, что Альберта уже не вытащить из пушки обычным способом, а если стрелять, то полет с красным знаменем будет выглядеть вызовом оккупантам и тогда не только отберут все деньги за представление, но и шлепнут у огромного памятника 28 бакинским комиссарам, что, взявшись за руки, растянулись от райкома до леса.

Быстро сообразил только Геннадий- он подскочил к пушке, на глаз добавил пороха и выстрелил. Ебнуло так, что снесло все ряды с гитлеровцами, а ложа с офицерами отломилась и медленно завалилась в клетку с голодными медведями, которые с голодухи немедленно приступили к трапезе.
 
И над всем этим кошмаром гордо и вызывающе пролетел Альберт с развивающимся красным знаменем с серпом и молотом и исчез за горизонтом. Впервые сытые в своей жизни звери разбежались по лесу, а работники шапито похватали остатки реквизита, сели на телегу, запряженную слоном, и, неистово крестясь, покатили подальше от этого места.

Командир партизанского отряда Нестор Прокопчук разрабатывал план подрыва железной дороги с бойцами, который им прислали из центра, когда на них свалился Альберт с развивающимся штандартом и дымящейся задницей. После рассказа его долго качали на руках, мазали задницу солидолом, а потом усыновили.

Так он и прошел всю войну с партизанским отрядом Прокопчука в качестве сына полка. Сам герой войны Прокопчук случайно возглавил партизанский отряд.
Когда по деревне пролетела весть, что немцы напали на СССР, то Нестор переоделся в праздничное, надушился одеколоном, что остался от деда, и пошел в райком наниматься в полицию, поскольку мечтал о немецком порядке еще с детства- дед и отец ему рассказывали, какой порядок у немцев, хотя дальше околицы не выходили и сами срали в ведро в сенях, да так, что свиньи в свинарнике морщились.
 
В хорошем настроении он вошел в бывший райком и остолбенел – за столом сидели все партийцы и грозно смотрели на него.

-Хорошо, что ты пришел, Нестор! Надежные хлопцы нам нужны! – сказал первый секретарь Яков Могила.

-Скоро здесь немцы будут, поэтому есть мнение назначить тебя командиром партизанского отряда._- глядя ему в глаза, сказал второй секретарь Наум Вырвигорлов.

-Местность ты лучше всех знаешь и местные тебя уважают!- процедил угрожающе третий секретарь Ефим Недайбогов.

-А вот тебе и помощник из центра,- прошипел секретарь комсомольской организации Борис Засадилов, представляя комиссара с маузером из Москвы, Райниса Четвертовайлиса

Нестор понял, что поторопился с приходом, но делать было нечего и он стал командиром партизанского отряда.
Он вышел из райкома и быстро проглотил списки врагов нового порядка- Могилы,Вырвигорлова,Недайбогова,Засадилова , что нес немцам. Войну он закончил со звездой Героя Советского союза, что его вполне устраивало, несмотря на любовь к немецкому порядку.

После войны Альберт поступил в ремесленное училище, а по окончании устроился работать на завод им. Хруничева, где и проработал всю жизнь. Как то вечером в пивной он вдруг встретил Дункана и очень обрадовался старику. Тот рассказал ему свою историю.

Артисты шопито вырвались из горящей деревни и попытались пробиться к своим. Но отсутствие компаса и образования сыграли с ними злую шутку. На рассвете они на телеге влетели внутрь немецкой танковой дивизии и были арестованы. После допроса всех отправили в Германию.

На вокзале, бездетная жена генерала разведки фрау Фон Нюхс увидела Дункана и приняла за очаровательного ребенка. Она со слезами на глазах набросилась на мужа, Отто Нюхса, и к вечеру Дункан был усыновлен в ратуше Дрездена.

Дункан объедался шоколадом, квашеной капустой и разными колбасами и все шло хорошо, пока фрау Нюхс не решила выкупать мальчика. Она отвела его в ванную, повесила махровое полотенце на крючок, выдала кусок мыла  и сняла с “мальчика” трусы. От увиденного она заметалась по ванной с криками :

-Wie alt bist du,junge? (Сколько же тебе лет, мальчик?)
 

Дункан пристально посмотрел на фрау Нюхс и не понимая, что она ему сказала, тем не менее, принял это за вызов. Скоро улица наполнилась душераздирающими криками. Проезжавший мимо дома почтмейстер Кхарке улыбнулся, залихватски закрутил усы и промолвил:

Und der alte Herr N;hs und der junge Vorsprung wird geben! ( А старый герр Нюхс и молодым фору даст!)

