Секач

А вот эта история случилась с нами в пионерском лагере. Дело в том, что в доме нашем давали квартиры людям, работающим в одном и том же научно-исследовательском институте - там работали мой отец, отец Юрки, отец Андрюшки Котовского, мать Серёжки Картавого, мать сестёр Наташки и Нади, отец сестёр Якимовых, и даже мать Губасова мыла там полы. Во-от. А профсоюзные путёвки в пионерлагерь тоже распространялись по месту работы, и так вышло, что попали мы однажды в одну смену в один пионерский лагерь, только в разные отряды, потому что возраст у нас маленько отличался.
Не скажу, чтобы мы очень уже поддерживали в лагере дворовые отношения – у всех сформировались свои компании, но всё-таки, встречаясь на дорожках или для общих дел, приветливо здоровались. В моём отряде оказался Юрка и две сестры Якимовых – Танька и Ольга. Якимовых этих, кстати сказать, был полон двор – многодетная семья, очень хотевшая мальчика, но, в итоге, вынужденная мириться с восемью девочками, трое из которых были погодки. Это, впрочем, никого особо не удивляло в те времена несовершенной и малодоступной контрацепции. Губасовых тоже было четверо, Кондрашовых – трое, Абрамовых – пятеро детей. Но я отвлеклась.
Итак, мы жили весёлой коллективной пионерской жизнью, как вдруг кому-то из Якимовых пришла идея посвятить занудный тихий час прогулке по ближайшему лесочку. Не прошло и получаса, как в курсе этой задумки сделалась вся наша компания, и сёстрам, что называется «сели на хвост».
Самым сложным было ускользнуть из дачного домика незамеченными. Если бы это прокатило, за остальное можно было не беспокоиться – во время тихого часа вожатые и отрядные воспитатели удалялись по своим делам и в дачках материализовались только, . если какой-нибудь отряд совсем уж начинал «сносить крышу».
Точку сбора мы назначили у известной пионерам, но не пионервожатым лазейки в заборе и практически сразу после сигнала «спать по палаткам» начали собираться, выныривая из кустов, проползая за кустами и проламываясь сквозь кусты. В конце концов собрался следующий боевой отряд: Серёга Губасов, Серёга Картавый, естественно, Якимовы, Юрка, Наташка, и я. Надюшку по малолетству от этого дела отстранили, оставив наблюдателем в лагере.
Мы выступили вверх по тропинке, поднимаясь на Лысую гору, которая только называлась Лысой, а на самом деле курчавилась очень симпатичной дубовой и ореховой порослью. Серёга Картавый – счастливый обладатель ручных часов – засёк время и сказал, что мы должны вернуться не позже, как через два часа. Не то хватятся.
Прогулка была очень приятной – тем приятнее, что альтернативой было лежание в душных спальнях. Стоял июнь, когда ещё расслабляющий зной не запылил листву и не рассеял в воздухе необоримую полудённую сонливость, в дубовой роще чудесно пахло – кто знает этот запах дубового листа, меня поймёт, по краям тропинки росли цветы, перепархивали бабочки, стояла тишина, но не мёртвая – особая, лесная тишина, нарушаемая шелестом листьев, далёким птичьим возгласом, чьим-то похрюкиваньем… Стоп! Похрюкиваньем?
- А вы знаете, что здесь водятся дикие кабаны? – спросил Серёжка, останавливаясь.
- И чо? – храбро выступил его тёзка Губасов.
- А ничего, - ответил Серёжка. – П`гопо`гет живот, тогда узнаешь…
Мы беспокойно заоглядывались – хрюканье и потрескиванье сучьев приближалось.
- Если мы на кабаньей тропе, - сказал Юрка, он точно нападёт. Секач, знаешь… Я читал.
- Чо стоим-то? – занервничала Наташка. Она училась во вспомогательной школе и считалась умственно-отсталой, однако, как человек, знающий её хорошо и близко, ответственно заявляю: тут врачи и педагоги что-то напутали. Наташка была патологически ленива к учёбе, но в целом развита и соображала даже побыстрее других.
- От кабана не убежишь, - вздохнула Танька Якимова. – У него четыре ноги, а у нас по две.
- Так что, пусть живот пропарывает? – возмутилась её сестра.
-Надо знаете что? – придумала я. – Надо на дерево залезть.
- Тебя ни одно дерево не выдержит, - нахамила Наташка. – И Серого – тоже.
Действительно, и я, и Губасов отличались значительной упитанностью, что, впрочем, не мешало нам активно бегать, прыгать и лазить по деревьям – тоже.
