Рома-Каламбур

                Рома-Каламбур.
   

   Эти странные гастроли случились в самом начале далёких девяностых,... где-то в июне.  А годом раньше, в ноябре 1989 года в Южной Осетии, на фоне горбачёвской перестройки, произошла первая "горбачёвская перестрелка"- вооруженный конфликт между Осетией и Грузией. После этого на несколько месяцев на Кавказе наступило затишье, никто пока не стрелял, но в атмосфере висело напряжение.
     Это напряжение ощущалось уже в аэропорту Тбилиси, куда наш самолёт принесло из Москвы. 
 Кстати, в апреле того же 89-го, в Тбилиси случились уличные столкновения людей с силовиками. Последние применили газ. Были погибшие. 
     В свете этих трагических событий нелепо выглядела вся эта наша концертная затея.
   Мы должны были выступать в Гори, в зелёном театре. Под небом голубым. Но в последний момент, почему-то, организаторы переиграли.
   Видимо, чтобы как-то разрядить обстановку и наладить диалог между Тбилиси и Цхинвали, а заодно и подзаработать, актёры Тбилисского театра драмы - симпатичная Светлана с мужем от филармонии  и грузинский кооператор, не помню как звали - «новый грузин» - объединившись, пригласили московских артистов. Во всяком случае, так это виделось со стороны.
    В общем, функцию нейтральной стороны и миротворцев, как всегда исполняла Россия. То есть-мы,артисты.
    Сергей Павлов-наш опытный импресарио, работал даже с Копперфильдом, только последний к нему после изнурительных переговоров по телефону, на встречу не приехал. Что-то он там не доработал.А ведь почти договорились.
    Павлов ангажировал под эту поездку в Тбилиси конечно, не Стиви Вандера и не Витни Хьюстон,(о Копперфильде я уже упомянул), берите круче: восходящую российскую поп-звезду - Машу Распутину, предложив ей стать на время нашей дорогой «обезьяной».
    В эпоху расцвета кооперативов звание сие вполне соответствовало почётному званию "народного артиста" и на это никто не обижался.
(Вслух-то никто этого слова не произносил: термин технический, для служебного пользования.) 
   
    На афише перед стадионом в полный рост была изображена сексапильная Маня "с ногами от шеи" в облегающих серебряных колготках!
Видимо художник, писавший картину, хорошо знал женскую анатомию. Он очень старательно и с любовью  выделил светотенями "наиболее важные" места на полотне. Так что зевака, проходя мимо, тут же закрывал рот и начинал сначала смотреть, а потом читать.
  Народ неторопливо слетался к стадиону, как пчёлы на мёд. Поодаль от ворот стадиона стояла группа мужчин в национальных головных уборах, горячо обсуждавших качество колготок, изображенных на полотне.
- Срамота-а-а, - говорил один старик, косо выворачивая глаз из-под бараньей шапки на плакат, и пытаясь сохранять при этом лицо праведника.
- А мне нравится! - Отвечал другой.
Многие плевались глядя на афишу.Через раз среди других оценивающих были слышны  женские голоса:
- Проститутка!!!- Да, конечно, и с этим нельзя не согласиться, представители местного прекрасного пола проявляли особую категоричность в оценках живописи. Тут ощущалась некая  недообразованность, не современный взгляд на подобные вещи. Но Маня тут была не причём!
 Утолив "непросвещённый гнев", "выпустив пар", если так можно выразиться, все они шли предъявлять контролёру входной билет. И это было хорошо: "выпустить пар" после первой горбачёвской перестрелки" было надо и было уместно. Не в себе же носить.
    Более пяти тысяч билетов было уже реализовано.
    Шли семейные пары, молодёжь. Но, в большей массе - опалённые кавказским солнцем, мужчины. Каким-то ветром нанесло на горы запахом эроса и мужчины первыми почуяли его источник.
    На огромной растяжке перед входом на стадион,(а её никто и не читал), было написано, что в «великолепном шоу» принимает участие около десятка «реальных» столичных звёзд, группы:
    «accopmu!», «Маугли», «Шоу-Роу-Каламбур»,но «картины» с изображением М.Распутиной, удачно скопированной с фотографии с надписью «Я родилась в Сибири!» уже было достаточно.
 Народ Советского союза устал от лозунгов, агитпропа и Кобзона в телевизоре, народ желал живого шоу и зрелищ. Перемен! Каких,куда? А главное-зачем? Об этом могла, конечно, знать только английская разведка МИ-6. Но в Осетии и Грузии этого никто не понимал. Но хотел! Новых Зрелищ! Новых людей! Перестроечных! Чтобы было как на"загнивающем" Западе, только лучше! Мы же можем!? Если захотим.
 "Каинова западня" манила и уверенно начинала работать в головах. Бес не дремал. Хлеба-то пока хватало, а вот коммунистическая уверенность в завтрашнем дне с каждым днём всё таяла. Перемены начались, и не в лучшую сторону. Народы бывшего СССР жили в преддверие чуда, но рождаемость уже падала.
   
