Зелье от Лешего

                Из книги "День К. Сказки для взрослых"


       Так уж случилось, что Захар Приблудин к своим пятидесяти годам жил бобылём.  Полвека, это, несомненно, не срок, если ты живёшь на свободе и дышишь чистым деревенским воздухом. Хотя, к сожалению, и не горным, который, по утверждению горцев, настолько благотворно влияет на организм, что треть жизненного срока можно считать условным. И не употребляет в пищу мясо молодого барашка, осознавая остатками совести, что есть сородичей, старому беззубому барану, это свинство и каннибализм чистейшей родниковой воды. Которой тоже нет, но есть колодезная, которая похуже родниковой, но лучше водопроводной, хуже которой только канализационная. Вот ещё одна треть жизни. Хотя, к слову, небольшая отара жила у соседа и всегда с подозрением и недоверием провожала проходившего мимо Захара, а тот в ответ лишь улыбался и вежливо интересовался здоровьем. Какие мысли при этом на самом деле бродили в сгустке бело-серого вещества, толком не знал и сам хозяин.
       Ещё один фактор, влияющий на отсутствие долголетия, это отсутствие чистого натурального виноградного вина, и регулярное присутствие в организме всяких напитков, в которых блуждал хоть малюсенький градус, и не важно, откуда появившийся. А это уже третья треть, то есть, при наличии данных трёх условий, старость никому не угрожает по причине постоянного перерождения. Захар был лишён всех трёх условий, поэтому от природы многого не ждал, но свой кусок хлеба добывал честно, не всегда, правда, имея возможность положить на этот кусок дольку сливочного масла, и уж тем более, реже — украсить сей натюрморт ветчиной или колбасой. Однако он на жизнь никогда не жаловался, отчётливо осознавая, что свой путь он выбрал сам. Пусть на жизнь жалуются богатые — у них слишком много проблем.
       Раньше Захар жил в городе, который находился всего в двадцати минутах ходьбы от его деревни, имел работу и семью. А раз имел семью, то ещё раньше была у него и любовь. Но потом дорогу их семейной идиллии перешла другая, красивая и смелая, с которой он встречался и прежде, только ранее их отношения носили шапочное знакомство, с оглядкой на работу и бытовое благополучие. А тут, в очень короткое время, вспыхнула такая жгучая страсть, что огненной пеленой затмила и первое, и второе, и третье — собственную личность.
       За последующие десять лет она взяла над Захаром полный контроль, заставив плевательски относиться к семье, более чем халатно — к работе и безразлично — к отражению в зеркале. Безразлично, это ещё мягко сказано. Однажды утром, по дороге на кухню, глянул мимолётом в прихожую, увидел возле стенки незнакомца и, долго не размышляя, врезал тому кулаком в небритую харю. Кулак в крови — зеркало в осколках. Так вот, эта вторая роковая любовь отняла у него всё и бросила. А он, уже не в силах с собой совладать, волочился за ней, как последний бродяга, готовый ради неё идти хоть на край света.
       Вот на что способна безоглядная любовь к водке! И, как часто случается в подобных случаях, все жизненные перипетии, связанные с алкогольным чревоугодием, сполна выплеснулись отрыжкой организма в морщины, мешки под глазами и чернозёмный цвет лица, которое, в отличие от паспорта, без лести показывало его истинный возраст. А по этому возрасту Захар уже давно должен получать пенсию, о сумме которой при разговоре, из любопытства, конечно, интересовались случайно встречаемые старики.
       Антиподом лица являлась душа. Она, конечно, не светилась лучезарным сиянием, как у херувимов и серафимов, но, не в пример изношенной физиономии, была намного светлее и моложе.