- Вот тебя, может, и не выдержит, - заступился Юрка. – А их – выдержит. Вон какие дубы здоровые.
Сказано – сделано. Мы , подгоняемые сделавшимся уже оглушительным хрюканьем и треском, полезли на деревья. Проблема в том, что у Таньки Якимовой этой полезной привычки не было. Картавому пришлось попыхтеть подсаживая её до первой развилки. И только мы успели вскарабкаться на свои дубы, как из лесу вышла… свинья. Обыкновенная домашняя хрюшка. Она не спеша, прогуливалась, изучая и подбирая прошлогодние жёлуди и орехи.
- Тьфу ты, - в сердцах плюнула Наташка. – Кабан… Секач… Уж молчал бы ты, свиновод.
Оскорбление, понятно, было адресовано Юрке.
- А ты слезай, - не без вызова подначил Юрка. – Слезай-слезай, посмотрим, что она тебе сделает.
- Ничего не сделает, - без особой уверенности сказала Наташка – и не слезла.
Мы были городскими детьми и свиней, соответственно, видели только на картинках или в виде окорока из коопторга на столе. За исключением Губасова, который нередко ездил в деревню « к бабке». Он и слез первым.
Свинья спокойно покосилась на него и пошла дальше по своим делам, вскоре скрывшись из виду.
- Слезайте, - махнул Губасов.
Мы принялись слезать. Все, кроме Таньки.
- Я боюсь, - твёрдо сказала она и крепче вцепилась в ствол.
- Что, так и будешь сидеть? – спросила её Наташка.
Танька не ответила.
- Висит г`гуша – нельзя скушать, - загадал загадку Картавый.
Смех-смехом, но время шло, нужно было возвращаться, если не иметь в виду грандиозный скандал, а Танька продолжала прочно сидеть на дереве.
- Ну и виси, - сказал Губасов. – А мы пошли, - и потянул Ольгу Якимову за руку. Та немедленно заревела:
- Я Таню не брошу!
- Ну, лезь к ней, - сказал безжалостный Серёга. – Сидите вместе.
- Подожди, - остановил мягкий Юрка. – Так нельзя. Нужно её оттуда снять. Серый, ты же кошек с деревьев снимал…
- Кошка лёгкая, - возразил Картавый. – Её силой отод`гать можно.
- Это точно, - оценивающе прикинул Губасов. – Таньку силой не отдерёшь.
- Камнями кидать, пока не слезет, - предложила Наташка. Хорошо, Котовского с нами не было – он бы и кинул.
- Я в тебя сама щас кину! – возмутилась Танька.
- Кинь, - обрадовалась Наташка. – Давай, слезай, и кинь.
- Писать захочет – слезет, - предложил новый вариант Губасов. На этот раз возразила я:
- Пока она, как следует, писать захочет, нас всех уже из лагеря вышибут.
- Слышь, Тань, - проговорила вдруг Ольга, присматриваясь к листве над головой сестры. – Там к тебе гусеница лезет…
- Какая? – живо встревожилась Танька.
- «Король». Королями мы называли оранжевых мохнатых гусениц с чёрными крапинками. В отличие от гладких зелёных они наводили ужас на значительную часть девчачьего населения нашего двора. Не была исключением и Танька.
- Где? – взвизгнула он, вжимая голову в плечи.
- Вон, вон, - подхватил Юрка. Он сам боялся гусениц и первым после Ольги сообразил, какое мощное оружие применено. – Ой, она тебе сейчас за шиворот упадёт! – и Юрка классически завизжал, давая фору любой девчонке.
Танька белкой соскользнула до нижних ветвей, не удержалась и полетела вниз. Картавый классически, как цирковой униформист отпассировал её падение, и Танька мягко шлёпнулась на траву, поспешно обшаривая себя на предмет вторжения гусеницы.
- Где она? Где?
- Где-где, на дереве осталась, - отозвался удовлетворённый Юрка.
- Да вы наврали! – сообразила Танька. – Вы нарочно, да?
- Полезай – посмот`ги, - хладнокровно предложил Картавый и посмотрел на часы. – Только быст`го, опаздываем.
Нам повезло – мы вернулись в лагерь незамеченными, но про нашу прогулку в тот же день всем «по секрету» растрепал Губасов. Однако, поскольку в его рассказе фигурировал свирепый кабан-секач, чуть не выпустивший нам кишки, те взрослые, до которых дошла эта история, не поверили ни одному слову, и незаконная прогулка сошла нам с рук без последствий.