Глава II Заселение

- Наверно вот эта! – радостно воскликнул аккуратно одетый мальчик, лет девяти, вышедший из лифта.
- Вилен, не спеши. Посмотри какой у неё номер? – ответил ему отец.
Его мама, бабушка и домработница, вышли из лифта, в сопровождении очень серьёзного человека. Несмотря на то, что был в штатском, две «шпалы», соответствующие званию майора, так и светились в его глазах. Дверь кабины лифта закрыл за всеми вахтёр, и, нажав на кнопку, плавно поехал вниз, словно субмарина, опускаясь в морские глубины.
Какие интересные люди! Они будут жить в моей квартире. Открывать меня каждый день с утра. Проходить вовнутрь. Закрывать на ключ. Я буду охранять их покой. Интересная всё же у меня жизнь. Не будь нас, дверей, не было бы и квартир. Мы созданы для того, чтоб охранять людей, ограничивать их территорию, создавая на том участке, что держим под контролем, свой мир и порядок.
- Вот интересно, кто бы мог жить раньше в подобной квартире? – спросила дверь своего друга, дверь, напротив.
- Ты узнай для начала, кто сейчас, сегодня заселяется к тебе. Когда-то, прежде, в таких домах жили люди, которые занимали определённое положение. Сейчас, думаю, дела обстоят не хуже.
- То есть, ты считаешь - это семья какого-то руководителя?
- Не меньше зам. министра, судя по твоему количеству комнат.
- Но, почему же тогда их сопровождает этот человек в сером костюме? Кто он и зачем показывает им мою квартиру?
- Это комендант. Он управляет здесь всем. Только он один будет знать о тех, кто поселится в этих стенах.
- Какая огромная! – донёсся женский голос из квартиры. Это была супруга хозяина квартиры. Сорокалетняя, довольно-таки плотненькая женщина, в пёстром платье, и простыми чертами лица.
- Маленькую нам не имели право давать. Всё-таки я командарм, как никак. А, для такого города, как Москва, это самый, что ни наесть стратегический объект.
- Да тут и мебель уже есть!
- Казённая она Любка, - предупредил командарм.
- Теперь заживём! Самовар купим, - присела в кожаное кресло Люба.
- Самовааар! Деревня!
- А, что!? Имеем право.
- Батюшки! И вода есть в кране.
- Где!? Где!? – заскочил в ванную Вилен.
- Мама, вы покрутите его. Покрутите!
- Зачем сынок?
- Затем. Покрути увидишь.
- Дай я! Дай я! – пробился к кранам Вилен.
- Так тут же два крана!
- А ты оба.
- Сразу? – ударила по рукам внука.
- Ай! Бабка! – обиделся тот.
- Можешь по очереди.
Покрутила сама. Боязливо. Сначала один, затем второй.
- Смелее крути, - сидя на краю ванной, руководил Вилен.
- Батюшки Святы! И тёплая течёт.
- Погоди, сейчас нагреется, - пролез из-под бабки внук.
Домработница стояла на пороге, боясь пошевелиться, в страхе, затоптать, сияющий на солнце новым лаком дубовый паркет.
- Надежда, проходи на кухню, принимай плацдарм.
Бросив чемоданы, робко шагнула, словно в ледяную воду. И неуверенно, поплыла в сторону кухни, на голос командарма.
За ними пошли грузчики. Они таскали вещи по лестнице, не в силах поймать вахтёра, казалось бы вообще не вылезающего из лифта, словно заключённый посаженный туда на время заселения дома.

- У меня комнат поменьше будет. Ко мне не так много народу заселят.
- А разве количество жильцов от размера квартиры зависит?
- Не знаю. Но, думаю, что от значимости самого человека. Чем больше он из себя представляет, тем больше квартира.
- Так, что же это, значит у простого плотника, вообще кладовка должна быть?
- Выходит, что так.
- Разве ж раньше так было?
- Раньше как было я не знаю. А сейчас так.
- Но так же нельзя!

