Трудоночь

               

                Многие, вероятно знают, что долгие годы при советской власти колхозники не получали зарплаты, как таковой, а на заработанные трудодни получали зерно, муку, хлеб  и т. д. Чтобы как-то свести концы с концами и прокормить домашний скот, колхозники вынуждены были слегка подворовывать в колхозе, потому и появился в их лексиконе такой термин – трудоночь.  В соседней Кабарде это действо получило практически официальный статус, раз в месяц одну ночь каждому колхознику разрешали безбоязненно выезжать на колхозные поля и отовариться тем, что ему в хозяйстве необходимо. В казачьих станицах до такого прогресса пока не дошли, поэтому все, кто что мог, то и тащил с работы домой. Начальство об этом знало, но закрывало глаза, понимало, что людям нужно как-то выживать, да и в случае чего, если кто-то закочевряжится, ему без обиняков можно сделать предъяву в воровстве.
                Разумеется, что самым предпочтительным продуктом для дома считалось зерно. Поэтому ключи от зернохранилища, заведующий фермой Петро Михалыч, хранил у себя. Но странное дело, к концу месяца зерна всегда не хватало. Завозили вроде бы по норме, даже больше благодаря инициативе Петра Михайловича, раздавали коровам по норме, а зерна все равно не хватало. Все это наводило на нехорошую мысль, что зерно кто-то ворует. Ведь ночью, в его отсутствие, менялись и скотники, и доярки, и что они тут делают, одному Богу известно, а может и ему неизвестно. Дабы предупредить воровство, он поменял старый замок на новый финский замок. Дверь была деревянной из доски пятидесятки, так что дверь никто не смог бы разломать.  Ключи хранил у себя и зерно для коров набирали только при нем. Но в конце месяца опять зерна не хватило и опять пришлось урезать коровам норму.
                Петро Михалыч пригласил плотников, чтобы те проверили и, если надо, надежно отремонтировали кровлю в амбаре. Может быть, кто-то ворует зерно с чердака? Те, добросовестно все облазили, закрыли, забили чердак так, что мышь туда не проползет. Но в конце месяца опять получилась недостача. Петро Михалыч поделился своими заботами с бригадиршей, как-никак она прямо была заинтересована в том, чтобы коровы получали полный рацион и давали хорошие удои. Вместе они несколько раз обошли вокруг амбара, все закрыто и забито на совесть, чердак, хоть танк по нему пускай, дверь крепкая, замок новый финский.  Та после осмотра развела руками, не Барабашка же ворует.
                Петро Михалыч долго думал, но никак не мог придумать ничего логичного, на самом деле, не Барабашка же ворует зерно. Тогда он решил прибегнуть к старому, годами испытанному способу. По какому-то серьезному поводу, вроде дня шахтера или взятия Бастилии, пригласил к себе в кабинет на ферме одного, более или менее вменяемого и шустрого скотника, у которого дома было большое хозяйство, разделить с ним застолье. Звали скотника Пархом. Как водится, выпили раз, выпили другой, поговорили о международной обстановке, о жизни в семье и когда Петро Михалыч налил в очередной раз стаканы, разговор уже перешел на деятельность фермы. Пархом в знак уважения, как - никак именно его пригласили к столу, а не кого-то другого, сделал комплимент Петру Михалычу, и тот, как бы между делом подвел его к двери амбара и спросил, вот как бы ты, не имея ключей, смог бы войти в амбар. Эго Пархома моментально скакнуло вверх, его не только даром поят, причем не самогоном, а водкой, да еще с ним советуются. Он, молча, подошел к двери, немного ее приподнял, и она спокойно вышла из петель. Он ее отодвинул и вошел в амбар. Так же спокойно и без особых усилий он поставил ее обратно в петли, ведь этот фокус он ранее проделывал не раз и не два. В это же день Петро Михалыч опять пригласил плотников, и те поменяли петли, причем поставили их так: одну петлю штырем вверх, а другую штырем вниз, прикрутили изнутри шурупами, чтобы никто больше не смог вынуть дверь из петель. Удои повысились, ведь зерна стало хватать с избытком, а скотники стали ходить по ферме хмурыми.
                А Пархом на следующий день (с его слов) неудачно упал и целую неделю ходил с синяком под глазом.