Глава 10. В казахских степях

 

Коллективизации сельского хозяйства в Казахстане вызвала ожесточенное сопротивление бывших землевладельцев и религиозных экстремистов. В 1929-1931 годах  в республике прошла  организованная ими волна вооруженных выступлений против советской власти. Крупными очагами  басмачества стали Семипалатинский и Сырдарьинский округа.  Общая численность  вооруженных банд, стекавшихся в Каракумы, достигла более  пяти тысяч человек и непрерывно увеличивалась.

(Историческая справка).       

       Ковалев    плавно нажал  спуск карабина,   и    мчавшийся впереди с шашкой в руке  басмач,   вылетел из седла. Передернув затвор, чуть повел ствол  (приклад толкнул плечо)    второй, вместе с лошадью  покатился  по такыру*. Остальные, сбавив ход,  развернулись и, гикая, скрылись за дюной.
       - Так-то лучше,-  выщелкнул   дымную гильзу.
       Месяц назад его вызвал в Москву начальник главного управления пограничной охраны и войск ОГПУ Вележнев, сообщив, - принято решение назначить вас полномочным представителем  ОГПУ  в Казахстане.
       - Когда выезжать? - последовал вопрос.   
       - Три дня на сдачу дел и аллюр три креста*. Там весьма напряженная обстановка.
       - Моя  задача? 
       - Координация действий  и совместное проведение операций с частями Красной армии, ликвидация  басмачества, восстановление советской власти.
       Спустя неделю  Александр в фуражке, длинной, перепоясанной ремнями шинели   и с небольшим  баулом в руке    спустился со ступени  пульмановского вагона на перрон вокзала Алма-Аты.  Встретившие его  чекисты   доставили  уполномоченного    автомобилем в штаб, где  состоялось знакомство с начальником  управления погранохраны и войск ОГПУ республики.
       Тот обрисовал  оперативную обстановку, которая серьезно осложнилась.
На обширной территории Актюбинского,   Кустанайского и Кзыл-Ордынского  округов  начались восстания. Басмачи, называющие себя сарбазами*  громили сельсоветы и  казнили представителей власти, распускали колхозы  и срывали  продовольственные поставки. Всем   заправлял  хан Айжаркын Канаев, активный участник аналогичного восстания  в 1916-м. Только тогда оно было против  самодержавия, теперь  - против советской власти.
       При этом  выяснилось, что наиболее сложная обстановка сложилась в Кзыл-Орде, куда выдвинулись восьмая Туркестанская кавалерийская  бригада, дивизион войск ОГПУ и курсанты полковой школы.  Ковалев принял решение немедленно отправиться туда, с очередным воинским эшелоном. В нем следовал кавалерийский полк и  три платформы с  полевыми пушками.
       Рассыпая снопы искр и изредка давая гудки, поезд шел по бескрайней  степи всю ночь, а под утро встал. Впереди на сотню метров было разобрано полотно. Рельсы исчезли с насыпи,  шпалы разбросаны по земле.
       Ковалев вместе с комбригом, прихватив машиниста, спустились на полотно, осмотрели все  и спросили у него, -  как далеко до города?
       - Верст двадцать, - махнул машинист рукой вдаль. - Нужно вызывать летучку с  ремонтной бригадой.
       - А без нее никак?
       - Нет, эта сволота даже рельсы  утащила. 
       Посовещались  и решили  отправить  за бригадой   отделение бойцов. Александр захотел  его возглавить.
       Откатив дверь   на одной из теплушек,  установили трап, свели  по нему  лошадей, взнуздали.    Командир  одного из  отделений   (уйгур) знал эти места, и  взялся  провести  до города ближайшим путем.
       - Добро, -    повесил  Ковалев  за спину  австрийский карабин и сунул в полевую сумку несколько обойм. - Рысью вперед марш-марш! - поднялся в седло,  группа  на рысях унеслась в степь.
