Я ничего не помню...

Я ничего не помню.
Мне было 22, ему 16… Перехватив в  столовой обед, еще не привозной, а заботливо приготовленный школьными поварами, я, после 7 урока, с тетрадками на перевес, шла домой к нему…
Мне открывала дверь его мама. Всегда в опрятном халатике, женщина к 40 годам, ее встревоженные ресницы частым порханием сообщали: Здесь живет беда.
Мальчика звали Витя. Худощавый одиннадцатиклассник, которому очень важно было хоть как-то закончить школу. Витя встречал меня вежливой улыбкой, сидя на деревянном стуле около стола, стоявшего в центре комнаты.
Этот стол был явным свидетелем праздничных застолий, уроков, мальчишеских поделок, маминых слез. На видавшей виды холщовой скатерти, выстиранной и отглаженной, было несколько пятен от соуса и жира; с краю лежали тетради, картон, учебник с мятой закладкой, цветастый носовой платок; ютился пузырек корвалола, закрытый сверху стеклянным стаканчиком …
Не так давно у Вити была пересадка костного мозга, а ещё очень бледная кожа и большие голубые, практически прозрачные глаза.
Худощавый мальчишка, неестественно повзрослевший, будто Взрослость подкралась к нему с фразой:
- Ну, здравствуй! Тебе пора!..
И отступили друзья-мальчишки. Вначале ходили все вместе навестить товарища, потом их визиты стали всё реже, а через пару месяцев и вовсе сошли на нет...
Витя был на домашнем обучении. Учителя-предметники ходили к нему, тихо ворча себе под нос о ненужных им обязанностях и высказывая сочувствие матери. Вот и я, как молодой специалист, оказалась в их числе...
Мальчик приветствовал меня вежливым интеллигентным, как у мамы, голосом:
- Здравствуйте, Светлана Григорьевна!
- Здравствуй, Витя! Как ты? Готов?
- Готов... - улыбался Витя и садился напротив меня.
Я начинала шуршать страницами и открывала сборник для подготовки к выпускному экзамену по русскому языку.
- Посмотри, Витя, у нас сегодня с тобой текст Льва Толстого о войне 1812 года...
Урок начался. Витя с выражением читал текст, составлял план, отвечал на мои вопросы... Однако каждая его фраза, прежде чем возникнуть, будто спотыкалась о что-то невидимое, не торопилась оформиться. Но я подбадривала Витю и мысленно твердила себе:
- Молодец, мальчик. Справится!.. Хорошие навыки анализа текста и слова, владение устной речью, но...
Шли учебные будни. Я ходила к Вите дважды в неделю. Каждый раз, выходя из школьного двора, я торопливыми шагами направлялась к знакомому подъезду дома по проспекту Кузнецова и волновалась:
- Может быть сейчас начнет лучше вспоминать...
Однако каждое начало урока моё сердце сжимало отчаяние, - память Вити сохраняла так мало информации. Мой казалось бы самый простой вопрос сопровождался огромными усилиями, чтобы вспомнить... Прозрачно-голубые глаза Вити скользили из стороны в сторону, пытаясь вновь найти ответ на повторяющиеся от урока к уроку вопросы:
- Назови грамматическую основу предложения...
- Где автор использует однородные члены...
- Что такое обращение...
Витя будто бы погружался в свою безбрежную глубину в поиске ответа, опоры. К концу урока он вновь вспоминал, вновь радовался победе, укреплялся в знании и ... вновь практически полностью все забывал к нашей следующей встрече.
- Лишь бы сдал, - интеллигентно вздыхала мама...
- Лишь бы всё вспомнил, - тревожилась я.
Почему для меня тогда был так важен этот мальчишка? Зачем принципиально повторяла каждый раз одни и те же правила множество раз? Может быть видела в себе Спасителя, того единственного Учителя, которого потом помнят всю жизнь?... Не могу сказать... А может быть общение с Витей - часть первого помогающего опыта, который так хотелось сделать фундаментом своей личности, профессионализма? Или жалость? Безбрежная жалость к прозрачно-голубым глазам, простому материнскому халатику, будто запахивающему боль семьи?....
И вот настал день икс... Мы с завучем пришли к Вите принимать экзамен. Он должен был проходить в "щадящей" форме, - подробное изложение с грамматическим заданием по одному из знакомых текстов.
Витя также дружелюбно встретил нас, и мы расположились всё за тем же столом.
Завуч обречённо громко дышала под грузом дополнительной работы. Её толстые пальцы пролистывали страницы моего сборника и остановились на таком знакомом и ранее великолепно разобранном тексте о войне 1812 года...
- Витя! Как здорово! - ликую я. - Помнишь, как ты справился!? - оглашаю я каким-то не учительским, а девичьим возгласом затихшую комнату.
Со всей живой и непосредственной радостью я заглядываю в лицо мальчишке, и вдруг наталкиваюсь на знакомый растерянный взгляд. Мне становится жутко:
- Я ничего не помню... - тихо произнес Витя - Я ничего не помню, - для чего-то повторил он, будто отгораживаясь от меня, насупленного завуча, дрожащей матери...
- Не переживай! - стала я зачем-то говорить дежурные фразы. Но внутри меня всё бушевало. Как же так? Неужели так бывает... - Витя! Ты можешь не помнить, но ты всё знаешь, это так! Просто доверься себе! - я положила свою руку на руку мальчишки.
- Достаточно, Светлана Григорьевна. Время уже пошло, давайте читать текст... - прозвучала завуч...
Я начала читать описание сражения. Делала я это нарочито медленно, с выражением, паузами, поглядывая на Витю, будто желая понять, вспоминает ли он...
Витя сдал экзамен, на тройку... Завуч, скрепя сердцем, нарисовала четверку. - наигранно вздохнув дрожащей рядом матери...
-Поздравляю, Витя! - добавила я. - Помни, ты все можешь!..
Шли годы. В теплый пропахшей сиренью майский день, я возвращалась с работы, ощущая лёгкость весны и удивительную яркую жизнь впереди.
Вдруг на моем пути встретилась знакомая фигура юноши. Я узнала в прохожем Витю. Прогулочным шагом он шел сквозь весну и поглядывал на футболистов на местной спортивной площадке.
- Витя, здравствуй! Рада видеть тебя! - Я улыбаюсь знакомым прозрачно-голубым глазам.
- Извините, я вас не помню... - вздрагивает юноша,слегка останавливается и вглядывается в мое лицо.
Неловкая пауза повисла в воздухе и прервалась досадными возгласами игроков, - мяч был пропущен.
- Извините, возможно, обозналась... - растерянно сказала я и отступила в сторону.
Витя слегка улыбнулся и, ускоряя шаг, направился к футболистам.
Я пошла дальше, прижимая пакет с тетрадками к груди.
- Как же так? Неужели и меня забыл?! - растерянно бормотала я...
И вдруг до меня донёсся возгаз и радостное гиканье:
- Я все могу! Эге-гей!
Спешно оглянувшись, я увидела: мяч был в воротах!
И тут будто отпустило меня что-то незримое, давящее и тяжёлое: не стремитесь, чтобы помнили вас, просто делайте своё дело. Хорошо делайте, с душой, с сердцем, и это обязательно запомнят, даже если ваш облик померкнет, и сами вы сотретесь из памяти.
Любите свой помогающий труд, верьте в него и наслаждайтесь им!
С этими лёгкими мыслями я продолжила свой путь по ароматной сиреневой аллее...