  Шла двадцатая минута концерта, когда после выступления солиста в "оригинальной упаковке", с голой спиной из группы «Маугли», на сцене, смонтированной в центре стадиона, не попадая в такт фонограммы, начали «выписывать кренделя» две молоденькие девчушки. Они несинхронно виляли бёдрами, неуверенно крутились вокруг своей оси.
Натыкаясь друг на друга, делали руками незамысловатые пассы, трясли волосами и качались из стороны в сторону, изображая то-ли, две берёзы в поле, то-ли, двух ведьм, оседлавших ветер.

 Девушки предваряли следующий номер, были как-бы, «на разогреве», перед основным номером своего «начальника» и очень старались.
 
  Незамысловатая хореография выдавала авантюрного постановщика - псевдо режиссёра, находившегося неподалёку от артисток за звуковой колонкой. 
  В чешуйчато-серебристом, облегающем тело, костюме, словно Ихтиандр, в очках с толстыми стёклами, он готовился к следующему пластическому «этюду» с Примой - партнёршей,той, что поопытней. 
  Но сейчас всё его внимание было сосредоточено на текущем номере. Это был парный дебют девушек, номер, над которым Рома, так звали "Ихтиандра",работал год, и облажаться девчонкам было нельзя. Лажа в номере сквозила изо всех щелей, выжимая из постановщика пот.
  Режиссер, вытираясь, едва сдерживал себя, чтобы не выскочить из укрытия на площадку и всё поправить и переделать:
- Поворот, дура, разворачивайся! – протирая пальцем запотевшие очки, сипел он за колонкой так, что энергичные брызги из его рта долетали до исполнительниц. Одна из девушек,(не Прима), всё время запаздывала, чем приводила иступленного режиссёра в бешенство:
-  Арабеск..., убью, арабеск..., тупая дура, прогнись, -  изнурял себя "романтик-каламбур".
 
   Наша банда "ассорти" стояла под трибуной и прищурившись от солнца, наблюдала этот экзерсис. Это было первое из запланированных трёх  выступлений нашей концертной бригады в Цхинвали. Знакомство наше только состоялось, и мы с интересом изучали репертуар коллег по цеху.
 
   После концертов мы должны были уехать на автобусе в Гори, в гостиницу, которая находилась рядом с историческим домиком товарища Сталина и узнать о дальнейших планах организаторов.