       Когда прошли   половину пути  и  копыта застучали по такыру*, окаймленному с двух сторон  дюнами, поросшими саксаулом, из-за  одной, вопя «алга!» вынесся отряд   всадников с шашками наголо. Десятка три, в  цветных   халатах и  круглых войлочных шапках.
       - Будем прорываться! - обернулся Ковалев, бойцы,  выхватив клинки, наддали ходу. В ушах засвистел ветер, в груди знакомо похолодело.
       Он выбрал старшего, в лисьем малахае и на соловом* коне,  опередившего других на  три корпуса. Держа шашку на отлете,  сблизился, отбил  удар, а  следующим  рассек голову. Справа, оскалясь, налетел второй,  Александр вышиб у него саблю и, приподнявшись на стременах, рубанул с потягом, развалив от плеча до пояса.
       - Шайтан! -   завопили басмачи,    несшийся  рядом отделенный   срубил бородача с пикой,  четверо из бойцов прорвались.
       Такыр кончился, начался   подъем,  банда, паля вслед, настигала. На самом  верху в буланого Ковалева попала пуля, жеребец, заржав, стал валиться набок. В последнюю секунду он  соскочил, бойцы  начали  разворачиваться.
       - Вперед, - рванул с плеч карабин. - Приказываю, мать вашу! - заорал, видя, что те колеблются.  Тройка,  дав шпоры, и пригнувшись к конским гривам, помчалась дальше…

       Положив карабин на остывающий бок лошади,  уполномоченный  огляделся. Место для обороны было неплохое. Оно господствовало над местностью, атаковать можно было только в лоб, по  такыру.
       Расстегнув сумку, достал обоймы  (их было четыре),  дозарядил карабин, а заодно проверил маузер.  Тот самый, что принадлежал когда-то  погибшему начальнику Житковичского погранотряда. Десятизарядный,   с запасной обоймой в кармашке.
       -  Еще повоюем (хмыкнул), -  и взглянул на наручные часы. Стрелки показывали без четверти двенадцать. Если оставшиеся бойцы доскачут, в этом не сомневался,  спустя час - другой,  должна прийти помощь. Краем глаза заметил слева шевеление, потянул к себе карабин.  Прячась в    складках, оттуда ползли двое. Тихо взвел затвор.
       Когда один чуть приподнялся - грохнул выстрел (басмач, взмахнув руками,  ткнулся головой в песок), за ним еще один - мимо. Второй успел скрыться.
       Снова тишина.  Легкий  свист ветра, шары перекати-поле на такыре да несколько застывших трупов.   Ковалев стал замерзать, нашарил в кармане  трубку, набил, чиркнул в ладонях спичкой и  с удовольствием затянулся.
       На втором часу ожидания позади раздался топот, в лаву разворачивался эскадрон.Обтекая лежавшего за конем, вынесся  на такыр и исчез в дюнах. Там зазвенели клинки, ударили выстрелы, началась рубка.
       - Ну как, живы, товарищ  начальник?  - спрыгнул с коня отделенный командир.
       -  Жив, - поднявшись, отряхнул шинель Александр и крепко пожал ему руку,- благодарю за службу.
       Легкой иноходью, с десятком связанных  пленников позади, эскадрон  уходил в сторону Кзыл-Орды.  Небо   стало выше, проглянуло зимнее солнце,  под ним кругами, парил ястреб.

       По долинам и по взгорьям
       Шла дивизия вперёд,
       Чтобы с бою взять Приморье -
       Белой армии оплот!

грозно неслось над  степью.
       Спустя час  показались неприглядные городские окраины,  застроенные  хибарами из самана*, копыта застучали по дороге. Центр был более современным, с  одно и двухэтажными каменными домами,  несколькими мечетями, базарной площадью с лавками  и вокзалом.
       Эскадрон  прорысил в открывшиеся ворота казарменного городка рядом,  где по команде спешился, уполномоченного сопроводили к командиру полка.
Сашка, черт! - удивленно  выпучил тот глаза, - какими судьбами?! Перед ним стоял Вишняков, собственной персоной. 
