Улыбка
Люди вокруг на секунду поднимали глаза на экран и продолжали заниматься своими делами. Никого не смущали ни речь диктора, ни программа новостей, которую показывали в середине дня вместо вечера.
- Тоже мне нашли потрошителя, какие-то жалкие двадцать человек! Да я мог бы столько уложить за день и ещё бы осталось. - Кевин, мой бывший коллега, с усмешкой, почесал шею на которой красовалась цифра «30».
- Никогда не понимал, зачем тебе столько, — я указал на татуировку.
- А я никогда не понимал, как ты мог назвать всего пять, - пожал плечами Кевин, а потом резко поднял глаза на телевизор.
«На жертве отсутствует отметка лицензии. Напомним, что у судьи Ноллана срезана татуировка с шеи, а на лбу вместо печати лицензии кровью выведено «-1». Поиски нелегально убийцы продолжаются...»
- Ненормальный! - рука со стаканом спиртного так и не дошла до рта Кевина, вместо этого виски с грохотом опустился на стол. - Как можно в наше время убивать людей таким варварским методом?! Если этот псих так хочет мочить людей, почему было не сказать «неограниченно» на церемонии, и продолжать спокойно жить!
- Может, не хотел умирать в 35, - равнодушно ответил я, забирая с тарелки последнюю колбаску.
- Как будто бегать от властей до конца своих дней лучше! Да к тому же сомневаюсь, что он проживет дольше. А вот смерть его ждёт гораздо худшая. Слышал, нарушителей скармливают волкам. Заживо.
- А мне кто-то говорил, что их оставляют одних в белой комнате без еды. И с момента заточения к ним никто не заходит, месяц без пищи и контактов с обществом.
- Брр! - Кевин поморщился. - В общем, никто точно не знает, что с ними происходит, но это явно хуже, чем мгновенная смерть от капсулы, как у Анлимов.
- Всегда было интересно, как эти капсулы не взрываются раньше? Они болтаются в вене с церемонии инициации, 18 лет! И ни одной осечки. Хотя об осечках мы просто можем не знать.
- Тише ты! - Кевин оглянулся вокруг, но никто из пьяниц даже не смотрел в нашу сторону. - Думаешь, выбрал «пять» и теперь ты в безопасности? Образцовый гражданин?
Мимо прошла официантка с полным подносом стопок и бутылкой текилы. Она направилась к шумной компании парней в начале заведения. Как только она удалилась, Кевин продолжил:
- Кстати всегда хотел спросить, а ты уже... - Он прервался на явно наигранный кашель. - Почему ты назвал всего пять?
А хотел спросить ведь совсем другое. «Ты уже убивал?» Неприличный вопрос повис в воздухе. Спрашивать о таком решаются лишь близких друзей, мы ими явно не были.
- Это потому что твоя семья из интеллигенции? Не хотел выделяться? - Кажется Кевин принял мою задумчивость за нежелание отвечать и пытался направить меня в нужную сторону.
- Никогда не думал, что мне может потребоваться больше. Эти то пять были на всякий случай. Если на меня нападут в подворотне или вроде того.
- Что же не «ноль», как у твоей сестры? - усмехнулся Кевин.
По груди будто резанули ножом. Вспоминать об Анне все ещё было больно.
- Тогда тебя бы уж точно никто не тронул. Этих чокнутых протестующих пацифистов все обходят стороной. - Кевин продолжал, не замечая как у меня поникло лицо. - Носят куртки с нулем, собираются перед правительством на демонстрации и вечно, черт возьми, улыбаются. Словно блаженные. А их лозунг! Как же его там...
- Теперь, когда мы научились летать по воздуху как птицы, плавать под водой как рыбы, нам не хватает только одного: научиться жить на земле как люди.* - не задумываясь, процитировал я.
В свое время Анна проела мне весь мозг этой фразой. Она повесила плакаты с лозунгом в комнате, написала его во всех тетрадях и говорила при каждой удобной возможности, особенно за ужином. Каждый наш ужин заканчивался ссорой. Родители не желали признавать, что дочь пропагандирует антиправительственные идеи. Мы злились, но думали, что к семнадцати это пройдет, потому не слишком беспокоились. Мы ошиблись.
