Сказанье о горшочной ёлке. часть II

Время клонится ближе к ночи,
Но я не закрываю очи,
Чтобы закончить славный такт,
И пальцы всё мои стучат,
По старенькой клавиатуре,
Забыв про отдых и про свет,
Спешат лишь передать привет
Кудеснице-литературе,
Другу моих цветущих лет,
Ведь продолжает ярко, с толком,
Расписывать слова мне ёлка,
Открыла свою душу мне –
И вот, пылает, как в огне,
Хвоинки свои навострив,
Иголки живо распушив,
От сладостных воспоминаний,
Наплывших разом на неё,
От трепетных воспоминаний,
Далёкой юности её.
И всё никак не прекращает –
Её всё распаляют
Сказанные ею слова.
Я же теперь её слуга
Меня они не утомляют
(Пускай, от речей пылких, страстных,
Таких глубоких и прекрасных,
Коими та наделена,
Порой кружилась голова…)
И я почти не уставала,
Я всё писала, и писала
(И как могла-то я устать,
Если в единое мгновенье
Ко мне явилось вдохновенье,
Немедля принявшись блистать,
Играть на клавишах в моменте,
Словно на певчем инструменте,
Досуг мой томный услащать?..)
Историю чудесных дней,
Что дано было пережить
Красивой ёлочке моей.
Мы только начали дружить,
Но видела уже тогда,
Взаправду какова она
Была ретива и прелестна,
И откровенна, и смела,
А иногда даже смешна,
Но в любом случае, чудесна,
В любом раскладе хороша…

***
Едва я поднимаю взгляд,
Когда прекраснейший закат,
На горизонте догорая,
И через тучи простирая,
Готовясь отдать тихой ночи,
Уж бремя тяжкое своё,
Свой ясный, но усталый лучик,
Со мною попрощаться хочет
Пред тем, как станет всё темно.
Ему я улыбнулась с лаской,
И пусть лишь крепнут эти новы,
Мороза жгучие оковы,
Я чувствую только тепло,
И ясный, светлый вид его,
Напоминает мне о сказке,
Волшебной и невероятной,
Но также безмерно приятной,
Как (я надеюсь) получается и то,
Что я зову своим трудом,
Навеянным рассказом ёлки,
Красавицы игривой, колкой,
Игольчатой подруги милой,
Что диктовала мне ретиво,
Те фразы в мирной тиши,
Да торопила всё: «скорее!
Теперь и это запиши!..»
Вскоре владыка добрый, красный,
С неба бескрайнего сошёл,
Так быстро и так мимолётно,
Закат стремительно прошёл.
Оставил б хоть один свой след –
Но и того в помине нет,
Купол стремительно чернеет,
Всё тяжелеют облака,
Пришлось и мне сказать «пока»,
Светилу, что нас так лелеет,
И даже в лютые снега
Не оставляет никогда,
Что вечно согревать готов,
Подтаявший земной покров…

***
Но всё ж недолго пустовали,
Угодья бескрайних небес –
Тонкие нити серебра,
Вскоре пролились на сугробы,
Их хладным светом освежая,
В молчаньи будто извещая:
«Властительница ночи здесь!»
Её я знаю –
Для меня на небосводе нет приятнее особы:
Так молчалива, скрытна и нежна,
И к миру прочему, на первый взгляд, чужда.
Величественна и горда.
Порой, я у окна её скромно встречаю,
И нет мне безупречней музы, чем она –
Бела, извечно одинока, по-настоящему юна…
Хватает лишь одного взора,
Сумерек томной госпожи,
Её единого надзора,
Кроткого, полного печали,
Чтобы проснулся дар души,
Чтоб мысли во мне заиграли,
Как будто в пламени горя,
Чтоб с сердцем петь они начали,
Тревожа и бодря меня.
То вдохновением зовётся,
Гостем желанным иногда,
Встречаю часто его я,
И подолгу с ним я болтаю.
В такт с моим сердцем оно бьётся,
Оно то плачет, то смеётся,
Но очень уж нутру мило,
Всё настроение его
(Однако слишком временами,
Неуловимым то бывает,
Нередко и крайне дико,
Балуется над письменами,
И так же резко ускользает,
Как появилося оно).
Взошла луна –
Сестрица сна,
И перьев давняя подруга,
Приятельница для листа,
Спутница вдохновения,
Поэта главная заслуга…
Взошла – и вмиг разверзлись тучи.