       Друзья радостно обнялись,  похлопывая друг друга по плечам, - вот, Сема, прибыл к вам из Москвы, - довольно прогудел Ковалев.
       - Так это ты уполномоченный представитель ОГПУ?
       - Я. Эскадрон  твой?
       - Мой.  Стоит  в карауле на окраине, туда прискакали твои ребята.
       - Спасибо. Ты мне жизнь спас.    
       - Да ладно, сочтемся, - рассмеялся  комполка.  Открылась дверь,   в кабинет вошел  худощавый  человек в  кожанке, с  револьвером на боку и при шашке.       
       - Командир дивизиона войск   ОГПУ Соколов (бросил к виску руку). Для вас приготовлено  жилье в  городе. Разрешите  сопроводить?
       -  Потом, -  протянул Ковалев свою. - Я тут встретил старого друга.
       - Так што, присоединяйся, Гриша, - подмигнул чекисту Вишняков. -  Это дело надо, так сказать, спрыснуть.  Вызвал ординарца.
       -  Петруха, организуй  нам по -  быстрому выпить и закусить
       Чуть позже они  втроем сидели в кабинете  за столом, на котором  стояла бутылка  ханжи*, а к ней закуска - жареная баранина, лепешки  и овечий сыр.
       - Ну, за встречу, -  плеснул в стаканы комполка. Выпили, закусили, после чего закурили. Ковалев трубку, остальные папиросы.
       -  Задачи в общих чертах  мне в Москве довели, -  почмокал чубуком. - У меня вопрос, почему здесь до сих пор война?
       -  Средневековье, темный народ, -  окутался Соколов дымом.
       -  Э нет, дорогой товарищ, - не согласился Вишняков. - Тут дело в другом.
       -  В чем? - взглянул на друга Ковалев.
       - Как было в России? - подался вперед комполка. - Свершили революцию, правящий класс к ногтю,  в Советы - рабочих и крестьян. А тут наоборот. Они сплошь из бывших  мулл  и баев. Это как понимать?
       -  Такова  была политики партии в этих краях, - пожал  плечами Соколов. - Восток, как известно, дело тонкое.
       - А где тонко, там и рвется, - затушил окурок Вишняков. - Пока не добьем всю эту нечисть, толку не будет.
       На следующее утро  в штабе  группировки проходило совещание. Участвовало командование бригады, отдельного кавполка, дивизиона  войск ОГПУ  и полковой  школы.  Как представитель Центра, руководил совещанием Ковалев, предварительно озвучив полученные  в Москве инструкции.
       Поскольку  же от  пленных   удалось получить сведения   о  дислокации  основных сил восставших в  округе, руководимых  ханом Айжаркыном,   предложил немедленно разработать и провести  войсковую операцию. Возражений не  имелось.
       Из показаний  захваченных басмачей,  входивших в разведывательный отряд, следовало, общее  число  восставших составляло  более двух тысяч  человек, вооруженных винтовками с шашками  и пулеметами. Руководил всем хан со штабом из мулл и баев, отрядами командовали сардары*, силы накапливались  близ села Иргиз (бывшее укрепление Уральское).
       До обеда сверстали план: сводные силы кавалерии и  войск ОГПУ  утром грузятся в железнодорожный состав и  следуют до Аральска,   где ночью    выгружаются. Оттуда  совершают конный рейд на Иргиз  и с ходу  вступают с басмачами в бой, принуждая   сдаться. В случае отказа - уничтожают.
       Командир  полевой батареи на конной тяге высказался за  участие ее в  деле,    но  Александр    не согласился.
       -  Рейд должен быть стремительным и как снег на голову для   повстанцев. Иначе они уйдут в степи, а там ищи ветра в поле. Так что, товарищ  Шабрин, вместе с милицией и отрядом ЧОНа* останетесь  прикрывать город.
       - Вас понял, -  вздохнул тот  и сел на  место.
