Последний маршрут

Последний маршрут



Предисловие


Страшновато, конечно, писать такое название. Некоторые даже в очереди требуют, чтобы их называли не последними, а крайними. Но это действительно, была последняя из тех идей, которые существовали в моей голове сами по себе с незапамятных времен, еще до начала дела, которые не надо было придумывать – они были. Правда, в оригинале имелось в виду проехать из Германии в Италию через швейцарские перевалы, конкретно – через Сен-Готард по пути Суворова. Но это уже детали не очень существенные, австрийские Альпы ничуть не ниже швейцарских. И было еще другое желание – проехать по открытым к морю дорогам извилистого Балтийского побережья Германии. Катиться по прохладному ветру, имея в половине обзора умиротворяющий и зовущий морской горизонт, ставить палатку на ночь на самых удаленных в море полуостровах и косах, растворяться в сером и голубом.

И вот в последней нашей поездке оба желания исполнились. Причем самое удивительное, что исполнились они сами, без всяких волевых усилий с моей стороны. Я был всего лишь статистом в этом действе (затрудняюсь подобрать более определенный термин: драма, триллер, фарс?). Вокруг меня бушевали страсти, вырастали и рушились надежды, исполнялись желания, проклятие женщины черным ангелом металось над нашим крестным путем, обрушиваясь нам на головы невиданными дождями и сногсшибательным ветром, так, что вся Германия три недели в панике спасалась от нежданного буйства стихии. Но, видно, следил за нашей дорогой и белый ангел любви и милосердия, и в критические моменты, когда уж вовсе становилось невмоготу, тучи все же рассеивались, помощь приходила, и даже Германская железная дорога признавала наше право продолжить прерванный наводнением путь по старому билету. И среди этого буйства страстей я плыл по воле волн, моля Бога только об одном – чтобы хватило физических сил преодолеть порывистый напор ветра и утомительно неизменную тяжесть велосипеда и дотолкать его – мой крест - до следующего, ближайшего поворота дороги. Я не старался руководить судьбой, на этот раз она вела меня сама. Мое дело было – удержаться в седле. И я глубоко благодарен ей за этот щедрый подарок, за то, что я хотел все это пройти, что смог, что все это было.



Часть I.  Через Альпы в Венецию


Сборы


Итак, мы отправились все-таки в Германию, хотя все разговоры были о Риме, штудировались расписания итальянских железных дорог, записки велосипедистов, там побывавших, итальянский разговорник. Сережа нашел знакомых в итальянской фирме по продаже холодильников. С их помощью сеньорам Евгению Ф. 1940 г.р., Сергею Т. 1960 г.р. и Марату Б. 1970 г.р. было прислано приглашение посетить Италию с целью ознакомления с последними образцами холодильного оборудования. По Сережиному плану предполагалось, что мы полетим чартерным рейсом до Римини, будем купаться на диких пляжах в Адриатическом море, а затем, перевалив Аппенинский хребет, покатим через его сухие и знойные отроги вверх-вниз к Вечному городу- Риму. И потом дальше на юг, в нищую Сицилию к апельсинам и мафии. И мои снежноверхие Альпы в этот план не вписывались никак. Поэтому я слушал Сережу и инертно молчал – чему быть, того не миновать. Поэтому, я думаю, готовил Сережа про запас третьего участника, молодого и крепкого с новым, по всей науке обустроенным «байком», но, правда, с нулевым походным опытом.

Я дисциплинированно собрал все затребованные итальянским посольством бумаги – тоже не дешевое дело. Обзавелся банковской справкой, что являюсь обладателем полутора тысяч долларов наличными (если бы за эту справку еще что-то можно было бы купить!). Заполнил по-русски и по-итальянски трехстраничную анкету. Но все оказалось тщетным. Не помогло ни письменное согласие зарегистрироваться в полиции в течение восьми дней по прибытии, ни обязательство приобрести страховку на случай беременности и родов. Итальянское посольство как с цепи сорвалось – дополнительно затребовали еще все подробности об имущественном положении и личной жизни приглашающих. Говорят, каждый год по очереди одна из Шенгенских стран устраивает головомойку нашим туристам. В этом году, видимо, была очередь Италии. Чтобы спасти дело, пришлось срочно просить приглашения во Францию. Французское посольство выдало визы без проблем в течение двух часов. Так незаметно растаял на южном горизонте мираж знойного Римини, и вновь на западе возникли округлые контуры то ли снежных Альпийских хребтов, то ли облаков над морскими просторами Балтики.

Заодно с оформлением виз там же в Москве Марат купил билеты на автобус фирмы Euroline на рейс Москва – Кельн до Магдебурга. Это чуть дальше Берлина на юго-запад. Мой билет с пенсионной скидкой стоил всего сто двенадцать долларов, в три раза дешевле, чем на самолет. Билеты на автобус оказались почему-то с открытой обратной датой – деталь, на которую я сначала не обратил внимания, но которая позже, как знаменитое ружье на стене, сыграла решающую роль в развитии всего сюжета. Дело в том, что при полной, вопиющей неопределенности наших планов (у каждого был свой план), две даты – отъезда и приезда - были жестко заданы нашим намерением воспользоваться в Германии билетом выходного дня. Ездить по Германии на поезде в будни очень дорого, поэтому мы должны были прибыть в Магдебург утром в субботу и ровно через три недели в субботу же вечером оттуда уехать, чтобы Сережа успел во вторник с утра выйти на работу – собственно эта дата все и определяла. Остальное оставалось в тумане не только до самого отъезда, но и до самого отъезда из Италии.

Все происходило как в театре абсурда - каждый говорил свое, причем никто не спорил и не возражал, хотя предлагались совершенно взаимоисключающие варианты. Пожалуй, только один пункт был общим – все мы намеревались попасть в Италию - купаться в море, жить на пляже, пить Кьянти, заедая его спагетти с сыром. Но при этом Марат начисто отвергал горы, а Сережа сразу переходил к Риму и Сицилии, и сколько я ни твердил об Альпийских перевалах, нерушимо стоящих между Германией и теплым морем, меня не слышали. Объедем – уверенно говорил Марат, первый раз в жизни собиравшийся в поход, а Сережа вообще отмалчивался. – Как объедем – кипятился я и доставал карту Европы. – Там Балканы, это ни чуть не легче Альп, общий набор высоты еще больше может оказаться! – Но слова мои повисали в воздухе, никого не задевая, и я как-то успокоился, полностью положившись на судьбу и силу обстоятельств, которые уже повернули однажды руль нашего судна в желанную для меня сторону.



В Германию


Что рассказать о езде в автобусе до Германии? До этого я летал в Мюнхен и во Франкфурт на Майне самолетом. Нашим простым Аэрофлотом, на наших, недостойных европейских сертификатов машинах. При моем уровне запросов это был праздник, я смаковал эту дорогу как сплошное удовольствие. Ездил я в Германию и одним из самых дешевых способов: поездом до Бреста, потом поездами через Польшу. Четыре пересадки с грузом – это уже не отдых, тут надо иметь крепкое здоровье. Две ночи в автобусе тоже не отнесешь, конечно, к разряду удовольствий, но, по крайней мере, не надо таскать багаж по перронам.

Не обошлось, конечно, без нервотрепки с велосипедами – это же наши люди! Плевать они хотели на правила фирмы, напечатанные в Интернете, не возят они велосипеды, хоть и упакованные как положено и никогда возить не будут! И вообще у них мест нет, и сейчас они уедут без нас. Сколько живу, никак не научусь переводить такие заявления сразу в рубли (доллары). Уж очень от многих обстоятельств это зависит. Солнечным днем в Москве на площади трех вокзалов недалеко от центрального офиса фирмы это стоило нам двадцать долларов на велосипед. На обратном пути при посадке на промежуточной остановке ночью в Магдебурге, где позиция наша была несравненно слабее - всего на пять евро дороже, так что я на них не в обиде.

В сущности езды до Германии оказалось совсем немного, гораздо меньше, чем я предполагал. Из Москвы мы выехали около шести вечера, а к девяти утра были уже в Бресте перед Белорусской таможней и весь знойный день часов до пяти вечера простояли на горячем асфальте в длинной очереди машин, прячась от солнца в тени своего автобуса. Скрыться от жары можно было только в магазинчике Duty-free, где кондиционеры и разная приманка на полках. Все цены уже в евро. Почему очередь через таможню идет так медленно – со стороны не понятно, нас практически не досматривали, заставили только протащить на себе багаж через досмотровый зал. Через несколько сотен метров - польская таможня. Там остановка минут на двадцать. Шоферы собирают паспорта, чтобы проставить въездные отметки, и можно ехать. В России и в Белоруссии дорога просторная, хорошо размеченная, но асфальт неровный – трясет. В Польше дорога гладкая, но узкая, местами по одной полосе в каждую сторону, ни за что бы не сказал, что это магистральная автострада. Много идет по населенке, пересекли Варшаву через самый центр. Плоская как блин равнина, но разогнаться не удается, автобус все время зажат в колонну самых разнообразных машин.

И вот, на переломе ночи к утру – Германия. Опять недолгая проверка паспортов, полусонные все снова загружаются в автобус, и казалось мне, что сейчас мы, наконец, ринемся вперед по роскошному немецкому автобану со скоростью, достойной нашей модерновой шведской машины. Но шоферы явно не торопились, хотя и не укладывались в заявленное расписание. Остановились в первом же «кармане», сварили кофе, позавтракали, отдохнули. Я пытался уговорить их провезти нас до Брауншвейга. Это на маршруте нашего автобуса немного дальше Магдебурга, но там нет плановой остановки. Мы бы сэкономили на этом цену билета выходного дня, и я готов был поделиться с шоферами этими деньгами в любой пропорции, но они отказались категорически. Нарушать установленный порядок в Германии! – они даже обсуждать не хотели такую возможность.

К железнодорожному вокзалу Магдебурга мы подкатили только в восемь утра в субботу 3 августа 2002 года (вместо шести утра по расписанию). Таким образом, собственно езды, включая и примерно часовые «зеленые» остановки у придорожных кафе через каждые 3-4 часа, было всего пятнадцать часов до Бреста и почти столько же после. И выгрузились мы из автобуса не скажешь, конечно, что свежие, но в рабочем состоянии.

Давно уже, и не только мной замечено, что за любое доброе дело приходится платить неприятностями, и к этому надо быть заранее готовым. Я даже вспомнил эту примету с усмешкой, когда бегал в справочное бюро и в кассу, помогая русской бабуле из нашего автобуса отправиться на юг Германии, где ее (видимо без особого беспокойства) ждали внуки. А зря усмехался - в суете потерял пакет с вещами, которые вез с собой в салоне автобуса: кружку, зубную щетку, а главное – сентепоновый жилет. Я его подкладывал в кресле под шею в качестве подушки. Так и пил потом всю дорогу вино и чай из обрезка пластиковой бутылки. А свитерком меня выручил Тило, иначе пришлось бы мне плохо в этот раз.

С Тило познакомил меня Сергей Ш. еще в нашу первую поездку по Германии в 96 году. Три дня мы пережидали дожди в его маленькой комнатке университетского общежития в Геттингене. Он водил нас по аккуратным улочкам вокруг университета, поил пивом в уличных кафе. Мы фотографировались со студентками – славистами у изящной бронзовой «бедной Лизы», к которой принято ходить перед экзаменами, познакомились даже с профессором, руководителем научной работы Тило – неулыбчивой дамой, очень правильно говорившей по-русски. А дожди все не кончались, и тогда Тило отвез нас в городок Пайне, расположенный километрах в ста от Геттингена на север, в гости к своим родителям: Гельмуту и Бригитт. Мы пробыли там всего один вечер, но принимали нас с таким радушием, что тепло этой встречи сохранилось на годы, и постепенно по переписке с Гельмутом, по рассказам Тило дом в Пайне стал для меня символом настоящей Германии. Он стоит в типичном для Германии маленьком чистом городке, просторный двухэтажный с большой кухней и столовой внизу и спальнями и удобствами наверху. Подстриженная лужайка перед входом, фруктовые деревья и кусты по периметру участка, так что не видно забора, просторный гараж и в нем мастерская с множеством удобных инструментов, о которых я раньше и понятия не имел. Все в идеальном порядке. При мне выкладывалась новой плиткой площадка перед гаражом. У меня сложилось впечатление, что это некий идеал жилья, к которому стремятся большинство немцев, да и вся Европа тоже. Хозяева дома прожили нелегкую жизнь с бездомной молодостью, гнездо свое строили не своими руками, разумеется, но своими трудами. Здесь выросли дети и разлетелись в разные стороны. Наследовать не принято – дети строят свои дома. Теперь Гельмут и Бригитт живут в своем просторном доме вдвоем и с таким прекрасным радушием принимают гостей, что я действительно чувствую себя там легко и радостно.

Этот первый день в Германии мы провели в гостях у Гельмута и Бригитт. Сначала за столом в гостиной, потом за столом на веранде, потом за столом под открытым небом. Жарили барбикю на лужайке на специальной жаровне, раздувая угли струей из старого пылесоса. Ели жареные свиные колбаски, запивая разными сортами пива местного пивоваренного завода. Отдыхали душой и телом после утомительной дороги. Был ясный, в меру теплый солнечный день (до этого больше двух недель мучила жара). Будущее представлялось безоблачным и прекрасным.

Однако следующее утро встретило нас хмуро, и уезжали мы уже под дождем. В воскресенье кассир на вокзале отдыхает, а кассовый автомат оказался неисправным (в Германии!), и нам пришлось час до Брауншвейга ехать без билета. Гельмут снабдил нас в дорогу охранной грамотой: крупными буквами напечатал на листе бумаги текст по-немецки: «Это русские туристы, они едут на велосипедах через Австрию в Италию. Помогите им, пожалуйста!» А на станции в Пайне приписал от руки: «Касса не работает, нет возможности купить билет!» К счастью, силу этой бумаги нам проверить не пришлось. В Брауншвейге благополучно купили Wochenendticket (билет конца недели) и получили в справочной план пересадок до Мюнхена. К сожалению, название билета перестало соответствовать его статусу, так как теперь по одному билету можно ездить только один из двух последних дней недели, а не оба, как раньше, да и стоить он стал 28 евро, вместо прежних 25 дойчмарок. К тому же по три евро надо платить за каждый велосипед. И тем не менее это несравненно дешевле, чем ехать за полную цену в будний день. На один билет можно ехать впятером, так что распространена практика присоединения к чужому билету. На обратном пути при пересадке на перроне к нам подошел молодой человек и спросил, не возьмем ли мы его в компанию. Мы не возражали, надо было всего лишь при проверке билетов показывать на него, как на нашего компаньона. Уходя, он выложил нам пять евро с мелочью – свою одну пятую долю билета.

Весь день ехали в поездах и весь день за окном вагона - дождь разной силы. В Мюнхен прибыли в половине десятого вечера уже в темноте. Ночная прогулка по центру: Карлсплац, Мариенплац, Людвиг-штрассе, Университет. Ярко освещенные вокзальные кафе, бутерброд с чашечкой чая за три евро. Долгое путешествие по ночному городу в поисках места для ночевки. Я был в этом городе дважды, немного ориентировался и поэтому предложил поехать ночевать в олимпийский парк – это совсем близко от вокзала, и там полно укромных мест, где можно поставить на ночь палатку. Однако Марат категорически возражал: Моссоковский пишет, что в парке – бомжи и наркоманы, обокрадут и убьют. Поехали по пустым ночным улицам искать место на окраине, но на первом же повороте Марат закричал: «Стойте, мы неправильно делаем, надо по компасу!» И он достал из кармана (всегда с собой) туристский жидкостной компас. Я, было, собрался возразить, что в городе можно и так, но следующий вопрос меня остановил. «Послушайте – спросил Марат –а красный конец стрелки в какую сторону показывает?» Мнения на этот счет разделились.

Часа через полтора блужданий поставили палатку в парке между товарной станцией и садовыми участками. Никто нас там не побеспокоил, кроме полчищ мелких черных муравьев. И было очень сыро, мокрая трава и кусты – видимо весь день до этого шел дождь. А ночь была ясная, ориентировались по звездам.

Днем купили в огромном хозяйственном супермаркете газовую горелку и пару баллончиков с газом по 400 грамм каждый. Еще пару баллончиков по 250 грамм купил для нас в Пайне Тило. В первый раз мы решились отказаться от дешевого и безотказного примуса «Шмель», верного товарища горных походов нашей молодости. Решили, что пора осваивать новые достижения цивилизации. Действительно, газовая горелка, надевающаяся прямо на баллончик, очень компактна и удобна в эксплуатации. Одного большого баллончика нам троим хватало на неделю готовить завтраки и ужины. Чисто, без копоти и факела, как бывает, когда разжигаешь «Шмель» бензином. Но, конечно, несравненно дороже. Если для «Шмеля» нужен литр бензина на неделю – это один евро, то четырехсотграммовый баллончик стоит восемь евро!



Мы собираемся объехать горы


Там же на лавочке перед супермаркетом очередное совещание на актуальную тему – куда же мы все-таки едем. И опять каждый говорит свое, не слушая друг друга. Если в Италию через Альпы – то надо ехать на юг по дороге на Инсбрук и дальше к перевалу Brenner (1375 метров над уровнем моря). Но в горы Марат не хочет. А Сережа где-то успел простудиться на переломе от жары к дождю и тоже про горы не слышит. Таким образом, большинством голосов едем пока на восток в сторону Вены, красавицы Вены и благодатных берегов голубого Дуная, а там как-нибудь доберемся до моря на поезде. Я молчу, времени у нас еще полно, главное сейчас – выехать из города, начать маршрут, а там посмотрим. В сущности, я тоже побаиваюсь Альп в мои 62 года, да еще и погода дурит, надо сначала посмотреть, как потянет моя машина, а Вена – тоже интересное место.

«И вот замелькали мимо знакомые пейзажи южной Германии» - какую, помнится, острую зависть вызвала во мне эта фраза (цитирую по памяти) в отчете Павла Протопопова восемь лет назад! Три дня мы ехали до Зальцбурга. Черный ангел проклятия ревниво преследовал нас, наполняя пространство мрачными облаками, простудным ветром, неуютом и тревогой. Сережа ехал больной, молча глотал таблетки. Зато без конца говорил Марат, счастливое дитя Интернета. Он знал все обо всем, прочитанного было столько, что оно не держалось внутри и высыпалось наружу самопроизвольно по любому поводу. Мы имели детальные инструкции на каждый наш шаг. Особенно близким к выходу и обширным оказался файл Моссоковского, и поэтому мы в подробностях знали, что нам следует покупать в магазинах в каждой из посещаемых стран, где брать воду, где ставить палатку, что думают и как обычно поступают немцы, австрийцы, итальянцы… Помолчать можешь? – где-то день на третий спросил я Марата. Нет – ответил он, ни секунды не раздумывая. Я посмотрел на мятущиеся над головой тучи, на мокрый лес и в очередной раз подумал, что с судьбой как с ветром нельзя бороться, просто надо потуже выбирать паруса или уж ложиться в дрейф, если не хватает веса, чтобы откренить лодку.

От Мюнхена до Зальцбурга всего полтораста километров, полтора дня нормальной езды. Но это было начало маршрута, ехал я тяжело. К тому же один из этих трех дней мы просидели в палатке в лесу, пережидая дождь.

В Зальцбург приехали часа в три дня. Зашли на вокзал, взяли книжечки с расписаниями поездов: на юг – в Италию, на восток – в Вену, выписали цены на билеты. Вышли на привокзальную площадь, сели на лавочку. Я оторвал от блокнота полоску бумаги в клеточку в качестве мерной линейки. Меня раздражало, как в предыдущие обсуждения Марат легко размахивает руками над картой, нигде к ней не прикасаясь. Давайте будем мерить и считать. Километры и деньги, дни и килограммы. Уже понятно, что ехать мы можем, пора определиться с целью. И когда посчитали, стало ясно, что Вена и Венеция – несовместимы. Либо прекрасный голубой Дунай, либо солнечная Адриатика. Я ни на чем не настаивал, я знал, что в Сережином сердце путеводной звездой светит Рим. Так на вокзале в Зальцбурге, наконец, был сделан главный поворот в нашем маршруте, определивший однозначно всю дальнейшую историю – мы решили ехать отсюда на юг, через Альпы в Венецию.

Если посмотреть на карту Австрии, то сразу видно, что выбор пути у нас был очень ограниченный. Из Зальцбурга на юг в Италию ведут четыре дороги. Но самая восточная из них – скоростная, для нас запрещенная. Следующая, через Badgastein проходит основной хребет десятикилометровым туннелем – это тоже не для нас. Планируя маршрут, я считал само собой разумеющимся, что на велосипеде по туннелям ездить запрещено, просто по нашей привычке к запретам. Оказалось, что в Австрии велосипедисты по туннелям ездят свободно, все определяется статусом дороги. Самая западная дорога тоже отпугнула пятикилометровым Felbertauern – туннелем. Таким образом, естественно определилась кратчайшая по расстоянию дорога через Брук (Bruck) и перевал Гроссглокнер (Grossglokner).

Все было настолько однозначно, что я не стал даже смотреть высоту перевала и крутизну склонов – раз есть дорога – проедем. И только уже зимой, работая над этими записками, обнаружил в своих бумагах описание туристского маршрута через Гроссглокнер и посмеялся про себя – насколько точно привела нас судьба как раз в те горы, которые мы так старались объехать. Описание начинается словами: «Высокогорная альпийская дорога на Гроссглокнер – королева среди старых «панорамных» дорог через Восточные Альпы. Построив ее, каринтиец Франц Валлак создал памятник самому себе». И далее сообщается, что дорога эта была проложена в тридцатые годы прошлого века, чтобы поддержать во время мирового экономического кризиса австрийских безработных, построена не столько с транспортными, сколько с туристскими целями, чтобы с нее «открывался вид на ледник Пастэрце и на гору Гроссглокнер (Большой Колокольчик), эту грандиозную симфонию льда и камня». Оказалось, что перевал Гроссглокнер один из самых высоких «автомобильных» перевалов в Альпах и самый высокий из тех, которыми мы в принципе могли воспользоваться. Он почти вдвое выше перевала Бреннер, на который мы не захотели ехать из Мюнхена. Это была как раз такая дорога, на которую мне хотелось попасть, но вряд ли я решился бы тащить туда ребят, знай я все написанное выше заранее.

После обеда облака над головой растаяли, доброе предвечернее солнце ласкало празднично оживленную привокзальную площадь. Достославный город Зальцбург отогревался после дождей и собирался на вечернее гуляние с нашим участием. Будущее выглядело ясным и радостным. Легко верилось, что белый ангел удачи расчистил наши небеса теперь уже насовсем.



Зальцбург


Определившись с маршрутом, мы с легким сердцем отправились осматривать первый на нашем путь австрийский город – Зальцбург. А для Марата и вообще первый серьезный европейский город, потому что в Мюнхене мы были впопыхах, по центру проехали ночью, не слезая с велосипедов нигде кроме Мариенплаца. Зальцбург покорил меня спокойным уютом, сомасштабными человеку размерами, праздничным настроением курортного города. Просторная набережная с тенистыми дорожками и множеством велосипедистов на них, с прекрасным уже не одно столетие видом на скалистую гору за рекой и монастырь наверху. И в старом центре, в лабиринте узеньких опереточных улочек вдруг уходящая к небу скальная стена. Церковь и площадь перед ней кажутся совсем крохотными, городские автобусы из яркой тесноты улицы ныряют в темноту туннеля, редкие корявые деревца цепляются за щели в черном камне. Настоящий Ролс-Ройс, припаркованный у перекрестка явно привлекает внимание прохожих, Марат даже обошел его вокруг и сфотографировал. В открытом летнем театре исполняют «Женитьбу Фигаро». Фешенебельная публика в вечерних костюмах (впечатление, что они – тоже артисты массовки) слушают, сидя в креслах, а через решетчатую ограду толпа разношерстных туристов слушает стоя. Девушка южно-азиатской внешности играет на скрипке у памятника Моцарту, положив перед собой тарелочку с мелочью. Предвечерняя тень Маэстро, удлиняясь, закрывает ее, и она уходит, сложив все свое хозяйство в скрипичный футляр. Кафе и магазинчики за каждой дверью на улице, с яркого солнца попадаешь в бесконечные коленца пещеры Аладина с несметным количеством блестящих предметов, сплошь заполняющих стены и витрины. Выход из такого магазинчика иной раз совсем на другой улице.

