Любовь Дельмас - Четвёртая Муза Александра Блока

    Оперную певицу Любовь Александровну Дельмас Блок повстречал в марте 1913 года. Их дома были по соседству, Блоки жили тогда в доходном доме на Офицерской улице. В течение нескольких месяцев они были неразлучны, даже выступали вместе - он читал стихи, она пела романсы.

                О да, любовь вольна, как птица,               
                Да, все равно - я твой!
                Да, все равно мне будет сниться
                Твой стан, твой огневой!

                Да, в хищной силе рук прекрасных,
                В очах, где грусть измен,
                Весь бред моих страстей напрасных,
                Моих ночей, Кармен!

     В 1912 году в Петербурге открылся новый театр – Музыкальная драма. Второй его постановкой стала опера «Кармен». На премьере 9 октября 1913 года «вдруг, в буре бессмертной бравурно-тревожной музыки, на сцене возникла настоящая Кармен, полная огня и страсти, вся – дерзкая, неукротимая воля, вся – вихрь и сверканье, – пишет В. Орлов в своей книге об Александре Блоке. – Разлетающиеся юбки, рыжие косы, сияющие глаза…
     Это была еще не очень известная столичной публике оперная актриса (меццо-сопрано). Украинка по происхождению, она в 1905 году окончила Петербургскую консерваторию, пела в киевской опере, в петербургском Народном доме, участвовала в Русских сезонах в Монте-Карло.
     Когда Блок увидел ее, ей шел тридцать пятый год. Она была замужем за известным басом-баритоном Мариинской оперы П. З. Андреевым. Исполнение партии Кармен было ее первым и, в сущности, единственным настоящим сценическим успехом. Все, что она спела в дальнейшем… не шло ни в какое сравнение с ее Кармен.
Была ли она хороша собой? Бог знает, теперь установить это трудно. Сохранившиеся фотографии довольно плотной дамы… признаться, не позволяют догадываться о бушевавшей в ней «буре цыганских страстей»…
     У Блока было свое представление о женской привлекательности, бесконечно далекое от стандарта писаной красавицы. Все его женщины были не красивы, но прекрасны, – вернее сказать, такими он сотворил их – и заставил нас поверить в его творение.
     Однако вот впечатление стороннего наблюдателя (март 1914 года): «…рыженькая, некрасивая». Но какое все это имеет значение, если живет и будет жить только дивный женский образ, созданный воображением поэта!»

                Да, в хищной силе рук прекрасных,
                В очах, где грусть измен,
                Весь бред моих страстей напрасных,
                Моих ночей, Кармен!..

     А вот какой увидела ее М. А. Бекетова, тетка поэта: «…велика притягательная сила этой женщины. Прекрасны линии ее высокого, гибкого стана, пышно золотое руно ее рыжих волос, обаятельно неправильное, переменчивое лицо, неотразимо влекущее кокетство… В этом пленительном облике нет ничего мрачного или тяжелого. Напротив – весь он солнечный, легкий, праздничный. От него веет душевным и телесным здоровьем и бесконечной жизненностью. Соскучиться с этой Кармен так же трудно, как с той, настоящей… Отношения между поэтом и Кармен были самые лучшие до конца его дней».
    «Я – не мальчик, я много любил и много влюблялся, – писал поэт актрисе. – Не знаю, какой заколдованный цветок Вы бросили мне, не Вы бросили, но я поймал. Когда я увидел Вас без грима и совершенно не похожей на ту, на Вашу Кармен, я потерял голову больше, чем когда я видел Вас на сцене…»
    Начались их нескончаемые прогулки по Петербургу, «и улицы, и темная Нева, и Ваши духи, и Вы, и Вы, и Вы!» Ее концерты, опять незабываемая Кармен, совместное выступление в зале Тенишевского училища, бесконечные, по многу раз за день, телефонные разговоры. Блок записывает в дневнике:
    «Я ничего не чувствую, кроме ее губ и колен»; «Она приходит ко мне, наполняет меня своим страстным дыханием, я оживаю к ночи…»

                Розы – страшен мне цвет этих роз,
                Это – рыжая ночь твоих кос?
                Это – музыка тайных измен?
                Это – сердце в плену у Кармен?
   
