Далеко ли Вифлеем?

Был канун Рождества. На старый посёлок, при Воткинском заводе, сошла морозная ночь, тёмное небо укрыла студёная дымка, отчего холодные звёзды виделись ярче и ясней. Снег едва перестал, он свисал огромными шапками с крыш торговых лавок, бледных фонарей заборов и домов.. А в округе стояла такая тишь, что, идя во двор, услышишь биение сердца… Снег упал с амбара, ворота открылись – и ничего, глухо в эту пору в тёмных переулках. Всё уснуло до утра, и только с улицы Господской раздавался тихий перезвон, где одинокий колокольчик развозил запозднившихся гостей богатой усадьбы: кого по домам, кого в трактир, кого на постой…Словом, кому куда…
В старом господском доме всё стихло, горный начальник с молодою женой проводили последнего гостя вечернего бала, помолились на тёмные образа да скрылись в своей опочивальне, а девочка-служанка погасила во всей усадьбе свет. И только в мезонине, в комнате под самой кровлей ещё мерцал несмелый огонёк.
В детской горела лампадка, тёплый и тусклый свет едва вырывал из тени большое замёрзшее окно, старинное кресло и юную няню-гувернантку Фанни Дюрбах, коя, мерно играя спицами, набирала петли, одну за другой, одну за другой, и, вела, меж тем, для детей чудесный вечерний рассказ.
И какой это был рассказ! Няня говорила своим подопечным о чуде, о глубокой старине, о том, как когда-то на востоке в небе над градом царя Давида загорелась новая, иссиня-белая звезда. И три волхва-астронома, жившие где-то за пустыней, двинулись в путь с караваном туда, куда указало знамение – в город Вифлеем…
Маленький Петя Чайковский, кутаясь в пуховое одеяло на своей кровати и слушая нянин рассказ, пристально смотрел на потолок, на тени от лампадки….И чудилось ему, будто эти тени обернулись двугорбыми верблюдами, идущими длинной цепочкой на высокий бархан, везя на себе трёх седовласых, по-восточному одетых людей.
«Няня», - промолвил Петя, - «а где эта звезда теперь?». «Как это где»- улыбнулась Фанни, - «где и положено быть звезде,- на небе… Правда загорается не часто, только раз в году, на праздник Рождества. Да ты и сам погляди, вон она над садом». Петя поднялся над подушкой, посмотрел на замёрзшее окно, где от мороза лёд пошёл буграми, и, меж тёмных, укрытых громадными шапками снега, лип увидел в небе яркий синеватый огонёк, Вот оно Рождественское чудо!
«Говорят», - продолжила Фанни, что это звезда и теперь укажет путь до града царя Давида. Если зажечь свечу привезённую к нам из Вифлеема и идти всю ночь за этой звездой, не гася огонёк, то к утру подступишь к пещере и увидишь в яслях младенца Христа….
Дети молчали… Петя не сводил изумлённых глаз с любимой няни и не мог сказать ни слова, так его увлекла легенда. Старший брат Николай хотел было, что-то спросить у Фани, но няня уже собрала клубки, приложила палец к губам и улыбнулась. «Время позднее, пора опочевать, а утром великий праздник». С этими словами она погасила лампадку и вышла из комнаты, а Петя коснулся щекой подушки и его разморил глубокий волшебный морфей.
Мальчику снилось всякое. То он, одетый восточным принцем, спускался на верблюдах с огромного бархана, то гулял по древнему городу из жёлтого камня, то подобно ангелу парил над грешным миром, раскинув руки широко. О это чувство полёта! Оно буквально захватило Петю, и от этого нового ощущения мальчик счастливо рассмеялся во сне.
 «Петя вставай!» мальчик поморщился, он уже знал, что спит, но чувство полёта так увлекало, что парень сильнее сжал тяжёлые веки, стремясь удержать ускользающий сон. «Да проснись же ты, кому говорю!». Петя нехотя сел на кровати, потянулся и открыл глаза. В комнате было темно, за окном мерцали звёзды, а у самого края ложа стоял взволнованный Николай.
«Петя, я не мог уснуть, ты помнишь, что сказала Фанни Дюрбах?? Если зажечь Вифлеемскую свечу и пойти вместе с ней за звездой, то к утру увидишь град царя Давида!».  «Ну и что, -  зевнул недовольно Петя,  - «а где мы такую свечу возьмём. Иди ка ты Коля спать, ведь завтра ёлка!». «Как это где?» - не унимался старший брат. «А помнишь ли, Петя, того усатого господина, который неделю назад приехал с женой в усадьбу, на перекладных, и гостил у нас три дня? Он рассказывал в гостиной о дальних странах, о том, как полмоником ездил на Восток и был во многих святых местах. Нам он привёз конфет и диковинных фруктов, а папе и маме вино, мирно да свечи из града…». «Вифлеем!!!» - закончил за брата Петя. «Верно, -улыбнулся старший брат, вот только папа в совсем забыл о них. И лежат они теперь в его кабинете, в верхнем ящике стола. Пойдём, достанем и опробуем».