Дункан понимал, что страшно рискует, но вкус бруншвейгской колбасы и аусвайсшенгенского вымени отсрочивали его побег. На побег решился он уже во время родов, когда шестидесятилетняя фрау Фон Нюхс стонала от схваток, а восмидесятилетний генерал бегал по дому с вальтером, палил во все стороны и орал:

-Wo ist dieser verdammte Zwerg? (Где этот ебучий карлик?)

Под видом немого мальчика, все время побираясь, он таки дошел до наших. Сейчас он работает в цирке, но уже из последних сил.
Жалея старика, Альберт устроил его вахтером на завод Хруничева, но тихая жизнь длилась не долго.

Посетившие завод генералы космических войск сразу приметили Дункана за малый рост и предложили лететь в космос сразу за Белкой и Стрелкой. И тут старик подумал, что это судьба – начать жизнь с пушки, ею же и закончить.

 Жизнь его так помотала, что генералы не рискнули мучить его на центрифуге и через месяц он ухуячил в ракете на какую-то там орбиту. Альберт поплакал о старике, но вскоре успокоился и решил жениться.

Он часто бродил в свободное время по кладбищу, навещая могилу Аделаиды Чумиковой, помня ее доброту и хлебосольность. Желая как-то отплатить этой доброй женщины, он заказал недорогой памятник из гипса у знакомого скульптора Роговицина, что работал у него на заводе вахтером.

Памятник получился знатным – шершавая и огромная Аделаида Чумикова, выставив огромные груди, в одной руке держала калач невиданных размеров, а другой прижимала к тугому животу кувшин с молоком. Памятник, конечно, не был похож на героиню, ибо фотографии не было и Роговицин лепил ее со слов Альберта.

Как уж там он ее описывал-неизвестно, но против памятника выступил местный правозащитник Элем Зудин, утверждая, что это никакая не Чумикова, а режиссер Михоэлс с грудями.

Вот там и познакомился Альберт с Евдокией Кузьминичной Мохоркиной. Та приходила на могилу своего отца, которого недавно потеряла. Он погиб удивительной смертью.
 Всю жизнь он проработал конвоиром в тюрьме и часто сопровождал врагов народа от камеры до следователя. После смерти Сталина его посадили ненадолго, но вышел он запятнанным и всю жизнь мечтал о реабилитации.
 
Недавно он пошел в общество “Мемориал”, чтобы получить документы, которые могли бы подтвердить его невиновность, но когда проходил по колонному залу, какой-то старик, закутанный в длинное пальто, как в тогу, указал на него кривым пальцем с обкусанным ногтями и заорал:

-Смерть тирану и палачу!

На Мохоркина накинулась стая стариков и старух со стилетами для разрезания конвертов с письмами и стала тыкать в него. Больше всех старался тот самый дед с кривым пальцем. Неожиданно Мохоркин узнал в старике начальника расстрельной команды, что по ночам уводила смертников на казнь, и сползая по забрызганной кровью стене, прошептал, глядя ему в глаза:

-И ты, Брутберг!

Дело замяли, Мохоркина реабилитировали посмертно.
 

Хотя влюбленным было уже за шестьдесят, но нерастраченные силы и жажда любви сделали свое дело- они расписались и через девять месяцев у них родился Валик.
Валик Зачмымзал вырос в хорошего сына, помогал родителям, получил два высших образования, юридическое и экономическое, поэтому работал мерчиндайзером в «Пятерочке».

 Директор магазина, Елдук Загбенович Ябаев и заведующая Муртуза Курдуковна Кабергаева очень уважали парня и все время интересовались здоровьем родителей, наличием родственников и метражом квартиры.

Евдокии Кузминичне исполнилось 85 лет и на работе, где она осталась единственной работницей гальванического цеха, ей решили вручить подарок.
В этом цеху она проработала всю жизнь и с большой любовью вспоминала старого директора, Всеволода Мстиславовича.

Тот был большим поклонником Рериха, поэтому втянул весь коллектив в ежедневное разглядывание картин с блеклыми голубыми горами и розовыми реками и в занятия йогой в обеденный перерыв.

После этих унылых и плохо нарисованных пейзажей, Мохоркина понимала, как красива ее Родина, а во время йоги все время лопались трусы, что было накладно для работницы гальванического цеха.

Но освобождение пришло с неожиданной стороны –в позе лотоса задохнулся кладовщик Ртищев, просидев в таком состоянии с пятницы до понедельника. Медицинские работники морга не смогли разогнуть покойника и поэтому встал вопрос как хоронить.