Её открыв чудесный лик,
И отступил мороз могучий,
И ветер кажется, притих,
Дивясь изящнейшей красою,
Казалось бы, вместе со мною.
Её прозрачный, тусклый свет
В оконце передав привет,
Вдруг за сосульки уцепился,
Осколки замёрзшей воды,
Необычайной пестроты,
И в них поспешно отразился,
Чутким прохладным переливом,
В прозрачных льдинках засияв,
И мир весь радугой объяв,
Что было сказочно красиво,
Тот блеск мне, как во сне явился…

***
Но то было лишь отступленье,
Что дальше – впереди у нас,
Пора продолжить мой рассказ,
Излить все Ёлки откровенья,
Их превратив в произведенье,
Достойное для людских глаз.
Сперва она совсем не знала,
Как к тем событьям приступить,
Что привели её в мой дом,
Как правильно их изложить
И по местам всё разложить,
В том путешествии далёком,
Покамест для всех незнакомом,
И изъяснялася с трудом,
Разные маски примеряла –
Вначале, сильно сомневаясь,
В величии тех своих дел,
Как будто бы некий предел,
Вдруг сдерживать её посмел,
Она гордячкой притворялась,
А речь её часто сбивалась,
И голос, что из-за игл звучал,
Невольно, но всё же дрожал,
Также, бывало, прерываясь.
Но быстро колебанья все,
Ёлочка строго разрешила,
С поспешностью промолвив мне,
Что она наконец решила,
Начать рассказ издалека,
Открыться мне о месте том,
Чудесным для неё, родном
Где не так далеко жила,
Где до сих пор её душа,
Поёт в мечтах, едва дыша,
И о предмете её грёз,
О чём, в порыве неожиданной разлуки,
Та пролила немало слёз,
Вздыхая тягостно от скуки.

***
Она сказала так: «края,
В которых появилась я,
Украсив хвоей этот свет –
Наверно, их прекрасней нет!..
Мою прелестную долину,
Раскинувшуюся на равнине,
Я помню почти в мелочах,
Ведь вижу я её во снах,
Практически каждую ночь.
Нести одной мне всё не в мочь,
Поэтому я нахожу,
С тобою должным поделиться,
Её тончайшей и живой,
Неописуемой красой,
Пейзаж тебе я предложу,
В который сложно не влюбиться,
Послушай же, он таковой:
Домом моим прежде была
Одна обширная равнина,
Вернее же, её вершина,
Которая всегда цвела,
В зелёных красках утопая,
Её поныне представляю –
Покрытая длинной травой,
Яркой и сочной,
И густой,
Её запомнила я точно:
Трава была та так высока,
Что до середины ствола,
У взрослых елей достигала,
И С ветром иглы колыхала,
Я же в ней и совсем была,
Казалось почти не видна.
Здесь моё семя проросло,
И жизнь мне славную дало».
***
Теперь ёлочка не терялась,
Не путалась боле в словах,
Ни капли дальше не смущалась,
Любовь нынче в её речах,
На её пламенных устах,
Майским бутоном распустилась,
Тоска по родине забылась,
И чуткие воспоминанья
Лишь укрепили её дух,
И продолжает милый друг,
Развеяв все переживанья,
Передо мной славно сиять
И монологом покорять.
Что ж… на сей же знатнейшей долине,
Оставленной ёлочкой ныне,
Устроившись в мирные ряды,
Невероятной пестроты,
Высокие ели стояли,
Определив здесь свой приют,
Что, вероятно, по сей день
В гармонии там же растут,
Прибившись друг к другу поближе,
Склонившись ветками пониже,
Сплотившись, создавая тень,
Полную лёгкой прохлады,
Иль отдавая всё тепло,
Чтобы их крошечные чада,
Росли, не зная о ненастьях
В своих макушках ничего,
Чтоб ими управляло счастье,
Давая им вдоволь всего.
***
Такой была и моя ёлка.
Себя помня ещё ростком,
Вещала мне ярко и с толком,
О детстве милом о своём.
Не позабыла рассказать
И про свою старушку-мать –
Её запомнила она,
Так ясно и так достоверно,
Словно та ель пышная, верно,
Неподалёку тут жила
И видеться с нею могла:
Она была повыше многих,
Ёлок-соседей их высоких
(Хоть находились и другие,
Да долговязые такие –
Ростом до купола небес)
Слыла она матерью строгой,
Но добродетельной: забота,
Какой она дочь окружила,
Была добра и справедлива –
При лучах солнца охлаждала,
В ночи же хвоей согревала,
Делилась с ней чистой росой,
И свежим дождиком приятным…
Всё это ёлка вспоминала,
Застыв в горшочке со слезой
И сникшим голосом невнятным,
Опять наполнившись тоской,
Вновь уязвившей её колко.
