Будто бы...

   Природа будто бы образумилась. Первым сдался снег, стаяв мыльной пеной. Глядя на это, растрогались субтильные, бледные до небесной синевы сосульки, и, чтобы скрыть заплаканные глаза, убежали куда-то пудрить носы.

   Я шёл к пруду по упругому ковру листвы, и поражаясь вкусу, с которым подобран его оттенок влажной дублёной кожи, улыбался, предвкушая встречу с моими подопечными. Покатая кромка горсти водоёма едва согрелась, как ледяная корка съёжилась, обнажив мякоть воды. К ней и устремились мои рыбы. Я знал ещё с их пращуров, сыпал горсть земли на их могилы... А у кого потянулась бы рука к сковородке, чтобы забросить туда того, о ком заботился чуть ли не с икринки? Помогал познавать мир, гнал прочь прожорливых водяных ужей, привечал миролюбивых двоюродных,-  наземных, чтобы играли, купались, дружили с весны до осени. С наступлением холодов потчевал обильно, а после приминал одеяло тины, укутывая хвост, проверял, достаточно ли весома фланель, из которой пошита пижама?
   Рыбы казали свои носы сквозь нешироко и ненадолго приоткрытую дверь льда. Они не просили покушать, но наперебой рассказывали свои цветные сны, просили потрогать промежду глаз, проверить, нет ли температуры, радовались искренне, но немного осовело. Прилизанные чубы плавников, погружённость в себя и неопределённость во взгляде делала их похожими на первоклашек.
- Ребята! Кто зимует впервые - держитесь подле старших. Средние - рядом с родителями. Всё будет хорошо, не волнуйтесь! Жду всех весной!

   Пока я разглагольствовал с рыбами, где-то на юго-западе обзора заметил, нет - почувствовал, как промелькнуло нечто. Не образ, но ощущение смазанного дрогнувшей рукой снимка.
- Ну! - Грозно говорю я. - И кто это тут у нас ходит, без спросу!? Мышь?!! Выходи сейчас же!
   Под пнём, что удобно развалясь лежал на берегу пруда, что-то зашуршало. Я наклонился, но ничего не увидел. Шорох повторился, и вскоре затих.

- Хватит прихорашиваться, иди-ка я на тебя полюбуюсь! Чего это ты так стыдлива?! Шкодить не стесняешься.
Словно в ответ на мои увещевания, на тропинку, свесив голову, вышла землеройка.
- Виниться вышла? - Изумился я. Землеройка кротко и шумно вздохнула.
- Марш под ёлку! Там синицы кое-что обронили. - Пожалел малышку я, и подбодрил, - Не тушуйся, держись к нам ближе!
   Обрадованная, она вприпрыжку добралась до просыпанного птицами угощения, и с видимым аппетитом принялась подбирать.
«Как же хорошо, что синицы такие неряхи! - Подумалось мне. - И осень не окажется единственной и последней для этой длинноносой крохи».

   Природа будто бы образумилась. А надолго ли, о том не знает и сама.