Глава XIV Пыль

С улицы доносился звон колоколов.
Храм был полностью готов и освещён. И, теперь совершенно всё равно, что двигало теми, кто спонсировал деньги на его строительство. Главное, был построен, и начинался новый период в истории страны. Но не верила своим глазам, ушам. Всегда думала о худшем.
Владимир приезжал раз в год к отцу, и это длилось несколько лет. Но, начиная, с 2000 года перестал.
Страна входила в новое тысячелетие.
Вилену шёл семьдесят шестой год. Теперь изредка выходил из дома. На телевидение его не звали. Книги издавались с трудом. Но денег на жизнь, после оплаты большой квартплаты за пятикомнатную квартиру, хватало.
Сын приехал в 2001 году. Неожиданно. Без предупреждения. Один. Сказал:
- Приехал за мамой и тобой. Квартиру надо продавать.
Ошарашил. Был не готов. Верил, что в стране всё налаживается. Даже покрестился в новом, свежеотстроенном храме. Но сын настаивал.
- Пойми, у этой страны нет будущего! Она просрала его ещё в 1917 году, отказавшись от справедливости, встав на путь лицемерия и лжи! Всё, во что ты поверил, показное и обернётся тем же террором, что молодая страна прошла в первые два десятилетия своего существования.
- Тут всё налаживается. Мы так же построим капитализм, как и все другие страны.
- Нет. Они никогда не предавали своё прошлое, не отрекались от Бога. Не убивали царя. Поэтому им проще. Он не посылает им таких испытаний для вразумления, что выпали на нашу долю.
- Мы прощены. Я верю в это. И нашему президенту удастся вывести страну на новый мировой уровень.
- Вилен, может всё же поедем? Вспомни, как тебе нравилось ездить туда в командировки, - вмешалась мама.
- Папа, пойми, отсюда надо бежать. Послушай, маму. Продавать эту квартиру и забыть о всём том ужасе, что довелось пережить.
- Никакого ужаса не было Владимир.
- Ненавижу своё имя. Зачем вы так назвали меня с мамой?
- В честь Маяковского. Тебе нравились в детстве его стихи. Я читал тебе перед сном. Помнишь?

Не верила, что уедет. Слышала разговор, как во сне. Проваливалась в прошлое. Вспоминала. Теперь была ближе к самой квартире, будучи защищена от лестницы металлической дверью.
Поразительное дело. Та стоит на входе, но, при этом совсем не понимает и не хочет знать её истории. Ощущала себя теперь здесь, словно в другом мире. Встроенном в современный, окружающий нас, но, словно в иной, тонкой оболочке, отделяющей от него. Всё в нём было другим. Вроде таким же, а не похожим, словно голограмма. Храм за окном являлся точной копией того, что стоял прежде, но, что-то в нём было не то. Может виной этому служили сами новые окна, через которые выглядел более аккуратно, без искажений и размытых пятен. Паркет, не раз отциклёванный и покрытый лаком, так же неестественно ярко блестел под ногами. И только лифт на кухне, превращённый теперь в мусоропровод, напоминал о себе тонкой трещинкой, проходящей по периметру заложенного кирпичом, и оштукатуренному дверному проёму, бывшего входа в него.
А может православные храмы теперь и строятся в стране только потому, что всё инакомыслие было искоренено калёным железом, уничтожено, взорвано, сровнено с землёй, и теперь уже не так страшно строить, так, как никто и не способен понять, что именно значит для этой страны Вера? После революции запрещённая, подвергаемая репрессиям, теперь с лёгкостью разрешена и приветствуется. Нет ли во всём этом некоего лицемерия и лжи?
Как же необходима для неё теперь, с годами, родная церковь в Нёноксе, а не этот помпезный храм Христа Спасителя, построенный словно муляж на месте старого.
Казался ей теперь искусственным, хоть и выглядел очень натурально.