«Она была немолода,
А оттого и так темны
Выглядели её иголки,
Виднелись в них нередко
Всё очертанья седины,
Нагрянувшие весьма метко.
И было грустно мне порой,
Что не застала её молодой…
Мудра, в рассвете лет и сил –
О матери такой не смела я просить!..»
И вспомнила она иных знакомых и подруг,
Что составляли на поляне плотный круг –
И по её словам,
Не меньше дюжин трёх теснилось дерев там.
Единственный же их досуг,
Который не отнять,
Уменье речью своей вниманье привлекать.
И каждый честный их сосед
Вёл миллион разных бесед
На всяческие темы,
Чтоб позабавить другим слух
Он начал тянуть мысль вслух,
Придумывая для себя,
От других ёлок не тая,
Различные проблемы
И представляя на их суд
Неоднозначные делемы,
Были и те, кто, чтоб развеять грусть,
Читал открыто, нараспев,
Протяжные поэмы,
Заученные наизусть,
И очень преуспев,
Среди товарищей своих
За слаженный и гордый стих,
В блёстках почёта с похвалой,
Средь остальных хвойных деревьев пребывали,
Но и они никак не привлекали,
Тонкую душу ёлочки дорогой,
Что не желала для себя судьбы такой,
И верила, всё про себя
В задумчивости лишь твердя,
Что жизнь послала ей некий другой путь,
Совсем иное, яркое предназначенье,
Что перед ней откроется когда-нибудь,
Спустя время надежд и неустанного прошенья.
Тот мир,
Что перед ней зазывно расстилался,
Что в красках первого утреннего луча,
Столь ослепительно горел, переливался,
Звоном природы, пением птиц звуча,
Когда, не помнивши себя,
Едва вдыхая от волненья,
Коим насыщены были подобные мгновенья,
Деревце спешно просыпалось
Ещё в ночи, и замерев,
Стояла и ждала, ждала,
Когда же к ней придёт заря,
Светом которой регулярно
Тёмное небо умывалось
И осветлялось постоянно,
И дальше шло, повеселев.
Ей это в жизни было мило,
Неописуемо, неповторимо.
Ведь ёлочка не находила
В запальчивых, громких речах,
Что временами в шустрых мелочах,
Её нередко столь манило,
И это так ценно ей было…

***
Представьте, что вы в лес идёте,
С целью остаться на природе:
Оставили луга, поля –
Пред вами дикая земля,
Дрожащая под вашим шагом.
И красочных елей парад,
Что так усерднейше клонят,
Свои светлейшие верхушки,
Остроконечные макушки,
И завораживают взмахом,
Тоненьких ласковых ветвей
И грациозностью своей,
Прижавшись как бы друг ко другу,
Зовя к себе соседнюю зелёную подругу,
Поддавшись ветру-ветерку,
Неугомонному озорнику.
Но если повстречали вы,
Образы в хвоях таковы,
Когда они, пригнув стволы,
Острыми иглами шелестят,
Тихонечко ими звенят,
То знайте: так наперебой
Ведут ели беседы меж собой.
«Ты спрашиваешь у меня,
К чему во мне была тоска?.. –
Голосок ёлки чуть затих –
Тебе отвечу напрямик,
Что это тягостное, непростое чувство,
Которое многие возводят в сан искусства,
Преследует практически всегда
Любые знакомые миру древа.
Так отчего же наша жизнь томна?..
Ко мне ты присмотрись, ответ увидишь нерушимый.
Надеюсь, ты поймёшь меня,
Поскольку матушка-земля,
Какая жизнь мне благородно даровала,
На веки вечные меня к себе же приковала,
Я оказалась абсолютно недвижима,
Как миллиард сородичей моих,
Колких сестёр и елей остальных.
Это в горшке я научилася скакать
И ловко взад-вперёд его переставлять,
Но раньше я о сём только мечтала…
Бывало, к нам в долину залетали,
Истинно безупречные созданья,
С причудливыми яркими крылами,
Что запросто пленяли мирозданье,
 Звалися бабочками, и порхали,
Так смело проносясь между рядами,
Моих милых подружек,
Всё вея вокруг их верхушек,
Садясь на ветви к ним и щекоча,
Они были готовы покорить меня,
При них я забывала обо всём,
Что делалось тогда в краю моём –
Напрочь забыв, что я лишь ель,
Хотелось броситься теперь
Мне вслед за ними, по траве,
Схватить их крылья, в небо взмыть
И долго, волшебно парить
В этой чудесной синеве.