Доконали меня фиакры с усатыми хитроглазыми кучерами в широкополых шляпах. Мое умиление, как прокисшее молоко вдруг свернулось в мелкие шарики раздражения, плавающие в мутном обрате скуки. Я ощутил себя совершенно чужим в этой слащавой, придуманной для богатых бездельников сказке. Стало скучно, захотелось в горы. Благо Зальцбург – город небольшой, мы выехали из него за полчаса и с наступлением сумерек уже катили с подъема на подъем по почти пустой в это время дороге N21 на Лофер (Lofer), присматривая на окружающих дорогу склонах подходящее место для ночевки.

И опять, как всегда, я с досадой проезжал уютные места, а Сережа все гнал и гнал вверх далеко впереди, и до него было не докричаться. Так что устраивались на ночевку уже почти в темноте, забравшись к лесу по мокрому травянистому косогору. В колеях стояла вода, видимо, и здесь шли большие дожди. В лесу было совсем темно, влажная земля проседала под ногами. Лес лиственный, кроны густые, поэтому внизу достаточно просторно, подлесок редкий и трава редкая и низкая, густо усыпанная упавшими сверху гнилыми ветками и всяким древесным мусором. В тихом и темном лесу настроение бездомности и тревоги сразу сменилось счастливым ощущением уюта и покоя. Забавно, как по-разному воспринимаются одни и те же места в разном возрасте и в разных обстоятельствах. Какими приятными выглядели когда-то прозрачные березовые рощи, а темные ельники казались мрачноватыми и прячущими угрозу. И как все переменилось после лыжных походов, когда выяснилось, какими продувными и бесприютными бывают березняки долгой зимней ночью, тогда как меж густых елей и тихо, и костер есть чем зажечь и щедро кормить. С тех пор густые ельники в любую погоду радуют глаз жилым уютом и покоем. А в березовой роще как в картинной галерее – красиво, но не домовито.

Постелили пленку на влажную землю, натянули при свете фонарика палатку, сложили внутрь вещи. На пенечке зажгли газовую горелку, расстелили чехол вместо скатерти, зажгли свечку – пламя совершенно неподвижно в ночном воздухе. Пока суетились с вещами, у Сережи макароны уже готовы, можно садиться ужинать. Это самые спокойные минуты дня – на сегодня все сделано, завтра будет еще не скоро, можно расслабиться и отдохнуть. Пьем вино, я из своего бутылочного обрезка. Говорит, в основном, Марат. Для меня это – взгляд с другой стороны. Вроде по одному месту едем, а видит он совсем другие вещи, которые я вовсе не замечаю, и оценки у него совсем другие. Мне интересно его послушать, но быстро утомляет однообразие акцентов и то, что это не общение - это дорога с односторонним движением. К общей бутылке сухого Марат прикупает для себя еще банку-другую пива и любит порассуждать о сравнительных достоинствах различных его сортов и о том, насколько оно здесь дешево. Правда, как объяснял мне брат, судить о пиве по содержимому банок все равно, что по рыбным консервам о провесной селедке или малосольном хариусе. Но я понимаю, что важно быть знатоком и ценителем, а чего именно – это уже детали.

Окружающий меня мир быстро меняется. На улицах Мюнхена и Парижа от меня требуются совсем другие навыки, чем в марийской деревне или горах Памира. Так радовали все новинки в молодые годы! Даже сомнительные достижения перестройки – инфляция, неопределенность завтрашнего дня  вначале вызывали бодрое возбуждение и удовольствие общения с новой игрушкой. Но с годами все труднее менять привычки, все большего напряжения стоит узнавание и освоение больших и малых новинок от электронной почты до мыла с дозатором. И только благодаря моим молодым спутникам, через их уверенность в себе, большую свободу в средствах, через их интерес к вещам я в этот раз стал ощущать себя в Европе значительно более дома, перестал дичиться, внутренне набрался храбрости примерить на себя и принять хотя бы мысленно, в принципе многие услуги окружающего сервиса. С их молодой свободой я преодолевал свои закоренелые «совковые» комплексы, врожденную нищенскую психологию. Бутерброд и чай за три евро в ночной забегаловке на Мюнхенском вокзале были для меня преодолением, ломкой устоев, в какой-то мере предательством тех святых для памяти времен, когда мы вваливались с лыжами замерзшей толпой в рабочую столовую уральского поселка, платили в кассе шестьдесят шесть копеек за двадцать два стакана чая – по два стакана на брата – уже роскошь, и заедали их до упора бесплатным хлебом, сметая его со всех окрестных столов (в начале шестидесятых хлеб в столовых был бесплатным). Молодые хотят жить иначе. Это хорошо, пусть ищут новые дороги. Сколько носят ноги и я с ними, старое помело, наверно, и на их дорогах много чего интересного можно встретить.

Вот только со сверстниками после походного дня под чужим небом мы пели свои песни (Закури, дорогой, закури…) и это для меня невозвратимая и ничем не заменимая ценность – не может быть ничего лучше собственной молодости.



На юг в Альпы


В сущности, первый настоящий день на дороге был следующий. И опять черный ангел бился с белым в горном небе над нами, и душу мою накрывали то черная тень отчаяния, то светлый луч спокойствия и надежды. Выехали в десять, хотя поднялись в семь. Просто каждое утро дополнительный час уходил на сборы Марата. Ему трудно по многим причинам. Он первый раз в походе и у него нет еще заученной до автоматизма системы сборов, как у Сережи, который, выбравшись из спальника, сразу надевает рабочую форму и не вылезет из палатки, пока не выкинет наружу все свои вещи. Сережа всегда бывает готов первым. Мне при всем моем опыте за ним не угнаться, я – копуша. Но нынче можно не торопиться, Марат все равно провозится дольше. Он должен аккуратно уложить все свои вещи. Их много, сумки у него полные, даже если у нас нет продуктов. Он патологически чистоплотен. Я понимаю, когда человеку трудно сесть за стол, не вымыв руки, но каково – если ему их надо вымыть и после еды! Он не представляет, как можно лечь спать, не приняв душа, тем более, когда столько потеешь днем. Как можно жить, не моя головы три дня подряд. Ехать в майке, которая утром коробом стоит от соли. Если была возможность, вечером он стирал майку и мыл голову, а утром обязательно прыскал на себя дезодорантом. А время шло. Я ждал молча, считая, что двух учителей на одного ученика – многовато. Сережа не выдерживал и начинал обличать и поучать. Но толку от этого было не много. Очень сильно развитое чувство собственного достоинства не позволяло Марату торопиться следовать советам старших товарищей. Так корабль пустыни, верблюд неспешно несет свой груз и бесполезно орать на него и лупить палкой по костлявому крестцу.

В Бранденбурге при пятиминутной пересадке с одной электрички на другую, уже заскочив в вагон, я спохватился, что с нами нет Марата, и кинулся его встречать. Он шел по подземному переходу, ведя велосипед рядом. – Давай скорей! - закричал я ему еще издалека, а подбежав, схватил велосипед, докатил, стоя на одной педали, до нужной лестницы, бегом затащил его вместе с грузом по ступенькам наверх и подал его в вагон Сереже, а сам кинулся к стоявшему на перроне кондуктору и стал жестами умолять его еще чуть-чуть подождать – там бежит наш товарищ! Но товарищ и не думал бежать. Он появился из перехода не сразу и с достоинством зашагал по перрону к вагону с нарисованным велосипедиком. Когда я стал его упрекать, он отвечал мне спокойно: «Скажите “Halt”, подождут». Немцы действительно ждут, кондуктор следит с перрона, чтобы все вошли в вагоны, и только тогда дает отмашку машинисту на отправление. Но не торопиться, когда тебя ждет целый поезд (да еще с иностранцами!) – это уже качество не советского человека.

В конце концов, у нас не рекордный маршрут и расстраиваться из-за потерянного часа с утра не стоит – будут и другие потери. На самом деле к этому моменту мы так еще и не решили, какой у нас поход, куда мы в конечном счете едем, и, соответственно, насколько нам надо спешить. Сережу неотступно звал Рим, и он сразу помчался по магистральной дороге в сторону перевала. А мне ласкали глаз встающие по сторонам горы, скачущая по камням речка, велодорожка, игриво бегущая вдоль этой речки параллельно дороге. К сожалению, по велосипедной дорожке всегда медленнее получается, чем по шоссе, хотя эмоциональное впечатление обратное. Нырнул к какому-то кемпингу, выбрался обратно на дорогу, взял пару длинных подъемов. Довольно давно уже не видел ребят, то ли они далеко впереди, то ли остановились меня подождать, а я проскочил по низу? Стою на дороге в сомнении: назад возвращаться – жаль терять высоту и время, вперед ехать? – а вдруг все же придется возвращаться! Начинаю опрашивать проезжих. Наконец, около меня тормозит встречное “Volvo” и женщина говорит, что меня ждут наверху. Thank you very much! Оказывается, стояли в полукилометре друг от дружки. Вот и еще полчаса потеряно.

Однако этот случай ничему нас не научил. Проехали туннель – полтора километра! Мне страшно в туннеле, нервы напряжены до предела. По французскому опыту в сознание въелось, что туннель – не для велосипедистов. В гулкой бетонной трубе звук догоняющей машины нарастает угрожающе, как неминуемая катастрофа. Для меня он звучит громовым укором – «Нарушаешь, а из-за тебя может случиться несчастье!» Я весь сжимаюсь, судорожно стискиваю руль, стараясь держаться у самого края. Хорошо хоть дорога не самая напряженная, машины редки. После первого же длинного туннеля я решил, что больше в них не поеду, буду искать объездные дороги, вроде бы, на карте показан для каждого туннеля какой-то объезд. Увы, спутники мои думали по-другому.

Не прошло и получаса, как я снова стоял на развилке перед туннелем, который ждал меня, разинув черную пасть за широким бетонным мостом, а спутников моих уже не видно было впереди. Я остановился в нерешительности, долго разглядывал надписи на указателях дорог. Спустился по тропинке к речке: вспененная вода прыгала по камням, кружилась между береговыми глыбами, жухлая трава неряшливо торчала между камнями, берега маленького притока густо заросли ивняком. Холод от реки, неяркое солнце сверху, шум воды знакомый и умиротворяющий. Так бы и ехать по каменистой тропинке вдоль притока. Самое обидное, как потом оказалось, мне и не надо было лезть в этот туннель. Товарищи мои уехали направо по открытой дороге, но черная тень снова накрыла меня, и я, как кролик от удава не мог уже оторвать глаз от этой мрачной дыры – снова ехал, сжимаясь в комок от нараставшего рева идущих мимо машин.

А на следующей развилке после длинного подъема у маленького то ли хутора, то ли отеля я никак не мог понять, кудая заехал. Наш атлас был со мной, но, сколько я ни водил пальцем по нужному месту, не мог найти тех названий, что были на указателях. И опять стою, вместо того, чтобы ехать. А время идет мимо, время уже обеденное, хотя ехали по-настоящему еще совсем немного. Нервная энергия моя сожжена борьбой с черными призраками туннелей, да и физических сил потрачено уже немало. В желудке давно пусто, товарищи неизвестно где, вернее – я сам неизвестно где. Стою на краю дороги, опустив руки, потерянный и бессильный. Хорошо еще дождь не идет, хотя облака ходят по небу вполне серьезные.

Велосипедист появился на тропинке у отеля и направился к дороге. Я его окликнул, но он не понимает по-английски – сейчас приедет его жена, она понимает. Действительно, скоро появилась средних лет женщина, спокойно выслушала мои сбивчивые объяснения, спокойно рассмотрела мою карту, неторопливым движением подчеркнула ногтем место на карте (как будто нос утерла плачущему ребенку) – вы здесь, вы свернули не на ту дорогу, сейчас поедете вниз, и через два километра будет ваша развилка.

Я качусь вниз, иду пешком через парк, пью ледяную воду из фонтанчика, останавливаюсь у развилки на Zell am See. Спрашиваю девушку, можно ли ехать по этой дороге на велосипеде и есть ли на ней туннели. Конечно, можно – отвечает девушка – а туннелей нет.

Вроде бы все прекрасно теперь в этом мире, но снова не понятно, что делать. По правилам я должен вернуться на место последней встречи и ждать товарищей там. Но нет моих сил проделывать этот путь еще раз, снова лезть в черное горло туннеля. Все во мне кончилось, пружина ответственности расслабла, я стою на солнышке у развилки дорог на видном месте и вяло оправдываюсь про себя: пусть Сережа сам выкручивается, как знает, раз он такой резвый. В конце концов, я старый и слабый, я не рвался в этот поход, я надеялся, что молодые и сильные возьмут груз себе, а я поеду налегке, только со своими вещами. Время шло. Облака над горами на юге постепенно превращались в тучи. Настроение мое упало до самой низкой отметки, которую я сам для себя обозначил как «мама, я хочу домой!» В каждом походе у меня бывает такой момент, обычно где-то ближе к середине маршрута. И вовсе не с самыми трудными обстоятельствами он связан, просто какая-то запоздалая перестройка происходит от домашней психологии надежности к чувству свободного полета. И таким уж потерянным и несчастным я себя в такие моменты чувствую – хоть плачь, хоть волком вой.

Но вот – какое счастье! - показался на дороге Сережа на пустом велосипеде – искать меня ездил. Пока он возвращался за Маратом, пока – долго-долго – они делали закупки в супермаркете, пока обедали на автобусной остановке у выезда из городка сразу всем: и молоком, и холодными сосисками, и какими-то зелеными стручками из банки – кабы плохо нам, ребята, не стало - время шло. Тучи над городом темнели, выехали мы снова только в шестом часу вечера.

Великое дело в походе – полный желудок, будто освещение сцены переключили с синего на розовый. Мы были вместе, на нужной дороге. Все сомненья, опасенья, недоразумения остались позади, и вновь мне показалось, что ангел надежды простер над нами свои оберегающие крылья. Мы ехали на юг, в сторону Италии по широкой долине, по прекрасной весьма оживленной дороге, идущей, в основном, на подъем, а по сторонам все выше поднимались горы. Густые облака собрались в черные тучи, чуть даже побрызгало, но к вечеру небо снова очистилось.

Ехали больше двух часов, почти не останавливаясь, споро набирая потерянные за день километры. Около восьми часов уже, когда я нервно шарил взглядом по сторонам в поисках пристанища, проскочили отличный лесок с уходящей в сторону от асфальта грунтовкой, но Сережа был впереди – не докричаться. И к сумеркам прикатили в Целль-ам-Зе (Zell am See) – курортный городок на берегу горного озера, вытянувшегося на десять километров по дну долины. Бесполезно было искать место на берегу – все хорошие места в таких случаях распроданы и застроены столетия назад. Но и говорить это молодым бесполезно, тем более, что Марату просто уже невтерпеж было остановиться у воды, поэтому проехали по прогулочным дорожкам вдоль торцевого берега, от причалов яхт-клуба сделали снимки нежно мерцающей в сумерках водной глади с рощами мачт у правого берега, украшенного сплошным рядом фешенебельных строений. Все это было очень красиво, но практического интереса для нас не представляло. Я считал, что лучше всего вернуться пару километров назад к лесочку, но на обратном пути на одном из перекрестков ребята вдруг пропали. С горки я видел, как Сережа ехал по грунтовой дороге через поле, мимо стожков к лесу на склоне хребта. Пришлось мне возвращаться, и когда мы съехались снова вместе, Марат сказал, что нашел прекрасное место на речке. В густеющих сумерках пробирались через какое-то строительство, горы щебня, разбитые колеи, наконец, выбрались на дорожку вдоль небольшой речки. Склон к воде метров пять шириной зарос кустами, на том берегу, совсем рядом – забор и за ним светится огнями молочный завод. По дорожке местные жители выгуливали собак, но в кустах у берега можно было найти место для палатки. Прекрасным это пристанище трудно было назвать, но действительно у воды, да и другое искать было уже поздно. Зато Марат, наконец-то, вымылся в ледяной воде речки с головы до ног с мылом и мочалкой, да еще и постирался. Мы же с Сережей ограничились простым умыванием на сон грядущий.

Какой длинный и разнообразный это был день! Несмотря на все простои за день мы накрутили больше семидесяти километров. Под шум бегущей воды в слабом свете заводских огней дегустировали мы копченую форель, купленную еще с утра в придорожном ресторанчике за сумасшедшие деньги, и запивали ее рейнским вином. Но, видимо, всему свое место. За столиками ресторанчика, стоящими прямо у запруды, в которой плавали живые рыбы, с великолепным горным пейзажем перед глазами, на фарфоре, под белым соусом эта рыба, наверно, предмет наслаждения снобов. Но в темноте с бумажки вторым блюдом после рожек с дешевой колбасой - со своим плебейским вкусом я не понял, за что люди платят такие деньги.



Перевал Гроссглокнер, день первый


Следующий день, 10 августа 2002 года оказался во всех отношениях центральным днем нашего похода. День этот был субботний, да видно отдыхают хранящие нас силы по субботам, а у зла выходных нет. Иначе как объяснить, что все у нас с самого утра не клеилось. Сначала больше часа ждали, пока Марат соберет и упакует постиранное вечером бельишко. Потом тщетно пытались дозвониться в офис «Euroline», чтобы забронировать места на обратную дорогу – о, как круто потом обошлась нам эта неудача! Потом зачем-то зарулили в Капрун (Kaprun) – фешенебельный курортный городок в стороне от нашей дороги. В Zell am See, еще не проснувшемся к 10 часам солнечного дня мы заехали в книжный магазинчик, и каждый купил для себя карту Австрии, все разные. У меня была самая подробная, зато у Сережи нижний край захватывал Италию с Венецией и окрестностями. И вот посмотрев на новые карты, мы с Сережей, как по злому наваждению дружно решили, что нам надо ехать через Капрун. Так было потеряно еще три часа самого лучшего утреннего времени. Пока плутали по улицам, пока болтали с двумя американскими студентами, которые, как оказалось, едут на велосипедах по той же дороге в Италию, что и мы, пока отоваривались в супермаркете – раз уж он подвернулся под руку – время шло мимо, не приближая нас к цели. И еще раз потеряли на том, что не смогли найти обещанной прямой дорожки вдоль реки к Брукy, а покатили по широкой долине назад к Zell am See и там долго и бестолково искали нужный поворот, все не решаясь выскочить на автобан, но так и пришлось сделать в конце концов.

Вот так и вышло, что к началу подъема на перевал за городком Брук (Bruk), мы добрались уже к двум часам дня, хотя по правилам следовало бы нам стартовать оттуда ранним утром. Светило солнце, дул слабый попутный ветер. Из просторной долины мы втягивались постепенно в лесистое ущелье с пенной речкой справа от дороги. Сначала подъем был довольно пологий, но километров через десять после Брука ущелье совсем сузилось и дорога полезла по левому для нас склону размашистым, очень аккуратно размеренным серпантином. Показанные на карте 12% крутизны (примерно сто метров подъема на километр пути) выдержаны везде с утомительным постоянством. Это слишком круто не только для моих 35:28, но и для Маратова горного байка. Пришлось подниматься в гору пешком, толкая велосипеды рядом, почти лежа грудью на раме. Время от времени обгоняли нас на подъеме местные спортсмены на изящных и легких, как стрекозы гоночных велосипедах. Они забираются наверх и несутся оттуда налегке по крутому серпантину со страшной скоростью, едва не касаясь плечом асфальта на виражах. Через некоторое время догнали нас американцы. Один все время ехал, быстро вращая педали своего супер-байка, второй, малорослый и чернявый временами шел пешком. Несколько поворотов он прошел вместе с нами, рассказал, что зовут его Дэвид, что они начали путь в Милане, путешествовали по Италии, Австрии, Германии и теперь возвращаются в Милан, где сядут на самолет в Штаты. Они с Сережей беседовали, поднимаясь впереди меня метрах в двухстах. Сережу я догонял, когда он останавливался отдохнуть, потом мы начинали двигаться вместе, но постепенно он опять уходил далеко вперед. А Марат шел где-то внизу, и его не было видно, пока мы не поднялись выше зоны лесов.

Прошли Ферляйтен (Ferleiten) – обширную плоскую поляну с автостоянками, низкими зданиями управления заповедника, заграждениями и контрольными будками на дороге, напоминающими пограничный таможенный пункт. Когда все это открылось впереди, сердце радостно дрогнуло в ожидании – не перевал ли уже! Потом на поляне пощипала немного тревога – не остановили бы на этой заставе, не заставили бы деньги платить, хотя я по опыту знаю, что велосипедистов, обычно, не трогают. Не тронули и здесь, и мы, не останавливаясь, пересекли открытое пространство поляны, прошли сквозь безлюдный пропускной пункт и снова втянулись в крутую трубу дороги.

Мы с Сережей не новички в горах, но на этот раз Альпы явно недооценили. Я знал, что высота перевала Brenner на дороге через Инсбрук на юг в Италию меньше полутора километров. Полтора километра летом на асфальтовой дороге – это не высота, это пустяки. И ни в Зальцбурге, ни даже купив новые карты Австрии в Zell am See, я не полюбопытствовал посмотреть, какова же высота перевала, через который мы собирались ехать. Мне казалось, что порядок величины должен быть тот же, а уж 1500 или 1700 – разница небольшая, залезем! И теперь я с ожиданием смотрел на столбики с отметками высоты: 1200-1300-1400 - значит, перевал уже должен быть где-то близко.

После обеда небо стало затягивать дымкой, солнце скрылось, идти было не жарко. Мышцы работали привычно, с охотой, настроение было приподнятое. Напротив, за ущельем все выше поднимался сурового вида горный хребет. Снизу он был покрыт лесами, белые водопады поблескивали в поперечных расщелинах, редкие домики соединялись ниточками дорог. Было приятно через много лет чувствовать себя снова в горах, снова на пути к перевалу. Молодым ветром странствий пахнуло на меня сверху, с далеких вершин, и я бодро толкал «вперед и вверх» свой тяжелый велосипед, стараясь не отставать от Сергея. Было около 5 вечера. Часам к семи – прикидывал я про себя – перевалим, до темноты успеем еще и спуститься и место найти.

На 1600 метров – смотровая площадка, витрины под стеклом с планами, фотографиями, описаниями (на немецком) заповедника. Но простой схемы дороги не нашли, а разбираться в подробностях уже некогда – ясно, что где-то скоро должен быть этот перевал. Постояли пять минут, посмотрели на гору Grosse Wiesbachhorn (3564), как потом выяснилось, самую высокую стену Восточных Альп.

Так прошли и 1700 и 1800-метровые отметки, но никаких признаков близости перевала не появлялось. Все теми же ровно отмеренными зигзагами уходила вверх дорога, все так же неизменно возвышался над нами крутой склон соседнего хребта, давно уже безлесный, неуютно голый, с осыпями и скальными выходами, местами уже белеющий снежными пятнами в теневых перегибах.