- Нет Владимир, мы с мамой не готовы на это.
- Что ж, в таком случае я не могу сказать, когда мы увидимся в следующий раз, - подошёл к окну. После длительной паузы, сказал:
- Неужели ты не хочешь увидеть внука?
- Мы приедем к вам в гости, в этом году.
- Мама, это не выход из положения, - резко отдёрнул занавеску, -Почему же вы живёте прошлым и не хотите оставить его!? Как же не понимаете, что для меня главное то, что происходит сейчас! Что было раньше меня не интересует. Не хочу копаться в этом дерьме. Что было, то прошло, и нисколько не влияет на будущее. Всё равно мне ничего не изменить. Я хочу жить в полную силу, зарабатывать деньги. Вы и бабушка просидели всю свою жизнь в этом сером, невзрачном доме, не желая оставить его навсегда. Я же не хочу быть никчёмным, никому не нужным человеком.
Посмотрите, как живут в других странах. Неужели ты папа так ничего и не понял, когда ездил в рабочие командировки? Весь мир уже давно занят своими проблемами. И ему нет никакого дела до победы мирового коммунизма, или, наоборот, наплевать на достижения капитализма. Все расслаблены и думают только о себе, своём собственном благополучии и счастье. Чем же мы хуже остальных?
- Ты всё думаешь; у капитализма доброе лицо. Нет, это не так. Сейчас полная свобода и все будто дорвались до неё. А, она должна быть прежде всего внутри каждого. Ты слишком закрепощён Владимир. Дело в том, что мы живём как раз в то время, когда не только в России, но и во всём мире происходит некая перезагрузка. Она коснётся и всех других стран.
Капитализм с добрым лицом. … 
Не верю я в эти сказки. Только лишь если взамен на уничтожение образования. Согласен, наступают времена, когда люди, мыслящие не будут сидеть в лагерях, как раньше. У них ампутируют мозг, сделав счастливыми в их убогости. И, тогда не смогут увидеть, понять, что стали рабами. Если раньше можно было сажать и убивать невинных, то теперь время изменилось. Сегодня проще отнять у человека душу, заменив её ощущением счастья от вседоступности и лёгкости жизни, но, правда в рамках дозволенного. Мы прозрели в аду. А это очень опасно, ведь от этого, все его тяжести видны с ещё большей силой, из-за колоссального контраста. Но, надо смиряться.
- Смиряться!? Да, если хочешь знать, в этой стране опять всё повториться! Пойми, она полностью подготовлена к этому! Этот народ невозможно ничему научить! – ответил сын.

* * *

Апрель. Всё таяло. Началась капель. Но, знала, как коварен этот месяц своими внезапно возвращающимися холодами.
В квартиру напротив заселялась новая хозяйка. Та женщина, на которую всё же переписала квартиру прежняя. Теперь, она выкидывала из неё всю старую, ненужную ей мебель, чтоб сделать ремонт. Начать который решила с окон. Не нравились двойные, рассохшиеся, деревянные рамы. Заказала пластиковые стеклопакеты.
Грохот разносился по всему дому. Вибрировали стены. Иногда слышались сильные удары кувалды. Старое с трудом уступало свои позиции, не желая уходить, цепляясь за стены дома из последних сил. Теперь во многих квартирах шли ремонты. Начинали, как правило с окон, но, никогда не забывали про входную дверь, частенько всё же ломая старую, и ставя металлическую, полуторную, вместо двустворчатой, прежней.
Дом содрогался всеми своими стенами, так же, как и раньше, когда в нём шли аресты. Но, тогда эта вибрация не была так заметна. Она проходила, как-то внутренне, скрыто от глаз. Скорее это было переживание самих конструкций дома, его сердца, души, крови в венах, пульсирующей там в виде горячей и холодной воды, электричества в проводах. Он переживал всё то, человеческое горе, что пробиралось в него десятилетиями.
Теперь же это, был скорее крик о помощи, взывание к разуму, призыв к тому, чтоб люди опомнились, не поддавались всеобщему помешательству. Довольствовались тем малым, что раньше, ещё не так давно, было таким большим для каждого, заключая в себе не только комфорт проживания, но и уважение к окружающему их миру.
Да, многое изменилось в людях. Но почему же это произошло так быстро, буквально за несколько лет? Хотя, тогда, ещё до того, как был построен этот дом, люди так же стремительно поменялись в кратчайшие сроки.
Ко всему прочему, в доме начался ещё и капитальный ремонт. Меняли окна в подъездах, лифты, входные двери в подъездах, канализацию, отопление. Местечковый грохот теперь превратился в одну сплошную шумовую волну, затихающую только ближе к десяти вечера, и возобновляющуюся с девяти утра.
Лифтовые шахты на кухнях переделали в мусоропроводы, заложив дверные проёмы. Маленькая, предназначенная для доставки продуктов, или вывоза мусора, лифтовая кабина, являвшаяся прежде неким шармом, признаком достатка, теперь была выломана за ненадобностью. Дом терял многое в своём обличие. Так же и уходили его жители. Постепенно умирая, эмигрируя, размениваясь на квартиры в других местах.
Теперь здесь жили успешные.
Не те, что достигли многого своим стремлением сделать страну лучше, выбранные народом, или назначенные правительством на значимые, ответственные должности, бравшие от жизни всё, что могла дать. Отнимали из её рук даже то, что та порою берегла не для них. «Поднявшиеся» в лихие девяностые на мутных делишках, покупали здесь квартиры, стягиваясь в дом, словно именно он и был тем местом, о котором всегда мечтали прежде.
Не понимала, зачем всё это нужно им. Много думала об этом. Может дом являлся неким показателем страны, её уровня, всегда маня в себя тех, кто был самым лучшим из множества её представителей. И, чем сильнее деградировала страна, тем ниже опускался этот уровень? Но, тогда непонятно зачем вообще потребовалось строить этот дом? Для чего искусственно концентрировать в нём всё это население?