Мечты мои были легки –
И я едва не извелась с тоски,
Когда я поняла, что бабочкам не ровня 
Уж сколько не старалась я противиться уделу,
Уж сколько не пыталась я себя от почвы отделить,
Всё это не пошло на пользу делу
И не смогло все мои грёзы воплотить:
Крепко держали меня переплетенья корня,
Тугими путами сурово впившись в почву –
Какую все растенья мира глубоко чтут,
Но мне она всё ж опостыла –
Игривые грёзы намного больше я любила,
Пускай и плавно, день за днём
Сложнее было думать о том…
С тех пор такие мысли с трудом давались мне –
Резвиться я могла, ну, разве что, во сне…
Но не волнуйся: в сих думах не одна,
С рассвета до заката томилась я –
Мои хорошие друзья,
Народ живописной долины,
Не важно, насколько были веселы,
Всегда были скукой гонимы
При этом всегда и добры, и светлы.
Запомни быт елей, ведь в этом все мы».

***
И вскоре пролетел апрель,
За ним и май промчался…
Лето сыскало свой предел,
Только успев начаться –
Уж кончился ясный июнь,
За ним ушёл пылкий июль,
Всё зноем опалённый,
А следом август убежал,
Солнышком озарённый,
В степи, леса, поля, луга
Без памяти влюблённый,
Что так равнину заливал
Приятным тёплым светом,
И от него проснулась вновь земля,
Что оказалася иссушена
Этим горячим летом…
В спокойствии на равнине прожила она долго,
Не ведая о прочих далёких мирах,
Пока однажды не приметила ёлка,
Что со славной равниной что-то стало не так:
 Вдруг она для себя нашла,
Что её долина родная
Совершенно другою стала,
Не такая как была:
Солнечный круг стал слабее светить,
Больше не радуя дивные просторы,
Стал он много времени средь туч проводить,
Лучи его были уже не так скоры,
Бодры, ослепительны и веселы…
Природа же известной своей красоты,
Резко лишаться начала непреклонно:
Трава пожелтела, её цвет увял,
Потускнела и небесная синева
Блеск её абсолютно пропал,
В тяжких облаках спряталась она.
«Ах, мамочка, мамочка! – вскричала тогда
Ёлочка моя младая
К пушистой старушке-ели припадая,
К её мудрому объясненью взывая,
Подросшим ведь деревцем она была,
И многое о мире не знала –
Скажи, почему нынче я каждый день,
Пейзаж лишь такой различаю теперь?..
Уходит тепло, холодеет погода,
Тускнеет и чахнет вокруг вся природа…
И если ты знаешь, прошу не робей,
Свой светлый ответ в мою темноту пролей.
Ах, неужели это продлится
 До самого конца земных дней,
И чистому свету никогда не пролиться
До острой вершины моей?..»
«Доченька милая и дорогая… -
Так ей её матушка отвечала,
Поглаживая хвоей ветвей
Макушку дочки своей –
Тут ничего страшного не бывает:
Осень-хозяйка пришла,
Весь мир себе подчинила,
Красное лето сместила,
Теперь хозяйка она.
Ныне весь цвет пропадает,
Багровый лист опадает
С лиственных густых древ.
Живность вся в спячку впадает,
Словно на миг замерев…
Ты юна, моя малышка,
Осени ты не видала,
Ну а я её, как книжку,
Год за годом всё листала.
Для меня то не в новинку –
Замечать сухую травинку –
Я их столько пронаблюдала,
Что ты и не представляла.
Ободрись же, ёлочка,
Ты моя иголочка,
Знай: отнюдь не вечна осень –
Скоро вновь она в морозе
Растворится, и мне
Придётся рассказать тебе
И о владычице-зиме.» -
«Так зачем, зачем же ждать?..
Можешь и сейчас начать!» -
Загорелась любопытством маленькая ёлка.
Матушка к её просьбе отнеслась благосклонно.
И задумалась: «зима
Сурова и холодна,
Присылает к нам она
И морозы, и снега –
Белые осколки льда,
Что на деле лишь вода.