А темные силы между тем не дремали. Легкая дымка в небесах превратилась в плотную завесу. Из нее сначала понемногу, но чем выше, тем сильнее заморосил дождь. Как только поднялись выше леса, налетел ветер, который на одном проходе серпантина сек дождем по закрытой пленкой спине и голым икрам, а на обратном – бил в лицо и так упорно старался столкнуть велосипед назад, что порой я останавливался в отчаянии и, тяжело дыша, ждал, когда ослабнет порыв. Давно уже прошли отметку 2000 метров и 2100, и 2200, а дорога все так же неизменно лезла вверх по голому каменистому склону. Изредка мимо проезжали машины, и было видно, как они делали еще пару витков у меня над головой, прежде чем скрыться за перегибом, а это означало, что до перевала еще все так же неопределенно далеко. Лохматое облако темным студенистым телом наехало на склон, стало еще холоднее, мерзли голые коленки и мокрые насквозь ноги в босоножках. Я со страхом поглядывал на циферблат часов – короткая стрелка уже приближалась к восьми. Сережа шел, не останавливаясь, уже на целый виток выше меня, Марат иногда просматривался далеко внизу.

Временами мне казалось, что силы мои кончились совсем, и я с отчаянием, но без страха думал, что если умру здесь на дороге, то это не худший вариант, «лучше, чем от водки или простуд». Где-то за отметкой 2300 я не выдержал и остановился переодеться. Я понимал, что обманываю себя, что одевать брюки в такой дождь бесполезно, только зря намокнут, и будет ничуть не теплее, чем было. Но в этом месте у дороги обнаружился гигантских размеров бульдозер, за которым можно было спрятаться от пронизывающего ветра и хоть на минуту перестать толкать вперед непомерно тяжелый велосипед. Дрожа от холода и изнеможения, я с трудом развязал негнущимися пальцами рюкзак, достал брюки, оделся, сжевал пару сухих печений, завязал все назад. Вершинный простор открывался взору с этого места. Уже виден был гребень противоположного хребта, все еще выше нас, его голые зеленовато-серые склоны местами оживлялись пятнами снега. Но пейзаж все время закрывало рваными клубами серых облаков, и свет уже слабел, сумерки близились.

Стоять и отдыхать у бульдозера тоже нельзя было, ветер осатанело и торжествующе заскакивал со всех сторон, крутил и пробивал холодом. Дождь не унимался. С этой точки уже виден был, как мне казалось, перевальный гребень, какие-то строения на перегибе, флагшток и бьющейся на ветру непонятного в сумерках цвета флаг на нем. Американцев уже не было видно, а Сереже оставался до гребня последний, самый длинный проход серпантина. И для меня впервые за этот день весь предстоящий подъем был как на ладони. С тоской и отчаянием видел я, что мне предстояло толкать велосипед все в ту же крутизну, против свирепого ветра еще два полных витка, метров по двести каждый прогон. Однако глаза боятся, а руки (в данном случае ноги) делают.

Я вылез на гребень уже в сумерках, и ветер приветственно поддал мне в спину. Слева в небольшой ложбине светились огни отеля, а дорога, вместо того, чтобы переломиться, наконец, на спуск убегала вдоль гребня направо, делала кокетливую петлю у декоративной под средневековье башни на скальном пупыре и только после этого шла вниз. Евгений Иванович! – расслышал я сквозь шум ветра, - Евгений Иванович, сюда! Оказалось, это Сережа зовет меня из телефонной будки, поставленной на самом перегибе. Он там сменил американцев, которые только что поехали вниз. Мы стояли с ним, прижавшись друг к другу в тесном пространстве, защищенном от дождя и ветра толстыми стеклами и, тем не менее, обоих колотила крупная дрожь. Сказывались усталость и голод - обедали в два часа, а теперь было почти девять. Заметно темнело. Нужно было спешно спускаться вниз и искать ночевку.

А вот и Марат с неизменным достоинством появился на гребне, сверкая в сумерках голыми коленками, и теплое чувство благодарности к нему поднялось у меня в груди. Молодец, Марат, он-то в горах в первый раз, ему всех тяжелее должно быть. Так и не уняв дрожи, я вылез вслед за Сережей из будки и, с трудом забравшись в седло, поехал на последний (как мне тогда казалось) подъем вокруг зубчатых стен башни.

И вот, наконец-то, спуск! Вожделенный спуск, когда тяжелый велосипед едет сам, а твое дело только руль поворачивать, куда захочешь, да на рычаги тормозов нажимать посильней. Однако в реальности долгожданный спуск оказался совсем не таким счастьем, каким представлялся на подъеме. Было уже почти темно, дождь сек лицо, застывшим пальцам не хватало силы сжимать тормоза на крутых участках. Промелькнула навстречу группа туристов на велосипедах, все в одинаковом снаряжении, с одинаковыми, закрытыми от дождя упаковками на багажниках. Где же они ночевать собираются, - мелькнула мысль, - не поедут же на спуск ночью? Но и для нас этот вопрос становился все актуальнее, тем более что спуск очень быстро снова сменился подъемом. Снова пришлось слезать с седла и толкать велосипед вперед, чуть не ложась на раму грудью. Подъем, сухое, почти уютное жерло туннеля, за ним опять подъем уже почти в темноте, как в кошмарном сне.

И тут я увидел, что справа к дороге выходит широкий кулуар, образуя небольшой цирк, метров сто в диаметре, по виду – дно растаявшего ледника, слабо наклоненное, с несколькими травянистыми площадками и небольшим озерцом-болотцем. Место для ночевки идеальное, и американцы уже ставили палатку на самом сухом пригорке. Нашлась площадка и для нас у самой воды. По меркам горного похода все было очень даже хорошо: место комфортное, дождь без снега, провиант у нас был в избытке.

Поставили палатку (видела эта палатка горы и повыше Альп!), натянули тент – вот тент у нас слабоват был для шального высокогорного ветра - просто кусок пленки, привязанный за углы веревочками. Залезли внутрь, переодели у кого что было сухое, зажгли газовую горелку (очень удобная вещь – кемпинг газ!). Я варил макароны, сидя на коленях у выхода из палатки, и это занятие отвлекло меня от эмоций. Сережа, скорчившись в комок, молча дрожал рядом, сразу убедив и нас и, видимо, себя, что ему станет хорошо, как только он поест горячего. Я тоже понимал, что, хорошо поужинав, мы втроем в одном конверте из двух соединенных замками спальников не замерзнем, если, конечно, не оборвет тент.

Совсем стемнело, машины давно уже не ездили, да и не видно было дороги с нашей площадки. На огромном пространстве только дождь и ветер, черные силуэты гор и такие же черные облака, как разбойники, торопливо пробегающие все в одну сторону через наш цирк. Ветер налетал злобными порывами, как это часто бывает в горах, с явным намерением оборвать наш хилый тент.

Но вот макароны сварились, Марат заправил их своим любимым соусом, поужинали, наконец, горячим, выпили чаю и залезли в спальный мешок. Тепло и сухо, можно вытянуться и забыться. Какая это неоценимая роскошь – лежать неподвижно, бессильно расслабив все мышцы! Но после такой нагрузки сразу расслабиться трудно, да еще ветер треплет и треплет пленку шальными рывками– маловатые мы, пожалуй, камни положили на растяжки. И действительно, дернул ветер посильней, повалил всю нашу конструкцию. Пришлось выскакивать из теплого спальника снова под дождь, в кромешной тьме выковыривать из ледниковой грязи новые камни, усиливать угловые крепления. И опять лежу и слушаю, как буйствует над нами непогода, как мечется над всем огромным пространством погруженных во тьму гор черный ангел проклятия! Смиренно уговариваю про себя рассвирепевшую стихию – Ветер, миленький, не дергай так сильно, обойди чуть-чуть стороной, пожалуйста! Полночи еще колотил он меня по голове отвязавшимся углом палатки, но я покорно терпел, не хотелось вылезать на холод, однако ближе к утру пришлось все же выползти – ветер стих, но усилился дождь, и стало немного заливать сбоку, надо было подтянуть тент.



Перевал Гроссглокнер, день второй


Утро встретило нудным дождем. Лохматые холодные на ощупь облака все так же деловито пробегали через нашу стоянку, то открывая, то снова закрывая вид на бугристое дно цирка, покрытое грязно-зелеными пятнами жухлой травы, скальный склон позади, небольшой снежник чуть выше нас под стеной. Болотце наполнилось дождевой водой и подступило совсем близко к палатке. Пора было уходить, но так не хотелось залезать в мокрые штаны, упаковывать под дождем сухие спальники и спальные вещи. Хотя бы небольшое окно, чтобы снять палатку и навьючить велосипеды! Но дождь все шел и шел на одной ноте. Часов в девять снялись американцы. Дальше ждать было бессмысленно.

В общем-то сборы под дождем – дело достаточно привычное и хорошо отработанное, но приятнее от этого оно не становится. Снимаешь с себя и прячешь в непромокаемые мешки сухие вещи, натягиваешь холодную, со вчерашнего дня мокрую одежду, складываешь в тяжелый сверток пропитанную водой палатку. Тент снимается последним, когда уже уложены и накрыты пленкой багажные сумки. Зато поневоле все делается быстро в надежде согреться на ходу. Возможность такая в этот раз присутствовала в избытке – дорога опять полезла в гору, и конца этому не было видно. Разве что профиль стал разнообразнее – здесь она искусно вписывалась в причудливый рельеф высокогорного плато, легко стлалась по гребням пустынных каменных гряд, плавно, но упорно набирая высоту. Давно уже ничего не росло вокруг, редкие жухлые клочки травы среди синевато-серой щебенки, мох, пятна снега на теневых склонах. Каменная пустыня.

Хорошо, что не стали дальше упорствовать вечером. Утром нам потребовалось еще больше часа напряженных усилий, чтобы дотолкать наши велосипеды до настоящего спуска. Подъем закончился туннелем. «Hochtortunnel» - было написано на аккуратной табличке - длина 311 метров, высота 2504 метра над уровнем моря. Сфотографировались по очереди под табличкой, держа в руках большой ком снега с соседнего снежника. Навстречу пронизывающему сквозняку выехали из туннеля на южный склон хребта. Дождь все шел, лежащая под нами долина была скрыта темно-серыми рваными облаками. Мокрый асфальт уходил вниз, казалось, еще круче, чем до этого поднимался вверх. Все тело болело после вчерашних перегрузок, першило в горле, мокрые пальцы застыли и сгибались с трудом. Меня охватила мелкая дрожь от мысли, что сейчас я сяду в седло и помчусь вниз по этой жуткой крутизне навстречу струям дождя и леденящему ветру. Хватит ли в руках сил погасить скорость перед виражем, послушаются ли замерзшие пальцы? Я начал бояться и тем самым - ослабшими руками и слезящимися от ветра глазами - заранее лишал себя шансов на удачу. Черный ангел проклятья победно трубил над моей головой, и я уже чувствовал себя обреченным, кроликом перед пастью змеи. Горы не любят слабых, не для робких и покорных такая дорога. Однако товарищи мои уже уехали вниз, пора было и мне.

И в этот момент ко мне подошел Ленц. Он был свежий и румяный, внимательный и заботливый. Он посмотрел на мои скрюченные руки и предложил свои теплые перчатки. Я с трудом натянул их на мокрые пальцы, но снова снял – побоялся, что в перчатках могу потерять рычаги тормозов. А спуск был такой, что стоило замешкаться с тормозом на пару секунд и уйдешь в свободный полет в эти серые облака за обрывом. Ничего, - сказал Ленц, – держитесь ближе к стене, я буду вас страховать снаружи. Я не понял, да и сейчас не понимаю, как можно страховать непредсказуемого водителя на таком спуске, но мне стало спокойнее, я почувствовал себя уверенней, хотя замерзшие пальцы все же плоховато слышали мои категорические команды сильнее нажать на тормоза перед очередным бессчетным виражем. И дорогу видел я плоховато – глаза слезились от ветра и холода, а дождь добавлял еще и свою порцию влаги. Шестнадцать километров спуска подряд, – сказал мне Ленц, – крутизна 16%. Он ездил здесь в сухую погоду, это легче, но все равно нельзя развивать большую скорость – очень крутые повороты.

Он действительно все время держался рядом со мной с наружной стороны дороги и, видимо, следил за моими руками, потому что через несколько километров спуска, как оказалось, при первой же возможности, он предложил мне свернуть с дороги на боковой съезд в небольшой кулуар, где, несмотря на дневное время, светился огнями (или так мне показалось?) придорожный отель.

Мы остановились под навесом у стеклянной стены кафе. По летнему легко одетые молодые люди болтали у входа, смеялись, выходили на дождь к своим машинам. А я не мог унять мерзкую дрожь где-то в самой глубине организма, хотя одет был как капуста (под полиэтиленовой накидкой прорезиненная куртка, анорака, рубашка, майка). Вытер слезы с глаз, размял руки. - У вас ручка тормоза упирается в руль, – объяснил причину остановки Ленц, – надо подтянуть тросик. Он быстро достал специально для этого приспособленные щипчики, ослабил тросик, переставил чуть выше фиксатор. – Колодки ближе к ободу будут. Попробуйте!- Я попробовал – ход у ручки стал меньше, тормоз хватал почти сразу. - Нормально, – сказал я, – спасибо! - Да вы попробуйте как следует! – не унимался хранивший меня Ленц. Руки мои уже немного отошли, и я нажал на рычаг в полную силу. Раздался звук лопнувшей струны, и ручка тормоза свободно упала на руль. Я бы вздрогнул и похолодел, если бы и так не дрожал как осиновый лист. На таком спуске на ходу остаться без переднего тормоза – лучше не думать! Оборванный тросик болтался свободно, видно было, что держался он последнее время на одной жиле!

Ленц снова полез в свой ремнабор, но я его остановил – есть у меня запасной тросик, родной, купленный для этого похода на Булаке всего за 10 рублей. И опять не я, а он, споро действуя своими двойными щипчиками, заменил порванный тросик на новый и предложил мне попробовать нажать. И опять, ничему не наученный только что пережитым страхом я небрежно подавил на упругую ручку, улыбнулся благодарно – порядок, поехали! Так упорно меня в этот день подстерегала беда, но и Ленц был не промах. Он сам положил руки на мой руль и резко нажал на оба рычага. И опять, на этот раз уже почти без звука оборвался новый тросик на переднем тормозе, только сорвавшаяся ручка жалко щелкнула о руль. Напаянная на конце тросика головка оказалась такой мягкой, что ее срезало при первом же серьезном усилии! Мы молча посмотрели друг на друга, покачали головами. И снова Ленц полез в свой ремнабор, достал свернутый в рулончик мягкий тросик, подтянул на этот раз тормоз так, что он держал даже при отпущенной ручке (ничего, к концу горы будет нормально!)

И снова вниз, снова этот бешеный спуск, когда уж он кончится! Навстречу дождю и ветру виток за витком с постоянным крутым наклоном. Главное успеть сбросить скорость перед виражем – изо всех сил жму на рычаги тормозов. Потом на несколько секунд можно ослабить усилие и – новый поворот. Слева голубовато-серая каменная стена, справа – обрыв, справа стена – слева обрыв. Впереди все больше открывается широкая речная долина с лесами, полянами и городами, но я вижу только дорогу и переднее колесо Ленца чуть сзади меня между мной и обрывом. Даже не заметил, как проскочили мимо Сережи с Маратом. Наконец, стало не так круто, виражи кончились, можно стало немного расслабить занемевшие от напряжения пальцы. Я поднял голову и осмотрелся. Дорога просматривалась далеко вперед, спускалась в долину с пологим уклоном, окруженная по сторонам полосами лугов, за которыми выше стоял лес.

Подождем товарищей,– предложил Ленц, он все успевал заметить. Остановились прямо на обочине, не слезая совсем с велосипедов. Подняли капюшоны курток – дождь все шел, несильный, но упорный. Еще на двое суток обещали в прогнозе по радио, - "утешил" Ленц. Значит, у него и приемник с собой есть, - подумал я, с интересом оглядывая его снаряжение. Он с готовностью, но без превосходства все продемонстрировал: герметичные сумки и сзади, и – поменьше - на передней вилке, ненамокающую карту-двухкилометровку на пленке, куртку из мембранной ткани, которая "дышит", но совсем не пропускает влагу снаружи, гидро носки из пористой резины внутри контактных туфель. Я похвалил его велосипед, пренебрежительно отозвавшись о своем, собранном из разной рухляди, но он меня урезонил, сказав, что внешний вид - не самое важное, что мой, может быть, лучше многих красивых, и что его машина тоже собрана по частям из доставшихся по случаю деталей, куртка осталась в наследство со времен, когда он работал почтальоном, а упаковки он переделывал своими руками. Так вот, стоя под дождем на асфальте у края дороги в ожидании товарищей, мы проговорили больше получаса.

Оказалось, что Ленцу тридцать лет (как моему младшенькому), но он все еще студент, так как учится сам, самому приходится зарабатывать и на жизнь и на плату за ученье. По той же причине пока не женат. Работой занимался разной, но наследственная и любимая профессия – столяр-краснодеревщик (и мой дед был искусный столяр). Любит путешествовать. По приглашению товарища по учебе почти год жил у него на родине в Африке (не то в Танзании, не то в Намибии), насмотрелся там на настоящую бедность и лишения, в Европе такого нет. Что же ты там делал столько времени? – спрашивал я его. - Да, в основном, столярничал, делал мебель. Жарко только очень днем, приходилось работать вечерами. По Европе Ленц путешествовал так же, как и мы, с палаткой – кемпинги – слишком дорого, за ночевку 10 евро платить – с ума сойти. Где-то на Балканах ждал его товарищ, а пока он ехал к нему в одиночку.

Ребята все не появлялись, я начал тревожиться. Обнаружились они в километре позади нас под крышей автобусной остановки. К этой поездке Сережа сильно обновил свой, купленный ему еще в отрочестве родителями велосипед, поставил колеса с двойными ободами и канавками для фиксации покрышек. Хорошие колеса, но сменить шину в полевых условиях стало проблемой. Шину он все же сменил, но надорвал край покрышки, пока снимал и потом тщетно искал ей замену по всем магазинам Австрии и Италии. Можно было ехать дальше, но дождь все шел, время было уже обеденное, а на остановке какая никакая была крыша над головой. Пригласили перекусить Ленца, но он отказался, помахал рукой и уехал. Когда я оглянулся, он уже пропал из виду: серое небо, сетка дождя, пустая дорога. Как привиделся - появился из ниоткуда наверху, проводил меня по крутизне вниз и исчез в никуда, ни фамилии, ни адреса, чтобы написать благодарные слова. Даже в имени я не уверен, кажется, он сказал «Ленц». Только теплое чувство осталось в груди. И эстафета помощи – теперь я обязан ее кому-то передать вот так же безымянно и безответно.

Пообедали, упаковались, я все оттягивал момент выхода из под крыши, все надеялся, что сменят небеса гнев на милость, не вечно проклятие, но, видно, правду сказал Ленц, что над всей Европой висит небывалый черный циклон и нет конца вылезающим из-за хребта лохматым тучам. Мерзли в мокрых как лягушки туфлях ноги, чуть отогревшееся под крышей тело вздрагивало от предчувствия новых потоков холодной воды. Вокруг дороги – луга с мокрой травой и напитанные водой леса. Если еще трое суток так – мне не выдержать, подумал я с тоской.

И вот мы снова летим вниз по залитому водой асфальту. По хорошей погоде дорога была бы прекрасной, длинные, не очень крутые спуски перемежаются горизонтальными выкатами с широкими мостиками через горные речки. По сторонам – луга, на них местами бревенчатые фермы или просто одинокие сараи, выше по склонам густые еловые леса, временами небольшие поселки у дороги. Но по такой погоде лучше бы - на подъем, чтобы согреться от работы. А здесь несешься вниз и плотный поток дождевых и дорожных брызг, как в веселом водном аттракционе, летит навстречу и потом стекает по мокрой одежде в раскисшие туфли. Но раз уж все равно едем, все равно мокрые, так надо хоть получить удовольствие от этой роскошной дороги, до которой так непросто добирались. И я жму на педали на спусках, врубив самую скоростную передачу - эх, где наша не пропадала, летим! Сережа, конечно, все равно впереди, но и я иду неплохо. Главное, Марат где-то рядом, едем без проблем.

Постепенно спуск снова перешел в подъем среди мокрого крупноствольного леса, взобрались еще на один невысокий перевал, на подъеме как-то незаметно согрелись. В дремучем лесу у дороги шикарный, европейских стандартов туалет с полотенцами и бумагой, положенными там, видимо, сегодня. Подъехала машина, элегантно одетый молодой человек выскочил и направился по дорожке вниз, но, обнаружив, что туалет занят, нетерпеливо затоптался на краю дороги. Я ему посочувствовал, уж если Марат добрался до удобств цивилизации, просто так не уйдет, не станет мыть голову, так хотя бы побреется. На перевальной точке на площадке перед отелем, одевая на спуск прорезиненную ветровку, я отметил, что дождь перестал, хотя мрачные тучи еще покрывали горы со всех сторон. Спуск оказался приятным: в меру крутым, без серпантина и резких поворотов и привел нас в просторную межгорную долину с множеством городков, железной дорогой и длинным лесопарком на берегу довольно большой и бурной реки Drau. Там, в парке на каменистой косе при слиянии двух почти одинаковых по ширине и свирепому нраву потоков мы нашли себе место для ночевки: сколоченный из толстых досок нарочито грубый стол с лавками, кострище со свалкой пустых бутылок, травянистую площадку для палатки. После горячего ужина и бутылки вина мы лежали в темноте палатки в теплом спальнике, слушали рев вздувшихся от дождя потоков и рассуждали о смысле жизни. Мы были из трех разных поколений, жизненный опыт и доминанты были у нас во многом различные, но мы еще слышали и могли понять друг друга (по крайней мере, мне так казалось).



Впереди еще два перевала


Утром все было мокрое вокруг, стоял туман, но дождь уже не шел. Какая-то тревожность была во всем окружающем, чувствовалось, что вся природа ждет, чем сегодня разразятся гневные небеса, а они хмурились в неопределенности, скрывая лик за густой дымкой, только взмутненные реки грохотали по камням угрожающе. Однако катилось легко. Дорога шла по дну долины вдоль реки среди полей и тополиных рощ. Со свежими силами по холодку быстро набирались километры. Не останавливаясь, проехали сквозь какой-то местный праздник (в понедельник!): на лужайке вдоль дороги нарядно одетый народ, машины, торговые точки. Постояли на мосту через Drau в Обердраубурге (Oberdrauburg) – у Сережи плохо держит чиненая шина, накачать бы сразу посильней, но тогда начинает вылезать из паза надорванный край покрышки. Однако пока едем.

Сразу за мостом дорога сворачивает вправо, в боковое ущелье – на юг. И сразу начинается подъем на перевал Gailbergsattel, высотой в 982 метра над уровнем моря. Однако от уровня реки подъем небольшой, порядка 300 метров по высоте, дорога прекрасна. Ровно намеренные петли серпантина изящно врезаны в лесистый склон горы. Мягкие линии дороги, как в легком танце плавно стремятся вверх и вверх, непринужденно лавируя между обросшими мхом стволами деревьев. Прекрасный вид на только что оставленный городок и всю широкую долину Драу открывается со смотровых площадок, на первой стоит даже большая подзорная труба, но в нее, чтобы посмотреть, надо бросить монетку. И в довершении всех прелестей оказалось, что склон позволяет ехать вверх на наших передачах (35:28). Все же ехать намного легче и эффективнее, чем идти и толкать тяжелый велосипед рядом с собой. Не хуже был и спуск. Восхитительный спуск по размашистому серпантину с крутыми виражами на выгнутых как в цирковом аттракционе поверхностях поворотов. Машин совсем мало, асфальт сухой, тормоза держат надежно.