       После того, как пять лет назад он перебрался в родительский дом, оставив полученную от завода квартиру жене с дочерью, Захар устроился в колхоз. Встретил старых знакомых, завёл новых, и пошла жизнь без излишних обязательств и ответственности. Пока жил отец, умерший два года назад, при всей любви к крепким и креплёным напитком, они жили на отцовскую пенсию, держа при этом в хлеву некоторую живность, а свою, пусть и небольшую, зарплату Захар перечислял дочке.
Со смертью отца расстановка приоритетов изменилась, да и дочь удачно вышла замуж. Слабый смысл жизни и ранее, потерял всякий интерес к жизни окончательно, лишь оставив старую, нержавеющую любовь, которая полгода назад поспособствовала увольнению даже из колхоза. Захар превратился в вольного наёмного работника, живущих девизом мудрецов и романтиков — будет день и будет пища.
       Сегодняшним числом, сего месяца, текущего года Захар зашёл в сарай и ахнул:
— Батюшки мои, а дров-то до конца зимы не хватит! Вот, едрёна вошь, придётся идти в лес за сухостоем! Пока при памяти. Хорошо, что его в лесу завались!
       Завались-то завались, но Захар прекрасно был осведомлён о нюансах, которые становились препонами, вырастая в преграды, а в конце превращались в убийственные штрафы. Вот такой государственно-человеческий парадокс, когда полезное и обоюдовыгодное дело становится уголовно наказуемым.
       Порядок, конечно, должен быть везде, но странное дело, все зорко и рьяно следят за порядком, блюдя закон и выполняя всевозможные директивы, а в лесу, почему-то, полный беспорядок. Завалы встречаются такие, что грибник, забредший в глубь чащи, забывает о грибах и думает о целости ног и маневрах обхода этих завалов с флангов. Естественно, на таком дереве бизнеса не сделаешь, и такие участки недорого продают людям.
       И всё бы хорошо, но когда предоставляют участок за десять километров, а в нескольких сот метрах от населённого пункта лежат поваленные сосны и берёзы, но без разрешения взять нельзя, а разрешения никто не даст — по неизвестной причине, — то начинаешь сомневаться в постулате — всё для человека. Возникает обратная мысль — создать для человека максимум преград. Ведь глупо считать человека, бесплатно облагораживающего лесной массив, вредителем и сравнивать со злостным браконьером?!
       Захар наложил на одну руку дров, во вторую взял топор и вернулся в дом, где его ждал приятный сюрприз, в лице товарища и коллеги по свободному образу жизни Игоря, жившего через три дома с матерью.
— Здорово, — хмуро поздоровался друг. — Где ты шляешься? Видишь, радиатор давно кипит. Давай, по-быстрому, восстановим кислотно-щелочной баланс, а то мне некогда. Антоныч просил помочь, так что вечером небольшой фуршет.
Захар весело спросил, подходя к столу, на котором уже стояли наполненные стаканы, и лежал порезанный кусок колбасы:
— Почему небольшой?
— Потому что там посмотрим. А ты чо с топором? На охоту, никак, собрался?!
Вопрос на минуту завис в воздухе, по причине диетической процедуры.
— Ага, на мамонта! — приятно жуя, ответил Захар. — Хотел с тобой в лес сходить, дровишек маленько заготовить. Боюсь, не дотяну до тепла.
— Ты за словами следи! Каркаешь тут! — пригрозил Игорь, считающий себя острословом и остроумцем.
       Захар не был идиотом и сразу сообразил. Посмотрел в потолок философским взглядом, а затем, медленно выговаривая слова, интерпретировал декаданскую фразу в более лояльную к жизни вообще и к своей собственной — в частности:
— Боюсь, не дотяну до тепла с крайне скудным запасом твёрдых энергоносителей, а углеводородов и их производных у меня нет. А некоторых постоянно не хватает, к коим относится спирт. Решил принять экстренные меры по стабилизации ситуации, пока она окончательно не вышла из под контроля, и я не просыпаюсь с окоченевшими конечностями.