Всюду веет её стужа,
Оттого жизни так нужен,
Славный отдых и покой,
Оттого все звери
Мигом запирают двери,
Своих норок и берлог
Забирая лишь с собой
Сонной осени глоток,
Чтоб он заснуть помог…
Сон их так неколебим,
Простирается тогда,
Когда от гор до равнин,
Вьются хладные снега.
Сон их крепок и чуток,
Но не вечен, мой дружок.
Подожди, уйдёт зима –
Белые угрюмые полотна,
Что землицу закуют так плотно,
Отойдут, и нагрянет весна,
Поступью столь плавной, благородной –
Всё вернётся на круги своя…
***
«Спрашиваешь ты меня,
Что такое есть зима,
Пёстрая хвоинка дорогая,
Так послушай же меня,
Ёлочка родная,
И скажу тебе я не тая,
Любопытство юное не растравляя.
Я скажу тебе то, что знаю.
Только прекрати качаться на ветру,
Нежные ветви свои порывам отдавая,
Пусть они тебя уж больше не склоняют,
Лучше, чудный, нежный друг,
Просто оглядись вокруг,
Окинь дом свой взором
Внимательным сейчас
Ты в стремлении новом,
Посмотри, что подле нас.
В небеса скорей взгляни,
Кои тучи заволокли:
Птицы промеж них снуют,
Больше песен не поют,
В мыслях их уж нет тех трелей,
Что встречала с солнцем ты,
Что петляли среди елей,
Ровно семь дней из недели,
И красивы, и просты.
Больше их не занимает
Тайна этой красоты,
Ведь теперь совсем иные
В них зажглись мечты,
Думы и переживанья.
Оттого ныне они
Столь желанного веселья
Себе больше не дают –
Ищут лишь себе спасенья,
Ищут для себя приют,
Что укроет от мороза,
От зимы освободит,
Что исполнит все их грёзы
И в уют их обратит.
Потому и так грустны,
 Добрые пичужки –
Покидают дом они –
Поля, луга, лесов опушки…
Всё оставив позади,
Отправляются они
В другие края,
Где лежит неведомая, райская земля,
Где для них с товарищами не будет разлуки,
Где раскинулись поляны с пищей и водою,
Где тепло всегда укроет от снегов и вьюги,
В те края нам не попасть, милая с тобою:
Там уж ёлки не растут,
Славные подруги,
Там не так, как нынче тут:
Всё иное, и растут
Иные деревья:
Ежели всё же не лгут старые поверья,
В тех краях водятся странные растенья –
Ствол покрыт их той корой,
Что сравнима с чешуёй
И на солнце блещет,
Сам бывает он порой
Чуть изогнутым дугой,
Но нет, не трепещет
Он под душными ветрами,
Вершина же украшена широкими листами,
Их причудливы обличья –
Будто бы резные.
В этом мире необычном,
Птицам бы совсем не лень
Спрятаться под эту тень,
Отогреться, освежиться,
И наесться, да напиться.
Пусть они сейчас спешат,
Но их судьбы не решат
Жаркие владенья,
И даже в краю другом,
Они мыслят лишь о том,
Как дела в доме родном.
И чуть только потеплеет,
И весна почвы согреет –
Жди их возвращенья!»
Ёлочка же всё внимала,
Мудрым речам материнским,
Многое не понимала,
Вопросов было немало,
Ответы – неблизкие.
«Мама, ты упоминала,
Что в далёкие края,
Куда птицы улетают,
Мы не нагрянем никогда,
Но ответь же мне тогда,
Ты сама-то не желала
Оказаться там когда?..» -
«Дочка светлая моя,
Чистый скромный мой росточек,
Безупречный мой дружочек.
Видно, то мечта твоя:
И не помышляла я
В думах или же во снах
О таких больших делах.
В нашей прекрасной долине
Родилась я и росла,
Здесь живу я и поныне.
Расскажи, разве плоха,
Наша милая равнина,
И какая мне причина
Покидать её, мой лучик?..
Издревле наш хвойный род
Процветает и живёт
В этой светлейшей земле.
Большего не надо мне,
Чем свой век здесь проживать,
Помнить, верить, твёрдо знать,
Что когда-то этом месте расцветала моя мать.
Если ты зимы боишься,
Нам морозы не страшны.
Это с лиственных деревьев лист спадает с вышины,
Уж окрасившись багрянцем,
Своим прощальным румянцем –
Нам же на это даны
Хвои пышные ряды:
Она нас всегда укроет
 От метелей, холодов,
В стужу быстро успокоит,
Выдержав снегов покров».