- Да-а, - произнёс с иронией наш автор песен Сергей Марилов, разглядывая не танцующих девушек, а то, как голова Ромы выныривает из-за колонки, напоминая кукушку в настенных часах,- калом бур, а телом бел!
  Несмотря на ошибки девушек, и их «хореографический воляпюк», стадион аплодировал и волновался. Мужской массе зрителей, конечно, было по барабану, что они там танцуют. Им всё нравилось! Тут важно было ни «что» они пляшут, а «в чём». В этом и был весь фокус.
  Кавказские мужчины в советские годы ходили на этот стадион только за "футбольным удовольствием". Впервые в жизни посреди с детства знакомого, родного поля,они увидели откровенную эротику! И, даже, не побоюсь этого слова, - стриптиз.
       Как сочетался публичный стриптиз с названием «Каламбур» и где, и в чём он был этот самый "каламбур", мы так и не поняли. Да это было уже не важно и поздно об этом было рассуждать, когда молодые «нимфы», с прозрачными полосками из вуали на самых "заветных местах", уже извивались в нелепом танце на глазах многотысячной публики.
 С обратной стороны «фасада» девушек были только нитки, невидимые не только с трибун, но и вблизи вооруженным глазом.
 На трибунах в руках зрителей появились полевые бинокли.
      
 
    Вдруг, в середине «стриптиза» с дальней боковой трибуны, где зрителей было поменьше, отделился, видимо одурманенный перестройкой и гласностью, «джигит».
    Он побежал по беговой дорожке, как американский бейсболист на штрафном круге, обходя милиционеров. Разогнавшись, он перескочил, словно конь на дерби, через оградительный барьер и взял курс прямо к сцене.
    Я представлял в качестве конферансье участников шоу и находился на сцене рядом с Ромой за колонкой - она же была и порталом сцены.
 
  Голые Нимфы невозмутимо продолжали свою эротическую миссию.
  Рома с тревогой рассмотрел приближающегося "джигита" и не на шутку заволновался,
- Если все сюда ломанутся,- вцепился он в мою руку,- мы пропали.
- Сам виноват, зачем голых женщин в бой отправил? Тут война, брат, перестройка с перестрелкой - забыл? Хоть бы треугольники в стрингах были в цвете камуфляжа, потемнее, что ли, ещё туду-сюда, а так - никакой маскировки..!
 Трибуны, крайние справа, действительно, в подтверждение Роминых мыслей, уже зашевелились.
Тем временем, семеня короткими ногами, джигит, уверенный в себе, как «мессершмидт» при атаке, начал заходить на площадку со стороны солнца.  Я соскочил со сцены на перехват:
- Товарищ, вернитесь на место! - потребовал я, понимая, что его «подвиг» могут сейчас повторить земляки.
- Братка-а, - взмолился "мессер", теребя на шее бинокль,- там далеко, я там ничего не вижу. А мне бы попки посмотреть,я дЭнги дал...и ещё дам...
- Вы совсем с ума сошли,.. вы з-задниц никогда не видели? –  Выкрикнул из-за колонки Рома, переходя на грубый тон банного администратора.
- Я в горах живу, там нЭт таких...,
- Идите отсюдова...,- да, Рома явно рисковал быть зарезанным после концерта, надо уважать законы гор. Повежливее, что ли, надо быть,- подумал я, 
- Това-арищ!., идите на своё место, -  оттеснив Рому, вставил я свои "пять копеек",- в следующем номере вам всё покажут,- и указывая пальцем на бинокль доброхота, добавил с восхищением,- у вас такая оптика! Всё увидите! И попки.
  С третьего раза его удалось уговорить, и "доброхот" удалился.
   
   Номер обнаженных нимф подходил к финалу, исполненному в виде нелепого арабеска в том же жанре - «хореографический дворовый воляпюк".
- Дорогие друзья, - взяв микрофон и, чтобы предварить дальнейшее поползновение «болельщиков», обратился я к стадиону, - товарищи, мы убедительно просим вас не вставать с мест и не нарушать установленный порядок.(Какой порядок?, кем установленный? Что я несу..)
 