       После такого напряжения ослабших извилин, он выдохнул и с наслаждением закурил. Друг, никак не оценив красноречие, также сунул сигарету себе в рот и направился к выходу. Подойдя к двери, обернулся:
— Ты это, иди потихоньку заготавливай, а вечером, когда я освобожусь, возьмём у Стаса лошадь и привезём. Только будь осторожен, а то сам знаешь, что лесничий, что лесники — ребята не наши, городские, враз оформят протокол. Помнишь, Генку в прошлом году за попу взяли? За одну упавшую берёзу — четыре базовые! Ни хухры-мухры!
       На том друзья порешили, и на этом разошлись. Игорь — на заработки, Захар — в лес. Смешанный, хвойно-лиственный лес находился рядом — рукой подать. Может, и эта деталь сыграла немаловажную роль в негативном становлении Захара, как личности? Вырос, как говорили в старину, на лес глядя! Что же тут уже поделаешь?! Хотя, при чём тут лес? Он воспитывает в человеке любовь к природе, а значит — к прекрасному, и ни в коем случае не превращает того в алкоголика. Но если быть до конца честным, то чего уж там скрывать наши маленькие слабости. Когда находишься в тёплую солнечную погоду среди берёз, сосен, елей, дубов, как-то сама собой приходит мысль присесть на зелёную травку, позвать одного-двух, не более, друзей, расстелить газету, поставить на неё бутылочку водочки, рюмочки, украсить передовицу свежими помидорами, огурчиками и жареным на костре мясом…
       Так или иначе, но после двух часов усиленной работы Захар присел на поваленную берёзу отдохнуть. Посмотрел на неё справа, посмотрел слева — если распилить на три части, то к дороге можно вытащить. Закурил и задумался. Жизнь одна и она уже на прямом рывке к смерти. Бывшая жена давно живёт с другим, по слухам тоже далеко не трезвенником, а у дочери вроде как всё благополучно — родился сын. Значит, он уже дед. Ну, слава Богу и на том.
— Здорово, земляк! — чужой голос не просто вывел Захара из оцепенения, он его испугал. Захар в страхе повернул голову в сторону говорившего. — Да ты не бойся! Я не шибко страшный.
       Незнакомец врал самым наглым образом. Он был не просто страшен — он был ужасен. Большая голова, покрытая огромной копной не чёсанных и грязных волос до плеч, сидела несколько набекрень, отчего на уровне шеи торчала не борода, а свисала дряблая щека. Смуглое до черноты и морщинистое — намного хуже, чем у Захара — лицо, на котором торчал большой синеватый нос, рот с двумя торчащими клыками и зелёные, но очень добрые глаза. Именно посмотрев в глаза пришельцу — иначе не назовёшь, — наш труженик немного успокоился. Всякие живут на белом свете, видно, у него тоже жизнь не заладилась.
— Я за тобой минут двадцать наблюдаю, — продолжил разговор незнакомец. — Вначале принял тебя за сородича, уж больно издалека ты на нашего брата похож, соседа из Городни, который повадился по моей территории шастать. А потом вижу — нет, просто зачуханный дурной жизнью человек. Слепой и глухой.
— Я не слепой и не глухой, — осмелев, возразил Захар.
— Это ты так думаешь! Но ты заблуждаешься, как и многие из вас. Ты слепой, потому что не видишь всю прелесть и красоту окружающего тебя мира, а глухой, потому что не слышишь прекрасной мелодии, играющей ежесекундно вокруг тебя. А видеть и слышать это можно только душой. А твоя душа где? Лежит заспиртована на дне твоей последней бутылки.
       Захар понуро опустил голову:
— Да, пожалуй, ты прав. А что толку? Ничего не изменишь.