* * *

- Около 11 часов 5 декабря 2008 года, патриарх Алексий II скончался на 80-м году жизни в своей резиденции, - передавали новости по телевизору.
Дверь командарма никогда раньше не придавала такого значения жизни Патриархов. Но теперь следила за новостями, прислушивалась к ним, во многом мыслила так же, как и Вилен. Думала; почему Патриархи сохранены были в этой стране, впрочем, как и Православие, но никак не могла понять, отчего же не было ни одной попытки вернуть монархию? Хоть и не помнила то время, когда в стране был царь, но верила теперь от всей души, что без него ничего не сможет изменить Россию, ни капитализм, ни свобода слова, ни любовь к Богу.

9 декабря после заупокойной литургии, которую возглавил патриарший местоблюститель митрополит Кирилл в со служении сонма архиереев (служило большинство епископата Русской православной церкви, а также предстоятели и представители иных поместных Церквей), и отпевания, которое возглавил патриарх Константинопольский Варфоломей, тело усопшего было перевезено в Богоявленский Елоховский собор, где захоронено в южном (Благовещенском) приделе.
Не стали хоронить в новом храме Христа Спасителя.
Во время отпевания, после стихословия 17-й кафизмы, митрополиту Кириллу, который шёл мимо гроба к алтарю для совершения каждения, стало плохо, и был водворён двумя епископами в алтарь, откуда не появлялся некоторое время; событие было представлено некоторыми новостными агентствами как «потеря сознания». Протоиерей Всеволод Чаплин заявил, что потери сознания не было, но что митрополит Кирилл «почувствовал недомогание». СМИ сообщали ещё о нескольких архиереях и иных официальных лицах, которые испытали недомогание.