  В это время «стриптизёрша-стажёрка» покинула сцену."Прима" осталась в центре площадки. Она скрестила руки над самой "горячей чакрой" своего юного тела и взгляды пятитысячного стадиона сейчас испепеляли её десницу.Кто-то с галёрки крикнул,
- Э-э, руки убери,да?... 
- Товарищи, в этом молодом инновационном жанре, - комментировал я происходящее у микрофона, пытаясь найти слова и окультурить "порнографию в стиле Перестройки",- не всё ещё сказано! А ведь ещё не вечер. Мы, как всегда, и в этом жанре впереди планеты всей, что там наш прославленный балет! И мы уверены, товарищи, что вы, уходя сегодня с нашего концерта, получите не только пищу для ума… Но и, не побоюсь этого слова, для сердца!- дальше меня несло как Остапа,
 - Кто прикасался к великому…, никогда не забудет лучезарный взор Ники Самофракийской и нежные руки Венеры Милосской, эротика, товарищи, – это серьёзно!  Мы, товарищи,.. вы..  всем нам   прекрасно знакомы выдающиеся полотна Джованни Боккаччо, кто из нас не помнит Тинторетто, великого Микеланджело Буонаротти, Тициана и Сальвадора Дали, я уже не говорю о наших,  кхе.., товарищи, передвижниках.
  (Я понимал, что об отсутствии рук у Венеры люди на трибунах уже никогда не вспомнят, чего там говорить о статуе Ники Самофракийской , у которой и головы-то нет.)
   Стадион выдохнул, я вдохнул и пониженным голосом Левитана, подбирая тембр, скривив рот, закончил:
 - А сейчас на сцене классический..., э-э пластический этюд. Легендарный дуэт «Шоу-Роу-Каламбур!»
  Встречайте, товарищи!
  Стадион как-будто заклокотал, продолжая испепелять глазами руку обнаженной девушки, и по трибунам прокатились редкие аплодисменты.
- Проститутки!!- донёсся эхом женский голос откуда-то с дальних трибун.
  Прокатилась лёгкая волна смеха, где-то зашевелились, начали вставать с мест и двигаться к выходу.
 
  Рома снял запотевшие очки с толстыми стёклами, передал их мне,- не разбей,- выпрямил спину и превратился в волоокую статую Давида. Я посмотрел на его лицо и понял, что у него со зрением совсем беда.
- Саня, где она? -  Рома протянул руки вперёд, как это делают слепые. 
- О-оо,– съязвил я,- "поднимите мне веки"?!- Как же ты это..
- Так!,- жестко пресёк меня Рома,- вот сейчас не пи..   Где сцена?- "атлет"окончательно вошёл в образ Отелло и знал что делать, он уже был готов придушить и свою подругу, и меня заодно.
  Я направил "подслеповатого" в центр площадки прямо на партнёршу. Рома, не выходя из образа,сурово процедил сквозь зубы, обращаясь уже к ней:
- Где ты? Голос подай…,- я пытался помочь Роме, направляя его движение:"левее,правее" и погромче вдогонку повторил просьбу Отелло барышне:
- Да прокукуй ты ему, что ли..,- девушка тихо кашлянула, получился какой-то "кряк", не выходя из своего образа,селезень взял курс на голос уточки,и оттопырил правую руку в сторону - это было уже крыло белого орла. Или лебедя.
  Понятно, что без «поводыря» Рома работать уже мог.  И сейчас они были одно целое: и мысли, и руки, и тело.
 
     Дали фонограмму: Вагнер:«Тристан и Изольда».
    