Вот так и вышло, что, выехав со стоянки в 10 часов утра, мы к часу дня были уже в фешенебельном альпийском городке Кётшак-Маутен (Kotschack-Mouthen). В этом прелесть Европы для велосипедиста. Только что упирались изо всех сил на дороге между лесистых скал, и вот уже сидим на маленькой аккуратной площади перед высокой, из одних прямых линий кирхой с мемориальной доской на стене.  По одну сторону улицы – двухэтажные, но чрезвычайно респектабельного вида отели и блестящие стеклами витрин сувенирные магазины, по другую - тоже в невысоких домах магазинчики и кафе. Почти безлюдно. Благообразная старушка на лавочке перед собором, семья туристов идет осматривать внутренности кирхи. Ребята ушли звонить в контору «Eurolines» забронировать места в московском автобусе на вечер субботы 23 августа. Обязательно на субботу, чтобы использовать билет выходного дня и обязательно 23-го, потому что 26-го Сереже надо быть на работе. А я сижу на лавочке еще не остывший от прекрасного спуска и выжидающе поглядываю на небо – похоже, оно все же склоняется к тому, чтобы сменить гнев на милость и обогреть нас, наконец, теплым солнышком. И в душе моей рождается робкая надежда, что мы ушли от преследования, что проклятие наше осталось за перевалом, отстало от нас на сумасшедшем спуске, растаяло как грозовое облако под солнцем благословенной Италии.

Вот тут-то и появились из телефонной будки мои спутники, и еще издали я понял, что расслабляться рано. Человеку трудно бывает отказываться от своих планов и надежд, горечь разочарования в таких случаях требует выхода наружу, некого реального действия. Как раз таким действием и занимались мои спутники, тревожа убойными русскими словами опереточную площадь австрийского городка Kotschach-Mauthen в полдень 12 августа 2002 года. Еще издалека я понял, что мест на нужную субботу уже нет, и им ничего не оставалось, как забронировать места на день раньше. Но это подразумевало возвращение в Германию в предыдущее воскресенье, на неделю раньше запланированного. Таким образом, провидение еще раз круто поворачивало наши планы, теперь уже с юга на север.

Вот и выстрелило то ружье, что было повешено на стену в самом начале нашей истории. Но не было в моей душе ни торжества, что вышло по-моему, и в Рим мы не поедем, ни злорадства – ведь напоминал я Сереже несколько раз, что пора позвонить. Было жалко ребят. Я понимал, как болезненно крушение планов, тем более, когда винить некого. Было и чувство виноватости – в конечном счете, все-таки я старший, и возьми я сразу управление под жесткий контроль, как делал раньше, не вышло бы такого ляпа. Грустно и то, что настроение в группе было безнадежно испорчено. Увы! Растаяла в прошлом самая сладкая мелодия наших молодых походов – ощущение духовного братства соратников по тяжелому маршруту. А тут уж какое братство, лишь бы до рукоприкладства дело не дошло. В таком чопорном месте и за шум могут, наверное, в полицию потащить, этого нам только не хватало.

Если бы в такой ситуации да еще снег с дождем сверху, совсем было бы плохо, но, видно, и правда все же полегчало над нами, солнышко стало показываться в разрывах облаков, и на следующий перевал Plockenpap мы поехали уже в майках. И опять длинными прогонами врезанный в лесистый склон ущелья серпантин дороги, опять толкаем велосипеды руками, опять все глубже под нами долина, но простора нет, ущелье тесное - клиновидное пространство с полосой неба наверху. Толкаем свои велосипеды и час, и два, и три. Начали в Kotschnach с высоты около 700 метров, перевальная точка помечена на карте значком – 1360 метров, так что надо взять почти 700 метров непрерывного подъема. По длине пути это не много, всего около четырех километров, но движемся со средней скоростью чуть больше километра в час. Облака рассеялись, осталась белесая дымка, но воздух прохладный.

Ближе к перевалу начались тоннели, чем выше, тем длиннее. До этого я видел такие тоннели только в книжке "Стихийные силы природы". Мне тогда было, наверное, лет пять или шесть, я не так давно научился читать, время было послевоенное, детских книжек не было, а эту мать купила на рынке по случаю, и я рассматривал плохо пропечатанные картинки и читал надписи под ними про всякие страшные вещи: про вулкан Этна, солнечные протуберанцы, тайфуны в Японском море и лавины в Альпах. Вообще-то, я ее побаивался, космическим холодом веяло от ее серых страниц на мою неокрепшую душу, и многие картинки оттуда запомнил я на всю жизнь, в частности противолавинные козырьки на горных дорогах. И вот теперь больше чем через полвека я увидел их в натуре. Это даже не козырьки, а настоящие тоннели, глубоко врезанные в склон горы, у которых вместо наружной стены – столбики. Внутри – широкая дорога, есть искусственное освещение, но сбоку открыто и все время виден противоположный склон ущелья. Отчаянные велосипедисты на невесомых машинах очертя голову проносились по этим туннелям вниз, почти не касаясь тормозов, а мы, уже изрядно вымотанные, все толкали и толкали наших дромадеров мимо нескончаемых габаритных столбиков с отражателями - вверх и вверх. Сначала были тоннели длиной от поворота до поворота, но чем выше мы поднимались, тем они становились длиннее и разнообразнее. Последнему, казалось, не будет конца. Рядом за проемами в стене светило солнце, пятна облаков бежали по зеленому склону ущелья напротив, а здесь под бетонным потолком тянул ледяной сквозняк, далеко-далеко наверху светилось пятнышко выхода, откуда время от времени, как капли по желобу, скатывались вниз машины или велосипедисты. Уже не было сил толкать вверх это тяжкое железо, но остановиться отдохнуть (или хотя бы надеть ветровку) было просто негде. Грела надежда, что далекое пятнышко выхода может быть уже у самого перевала. Так оно и оказалось, причем на этот раз без оттяжек и долгих обещаний – сразу гребень и дальше спуск. Спуск в Италию!

На перевальной точке старая таможня с бетонным гребешком до середины дороги, а дальше объемистая двухэтажная постройка с вывесками по всем стенам на таком понятном итальянском языке: Ristorante, Cinzano, Caf;. Стоя на гребне, сделали два снимка: Сережа на фоне Австрии, с австрийского перевала Plockenpass - стеклянная будка таможни, выход из туннеля, высоковольтная мачта на фоне далекого лесистого склона, и я на фоне Италии с итальянского перевала Paco di Croce Callina Carnico - отель, телефонная будка, дорога, уходящая на спуск между гребнями гор. Италия. Однако, солнце светит не ярко и ветер свежий, замерз я до дрожи, хотя только теперь наконец-то высохли босоножки.



Италия


Приехал Марат, и мы ринулись вниз в Италию. Почти мимолетное впечатление: на одном из первых же виражей, заблаговременно сбавив скорость, никак не могу вписаться в свою половину дороги так, что встречная машина шарахается от меня на самую бровку. Проскочил и даже не вспотел от испуга, даже сердце вроде не забилось быстрей, а ведь не я – встречный шофер спас положение. Мелькнуло и прошло, но теперь уже и до ума дошло, что здесь – не Австрия, дорога совсем не та - уже, хуже покрытие, повороты чаще и теснее, тормозить перед виражом надо почти до нуля. Дрожь меня била, несмотря на одетую поверх рубашки ветровку, глаза слезились, а вокруг такой обворожительной красоты горы, такие прелестные пейзажи – глаз не оторвать. Я понимал, что опасно отвлекаться от дороги, ругал себя и одергивал, и все же не мог не смотреть. Надо бы остановиться, сесть на обочине и растаять взглядом в этой классически совершенной картине стройных вершин, одетых во все оттенки зеленого с темно-серыми пятнами скал на фоне белесой дымки неба. Может быть, это эффект самовнушения, а может быть потому, что выехали мы на солнечную сторону, но мне показалось, что за перевалом, в Италии горы изменили свой вид, пейзаж стал мягче и нежней, лесной покров светлей и кудрявей, невольно приходили на память картины итальянских художников и наших, писавших в Италии.

А кроме общего просторного вида в обе стороны довольно крутого ущелья, по которому спускалась дорога, чуть ли не на каждом повороте перед глазами возникали милые камерные пейзажи то играющего на солнце водопада, то увитой плющом скальной стенки с источником и каменной скамьей рядом, то призывно убегающего вверх в светлой зелени узкого кулуара с прозрачным потоком на дне.

Со всем этим в глазах, да еще со скрюченными от зябкой дрожи руками, ехать по такому извилистому спуску было, конечно, опасно, но спутники мои были уже где-то далеко внизу, и стадное чувство властно тянуло меня вслед за ними.

Я нашел их на окраине первого на нашем пути итальянского городка Timau, у супермаркета (в Италии это Supermercato) около бензоколонки. Из магазина не выходили они очень долго, я уже успел согреться на солнышке и заскучать. Вышли растерянные. Знакомство с итальянскими ценами повергло их в такой шок, что они даже вина не купили. Но не возвращаться же назад в благодатную Германию, проживем как-нибудь.

Время было уже около семи вечера, но солнце стояло еще довольно высоко. Дорога вышла из ущелья в широкую долину и шла вдоль реки, не петляя, прямо на юг. Ехали быстро навстречу довольно сильному ветру, но склон был сильнее, так что можно было крутить на самой высокой передаче (у меня 51:14). На перевале машин почти не было, а тут уже вместе с нами катилась под гору лавина разнообразного транспорта, оставались по сторонам маленькие городки и одиночные постройки и совсем уж вечером, когда солнце осталось только на третьих этажах домов, мы влетели в Толмеццо (Tolmezzo).

Первое знакомство с настоящим итальянским городом. Все так же, как и по всей Западной Европе. Неширокие, чистые, тщательно вымощенные улицы, трех-четырех этажные дома, построенные впритык друг к другу, но каждый со своим лицом, блестящие витрины торговых улиц, тишина и безлюдье на всех других. Нам надо было спросить кого-нибудь, как выехать на нужную дорогу, так для этого пришлось зайти в магазин. Несмотря на поздний час магазины были еще открыты. Зашли в спортивный, продавцы немного понимают по-английски, на фирменном бланке магазина нарисовали нам схему, как выехать из города, в которой мы запутались на первом же повороте. Сережа купил запасную камеру, раза в полтора дороже, чем на рынке в Сокольниках. Столько там соблазнительных, и, на первый взгляд, чрезвычайно полезных для велосипедиста вещей – глаза разбегаются, но остановишься у одной, посмотришь на цену, прикинешь про себя, какая от нее будет польза, и успокоишься – красивые излишества, в основном.

Дорогу, в конце концов, нашли, но не решена была проблема с водой. Моссоковский рекомендует в такой ситуации искать площадь у церкви. В сгущающихся уже сумерках свернули с дороги в поселок и снова запутались в узких улочках. Главное, и спросить-то некого, пусто везде. Наконец, наткнулись на молодого мужчину, загонявшего машину в открытые ворота дома, тут же в дверях жена с ребенком. Они налили воду в наши мятые бутылки и на прощание стали объяснять, как вернуться на дорогу, но, видимо, и сами поняли, что инструкция получается слишком длинная, и женщина послала мужа проводить нас. Не пешком, разумеется, итальянцы, по-моему, вообще не ходят пешком дальше порога дома. Муж ехал впереди на своей машине, а мы изо всех сил старались от него не оторваться. Вот, наконец, выезд из поселка, наш провожатый помахал нам рукой, и мы покатили уже в полутьме дальше одни. Свернули по первой же узенькой дорожке в лес, на спуск. Поплутав между кустами, выехали к ручью. Похоже, это было место воскресного отдыха местных жителей: целый лабиринт каменистых дорожек в одну колею и в тупиках – маленькие лужайки. Первая ночевка в Италии: тихо, тепло, вежливые комары, небо, подсвеченное огнями городков, с чуть видными звездами. Устали. За день накрутили 84 км. Это не так уж мало, если учесть два перевала с общим набором высоты почти километр. Марат приготовил купленные еще в Австрии макароны и, увы! - к ним в этот вечер был только чай. К тому же товарищи мои никак не могли успокоиться после неудачи с билетами – грустная получилась первая ночевка в благословенной Италии.

И вот мы едем по Италии. Я все время напоминаю себе, что это не какой-нибудь банальный маршрут от Казани до Борового Матюшина. Ощути, ты едешь по Италии! Мне кажется, как-то по-другому, радостней должно биться сердце, глаза наслаждаться бесконечной сменой настоящих итальянских пейзажей, легкие слаще чувствовать южной горный воздух. Но нет, все - как обычно. Из настоящих гор мы уже выехали, они стоят сзади бледным миражом, почти неотличимые от повисших над ними облаков. Но речка слева от дороги еще горная – быстрая и прозрачная, на каменистом дне играют солнечные блики. И дорога местами снова начинает сгибаться в петли и лезть вверх по каменистому склону среди густой зелени. Небо над нами безоблачно. Жарко. Наконец-то жарко!

Дружно останавливаемся у источника на краю городка: из скалы струя падает в каменную раковину, над источником в стене фигурка девы Марии с веночком из искусственных цветов. Можно и попить, и поплескаться. Марат моется с мылом до пояса и прикидывает, не устроить ли помывку по полной программе, но на дороге появляется группа юных велосипедистов и велосипедисток. Их здесь много встречается на этих живописных, гладких, очень разнообразных по профилю дорогах. В основном, молодежь на хороших шоссейных велосипедах в фирменных майках, перчатках и касках, в одиночку и группами. Есть у итальянских велогонщиков резерв, в этом можно не сомневаться.

Замечательные городки в этих предгорьях. Узкие горбатые улочки, дворики отделены от дороги каменной стеной как в среднеазиатских кишлаках, просторные веранды, увитые ползучей зеленью, глядящие с веранд на палимый солнцем асфальт спокойные старики. Мы лезем в гору по этой жаре, крутим педали, беспокоимся, как поменять доллары на евро, где заночевать, как не опоздать на автобус, а у них за стеной совсем другая жизнь, другие слова, представления о мире, об этой вот горячей дороге. Хотелось бы остановиться, слезть с велосипеда, войти с солнцепека в тень дворика, пожать руку, поговорить о детях, о здоровье, о том, что все подорожало с переходом на евро. Меня всегда мучила эта неполнота контакта, хотелось достучаться, посмотреть ближе, обнять крепче, пока я не понял с грустью, что человек заперт в себе, и полное слияние невозможно ни с другом, ни с женщиной, ни с природой. И я научился радоваться хотя бы тому, что увожу с собой этот спокойный взгляд незнакомого старого итальянца, рисунок его коричневых рук на темном дереве перил веранды. Это тоже встреча, мой мир стал больше на одного человека и его, я надеюсь, тоже.

Ближе к обеду дорога стала пустеть, и после часу дня мы оказались на раскаленном асфальте одни в окружении бесконечных кукурузных полей. Уютные места вдоль прозрачной речки давно остались позади, но Сережа все гнал и гнал вперед, намертво влитый в седло и только майка у него на спине трепетала как флаг. Я понимал, досада и не смирившаяся надежда висели над ним грозовым облаком, гнали его неустанно на юг, в сторону вожделенного Рима. И закусив удила, он крутил и крутил по полдневному зною, по обезлюдевшему в часы всеобщей фиесты асфальту все вперед и вперед.

Только в два часа дня с трудом удалось остановиться на обед под мостом у реки, на стометровой ширины каменном пляже. Горячая ярко белая пустыня пляжа, холодная, градусов 15, прозрачная вода, кусты на том берегу, кусты и кукурузные поля за пляжем – на нашем. Без единого облачка синее небо над головой – небо Италии, на открытом месте солнце прямо давит, глаза болят от яркого света, но под мостом тень и свежий ветерок. И полное безлюдье вокруг. По-хорошему, здесь бы остаться до утра, постираться и отдохнуть, полежать на горячих камнях, искупаться в речке. Но Сережа мрачен, все время посматривает на часы, чтобы вовремя начали собираться – в четыре старт. Хотя бы до пяти посидеть, самый зной в четыре, но я молчу и тороплюсь разложить на горячих камнях мокрые еще с альпийских ночевок вещи. Палатку растягиваем на стойках, чтобы быстрее сохла, тент прижимаем камнями, чтобы не унесло ветром. Хорошо бы поставить погреть на солнышке воду, чтобы теплой вымыть голову, да уж некогда, два часа пролетают, как один миг.

И опять мы катим изо всех сил по знойной пустой дороге, мимо кукурузных полей, высоких бетонных заборов, промышленных зданий, лесонасаждений и оросительных каналов. Прекрасная дорога в четыре полосы с разделительной стенкой посередине, прямая и гладкая, километр за километром утомительно одинаковая, как только что с конвейера, сбоку отчерчена широкая полоса для велосипедистов, дальше глубокая канава, чтобы нельзя было съехать в поле где попало. И в это время практически пустая, машины совсем редки. Обогнал нас велосипедист, пожилой в майке и шортах простоволосый на легком велосипеде без багажника. Сережа за ним увязался, держался несколько километров, потом отстал – тяжело на груженом велосипеде, тот едет очень динамично. Километры по такой дороге даются сравнительно легко, но ехать скучно и устаешь от однообразия.

К вечеру приехали в Одецо (Odezo). Город довольно большой, с железнодорожной станцией, с длинным одноэтажным пригородом. На въезде зашли в супермаркет, в первый раз в Италии по настоящему отоварились. Продукты пугающе дороги, непривычные, совершенно неожиданные цифры. Особенно дороги мясные изделия, обычная наша еда – сосиски. Сыр вдвое дороже, чем в Германии, колбаса – вчетверо. Самый дешевый хлеб – доллар за килограмм. Даже вино в Италии дороже, чем в Германии и Австрии. Говорят, на юге уровень жизни ниже и ниже цены, но здесь нам как-то сразу стало неуютно. Однако есть-то надо. Купили макароны – они сравнительно дешевые, соус, салат, сыр. Марат, несмотря на свое слабое зрение, в бесконечных лабиринтах полок супермаркетов ориентировался моментально, все видел сразу. Вина купили даже две бутылки - не смогли выбрать между белым "Пино" и красным "Каберне".

С покупками провозились, как всегда, довольно долго и из города выезжали уже на закате. И снова Сережа, упрямо сжав губы, рвался вперед, а я ворчал про себя, проезжая мимо подходящих, на мой взгляд, для ночевки мест и уж совсем в сумерках с трудом уговорил свернуть с асфальта на нырнувшую в боковые заросли тропу. Через лесную полосу и болото добрались до виноградника и остановились у кустов, густо закрывавших топкий берег оросительного канала. Место было замусоренное и неуютное, с неприятным запахом – видимо, чем-то опрыскивали виноградники. Кусали комары. Сережа был мрачен и донимал Марата упреками. Тот привычно огрызался. И хотя бутылки были выпиты обе, мира под благословенным небом Италии так и не наступило. Видно, зря я надеялся уйти за перевалы, свое проклятье мы привезли с собой.



Венеция.


Так рано, как в это утро, мы еще не выезжали. Под хмурыми взглядами Сережи Марат собрался меньше, чем за час. Полдевятого уже двинулись через болото и лесную полосу к дороге. Солнце стояло еще низко на чистом небе, и высокая трава сплошь была покрыта крупными каплями росы, так что вылезли на асфальт до колен мокрые. Вчерашняя дорога, широкая и прямая все чаще стала заезжать в невысокие городки, просторно построенные, с широкими тротуарами, скверами и парками. Внешне они явно отличались от южно-германских и австрийских. Шире улицы, не так парадны, менее заметны фасады домов, больше зелени, людей, суеты. Сережа гнал и гнал впереди. До Венеции оставалось несколько часов езды, и можно было бы так не торопиться, но это я ехал в Венецию, а Сережа-то ехал в Рим и наша скорость его категорически не устраивала. Я терял его из виду, путался на развилках, в каком-то городке мы разминулись и долго искали друг друга, а когда все-таки встретились у большого сквера с фонтаном, два дня мучивший всех нарыв, наконец, прорвало бурной сценой с жестким выяснением отношений, вполне в духе классического итальянского кино. После чего всем стало легче, а тот урезанный план поездки, который сделался очевидно неизбежным после бронирования мест в автобусе на пятницу, стал молчаливо признанным планом нашего дальнейшего маршрута. Ничего не изменилось по сути дела, просто гроза отгремела, и на нашем небосклоне опять робко засветило солнце. Набрали воды в бутылки из фонтана – противная вода с каким-то мыльным привкусом, и поехали дальше по оживленной дороге почти так же быстро, как и раньше, но не так нервно.

По мере приближения к морю промежутки между городками вместо кукурузных полей стали заполняться роскошными виллами, окруженными холеными парками за каменными стенами с глухими воротами и сторожевыми телекамерами. Мы остановились пообедать, свернув на боковую дорожку к такой вилле и разложив свои пакеты и бутылки на каменных тумбах по обеим сторонам въезда. Стометровый въезд весь был затенен кронами посаженных по обе стороны старых деревьев, под ними прохладно блестела вода арыков, окна виллы за стеной закрыты ставнями, никаких признаков жизни. Мы и чувствовали себя совершенно свободно, пока с магистрали не свернула дорогая машина, остановилась, водитель некоторое время смотрел на нас сквозь открытое окошко спокойно и брезгливо, жестами показал, чтобы мы не оставляли здесь свой мусор, и не спеша покатил дальше по абсолютно гладкому асфальту, причем ворота открылись перед ним сами так, что машина въехала внутрь, не сбавляя хода.

А мы с трудом одолели упаковку национальной итальянской пищи - паленты - нечто среднее между вчерашней манной кашей и крутым овсяным киселем. Очень она была рекомендована Моссоковским. Действительно, вещь дешевая, но и замечание его, что блюдо это не понятно в каком виде съедобно, тоже вполне подтвердилось - с аппетитом у нас проблем не было, но только предупреждение из машины не позволило нам выбросить остатки в воду.

Вот и появилась Венеция (Venezia) на дорожных указателях. Как на ракетном старте обратный отсчет: 20 км, 10 км, 5 км. Дорога давно уже превратилась в сплошную улицу, затем начались гигантские многоуровневые с развилками наверху развязки - главное, не потерять нашу дорогу - и, наконец, мы вылетели на широкую дамбу Pente della Leberta. Море с обеих сторон утыкано какими-то кольями, слева еще одна дамба и по ней бегают электрички, а что впереди, пока не разобрать, не до этого пока. Вслед за Сережей я вылетел на автомобильную полосу, слевавплотную проносятся машины, справа за заборчиком вдоль железных перил дамбы идет совершенно пустая велодорожка, но вход на нее мы уже пропустили (Сережа принципиально не ездит по велодорожкам – с машинами быстрей!), а в любом месте не свернешь – загорожено. С досадой отмечаю, что прозевал и следующий въезд, так и едем до конца в общем потоке транспорта. Дорога выходит на широкий мост, а потом как в каменную трубу ныряет в узкий кривой спуск без тротуаров между высокими бетонными заборами. Я пугаюсь этого полутуннеля, шарахаюсь вбок, вылетаю на начало железнодорожной дамбы. Через незапертую калитку в заборе, мимо мастерских, через запасные пути мы выбираемся, как партизаны, на перрон, а оттуда уже и на площадь перед вокзалом. Вот она – Венеция. На просторных ступенях перед зданием вокзала сидят на солнышке люди с рюкзачками, с сумками, жуют бутерброды, рассматривают путеводители, смотрят на живописную толпу, которая течет вдоль большого канала (Canal Grande), цветной струйкой перетекает через высокий горбатый мост на другой берег. На машине сюда не заехать – все пешком, это непривычно. Велосипедистов здесь тоже нет (и я скоро понял, почему).

Мы договорились с Маратом, что встретимся на этом же месте у вокзала в шесть часов вечера, и отправились вдвоем с Сережей осматривать город. Мы с ним уже много разных городов осматривали, в том числе и Париж, но сейчас нас ждала уникальная, ни на что не похожая, на всех языках прославленная Венеция, и мы оба были в радостном возбуждении, погружаясь вместе с празднично настроенным потоком людей в мир, про который столько слышали и читали. Сначала у нас не было плана города, но затруднений с выбором направления не возникло, большинство туристов двигалось вдоль канала влево и дальше по довольно широкой и многолюдной улице с множеством магазинов, ларьков, книжных и сувенирных киосков. Карту купили у вьетнамцев, мне показалось, что уличные торговцы в основном из Восточной Азии. А поток туристов – со всего мира. Как и по всей Европе, много японцев, есть китайцы, полно немцев, часто звучит испанский в устах людей с самой разной внешностью, видимо, от Мадрида до Буэнос-Айреса.