Таких широких гробов не бывает, поэтому предложили жене похоронить его в чемодане. Жена, уставшая от измен любвеобильного Ртищева, сказала, что хоть в тазу.

Чемодан, весь обклеенный картинками отелей Воронежа, Сызрани и Припяти, приволокли на кладбище, но там уже заволновались могильщики- если хоронить как лежачий чемодан, то яма больше и платить надо тоже больше.

 Всеволод Мстиславович предложил хоронить как стоячий, отчего разочарованные могильщики вырыли узкую щель, куда, как в копилку, чемодан с покойником и засунули.
Памятником стала так кстати торчащая ручка, обмотанная синей изоляцией.
Директора выгнали, прислали молодого, которого скоро застрелили. Потом отстрелили еще пятерых, пока в этой должности не воцарился Курбан Охохоев и не навел свои порядки.

Почти всех уволили, оставив только сторожа Разуваева, бухгалтера Семидолину, саму Мохоркину и огромный ЧОП во главе с полковником в отставке Злыдневым.
Охохоев наладил производство и разлив водки, а гальванический цех оставил для никелировки дешевых китайских портсигаров для дарения после охоты, которую так любил новый директор. Из актового зала вынесли статую Ленина и портреты советских вождей, а на их место поставили тысячи чучел несчастных животных, лично загубленных Охохоевым.

Вот он , изображая рачительного и великодушного хозяина, и решил поздравить Мохоркину с днем рождения и отметить ее полувековую преданность гальваническому цеху.

Евдокия Кузьминична с замиранием сердца пришла на работу в пятницу, дождалась фуршета в виде одной жареной курицы из Ашана, разорванной на неаккуратные куски, и кувшина с заводской водкой.

Охохоев вышел из кабинета, кивнул присутствующим вахтеру, бухгалтерше, Мохоркиной и начальнику ЧОПА Злыдневу, молча протянул юбилярше китайский шершавый портсигар и молча удалился.

Захмелевший вахтер игриво потребовал от 85 летней счастливицы ответного слова. Евдокия Кузьминична начала робко благодарить благодетеля Курбана Ослановича за то, что он создал аж четыре рабочих места в столь сложный период для Родины, предварительно уволив три тысячи бездельников, но закашлялась и выхаркала последние куски легких, что остались у нее от безупречной работы в гальваническом цеху.
 Потом остановилась и на автомате поплелась в свой цех, чтобы по привычке покрыть подарок директора Охохоева металлическим блеском.

Из последних сил она доползла до ванны с щелочным раствором и, не удержавшись, завалилась туда вместе с портсигаром. Ее ухода никто не заметил, все продолжали пить из графина, закусывать курицей и по очереди танцевать со счастливой Семидолиной.

Нашли Мохоркину только в среду, когда Охохоеву потребовался новый блестящий портсигар. Она лежала в ванной с раствором, с портсигаром в вытянутых руках. Мохоркина загальванизировалась за эти дни настолько, что превратилась в никелированный памятник самой себе.

Хоронить ее ритуальщики наотрез отказались , потому что поднять было невозможно, а уж тащить на кладбище –тем более.

Еще раз проявил себя благородный Охохоев. Он выделил кран и железную Мохоркину потащили за шею ночью через весь город на кладбище.

Забил тревогу бдительный «Мемориал»- они опасались, что это Дзержинского возвращают на площадь, но вид стальных грудей и огромного блестящего зада, немедленно успокоил их.

Так и стоит железная Евдокия Кузьминична на кладбище, напоминая о судьбе русских женщин.

Не менее трагичной оказалась и судьба благородного Охохоева. За несколько лет до описываемых событий угораздило его застрелить на охоте медведицу, что играла на поляне с тремя медвежатами. Медвежата долго смотрели из кустов на убийцу, хорошо его запомнили и исчезли в зарослях леса.

Через некоторое время троица оказалась у московского цирка, удивив всех своей добротой и умением выполнять номера любой сложности. Они были зачислены в штат цирка, где поразили всех умением кататься на велосипеде, на мотоцикле с коляской и эквилибристике.

Их настолько полюбил директор цирка, что разрешил ночевать у него в кабинете. Благодарные мишки приносили ему обед и ужин на подносе, чистили до блеска его ботинки и умело набивали его трубки «Данхилл» с белыми вставками на мундштуке.
Пока директор отсутствовал на рабочем месте, медведи погуглили на его планшете сайт самых хвастливых охотников Москвы и скоро уже знали где живет и работает Охохоев.

Они также нашли на столе приказ директора сделать чучело из умершего от старости моржа у знаменитого таксидермиста Шкуро и забрали бумагу себе.

