Лебединая песня

     Эта история произошла на шабашке. Ванька Купырь сколотил бригаду и брал строительные подряды. Поскольку Ванька был парень не просто шустрый, он мог без мыла влезть в чужую душу, да и не только душу, в любое место и там комфортно расположиться на неопределенное время. Дела у него сразу пошли лучше некуда, от желающих разделить с ним этот обильный пирог прибыли не было отбоя, но он брал к себе только тех, кого он знал. Правда и у него бывали промахи, ну у какой старухи не бывает прорухи? Он взял к себе в бригаду Пархома, до сих пор сам не зная почему. Тот хоть был и лодырь, но когда на него прикрикивали, то в команде он работал не хуже других. Но как только вожжи ослабевали, тут же, искал возможность сачкануть. Ванька несколько раз думал уже от него избавиться, но как-то не находил достойного повода.
                Как-то Ваньке нужно было, куда - то отлучиться на пару дней. Он, зная натуру Пархома, решил назначить его на время отсутствия старшим, логично рассудив, даже если тот и будет сачковать, то, как начальник все равно принесет какую-нибудь пользу. К концу первого рабочего дня Пархом уже почувствовал себя полноценным руководителем. Отдавал приказы, расставлял рабочих по местам, указывал, кому что делать, в общем, настоящий «товаришша начальника» и всё тут. Правда, все и без него знали, что им делать и на приказы Пархома скромно поругивались, да и Пархому этого было достаточно. Он приказы отдал – значит работу начальника исполнил. А то, что его как руководителя никто по серьезному не воспринимал и готов был в любой момент послать его по матушке, он это прекрасно понимал и потому ситуацию не обострял. На второй день он руководил уже как-то вяло, руководящий запал начал проходить и так ни шатко, ни валко может быть и прошли бы эти несколько дней, если бы к нему не подошел местный мужичонка, по прозвищу Мазай. За какие такие заслуги его так прозвали никто уже и не помнил. Он с детства был Мазай и так Мазаем шел по взрослой жизни. Мазай давно просился в бригаду к Ваньке Купырю. Но тот, зная его бестолковость и неуемную тягу к спиртному, все время ему отказывал.
                В отсутствие Ваньки Мазай подошел к Пархому с этим же вопросом. Тот сделал умный вид, долго смотрел на облака, потом выдал небольшую тираду. Мол, у нас люди все серьезные, работящие, зарплата у нас такая, что недовольных нет и просто так, со стороны мы никого не берем. У Мазая как-то вяло зашевелилась единственная извилина, так как образование у него было всего лишь три класса и один большой коридор, куда его регулярно выгоняли с уроков и  там в закутке он вместо учебы курил ранее подобранные на улице бычки. Но одна извилина, это же, совершенно не то, что их полное отсутствие. Он достал из кармана бутылку самогона. Пархом все понял без слов. Откуда - то Пархом вытащил граненый стакан, и налив Мазаю его до краев, остальное в несколько булек вылил себе в глотку. Хотя Мазай и понимал, почему Пархом пил из горла: ведь в стакан умещается чуть больше двухсот граммов самогонки, а в бутылке остается около трехсот граммов. Чтобы эта разница наглядно не рисовалась, Пархом не наливал остатки в стакан, а пил из горла. Мазай этот нехитрый прием знал, но деликатно промолчал. Как никак, но все же, Пархом начальник. Зажевав самогонку листьями растущей у канавы крапивы, разговор пробрел уже другую тональность. Пархом принял Мазая на работу с испытательным сроком. Срок этот, правда, не оговорили.
                На следующий день, когда Мазай вышел на работу, старые работники на него косились, они – то ведь хорошо его знали, но он очень старался и никаких претензий не заработал. В обеденный перерыв Пархом долго откашливался, но потом вызвал, Мазая в сторону, и так же, немного интимно покашливая, предложил тому быть его замом, но только за это нужно будет каждый обеденный перерыв проставляться. Мазай недолго думая, согласился. Его мать была главная в станице самогонщица, самогона у них хватало, а за то, что его непутевого сына взяли на работу, ей самогона не было жалко. Тем более Мазай ей сказал, что у них такая традиция, после работы отмечать удачное окончание рабочего дня. Он быстренько сбегал домой и притащил еще одну бутылку самогонки. Так же, как и в прошлый раз Пархом налил Мазаю полный стакан, а сам остальное засосал из горла. После обеда Мазай уже не работал вместе со всеми, а помогал Пархому руководить.
                Прошло несколько дней. Вернулся из командировки Ванька Купырь. Он хорошо знал Мазая, потому раньше и не брал его на работу. Ну, здесь такое дело, раз Мазая взяли в бригаду, как теперь над ним не похохмить. Перед обеденным перерывом Ванька подошел к Мазану и так, по дружески говорит: - «Ты понимаешь, у нас бригада серьезная и каждый член бригады должен уметь играть на каком-либо музыкальном инструменте». Мазай встрепенулся, да у меня есть гитара. Ванька, предчувствуя удачное времяпрепровождение во время обеденного перерыва, послал Мазая за гитарой. Тот стрелой метнулся домой и буквально через несколько минут Мазай уже стоял перед бригадой со старой побитой жизнью, молью и еще Бог знает кем и чем, гитарой, у которой осталось лишь две струны. Все замерли. Мазай, сделал серьезное, и как он думал, умное лицо, ударил корявыми пальцами по расстроенным струнам и запел: - «Товарищ мусор, я денежки не крал…». Мужики потихоньку начали сползать со своих табуреток, но допеть эту лебединую песню, Мазаю, все же, дали. Закончился обеденный перерыв, все пошли на работу, Мазай же достав бутылку самогона, и по своей душевной простоте рассказал о своем договоре с Пархомом, но поскольку сейчас, ты Ванька Купырь старший, то давай разопьем бутылку с тобой. И простодушно заметил: - «Мы с Пархомом так каждый обед пили».  Ванька Купырь тут же вызвал Пархома и вкратце рассказал ему про момент истины от Мазая. Постпохмельное красноречие Пархома в этот момент больше напоминало не столько понос речи, как запор мысли.  Ванька не стал до конца выслушивать эту невразумительную тираду и объявил им обоим: - «Завтра вы на работу не выходите. Оба. Расчет получите в конце месяца».