Ёлкинес

Жили-были в коробке, среди бумажной стружки и ваты, ёлочные украшения: позолоченный стеклянный шар, серебристая гирлянда и ватный, сверкающий блёстками, снеговик. Жизнь шла неспешно, размеренно: год спали, да, десять дней работали на пушистой ели, даря всем её окружающим новогоднее настроение: сверкали, блистали, крутились, неся радость и восхищение, ожидание чуда.
Обычно начало работы предвещало потряхивание коробки, когда её перемещали из кладовки на стол, поэтому, когда коробка затряслась, гирлянда первая зашабуршала.
— Просыпайтесь лежебоки, скоро работа начнётся. Да, шар бока протри, поди, запылились. А, ты, снеговик, разомнись, а то, глядишь, весь слежался в стельку.
Шар давай крутиться по вате боками, отполировывая свою золочёную поверхность, а снеговик переваливаться сбоку на бок, придавая своим отлежавшимся формам округлость, при этом бубня.
— Тебе хорошо, гирлянда, как ни сомни, ни скрути, всегда выглядишь, будь то сейчас появилась на свет.
— Да, я такая! — прошуршала гирлянда, расправляя скрутившийся шнурок, на котором держалась её серебряная пушистая мишура.
Коробу, похоже, поставили на стол, и все приготовились к её открытию, когда брызнет яркий свет люстры и они засверкают блёстками и огнями, торжественно подвешиваемые на ёль.
Раньше ели были настоящие, лесные, пахучие, но иголочки на них быстро высыхали и отпадали, можно было так с них и под ёлку скатиться — полное нарушение техники безопасности. Зато теперь, деревце было из плотной красивой пластмассы, на вид не отличишь от настоящего, но стоять могло сколько угодно, хоть до следующего нового года и висеть на нём было одно удовольствие: ветки крепкие, иголки надёжно торчат, уж точно не свалишься вниз.
Однако, коробку не открывали, а опять куда-то понесли, а потом повезли, и шар заволновался, что трясут сильно, не дай бог стекло треснет или позолота сотрётся. Снеговик, подпрыгивая от сотрясений коробки, посмеивался.
— Вот повезло! Настоящее приключение! Может нас везут на какую особую, большую ёлку в важном месте! Повеселимся!
Гирлянда задумчиво прошуршала, перемещаясь вправо-влево, среди обрезков бумаги.
— Что-то мне это не нравиться. Кабы чего не вышло. Последний раз праздник был какой-то тихий, малолюдный, хороводы не водили, песни не пели, даже Деда Мороза и Снегурочки не было.
Шар заохал из своего угла.
— Чего ты хочешь? Детишки у хозяев выросли, у них другие интересы и заботы, мы для них всего лишь новогодние игрушки. Может, нас кому подарят, где детки есть, вот тогда опять повеселимся…
Коробку перестали трясти и начали открывать. Игрушки напряглись, в нервном ожидании, — сейчас решится их судьба раз и навсегда. А, вдруг на мистическую свалку, о которой им рассказывали другие игрушки, слышавшие о ней в магазине? Туда отправляли разбитые и забракованные игрушки, и они оттуда уже никогда не возвращались…
Наконец, коробку открыли и послышались голоса восторга.
— Ой, какие красивые! Да, такие винтажные, прямо ёлкинес какой-то!
— Они достались мне от бабушки. Я их очень любила и берегла, но теперь дети выросли, разъехались, а игрушки остались. Они сказали, что им это старьё не нужно, вон сколько всяких новых игрушек продаётся. Может, у вас их кто купит.
— Конечно, конечно. Мы очень рады, что вы выбрали именно наш магазин. Сейчас столько развелось коллекционеров старинных новогодних украшений, пруд пруди.
Игрушки вздрогнули. Это страшное слово «коллекционер» было им тоже знакомо от других игрушек с ёлки. Так называли людей, которые запечатывали таких, как они, в стеклянные шкафы, стоящие в больших комнатах, где всегда царил полумрак, и периодически показывали их таким же коллекционерам, переговаривались шёпотом и оценивая качество элементов декора, ручную работу и, тьфу, всякую другую муть. В такой атмосфере игрушки потихоньку умирали и только их остовы продолжали радовать этих самых, страшно сказать кого.
— Бежать, ребятки надо! — закричала гирлянда, извиваясь в руках хозяйки, когда та стала извлекать её из коробки.
— Я сейчас лопну от страха, — заорал шар, почувствовав, что его тоже взяли в руки.
— Ребята держитесь! Где наша не пропадала. — весело подмигивал снеговик, когда его чуть сжали с боков, словно проверяя насколько он упруг.
Игрушки оказались на ватной поверхности, покрытой искусственным снегом, среди миниатюрных ёлочек, украшенных серпантином и дождиком, а перед ними — огромное окно, за которым шли люди и некоторые даже останавливались, чтобы их получше рассмотреть.
— Глядите, как они классно смотрятся на витрине! Пожалуй, никому не буду их продавать, оставлю себе. Пусть создают праздничное настроение, — раздался голос той, что забрала игрушки у хозяйки.
Разлёгшись на боку, шар испустил вздох облегчения.
— Уф. Пронесло. Ну, слава богу, в кои то веки, в месте, достойном меня. Смотрите, сколько людей уже меня обозрело, а сколько ещё увидит мою красу.
— Да, очень неплохо тут устроились. Даже начинает нравиться и окружение, и эти восторженные взгляды, направленные на меня, — вальяжно прошуршала гирлянда.
— Ой, как здорово! Прямо праздник какой-то! Вот веселуха! Смотрите, смотрите, какие смешные дети: прижали нос к стеклу и не отрываясь смотрят на меня. — не унимался, подбоченясь, снеговик.
Маленькая девочка, проходившая мимо с мамой, уставилась на игрушки и стала трясти её за руку.
— Мам, мам, смотри какие игрушки! Я такие хочу! Ну, пожалуйста!
Мама снисходительно глянула на витрину.
— Я тебе на Новый год лучше планшет куплю, там можно все игрушки мира посмотреть.
— Мам, но я живые хочу, настоящие! — не унималась девочка.
— Ладно, ладно, потом, когда будет время…
Они ушли, а игрушки облегчённо выдохнули. Гирлянда тихо прошуршала.
— Пронесло… Дети так быстро взрослеют… А, здесь, новогодний праздник будет при любых обстоятельствах…