    …Совсем юной вошла Любовь Тищинская в самостоятельную жизнь (Дельмас – ее театральный псевдоним и девичья фамилия матери, Зелины Францевны). Она только что окончила гимназию в родном Чернигове, когда внезапно умер отец.
    С благословения матери девушка, страстно мечтавшая о театре, уехала учиться пению – все дети Тищинских (в семье Люба была седьмой) обладали прекрасными голосами. Настойчивость и трудолюбие помогли будущей Кармен быстро выдвинуться в число лучших учениц консерватории. Затем наступили годы стажировки у известных оперных певиц, наконец – заграничное турне 1911 - 1912 годов с Шаляпиным (Дельмас пела партию Марины Мнишек в «Борисе Годунове»).
     Театр Музыкальной драмы оказался для певицы настоящей находкой. Его яркие спектакли вызывали в те годы бурные споры на страницах театральных газет и журналов. Здесь жила на сцене ее Кармен – ворожила, колдовала, обольщала…
Но… «Как бы ни был влюблен Блок, как бы ни старался он приобщить эту женщину к своему миру, разность понятий, самый уровень духовности давали о себе знать – и чем дальше, тем больше, – пишет В. Орлов. – Встречи продолжаются, но в отношениях возникает натянутость. Она зовет его в театр – будет петь Леля, он отказывается. Не идет даже на возобновленную «Кармен». Она ищет повод для встречи…
     «Л. А. Дельмас звонила, а мне уже было «не до чего». Потом я позвонил – развеселить этого ребенка». Так начался и прошел и 1915 год. В конце июля Любовь Александровна гостила в Шахматове, по вечерам пела за старинным бекетовским клавесином арии из «Кармен» и «Хованщины», романсы. Много говорила с Блоком – все о том же: о взаимном непонимании. В августе он послал ей прямое, суровое письмо:
     «…ни Вы не поймете меня, ни я Вас – по-прежнему. А во мне происходит то, что требует понимания, но никогда, никогда не поймем друг друга мы, влюбленные друг в друга… В Вашем письме есть отчаянная фраза (о том, что нам придется расстаться), – но в ней, может быть, и есть вся правда… Разойтись все труднее, а разойтись надо… Моя жизнь и моя душа надорваны; и все это – только искры в пепле. Меня настоящего, во весь рост, Вы никогда не видели. Поздно».

                Подурнела, пошла, обернулась,
                Воротилась, чего-то ждала,
                Проклинала, спиной повернулась
                И, должно быть, навеки ушла…

                Что ж, пора приниматься за дело,
                За старинное дело свое, –
                Неужели и жизнь отшумела,
                Отшумела, как платье твое?

     Пришел 1917 год, царь подписал отречение от престола… Блок после службы в инженерно-строительной дружине возвратился в Петроград, целиком поглощенный работой в Верховной следственной комиссии. Между делом сообщал матери:                «Несчастная Дельмас всякими способами добивается меня увидеть».
     Внешняя канва их отношений проста и не столь уж нова: увидел – загорелся – увлек – остыл – стал избегать, когда поверившая женщина уже не могла обойтись без его любви…

                Была ты всех ярче, верней и прелестней
                Не кляни же меня, не кляни!
                Мой поезд летит, как цыганская песня,
                Как те невозвратные дни…

                Что было любимо – все мимо, мимо,
                Впереди – неизвестность пути…
                Благословенно, неизгладимо,
                Невозвратимо… прости!

     Хотя справедливости ради надо отметить, что имя Л. Дельмас довольно часто мелькало в дневниковых записях поэта вплоть до его кончины в 1921 году. «Л. А. Дельмас прислала Любе письмо и муку, по случаю моих завтрашних именин.
Да, «личная жизнь» превратилась уже в одно у н и ж е н и е…»; «Л. А. Дельмас прислала мне цветы и письмо…» Нередко хроника дневных дел заканчивалась лаконичным: «Вечером (или ночью) – Л. А. Дельмас». Наверное, о многом могли поведать и письма Любови Александровны к Блоку, но, к сожалению, все они были уничтожены.
     «Ночью любовница. Она пела грудным голосом знакомые песни. Ночью – опять Дельмас, догнавшая меня на улице. Я ушел. Сегодня ночью я увидал в окно Дельмас и позвал ее к себе. Люба тоже уходила куда-то…» И при этом чуть ли не каждая дневная или ночная запись кончается панегириками в честь самой главной «Прекрасной Дамы» – законной супруги.…
    Любовь Александровна пережила поэта на полвека. После слияния театра Музыкальной драмы с Народным домом она до 1922 года пела в организованном на их основе Государственном Большом оперном театре, много гастролировала по стране – по Сибири и Уралу, Башкирии. В Минусинском оперном театре Андреева-Дельмас впервые выступила в качестве режиссера, поставив оперы «Пиковая дама» и «Черевички». В 1933-м оставила сцену и занялась педагогической деятельностью. Сначала преподавала в Музыкальном училище при Ленинградской консерватории, а затем и в ней самой, где в 1938 году получила звание доцента.
    В годы Великой Отечественной Войны Любовь Александровна вместе с мужем жила в Ленинграде, выезжала с концертными бригадами на фронт, выступала перед бойцами. О страшном блокадном времени позднее написала воспоминания…
Любовь Дельмас ушла из жизни в 1969 г., а ее образ живет и поныне в прекрасных стихах о Кармен.

                Ты – как отзвук забытого гимна
                В моей чёрной и дикой судьбе.
                О Кармен, мне печально и дивно,
                Что приснился мне сон о тебе.

                Вешний трепет, и лепет, и шелест,
                Непробудные, дикие сны,
                И твоя одичалая прелесть –
                Как гитара, как бубен весны!