Молча улыбаюсь вслед трем полновесным русским бабам, со смаком, на всю улицу обсуждающим местные порядки. Два наших бизнесмена, вполне респектабельного вида выражаются, однако, как не стали бы, наверное, на улицах Москвы, но здесь их откровенности никого не трогают. При этом почти никакой экзотики в одежде, даже у женщин – на всех одни и те же майки, брюки, шорты, реже – платья. Такое впечатление, что я уже видел эту толпу в Париже и в Праге, и в Зальцбурге, а теперь вот их привезли сюда в Венецию, и мы снова встретились.

Ведя рядом с собой свои груженые велосипеды и озираясь по сторонам, пересекли площадь Santa Geremia. Вот и первый поперечный канал – Canale Cannaregio, а через него горбатый мостик: 10-12 ступенек вверх, несколько шагов по верху и столько же ступенек вниз. И тут я обнаружил, что могу поднять своего коня только с предельным напряжением всех моих сил, оперев его рамой на бедро и подтягивая на каждую ступеньку по отдельности. Мне стоило довольно больших усилий перебраться на другую сторону канала, но скоро улицу пересек второй канал, еще скорее – третий.

За первым мостиком улица совершенно изменила свой вид, стала такой узкой, что я с велосипедом занимал почти весь проход. Позже, уже на фотографии, я намерил чуть больше двух метров между стенами противоположных домов. Яркий солнечный день остался где-то на почти невидимых верхних этажах, поток людей теснился, как в метро. Никаких указателей маршрута не было, только редкие и малопонятные, не соответствующие купленному глянцевому плану таблички с названиями. Но поток туристов, не спеша, двигался в каком-то одном направлении. В сущности, на большей части пути свернуть было просто некуда, зачастую от перекрестка в стороны вместо улицы уходил такой же узкий канал, и двери домов выходили прямо к воде, так что в некоторых вода заплескивала внутрь, когда мимо проходила моторная лодка. Но даже если поперечный переулок был с каменной мостовой, в большинстве случаев он был так пуст и мрачен, облупленные стены и закрытые покоробленными ставнями окна смотрели столь неприветливо, что ноги сами поворачивали за толпой, туда, где красивые фасады домов и оживленные магазины.

Целью нашего похода была, конечно, площадь Св. Марка. Куда-то в том направлении и вели ненавязчиво праздную толпу вызолоченные фасады и блестящие витрины. И все-таки мы заблудились. Маршрут вывел нас к мосту Ponte Rialto на Большом канале. Через Большой канал всего три моста: один у вокзала, один перед выходом канала в лагуну, а третий Ponte Rialto, самый большой и красивый – посередине, в самом центре города-острова. Он действительно красивый, с двухэтажной крытой галереей, смотровыми площадками, с высоким изящным сводом над темно-голубой водой канала. Своим пряничным стилем он напоминает парадные крылечки древнерусских теремов. И хотя ступенек в нем до нижней смотровой площадки значительно больше обычных десяти-двенадцати, я не пожалел, что залез туда из щелеобразной улицы. Душа радовалась просторной картине широкой водной эспланады со стенами домов, уходящими прямо в воду.

Большой канал – это как Невский проспект в Питере, вдоль него расположено большинство дворцов и причалов, по нему оживленное движение прогулочных теплоходов и катеров. Дома четырех, пяти, есть даже шести этажные, с "венецианскими", полукруглыми окнами и стройными пилястрами в высоком бельэтаже – видимо, там парадные залы. Соседние дома хотя и торчат фасадами вперед по-разному, но боками плотно прижаты друг к другу так, что образуют сплошную стену канала. От моста метров на двести по обеим сторонам канала в сторону лагуны есть узенькие набережные. По ним можно пройти к многочисленным плавучим пристаням и просто причалам для катеров и гондол. Причалы представляют собой частоколы из двух рядов по пять-шесть высоко торчащих из воды ошкуренных бревен. Иногда к ним прибита пара продольных брусьев, а рядом уходит в воду пологий деревянный трап. У плавучих пристаней швартуются низенькие крытые прогулочные теплоходики, такие, как возят туристов по рекам и каналам Питера или Парижа. А гондолы, все одинаково покрытые снаружи черным лаком и красные внутри, втыкаются прямо между бревнами частокола, высаживая пассажиров на деревянные сходни.

По другую сторону от моста набережных нет, стены домов вертикально уходят в воду канала и, что самое удивительное, нет даже специально оборудованных причалов у парадных, кроме веревочных перил, – просто двери, выходящие прямо к воде. Это не город, построенный на каналах, как Питер или Амстердам, это город на воде, как будто здесь жили бобры, естественно себя чувствующие в обеих стихиях.

Удивительный цвет воды в узких каналах, куда солнце попадает только полосами и пятнами сквозь разрывы между крыш поднимающихся прямо из воды домов. Ярко освещенные стены на одном берегу резко контрастируют с почти черными теневыми, часть поверхности воды отражает сияние стен, переливается и бликует так, что больно глазам, и невозможно судить о цвете, а теневая, резко отделенная часть глубокого темно-голубого цвета, как будто по играющей мелкой рябью поверхности тонким слоем разлита масляная краска цвета апрельского неба.

Удивительная тишина и запустение в боковых переулках. Почти все стены в пятнах облупившейся штукатурки, видны кирпичи и известковые швы, нижние окна с фигурными решетками, верхние – с деревянными крашеными ставнями. Почти везде ставни закрыты, а если нет, то изнутри задернуты занавески так, что создается впечатление необитаемости. Но коричневые черепичные крыши, там, где видны, целы и на них полно антенн, в том числе есть и спутниковые тарелки.

Пока я, напрягая последние силы, затаскивал свой велосипед на Большой мост, пока сквозь суетливую толпу туристов протискивался назад к громадному собору San Salvatore, вплотную зажатому окружающими домами, я потерял Сережу. Подождал его некоторое время в узком переходе, где мы были вместе в последний раз. У меня уже в глазах рябило от бесконечного потока болтающих, жующих, фотографирующих туристов, меня угнетали вертикальные стены на расстоянии вытянутой руки, от которых никуда было не уйти, я устал, был голоден, и настроение мое от уровня предвкушения праздника упало почти до отчаяния.

Я попытался выйти на площадь Св.Марка один, план города у меня был, мое достаточно тренированное чувство пространства говорило мне, что мы двигались в нужном направлении и цель должна быть где-то близко, но мне никак не удавалось определиться, не было на моем плане тех названий, которые я читал на уличных табличках. Черное проклятье кругами водило меня по этим тараканьим щелям, я мучительно переваливал свою неподъемную машину через горбатые мостики, и все желания во мне умирали, кроме одного, как мне казалось, уже почти нереального – вернуться назад к вокзалу. Я пытался спрашивать проходящих мимо туристов, стоящих в дверях продавцов магазинов, но большинство отделывались пожатием плеч, другие тыкали пальцем в заведомо неподходящие места на карте. Наконец, гондольер, театрально наряженный жирноватый цветущего возраста мужчина ткнул мне толстым пальцем в угол кольцевого канала на карте – здесь! Но даже после этого я еще дважды, сделав круг, возвращался в это место, и не было уж у меня сил искать площадь Св.Марка, а только бы выбраться живым из этого лабиринта!

Я был на этом месте уже в третий раз и еще раньше заметил, что часть народа толпится на причале, но многие уходят под своды открытой галереи в стене противоположного здания, и поток людей туда вроде бы не компенсируется обратным потоком. В последний раз пошел туда и я, просто потому, что туда была ровная дорога без ступенек. Пройдя под сводами галереи, вместо ожидаемых внутренностей здания я увидел праздничный простор площади Св.Марка!

Ярко светило солнце в голубом небе, в предвечерних лучах, как юбилейный торт светился и таял дворец дожей - великолепное и странное для католической страны сооружение, скорее магометанское по прихотливой округлости линий, богатству и роскоши бесчисленных деталей, но и готика в этом лице, в этих стрельчатых башенках, несомненно, присутствует, и еще мне упорно казалось, что есть в нем что-то русское, простодушно радостное, вызывающе непородистое, наследованное от игривой архитектуры деревянных теремов. Это чувство усиливалось общей пренебрежительной неправильностью всей планировки, косыми углами площади, скупо-готической колокольней напротив сказочно-затейливого дворца, слишком узкой набережной с множеством черных, как рояли, гондол, привязанных прямо к вбитым в дно высоким и кривым деревянным кольям.

Я вышел на площадь, и все мои несчастья в миг растаяли перед радостным ликом этого удивительного места. Нашелся и товарищ мой Сережа, вместе мы прошли не спеша вдоль колоннады галерей аббатства (Abbazia della Missricordia), мимо квадратного столба колокольни на набережную лагуны. Сережа фотографировал, а я просто смотрел по сторонам, на дворец, на разноцветную толпу, на синюю воду мелкой зыбью набегающую на плиты площади, на близкий остров - на нем еще одно аббатство с колоннами, куполами, длинной, похожей на лондонский Биг Бен гигантской колокольней и двумя совсем мусульманскими минаретами позади.

Удивительно, что за народ здесь жил, кто и зачем выстроил этот огромный город, этот витиеватый сказочный дворец, радость творчества или каприз прихотливого сатрапа были двигателем этой ушедшей жизни? Чем жили эти люди? Страх так спрессовал их улицы или желание быть ближе друг к дружке? Во всяком случае, такой город построил великий народ, какая-то общая идея воодушевляла этих людей, оживляла камни, наполняла сердца этих людей желанием строить, плавать друг к дружке на лодках, веселиться на карнавалах.

Идея была и растворилась во времени. Давно нет и строителей, а камни остались. Остовы прежней, бурной жизни, ветшая, медленно погружаются в мелкие волны лагуны. Еще сохраняют прежний вид подмазанные фасады вдоль экскурсионного маршрута, лакированные "под смолу" гондолы, неизменные голуби на площади Св.Марка. Но идея, похоже, давно исчезла, исчезла та, своей удивительной жизнью жившая цивилизация, и теперь бесцеремонные туристы оглядывают эти улицы, как фешенебельные памятники на мемориальном кладбище.

Умиротворенные, медленным шагом возвращались мы к вокзалу по располовиненным резкими предвечерними тенями улицам. На углу музыкант играл сразу на трех инструментах: руками, ногами и ртом, старик болтал с продавщицей у магазина, со скукой поглядывая на туристов. Дело было сделано. Как и мечталось, мы проехали из Германии через альпийские перевалы в легендарную Венецию, прошлись по площади Св.Марка, посмотрели на голубую лагуну. Сережа купил в кафе горячую пиццу за один евро на двоих – попробовать, а потом по стаканчику мороженного в вездесущем Макдональдсе. На сегодня все мостики были уже позади, и мы шли, не спеша, как дети с ярмарки, полные впечатлений, усталые и довольные.

Сидя на ступенях вокзала на вечернем солнце ждали Марата. Сережа успокоился после утренней вспышки, огорчение его перегорело в дневных трудах и впечатлениях. Мы заново обсудили ситуацию. Я считал, что возвращаться через Германию в пятницу для меня слишком дорого. На германских железных дорогах в будний день сто километров пути стоят около двадцати евро. До Магдебурга от южной границы пятьсот километров по прямой, это уже сто. Да и сам бросок в Рим не дешевле обойдется. По прошествии времени мне и самому эти резоны не кажутся убедительными. Конечно, под этим просто скрывалось мое нежелание ехать по жаре и вечному транспортному недосыпу в суету этой туристской Мекки, высунув язык, маяться на забитых людьми и машинами улицах. Я плохо переношу жару и не люблю толпу. До казуса с билетами я, было, смирился с тем, что мне придется на этот раз потерпеть все это в качестве платы за альпийские перевалы и Венецию, но добавлять еще и такие деньги казалось мне совершенно неприемлемым.

Однако в случае раннего возвращения в Германию нужна была какая-то новая идея, чтобы не сидеть эти дни на вокзале в ожидании автобуса. И она была – эта идея, была давным-давно, даже карта у меня была припасена дома (к сожалению, я не взял ее с собой, но откуда же я мог знать, что так повернется наша судьбина!) Было давнее желание проехать хотя бы немного вдоль причудливо изрезанного морем северного побережья Германии, дыша морским ветром и тая глазами в спокойной голубой дали. Так и решили: вернемся к австрийской границе поездом, Альпы пересечем своим ходом, а в субботу (чтобы день оставался в запасе) пересечем Германию на электричках от южной границы до самой северной точки балтийского побережья и оттуда уже, не спеша, поедем своим ходом в Магдебург. Вот так во второй раз без всяких усилий с моей стороны судьба повернула наш маршрут в русло исполнения моих затаенных желаний.



Киноккио


Но и здесь, в Италии еще не все доступные цели были достигнуты. Ведь единственной с самого начала общей целью было море, купание в теплом южном море. Однако, купающихся в Большом канале или на площади Св.Марка мы не видели. Венеция расположена на островах внутри лагуны, отгороженной от открытого моря длинными косами. Чтобы выбраться к морю, надо либо по местным "желтым" дорогам обогнуть лагуну с севера и тогда можно выбраться на самый край узкой северной косы, либо ехать на юг по прямой "красной" дороге, где между двумя лагунами есть открытый участок побережья. Мне больше нравился тихий северный вариант, ребята настояли на южном.

Заночевали, едва съехав с дамбы, на перекрестке трех больших дорог на поляне, окруженной густыми придорожными посадками. Оранжевые криптоновые фонари всю ночь бессонно светили в палатку, сновали машины со всех сторон, но никто нас не беспокоил. До нас уже кто-то оценил укромность этого места – в густых зарослях я обнаружил спрятанный велосипед. По конструкции он был совсем новый, с переключением передач вращением ручек, мощными тормозами на раме и регулируемым багажником. Было видно, что стоял он в кустах уже давно, больше года, довольно толстый ствол успел прорасти сквозь раму. Но все на нем было в порядке, даже шины спустили не совсем – бери и едь. Массу моральных проблем принесла мне эта находка. Взять его было можно, ясно было, что его бросили, скорее всего, спрятали ворованный, да и забыли. Но на двух не поедешь и на багажник его не положишь. А оставить своего старика с его дареным Марселем передним колесом и батюшкой собранным из частей со всего света задним, с седлом, купленным еще в первом германском походе и заклеенным после падения во французских Альпах, бросить его, любимого, отлаженного, в чужой стране, в кустах у венецианской лагуны душа не позволяла. Да и рама у найденыша "женская", и размер чуть поменьше, для внука была бы идеальная машина. Можно, конечно, свинтить с него какие-нибудь детали, переключатель хорош, вполне подошел бы для велосипеда сына. Багажник у меня совсем согнулся от нынешних нагрузок, тормозные колодки надо бы заменить. Но разбирать на части целую машину, это все равно, что от живого тела отрезать органы для пересадки, как овечку резать ради шкуры. Не лежала у меня душа к этому делу, как-то стыдно мне было это сделать. Однако ребятам находку я показал, и пока я делился своими моральными нюансами, Марат достал инструменты и очень споро, со знанием дела начал свинчивать с бедняги все ценное, что было на нем навешено. Снимал и бодро приговаривал, что дело это, конечно, грязное, и не только грязное, но и опасное – вот нагрянет полиция, спросит – откуда велосипед, краденный, конечно? Я понимал, что все это глупости – про полицию, тем не менее, в ситуацию вживался и чувствовал себя неуютно, а Марат тем временем упаковал аккуратно в мешочек переключатель и взялся за тормозную систему. Возьмите хоть багажник – пожалел меня Сергей, но теперь все это выглядело совсем уж брезгливо. Тем не менее, я всю ночь проворочался неудовлетворенный, а утром робко намекнул Марату, что переключатель я, пожалуй, все-таки возьму. Но не тут-то было! Оказалось, что этот переключатель по конструкции совершенно не подойдет к моему велосипеду и вообще он уже так далеко упакован, что его невозможно достать. Спасибо, Марат! Только тут мне стало совсем легко, стряхнул, наконец, хоть и не без посторонней помощи искушение жадностью.

И очень кстати. Потому что этим утром мы взялись считать деньги, а когда начинаешь их считать, всегда кажется, что тебе приходилось платить больше всех. До сих пор демократия в нашей группе была такой полной, что не завели даже общественного кошелька, а просто собирали чеки с указанием, кто платил. Но такая практика породила сложную систему записей и взаимозачетов. Маршрут на ближайшее время определился, пора было и здесь навести порядок. Считали профессионалы, были привлечены все правила двойной бухгалтерии, поэтому дело затянулось почти на два часа самого ценного утреннего времени (я-то по-дилетантски полагал, что в полчаса управимся!) Оказалось, что за десять дней пути каждый истратил на общественные нужды по пятьдесят евро, по пять евро в день на человека – можно было бы и скромнее, но и это не много. Сложили в общий мешочек еще по 40 евро на общие платежи, теперь будем тратить оттуда.

Выехали со стоянки только в 10 часов солнечного жаркого дня и очень долго не могли выбраться из гигантских дорожных развязок города Mestre – береговой части Венеции. Дважды, сделав бешеный круг по горбатым мостам и дамбам, возвращались почти к месту ночевки, пока парень с девушкой не показали нам заштатную дорожку в глубь промышленной зоны, которая, постепенно расширяясь, вывела нас на широкую и прямую, с идеальным асфальтом и отчеркнутой по краю полосой для велосипедистов "красную" дорогу номер 309, помеченную на карте как туристический маршрут. Пейзаж вполне украинский: в бескрайней степи под жарким солнцем стеной стоит вдоль оросительного канала трехметровая кукуруза, слева из-за лесополосы местами голубеет вода лимана, в стороне от дороги поселки с сараями и сельхозмашинами на открытых площадках. Машин на дороге не очень много, ездят быстро, проносятся мимо, как болиды. Быстро и почти без остановок ехали и мы – слабый ветер дул в спину. Пятьдесят километров до Киноккио (Сinoggia) пролетели меньше, чем за 3 часа. В конце дрогнуло у меня тревожно сердце – выехали мы на совершенно такую же дамбу, как вчера в Венеции. Такая же с торчащими кольями лагуна, похожий пейзаж впереди – неужели сделали круг и сейчас прикатим снова к венецианскому вокзалу! Но сходство было только местным, дальше оказался респектабельный курортный город с нормальными улицами, переполненными транспортом и людьми.

Чуть замешкались на тесном от машин перекрестке, Сережа решительно рванул вперед, петляя между машинами посередине улицы, мы с Маратом, держась у бровки, старались не потерять его из виду. Скоро улица уперлась в проволочный забор, за калиткой какие-то респектабельного вида строения, вроде яхт-клуба и никого. Пока я топтался в нерешительности, Сережа уже нашел другой проход, за ним протоптанная в песке дорожка и дальше за аккуратными рядами грибков и скамеечек синева воды. Мы так были рады, что, наконец-то, добрались до пляжа, что можно стянуть с себя жесткую от многодневного пота майку, полежать неподвижно на горячем песке, что бухнулись на пляж прямо там, где вышли на берег. Не смутил меня ни вид близкой Венеции на северном горизонте, ни ленты мусора, пригнанные легким бризом к берегу под вечер. И только уже дома, изучая карту, я с запоздалой досадой осознал, что до настоящего открытого моря мы не доехали один километр, не прямо надо было ехать на перекрестке, а направо, не в солидный курортный Киноккио, а в соседний маленький Соттомарина (Sottomarina) на восточном, смотрящем в Адриатическое море берегу. Обидно, хоть снова едь туда. И ведь не первый у меня уже такой прокол. Во Франции в прошлый раз не доехали одного дня до устья Луары. А в Альбертвиле пролежал день под деревом, упустив шанс увидеть знаменитейшие окрестности. Но, правда, и везет иногда удивительно, как с замком Сент-Мишель во Франции или в этот раз с Гроссглокнером.

Так вот получилось, что вместо моря мы провалялись полдня на берегу голубой венецианской лагуны. Жарило южное солнце, итальянцы и итальянки поодиночке и группами непрерывным потоком фланировали мимо нас вдоль кромки воды в купальниках, как у нас, многие с кошельками на поясе, как продавщицы на Чеховском рынке. Народ был самого разного возраста, август – время всеобщего отдыха. Мужчины крутились около женщин, итальянские женщины ничем особенно меня не поразили, разве что непохожестью на тот стереотип, который сложился по кинофильмам. И лица, и фигуры значительно мягче, немало совсем по-российски тяжеловатых и округлых, но если хорошенькое личико – редкость, то надо признать, что и огорчающая взгляд фигура – тоже большая редкость, чувствуется, что здесь этому уделяют должное внимание.

Вот, справа потянулась струйка отдыхающих, что-то с блаженными лицами смакующих из больших пластиковых стаканчиков. Я знаю - сказал Марат, - это такие замороженные фрукты в сиропе. И они с Сережей, захватив кошельки, заторопились вверх по потоку. Вернулись нескоро счастливые, что им хватило в числе последних, взяли стаканчик и для меня. Называется: "Мачедония" - кусочки яблок, бананов, дыни, ананаса, что-то еще красное. Грамм триста такой смеси, залитой холодным сиропом, стоит три евро, почти сто рублей! Но на жарком пляже у Венеции, раз в жизни – очень приятно. Вода в лагуне мне показалась очень соленой и какой-то мертвой, не ощутил я обычной легкости от плавания. Может быть, просто устал. Искупался пару раз из чувства долга да на этом и успокоился.

Вот и все южные удовольствия. Еще вымыл голову и весь помылся с мылом в жутко холодном пресном душе на пляже. Градусов пятнадцать, наверное, вода - чтобы много не тратили. Часов в шесть собрались и пошли к выходу, понимая, что скоро вся эта масса народу хлынет с пляжа домой и тогда на дамбе будет тесно. Однако замешкались на выходе, и волна отъезжающих накрыла нас еще в городе. Машины шли сплошным потоком на ладонь друг от дружки, а потом так же плотно встали, и я с усмешкой подумал про себя, что "пробка" – очень верное определение этой плотной массы. Но как ни близко друг к дружке шли машины, между ними и вдоль тротуаров и прямо по тротуарам просачивался вперед комариный рой совсем молоденьких мальчишек и девчонок на совсем маленьких мотороллерах и парней с девушками на мотороллерах подлинней и помощней. Водители в шортах и маечках, в больших пластиковых касках на голове, юркие, броско раскрашенные, блестящие машинки. Азартно лезут в каждую щель прямо под колеса автомобилей, тем не менее ни возмущенных гудков, ни ругани не слышно, даже нервной атмосферы, обычной в таких ситуациях, не ощущается. Что же, и я почувствовал себя таким же, как они, беспечным и азартным, и тоже ринулся вперед, стараясь не хвататься за тормоза. Где по бровке, где между бамперами добрался до велодорожки на дамбе, вот уж и Сережа замелькал впереди, догоняю, однако быстро охладила меня картина лежащего с краю на проезжей части парня в скрюченной позе без каски рядом с еще не заглохшим мотороллером. Никого не было рядом, машины объезжали место аварии вокруг, не останавливаясь. Проехал мимо и я, стараясь держаться ближе к наружным перилам, потому что слева меня все время обгоняли (в нарушение правил, я думаю) несущиеся внутри ограждения мотороллеры.

Пробка рассосалась еще на дамбе, а дальше по широкой дороге машины понеслись свободно по своим домам, а мы по широкой и гладкой велодорожке – сквозь теплый воздух постепенно сгущающихся сумерек покатили в сторону Падуи (Padova), к "милому северу"  Скоро волна машин на дороге схлынула, и мы остались одни в просторных полях. Большое солнце плавилось на темном горизонте прямо на нашем пути, слепя уставшие за день от яркого света глаза. Нагретая земля обещала теплую ночь. Все было спокойно и на душе и в природе.