Незнакомец улыбнулся жуткой улыбкой, подошёл ближе и присел рядом на дерево. Только теперь Захар заметил, во что был тот одет. На нём были ватные штаны, заправленные в валенки с галошами, а туловище укрывал красивый бушлат лесничего с шевроном и петлицами. Заметив изумлённый взгляд, таинственный дед сразу решил разъяснить подозрительную ситуацию:
— Не удивляйся — не краденный. Я, конечно, не принадлежу к славной ватаге государевых лесников, но носить этот тулупчик имею даже больше права, чем очень многие из них. Он мне достался от вашего лесничего, который как-то заехал в мои угодья со своей кобетой полюбоваться в уединении красотами природы. Я так подумал. А вместо тихого созерцания, они такое стали вытворять! Ох, и измывался же этот сукин сын над бедной женщиной! А тулупчик, значит, подложил мамзели, дабы не лежала в тяжкую годину на сырой земле. Заботливый, пакостник! И всё бы ничего, всякого повидал я в своей жизни, но стыдно мне стало за честь его мундира. Не часто я это делаю, но их пришлось маленько припугнуть. В чём были, бесстыдники, в том в машинку свою запрыгнули и ходу! А это, выходит, мой трофей.
       Незнакомец погладил бушлат и, подумав, добавил:
— А вообще, мил человек, много гадостей вы, люди, творите в лесах. И никакой управы на вас нет! Не боитесь вы ничего и никого. Где это видано, чтобы мусор из домов вывозили в лес! И если уж сам начальник вверенных ему территорий вытворяет в лесу чёрти что, а людей наказывает почём зря, то это добром не кончится. После того случая я стал за ним приглядывать. Одним, к примеру, ель втихомолочку продаёт, а других бедолаг, вроде тебя, за срубленный сук наказывает. Хотя я и так вижу — что с тебя горемычного взять?! А сам?! Сволочь редкостная! Приехал он давеча с дружками на одну поляну. Отдохнуть. Устали сильно. Света белого от работы не видят. Спин своих крестьянских разогнуть им некогда. Ну, ладно — отдыхайте. Так не умеете отдыхать, паразиты! Свинячите, бусурманы, хуже диких кабанов! Вот, что вы, человеки, сделаете, когда такая моя свинка повадится в ваш огород? Правильно, пристрелите к ёжкиной бабушке! Но то ж свинка неразумная, ищущая пропитание. А если бы я принимал такие же меры ко всем нерадивым посетителям, то вместо штабелей из брёвен, лежали бы штабели трупов. Но я терплю, потому что не имею права. Я, в отличие от вас, в точности соблюдаю все возложенные на меня обязанности и выданные инструкции. А по ним я не имею права причинять человеку никакого физического вреда. Только пугать. А это, глупый мой страдалец, сегодня крайне слабый аргумент. Но всё может измениться и тогда… Раньше, помню, и лес любили больше, да и нас боялись пуще. А ещё раньше, старики рассказывали, лес был священным. Эх, были же благословенные времена! А теперь — срам, да и только! Нашему брату от вас уже житья нигде нету: ни в лесах, ни в воде, ни в болоте. Вот уничтожите всё, а куда денутся лешие, водяные, кикиморы болотные? Придут к вам в города, в ваши дома, из которых вы всех домовых поизгоняли. Каждый должен жить на своём законном месте и там приносить пользу. Не понимаете вы того, что пропадёте без нас!
       Захар, поняв окончательно, что ему ничего не угрожает, осмелел и задал давно вертевшийся на языке вопрос:
— А ты, вообще, кто такой?
Незнакомец в первое мгновение опешил, столько распинался перед бестолочью, а потом хитро прищурился и весело, как ему казалось, улыбаясь во все четыре клыка, спросил:
— А ты, мужичок, что, не догадался? Ты хоть раз в жизни таких как я встречал? А может, видел в алкогольном сне?
       Страх, круживший, видимо, рядом, начал возвращаться в Захарову душу. Упаси Боже, видеть такие сны! Он отрицательно мотнул головой.
