Половодье

      К вечеру небо нахмурилось, надвинулись на поселок тучи, и стал накрапывать дождь. У детей в школе начались весенние каникулы и подросток Саша собрался сразу же после занятий во вторую смену идти в деревню к бабушке и дедушке.
- Саша, сегодня поздно идти, да и дорогой теперь снег рыхлый. Как ты пойдешь, кругом столько воды. Может быть, лучше завтра?
- Мама, ну можно мне сейчас?
  Мать, зная настойчивый характер сына и его притяжение к тем местам, где он родился, сказала:
- Хорошо. Только осторожней, да и речка теперь разлилась. Если ее не перейти, то пройдешь через Бугор на высокий мост. На переезде осмотрись повнимательней, берегись поезда, не ходи на красный свет.
- Мама, я уже большой, не бойся. Пойду своей дорогой.
   Сапоги, словно скороходы, сами побежал по знакомому пути. В дорожной колее полно воды, с окраины бегут в нее маленькие струйки. Конские кругляши разопрели от тепла, стали терять форму, растекаться вместе с водой. После переезда на большой луговине почти каждое лето останавливался шумный цыганский табор. А сейчас там лежит потемневший снег и темные стебли мокрой полыни кое где еще видны, - выстояли зиму под метелями и вьюгами.
    Сашу прошедшим летом чуть не затащила к себе в табор юная цыганка. Он выше своих ровесников на полголовы, смугловатый, симпатичный всегда выглядел старше своих лет. Как –то раз она его остановила и первая заговорила:
- Здравствуй! Меня зовут Земфира. А тебя как?
- Саша, - ответил мальчик и немного засмущался.
- Ты мне нравишься, и я хочу тебя пригласить в гости ко мне в табор.
- Я не могу.
- Почему?
- Не хочу.
  Земфира поправила свои пышные волосы и долго смотрела, как он уходит от нее все дальше и дальше. Слезы выступили у нее на глазах. Мальчик явно волновал ее воображение. И это вполне объяснимо – ее родная бабушка по материнской линии была русской, и она унаследовала ее красоту и обаяние. Саша почувствовал её отличие от других цыганок. Но он, как говорят, - уперся рогом и ни в какую. Да и рановато ему сейчас быть принцем… Он сам такое понимал и снисходительно поглядывал на девочек.
       Дорога в полях набухла, подраскисла, переходя через овраг, он провалился в снег выше колен, но в сапоги не залил воды, - наверное, ручей бежит низко под снегом, не успел еще разлиться и набрать силу. Обходить было бы далековато.
     Саша снял сапоги, вытряхнул снег и зашагал дальше вдоль дубков. Сумерки стали заметно наплывать на него. Ему нравилось промежуточное состояние между светом и тьмой, оно таило в себе нечто загадочное и бесконечное, уходящее в далекие времена, когда здешние земли еще не распахивались и степняки - скифы, сарматы скакали на конях, оглядывая зорким оком лесостепь.
     Ему хотелось быть орлом, чтобы парить над этой равниной и быть хозяином самому себе, не думать ни о чем житейском. Полевой простор настраивал на отрешенность, отдаленность окружающего мира. Вс е эти уроки, отношения с учителями, с родителями так незначительны, что они мгновенно исчезали и какой-то необъяснимый торжественный покой вливался в него и полностью завладевал им.
      Дальше колея шла по равнине с небольшим уклоном вдоль дубков. Летом и зимой она была самой быстрой, легкой и веселой, потому что у горизонта открывался вид на избы милой деревни. Но сейчас сгущались сумерки и ничего не просматривалось. Ноги часто проваливались, рыхлый снег слабо держал мальчика. А вот и колхоз, но что это впереди?
    Речка разлилась, и Саша впервые увидел ее такой широкой и бурливой. Вода стремительно уносила охапки сена, соломы и даже ивовые ветки. Она затопила подход к речке и мост. Юноша попробовал идти по направлению к мосту, но провалился по пояс и повернул назад. Вылил воду из сапог, отжал носки и пошел не раздумывая в обход через Бугор. Окна изб тускло мерцали, так как керосиновые лампы не давали должной яркости. Ни одной души не встретилось ему, но реку было приятно видеть такой могучей и сильной. Его чувства и мысли слились с бурлящей водой, и он соединился с ней как кровный сын… Он понял, что нет роднее и милее на всем белом свете этой речушки, бегущей по земле его дедов и прадедов.