* * *

В кухонное окно, которое было видно через длинный коридор, просматривался величественный храм. Но, что-то было в его облике не то. Золото на куполах то ли потускнело, то ли снималось рабочими. Да и сами кресты отсутствовали. Строительные леса росли вдоль устремлённых ввысь стен.
Она, будучи установлена, когда ещё не во всех окнах были вставлены стёкла, успела увидеть этот храм во всей красе. Теперь же он стремительно бледнел. Будто время пошло раскручиваться назад и монументальное здание словно разбиралось, точнее, вместе со временем, отступало назад, уходило на исходные.
Но, не может такого быть! Их дом приобретал величие, будучи построен напротив храма, а храм терял его. Будто уступая свою прежнюю власть дому, где она, молодая, двухстворчатая дверь была установлена в одной из квартир, выходящих на набережную Москвы-реки.
Открывшись на сквозняке, когда её забыли прикрыть маляры, только начавшие свой рабочий день, спросила приятеля – дверь напротив:
- Зачем это так?
- Что? – не сразу понял, что хочет ему сказать его приятельница – противоположная, квартирная дверь, с лестничной клетки.
- Зачем построили наш дом с видом на этот царственный храм, а теперь разбирают его?
- Какой, такой храм?
- Ну, вон тот, в окне моей кухни, - ещё больше отворилась дверь, и в комнате хлопнуло окно.
- Да. И точно храм.
- Ты не видел его?
- Впервые вижу. Нас разгружали поздно вечером, и я не обратил внимания. Ты мне сейчас буквально открыла глаза. Честно говоря, думал, во всём городе наш дом самый красивый
- Надежда, опять ты дверь не затворила! – донеслось из квартиры.
- Я затворяла. Это сквозняк. Ща прикрою, - послышались шаги. Затем дверь закрыли, подперев длинной, деревянной шваброй.
- Ну, и что ты думаешь по этому поводу? – не обращая внимания на давящую ей в область поясницы деревяшку, продолжила дверь.
- Странно всё это. Дом построили на набережной, таким образом, что из его окон открывается такой замечательный вид, доступный не каждой квартире, а теперь расчищают перед ним место на том берегу, будто за храмом может открыться что-то ещё более прекрасное.
- Вот и я думаю над этим. Неужели наш дом важнее этого храма?
- Выходит, что да.
- Ты думаешь?
- Конечно. Глупая, разве ты не понимаешь, что те, для кого построен наш дом – святые.
- Нет, никогда бы не подумала.
- Тогда зачем, объясни мне, в стране, где творится полная разруха, строят такой грандиозный, затмевающий своим внешним видом, жилой комплекс?
- Для людей.
- Нет. Это не люди. Точнее, они были ими, прежде. Ещё до революции. Но теперь стали святыми. На них молятся. Вон посмотри сама, как тщательно принимаются все виды работ прорабом, а затем ещё и какой-то непонятной комиссией. Они просматривают каждый сантиметр отделочных работ. Забыла, как нас рассматривали на заводе, перед тем, как погрузить в машину. Это неспроста. Мне кажется, что и храм-то теперь уже не нужен, раз есть такие люди, как наши жильцы.
- А мне кажется, что всё очень просто. Когда становится слишком много знаковых людей, на которых держится страна, их надо собирать в каком-то одном месте. Например, построив один большой дом, чтоб таким образом стало проще за ними следить.