— Да ты не бойся, я не злой, — успокоил странный дед. — Даже со злыми людьми я обхожусь сравнительно благожелательно, лишь изредка подшучивая над ними, дабы указать им на их же ошибки. А добрым, пусть и бестолковым, таким как ты, я всегда помогаю. Доброго грибника на грибное место заведу, заблудившемуся помогу найти дорогу, ну и прочее. Ну что ты глазёнками хлопаешь? Леший я. Нет, пожалуй, не так. Я — Леший!
       Захар тряхнул головой, будто хотел сбросить с мозга дурман или с глаз пелену. Даже, закрыв глаза, с силой их протёр. Не помогло — сидело страшилище и нагло ухмылялось. Во рту пересохло.
— Шутишь? — спросил он. — Или издеваешься?
— А как ты думаешь? — вопросом на вопрос ответил подозрительный тип, по кличке Леший, но ответа ждать не стал. — Когда почти всю жизнь бродишь один, то от тоски и завыть можно. Вот и выкручиваюсь разными способами: кому помогу, как я уже говорил, над кем подшучу — повожу по лесу, пока не надоест, а кого и пугну. — И ещё раз ласково посмотрел уже на свой бушлат. — Но с тобой я говорю серьёзно. Даже нарушил запрет — нам же показываться лишний раз, без особой нужды, строго запрещено. Я же не зря перепутал тебя со своим сородичем. Думал, забрёл на мою территорию леший-чужеземец, и рубит мой лес из вредности. Мы ведь тоже разные: одни добрые, а другие… не очень. Кумекаешь, к чему это я? Вот, скажи мне, сколько тебе взаправду лет?
       Захар неловко заёрзал на бревне. Почему-то ему стало стыдно.
— Ну, полтинник, — тихо буркнул и сплюнул под ноги.
Леший положил ему на плечо руку и нежно, насколько нежность была присуща его грубому голосу, сказал:
— Ты не обижайся, мил человек, но я ненароком подумал, что ты мой ровесник, вот и спутал со своим собратом. Теперь-то я вижу, когда сказал, что ты гораздо моложе.
— Спасибо и на этом, — зло ответил Захар, но руку с плеча сбросить не решился.
       Затем язвительно спросил:
— Ну а тебе-то сколько?
       Дедушка Леший хмыкнул и снял руку с плеча:
— Досконально точно ответить на этот вопрос трудно. Практически невозможно. Но когда я был маленьким, меня сюда привели и назначили хранителем здешних мест. Я был настолько опечален, что первое время даже плакал. Ведь в округе не было ни души. Но буквально сразу, всего через сотню-другую лет, здесь начали обживаться люди: строить дома, обрабатывать землю, возводить крепость. С тех пор стало намного веселее. А сегодня я опять грущу. И причина этой грусти — вы, сегодняшнее поколение!
       Захар опять закрыл глаза. Что это — материализованная галлюцинация? Выражаясь народным языком — белый конь? А что, всё может быть?! Много пить, мало есть, нарушение сонного режима, и пожалуйста — истощение всех внутренних ресурсов и, как следствие, прискакал коник. Колхозная лошадь тащит телегу, цирковая — бежит по кругу, а этот коник знает один путь — только в психбольницу. Других дорог эта скотина не ведает!
— Да не конь я, — услышал наш дровосек левым ухом. Значит, ещё здесь. — Пока ещё здесь, беседую, вот, с тобой.
— Ты что, мысли читаешь? — перебил Захар, встрепенувшись.
— Тоже мне — мысли! Однажды, помню, встретил одного князя на охоте, вот там были мысли! Масштабные мысли, скажу я тебе. А у тебя, дружок, мыслишки примитивного существа. Вот сейчас, вижу, ты жаждешь испить крепкого напитка?! Разве нет?
«Фу, ты, нечистая!» — подумал Захар, но тут же спохватился.
— Ну, хочу. А ты что, имеешь? — спросил он нарочито нагло, давая тем самым понять этому чудищу, что не очень-то он его и боится. Мол, знай наших.