С этими словами братья на цыпочках шмыгнули в отцовский кабинет, достали из стола одну из свеч, накинули пальтишки и вышли в озябший сад…
В саду в этот час было хорошо! В тёмном зимнем небе за негой студёной дымки весело мерцали звёзды, снег блистал да искрился, а над каждой заснеженной крышей к небу вздымался белый дымок. Петя огляделся кругом, жадно вдохнул морозный воздух, снял рукавицы и перекрестился, глядя на купол Благовещенского собора, черневший за пологом сада, где-то в синей вдали. Всё в эту ночь глядело иначе: и снег, лежавший на земле, деревьях да крышах, и звёзды, и тонкий морозный узор на тёмных окошках и даже воздух… Всё в эту ночь казалось новым, истинно чистым и святым!
Коля подвязал любимую деревянную саблю на пояс «на всякий случай», встал по направлению к звезде, взял за руку младшего брата и зажёг Вифлеемскую свечу. В тот же миг, когда мерцанье далёкой звезды коснулось свечного пламени, огонёк переменился, стал небесно-голубым и мальчики, не раздумывая, сделали шаг вперёд…
Родная усадьба исчезла… Они стояли на ярко освящённой улице большого губернского города. Кругом мерцали фонари, по дороге мчались ямские тройки и богатые экипажи, а вдоль по проспекту гуляли десятки молодых офицеров, в обществе знатных дам.
Петя буквально прирос к витрине большого нарядного магазина, за которой красовались огромные горы крымских яблок, ровные пирамидки апельсинов, мандаринов, целые гирлянды сочных колбас, блестящие пакеты конфет, всех родов и мастей; гигантские рыбины, копчёные свиные окорока и даже целый поросёнок… Но лучше всех гостинцев был диковинный фрукт ананас, стоявший в золочёной вазе в центре зала и продаваемый лавочникам по самой высокой цене…
«Пойдём скорее, Петя» - промолвил Николай, - «у нас всё равно нет денег, да и дорога ещё далека». Петя вздохнул, схватил Николая за руку, братья шагнули вперёд и всё переменилось.
Теперь ребята стояли на вершине огромного бархана. Было непривычно холодно для жаркой пустыни, как, по крайней мере, её описывала детям Фании Дюрбах. Тут же поднялся ветер, песчинки взметнулись в небо, забиваясь в уши, глаза и нос, а бархан, глядевший тихо и угрюмо, неожиданно запел «У-уууу!». Свеча от ветра потухла, и ребята оказались один на один с огромной бескрайней пустыней, где-то на самом краю земли.
Вдруг, Петя увидел сквозь песчаную бурю теплый огонёк костра, и они не мешкая с братом тут же спустились с бархана, рванув, что было сил, прямо туда.
Внизу темнел оазис. Крохотный пруд и роща пальм надёжно укрывали от злого ветра серый бедуинский шатёр, караван верблюдов и трёх седовласых мужчин в восточных одеждах, сидевших рядом у огня.
«Мир вам добрые путники» - крикнул ребятам один из них, как вы попали в такую бурю? Спускайтесь скорее к нам, здесь у нас покой и тишина». Ребята подсели к трём странникам, старший из них поставил медный чайник на угли; и вскоре из витиеватого носика ударил тонкий кофейный аромат. Покуда кофе был готов, и Петя прильнул озябшими губами к маленькой чашке с горячим напитком, Коля спросил у трёх караванщиков: «А куда вы дерите путь?».
«Более месяца идём мы по пустыне из далёкой и жаркой страны» - ответил один из них. В своей земле увидели мы на небе новую звезду, игравшую ярким синим светом, а это может значить только одно: на землю идёт Спаситель». «В этих тю;ках» продолжил он, показав на мешки у ног верблюдов, лежит всё, что нужно в пути и дар наш младенцу-Спасителю».
 «И мы идём туда», - улыбнулся Петя, - «вот только огонёк у нас погас». «Ну, это дело поправимо» - сказал караванщик. С этим словами он достал из-за пазухи кремень, ударил им по ножу, и свеча опять загорелась ярким синим огоньком.
Тепло распрощавшись с караванщиками, ребята схватились за ру;ки и вновь шагнули в темноту.
Теперь пейзаж глядел совсем иным. Они стояли на огромном тёмном пастбище, а рядом на пригорке виднелся спящий город. Ребята сделали шаг, другой и третий … но ничего… Они оставались на месте.  «Странно, - сказал Николай, - должно быть уже пришли, нужно взобраться на холм и рассмотреть окрестности». С трудом пробравшись сквозь отару овец, ребята подошли к горе, но тут они приметили трёх пастухов, спускавшихся куда-то вниз, к огромной пещере, откуда лился едва различимый бледный и тусклый свет.