Так твердила ёлка-мать,
Но вовсе не поучать,
Доченьку свою хотела:
Ёлочку она любила,
Часто с нею говорила
О прошедших временах
О её давних мечтах,
Радуясь натуре смелой,
Не похожей на неё.
Дочь любила и её,
Для себя решив давно:
Обойди весь белый свет
Лучше ели в мире нет.
«Как бы не текли мечты, -
Отвечала ёлка –
Я судьбе своей покорна.
Главное быть там, где ты».

***
Я пишу, клавиатура
Всё под пальцами звенит,
Всё стучит аппаратура
И за мной скорей спешит.
Но меня не отпускает
Любопытнейший вопрос,
Мысленно ко мне взывает,
Мучает меня всерьёз.
На секунду прекращаю
Я печатать и теперь
Взор свой к ёлке обращаю,
Что в плену своих речей.
Нежные воспоминанья,
Словно воздуха глоток
Оживили в ней сознанье,
И в тот миг живой поток,
Горячих громких речей,
Продолжал резвиться в ней,
То и дело на свободу
Изливаясь полным ходом.
«Ёлочка, - сказала я –
Мне мила та жизнь твоя,
Но ответь же: как попала
Ты в далёкие места,
Как нагрянула сюда?..»
Ёлочка вдруг быстро смолкла,
Свою хвою опустив,
Вид её уж стал тосклив,
И на сердце стало горько.
Я хотела извиниться
Перед ёлочкой своей,
Откровенно постыдиться
Нетактичности моей,
Той нетерпеливости в беглых словах,
Что посеяли в душе её лишь печаль да страх,
Но услышала шорох ветвей –
Ёлочка встрепенулась скорей,
Потянулась вверх, замерла
И с тяжёлым сердцем начала:
«Думаю, что ты права:
Увлеклась уж слишком я –
В своих мыслях очутилась
И нечаянно забылась…
Что ж, услышу я тебя,
Расскажу, что было я.
Осень только миновала,
Вся природа изнывала
Ото тьмы и от дождей,
С каждым днём мне всё трудней
Приходилось жить в долине,
Только трепет мамы милой,
Её хлопоты, заботы,
Не давали грустной мне
Затеряться в этой мгле.
Холод только лишь крепчал,
Старых елей анекдоты,
Их истории, печали,
Всё сильнее окружали
Душу томную мою,
Её мило согревали
И взаправду увлекали –
Для меня по жизни сей
И доселе нет светлей
Этих сказочных речей,
Когда массивные ёлки,
Распустив свои иголки,
Дружно замыкали круг,
О юных своих летах
И о прежних временах,
Повествуя меж собой
С ностальгией, добротой.
И немало я узнала о прошлом равнины сей,
Взгляд свой пылкий поменяла
Я пред родиной своей,
Ни за что б не променяла
Дорогие те места,
Где цвело селенье ёлок –
Их росло чуть меньше ста.
Да как видно, так случилось,
Так судьбою суждено,
Что уж вскоре разрешилось
Предназначение моё.
Была осени середина
Иль конец (я не скажу),
Когда без всякой причины,
Участь встретила свою.
Это утро точно помню,
Будто было то вчера,
И, наверно, не забуду
В своей жизни никогда:
В воздухе витал мороз,
Стужу гордую привёз,
Знала я: скоро зима.
Только где же, где она?..
Матушка вовсю шептала
Мне про лютые снега,
Про большие куски льда,
А сама негодовала
И макушкою качала:
«Вот была я молода,
И тогда была зима:
Снега пышные сугробы,
Отблески и ответвленья
Белейшего полотна…
Но теперь мне всё здесь ново,
Словно в краю незнакомом,
И скажу я без сомненья,
Хоть и с большим сожаленьем –
Изменилася она…»
И из всех чудес зимы,
Коими те дни полны,
Как мне сказывали ели
Всех сильнее я хотела
На снежинки поглядеть,
Пред собою их узреть
Тоненькие нити серебра,
Что так гордо опускаются на землю с неба.
Хорошо я помню, что тогда,
Мечте этой не было предела,
И печалилась, вздыхала я о том,
Чтобы в краю моём сером, но родном.
Эта сказка вдруг запела,
Ко мне в гости прилетела…
***
Но опять я отвлеклась,
Вновь в раздумья понеслась…
В эти дни я тяготилась,
Сердцу было неспокойно,
Словно что-то мимолётно
К моим ветвям опустилось,
Резко рухнуло на них,
Так нежданно, несвободно.
