Не похож

                Министру обороны Шойгу, с восторгом, но после Чубайса
     Они сидели в тени чинары, вельможно сбросив николаевские шинели на многих, прямо - таки тысячных бобрах под кривые и покрытые застенчивым мхом ноги Мавруши с бельэтажа, окуклившейся от восторга приобщения к щедротам литературной фантазии, прущей неостановимым потоком из вздорного рта исторического человека, размахивающего руками, взъерошенного, взахлеб повествующего внимающим жадно приятелям о третьеводишном выигрыше дублетом у какого - то проезжего изюмца пары жеребцов, афганской гончей и скромной в прибыток крепостной девицы Аглаи Кузьминишны, оказавшейся на поверку ощупью народной кикиморой.
     - Да ладно, - не выдержал наконец Чичиков, решительно сметая со стола рассыпанные карты, почти неуловимыми иголочными проколами поверх рубашек вопиющие о многом, - кикиморы - фольклор, Кокий Пармяныч. Какие, на хрен, кикиморы ? Давайте чай пить.
     - Чай - господская травка, - маслянисто зажурчал валдайский помещик Милонов, топыря непослушность рыжебородости под подол Мавруши, видимо, что - то найдя там, ибо пребывал под подолом девицы Милонов неизбывно, как штакетник, перемитрально ограждающий от поползновений сограждан дровянистый памятник эпохи, нерукотворно воздвигнутый Невзоровым, даже не замечающим когнитивного диссонанса меж слов стародревней поговорки о музыке и заказчиках оной, - поскольку, товарищи, восприят курс на народность, то пить мы будем брагу.
    - От браги пучит, - тут же заспорил неисправимый Ноздрев, накрывая подошвой лакового штиблета даму бубен с выколотыми глазами, - пущай уж лучше Павел Иваныч расскажет, как он в Дамаске пребывал, а Мавруша, - и осклабился помещик, озирая грудь девицы, заходившей ходуном, в чем так же кроется автором фольклор ( это для  военного человека уточняю ), - нам пока кофейку с узварцем приуготовит.
     Взвизгнув, прянула Мавруша, выворачивая наружу голову Милонова, отсклизнувшего от стола пугливой ланью, как заметил про себя Фемистоклюс, подходя к тени чинары с подветру. Она бросилась в кухонное помещение, загремела охряпкой, кургузо змеясь впрокружь зябло, успевая поглядывать за кипящим на примусе молоком и замечать изменения климата, геологически - эпохально окружающего дворы и усадьбы очень среднерусской полосы, где и происходило сие действо. Чичиков сморгнул, карзубо приветствуя Фемистоклюса, вподбобень занявшего полагающееся наследнику титула с ранжиром место под столом, и рассказал о весьма необычном случае, приключившемся с ним в Дамаске.
     - Приезжаю, значится, в Дамаск, - кричал яростно помещик, мало сомневаясь в собственной стратегичности, - первым делом иду на привокзальную площадь, думаю, раз Дамаск, то по - любому херес. Ладно. А в дверях гастронома стоит мужик здоровенный, борода лопатой, рюкзак и лопата в руках хлебороба, на лбу печать Антихриста сияет, прямо указуя на анафемствующего Блеза Паскаля, раскрывшего бактерии в опровержение божиего промысла Жордано Бруно и отче Лазаря, что в срубе Пустозерья сгинул в прах и пепел по канону Номоканона. Подскакиваю к нему и хватаю за грудки, - Павел Иваныч взвился и ухватил вскрикнувшего Ноздрева за пиджак с искрой в пройму сеточкой, - шумлю ему в ухо - то о планетах, уже вставших в рядок по заветам астрономической науки. А он мне как вдарит лопатой в темя, ну, - сел Чичиков за стол, принимая облик первоочередности, - я и засмеялся.
    - Ох...ая история, - глумливым сопрано вскричала Мавруша, подавая свежезаваренный кофе, а сигареты как лежали на столе по столу, так и поныне, - нисколько не сомневаюсь, что ее адекватно поймут дегенерат Бабченка, сгинувшие по китайскому календарю всеядная и купившаяся на волшебную флейту Моцарта евреюжка, а такоже сам лошадиный граф, но, знаете, - она хихикнула, вышибая ловким зажатием одной ноздри носовую очистку в сторону Фемистоклюса, - некоторый Ивлукич пойдет все же и лишний раз признается в любви прелестной Рябушкиной, забив хер Годохмы на любого мудака, кто изрыгает чушь и гиль на русском.
     - Иншалла, - каркнул пролетающий куда - то мимо вещий ворон, переведенный Бальмонтом, а не Керви ни х...я, в чем и скрывается потусторонний смысл этой окончательной во взаимоотношениях с рунетом сказочки.