Не знаю, где она вообще услышала про пацифистов. Про них не говорили по телевизору, не писали в интернете, даже разговоры о них были условно запрещены. Для правительства этой группы не существовало. Не важно, что по городу ходили толпы с яркими вышивками нуля на одежде, не важно, что они сидели каждое утро у мэрии. Официально их не было.
Никто не мог запретить назвать «ноль» на инициации. Как никак это твое законное право. В уставе так и прописано:
— Каждый гражданин, достигнув 17 лет, обязан назвать цифру от 0 до 50, либо ответить «неограниченно» при получении лицензии.
— Лицензия даёт право легально умертвить указанное число людей.
— Названная цифра выводится на шее гражданина, чтобы обозначить его совершеннолетие.
— По прохождении церемонии инициации гражданину выдаются самоуничтожающиеся печати в названном количестве. Печатями отмечается легальное умертвление.
— По достижении совершеннолетия гражданин может быть легально умертвлен другим человеком.
- Точно, «жить как люди». Именно так они и скандируют!
Голос Кевина вернул меня из раздумий назад в гул бара.
- Но ты вряд ли позвал меня, чтобы обсуждать пацифистов, - коллега вдруг стал серьезным. - Мы не общались уже сколько? Пару месяцев? Зачем ты вдруг позвонил?
- Прости, дни выдались очень занятые, - нехотя оправдался я. Откровенно говоря, Кевин мне просто никогда не нравился. После увольнения поддерживать с ним связь мне не хотелось. - Позвал я тебя и правда по делу. Помнишь Френка?
- Это тот жирдяй, что работал у нас пару недель?
- Да, точно. Мне казалось, вы ладили.
- Где уж там! Я, как сходил к нему домой, начал обходить за километр, - лицо коллеги перекосило.
- Что там такого случилось?
- Я разве не рассказывал? У него по всей комнате развешаны головы животных, кишки в банках на столах, на экранах транслируются фото жестоко убитых людей. А помнишь эти его длинные сальные волосищи? Он, как домой зашёл, убрал их в хвост. Я на шею глянул, а там знак бесконечности! Он чертов Анлим!
- Ух, ты, - выдохнул я с наигранным удивлением. Я с первого дня в офисе заметил, что Френк с неограниченной лицензией. - Да, с такими лучше не связываться. Кто знает, что им придет в голову.
- Точно! Лучше обходить стороной.
- А не помнишь, где он жил? Не хотел бы невзначай оказаться рядом...
- 4-я Парковая аллея. На всю жизнь запомнил, - Кевин откинулся на спинку стула. - А к чему ты его упомянул то? Френка?
- Да устроился в одну фирму, думал пригласить его к нам. Не хватает работников, а он вроде был умный парень. Но больше не хочу, - я рассмеялся.
- Уж точно не стоит, - Кевин подхватил мой смех.
Я вышел из бара, когда уже смеркалось. Оранжевое солнце заполнило улицу красным заревом. В голове промелькнула нежданная мысль: «Анну убили на закате».
Я выяснил это гораздо позже, чем нашли ее тело. На лбу Анны красовалась печать лицензии, так что власти не стали разбираться, что с ней случилось. Просто сгребли в общую кучу с другими трупами и отвезли в полицейский морг.
«Кто-то потратил на девочку свое право на убийство? Пусть так! Значит, перешла кому-то дорогу» - вот, что я услышал в полиции, когда пришел опознать ее тело. Когда я уже был готов наброситься на офицера с кулаками, меня остановил какой-то старик.
«Каждый живёт как хочет и расплачивается за это сам** - Он увидел мое недоумение и тут же добавил. - Это написал Оскар Уайт. Думаю, малышка знала на что шла, когда называла ноль».
Весь гнев тут же ушел. Да, она сделала это осознанно. Понимая, что она будет бессильна перед обидчиками. Каждый раз, когда ей говорили, что ее пацифизм глуп, она лишь улыбалась. В день своего семнадцатилетия вокруг Анны скопились все родственники: «одумайся», «это юношеский максимализм», «как ты будешь жить дальше?» Анна лишь улыбнусь и уверенной походкой вошла в кабинет. Она не усомнилась ни на минуту. Она верила, что сможет изменить этот мир. Анна назвала «ноль». На охи родни, увидевших цифру на шее девушки, она ответила лишь одной фразой и вышла из здания. «Улыбка мое лучшее оружие».