* * *

Сейчас, спустя неделю, когда купола храма уже стояли в виде металлических каркасов, вспоминала этот разговор.
Звук внезапно остановившегося на их этаже лифта, выведя из задумчивости, вернул к действительности.
- Вот ваша квартира, - в попытке остановить пошедшего направо, после того, как вышел из лифта, коренастого, похожего на тяжелоатлета, низкорослого мужчину, холодно произнёс уже знакомый сопровождающий. Скорее всего он был комендантом их дома, как теперь понимала.
За ним из лифта показалась необъятная женщина. После того, как вышла, пол кабины слегка поднялся вверх, сантиметров на пять, сровнявшись с уровнем этажа. Её лицо не выражало каких-либо эмоций, кроме одной – неприязни. Казалось; её не радовало ничего в этой жизни. Ни то, что именно сегодня въезжала в новую квартиру, полученную благодаря заслугам её мужа, героя социалистического труда. Ни сам муж, который заботился о ней.
С первого взгляда можно было перепутать, кто именно из них двоих и есть, тот настоящий герой. Казалось даже, что именно она и есть, довольствующийся в жизни немногим, полностью отдающий себя работе, не оставляющий сил, чтоб посвятить дому герой соцтруда. И вот теперь, когда квартира появилась, враждебно относящаяся к нему, как к месту, где следует тратить и без того малые, оставшиеся после тяжёлого рабочего дня силы, на элементарный быт, лишённая которого была прежде.
Дверь командарма сделала вывод, что герой здесь женщина, а уж социалистический труд обеспечивает супруг. Надменно улыбнулась своему другу – двери пустующей до сегодняшнего дня квартиры.
Её улыбка была поймана. Суровым, деревянным скрипом, отреагировал в ответ, пропуская в свою квартиру жильцов.
Вторя двери скрипом паркета, передвигалась вглубь жилья супруга героя социалистического труда.
Вдруг скрип прекратился.
- Пара окон смотрят прямо на кремль. Есть балкон. Мебель уже присутствует, - хорошо отработанным движением, прикрывая за собой дверь, холодно разъяснял комендант. Ему предстояло сдавать квартиру жильцам, вместе со всем её содержимым, в соответствии с описью. Впрочем, как и все другие, многочисленные квартиры дома.
- Я не понимаю, чем хуже мои жильцы твоих?
- А я ничего и не говорила.
- Да, но ты так посмотрела на меня, что стало не по себе. Неужели, то, что в моей квартире меньше комнат подразумевает и наличие проживающих в ней худших чем в твоей людей?
- Нет. Не говорит.
- В этой стране теперь все равны. И рабочие, и члены правительства. Все могут жить в одном доме, подъезде, и, даже на одном этаже.
- Да. Могут. Но быть дверью в квартире, где живёт командарм, согласись, всё же как-то ответственней.
- Зинка, заживём теперь, - подошёл к супруге герой соцтруда, обняв её и уткнувшись в необъятную грудь лицом, выше он не доставал.
- А чего не зажить-то!? Говорила я тебе, что надо смелее требовать эту жилплощадь. Я всегда права у тебя. Только вот ты не доверяешь мне, не прислушиваешься, - смотрела на лысеющую макушку супруга, словно на непутёвого сына.
Вещей было не так много. В основном одежда, и постельное бельё. Сразу видно, что семья образовалась совсем ещё недавно. Затаскивало барахло всего двое мужиков, грузчиков.

* * *

Гуляли шумно. Отмечали, пили, пели песни. Простые, народные и революционные. Одним словом, мало кто обращал внимание на запрет, объявленный по всему дому, о том, что после 23.00, все шумы должны прекращаться. Комендант не принимал жёстких мер. Да и не мог заставить присмиреть людей, высших по званию, занимающих, куда более ответственные должности, чем он сам.
Но затаил в глубине себя злость. Знал, что при первом же случае припомнит особенно злостным нарушителям все обиды. Несмотря на его жёсткость, мало кто слушал его предупреждения. Первое время многие жаловались на своих соседей, забывая, что сами же были такими же шумными ещё пару недель назад. Одним словом, люди сами начали следить за собой, выискивая возможность воспитать, наказать, заставить быть тише себя. Всё как в нормальной, цивилизованной стране, где каждый следит друг за другом, ради всеобщего порядка и процветания, не в силах довериться чужой сознательности.

Роскошная квартира была занята Борисом Михайловичем в доме на набережной. Не ожидал такого широкого жеста от Сталина. Но, с великим удовольствием принял подарок, считая, что с лихвой способен доказать свою приверженность советской власти в будущем. Чувствовал свой потенциал. Мастерская в доме с колоннами на кремлёвской набережной, в десяти минутах ходьбы от квартиры, так же была расценена им, как должное. Ведь, тот, кто проектирует знаковые объекты, так же имеет право на не менее знаковые места для своей работы и жизни.
И всё же, здесь, в РСФСР ему было проще. Не требовалось доказывать заказчикам целесообразность того, или иного образа в архитектуре. Следовало только внимательно слушать его требования. Никогда не любил навязывать тот стиль, что являлся ближе всего ему. Ради понимания, готов был работать в том направлении, что требовалось.
Квартира в доме на набережной нравилась ему. Считал уютной. Ценил за просторность. А то, что на фасаде отсутствовали арки не расстраивало, удовлетворялся качественной лепниной на потолках, что мог рассматривать с самого раннего утра, лишь открыв глаза, лёжа в постели.