Спустившись за ними вниз, Петя взглянул на небо и ахнул от удивления. Там, в кромешной синей мгле, не было видно даже звёзд… Всюду кружили птицы, огромные белые птицы, закрывшие крыльями целый небосклон… Приглядевшись, мальчик удивился ещё сильней. «Ангелы» -только и смог промолвить он, вступая в пещерный чертог.
В пещере было многолюдно: Мария, Иосиф, пастухи, простые горожане и даже овцы, забредшие туда с одним из чебанов… Все они почтенно склонили головы перед старой кормушкой для скота, где запелёнаный на сене лежал розовощёкий младенец, Сын Божий, Иисус Христос!
Каждый, из собравшихся здесь, подходил к «колыбели» младенца, кланялся ему до земли, поднося какой-либо дар.
А младенец мирно спал, сладко посапывая и морща пуговку-носик, как все обычные дети, с самого начала мира; и только лёгкое сиянье, едва исходившие от детского лика, напоминало каждому из пришедших кто перед ним!
Подошла очередь Николая, он склонился перед божественным младенцем и отцепил от пояса свою любимую игрушечную саблю, положив её возле яслей со словами «Дар сей тебе от меня». И тут у колыбели оказался Петя, подобно брату встал он на колени, пошарил по карманам, ищя какой-ниубдь дар, и …ничего. Мальчик понурил голову. «Хотел бы и я оставить что-то тебе, но видит Бог, что у меня с собою нет ничего».
«А ты не грусти» - услышал Петя голос в своей голове, - «придёт такое время, когда и ты принесёшь великий дар, но не только мне, а всем на свете людям, кои жили, живут и будут жить на этой Земле!»
Петя удивился, отпрянул от яслей и всё потемнело.
В усадьбе у старого пруда настало утро. В комнату под самой крышей заглянуло морозное солнце, озарив янтарным светом игрушки, нянино кресло и спящих в кроватках детей
Петя проснулся первым, вскочил с кровати и бросился к брату Николаю "Коля проснись скорее, вставай сегодня Рождество!!! Ты помнишь наше приключение, а как мы с тобой вернулись назад?!!!!". «Какое ещё приключение», - сонно пробурчал разбуженный Николай. «Потом, потом... - одернул брата Петя и бросился что было силы вниз, к роялю, в главный зал.
С самого пробуждения у него в голове звучала чудесная музыка... Он сыграл ее на инструменте пару раз, и как смог записал на листок. Позднее выяснилось, что старший брат Николай не помнил ничего и всяко отрицал возможность ночного путешествия ... Правда его любимая игрушечная сабля куда-то пропала в тот день, искали её потом по всей усадьбе да так и не нашли…
Шёл 1890 год. Столицу империи город Санкт-Петербург сковали небывалые морозы и уже к середине ноября дома, дворцы и храмы Невского проспекта запорошило пушистым снегом. Близилось Рождество. В один из таких вечеров, когда вся столица уже предалась морфею, в одном из окошек под крышей, в самом центре города ещё мерцал лукавый огонёк.
В комнате стоял рояль, у замёрзшего окна темнел дубовый стол, а на нем в великом беспорядке были раскиданы бумаги перья, чернильница и тетрадь для записи нот. Над столом в глубоком раздумье склонился великий композитор Петр Ильич Чайковский. Он что-то мычал, почёсывал седой затылок, покусывал кончик пера, но дело явно не шло…
 Ещё сутра разговаривал он со Всеволожским, заказавшим ему создать балет для Мариинского театра, специально к Рождеству. Петр Ильич схватился за эту идею. Чего же стоило ему, великому композитору, создать рождественский балет, коли музыка рождаясь в его голове звучала непрерывно сутра и до позднего вечера, часто мешая уснуть? И вот теперь, когда он получил заказ, музыка эта смолкла, и в его голове, впервые за долгие годы воцарилась глухая тишина..
Наконец, Петр Ильич, совершенно уставши с тяжёлым вздохом сел на край кровати и достал свой старый чемодан, где хранились бумаги, накопленные им за много лет. Сам не ведая зачем великий композитор решил перебрать свои давнишние записи, и, вдруг, его взгляд упал на старый пожелтевший листок, написанный им ещё на Воткинском заводе, в раннем детстве, в далёкое рождество.
Тут же сознанье композитора прояснилось...от былой усталости не осталось и следа, а в его глазах мелькнул какой то весёлый и по детски живой огонек... Тут же не помня себя, он бросился за стол, схватил перо и вывел на бумаге "Балет щелкунчик", а дальше по поверхности листа побежала причудливая вязь из скрипичных ключей и нот.
Но Петр Ильич, казалось, не видел этого...Его внутренний взор теперь обратился на далёкий Воткинский завод, к усадьбе его детства. На дворе стояло рождество, а в голове опять играла чудесная музыка, и было ему, как прежде, семь с половиной лет...

Кощеев Д.А. 06.01.2021