       Ранним  утром началась погрузка, спустя  час, состав тронулся в путь. Застучали   колеса на стыках, паровоз стал  набирать скорость, уходя в туманную даль. Соблюдая режим хода,  в Аральск  эшелон  пришел  в полночь, встретивший комендант доложил  о выставленных на окраинах секретах.
       - Добро, - выслушал его Ковалев, стоявший с несколькими командирами на перроне. -  Выгружаться!
       Двери теплушек    откатились, по трапам стали выводить коней, слышались тихие команды, иногда мат. Когда выгрузка закончилась, а подразделения вытянулись в походную колону, последовал  приказ,- рысью марш!
       По мерзлой земле глухо стучали копыта, над мордами лошадей заклубился легкий пар,  позади катились в пристяжках  три  пулеметные тачанки.  Когда вышли на окраину, к колонне присоединились проводники, в степь веером унеслись кавалерийские разъезды.
       Остаток ночи и  день  двигались с короткими остановками, поздним вечером  остановились  в  обширной, с тихо журчащим ручьем низине. Лошадей  напоили и задали фураж (каждый  вез в саквах*  по четыре гарнца* овса), личный состав перекусил сухпаем. Костров  не разжигали, опасаясь быть  раскрытыми.
       Когда вернулся один из разъездов,  спрыгнувший с коня отделенный доложил, -  накрыли в степи  басмаческую заставу. Трех зарубили, двух взяли живыми.
       - Давайте их сюда, - приказал  Ковалев
       Из темноты подтащили двух   в ватных халатах и лохматых  шапках,  через переводчика допросили. Дрожа и кося глазами, те рассказали,  лагерь повстанцев в паре километров на берегу реки  восточнее села.  Там  хан накапливает силы,   готовясь ударить на  Аральск.
       - Спроси, как охраняется? -  взглянул на переводчика комбриг.
Тот быстро залопотал - пленники в ответ. 
       - Несколькими сторожевыми  постами со стороны степи, - доложил боец.
       - Предлагаю снять, - блеснул глазами Вишняков. - У меня два  отделения    пластунов, все будет тихо.
       - Дельная мысль, - согласился Ковалев. -  Немедленно отправляй, а мы будем ждать сигнала.
       Вскоре в  ночь унеслись два десятка теней. Потянулись часы ожидания,  с неба засеяла пороша, тоскливо выл ветер. Когда     на востоке начало  светлеть, одна вернулась обратно. Осадив рядом с командирами храпящую  лошадь, пластун, наклонившись, просипел, -   сделали, можно выдвигаться.
       За этим послышались негромкие команды,  темная масса  зашевелилась,   пришла в движение. Выехав шагом из низины,   конница развернулась в лаву* и стала набирать ход.  На флангах  рысили запряженные четверками тачанки, под копытами тревожно загудела степь.
       Потом впереди  заблестела  извилистая  река, перед  которой   раскинулся спящий обширный лагерь. Вперемешку стояли  юрты, палатки и шалаши, над некоторыми вились кизячные дымки, у коновязей стояли лошади,  вдали  серели  несколько отар
       - Шашки вон! - раскатились  в воздухе команды.
       Вылетевшие вперед тачанки,  круто развернувшись, хлестнули по лагерю свинцом. Из жилищ, вопя,  стали  выскакивать  полураздетые люди  с оружием и без. Одни неслись к беснующимся  у привязей  скакунам, отвязывали и прыгали на их спины,  другие  в панике разбегались. Впрочем, ей поддались не все. Несколько сотен всадников развернулись в сторону катящейся из мглы лавы, сшиблись с ней,  началась сеча.
        -…р-ра! - неслось с одной стороны. -  Алла! вопили с другой.
        Сопротивление было недолгим, басмачей смяли, началось бегство к реке. Многие   бросались  в  ледяную воду, лошади, храпя,  выносили на тот берег  и уносили всадников в степь, некоторые  пытались отстреливаться.