— Для хорошего человека всегда найдётся, — лукаво улыбаясь, ответил Леший, и протянул, неизвестно как оказавшуюся в руке, маленькую бутылочку замысловатой конфигурации.
       Захар с подозрением посмотрел на ёмкость:
— Отрава?
— Эх, ты, дурень! Отраву ты пьёшь каждый день, а это лекарство на кореньях, травах и цветах. Волшебное зелье! Пей смело, хуже не будет. — И, с сожалением, посмотрев, добавил. — Куда уж тут хуже! Ишь, великий барин, травить его. Пей, кому говорю!
       Захар мысленно плюнул на всё, как это он привык делать всю свою жизнь, и решил выпить. Хуже может быть только смерть. А кто сказал, что в его случае это будет хуже? Может быть, это будет благо?
       И он смело, из горлышка, сделал три больших глотка. Отняв ото рта пузырёк, Захар замер и в который раз закрыл глаза. Только теперь от непередаваемого ощущения блаженства. Его окутали необъяснимая тихая радость и душевное спокойствие. Захар не был неблагодарным человеком:
— Спасибо тебе, лесной, добрый, старый хрыч! Такого допинга я ещё не пробовал. Вот это зелье! — Он открыл глаза и повернул голову к Лешему, но там никого не было. Как и не было в руках никакой бутылочки.
       «Привиделось, — подумал Захар. — Оно и не мудрено, когда работаешь как вол, а питаешься как мышь. Хватит на сегодня дров, зелья и всяких леших. — И окинул взглядом окружающий лес на фоне ослепительно голубого неба. — А действительно — красота-то кругом какая! Аж душа радуется и поёт».
       Он встал, взял топор, сделал несколько шагов и провалился в небытие, как метафорично описывают писатели потерю памяти. Где он был и что делал дальше в этот день, Захар не помнил абсолютно. А очнулся утром на кровати: без головной боли, без тошноты и без дрожи в руках. Странное и непривычное состояние души и тела его сильно удивило и озадачило, но ломать голову над глупыми вопросами Захар не любил, да и не привык. Придёт Игорёк — расскажет. По дороге в туалет увидел дрова, аккуратно лежавшие возле сарая. Ещё раз слегка удивился, но не более того. И не такие фортели выкидывала по утрам его память, после сильной вечерней попойки.
       Через час, когда Захар грелся возле растопленной печки, пришёл с бутылкой друг.
— Как здоровье, трезвенник? — с порога спросил Игорь, протягивая для приветствия руку. — Ты чего это вчера пить отказался? Даже я не смог уговорить!
— Серьёзно? — Захар был удивлён куда сильнее друга. — И с кем ты выпивал?
— Не понял? — поставив на стол бутылку, Игорь повернулся к товарищу. — Ты что, выпендриваешься?
— Да не выпендриваюсь я! Ни хрена не помню я!
— Однако, — сказал друг и задумался. — Тебе хуже, чем я предполагал. Отказаться пить, а потом об этом забыть… А может оно и к лучшему?! А может, это ответная реакция организма на форс-мажорную ситуацию? Память сама стёрла негативную информацию. Она, как и я, были крайне возмущены твоим, откровенно скажу, антиобщественным поступком. Отказаться пить с друзьями?! Неслыханный саботаж!
       Захар, пропустив глупую речь мимо ушей, осторожно продолжал выпытывать:
— И что, я так ни капельки и не выпил?
— Даже не притронулся! Мы с Васькой душили её, родимую, а ты только закусывал. Как-то, даже, неприлично вести себя так в честной компании. Ну да ладно. Вот, осталось от вчерашнего — твоя доля.
       И тут, Захар возьми да и ляпни:
— Да не моя это, Игорёк, доля! Кто тебе сказал, что вот она, — он ткнул пальцем в сторону бутылки, — наша с тобой доля? — Поразмыслив, добавил. — Хрен его знает, что со мной, но вот как подумал, что придётся пить, так аж выворачивает всего наизнанку. Даже смотреть без содрогания не могу.