   Начался пластический этюд.
 До моего уха долетали только его короткие команды, адресованные партнёрше: «на меня..., обходи, вправо…, вправо, дура - не влево..., на меня… руку..., руку..., сук…,дай, сюда, быстрее, на точку иди…»
 Примерно такой номер десять лет спустя я видел в Париже на Монмартре. Правда, там работали профессионалы, они всё делали тихо без суеты. Их тела и костюмы были покрыты какой-то мукой и выглядели они  как статуи, они полностью были матово-белые. Но тогда на стадионе в Цхинвали я не понимал, что вообще происходит.
   Вам я постараюсь это объяснить:
   Тут главное - всё делать медленно. Менять позы, фиксировать точки, делать пластический переход и опять застывать на несколько секунд. Хорошо если пластика ещё чего-то выражает: восторг, печаль, призыв, страдание, типа как, скульптурная группа «Лаокоон». 
   Но Роме это выражать было вовсе и не обязательно. Это он был как в муке. Девушка-то была практически голая, вовсе-не статуя, всё внимание многотысячного стадиона собирала она. У Ромы была единственная сверхзадача: показать «поводыря» со всех  сторон пока звучит фонограмма и в конце поднять её, а это была самая рискованная процедура, и медленно унести её за кулисы.
   Я наблюдал за стадионом. Царила тишина. Стадион как-будто замер. Люди были сосредоточены. Люди пытались рассмотреть детали. А Девушка тем временем медленно, там наверху, в горизонтальном положении, начинала медленно сгибать колено, открывая в сторону трибун прозрачный лоскут в промежности.. Рома развернулся и медленно понёс тело прочь...
  «Да, змЕя артистам явно не хватало для усиления эффекта», вспомнив «Лаокоон», подумал я, поглядывая на сцену, где колобродили два «страстотерпца».
   
  Фонограмма заканчивалась. Рома, медленно, как на похоронах, внёс с риском для жизни партнёршу на вытянутой руке за колонку, поставил её, вытер пот с лица и надел очки. Вагнер тихо умолк, как будто умер.
- Ну, как?- повернулся он ко мне.
- Нормально, - ответил я. Стадион рассеянно аплодировал и клокотал. Реакция стадиона была неопределённой. Мужчины, видимо, «сострадали» героям и пытались что-то понять, потому и онемели. 
 
  Пасодобль Ромы закончился.
  Тяжело было нам работать после Ромы. Ведь после стриптиза должна, конечно же следовать какая-то оргия по закону жанра, а тут музыка и лёгкий юмор.
  Отработали мы как в вату и поспешили убежать с площадки под трибуну.
  И трое наших: Сергей Марилов, Саня Пинегин и Серёга Бережнов уже были под трибуной. А я на сцене задержался, чтобы встретить Распутину, передать ей микрофон и уйти навсегда до конца представления.Но наш импресарио Павлов с грузинскими организаторами махали под трибуной руками, давая понять, что нужно потянуть время. Я понял, что-то пошло не так.
 
  Как позже выяснилось, во время «стриптиза», Распутина была похищена.
  Журналисты газеты «Советская Грузия»,решили получить интервью раньше местной «Советской Осетии»… А стадион ждать не мог. Особенно после стриптиза! Требовались длинные ноги в колготках, а вернуть обратно на сцену группу «ассорти!», градус опускать было смерти подобно. Что делать?
  Ребята стояли под трибуной, кусали губы и жестами давали понять, что надо включать резервы.
  Адреналин ударил в мозг, и я судорожно стал вспоминать басни, анекдоты, пародии и все песни Александра Розенбаума, к тому времени на Кавказе уже известные. С авторскими правами в стране, к нашему счастью, тогда было никак. Какие права, когда кругом стреляют и это было только начало демократии.
  Когда минут через двадцать, как мне показалось,(на сцене время идет по-другому) мои «запасы» закончились, а в воздухе повисло напряжение как перед грозой, я обратился к зрителям, и глупее ничего не придумал, как вспомнить Деда Мороза:
- Друзья! А давайте позовём нашу Машу.
- Повторяйте за мной: раз два три, Маша выходи! - Стадион поддался на шутку и с пятого раза, о, чудо! Маша появилась под трибуной, под взрыв аплодисментов, она ринулась к центру футбольного поля. Что было дальше - понятно…  Концерт удался.
   