Ночью они украли три кепки, три плаща-болонья у рабочих сцены, сели на мотоцикл с коляской и покатили в неизвестном направлении.

Вечером следующего дня Охохоев спустился в пустынный гараж, заглянул к завгару, но не нашел его. Собрался было к своей машине, но тут наткнулся на трех работяг, куривших папиросы в неположенном месте. Когда возмущенный Охохоев подошел к работягам, те затянулись по последнему разу, плюнули на папиросы с целью потушить и повернулись к директору.
 
У того волосы встали дыбом- на него недобро смотрели три огромных медведя в кепках и плащах.

Они быстро свернули ему шею, засунули в коляску, а из кармана пальто вытащили телефон и по навигатору забили адрес таксидермиста Шкуро.

Ехали  долго- мастер жил на окраине Мытищ. Доехав, позвонили в дверь, а когда старик открыл, быстро вошли, бросили к его ногам труп Охохоева и протянули бумагу, прочитав которую, Шкуро понял, что он должен сделать. Отказать он не мог, да они бы и не поняли.

К вечеру следующего дня посередине комнаты, на карачках, голое, с оскаленными зубами, на них смотрело чучело Охохоева на деревянном постаменте. В виде благодарности за блестящую работу, медведи сплясали перед оцепеневшим таксидермистом и, прихватив чучело, исчезли за входной дверью. Больше их никто не видел.

Забившая на третьи сутки тревогу жена Охохоева, обратилась в милицию, но найти его так и не смогли. Лишь спустя месяц, когда счастливый вахтер наконец уговорил бухгалтершу Семидолину на адюльтер в актовом зале, послышался страшный вой.
Ворвавшийся в актовый зал с газовым пистолетом начальник охраны Злыднев, увидел лежащего на полу вахтера, а рядом с ним сидела на полу, в пуховом платке и без трусов, бухгалтерша Семидолина и пальцем показывала в глубину зала.
Между чучелами медвежонка и маленькой медведицы стояло на карачках оскалившееся чучело Охохоева.

Альберт Митрофанович погоревал, но затем переключился на сына. Валентину было уже много лет, а он все еще не был женат. Альберт Митрофанович страшно переживал. Казалось, все есть! Большая трехкомнатная квартира с окнами на солнечную сторону и огромный дом на участке в десять соток- все дала советская власть за службу на заводе им. Хруничева.

Его там очень ценили-когда пару лет назад его хватил инсульт, то уже на второй день приехали с завода, положили старика на телегу и отволокли на завод что-то прикрутить на ракете, ибо больше никто уже не умел, а запускать на орбиту трясущихся от ужаса космонавтов нужно было уже вечером.

Мало того, что ему хотелось продолжения не худшего рода Зачмымзалов, но творящееся в стране пугало его- женоподобные ведущие заполонили экран, бородатые мужики в перьях пели страстные песни, пожирая накрашенными глазами других мужиков, один актер вообще женился на старом хромом псе со стройки, который долго выл и сопротивлялся, не желая идти под венец, даже и по расчету.

Старик боялся, что его Валентин приведет ему однажды невесту с усами и что прикажите делать? Но все обошлось.

Как то Валентин привел домой чернобровую, черноволосую девушку. Когда она застенчиво улыбалась, вся квартира освещалась солнечным светом от ее золотых зубов. Через неделю она спросила, можно ли старика называть папой, и когда он радостно согласился, то тут же начала за ним ухаживать.

Сначала она залезла ему в рот пальцами и долго рассматривала зубы. Потом отволокла старика за загривок в ванную, стащила с него одежду, рывком поставила на четыре точки в корыто и долго скребла по бокам жуткой железной щеткой. Так она стала делать каждое воскресенье и вскоре Альберт Митрофанович привык.

Звали ее Папуша и, по ее словам, она была из семьи большого ученого математика Алмаза Раушенбаха, а дядя вообще нобелевский лауреат по полупроводникам, Шандор Ландау. Наступил час и семья Зачмымзалов отправилась знакомиться с будущими родственниками. Старика Алберта Папуша надраила с утра так, что бока у него горели адским пламенем.

Перед выходом зашли в «Пятерочку» и накупили гостинцев, но не заметили с какой ненавистью во взглядах провожали красавицу Папушу директор магазина Елдук Загбенович Ябаев и заведующая Муртуза Курдуковна Кабергаева.