Занималася заря,
И в тот ясный, чудный миг,
Правда, чуточку пронзённый
Холодом перенесённым,
Чутко услыхала я
То, что раньше не слыхала:
Звон задорных бубенцов –
Недалече проезжала
 Тройка юных жеребцов.
Чинно шаг свой отбивая,
Те летели, как на крылах
По сырой мёрзлой земле,
Повозку собой толкая,
В бархате да золоте.
И тревожно стало мне,
Помутнело перед взором,
Взгляд мой скрылся в небесах,
Какие прятались в тучах,
 В тот момент я так старалась
Думать лишь о самом лучшем.
Остальные ели хором
Замолчали, притаились,
Голоса их и шуршанье будто в хвое растворились,
Только шёпот лёгкий, быстрый
Смел нарушить тишину,
Стал робким народ иглистый,
Позабыл про разговоры,
Недавнюю суету.
Вот повозка подъезжает
Прямиком к равнине, к нам,
Тройку шустро погоняет
Извозчик, сидевший там,
Главенствуя над конями,
Над лихими скакунами,
Сперва хочет поспешать,
А затем велит кончать
Им небрежный, скорый ход,
Останавливает. Вот,
Из повозки живо сходят
Два молодых спокойных человека,
Я хорошо запомнила и их –
Если б увидела, узнала в сей же миг!
То юноша и девица нагрянули в долину,
На роскошной повозке заехали на равнину.
Румяные и светлые, глаза искрятся смехом,
Бодры они, смелы и воодушевлены –
Будто бы жизнь для них была потехой.
Они были ярки:
Я помню, что их одеянье
Перевернуло всё сознанье,
Все думы честные мои:
На них сияли колпаки
Зелёного, красного цвета,
С помпоном белым и большим,
Что на слабом ветру клонился в лица им.
Были они в платья одеты,
Такие пёстрые, как лето,
С длинными узкими рукавами,
С манжетами. Стучали сапогами,
Высокими по широкой земле,
Густо обсыпанной тёмно-зелёной хвоей,
Я навсегда запечатлела это
В острейшей памяти своей.
И любопытно в тот миг было мне,
Что надобно им было в родимом моём доме,
Не знала я тогда о жгучем горе,
Что вот-вот поразит меня –
Наивна и проста
В ребячестве бывала я,
А на уме одна мечта –
Не знала страха я тогда.
«Что это за странные гости?..» –
Шепнула маменьке своей,
Поглядывая на них из-под своих ветвей.
«Не ведаю об этом я, -
Ответила мама моя -
Про род людской я хоть слыхала,
Да только близко не видала,
Ты уж за то меня прости.
И поскорее затаись,
Покрепче ты ко мне прижмись.
Надеюсь, мы быстро узнаем,
Что здесь должно произойти,
Но сами мы не пострадаем».
Тем временем людские чужаки,
Прошли вглубь елей, разминая ноги,
И с восхищением посматривая на хвойное селенье,
К моим соседям возделывая дорогу.
В глазах их явно трепетало удивленье,
С приятной радостью, заметным предвкушеньем,
Пускай и с капелькой тоски.
Девица с пареньком дошли до самой гущи
Чертогов еловых, оглядывались и всё изучали
Мои подруги испугались лишь пуще
И сразу духом упали,
И за считанные мгновенья долина моя
Стала центром огромной печали,
Вся в смятеньи, в боязни горя.
Всё макушки свои опускали
Давние жительницы равнины,
Одним чувством единым томимы.

***
Признаться, в тот момент и я,
Была сильно возбуждена:
Навеки позабыв себя
К матушке-ели подалась,
Та стволом прочно обвила
И успокаивала меня
Ласковыми словами:
«Поверь, росточек: всё в порядке будет с нами –
Никто из них не тронет нас.
Ты глянь – ведь я с тобой сейчас,
Не так ли?» Своими добрыми речами,
К душе моей мир возвратив.
Во мне же бушевал порыв
Всё же разведать их дела.
В маминой хватке замерла,
И в ней безмолвно я сидела,
Ровно до тех до самых пор,
Как уловила разговор,
Точней, медлительное размышленье,
Сменившееся затем нетерпеливым прошеньем:
«Почти не верю я теперь,
Но это так, ведь времени уж нет возврата:
Осень практически прошла
И уж стучится в дверь
Могучая зима.
И принесёт с собой морозы, холода,
Треск льда, суровые метели…
Ну-ка, Амелия, неси скорей лопату!
Уж заждались небось нас красавицы-ели» -
Так поговаривал тот юный паренёк,
Недалеко от матушки моей остановившись.