На этом, собственно, кончается история нашей поездки на велосипедах от холмов Баварии через заснеженные Альпы в легендарную Венецию.







Южная часть маршрута по Европе_2002.

Munchen – Wasserburg – Obing – Seebruck – Salzburg – Lofer – Zell um See – Bruck – Heiligenblut – Lienz – Oberdrauburg – Kostchach – Mauthen – Timau – Paluzza – Tolmezzo – Spilimbergo – Oderzo – Treviso – Venezia – Chioggia – Padova. Brennero – Innsbruck – Mittenwald.



05.08.02 Munchen – Wasserburg  52 km.

06.08.02  Obing   22  km.

07.08.02  Seebruck  0  km.

08.08.02  Salzburg  70  km.

09.08.02  Lofer – Zell um See  80 km.

10.08.02  Bruck – Heiligenblut  60 km.

11.08.02  Lienz  55 km.

12.08.02  Oberdrauburg  – Kostchach – Mauthen – Timau – Tolmezzo  84 km.

13.08.02  Spilimbergo – Oderzo  85 km.

14.08.02  Treviso – Venezia  84 km.

15.08.02  Chioggia  80 km.

   16.08.02  Padova  40 km.





Часть II.  По северной Германии



Мы пересекаем Австрию за один день


Начало следующей, в значительной мере самостоятельной истории поездки из Италии к северному побережью Германии было положено поздно вечером следующего дня 16.08.02 нашим прибытием электричкой на станцию Бреннер (Brennero), расположенную на самом гребне перевала того же названия через Альпийский хребет. В эту электричку мы сели в Вероне (Verona), куда приехали на другой электричке из Падуи. К нашему стыду, несмотря на три высшие образования и компьютерную квалификацию на вокзале в Падуе мы больше часа не могли разобраться в железнодорожном расписании, да так и купили билеты невпопад: до Вероны у нас значился скоростной поезд IC без значка с велосипедом, и в него нас, разумеется, не пустили. Пропало время, да и лишние деньги тоже.

Железная дорога к перевалу проходит по очень красивым горным долинам, поезд шел так быстро, что Марат никак не успевал поймать в видоискатель аппарата зубчатыми силуэтами врезанные в вечереющее небо старинные замки сказочной красоты, господствующие над долиной. В длинных – по целым минутам – темных туннелях окна вагона так свирепо трясло наружным потоком, что страшно было сидеть рядом, но поезд хода не сбавлял и снова вылетал в спокойные вечерние сумерки.

Выгрузились из вагона уже в полной темноте. Набрали воды из высокой деревянной колонки у вокзала – холодная струя непрерывно падала в долбленый из целого ствола деревянный желоб. Две дороги уходили вниз, в Австрию прямо от последнего здания поселка – ярко освещенного в ночи магазинчика-кафе. Мы знали, что одна из них скоростная, а по другой можно ехать на велосипеде, но, как в ночном кошмаре, ни у кого вокруг, даже у продавщицы в магазине, я не мог допроситься, по которой же можно – все только пожимали плечами. Однако когда все же выяснили этот вопрос у братьев славян из припаркованного у кафе микроавтобуса и, еще на старте зажав тормоза, заскользили по гладкому асфальту вниз, моментально погрузившись в полную темноту, я сразу понял, что ехать сегодня уже нельзя - риск слишком велик – и что решать надо все же  мне. Хорошо еще успел я докричаться до Сережи, ни за что бы мне не догнать его на таком спуске на абсолютно темной дороге.

Нужно было искать место для стоянки в самых невыгодных условиях. Я предлагал поставить палатку в траву на узенькой полосе земли между дорогами, но Марат нашел ровную площадку, наполовину заваленную строительным мусором, под задней стеной какого-то служебного здания прямо у начала спуска и настоял на том, чтобы встать на ней. Переночевали спокойно. Проснулись по будильнику еще в темноте. Нужно было поторапливаться – к утру следующего дня, воскресения мы должны были быть в Германии. Сразу убрали палатку, быстро позавтракали. Обычный рассвет в горах – очень свежо, рассеянный свет от взошедшего где-то за хребтами солнца все сильней, ближние предметы видны все определенней, наконец, вершины на западе, загораются солнечным сиянием, освещенная полоса медленно расширяется вниз, но пройдет еще немало времени, пока она доберется до нашей дороги.

Впервые за весь маршрут стартовали в семь и сразу понеслись под уклон сквозь холодный утренний воздух по пустой в этот час дороге. А дорога – чудо как хороша! То вьется по дну живописной долины, то с малым уклоном скользит по полкам на левом склоне, открывая просторный обзор на весь окружающий пейзаж. Вдоль дороги сосновый лес источает густой аромат смолы на утреннем солнце. На скорости волны холодного вершинного воздуха перемежаются волнами духовитого лесного.

Однако на первых двадцати километрах я не увидел ни одного удобного для стоянки места даже при свете дня, какого же было бы искать ночью. Спуск очень хорош. Я думаю, что если бы мы сразу направились в Италию через этот перевал, везде можно было бы ехать, не слезая с седла. Катили мы вниз, практически не останавливаясь, и в половине девятого утра уже стояли на смотровой площадке у турбазы над Инсбруком. Прекрасный вид открывается оттуда при ярком утреннем солнце: Олимпийский центр на севере в узкой части долины среди сосновых лесов, дальше долина расширяется, и город располагается просторно на обеих сторонах реки Инн.

Столь быстрый успех первой части сегодняшнего маршрута нас воодушевил и обрадовал. Однако в Инсбруке мы как-то безнадежно застряли. Сначала с энтузиазмом взялись осматривать старинный центр, туристские кварталы, но на этот раз очень скоро почувствовали скуку среди этих знакомых по Зальцбургу декораций. Милая, но дешевая, в сущности, театральность уличных базарчиков, сувенирных лавок, старинной пожарной машины с солистом-офицером и кордебалетом-пожарными в коричневой старомодной униформе – я так  не понял, настоящий это был вызов, или штатное туристское шоу. Ехать бы дальше, но опять потерялся Марат. Вроде, только что был, завернул к какой-то лавчонке и как в воду канул. Объехали с Сергеем несколько раз (уже с отвращением) вокруг этих декоративных кварталов, перекусили на лавочке на видном месте в соседнем сквере – ну нет человека! Так счастливо сэкономленное с утра время утекало впустую. Сергей злился, победное настроение идущей в руки удачи сменялось тоскливым предчувствием неприятностей. Прошел час, два, приближался полдень, а мы все топтались на этом осточертевшем пятачке. Раздражение мое постепенно перерастало в тревогу. Я уже начал всерьез беспокоиться, что на этот раз действительно произошла какая-то неприятность, и все наши планы добраться сегодня до Германии приказали долго жить. Но нет, к счастью все было, как обычно, просто Марат заглянул в какой-то магазин и немного прогулялся по городу самостоятельно. Хотя, какое уж тут счастье, когда в товарищах согласья нет. 

Так и осталось от Инсбрука двойственное воспоминание: сияющий внизу в долине город в окружении сосновых лесов с яркими цепочками машин на дорогах и подвижными пятнами теней от легких облаков.  И эти демокварталы, из которых, как из лабиринта в кошмарном сне, мы никак не могли уехать.

На выезде из города пришлось еще зайти в супермаркет, поскольку в дорогой Италии мы никаких запасов не сделали, откладывая покупки до более дешевой Австрии. Так что было уже около часу дня, когда мы ринулись, наконец, по долине реки Инн на север, в сторону Германии. И сразу же заблудились. Свернули раз вправо – и водители из обгонявших нас машин гудели и показывали жестами, что здесь нам не место. Вернулись против движения, долго и без толку водили пальцами по карте, время уходило, напряжение росло, Сережа рвался ехать по автостраде, я упирался.

Мимо ехала на велосипеде девушка. Звали ее Фанни. Это мы уже потом узнали из разговора на ходу. Я попросил ее остановиться и озадачил нашей проблемой. – Дорога на перевал в Германию? Давайте, я вас провожу, я еду в ту же сторону, держитесь за мной! - Вот так моментально все меняется в пути. Минуту назад мы стояли на дороге растерянные и злые, а теперь с легким сердцем едем по красивейшим местам Европы.

Фанни ведет нас, сокращая углы, мимо большой дороги по велодорожкам и тропинкам. Едем довольно быстро, разнообразные камерные пейзажи а ля Шуберт возникают и пропадают моментально: волна водяной свежести на мостике через ручей, смолистый дух соснового перелеска сменяются запахами прели и листьев в тенистой аллее. Успевает мелькнуть мысль: насколько все-таки выхолощена, лишена содержания страны большая дорога. Я уж не говорю об автострадах – они вообще превратились в обезличенный инструмент телепортации клиента из одного помещения с теплым туалетом в другое с еще большим количеством звезд на рекламном буклете. Меня в свое время удивили пассажиры международного автобуса, закрывшие занавески на окнах и включившие телевизор с идиотским боевиком. Променять осмотр новой страны из окон автобуса на эти унылые глупости! Но через полчаса я и сам уже смотрел на экран. В окне автобуса картина не менялась совершенно – все та же бетонная стенка, проволочная решетка и лесная полоса за ней. Это как если бы процесс еды заменили глотанием таблеток от голода. Несравненно проще и эффективней. Не надо разрывать руками куриные кости, выковыривать мякоть из раковин и разжевывать бифштекс. Но тогда для чего живем. Конечно, это огромное самостоятельное удовольствие – мчаться по безукоризненно гладкой дороге, омываемым теплыми струями плотного воздуха, но на  долго ли хватит такого удовольствия, если это просто езда по кругу? Все же мы ездим не по дорогам, а по странам, едем во времени по Земле среди людей, и здесь опять все та же проблема – хочется как можно ближе соприкоснуться с этим новым миром.

Мысль привычно промелькнула, как мелькали один за другим пейзажи, а тем временем мы успели обсудить с нашей проводницей и другие проблемы. Оказалось, что Фанни студентка из Болгарии, страны ныне от нас отстраненной и нам мало понятной. Она приехала в Австрию на лето на заработки, снимает комнату в городке, куда мы сейчас едем, пригласила к себе для отдыха на месяц родителей (а что, в Болгарии плохо отдыхать?). Я задал ей давно занимавший меня вопрос: а куда теперь девают болгары то вино, которое они в таком огромном количестве продавали раньше Старшему Брату – Советскому Союзу, в магазинах Европы я никогда не видел болгарского вина. Но студентка Фанни, конечно, не знала ответа. Даже у нас на родине, при почти полном отсутствии культуры употребления виноградного вина очень мало кого занимает вопрос, почему у нас в магазинах сухое вино стоит в несколько раз дороже, чем в магазинах Европы, тогда как цены на другие продукты вполне сравнимы. Почему низкокачественное молдавское вино, которое никто, кроме нас, не покупает, стоит у нас дороже, чем в соседних Польше или Чехии – несравненно лучшее итальянское? Куда подевались совсем дешевые румынские, болгарские, македонские, алжирские, наконец, вина? Я понимаю, что это – секрет Полишинеля, такой же, как цены на лекарства. И все же не удержался и обсудил наболевшую проблему с болгарской девушкой.

А тем временем, переехав через реку, мы все круче поднимались вверх и, наконец, вкатились в расположенный на склоне хребта городок Зефельд (Seefeld), где жила наша провожатая. Она остановилась около своего дома, стала объяснять, как нам выехать на дорогу, но потом снова села в седло и поехала показать – тут совсем близко! Действительно, за двумя перекрестками улица кончалась и  дальше круто вверх уходила желанная красная Е533. Фанни стала прощаться, я остановил ее, долго копался на дне своего рюкзака, пока, наконец, нашел еще сохранившуюся маленькую деревянную ложку под Хохлому из запасенных Сережей сувениров. Так и расстались. Спасибо доброй болгарской девушке Фанни, она подарила нам приятную прогулку и хорошее настроение на весь оставшийся день.

Короткий обед на лавочке в тени деревьев над обрывом у края дороги. Прохладное молоко из картонного пакета с белым хлебом и сыром.  И снова вперед и вверх. Нас ждет последний большой перевал Scharnitzpass, 948 метров над уровнем моря, метров 500 чистого перепада. Дорога эта идет до самой границы Германии, ни думать, ни искать ничего больше не надо, нужно только, упершись в руль, толкать вперед велосипед вдоль правого края асфальта. Не помню, чтобы шли вдоль обрыва, видимо, серпантина там нет. А просто крутой подъем вдоль склона горы, заросшего сосновым лесом, все время на север, так что в этот жаркий день солнце палило в спину. Почти непрерывно слева обгоняли нас идущие вверх машины, оставляя нам полосу душного выхлопа, его забивал разлитый над всей дорогой  острый запах горелых тормозных колодок от встречного потока. Почти три часа толкали мы на перевал наши машины. Пот тек по животу, по лицу, капал с кончика носа, больно жег глаза. В горле першило от вони тормозов, уставали руки работать на разгиб. Время от времени, когда справа был не крутой склон, а ровное место, уходили на несколько шагов в тень сосен, омывали горящее лицо горстью взятой для питья воды, лежали десять – пятнадцать минут на траве, и снова вверх.

 Наконец, склон выположился. Лес кончился, открылся горный простор, было полное впечатление, что это уже гребень, что до него сто метров по горизонтали. Но, сев в седло, обнаружил, что ногам не хватает сил крутить педали, хотя глаза настойчиво уверяли, что подъема нет.  И такой дороги по верху оказалось еще несколько километров. Я еще несколько раз, обманутый глазами, садился в седло, пытался ехать, но снова должен был слезать и толкать велосипед руками.

 Старинного вида замок открылся слева от дороги – орлиное гнездо, жилище богов. Какой прекрасный вид, должно быть, с его стен и из окон. Что за люди здесь живут? Какая душа должна стать у человека, который вместо облупленных пятиэтажек всю жизнь видит вокруг этот божественный простор? Рождает ли красота то, чего не было бы иначе, или только будит и воспитывает заложенное от рождения? Лечит ли глухого или только изощряет природой данный музыкальный слух?

Но как ни хорошо наверху, перевальной точке я обрадовался. Несмотря на жаркий день, надел прорезиненную куртку и – вниз! Сережа уже мелькал майкой далеко впереди.  Однако мои опасения на счет мощного встречного потока не оправдались. Спуск был какой-то вялый, никак не мог войти в силу. Более-менее крутые участки были коротки и перемежались длинными пологими, так что приходилось даже помогать педалями. И куртку скоро пришлось снять. По карте там достаточно большой перепад, но в памяти осталось только неуверенное начало и конец спуска уже в немецком приграничном городке. Я въехал на крайнюю улицу, молодежь на велосипедах крутилась на площади, дальше дорога разветвлялась. Сережа окликнул меня со ступенек кирхи. Я сел с ним рядом ждать Марата и через минуту задремал – утром-то встали до света. Скоро приехал Марат, и мы двинулись в Германию.

Как самое необычное в первом немецком городке запомнились пыль и лужи – мостовую на улице ремонтировали, все было перерыто. Километров через пять город  Миттенвальд (Mittenwald). До запланированного Гармиш-Партенкирхена (Garmish-Partenkirchen) оставалось всего двадцать километров. Но как-то упорно не находилась нужная дорога – раз за разом мы упирались в начало автобана. Да и устали за день, ехать уже не хотелось. А тут еще грозовая туча постепенно заполняла всю северную половину небосклона, пугала беззащитных путников дальними вспышками молний и утробным громыханием.

Заехали на вокзал в Миттенвальде, больше часа как-то очень вяло воевали с двумя автоматами по продаже билетов – это был вечер субботы и простая касса, конечно, уже не работала. В конечном счете, ребята с одним из автоматов все же разобрались и Wochenendticket с него получили и даже три дополнительные карточки на велосипеды – всего почти на сорок евро. Я сам, пожалуй, не решился бы совать такие деньги в щель незнакомого устройства на пустом вокзале, не имея ни опыта, ни инструкции. Открутил бы лучше километры до Гармиша, там наверняка и вокзал многолюдней и справочная работает в любое время, но молодежь не так боязлива. Туча над горами все распухала, ворчала все сердитее, меня нервировало, что мы так долго решаем проблему с завтрашними билетами, вместо того, чтобы искать ночевку.

Уже под сверкание молний в сразу потемневших сумерках выехали на окраину опять к тому же автобану, который нас и остановил в этом городке. Я замялся в нерешительности, а Сережа полез по парковой дорожке на склон горы и через пять минут вернулся оттуда с известием, что место там есть. Заросший лесом склон поднимался очень круто, но выше, действительно обнаружились довольно просторные горизонтальные полки, прекрасные места для стоянки..

Дождь уже брызгал понемногу, ветер, выскочив из-за тучи, затряс угрожающе вершинами деревьев. Бегом растянули палатку, забросили туда вещи, одели плащи. Но гроза все медлила, отделываясь яркими всполохами зарниц. Со стоянкой было все в порядке, но мы не успели набрать на вокзале воды до того, как закрыли туалет. И Сережа поехал назад в город за водой. Ездил недолго, но приехал полный впечатлений. Оказалось, что в этот субботний вечер был какой-то праздник, и немцы не шумно, но очень уютно его отмечали посиделками с пивом, сосисками и жареными колбасками. Тихонько играла музыка, далекий гром никого не пугал, двери ресторанчиков и кафе были настежь открыты в теплый сумрак улиц. Всего лишь посторонний наблюдатель этого праздника Сережа приехал в лирическом настроении, растроганный и умиленный.



Через всю Германию по железной дороге


Неудержимо нарастающий во тьме шум электрички катился прямо на нас, вырвал меня из глубины сна, включилось на секунду сознание, я понял, что где-то совсем рядом под склоном железная дорога, и успокоенный снова провалился в небытие, однако, как мне показалось, почти сразу за этим заверещал Сережин будильник – подъем. На ощупь собрались и еще до рассвета покинули нашу уютную полянку.

В небе догорали последние звезды, когда мы снова подъезжали к освещенному лампами вокзалу. Шестичасовая электричка уже стояла у перрона. Мы были первыми пассажирами, пока можно было располагаться со всевозможным комфортом. Все роскошные туалеты, только что под завязку заправленные водой, бумагой, мылом, полотенцами были в нашем распоряжении – самый подходящий случай побриться перед зеркалом и помыть голову.

Вслед за нами в наш вагон погрузилась группа парней с навьюченными как у нас велосипедами. Они поступили проще – ночевали под навесом на перроне, и утром им никуда не понадобилось ехать. Тут, видимо, сказалась разница мироощущений – нам уютнее в лесу, а им на вокзале. Парни рослые, спортивные, с симпатичными славянскими лицами, как потом выяснилось – поляки из Гданьска. И велосипеды у них были большие, рогатые, с множеством передач, мощными тормозами на раме и надежными багажниками.

Пришел кондуктор в форменном костюме со штатным калькулятором-кассой на боку, и мы отправились в путь с самого юга Германии, надеясь за день проехать от подножья Альп на самый север, на Балтийское побережье.

Я поинтересовался, куда ребята едут. Отвечал самый невзрачный на вид - руководитель группы Томек. Увы, в качестве Lingua franka  нам служил обоим одинаково чужой английский. Томек по-английски говорил медленно, но очень правильно и аккуратно (а с кондуктором при мне объяснялся по-немецки). Он отвечал мне коротко, но обещал подойти позже с картой и рассказать про маршрут подробней – нам предстояло ехать вместе почти весь день.

Через час езды в Мюнхене у нас была первая пересадка и первый серьезный вокзал, где можно было взять план маршрута. Я побежал в справочную и сказал женщине в окошечке, что мы хотим за сегодняшний воскресный день проехать от Мюнхена до Стралзунда – одного из самых удаленных на север, в море городов Германии. Женщина ввела наши пожелания в компьютер, но тот сообщил, что за день до Стралзунда нам не добраться. Что ж, на этот случай у нас были заготовлены запасные варианты. - А в Росток? – В Росток можно. Правда, при этом последняя пересадка в 23.59, но по немецким правилам билет остается действительным, если мы успели сесть в поезд сегодня, не важно, что впереди еще четыре часа езды уже по понедельнику. Вот так определилась последняя часть нашего маршрута: Росток на Балтике – Магдебург на Эльбе близь Берлина.

На четырехчасовом перегоне от Мюнхена до Нюрнберга поляки опять оказались в одном вагоне с нами (неудивительно, ведь это был вагон для велосипедистов). Томек сам подошел с картой, показал весь маршрут, рассказал, что они, как и мы, начали в Германии, перевалили через Альпы значительно западнее нас, заложили дугу по северной Италии почти до Милана, а потом пересекли всю Италию на юг до крайней южной точки Сицилии. Три дня были в Риме, жили в кемпинге в предместье, это было дорого и неудобно, но лучшего варианта не нашли. На юге было очень жарко, так что приходилось ехать рано утром и к вечеру, а днем отдыхать. Ночевали практически везде в бесплатных местах, кроме Рима, и еще очень трудно было найти место у озер на севере Италии. Потом он рассказывал и о других своих походах по Германии и Франции. Я слушал его с большим интересом и уважением. Парень умел хотеть – ставить цели и достигать их. Он учился в университете на юридическом отделении, и сам зарабатывал на учебу. Дома в Гданьске его ждала мама.

Через окно поезда Германию видно гораздо лучше, чем из окна скоростного автобуса. Железные дороги проложены по жилым местам, не огорожены заборами и лесными полосами, со второго этажа двухэтажного вагона прекрасный обзор.  Пролетающая за окном поезда Германия – страна разнообразная и красивая. Главное отличие от нашей родины (а я по старой привычке все еще сравниваю с Советским Союзом) – это, конечно, другой масштаб. Там у нас на родине поезд как вылетит в степь за Волгу, через Оренбург и дальше на восток, так и тянется за окном эта степь без конца. Ложишься спать, насмотревшись, как огромное красное солнце садится за открытый горизонт и утром этот горизонт все так же ровен и пуст. А тут с утра мы выехали из Альпийских ущелий, миновали озера и холмы Боварии, долго-долго, часа два или три пробирались сквозь невысокие, со скальными выходами, лесистые хребты Тюрингии, к обеду выскочили на просторные поля под Лейпцигом, дальше замелькали в глазах леса и озера Бранденбурга, и в конце нас встретила плоская прибалтийская равнина. И все это в течение одного дня. Красивая природа, добротно, со вкусом вписаны в местность городки, кирхи, замки. Да и просто хозяйственные постройки: хутора в поле, лесные кордоны радуют глаз. В больших городах удивляет на станциях количество подъездных путей. В Мюнхене, скажем, или в Лейпциге только пассажирских перронов десятки. Где вы видели у нас посадку на двадцать восьмом пути.

Долгая, минут сорок пересадка в Лейпциге. Ребята съездили посмотреть город, а я остался сидеть на перроне просторного вокзала у пути отправления сонный и вялый – спали-то совсем мало. Следующий длинный перегон до Бранденбурга. Оттуда через 15 минут электричка до Ораниенбурга, где последняя, с отправлением в 23.59 пересадка на Росток. Расположились не спеша пообедать, разложили вещи - пересадка не скоро, делать нечего.

И вдруг на очередной остановке в Дессау (Dessau) рутинное течение событий непонятным образом нарушилось. Тревожный голос из вагонной трансляции громко забубнил что-то по-немецки, явно не штатное. Пассажиры зашевелились, стали поспешно собираться, двинулись к выходам.  Мы смотрели на все это в недоумении – еще и половину маршрута поезда не проехали, почему все выходят? Стояли в растерянности, крутя головами, в быстро пустеющем вагоне, не зная, что предпринять – очень уж неожиданной была перемена ситуации. Выручил нас молодой человек лет двадцати пяти, лицом киргиз или казах. Он подошел к нам и на ломанном русском языке объяснил, что наш путь затопила разлившаяся Эльба, поэтому всем пассажирам предложено перебраться на другой вокзал на действующей ветке. Что на вокзальной площади нас ждут специально для этого выделенные бесплатные автобусы, надо торопиться, пока они не уехали. И предложил свою помощь перенести вещи. Так вот где снова достало нас наше проклятие! Я то думал, что мы растрясли его по итальянским дорогам, оторвались от его остатков на крутых альпийских перевалах. А оно преградило нам путь здесь, обернувшись вдруг грозно взбухшими водами смирной равнинной Эльбы!