        Через полчаса все было кончено.  В разных концах лагеря,  меж целых и порушенных юрт, валялись тела зарубленных  повстанцев  и стонали раненые, а   у кромки берега,  с поднятыми руками  угрюмо стояли  две сотни пленных, окруженные эскадроном с шашками наголо.
        - А ну - ка топай сюда! - ткнул комэск клинком в сторону одного, светловолосого   в офицерском френче без погон и пустой кобурой на поясе.  Тот  протолкался  вперед, зябко поводя плечами.
        -  Кто таков?   
        -  Штабс-капитан  Вышгородский.
        - Все воюешь, ваше благородие?  А ну давай со мной вон к той кибитке. Отконвоировал к белой    юрте в центре, где   командование объединенного отряда принимало доклады.
        - Так что, офицера привел, - откинув полог, втолкнул внутрь  пленника. На того уставились четыре  пары глаз.
        -  Кем были в отряде хана? -  задал вопрос Ковалев.
        -  Военным советником, - хмуро ответил задержанный.
        -  А где  он сам?
        -  Теперь полагаю, далеко. С первыми выстрелами ушел с охраной за реку.
        -  Сбежал гад, -  ощерился комбриг.
        - Ничего, поймаем, - заверил Вишняков, - много не погуляет.
        После этого Соколов увел офицера для дальнейшего допроса, а  когда расцвело, отряд входил в село  Иргиз. Позади гнали пленных, за которыми скрипели телеги с трофеями, в степи, тут и там, виднелись конные разъезды.
        Село  было довольно крупным:   с двумя    православными храмами и мечетью, школой, больницей  и телеграфом в центре. На окраине  имелся гостиный двор. 
        Штаб   разместился  в одном из купеческих особняков, личный состав  определили на постой к обывателям. Те принимали бойцов настороженно, но видя, что грабить их не собираются, успокоились.
        Утром у здания сельсовета  на площади, с вновь вывешенным красным флагом, при большом стечении народа состоялся митинг.
        -  Товарищи! -  первым выступил с импровизированной трибуны  Ковалев. -  Власть баев и мулл у вас закончилась навсегда. Вы можете возвращаться к мирному труду и жить спокойно!
        За ним выступили Вишняков,  оставшиеся в живых  активисты, избрали новый сельсовет. А заодно  создали отряд самообороны, передав ему захваченное у басмачей оружие с лошадьми, а гурты овец   раздали беднякам.
        На заре следующего дня  походная колонна ушла в степь, освобождать захваченные другими басмаческими отрядами населенные пункты Сулеймен, Асубай, Баеке и Куламыс.  Везде они были частично уничтожены или рассеяны, остатки, прихватив семьи со скотом,  ушли в пустыню Кара-Кум.
        К весне   там вновь сорганизовались  и подняли очередное восстание с числом участником  порядка четырех тысяч сабель. Активизировались  остатки басмачества  в Кзылординском  и Алма-Атинском округах под лозунгами «Воевать с большевиками до последней капли крови!», «Ни фунта хлеба государству!».
        В походах и боях  пролетело лето, наступила осень.  Отцветал  в степях  тамариск, пожухли травы,  на юг с тоскливыми криками, потянулись птичьи стаи.
        Одним таким днем  Ковалев вместе с Соколовым, загорелые до черноты и в выцветших на солнце  гимнастерках,  таясь в тени скифской  бабы на кургане, поросшем серебристым ковылем,  наблюдали в бинокли ландшафт. Именовался он Семиречье  находился в предгорьях Джунгарского Алатау и граничил с Китаем. 
        Напротив  темнело отрогами  ущелье,  к   которому вела  довольно широкая, поросшая кустарником долина, со змеящейся  по дну  рекой.  В небе над ней плыли  легкие облака,  в степи посвистывали  тарбаганы*.
        По полученной от лазутчиков информации,   через ущелье  в приграничный Китай  должен   проследовать отряд бая Клычева,  захвативший весь семенной фонд  окрестных колхозов и хозяйств.