Анна была светом моей жизни. В этом сером беспробудном мире, где человека могут убить за неправильное слово, только ее улыбка заставляла чувствовать себя живым. Моей младшей сестры не стало. Какая-то сволочь убила ее через несколько дней после того, как ей стукнуло семнадцать! Она даже не успела начать жить! Я с яростью пнул камень, попавшийся на дороге. Он прилетел в какую-то машину, начавшую оглушительно выть. Надо бы убраться отсюда, пока не появился хозяин. Хотя какая разница. Ну что он сделает? Убьёт меня? Пусть! Если уж Анна заслужила смерть, то я и подавно.
Я не мог поверить, что кто-то мог желать зла моей сестрёнке. За свою жизнь она не прикончила даже комара, что уж говорить о людях. Как и все пацифисты, она была помешана на своей добродетели. Кто посмел её тронуть? У кого поднялась рука? Пока родители молча смирялись с утратой, я копал. Я был в участке, разговаривал с полицейским, увозившим тело. Никто обычно даже не рассматривал трупы, убитые по лицензии, но я заставил сделать экспертизу. Возможно, лучше было этого не делать. Над Анной надругались. Какой-то гад решил удовлетворить свою похоть, зная, что девочка с нулем не сможет дать отпор. А потом замаскировал это лицензией. За изнасилование могли посадить, убийства по лицензии даже не расследовали.
Я ходил от организации к организации, от человека к человеку, следил, запугивал, даже грозился использовать на людях свои пять убийств - мои методы не были чистыми. Главное, я нашел ответ. Распутал целый клубок преступлений. Случай Анны не был единственным: людей грабили, насиловали, вырезали органы и выставляли жертв как убийства по лицензии. Прикрывали законным злом незаконное. Дальше больше. Оказалось, что существует целая группа, которая покрывала преступников. Инициация ведь проходила всего в семнадцать, многие жалели о названной тогда цифре. С возрастом они понимали, что нужно было брать больше лицензий. Пятидесятники, а чаще Анлимы пользовались этим и предлагали свои услуги. За оговоренную сумму денег, они готовы были убить ваших недругов. Или прикрыть другое преступление.
На улице лил проливной дождь, люди прятались под крышами и прикрывали головы чем попало. Я единственный шел прямо по середине улицы, чувствуя как по промокшей футболке спускаются холодные капли. Сейчас мне не помешал бы дойти до цели даже буран, не то что лёгкий дождь. Одна, вторая, третья аллея. Я дошёл до нужного дома, когда на улице уже включались фонари. В окне горел свет, я уверенно открыл дверь.
***
В баре снова разрывался телевизор, посетители толпились у экрана. Кевин смотрел из-за стола, попивая пиво. Утро в баре было для него обыденностью.
«Новую жертву знаменитого маньяка нашли на 4-й парковой улице. Рядом с Френком Лейхи была оставлена кровавая записка, обличающая его в десятках преступлений. Одним из самых тяжких было главенство в организации по продаже лицензий. Убийца подписался, как Limitless...»
Голос диктора внезапно угас, картинка зарябила. После небольшого шипения на экране появился крупный мужчина в маске. Пластмассовая улыбка сильно контрастировала с красным помещением, в котором он находился. Незнакомец помахал рукой в белой перчатке.
«Я приветствую жителей и правительство нашего славного города . У меня есть для вас небольшое объявление, но прежде я расскажу немного о себе. Знаете, на инициации я назвал пять. За эти два месяца, я не потратил ни одной лицензии. И я только начал.
Мой ангел пыталась изменить вашу глупую систему, но сама пала ее жертвой. Ангел считала, лучшим оружием улыбку. Но в этом прогнившей мире не осталось искренних улыбок. А ваши ухмылки я смою кровью».
Экран снова зарябил, как будто кто-то пытался убрать мужчину из эфира, но вместо новостей на экране появились Алиса и Чеширский кот. Они вели диалог:
- Серьезное отношение к чему бы то ни было в этом мире является роковой ошибкой.
- А жизнь - это серьезно?
- О да, жизнь - это серьезно! Но не очень... ***
В баре все повскакивали с мест.
___________________________
* - цитата, Джордж Бернард Шоу
** - цитата, Оскар Уайльд, "Портрет Дориана Грея"
*** - цитата,Льюис Кэрролл, "Алиса в стране чудес".
Свидетельство о публикации №221010702181