И повернулся к печке, чтобы подбросить поленьев. Игорь с сочувствием посмотрел на бедолагу, но по-дружески предложил сделать ещё одну попытку:
— А ты попробуй ещё разок, на светлую и свежую голову! Авось, получится?!
Захар молча встал, подошёл к столу, протянул руку к наполненному стакану, и вдруг… рука задрожала, всё тело пробила дрожь, на глаза стал наползать туман, принимающий мерзкие очертания. Он в страхе отскочил к печке, присел на табурет и трясущимися руками прикурил сигарету.
— Вот видишь, не могу, — констатировал Захар, затягиваясь.
       Игорь почесал подбородок и подал совет:
— Может, к врачу обратиться?
— Ага, к наркологу! Я даже слышу его ехидный ответ — не можешь пить, пробуй ставить клизму.
       Друг ещё раз задумался, а потом грустно произнёс:
— Извини, Захар, но и сегодня ты мне не партнёр, а выпить я хочу срочно. Не обижайся, но я пойду к Ваське. Ему, наверное, тоже хреновато. Правда, там баба его, но выхода другого не вижу.
       И друг, товарищ и коллега ушёл. А Захар остался один. Он потом, спустя время, ещё несколько раз пробовал её, огненную, но ни к чему хорошему, кроме блевания, это не приводило. Переключился, ради эксперимента, на более слабые напитки, к коим принято относить вино и пиво, но оказалось, что от перемены категорий алкоголя меняется только привкус отрыжки, а сам алкоголь организм мгновенно выводил наружу. И вскоре все эти дурацкие пробы и эксперименты он оставил вовсе.
       Друзья первое время подшучивали, но потом это надоело самим, и даже начали уважать Захара за характер и силу воли. Игорь был настоящим другом. Он всем рассказывал, что Захар решил завязать начисто без всяких уколов и кодировок.
       Через два месяца Захар устроился на работу, а через год женился на женщине из соседней деревни. И в его доме посветлело и воцарился порядок, а в хлеву, вместо гнетущей тишины, захрюкало и замычало. Вот только Лешего, сколько он ни бродил по лесу, больше так никогда и не встретил. Да и сам он уже не был так уверен, что вообще когда-либо с тем встречался. Хотя, и облик и одежду мог воспроизвести в деталях, а голос, если бы где услышал, не спутал бы ни с чьим другим. Но особенно запомнился вкус чудодейственного зелья. Эх, его бы в массовое производство! К сожалению, это многим крайне не выгодно. Особенно высокопоставленным упырям, сосущим людскую кровь.
       Да, чуть не забыл! Рассказывали, что где-то ближе к концу этого десятилетия у Захара разгладились морщины, посветлело лицо и в голове понакручивалось, невесть откуда, множество молодых извилин. Так что, к своей природной доброте он прибавил ума палату, в которой и зажил счастливо с женой и детьми.
       Но это, с точки зрения здравого смысла, маловероятно. Скорее всего — слухи и враки. Уж совсем мало похоже на правду. Сказка, да и только!
Хотя, кто знает?! Захар сам зачастую, в свободное время, вспоминал этот сказочный случай и сильно удивлялся. Если это было в самом деле, то что же это было на самом деле? И в голове, среди молодых извилин, не познавших пагубного влияния алкоголя, мелькала странная мысль, что это был ангел Господень. Только в образе страшного Лешего. Наверное, чтобы выглядело более убедительно, пробрало до самых косточек и запомнилось на всю оставшуюся жизнь. Помог и исчез. Как и положено ангелу. Так он думал, а на просветлённый ум приходила, почему-то, строка из легкомысленной песенки Леонида Дербенёва: «На лицо ужасные, добрые внутри». Вот и верь после этого, что в человеке должно быть всё прекрасно?! Главное — душа!