Подъехало такси с веселым Каракульчаном, чье имя заранее сообщил Яндекс, и вскоре все уже подкатили к огромному особняку Алмаза Раушенбаха. Там их уже ждали- все ученые и их друзья высыпали на улицу с гитарами и песнями, славя жениха и его папу, а жены ученых, наверняка с научными степенями, в шикарных цветастых платьях плясали, высоко задирая юбки.
 
Каждый встречающий трижды обмусолил гостей и предложил погадать на коллайдере, что стоит в чулане, но были остановлены грозным взглядом Алмаза Раушенбаха.
Гостей рассадили за большим столом и пиршество началось. Каких только блюд ни пришлось отведать в этот день счастливцам.

Вот вынесли знаменитый суп ученых хабе рома, что подают в институте Курчатова, как пояснил Алмаз, его сменил суп хабе мелало, без которого немыслимы открытия в Академии наук. Запеченых ежей в глине, без которых Сахаров не изобрел бы водородной бомбы, подали прямо с иголками.
 
После кислой капусты, что так помогла Лобачевскому узнать, что параллельные линии в конце концов сходятся, подали чай с кнедликами из кукурузной муки.

Альберт Митрофанович был очарован простотой и сердечностью почтенных ученых и то, что они все были в сапогах, шароварах, с золотыми зубами и сморкались на пол, приложив большой палец руки к носу, он списал на желание быть рядом со своим народом, а не кичиться своей мировой славой.

Потом Алмаз предложил перейти к камину уже для серьезного разговора. Когда все расселись, слово взял дедушка Папуши, член- корреспондент Академии наук, Янко Капица. Он сказал, что для ученых самое главное семья и это может подтвердить Шандор Ландау.

Поэтому было бы опрометчиво жить далеко друг от друга, не имея возможности помогать молодой семье. И вот посовещавшись, заслуженные ученые предлагают жениху и его отцу продать свою квартиру и дачу, а на вырученные деньги купить особняк по соседству, благо его продает заслуженный Тобар Гинзбург, и квартиру , что соседствует с квартирой Алмаза Раушенбаха.

Тут же все повскакивали со своих мест и помчались показывать соседский особняк. Он оказался не хуже того, где они только что проводили встречу.

 Альберт Митрофанович и его сын не видели смысла отказываться от такого предложения, поэтому сразу согласились и их познакомили с риэлтором Петшой Жемчужным, без которого все ученые России не смогли бы так хорошо устроиться.
Назначили встречу через неделю и Петша Жемчужный приступил к поиску желающих купить квартиру и дом старика. Задача была не из простых, но и опыта Петшы никто не отменял- все продали через два часа и оповестив ученых, дружно помчались в новый особняк.
 

 Собравшиеся ученые разложили документы, быстро подсунули охуевшему от счастья Альберту Митрофановичу и когда последняя подпись была поставлена, схватили мешок с деньгами, выбежали на улицу вместе с Папушей, повскакивали с удивительной резвостью для такого преклонного возраста на *** знает откуда взявшихся коней и исчезли в клубах пыли.

Довольный старик гордо расхаживал по особняку, а Валик все пытался дозвониться до любимой Папуши.
Утром дед решил обойти свои владения, и открыв дверь, столкнулся нос к носу с генералом Твердолобовым, вернувшимся вместе с семьей и охраной из Монако, где проиграл в казино половину бюджета Подольска, отчего прибывал в зверском настроении.

Только к ночи, вися на дыбе в подвале вместе с Валиком, старику удалось донести до генерала свою горькую правду.

Твердолобов долго ржал, стуча себя огромными татуированными кулаками по коленкам и поскольку в доме ничего не пропало, он отпустил двух идиотов на все четыре стороны, передав им мешок с запиской от ученых, что лежал у забора.

В письме Алмаз Раушенбах писал, что полюбил этих прекрасных русских людей, поэтому в дар отдает им мешок с петушками на палочках из жженого сахара для стартапа, ибо в это время только ленивый не обогатится с таким сокровищем.

Оторвав в лесу от кустов две палки, горемыки отправились, как калики перехожие, в глубь матушки России в поисках лучшей доли. Через год, стоптав ноги до колен и насосавшись петушков до ублева, они вышли на поляну, на которой разворачивал свой реквизит проезжий цирк-шапито.

-Мужики, помогите пушку выкатить!- послышался скрипучий голос
.
Старик не поверил своим глазам- у пушки стоял его друг Дункан. На вид ему было лет 150, глаза были покрыты белым налетом, но он все еще твердо держал в руке тяжеленное ядро.

 Альберт нежно обнял Дункана и подумал, что от судьбы не уйдешь – рожденному летать из пушки, трудно рассчитывать на что-то другое