Василек

Мы отступали. Как ни горько было это признавать, но другого выхода у нас не было, наша часть не была полностью готова к боям с неприятелем в эти первые месяцы войны. Шли мы в огромной колонне, состоящей из машин, танков, орудий и повозок, в большей части санитарных. Шли, стиснув зубы и мечтая вернуться, чтобы начисто разгромить фрицев. Чем ближе мы подходили к переправе, тем яснее понимали, что идем прямо в ад. Мы шли под летящими вражескими бомбардировщиками, они пролетали тяжелыми волнами, воздух гудел от звуков их двигателей, и вскоре там, впереди, земля содрогалась от сброшенных ими бомб на ту самую переправу, куда мы все и направлялись. Лишь ненадолго наступало затишье, пока не прилетали самолеты с новым запасом снарядов.
Наша батарея шла последней, она должна была при необходимости прикрывать переправу от вражеской пехоты. Когда мы подошли к реке, наступило временное затишье. То, что мы увидели, было просто кошмаром! Сотни погибших и раненых, исковерканная техника. Стоны и крики до дрожи резали слух. На реку невозможно было смотреть без содрогания, вода ее была красной от крови!
Мост, по которому все переправлялись, был практически разбит, только чудом по нему пробирались люди и машины.
Я со своим взводом быстро, не теряя ни минуты, начал отправлять отставших на тот берег, где виднелся спасительный лес. Вскоре опять налетели самолеты, и нам пришлось укрыться под деревьями и останками машин.
 Вот тут и начался тот самый бой. Только закончилась бомбардировка, подошла немецкая пехота. Мой взвод занял позицию на берегу и стал прикрывать тех, кто еще пытался уйти на другой берег. Мы понимали, что самим нам уйти, скорее всего, уже не удастся, поэтому и отбивались так отчаянно, словно хотели отомстить сразу за нашу страну и всех погибших товарищей. Я стрелял из-за разбитого орудия, мысленно считая оставшиеся патроны, и время от времени нащупывал в кармане недавно полученное письмо от Любаши, моей жены.
 Она писала, что у нас родился второй сынок, которого она назвала, как меня, Иваном. Просила выжить назло этим гадам, просила победить их и вернуться домой. Живым. К ней и сыновьям. Буквы в письме местами были размыты, видимо, Любаша не успевала вытирать бегущие из глаз слезы, и эти мокрые пятна на бумаге жгли мою душу сильнее, чем самый горячий огонь.
 Я прицелился в бегущего фрица, но не успел выстрелить, сзади прогремел взрыв…
 Немцы шли по берегу, пинали ногами лежащих мертвых советских солдат и хохотали, достреливая тех, в ком еще теплилась жизнь. Я, сквозь гул, в который вклинивалась какая-то странная чужая речь, почувствовал сильный удар, прямо по ране, но от страшной боли, пронзившей мое тело, я не застонал, а опять потерял сознание.
Не знаю, сколько прошло времени, но сквозь негромкий звон я вдруг услышал очень далекий знакомый мотив. Родной голос жены напевал ее любимую песню:
« У излучины реки расцветали васильки,
Кто головку наклонил, кто росинку уронил…»
Я улыбнулся и увидел Любушку, она смотрела на меня своими чистыми ярко-синими глазами, за которые я полюбил ее всей душой, когда однажды встретил в городе на ярмарке, и уже через неделю приехал ее сватать. Потому что не мог даже допустить мысли, что Любаша может стать женой кого-то другого. Она вовсе не удивилась, увидев тогда меня со сватами, словно ждала меня всю жизнь…
  Любушка ласково смотрела на меня и пела, тихо, будто баюкала. Потом вдруг песня пропала, голова налилась свинцом, резкая боль пронзила все мое тело, и сквозь туман в глазах я увидел прямо перед собой сломанный стебель василька. Сам цветок чудом висел на тоненькой ниточке, колыхаясь от легкого ветерка прямо перед моим лицом. Он-то и напомнил мне о жене. Я вспомнил, что лежу на земле после взрыва, стиснул зубы, чтобы не застонать и осторожно приподнял голову. Уже наступил вечер. Весь берег был усыпан мертвыми телами и покореженным железом, а немцы стояли далеко в стороне у моста, который был взорван, видимо наши постарались при отступлении, чтобы не пропустить за собой врага. Другого пути на ту сторону не было. Я грустно улыбнулся, но вспомнил о письме и решил не сдаваться. Пока могу дышать и двигаться, я буду бороться!
 Я осторожно дополз до воды и стал ждать. Нужно немного набраться сил и плыть. В темноте у меня был шанс остаться незамеченным. Я уже хотел снять с себя что-нибудь тяжелое, чтобы меня не утянуло на дно, как увидел корягу, она была совсем рядом, и она была большая! Я вполз в реку и схватился за нее. Не знаю, сколько я плыл по реке, очнулся я уже в госпитале. Потом сестричка мне рассказывала, что меня еле оторвали от той коряги, так я в нее вцепился.
 Письмо мое высушили и я его снова и снова перечитывал, пока не получил другое.
 Повезло мне, недолго я валялся в госпитале, вскоре вновь был в строю и с остервенением бил врага. Был ранен еще три раза, и каждый раз с того света меня вытягивала любовь моей жены Любушки и ее песня.
 Я выполнил ее просьбу, мы победили врага и я вернулся домой, к ней и сыновьям. Живой!