* * *

Пыль от ремонта квартиры героя соцтруда, каким-то неимоверным образом пробиралась, накапливаясь в трещинах перекрытий, по коммуникационным каналам, вентиляционным ходам, всеми невозможными способами, словно с ней поделились этими секретами те многочисленные мысли и воспоминания, что витали в атмосфере этого дома, просачиваясь сквозь стены и перекрытия.
В квартире производились черновые работы, выламывался паркет, сбивалась штукатурка со стен, где это требовалось зачищались от старой шпатлёвки потолки. Одним словом, грязные работы производились в квартире основательно, масштабно, со всей ненавистью и знанием дела, на какие только способен современный человек, дорвавшийся до чего-то иного, не подвластного его мышлению, ненавистного, но, в то же время пафосного для него, срочно требующего переделки под новый, только ему одному известный стандарт современного комфорта и благополучия.
Непонятно зачем эти люди лезут в святая святых, прошлое, если можно добиться ещё более кардинальных результатов вынося на помойки внутренности тех же хрущовок. Ведь в таком случае современные интерьеры не противоречат самим фасадам. Но, нет, гораздо важнее для тех, кто вышел на новый уровень жизни, занести вирус «благополучия» в тишину накопивших в себе прошлое сталинок.
- Что вы такое тут творите!? – бесцеремонно открыла притворённую не на ключ, металлическую дверь героя соцтруда, соседка сверху. Она, каким-то немыслимым образом уже успела сделать ремонт в своей, недавно приобретённой квартире этажом выше, и очень гордилась убранством её царственного интерьера, переполненного лепниной, мрамором, и, даже витражным, Муранским стеклом, в дверях гостиной и кухни. Но, самым страшным, из всего, что пришло ей в голову, являлись книги.
Да-да! Именно они и были закуплены для интерьеров. В большом количестве, соответствующих цветов. Столько, сколько могло поместиться в приобретённый для них за немалые деньги шкаф.
За те три месяца, что простояли в нём, никто так и не открыл ни одну из них, но пыль, которой начали покрываться сильно пугала хозяйку квартиры, родственницу одного очень высокопоставленного чиновника, как часто говорила она о себе, хорошо зная счёт его огромным деньгам. Понимала ту нелегкую, порою мучающую совесть, ответственность, с которой те ему давались. Сильно испугав, ей на мгновение показалось - эта страшная пыль сможет оттолкнуть каждого, в ком вдруг возникнет желание прочитать их.
Но, все думали иначе, считая ответственным квартиросъёмщиком самого Патриарха, впрочем, ни разу не видев его там, тем ни менее принимая за огромную честь, что поселился в их доме. А, тот факт, что родственница выдавала его за чиновника, вовсе не противоречил истине, так, как управление такой Великой организацией в не менее мелкой стране и подозревает некие навыки крупного, влиятельного функционера.
- Мы тут заканчиваем черновые работы. Поэтому пару недель было шумно. Но, теперь уже спокойно и пыли практически нет, - оправдывался случайно застигнутый на месте прораб. Его хитрая улыбка на мгновение позволила ей задуматься, что усомнился в значимости сказанный ею слов.
- Конечно нет! Она вся у меня в квартире осела, на книгах! – вспомнила те суммы, за которые были куплены на одном из аукционов все эти двухсотлетние тома. И, то, что никто не прикасался к ним, не раскрывал, не позволяло даже ей думать, что они здесь чисто из декоративных соображений. Порой, казалось, что только одна возможность иметь у себя подобную коллекцию уже говорила об определённом уровне развития её хозяина.
- Позвольте, но такого не может быть! Как она могла пробраться к вам через перекрытие?
- Пробралась! И это очень и очень плохо. Я это дело просто так не оставлю!
- Послушайте, ваш дом стоит в самом центре Москвы. Тут очень много пыли. И, если оставить окна открытыми на пару дней, то всё будет чёрным в квартире.
- То есть вы хотите сказать, что я, уезжая в Италию на месяц, забыла закрыть окна?
- Да, - вытер руки о штаны прораб, достав сигарету.
- Не курите при мне. Где ваша хозяйка? Я хочу пообщаться с ней.
- Она будет, после праздников, - демонстративно закурил.
- Я это так не оставлю! - шаркая тапками поднималась к себе на этаж, забыв о наличии лифта.

* * *

- В этом современном мире, до которого, и мы с тобой дожили, все существуют вне логики. Она запрещена. И те, кто хоть в чём-то малом примется её соблюдать, станет страшен и опасен своему окружению, в итоге будет уничтожен им. Причём это уничтожение не станет ему ясно, так, как находится в самом начале пути понимания жизни, - вздохнула дверь командарма.
- Ты про книги? – догадалась дверь героя соцтруда. Последнее время понимала многое из того, что происходило в доме. Чувствовала в себе неожиданно проявившуюся старость. Нет, не физическую, скорее усталость от всего пережитого, невозможность понять, и принять окружающее.
- И про них тоже. Я считаю, существует три стадии понимания логики;
Первая, когда не знаешь о её существовании и счастлив, как никто другой.
Вторая, когда догадываешься, и даже, в чёмто логичен, но нет сил и уверенности в своей правоте. От этого изредка страдаешь от окружения, успевающего всё же вовремя вернуть тебя из дебрей логичности сознания на место, где и подобает быть тем, кто в самом начале пути. То есть в хвост цивилизационного развития.
Третья, когда придерживаясь логики во всём становишься опасен обществу и превращаешься в изгоя. В итоге вынужден замкнуться в собственном мире и жить там скрытно от всех, дабы не быть уничтожен, переделан и лишён единственного, что у тебя есть логичного, - собственного уровня сознания. Своих знаний.
- Ты всегда опережала меня в мыслях. И я не понимал тебя, встречая в штыки.
Теперь же вижу; приобрёл Родину здесь, в этом доме. Он меня воспитал, сделал настоящей дверью, научив тому, что не во всём следует равняться на людей.
Вспоминала недавний диалог дверь командарма, теперь будучи лишена прямого общения со своим другом.