  Как выяснилось позже, уже в Москве, я узнал от Павлова, Распутина опоздала на полтора часа! Я этого не заметил. А на стадионе начали постреливать... пока в воздух. Чего со сцены мы, конечно, так же не заметили стоя под мощной акустикой.
  На стадионе тогда, на самом деле, собралось народу десять- двенадцать тысяч, а Зелёный Театр в Гори мог вместить меньше тысячи. Именно поэтому и повезли нас в Цхинвали. Три концерта было запланировано, но... уже второй явно было не пережить.
               
                Павлов
   
   Все приключения у нас начались позже, когда грузинский организатор-кооператор "Не помню как звали", захвативший всю выручку от концерта, сказал, что рассчитается с артистами в Грузии, сел в свою «девятку» и уехал в Гори.
   Часть денег он выплатил перед концертом чтобы мы «не дёргались» и вышли работать, а оставшуюся, основную сумму решил не отдавать вообще, поставив Павлова - нашего импресарио в очень неудобное положение.
   Мы догнали "злодея" у гостиницы в Гори. Серёга пригласил кооператора в автобус и попытался объяснить, что тот неправ. Кооператор нагло заявил, что бизнес без «кидалова» не бывает и с этим надо смириться.
 "Запахло керосином" и конфликт был неотвратим, когда Павлов дал команду собирать вещи.
- Валим в Тбилиси и улетаем. Денег нам не видать!.- обратился он к артистам ещё надеясь на исполнение договорных обязательств. Больше других на Павлова кидалась Маша Распутина, (в девичестве - Алла Агеева..)- Она же была главным бенефициаром!
  В автобусе, Серёга предъявил злодею-кооператору последний аргумент. Мы наблюдали всё снаружи. Тот отрицательно и нагло что-то промычал. Павлов достал из кармана газовый баллон и распылил в лицо кооператору.Генацвале выскочил из салона.
- Валим,- прокричал Павлов,водитель внял и поспешил в аэропорт.
   
  Однако, оклемался "злодей" быстро и во время регистрации в аэропорту Тбилиси кооператор с водителем, появились на горизонте.
  Горячая кровь требовала реванша. Денег наших ему было, видимо, не достаточно и он, подойдя к автобусу, вынул пистолет.
  Наш Пинегин, будущий сочинитель детских песен, скрестив руки на голове, сполз по стенке аэровокзала, произнеся единственную фразу:
- Всё ребята. Это пи..ц!Приехали.

  Газовая атака повторилась в автобусе, когда обиженный кооператор с корешом ломанулись в открытую дверь, Серёга не сдавался.Дверь захлопнулась.
  Кооператоры заметались по салону, зажмурив глаза и ища выход. Но не стреляли. И это было странно. Есть же правило - без надобности  оружие не достают. А достал, так стреляй! Павлов держал дверь уже снаружи какое-то время, не давая  выскочить из "душегубки".
  Через минуту дверь автобуса открылась и одуревший от гнева и газа кооператор, вылетев на воздух, решил поменять тактику и сразу пошёл к милицейскому начальнику аэропорта. Всё-таки наличие крупного куша затмило обиду и желание совершить убийство. Бабло рулит!
   
  Такой запомнилась мне эта картинка начала эпохи гласности и перестройки. 
  Баллончик Павлов отдал Приме из «Каламбура» чтобы выбросить, а она спрятала в косметичке. С ним нас и повязали в аэропорту.   

  Контролёр решил узнать, что за духи странные везёт девушка в косметичке, и распылил газ перед своим носом.
  -Газы! - Все выскочили из зала регистрации.
  -Газы! - Кричали люди, когда на стойке появился газовый баллон. Ведь недавно совсем, в Тбилиси были события, и память о стрельбе в народе была ещё свежа.
  Народ пулей с контролёром во главе вылетели на улицу а баллончик остался на стойке регистрации.
  Я остался один в зале и сунул баллон в карман и опустил его в урну у дверей. Это было непростительной глупостью, надо было вынести его из зала и выбросить подальше в кусты, но там были люди…

- Чей баллон?- спросил милиционер в отделении.
- Теперь Ваш!,- сказал Павлов весело.
Помню, что Павлова грузинские милиционеры повели, как мне показалось, бить за ангар. Я поспешил за ними, чтобы быть свидетелем произвола и в случае чего ввязаться в дело. Его не били. Просто взяли под стражу. Чтобы не убежал.
 
