Груз

Он был из тех, кто любит рвать целлофановый пакет, делать в нём дырку пальцем и доставать печенье. Но каждый раз ему приходится возиться с узлом. Он любит чёткие инструкции или полную свободу действий, но постоянно оказывается в ситуации, где он – машинист поезда, стоящего на абсолютно прямом участке пути, которому говорят: «Ты поезжай куда хочешь, на свой вкус, только не по прямой». Он никогда бы не позволил девушке уйти, не получив от него достаточных объяснений, позволить ей ошибаться на его счет и обижаться, отдаляя совместное счастье, как это делается в кино для дешевой драмы, но у него не было отношений уже четыре года. Так завелось перманентное чувство подавленной ярости. В метро он представлял, как сталкивает людей с перрона. Мысленно забивал насмерть каждого копошащегося в длинной очереди перед банкоматом. Искренне желал смерти всем мотоциклистам, что перегазовывают на проспекте под его окном. В его фантазиях смерть стала занимать слишком много места. Нужна была разрядка, способ выплеснуть ярость, никому не навредив. Может и пошел бы убивать, но страх перед законом тормозил его, да он и не смог бы жить, если бы лишил человека жизни просто так, съел бы себя заживо. Выходит, нужно найти другой способ или вескую причину. Со способами не клеилось: стрелять в тире, сражаться в ринге или прыгать с парашютом – обезболивающее, но не лекарство. Медитация, психолог и йога работают лишь со слабо уязвленными, но если зерно постоянной ненависти уже проросло и стало деревом, то его никак не выкорчевать. Остаётся только контролировать себя и отвлекать. Но невозможно! 
Вот он устало бредёт подземным переходом, смотрит под ноги и сталкивается с кем-то. Скопившееся напряжение слишком велико, чтобы разойтись с извинениями. Красная пелена застилает ему взор, очевидно, точка кипения достигнута. Достаточный замах и правильный угол позволяют ножу с лёгкостью пройти куртку, кожу, мышцы, грудину и пронзить сердце. Он даже не почувствовал боли – только облегчение, что груз ярости наконец-то скинут, и ему не придется ни корить себя, ни лишиться свободы. Теперь это забота того другого, такого же угнетённого ненавистью, но оказавшегося быстрее.