Копирайтер

               
Объявление на сайте математического вуза:
"Решаем всё". Отдел кадров.


***

- Сколько раз в день вы хотите убить кого-нибудь? – хорошо отглаженный, пахнущий содой и карамельками тип любовался яндекс-Алисой, но так и не глянул ни разу в глаза. Как это называется в психологии? «Я тут непричем, задавать дурацкие вопросы заставляет начальство. Ты уж извини чувак».

Варламов вытянулся в кресле, то скрипнуло, тип скривился.
«Всем не всё плевать», - подумал Варламов и ответил:

- Примерно два раза в день. Иногда – три.

Тип кивнул. Хорошо.

- А могли бы сделать это в реальности?

- Мог бы.

Сейчас должен последовать вопрос об обстоятельствах. Варламов снова уперся взглядом в прошлогодний календарь, застрявший на ноябре. Ноябрь висел над правым плечом типа, было чувство, что там пили кофе. Коричневая клякса между 12 и 26 числом последнего осеннего месяца, чуть выше рисунок щекастой и грустной мышиной физиономии, остальное серое тельце пряталось в рукавице. Рукавица просторная как у дворника, грубой вязки. Мышь могла быть хомяком. Но это вряд ли: Варламов смутно помнил детскую сказку про рукавичку, но только в ней был декабрь. А тут грязь, черный снег с белым налетом.

- При каких обстоятельствах вы могли бы убить и кого?

Варламов переключился на типа. Качнул головой:

- Это один вопрос или два?

Тип кивнул, уступая прозорливости Варламова:

- Два в одном, но в данном виде тестов это допустимо.

В принципе, Варламов мог бы не уточнять. В каждой второй из двадцати фирм, куда его усердно направляла биржа труда, тесты явно составляла какая-то девочка-стажер, выпускница педагогического колледжа, легко адаптировавшая тонны психологической макулатуры к своим гормональным потребностям. Варламов уже привык к интересу будущего работодателя насчет цвета его нижнего белья, трансгендерной мотивации его помыслов («переодевались ли вы когда-нибудь в женское платье»), коэффициента сексуальной активности («сколько любовниц поменяли за последние десять лет»), и уровня морально-психологической устойчивости («ведете ли суицидальный дневник в социальных сетях»). Отвечал всегда честно, намекая вероятному работодателю о скрытом своем нежелании участвовать в делах фирмы и ее трудах. «Зачем тогда пришел?», - молча возмущался вероятный работодатель через очередного подставного менеджера-тестера или секретарши.

«Условия биржи, прошу прощ. Так-то пофиг».

Вследствие ни один тест на профпригодность он так и не прошел. Наутро тренькал месседж: «К сожалению, вакансия, соответствующая вашей специальности занята. Надеемся на дальнейшее сотрудничество». «Надейтесь», - соглашался Варламов, напяливал наушники, грелся пивом, Нирваной, Энигмой и еще какой-то тухлятиной, именования которой не помнил никогда, но мелодию ценил. Там же у него был серый блог, пара комментов о фильмах, немножко умничанья насчет Камю, Паланика и Пелевина в качестве напоминалок о возрасте «около сорока», и смерти, которая «мементо мори». Всё было вообще хорошо, если б не нужда в подачках по факту сокращения. Варламова сожрали месяц назад, по чувствам - год. Нет, он не писал заяву, не жлобился и не жаловался: молча выслушал приговор, согласился, подписал обходной, сходил с ним в сортир, дождался пока высохнет на батарее, положил на стол в кадрах и всё. Кто-то потом пытался дозвониться, что-то угрожал, пришлось выбросить старый телефон с балкона и найти в шкафу еще старее. Сюда никто не мог позвонить, даже Нинка; та пару раз стучалась в дверь ибо звонок сломался еще с полгода как. Но ей в принципе привычно стучать, чего там. Варламов топил уши в наушники поплотнее, глотал Балтику, всё норм. Нет, жить можно. Сбережения, они же заначки на бельевой полке среди трусов и носков, если не транжирить, могут  обеспечить еще один год с пивом, булкой, полбатоном Докторской и квартплатой. Пельмеши, курица, с голодухи не помрешь. Нинке, дуре, будет на что новые колготки драть. Всё равно через день-два  пустит ее обратно. Привычка к бабе всё одно что к сорту сигарет. Сколько ни пробуй новые, на крайняк возьмешь свои.