 Мы уже улетели в Москву. Остался только Маугли, как свидетель, его отправили следующим рейсом.
 
   Позже Серёга рассказал о всей своей дальнейшей эпопее.
Вечером его повезли в ТУР (Тбилисский Уголовный Розыск). Вёз его туда тбилисский армянин, старшина, очень гордый собой…»
Там армянин передал его мегрелу,(Тбилиси - город многонациональный).
Писали бумажки, рассматривали баллончик (французский, кстати, - подарок француженки, с ней Павлов и друг его - Андрей Бельский познакомились в последнюю новогоднюю ночь на Кутузовском проспекте, стреляя сигареты у прохожих, тогда было трудно не только с этим.).
   Потом, ни слова не говоря, посадили его в «автозак» и повезли непонятно куда... Игнорировали все вопросы и просьбы  о звонке другу... Привезли в какую-то глушь, стали вынимать из клетки. Но Павлов, человек отчаянный, проявил стойкость, мужество и смекалку. Серёга придумал способ: закрылся в клетке изнутри и потребовал позвонить адвокату. Менты, естественно, проигнорировали. Но «вынуть» из клетки его не смогли. 
   Когда через решетку Павлов увидел молодую пару с коляской, он решил рискнуть: быстро открыл дверь и попросил их позвонить в Москву Андрею Бельскому, сказать где они видели Павлова. Арбатский номер был простой, и, два раза, пока его крутили менты и надевали "браслеты", он успел повторить номер. Его потащили в тёмное одноэтажное здание...
   Долго они мучились. Два года службы в стройбате не прошли для Павлова бесследно. В результате затолкали Серёгу в «стакан»: очень узкое помещение типа шкаф. Там он провёл ночь, спать стоя не смог.
   Мегрел, к удивлению, приехал среди ночи и привёз узнику пакет молока и пряники... С голодухи он их тут же съел.
   
    Утром повезли на допрос...  Серёга не надеялся, что те случайные люди с детской коляской будут звонить в Москву, да и вообще, не понимал что происходит?
  В этот день он был крайне удивлён знакомству с начальником уголовного розыска, который был похож на грузинского брата Жана Габена.
    Седовласый красавец с проницательным взглядом неподкупного французского комиссара полиции, как оказалось позже, тоже мегрел.

- Признаёте свою вину, Сергей Леонидович?
- Которую из них, - спросил несгибаемый Павлов.
- Вот перевод с французского,…  изъятого у вас баллона с газом,- и "Габен" передал  фотокопию текста на баллончике и перевод, где написано: «опасно для здоровья окружающих, оружие нападения...».
  Глянул Сергей, знающий французский как второй родной, в первоисточник, где мелко-мелко написано «moyen d’autodifense».
- Товарищ полковник, -  moyen d’autodifense по-французски означает: средство самозащиты, а не орудие нападения.
 На лице главного тбилисского комиссара не дрогнула ни одна морщинка, он что-то сказал своему коллеге и тот передал Павлову другой перевод, где было написано так, как Сергей и перевёл.
- Сергей Леонидович, Вам какой перевод больше нравится? - спросил ухмыляясь полковник, - тот, по которому лет десять дадут или тот, по которому освободят?
- Мне правильный больше нравится, -  осторожно заявил узник ...
- Мы ждём заключение врачей по состоянию здоровья гражданина Грузии, а вы пока что посидите в отделении...
(Слёг кооператор?,- подумал Серёга,- видать по крупному играет, болезный. Не хочет ни с кем делится и деньги закопал.)
И в это время открывается дверь и приносят записку. 
  В лице Габена  заиграли тени, он смотрит на Павлова  уже совершенно иначе, почти как на любимого сына и так, по-доброму, говорит:
- Дорогой мой, а что ты делал в Гори?
- В дом-музей Иосифа Виссарионовича ходил и в Летний театр.
- А где девушки, которые на стадионе танцевали?
- В Москве, - говорит Серёга..., а Габен совсем по-братски заискивает,
- А такие же, но блондинки у тебя есть? ...             
                *
 