Его же спутнице та была невдомёк –
 Её ответ узнала я в волненьи затаившись:
«Генри, ты это всерьёз?..
Ну скажи, какой мороз?
Где ты ведёшь стужу,
Где поёт метель?..
Времена иные,
Новые теперь.
Зиме уж давно не нужен
Тех снежинок хоровод,
Те сугробы, скользкий лёд…
Давно совсем другие
Стремленья стали у неё,
Не узнаю порой её,
Когда я вспоминаю,
Бывает, детские года,
Играла и резвилась я
Частенько пачкая шубёнку
В тающей россыпи снегов,
Хохотом детским заливаясь вновь.
Смейся, беги – чего ещё надо ребёнку?..
Сказали б мне когда-то без вранья:
«Зима, Амелия, впредь будет такова»
Я не поверила тому бы никогда.
Но это так, границы почти стёрты,
Осень, зима… едва ли разберёшь.
Впрочем, другою мыслью сейчас ты увлечённый –
Навряд слова мои поддержишь и поймёшь.» -
Так отвечала ему дева,
Легко, открыто, важно смело.
Голос её был словно звучный звон,
Насмешкой откровенной проникся её тон.
Но юноша от мненья своего не отступил,
И, выждав чуть молчанье, тихо заговорил:
«То верно, что изменилася планета,
Но между тем ни я, ни ты
Не вправе осуждать её за это,
Не наша честь решать во что она одета –
В морозы лютые иль в майские цветы.
Всё так и есть, но мы не можем спорить,
Что праздники не смеем отменить –
Ведь как бы не текли реки историй,
Не перестанем мы их проводить
И торжествуя, и хваля,
Нетерпеливо ожидая
Тот красный день календаря,
Что радость, счастье нам даря,
В наши оконца постучит,
Собраться вместе нам велит.
Мы о нём в веках не забудем,
В наших делах помогать людям,
Им праздник яркий и душевный
Гармонией творить волшебной.
Ты знаешь это и сама,
Так принимайся ж за дела.
Ты подходящие нам дерева
Наверное, уже нашла?»
«Конечно, есть тут на примете,
Ёлочка милая одна.
Тебе понравится она:
Очень изящна и юна,
Иглы блистают в мягком свете…»  -
Заверила его подруга.
Оцепенела я в испуге,
Когда внезапно догадалась,
Куда устремлён тот твёрдый взор…
Ах, неужели я попалась?
Неужто мне подписан приговор?..
От древних елей я слыхала,
Много историй непростых
Про беспощадных лесорубов,
Но прежде не встречала их.
Согласно старинным рассказам,
При мне оброненным печальным фразам,
Они нередко посещали древесные места,
В расположении приподнятом необыкновенно,
Шагали по лесам, долинам шагом решительным, степенным.
И при себе имели почти всегда
Всё топоры, разящие лезвия пил,
Народ деревьев был ими нелюбим:
Так часто, жёстко, без зазренья,
Они рубили наши поселенья,
Собратьев наших на куски рассекая,
Их жизнь жестоко обрывая,
Другим на память оставляя
Лишь безобразные пеньки.
И скорбь ложится на леса,
Равнины, плодородные луга
Деревья плачут, полные тоски…
«Дай посмотрю на неё я… -
Обронил молодец, аккуратно подойдя
И ветви мамины подальше разведя
(Те самые, что держали меня
Под своей лаской) –
Ты права,
Она и впрямь довольно хороша:
Не ёлочка, а просто сказка!..
Готовы ли сейчас горшки?..» –
Стремительно он обернулся,
К повозке статной повернулся –
«Да – подтвердил его возница – скорее же держи!»
Я не скажу, что было дальше,
Признаюсь я тебе без фальши.
Помню только, как потемнело,
Во взгляде напряжённом моём,
Помню, как вырваться хотела
Из почвы я, но поняла, что не смогу.
Лопата оказалась быстрей,
И я лишилась всякой мысли…»

***
Прости, не в моих силах продолжать…» -
Промолвила в смятеньи ёлка,
Вновь опустив свои иголки,
Была готова та рыдать.
«Нет, ничего, я понимаю, -
В горле моём лишь ком застыл,
Рассказ, что прежде был красив,
Теперь надежду отнимает.
Ёлочка медленно сошла
С моего письменного стола,
От меня быстро отвернулась,
Так же стремительно ушла.
Не стала на неё давить,
Пришлось произведение пока что отложить…