Против работы Варламов тоже ничего не имел, но хотел по интересу. И чтоб ничего не напоминало о юридическом лице, оно же козья морда с ограниченной ответственностью. Варламов гордился самолично придуманным слоганом "ваша безопасность - дело наших стволов". Теперь - нет. Теперь нет черным формам возбуждающего оберштурбанфюрерского типа. Типа "Алекс-Юстасу": заказчицам в соболино-песцовых изделиях нравилось, между прочим.  Нет полусуворовским уставам: "берем любой Измаил, цены - в прейскуранте". Нет шелушащимся пустоглазым мордам, бодрым и ровным строем штурмующих проходную-крутилку вслед за ним, Варламовым. На выход. Пока они ещё за спиной, они вершители судеб, у них стволы кругом. Затем они также резко перестают любить родную фирму, Суворова, ясно это понимают, хотят кого-нибудь убить, но обычно соглашаются завхозом или таксистом. Варламов не хотел в завхозы потому что во всех администрациях, включая детский сад номер 28 одни варламовы. А он, чтоб лишний раз не напоминало, завесил единственное зеркало в ванной. Другое из прихожей забрала Нинка. Всё забрала, даже драные чулки.

«Хоть бы в такси пошел, - орала, - какой-то был бы прок».

В такси болтают и блюют всякие пьяные уроды. Варламов не любил поддакивать чужим бредням, но любил машину. Если ее облюют, будет неприятно.

- Чистоплюй! - кричала Нинка, - а ты любовницу свою пригласи салон мыть! И какой пример ты подаешь сыну?

Когда она уезжала к маме, полдома соседок сбежалось посмотреть на его пример. Хотя чего там смотреть, они и так знали в нем всё от гастрита до геморроя: Нинка не умели ни пить, ни трепаться. Он попросил, чтобы забрала вместе с сыном и зеркало из прихожей. Хоть и дура, но молча кивнула. Забрала всё. Кроме любовницы, которой не было. В последний раз что-то такое случилось лет пять как, но Варламову не очень нравилось. Оба стеснялись друг друга и боялись встречаться. Он конечно мог найти кого-то похабалистей, но тут глобальное сокращение штатов, попадалово прямой наводкой в сердце. Тогда ему каждую ночь снился сон, где он на пьедестале торжественно занимает первое место, а зал могучим слаженным мужским голосом александровского хора орет «Варламов – чемпион, Варламов – чемпион». Вар-ла-мов чем-пи-он!

Накануне начальник хмуро промолчал ему в лицо: Варламов, ты чемпион. Ты знаешь об этом, Варламов. Толку от тебя, Варламов. Короче, ты все понял Варламов.

Затем обходной и бесконечные тестирования в одинаковых фирмах с разными названиями. Он в принципе ничего не имел против интересной работы, где нет начальника. Где нет и его, Варламова. В любом случае все зеркала должны быть завешаны, заклеены, закрашены белым.

- Я готов убить любого на любых условиях в том случае если он шелушащийся пустоглазый мужчина в районе сорока лет, - ответил Варламов на вопрос экзекутора.

- Хорошо. Вы нам подходите, - неожиданно положительный результат тестирования заставил Варламова внимательнее осмотреть нового гладкого субъекта в блестящем, словно без марли заутюженном костюме цвета воронежского чернозёма. Субъект объявился внезапно из ниоткуда, был худ, моложав и скорее бурят чем башкир. Но, может, метис. С преобладанием монгольского в разрезе глаз и ширине скул.

- Рафаил Христофорович, - представился монгол и протянул руку, - я ненец и кем-то вроде распорядителя здесь.

- Варламов, - Варламов пожал руку немца-распорядителя. «Ну чего удивляться, - подумал он, - сейчас в Германии полный мультикультурализм и все турки тоже немцы».

- Не-нец, - улыбаясь, поправил монгол, протягивая Варламову трудовой договор, - Ямало-Ненецкий АО, - прочтите пожалуйста, и если согласны, подпишите и завтра приступайте к обязанностям.

Извинившись за тугоухость в отношении национальной принадлежности распорядителя, Варламов пробежал взглядом по тексту договора. Оказалось, фирма звалась «Копирайт». Затем следовал рекламный текст: «Скупаем и копируем зло индивидуально и оптом с целью обратного воздаяния. Дорого».

- Зло? – Варламов уставился на монгола, - какое зло?

Тот пожал плечами:

- Обыкновенное. Невнимательность, черствость, грубость, лживость, тщеславие, предательство, гордыню ну и далее грехи согласно Евангелия, Торы и Корана по прейскуранту. В зависимости от веры.

- Вы торгуете злом? – впервые после увольнения Варламову стало интересно.

- Все торгуют злом, - серьезничал монгол, - мы в ритуальном порядке. Фильм «Елки» смотрели? Бумеранг там, Ургант, Светлаков.

- Ну да. Как бы, - кивнул Варламов.

- Там добро за добро. А мы злом за зло. Во-первых, удобно: зло делать приятнее чем добро и намного экономичнее в силу того, что в итоге платит всегда виновный. Причем вдвойне.

- Зачем вдвойне? – трудно соображал Варламов.