 - Тут я всё понял,- вспоминал Серёга: ему звонили из Москвы (!!!),
 - Я готов был расцеловать ту пару с коляской в ночи, и Андрюху Бельского, но надо было решать вопрос с Габеном.
 
 - ... Есть, конечно,и блондинки и рыжие, могу сегодня вылететь в Москву и завтра прислать Вам дуэт блондинок по обмену опытом.
 - Очень приятно было познакомиться с «импресарио», - говорит Габен.
 - Кстати, а у того грузина, с которым у вас конфликт был..., – и пауза повисла, и в моей голове нарисовались разные образы: от одноглазого пирата до всадника без головы.
 - Мама у него - азербайджанка, и он признал свою вину в превышении полномочий. Будешь на него заявление писать? 
   
   Но я, чувствуя, что мне тут в Тбилиси, как и в Москве ничего уже не выгорит и решил спасовать.
 - Нет, ничего я писать не буду, если на сегодня билет в Москву сделаете и отвезёте в аэропорт.
   Привет вашей маме...
               

                ***
 
 Через полчаса, уже знакомый армянин, вручив авиабилет, вёз Серёгу в аэропорт на Волге"Габена". Всю дорогу водила жаловался, что зарплаты не хватает, дочка на выданье, надо купить ей новые сапоги к осени, а осень на носу... Он знал, что денег у Павлова нет и вытащил из конверта вчерашний авиабилет, на котором успел сделать отметку «возврат». "Ах, вот к чему эти стенания…! Опять будем бороться за денежные знаки!"
 - Пополам, - возразил Серёга, добавив долю здорового цинизма, - мне тоже надо жить после таких гастролей.»

  Когда мы с Сергеем вспоминали подробности этого незабываемого вояжа, то долго  путались в деталях. Но это было приключение в стиле хардкор или, прямо скажем, жестяная жесть. Для нас было важно ничего не забыть.
- Это была моя первая «ходка», но не последний бой, - резюмировал Серёга.
  А 20 октября 1990 года он прилетел жить и учиться в Париж и напечатал себе визитку: "Serge Pavloff, Impresario"
  Как-то я не удержался и спросил его:
- А блондинки-то в Тбилиси прилетели?
- С ума сошёл? Саня, я же импресарио, а не сутенёр!

 
               

 В ту же дату, когда Павлов улетел в Париж, 20 октября 1990 года мы с Ромой Каламбуром и Сергеем Бережновым, в "усечённом формате" были снова в Грузии, но уже в Поти… и Рома уже успел поменять "личный состав": Прима ушла от Ромы. На её место он нашёл другую. Аллу. Но это, как говорят, уже другая история.
 Помню было трудно улететь. Мы долго ждали дня вылета. Был уже ноябрь, холодало. И в Поти на пляже,куда последний шторм вывалил горы мусора, бытовых и пищевых отходов, мы с Берегом целыми днями гоняли вздувшуюся консервную банку с килькой,с риском получить какую-нибудь заразу если она лопнет.Мы забивали банку в импровизированные ворота, обозначенные двумя драными башмаками.Банка всё набухала и стала почти круглой, но так и не взорвалась.


 1990-2021. Москва. Тбилиси. А.П.





https://youtu.be/t6N8hYDYtvo   доступ по ссылке. Уникальное видео. Киноплёнка.(Шоу "Рома Каламбур"-в конце, на 12-й минуте, но "героя" там нет, только девушки). Выступление в Цхинвали "Шоу-Роу-Каламбур" с Маугли (начало программы).