        - Кажется идут, -  сказал  Соколов, напряженно вглядываясь вдаль.
        - Точно, - чуть довернул свой бинокль Ковалев.
        В серебристом мерцании  у горизонта появилась темная масса, впереди которой мелькали  отдельные точки. Спустя час стала видна   колонна всадников, впереди которой скакал  разъезд,   позади следовал обоз,   и  пылили  овечьи   отары.
        Сабель шестьсот, - прикинул  Ковалев.
        - Не меньше,- откликнулся командир дивизиона.
        - Теперь главное, чтобы тихо взяли разъезд.
        - Ребята постараются.
        Между тем, разъезд  впереди исчез  среди рыжих  скал,  идущие в километре  сзади   встали, наблюдавшие за этим с кургана  напряглись. На шестой минуте ожидания из ущелья вымахнул  конник с  насаженной на пику шапкой и призывно   замахал.
       Движение  в долине возобновилось,   наблюдатели облегченно вздохнули, Ковалев достал из сумки ракетницу, вложил патрон, сухо щелкнул курок. Всадник,    развернувшись,  ускакал, колонна стала приближаться  и понемногу втягиваться в ущелье. Доносились конское ржание, скрип арб и рев верблюдов, блеяние овец.
       Когда  последний, подгоняемый пастухами гурт исчез  в темном проходе, Александр поднял вверх  руку, в небо  с шипением унеслась белая ракета.
       Одновременно с этим  по тыльному склону кургана  четверо бойцов, сопя, втащили  «Максим» и несколько коробок с лентами, заняв позицию на вершине.
       А в ущелье уже гремел бой: один за одним, раскатываясь эхом, били  ружейные залпы, трещали пулеметные очереди, гулко рвались гранаты. Через несколько минут, подстегивая лошадей камчами*, из ущелья вырвался небольшой отряд.
       - Огонь! - рубанул ладонью воздух Соколов.
       - Та-та-та-та,  -  застучало рядом, передовых снес свинцовый ливень, уцелевшие завертелись на месте и  бросились назад. Стрельба в ущелье понемногу стала гаснуть, отгремели последние выстрелы,  наступила тишина.
       Впрочем, продлилась  она недолго. Из ущелья показалась окруженная верховыми с шашками наголо,  многочисленная  толпа, - доносились звуки команд и лошадиное ржание.
       -  Ну что же, пойдем принимать, - обернулся к Соколову Ковалев, и оба стали спускаться по обратному склону. Внизу стояли коноводы с лошадьми, приняв поводья, вскочили в седла.
       Когда, подскакали вплотную, Вишняков поднял руку, - стой! пленных остановили.
       -  Так что, половину порубили, а вот эти сложили оружие, -    утер  потный лоб.
       -  Добро, -  тронул шенкелями* лошадь Ковалев, и они  втроем  объехали  сарбазов. Одни угрюмо отводили глаза, другие опускали головы, все  выглядели подавленными.
       -  Кто главарь?! - приподнялся на стременах Соколов.
       Толпа, качнувшись, расступилась по сторонам, в центре стоял рослый, с вислыми усами  казах в богатом халате и пустыми ножнами от шашки.
       - Ты? -  подъехали к нему командиры.
       - Ненавидяще уставившись на них, молча харкнул на песок.
       Этим же вечером в Москву ушла телеграмма «банда  Клычева захвачена, спасен семенной фонд - двадцать тысяч пудов зерна».
       Последний бой  войск ОГПУ с восставшими,  численностью около тысячи сабель,  состоялся     в местности  Чункур-Куль, где те предприняли попытку наступления.  Однако были разбиты, отброшены в урочище  Шахат-Купыр  и сдались в плен. В степях наступил долгожданный мир, продолжились коллективизация и укрепление советской власти.
       На имя же Ковалева   из Москвы  поступил приказ о назначении в Среднюю Азию заместителем  начальника Управления погранохраны и войск ОГПУ  Туркестана...