- А чтоб неповадно было. Кто с мечом к нам придет и всё такое. А во-вторых, спросу на зло куда больше. Один гештальт закрыл, еще десять объявилось. Работы очень много. Сутками и без сна.  Не все соглашаются, многие предпочитают небытие или обратно.

Абсолютно ничего не поняв из речи распорядителя, Варламов решил поискать смысл в договоре. Там ему предлагалась должность «работа с общественностью». Она заключалась в необходимости «засекать, записывать, копировать все случаи неправильного поведения, мышления, мыследействия людей в обыденной жизни и по факту присутствия в любом месте от рождения до смерти». После копирования, зло должно было умножиться (об этой процедуре в договоре ничего не прописано)  и возвратиться владельцу. Но возвратным действом занимались другие специалисты. В графе оплата труда значилась фраза «Работники фирмы Копирайт ответственности за последствия не несут». И требования к специальности: образование любое, знание языков – любые, состояние здоровья – любое, основное требование – острое чувство справедливости.

- Вы издеваетесь, - вник, наконец, Варламов и возвратил договор обратно.

- Нет, - распорядитель потянулся рукой к вешалке за своим креслом, стянул оттуда белый халат, облачился в него, поправил на груди бейджик «Врач-реаниматолог Батюшкин Р.Х».

 – Вот вечно мне самое тяжёлое выпадает, - ворчал он. – Объясняю.

Оказалось, Варламов умер. Вернее, у него умерло сердце и все внутренние органы, мозг на подходе. Осталась пара минут. Его реанимировали конечно как могли, но в таких сложных случаях всё бесполезно. Сейчас он пребывает в состоянии клинической смерти, сопровождаемой легкой управляемой извне галлюцинацией, вследствие действия которой Варламов воспринимает свои последние две минуты жизни за одиннадцать месяцев; но это нормально. Врачи только недавно научились подстраиваться под нейронные ритмы умирающих и общаться с ними с целью создания больному комфортных психологических условий в состоянии смерти. Но самое важное, это посмертное сотрудничество против мирового зла.

- Вы как Гитлер, Варламов. Сначала отравились, а потом застрелились. И теперь вот умираете в полной отключке в реанимации с трубкой в трахеях. А у меня лично из-за вас проблемы могут быть. Если конечно вы не согласитесь сотрудничать.

С трудом Варламов вспомнил. Ровно месяц после увольнения. Нинка ушла и забрала всё. Какой пример ты будешь подавать своим соседкам? Сына и зеркало забрала. Водку оставила. Он пил, она стучала. Он достал охотничье ружье. Голова разболелась, таблетки он не нашел. Упер дуло в левое плечо. Там где-то сердце. Она стучала, потом пинала дверь.

- Я те покажу, кто тут чемпион, - сказал Варламов и выстрелил.

***

- Если я умер, то Бог есть, - заявил Варламов монголу.

Тот посмотрел на наручные часы китайского производства стоимостью двадцать рублей:

- Потерпите еще секунд сорок, - попросил тот, - сейчас вы конечно уже умерли, но пока все ещё здесь. И пока вы здесь, подпишите этот договор, пожалуйста. Для вашего же блага.

Монгол добивался согласия на предоставление посмертной  и всесторонней информации о причинах не перенесённой Варламовым экзистенциальной боли и виновниках её.  Сейчас же, по уверениям распорядителя, к мозгу Варламова подключат сверхчувствительную аппаратуру, ею выведут на чистую воду всё и вся, от самого его рождения до смерти. Затем все виновные будут наказаны ради того чтобы другой Варламов, попав в сходные условия никогда не поступил аналогично.

- Наша аппаратура действенней гипноза, - уверял монгол, - вся ваша жизнь и смерть как на ладони. Все виды зла, о которых вы и помнить забыли. А нам важно, мы воздаем, аннигилируя зло злом же; его хотя бы на время становится меньше, места для добра – больше, да и вы умираете в полной уверенности что живы и приняты на интересную творческую работу. Согласны?

- Нет, - Варламов посмотрел на монгола, лицо у того приобрело бледные и вытянутые европеоидные очертания. Наверное, сильно удивился, - понял Варламов. Нет, повторил он. Нинку жалко. Если ее дурь удвоят, что ж от нее останется? А у них сын вроде того зеркала. Смотришь и отражаешься.

- Нет, - сказал Варламов и закрыл глаза.

Ноябрь. Засохшее пятно крови между двенадцатым и двадцать шестым, перепуганный толстый мышонок в рукавичке.  Ничего, завтра Варламов опять пойдет искать работу. Только не Копирайт, слышишь, Бог? Только не этот гребаный Копирайт снова. Просто обычная фирма с нормальными людьми.  С нормальными добрыми людьми, Господи.

И последнее. Ты извини за неправильную молитву. Если Ты конечно ещё существуешь.