Вещи нас не очень беспокоили, это привычное дело тащить навьюченные велосипеды с перрона на перрон, главное – знать бы, куда тащить в этой панике. Громкоговоритель все выкрикивал свои инструкции, последние пассажиры торопливо покидали вагон, когда, наконец, и мы, ведомые нашим добровольным проводником, выбрались на перрон, спустились в подземный переход и побежали к выходу из вокзала. Действительно, на привокзальной площади слева от выхода  обнаружились два автобуса, в которые энергично грузились пассажиры нашей электрички. Один был уже полон и отошел на наших глазах. Мы бросились ко второму, в нем тоже уже стояли, но мы все же втиснулись в него вчетвером с нашими обвешанными багажными сумками вело. Протолкнули машины вперед по проходу, вздохнули облегченно – можно ехать. Но автобус все стоял, последний из пяти выделенных для этой перевозки он дожидался всех задержавшихся. Люди входили, протискивались мимо нас вперед и назад.

 И тут из дверей вокзала появился Томек. Он подбежал к автобусу, заскочил в переднюю дверь, запыхавшийся, напряженный, попросил, сдерживая дыхание – Ребята, помогите перенести вещи, мы не успели собраться! И побежал назад к зданию вокзала. Я несколько секунд медлил в жестоком сомнении. Мне было страшно оставлять этот последний автобус в тревожной обстановке абсолютно незнакомого города. С другой стороны, отказать коллеге в прямо ко мне обращенной просьбе о помощи – это невозможно будет потом себе простить. Я не могу поставить себе в достоинство, как, сжавшись от беспокойства за последствия, я выбрался все же с пригретого места у спинки кресла и подгоняемый страхом отстать от автобуса побежал изо всех сил вслед за Томеком на перрон. Как это обычно бывает, оказалось, что помощь моя вовсе и не нужна, ребята уже сложились и готовы были бежать на выход. Я ухватил какую-то вещицу уже просто для проформы и как на крыльях понесся назад. Я финишировал первым и с облегчением пробрался на свое прежнее место. Слава Богу, хоть и на троечку, но я все же сдал этот неожиданный маленький экзамен и дальше уже отрешенно смотрел, как будут грузиться в битком набитый салон автобуса наши новые друзья со своими гружеными велосипедами. Честно говоря, я сомневался, что это удастся им сделать, нужно было иметь большое самоуважение для этого, но поляки его имели. Меня удивили вежливость и терпение пассажиров, не было ни раздраженных замечаний, ни требований скорее ехать. Все подвинулись, как могли и терпеливо ожидали окончания погрузки.

Наконец, двинулись. За окнами автобуса город, как потревоженный улей жил стихийным бедствием. На набережной люди вручную укладывали вдоль берега мешки с песком, сновали армейского вида машины МЧС. Эльба затопила всю свою пойму до коренных берегов, далеко от берега торчали из воды верхушки парковых деревьев.

Автобус привез нас на другой вокзал, на действующей ветке. Электричка уже стояла у перрона, но оказалось, что она идет не в нашу сторону, а когда будет наша – неизвестно. Внутреннее напряжение, готовность хватать и бежать еще не улеглись. Но минуты шли, прошло полчаса, большинство народа куда-то рассосалось, так что на перроне, на солнцепеке нас осталось совсем немного. Казалось, о нас забыли. Становилось все ясней, что в наше старое расписание мы не уложимся и как тогда быть, не понятно, ведь запаса там не было никакого.

Наконец, состав подали, Вергилий наш помог нам погрузиться, поехали. Оказалось, что зовут его Фархад, что он из Афганистана, там родился, там учился в школе, а когда пришла пора идти в армию (к талибам?), старший брат прислал ему из Европы три тысячи долларов, которые нужно заплатить, чтобы посадили в самолет до Ташкента. Оттуда он перебрался в Москву, торговал в Лужниках кроссовками, но не выдержал конкуренции с китайцами и двинулся дальше на запад – к брату в Германию. Здесь получил статус беженца, живет один в комнате оплаченной правительством двухкомнатной квартиры рядом с таким же иностранцем, в маленьком городке недалеко от Берлина. Получает пенсию в триста евро (а у меня доцентская зарплата меньше двухсот!), нигде не работает в свои двадцать четыре года, потому что в городке работы нет, а сменить место жительства он может только через три года, когда получит аусвайс.  Скучает, конечно, но вот по выходным дням ездит в гости к брату и к дяде, есть и еще земляки в Германии. О женитьбе пока нет и речи, семью содержать не на что и негде.

В Магдебург мы прибыли уже к вечеру, примерно на час позже нашего первоначального графика. Снова побежали в уже хорошо знакомую справочную и стали объяснять в окошечко пожилой раздражительной женщине, что стихийное бедствие – наводнение сломало наш график движения, что мы в задержке не виноваты, а нам все же необходимо добраться по нашему воскресному билету до Ростока. Женщина выслушала наши объяснения молча, брезгливо потыкала пальцем в клавиатуру компьютера и все так же молча выдала нам распечатку с новым графиком. Последняя пересадка в нем была обозначена четырьмя часами утра понедельника. Я не решился что либо спрашивать, пробормотал слова благодарности, и мы снова отправились на перрон – до отхода электрички оставалось около получаса.

Солнце еще не село, было жарко, страшно хотелось пить, но в бутылках у нас вода кончилась. А на вокзале в Магдебурге все бешено дорого. Можно было бы налить воду из крана в туалете, но посетить туалет стоит один евро, а литровая бутылка воды в буфете – два евро, дороже, чем бутылка приличного вина в супермаркете. Всю эту информацию с огорчением изложил Сережа, вернувшийся из похода за водой ни с чем.  Фархад ждал поезд вместе с нами, так как наш новый путь лежал через Берлин. Видимо, он понял так, что мы не можем найти, где купить воды. Он на время  исчез, а потом снова появился с парой бутылок минералки и пачкой печенья. Все это он предложил мне и я был просто счастлив. Мы с наслаждением пили настоящую холодную газированную воду, от всей души благодарили скромно помалкивающего Фархада и честное слово, я совершенно искренне не обратил никакого внимания на то, что вместе с печением Фархад протянул мне и кассовый чек. Я даже посмотрел на сумму и совершенно автоматически сунул чек в карман. Скромный Фархад промолчал, а до меня дошло только в Казани, что может быть, он вовсе и не собирался так щедро нас угощать, а всего лишь услужливо сбегал в буфет для новых друзей. Не знаю, по крайней мере теперь мне стыдно за себя, когда я вспоминаю этот случай.

В Берлин на вокзал Зоосад (Zoologischen Garten) прибыли уже в темноте. И там застряли.  Электричка на север до Ораниенбурга по расписанию должна была быть  только в 23.40. Перроны опустели. Уехали сидевшие на лавочках в конце нашего перрона группы велосипедистов, давно отбыл в свой городишко Фархад. Стеклянные залы, скорее даже, просто комнаты ожидания на перроне светились изнутри как аквариумы или сцены театра бытовой драмы. Приходили чьи-то поезда, люди выходили из яркого света залов в полусумрак перрона, уезжали к себе домой, их там ждали близкие, или по крайней мере приготовленные постели. А обещанной нам электрички все не было. Сначала потому, что указанное в расписании время еще не пришло. Потом, когда оно пришло, она видимо, где-то задерживалась. Но что можно думать по прошествии 10 – 15 – 20 минут после срока? Как у Золушки, у нас неумолимо таяло время, отпущенное нам билетом выходного дня. Жизнь замирала на вокзале. Слабел свет фонарей, людей в зале ожидания почти не осталось, молчали информационные громкоговорители.  Только поезда метро, как привидения бесшумно возникали из дальнего сумрака, каждый раз рождая минутную надежду, но каждый раз также бесшумно уплывали в сторону, в туннель за зданием вокзала. Все тоскливее становилось на душе. Уже и надежда пропала, что придет когда-нибудь этот наш поезд, что он вообще существует.

Не угодишь на человека! Совсем рядом, по ту сторону от здания вокзала мощно высвечивал теплое ночное небо огромный, прекрасный, бывший столько лет предметом мечтаний город. И велосипеды у нас на ходу – садись и езжай, смотри, прикасайся, наслаждайся бесшумным скольжением по безукоризненно гладким велодорожкам сквозь мягкий ночной воздух! Но и думать не хотелось, что придется здесь ночевать, ехать по бесконечным, раздражающе ярким улицам, за полночь искать где-то темный угол, свободный кусок земли, где можно было бы кинуть наши спальники.

Сколько раз в жизни возникала у меня эта мысль, эта обида на создателя. Уж очень ограниченным ресурсом автономности мы наделены. Нужно наполнять желудок каждые пять-шесть часов, туалет необходим несколько раз в день, но самое большое неудобство (и самое дорогостоящее) – это, конечно, сон.  В походе больше половины времени уходит на все эти дела. Вело компьютер фиксирует только пять – шесть часов в сутки собственно езды, все остальное – отдых. Насколько было бы экономичней и удобней наесться, наспаться и туалет посетить (!!!) в запас на месяц вперед, а потом ехать и ехать, смотреть и слушать, все записывать на свою безразмерную карточку памяти, чтобы обрабатывать впечатления уже потом, сидя за накопившимися тридцатью чашечками утреннего кофе. Но с другой стороны, кто-то специально едет по дальним странам, чтобы посидеть по ресторанам, попробовать местные блюда и местные вина, насладиться комфортом Европейских гостиниц (и санузлов). И огорчается, наверно, тем, что большие перерывы сделаны между едой в человеческой природе и нельзя есть беспрерывно. И при этом еще лежа в постели. И при этом …-не будем продолжать. Так что может быть и грех обижаться на найденный создателем компромисс, ведь и в эту ночь (по часам-то почти следующее утро) мы все же получили свое удовольствие, завалившись спать прямо на бетонных плитах перрона в Ораниенбурге.

Потому что электричка, в конце концов, пришла, и мы сели в нее чуть ли не одни с облегчением, но и с опаской, поскольку наше оплаченное воскресение уже кончилось и начался деловой и суровый понедельник. Конечно, раздражительная женщина в справочном бюро Магдебурга выдала нам маршрут с пересадкой в понедельник, как бы подтверждая наше право ехать по старому билету до конца, но это ли значило ее молчание, и как все поймет контролер – очень нас беспокоило.

До Ораниенбурга езды меньше часу. Маленький городок, пустой, ярко освещенный вокзал, музыка и какие-то движения в ресторане.  Уличный блестящий алюминием туалет-автомат с цветомузыкой, девушка выскочила из лимузина с визгом тормознувшего у входа в вокзал, – Мужики, разменяйте мелочью еврик, в туалет надо – сил нет, мой дурак меня по всему городу накатал, ни хрена не нашли, а здесь обязательно полтинник надо! Молодая, лет двадцати, видно, что соскучилась по русской речи. Я вытряхнул на ладонь содержимое рюкзачного кармана, служившего мне кошельком, и она,  переминаясь с ноги на ногу, нетерпеливо копалась в кучке рублей, копеек и центов.

Время было уже далеко за полночь, пересадка в четыре утра, поспать оставалось совсем немного. В самом конце перрона один фонарь не горел. Вот под ним мы и устроились, бросив пенки прямо на бетон. На соседнем перроне гомонили рабочие, и без конца сверкала электросварка. Что-то там ремонтировали, готовились к новому рабочему дню.

Встали по Сережиному будильнику, который, как мне показалось, заверещал сразу, как только я закрыл глаза. Как ни странно, в этот ранний час в вагоне мы оказались не одни. Еще до отправления появился и контролер, к сожалению, женщина средних лет.  Женщины не любят нештатных ситуаций, и обычно в таких случаях мертвой хваткой цепляются за формальные правила. Их трудно бывает убедить разумными доводами. Я выложил все наши аргументы: просроченный билет, старый график движения, лист с новым графиком – Мы очень сожалеем, но наводнение…Она долго с явным неудовольствием рассматривала наши бумаги, думала, не глядя на нас. Какие-то шестеренки крутились в ее голове, но, на наше счастье, ни за что не зацепились. Она молча пробила своими блестящими щипцами наш уже просроченный билет и двинулась дальше. А мы завалились спать на мягких сидениях, благо, свободных мест хватало, и проснулись второй раз за этот день в семь утра в Ростоке (ударение на первом слоге).



Снова на море


Вот мы и приехали на самый север Германии. Четыре дня назад купались в синих водах Венецианской лагуны, всего лишь позавчера любовались альпийскими пейзажами, а сегодня катим по плоской равнине узкими щелястыми дорогами через луга и поля к лесу, за которым нас ждет родное Ostsee – Балтийское море. А вдалеке все время машут белыми рукавами трехконечные звезды ветряков на длинной ноге, как застенчивые привидения, не успевшие спрятаться с наступлением дня.

Все здесь победней и попроще, чем в счастливой Баварии, где мы начинали наш поход. И небеса бледней и зелень полей не такая яркая, и озера больше похожи на заросшие осокой болота, и рельеф невыразительно плоский в отличие от живописных холмов юга. Как будто там были фотографии цветные и глянцевые, а тут одноцветные и на матовой бумаге. И поселок Грааль-Мюриц (Graal M;ritz) на берегу моря,  хоть это и курортное место, не блистал роскошью, чем-то неуловимо напоминая наши родные селения. Особенно приятно было отметить эту большую простоту и демократизм в супермаркете – несмотря на курортный статус города, продукты там стоили заметно дешевле, чем на юге, и ребята отоварились по полной программе – с сыром и соком, вином и пивом.

От супермаркета асфальтовая дорога, местами по краям пересыпанная песком, сквозь лес вывела нас к дюнам. Я думал, что дюны – это как барханы в пустыне, песчаные холмы, разбросанные на большой площади. Но на самом деле за заболоченной полосой леса обнаружился высокий песчаный вал, непрерывный и бесконечный в обе стороны, а сразу за ним – просторный пляж и совсем близко – море. Вот мы и добрались до северного конца немецкой земли, дальше только волны.

Был прекрасный, как на заказ, солнечный день, голубое небо, голубое море, ровный ласкающий бриз. Утро понедельника, пляж  курортного местечка, народ есть, но не тесно, располагаются кто группами, кто парами вдоль воды или у основания дюн. Местами стоят деревянные кресла-шкафы индивидуального пользования, видимо в них оставляют вещи на время отсутствия, но кабин для переодевания нигде не видно. Товарищи мои замялись в нерешительности, куда идти переодеться. Я, было, стал рекламировать им мой фирменный способ с использованием рубашки в качестве юбки, когда увидел, что мимо нас к воде не спеша двигалась пожилая пара в чем мать родила, равнодушно покачивая на ходу дряблыми причиндалами. Может быть, будь моя новая встреча с достижениями западной цивилизации несколько иной, будь эта пара лет на пятьдесят моложе, вполне вероятно, что у меня сложилось бы другое отношение к этому вопросу. Но тут вместо этики сработала эстетика, вынесла приговор, может быть и не совсем логичный, но суровый – мне это не нравится. И уже не смогли его изменить ни стройная белокурая девушка, купавшаяся прямо перед нами, ни средних лет мускулистый мужчина с независимым видом прогуливавшийся всем напоказ вдоль кромки воды. Удобно конечно. Не только переодеваться, но и купаться можно, не намочив плавки. Но все хорошо в меру.

Как потом выяснилось, здесь не только свобода на высоком уровне, но и терпимость. Нудисты кучкуются в одних местах, народ поконсервативней – в других. Благо, места хватает всем, пляж бесконечен в обе стороны. Мы попали в промежуточную область – как хочешь, так и поступай.

День провели на пляже. Солнце, утишающий жару бриз, мягкая, в меру прохладная, не очень соленая вода, довольно быстро уходящее в глубину песчаное дно, изящные силуэты кораблей на голубом горизонте. Это был по настоящему день отдыха. Вечером поставили палатку прямо на пляже. Уже в сумерках (какие здесь непривычно длинные после юга сумерки!) невдалеке расположилась компания зеленой молодежи, гомонили допоздна, но пространство во все стороны было огромным и тихим, и земные шумы растворялись в нем, как свет костра в степи.

Утром разбудил трактор со специальной навеской для очистки пляжа – просеивает верхний слой песка, собирая всякий мусор. Солнце только-только встало с родной восточной стороны. День обещал быть не хуже вчерашнего. Что бы, спрашивается, не провести и его на этом прекрасном пляже в ленивой неге рядом с морем и дешевым магазином. Так хорошо было здесь вчера! Но вчера прошло, отдохнули, выспались, и зов трубы снова стал слышней. Искупались на прощанье в тихом утреннем море, сложили вещи и покатили назад по знакомой уже дороге через лес вдоль побережья к Ростоку.



Дорога к дому


Яркое солнце, тепло и довольно сильный восточный ветер (ветер с родины!) в спину. Про себя все время, с самого приезда сюда, считаю дни, оставшиеся до возвращения. Теперь их осталось совсем немного, всего четыре. Четыре дня и три ночевки, скорее бы они прошли! В одном месте дорога вышла к заднему склону дюн. Остановились на минутку, я залез на гребень – за ним точно такой же пляж, как и вчерашний, только еще безлюдней. Стоило ехать вчера так далеко! Через устье залива в Варнемюнде (Warnemunde) переправились на пароме ( 90 центов за человека и еще 70 за каждый велосипед). Паром идет от берега до берега всего минут десять, но сколько разных интересных судов, входящих в залив и выходящих в море видели за это время, Сережа не успевал фотографировать!

Росток вытянут с севера на юг вдоль залива - широкого устья реки Варнов (Warnow). По внешнему виду, непритязательной социалистической архитектуре, по состоянию дорог и улиц – слегка небрежному, по бесконечным объездам, полузаконченным новостройкам, да и просто по зарослям тальника вдоль канав на пустырях город воспринимается вполне своим, родным, даже странно кажется, что говорят вокруг не по нашему. Кстати сказать, пожилые люди и по нашему кто больше, кто меньше, но почти все понимают и даже немного говорят. И очень доброжелательно ( в отличии, скажем, от Чехии или Польши) все, что спросишь, объясняют. В одно месте пришлось съехать в сторону со строящейся дороги, забрались в какие-то бесконечные гаражные лабиринты, заблудились в них окончательно, и там пожилой немец, бравируя знанием нескольких русских слов, объяснял нам, что наш атлас девяносто шестого года безнадежно устарел, с тех пор все кардинально поменялось, каждый год строят новые трассы. При этом он не ограничился словами, а сел на машину и проводил нас до места, от которого, как он считал, заблудиться уже невозможно, надо только держаться трамвайной линии и сделать поворот у парка. У местных жителей в голове своя картинка окружающей местности, слабо кореллирующая с тем, что видит новичок. У них на реальную картину, видимо, накладываются еще толстые слои воспоминаний, разнообразные эмоциональные доминанты. Он, может быть, у того поворота в первый раз девушку встретил, с которой недавно золотую свадьбу отмечал, и этот поворот для него единственный заметный на всей дороге, а на самом деле это и не поворот вовсе, а так – изгиб, каких тут полно, поди разбери, о котором шла речь. Это один из тех моментов, когда всплывает явно, что хоть живем мы все в одном мире, но для каждого из нас он свой, и за одними и теми же словами для разных людей стоят в общем-то разные вещи. Короче говоря, нам снова пришлось спрашивать дорогу, и не один раз, потому что тех картин, которые обещал нам наш гаражный консультант, мы так и не увидели.

Не без труда, однако, часам к двенадцати дня мы все же выбрались на конечное кольцо трамваев, совсем таких же простецких, как у нас (не сравнить с изящными прозрачно-стенными лебедями, бесшумно плывущими по окраинам Страссбура). Перекусили, сидя на лавочке в суетном месте у трамвайной остановки, позвонили домой в Казань - сегодня у брата день рождения, отметим по приезде. И покатили по начинающейся отсюда желтой дороге на юг – через три дня к вечеру нам надо быть у вокзала в Магдебурге, где должен подобрать нас наш автобус. Дорога даже и номера не имеем, нарисована на карте самой узкой полоской. Сначала идет через сплошные одноэтажные поселки – дома с палисадниками, деревья вдоль обочины, магазинчики на маленьких площадях.  Переедешь через речку по мостику в низинке - и уже в новом поселке на пару километров в длину.  А потом пошли поля, луга, озера, наполовину заросшие осокой в низких заболоченных берегах, так что невозможно подойти к воде. Сатов, Пенцин, Бютцов (Satow, Penzin, B;tzow) –одноэтажные городки с характерными славянскими именами – восточная Пруссия.

От моря уехали, стало жарко. Обедали на лавочке в тени массивной кирхи, очень похожей на православный собор. Площадь перед храмом была совершенно безлюдна, стены домов на солнечной стороне дышали жаром. Перед этим, на въезде в Бютцов было прекрасное место для отдыха: озеро с луговым берегом и тенистыми деревьями, но Сережа уже скрылся в раскаленной каменной трубе городской улицы, а потом Марат, съездив на разведку, сказал, что нашел прекрасное место для обеда – вот эту лавочку в тени ремонтируемого собора. Ребята отправились покупать молоко и хлеб на обед, а я менял шину на заднем колесе, старая стала спускать, и я все время отставал, подкачивая ее на обочине узкой, совершенно пустынной, обсаженной деревьями дороги, и настроение при этом у меня было жалостливое к себе, оставшемуся в полном одиночестве среди залитых жарким солнцем безлюдных холмов. Дул сильный встречный ветер и пока были силы, я пытался держаться впритык за Сережей, но на подъемах отставал, да еще эта шина…Мне так не хотелось ее менять, уж очень трудно снимается покрышка с моего нового чешского двойного обода. Весь я перепачкался о цепь и шестеренки, пока снова все выставил, как надо, и только когда уже стал складывать снятую камеру, понял, что она не виновата, всего-то надо было поменять золотник. На площади не было воды, негде было вымыть руки, на белой булке оставались черные отпечатки пальцев. И времени на отдых уже не оставалось. Сережа, как всегда торопил – поехали!

Поехали. Но я все же тормознул еще раз на выезде из города у железнодорожного вокзала.  Еще раз взялся звонить домой с поздравлениями.  Телефонные будки были раскалены на солнце, автоматы никак не желали признавать нашу нестандартную телефонную карточку, Сережа торопил, я нервничал. Из города выехали уже в шестом часу вечера.

И снова узкая, очень гладкая дорога с холма на холм, ветер в грудь, солнце заглядывает в глаза – едем на юг. День был долгий, сил уже нет. С трудом забираюсь на подъемы, пустота во всем теле, кажется, что мышцы дряблые и сейчас откажут совсем. Всем хотелось встать на ночевку на берегу озера. Озер много, но не видно около них ни дорожек, ни строений. Будучи уже на последнем издыхании пытались пробраться к одному из них. Сначала асфальтовый спуск через поселок, потом по проселку с комками засохшей глины, потом по некошеному лугу, все более мокрому по мере приближения к озеру, через проволочную изгородь к полосе нехоженого, с  непролазным подлеском леса. Лезем напролом, и я спиной чувствую, как за нами с удивлением и усмешкой следят аборигены из поселка на пригорке, мы - единственные артисты на обширной арене и им из их амфитеатра все прекрасно видно. Через лес пошел один Сережа, сказал, что до открытой воды не добраться – топко. И потащили мы наши тяжелые машины назад по своим мокрым следам на траве, по комкастым колеям проселка, через поселок наверх снова к нашей дороге, а заходящее солнце с иронией смотрело нам в спины.

И все же встали мы в тот вечер на озере, в хорошем сосновом лесу, среди обилия крупной сладкой ежевики (на длиннущих, страшно цепких плетях, об одну я сильно поцарапал ногу). Тропинка выходила на удобный берег, были даже просторные деревянные мостки. Но зато был и дом на том берегу, и лодка у дома, и видно было, что кто-то там есть. Однако никто нам не помешал. Вечер был тих и тепел. Помылись и роскошно поужинали. До отъезда осталось два дня и два поиска ночевок. Эта уже не считалась, с ней уже все ясно.

И другой день начали с тихих сельских дорог. Ярко светило солнце, сильный южный ветер сушил лицо. Это был мой выбор, моя тактика, моя мечта – ехать по пустым и живописным местным дорогам от деревни к деревне. Хороший асфальт, умиротворяющие душу пейзажи, стоящие вдоль обочин деревья укрывают от солнца, и ни людей, ни вонючих машин, можно спокойно наслаждаться природой и движением. И в этот день мы можно сказать насладились до самой крайности, до упора – где-то к обеду выкатили на совсем уж узенькую дорожку, почти тропу, которая повела нас петлями с холма на холм, так что было непонятно вообще, продвигаемся ли мы хоть сколько-то в нужную нам сторону южную. И тут уж так долго крепившееся терпение Сережи – всегдашнего сторонника магистральных трасс, лопнуло. Посчитали по карте полдневное продвижение на юг, и возразить мне было нечего, мой вариант движения был красивым, но с рациональной точки зрения совершенно несостоятельным. Конечно, мы отдыхаем, но все же через два дня нам надо быть в Магдебурге, а до него еще почти дести километров.

Вылезли на магистраль, красную 321 от Парчима (Parchim) на Прицвалк (Pritzwalk). Тут уж не до пейзажей, просто работа, крути и крути вперед против ветра. Где-то часа уже в четыре в городке Путлиц (Putlitz) Сережа свернул, наконец, с дороги в сторону, вдоль узкого канала в парк – обедать. Парк – полоса тенистых деревьев на крутом склоне над узкой полоской воды – канала или маленькой речки, единственная удобная лавочка уже занята. Зато дальше тропинка, взбираясь вверх по склону, приводит во двор старинного замка над обрывом. Зеленая лужайка, залитая солнечным светом, деревянный стол и лавки в тени деревьев, облупленные стены закрывают вид на воду, сонная тишина замка Спящей красавицы. Ребята слетали в город за молоком и хлебом, такая выработалась традиция – на обед молоко. Мой товарищ-химик объяснял мне, что с годами человеческий организм перестает вырабатывать ферменты, расщепляющие молоко и, перевалив за тридцать, лучше от него воздерживаться. Я за эту дату перевалил дважды, но уж очень приятно после многочасовой езды под солнцем сквозь иссушающий ветер глотать пересохшим ртом прохладное и жирное немецкое молоко из пакета. На полчаса отдались сонным чарам замка, лежа на траве в прозрачной древесной полутени в неподвижном воздухе в окружении полуразрушенных стен и молчаливых башен. И снова вперед.

Чуть было, не остались в этот день без продуктов, все запасы подходили к концу, а все не встречался на дороге подходящий магазин. К нашему счастью уже в восьмом часу вечера выехали к супермаркету в Прицвалке и там всего набрали в изобилии. Когда рассовывали купленное по сумкам, подошел к нам невысокий сухощавый парнишка лет двадцати пяти. Заговорил по-русски, назвался Камилем. Оказалось, что он приехал сюда недавно из Казахстана, из Астаны (Астана-Целинноград-Акмолинск. На моем веку мою родную улицу переназывали трижды: сначала из божественной Воскресенской она стала безбожно Чернышевской, потом ее статус повысили до улицы Ленина, а в годы смуты снабдили универсально высоким званием Кремлевской. А еще жалуемся, что у нас короткий век!). Приехал потому, что жена у него немка из Поволжья, хотя сам он татарин из Уфы. Он охотно рассказывал про жизнь здешних переселенцев. Живут в общежитии, получают пособие семьсот евро на человека. Работы в городе нет, власти обязывают их участвовать в общественных работах: ремонт дорог, чистка парков. За это платят один евро в час, на фоне минимальной зарплаты в семь евро в час им это кажется слишком дешево, и большинство от общественных работ уклоняется. Власти организуют обучение рабочим специальностям. Нужно учиться два года, ездить каждый день к восьми утра в соседний городок, если пропустишь без уважительной причины больше трех дней (по часам) – отчисляют. Многие приезжие начинают учиться, но мало кто удерживается. Хотя, если получить настоящую работу – платят очень хорошо. По приезде сюда, когда проходили анкетирование, Камиль написал, что на родине окончил железнодорожный техникум и работал на транспорте. Теперь он надеется, что его возьмут здесь работать на железной дороге после краткосрочного обучения. Учат их и немецкому языку, но русская колония большая, есть с кем поговорить и новый язык учат без усердия. Во всех его рассказах сквозило это уже знакомое мне по другим встречам с фольксдойче настроение вяло оборонительное, защитное высокомерие людей с комплексом неполноценности. Насмешка над глупыми немцами, которые платят такие деньги ни за что, над мягкими мерами понукания, которые нашим людям – как слону дробина, жалобы на скуку, отсутствие перспективы. Этот балласт утопит, в конце концов, благополучную Европу. Хотя едут же сюда и образованные, энергичные молодые люди из России. Сколько веры в себя, ума, напора нужно, чтобы пробиться в чужой стране сквозь трудности языка, разницу профессионального стиля работы, ревность и отторжение иностранного. Доказать, что ты все это можешь, с чужой стороны войти равным в сообщество сильных – эту задачу с честью решили немало наших соотечественников, и это дает надежду, что Германия все же выплывет! А как же Россия?

В этот вечер мы остановились в двухстах метрах от дороги на скошенном пшеничном поле у канавы, заросшей непроходимыми дебрями тальника и крапивы совсем скоро после посещения супермаркета и последовавшей затем поездки по довольно унылым, лишенным зелени улицам Прицвалка к ничем не примечательному четырехэтажному зданию общежития Камила, где он налил нам воду в наши пустые бутылки и подарил пакет свежих помидоров и перцев – им дают их (или сами берут) в теплице, где сейчас проводятся общественные работы.  Место было совсем как у нас: двести метров разбитого проселка с ухабами, комбайн, все еще утюживший дальний конец большого поля, замусоренная лесополоса, эта заросшая дурниной канава и долгая неяркая заря на дальнем горизонте.

Камил говорил, что на TV все время показывают сюжеты борьбы с наводнением на Эльбе, что у них в городе готовят помещения в школах для расселения людей из затопленных районов, что создаются отряды добровольцев в помощь германским силам МЧС, что многие дороги перекрыты и т.д. Мы то думали, что в Дессау заплатили свою дать наводнению целиком. А оно, оказывается, еще ждало нас впереди, ведь Магдебург был от нас в этот момент более чем в ста километрах пути на другом берегу Эльбы. Это беспокойство подняло меня на другой день совсем рано. Солнце только еще вставало из дымки на горизонте. Сварил «Геркулес» без всего, кусочек сыра – как-то странно у нас получается, то всего полно без меры, то пусто. В восемь уже были на дороге, а в одиннадцать переехали Эльбу ввиду Виттенберга (Wittenberge), не заезжая в город. Посмотрели только со стороны, с моста  на его многошпильный профиль. Прекрасная широкая дорога практически пуста, машин совсем мало, видимо, где-то перекрыто движение.  Мост через Эльбу тоже безлюден. Река затопила всю пойму до коренного берега, тут и там из воды торчат вершины деревьев, но у береговых дамб есть еще запас метра в полтора. За мостом полицейский пост, поворачивают все машины назад, но на нас ноль внимания. Я инстинктивно объехал постовых подальше (как сказал мой товарищ: - Что вы хотите, я же прожил жизнь при оккупационном режиме!), а Сережа остановился и спросил, можно ли нам ехать дальше? – Да, пожалуйста – был ответ.

И мы углубились в лес на левом берегу Эльбы по совершенно пустой широкой новенькой дороге. Удивительно все же, сколько в Германии лесов. На юге в Баварии больших массивов я не помню, но не помню и пейзажа без леса. А здесь мы втянулись в бесконечный лесной массив с просеками, вырубками, кордонами лесников, как где-нибудь в Марийской республике.

В два часа были в Стендале (Stendal), пообедали за городом Камилевскими помидорами и молоком, подремали минут пятьдесят и опять вперед. Выскочили на абсолютно прямую, ограниченную по сторонам нескончаемой стеной леса без разрывов новенькую с иголочки дорогу (красную 189) и не понятно было, то ли это скоростная магистраль и нам по ней нельзя, то ли шоферы, которые нам гудели,  с дурным характером, а может быть они вовсе и не гнали нас, а приветствовали. Не знаю. Чувствовал я себя, как всегда на автобане, загнанным зайцем в свете фар, настроение у меня было отвратительное, однако никаких развилок все равно не было, свернуть было абсолютно некуда, и я всю свою тревогу и раздражение вкладывал в педали.

А день был прекрасный, тихий, рассеянные легкой дымкой солнечные лучи грели ласково, во всей окружающей природе разлита была блаженная сонливость, даже машины на нашей великолепной, рассчитанной на огромный поток дороге были редки, проносились по одной. И эта непривычная для дороги тишина тоже рождала неясную тревогу. К тому же  время от времени мимо меня с ревом проносилась колонна грузовиков с немецкими спасателями – новенькие машины с ровными рядами солдат в кузове. На каждом безукоризненно новая форма, все в одной позе, как детская игрушка или мультик. Через некоторое время такая же безукоризненно снаряженная колонна на той же максимально дозволенной скорости проносилась в обратном направлении, и трудно было не подумать, что это те же самые машины и те же самые приклеенные к скамейкам в кузове солдатики. Видимо, не часто случаются в Германии стихийные бедствия, и бойцы МЧС должны были показать в этот день, наконец, на что они способны.

На первой же развилке опять оказался полицейский пост, как специально присланный для охраны нашего быстрого продвижения вперед. Все машины разворачивали на боковую ветку, а мы беспрепятственно покатили по нашей главной совершенно прямой и теперь совершенно пустой магистрали. Дальше можно было ехать спокойно, силы тратились максимально эффективно, каждый поворот колеса приближал нас напрямую к конечной точке нашего маршрута, не то что вчерашние петли сельских дорог по полям и холмам от деревни к деревне.

Но и силы мои были уже на исходе, долгий день клонился к вечеру. Сережу не видно было впереди, Марат держался где-то поблизости сзади. Я давно с возрастающим нетерпением ждал, когда Сережа остановится на привал. Уже больше часа не слезали с седла, все разговоры про правильный ритм движения, про своевременный отдых сразу начисто забываются, как только впереди открытая дорога. Обычно, я только ворчал про себя, как и положено деду, а тут обиделся, остановился отдыхать один. Посидел на лавочке у обочины – удобно у немцев все устроено. Сжевал половинку Сникерса из завтрашнего запаса, пожаловался еще немного самому себе на усталость, на невнимание молодых к моим заслуженным слабостям, да и ехать пора. Вроде и легче стало и силы прибавились. Все же стыдно, что от завтрашнего Сникерса отъел, как мальчишка.

 Еще через пару часов с трудом удалось остановить Сережу на ночевку в узкой полосе леса, за которой внизу просматривался уже сплошь аграрно-промышленный пейзаж окрестностей большого города. До Магдебурга оставалось менее тридцати километров. К этому моменту, а было уже около восьми вечера, Сережин спидометр показывал 134 пройденных километра, абсолютный рекорд дневного пробега в этом походе и второй результат за все мои поездки.



Конец маршрута


Следующий день, пятница 23 августа по первоначальному Казанскому плану должен был стать днем возвращения  в Германию из Италии, но кто-то перепутал номера страниц в книге наших жизней, и в результате мы прочитали эту страницу возвращения почти на неделю раньше, а теперь шел какой-то путаный текст, то ли по чьей-то оплошности пропущенный в недалеком прошлом, то ли вообще отданный на волю ветреного случая. Следующая вперед страница была уже известная: автобус до Москвы, встреча с друзьями, поезд в Казань, но сегодняшняя была из этой невесть откуда взявшейся вставки, и что в ней есть – совершенно непредсказуемо. И ведь что удивительно – сколько нас ни обманывали партия и правительство, сколько раз жизнь ни плевала в душу, но стоит поплыть впереди черному асфальту голубыми миражами и опять бьется сердце сильнее в ожидании чего-то неопределенного, и это главное, чтобы было оно неопределенным. Но в этот день я был уже слишком усталым для любой новизны и, спускаясь на хорошей скорости по дороге от давшего нам уютный ночлег леса к унылому конгломерату жилых и промышленных построек, я мечтал только об одном, как бы поспокойнее, без приключений и сюрпризов проскочить через эту путаницу дорог и добраться до конечной нашей пристани – Магдебургского вокзала. Не чудились мне уже журавли в небе, а только потрепанный временем автобус фирмы Eurolines, который повезет меня, выжатого, как лимон и физически и морально, но полного одним великим чувством советского человека - чувством глубокого удовлетворения, повезет домой в Москву.

Ночью шел дождь, гремело и блистало, утро вставало в густом тумане. Выбираясь из леса, промокли выше колен от высокой травы, но позже оказалось, что за туманом синее небо и теплое солнце.

Очень неровная и нервная оказалась дорога. Немцы - педанты, если есть велодорожка, не смей соваться на проезжую часть. Но как не соваться, если велодорожка мощена кирпичом, небось, еще до Гитлера, а асфальт на дороге только что положен. К тому же велодорожка рассчитана на неспешные местные передвижения, то переберется под светофором на другую сторону дороги, то заложит замысловатый объезд, поди, уследи за всеми этими фокусами на ходу.  И вслед за Сережей мы лупим по новому шоссе рядом с фурами, шоферы нам гудят, осуждают - надо уходить. Господи, как я устал от всей этой гонки, вытаращив глаза, поехать бы хоть немного по тихой дорожке без перекрестков спокойно, ни куда не торопясь. Оказывается, дорожка для велосипедистов после эстакады пошла вдоль другой стороны шоссе, видимо, мы не заметили, где был переезд. Выжидаем на обочине, пока наша полоса окажется пустой, и бежим через широкое полотно дороги бегом, чтобы успеть проскочить перед машинами, идущими со скоростью далеко за сто. Потом секунды ожидания на разделительной полосе, на виду у всех осуждающих взглядов, и снова рывок бегом через асфальт, через канаву на велодорожку.

По длинному, совершенно пустому мосту переехали через автобан, дальше дорожка наша заворачивает явно не в ту сторону. Солнышко над головой, вокруг зеленая равнина, слева низенькая лесопосадка, справа за дорогой поля. Ни души живой, только машины время от времени проносятся, как существа из другого мира, не собирающиеся вступать в контакт с землянами. Город где-то совсем близко, а куда ехать – не понятно. На карте нашей дороги нет, да и так видно, что построили ее совсем недавно. Стоим, вяло спорим, время идет. Наконец, вдали появляется велосипедист, наверно, пенсионер едет на садовый участок. Он знает несколько слов по-русски, да и проблема яснее ясного. Действительно, оказывается, надо ехать назад через мост и там по дороге направо совсем близко пригород.

Так оно и оказалось. Скоро поля по сторонам сменились двухэтажными домами А вот авто магазинов не помню.  В Западной Германии и во Франции на въезде почти в каждый город  прежде всех вас встречают огромные безлюдные торжища автомобильных фирм. Но в длинном и непривычно многолюдном пригороде Магдебурга я их не припоминаю. Помню только, что выглядело все очень привычно, как будто въезжали мы в какую-нибудь Самару или Нижний Новгород.

Почти часовая остановка у супермаркета на окраине – затовариваемся подарками домой. Я терпеливо жду товарищей, дремлю на солнышке у входа, торопится теперь некуда, мы уже у цели. Что удивительно, совсем не приезжают в магазин на велосипедах, все только на машинах, как во Франции. А в Мюнхене на вело приезжали чуть не половина покупателей и у большинства велосипеды были нового поколения, с переключением скоростей внутри втулки.

Как водится, вокзал нашли не сразу, поплутали сначала по центральным проспектам, потом уперлись в какой-то промышленный тупик и оттуда уже по переулку выкатились, наконец, на привокзальную площадь, на этот раз к парадному входу в здание вокзала, на автобусе нас, оказывается, подвезли к тыльной стороне. Вошел я в вокзал, подошел к справочной, в которой получал первую распечатку маршрута до Пайне в день приезда сюда из Москвы. Вот и замкнулся круг. Я снова в исходной точке, она же и конечная. Я вернулся сюда: тот же высокий зал, такая же толпа, та же неулыбчивая дама в окошечке. Но я уже не тот. Необратимо возросла четвертая координата и с высоты нового положения на временной оси я даже с некоторым чувством превосходства смотрю на себя того – нижнего, помятого долгой ездой в автобусе, еще ничего не знающего ни про дожди, ни про высоту Альпийских перевалов, ни про Венецию. Там, внизу во мне горит огонь желаний, я полон сил и надежд. Здесь наверху я полон покоя удовлетворенных стремлений, ценным, но тяжелым грузом лежат во мне впечатления, покоя требуют усталые мышцы, воспаленные глаза, напряженные нервы.  Я счастлив – я сделал это. Я сделал и вернулся и могу теперь спокойно отдыхать на лаврах, наслаждаться достижением, потихоньку переваривать про себя груз впечатлений. Я счастлив, если можно быть счастливым тем, что было и прошло, удовлетворенным желанием, счастьем йога – больше ничего не надо.

К сожалению, полного счастья не бывает даже по йоге. Нужен туалет, и неплохо было бы слегка перекусить – время уже обеденное, а на завтрак были мюсли без масла. Местная молодежь с рюкзаками перекусывает на лавочках прямо на солнцепеке. Сидя на ступеньке у входа в вокзал жует свой бутерброд лысый крепкий немец с туристским велосипедом, видимо, тоже путешественник, вроде нас. Заговариваю – действительно, ездил по кругу на север на четыре дня, за день проезжал больше ста, но ночевал в кемпингах. Сережа приносит кусок пиццы, жую и я, разомлев на солнышке, стараясь спрятаться в уходящую тень вокзала. Время идет впустую – и пусть, торопиться нам больше некуда, наш автобус будет только в 11 вечера.

Посетить туалет на вокзале Магдебурга стоит один евро: пятьдесят центов кабина и еще пятьдесят – вымыть руки. Дежурная с немецкой бдительностью следит, чтобы посетитель не вымыл руки бесплатно. Однако позади вокзала за дорогой – полоса кустарника, которая за поворотом переходит в большой сквер. Кусты эти дают приют всем страждущим, там обнаружился даже настоящий бомжатник с настеленными старой одеждой лежанками и остатками трапезы большой компании.

Тем не менее, центы в вокзальном туалете еще раз навели меня на уже достаточно изжеванную мысль о неэквивалентности обмена рублей на валюту. Государство бессовестно обманывает нас при оценке нашего труда, по-прежнему выдавая вместо платы за выполненную работу лагерную пайку. А потом еще раз грабит сэкономленные гроши на границе, раза в три задрав цену доллара. В результате, моих денег, на которые я могу что-то купить дома, здесь не хватает на посещение туалета. За одни и те же товары в пересчете на рубли в Европе приходится платить вдвое, а то и втрое дороже, чем дома. Ответ на извечный русский вопрос: кому на Руси жить хорошо – сегодня прост: тому, кто получает в долларах (евро), то есть тому, кто продает нашу нефть (газ). И дальше привычный Солженицынский ход мыслей, о том, как надо переустроить Россию, сразу упирается в иронический вопрос: кому надо? Кому было надо, тот только что все переустроил наилучшим для себя образом и переустройство это перманентно продолжается на глазах открывшей рот публики с помощью автомата Калашникова (Макаров, Беретта,…), генеральной прокуратуры, телевизионного зомбирования избирателей и других инструментов демократического общества.  Поразительно, какой злой гримасой обернулись России завоевания богатых ресурсами земель Урала и Сибири. Жили бы себе спокойно и счастливо за счет своего труда и интеллекта в своей Восточной Европе, как живут финны или японцы. Хорошо еще хоть Калифорнию продать успели.

Но в ту пятницу 23 августа 2002 года мысли мои не поднимались выше соседних кустов и бутербродов на лавочке в сквере. С наступлением сумерек мы вернулись к автобусной остановке и начали потихоньку паковаться. Стемнело. Какие-то автобусы приходили и уходили, мы нервничали, бегали смотреть, не наш ли пришел раньше времени. Но наш пришел в этот раз точно по расписанию, весь в огнях, раскрыл двери, не спеша, солидно вышли водители, мужики немолодые тяжеловатые в форменных безрукавках и брюках с билетами и документами в руках. Нет – сказали они в один голос – велосипеды не берем – и занялись другими пассажирами. И что делать? Поздний вечер на пустынном автовокзале в далекой Германии, ярко освещенный автобус остановился на минуту и дрожит от нетерпения, готовый ринуться дальше в сторону милой родины, но велосипеды они не берут!

Я знал, конечно, что это только торг, что даже еще и цена не названа, а просто идет расхваливание товара, и все же сердце у меня екнуло. По ритуалу теперь была наша очередь – хаять этот товар, сбивать цену. Однако я молчал, выжидая, что будет дальше, и в торг вступил Сережа. Он стал размахивать взятыми из Интернета распечатками правил фирмы, в которых написано, что велосипед в чехле принимается к перевозке, как негабаритный груз за двойную цену.  - И нас же везли сюда из Москвы таким же автобусом! – Нет, - настаивали на своем шоферы – не возим и никогда не возили, не будет такого! Других пассажиров они уже погрузили. Категорически отказались брать девушку, у которой  был какой-то непорядок с документами, и она отошла в сторону в слезах. Но уезжать не торопились.

Я не уловил момента, когда появилась цена. Разговор все время шел в тоне категорического отказа, Сережа упирал на правила, грозил позвонить в офис фирмы (в 11 часов вечера!), водители отвечали, что плевать они хотели на наши правила, а места в багажниках нет, и тут никакие правила не помогут. И вдруг из общего шума мой слух выхватил число 25. Ехать пока все так же было невозможно, но, по-видимому, эти 25 могли решить проблему. Двадцать – сказал я, мы платили сюда двадцать, сейчас у нас вещей не больше. Я сразу почувствовал, что голос мой услышан. Ответ был быстр и категоричен – двадцать пять! Сережа еще раз стал пугать их жалобой и законами, а у меня возникло чувство, похожее на сочувствие или даже жалость к этим в годах уже мужикам, скорее всего с высшим образованием – я думаю, сюда не всяких берут – которые проведут две ночи за рулем, неся на сердце груз немалой ответственности. И вот сейчас, спрятав подальше свою совесть, которая, наверно, все же есть и временами болит, они выжимают из нас несчастные пятнадцать евро на двоих сверх положенного, да еще наверняка с кем-нибудь поделиться придется. – Ладно, пусть так, поехали! И хотя Сережа еще продолжал одному из них показывать параграфы правил, другой уже открывал свободный нижний багажник.

 Две минуты понадобилось, чтобы забросить наши с Сережей упаковки и взгромоздить сверху неразборный Маратов байк. Еще пять минут на главное: деньги и документы. Шоферы очень придирчиво проверяют паспорта и визы, видимо, взять в автобус значит, взять под свою ответственность. Свободные кресла в разных концах автобуса.  Я устроился  над дверью. Прямо скажем, даже для меня, человека среднего роста и скромных габаритов, тесновато.  Но какое это счастье расслабиться и больше ни о чем не думать. Пусть теперь колеса крутит мотор, дорогу выбирают водители, а нас впереди ждет родной дом.