Нужен ли новый перевод сонетов Шекспира?

Существует мнение, что переводы Шекспира Маршаком – вершина переводческого искусства, лучше сделать невозможно, следовательно, не нужно и пытаться.  При этом признаются недостатки перевода. Логика в таких рассуждениях явно нарушена, вывод должен быть противоположный: новый перевод давно назрел, пора избавиться от этого наваждения невозможности перевести лучше.  Это лукавство. Конца совершенству нет. Все рекорды бьются. Брумель прыгнул выше 2х метров, сто метров пробежали меньше, чем за 10 секунд…Предела совершенству нет.
Я восхищался переводами Маршака, пока не прочитал подстрочник. Включил мозги, начал сравнивать и разочаровался. Дело даже не в том, что искажались мысли Шекспира, нарушилась логическая связь между сонетами,  катренами внутри сонета и даже между двустишиями внутри катренов. 1й сонет:
Мы урожая ждем от лучших лоз,
Чтоб красота жила, не увядая.
Как же не увядая, если следующие сонеты об увядании красоты.
Как связан урожай винограда с красотой увянувшей розы?
Пусть вянут лепестки созревших роз,
Хранит их память роза молодая.
Нет у Маршака и накала страстей от двойной ревности к другу о возлюбленной.
В книге «Высокое искусство»  Корней Чуковский говорит об искусстве перевода: 
В том-то и дело, что от художественного перевода мы требуем, чтобы он воспроизвел перед нами не только образы и мысли переводимого автора, не только его сюжетные схемы, но и его литературную манеру, его творческую личность, его стиль. Если эта задача не выполнена, перевод никуда не годится.
Отражение личности писателя в языке его произведений и называется его индивидуальным стилем, присущим ему одному.
Критикуя тот или иной перевод, нужно отмечать  не только словарные ошибки. Гораздо важнее уловить злостные отклонения от подлинника, которые органически связаны с личностью переводчика и в своей массе отражают ее, заслоняя переводимого автора. Гораздо важнее найти ту доминанту отклонений от подлинника, при помощи которой переводчик навязывает читателю свое литературное я.
Как пример Чуковский приводит  английского лирика Перси Биши Шелли в переводе Константина Бальмонта:
 личность переводчика слишком уж резко отпечатлелась на текстах изготовленного им перевода.
Все отсебятины Бальмонта объединены в некое стройное целое, у всех у них один и тот же галантерейный, романсовый стиль, и это наносит автору в тысячу раз больший ущерб, чем случайные словарные ошибки.
У Шелли написано: лютня, Бальмонт переводит: рокот лютни чаровницы (619, 186)3.
У Шелли написано: сон, он переводит: роскошная нега (623, 194).
У Шелли написано: женщина, он переводит: женщина-картина (500, 213).
У Шелли написано: лепестки, он переводит: пышные букеты (507, 179).
У Шелли написано: звук, он переводит: живое сочетание созвучий (505, 203).
Так строка за строкой Бальмонт изменяет все стихотворения Шелли, придавая им красивость дешевых романсов.
И при этом приклеивает чуть не к каждому слову какой-нибудь шаблонный эпитет.
У Шелли — печаль, у Бальмонта — томительные муки (504, 191).
Благодаря таким систематическим изменениям текста Шелли становится до странности похож на Бальмонта.
С этим не поспоришь. Иногда переводчик не в силах сдержать своё я. Лермонтов в таких случаях писал не перевод, а по Гёте, по Гейне.
Маршак назвал свой цикл сонетов переводом Шекспира. Так ли это?
Если согласиться с Чуковским, то нет.
В статье   Сонеты Шекспира на русском и английском языках
  http://engshop.ru/sonety-shekspir-na_anglieskom/
О правильном чтении сонетов Шекспира в оригинале.
Сонетный ключ, замок очень важен для мысли Шекспира, так как многие сонеты предназначались для чтения только в слух в кругу друзей, поэтому именно в английском сонетном замке крылась изюминка каждого из стихотворений - своей неожиданностью он усиливал финал - его остроумность или позитивную ноту.
Шекспир не разделяет сонеты на строфы (воздух) - важно именно непрерывное движение мысли. Этот факт показывает, что сонеты Шекспира это не столько любовная лирика в плане выражения чувств, сколько философия о чувствах, подкрепленная выводом.
Особая заслуга Маршака заключается в том, что он внес небывалую ясность, за счет версификации сонетов в форме и смысле доступном для мышления современников. Жертвуя устаревшим, он сохранил в стихотворениях вечное.
И хотя изначальный шекспировский замысел в некоторых сонетах был искажен или утрачен, а эмоциональная составляющая наиболее ярких эпитетов сглажена, это не лишает стихотворений Маршака звания лучшего перевода сонет Шекспира
Каков кульбит! Говорили о важности замка в сонете, но промолчали о том, что замки сонетов Маршак перевёл  неверно. Начнём с первого сонета. У Шекспира:
Пожалей мир, а не то стань обжорой,
съев причитающееся миру на пару с могилой.
        Маршак
Жалея мир, земле не предавай
Грядущих лет прекрасный урожай!
И где здесь небывалая ясность? Как можно предать земле урожай грядущих лет, не вырастив его? Прекрасный урожай это богатый, щедрый, но  никак не красивый. А в сонете речь о красоте, передаваемой по наследству. Неужели переводчик не понял это?
В моём переводе
Не будь обжорой, обедая мир,
С могилой на двоих устроив пир.

6 сонет
Не будь своенравным, ведь ты слишком прекрасен,
Чтобы стать добычей смерти и сделать червей своими наследниками.
Маршак
Ты слишком щедро одарен судьбой,
Чтоб совершенство умерло с тобой.
Опять пальцем в небо.
В моём переводе
Смири свой нрав, твой облик слишком мил,
Чтоб ты его в земле червям скормил.
И так во всех сонетах.
Смысл многих сонетов утрачен утрачен, сделан перевод со стиля на стиль, но  перевод лучший. Если следовать Чуковскому, то такой  перевод никуда не годится.
Вот что пишет Владимир Козаровецкий
Вопрос об отношении к переводам Маршака тому, кто сегодня пишет о сонетах Шекспира или переводит их, обойти невозможно: слишком долго «Сонеты» были им монополизированы, слишком прочно представление о них в огромной читательской массе связано с его переводами. Можно было бы ограничиться ссылкой на мнение Пастернака, относившего Маршака к третьеразрядным переводчикам (зная Пастернака и его умение использовать многозначность слова, следует учитывать и имевшееся им в виду значение словосочетания третий разряд: оно означало торговое сословие), но я понимаю, что такая оценка, позволительная Пастернаку, от любого другого пока еще требует доказательств. Привожу их.
Впервые переводы Маршака были задеты осторожной критикой в статье Н.Автономовой и М.Гаспарова в «Вопросах литературы» (1969, 12). Упрек авторов статьи «Сонеты Шекспира – переводы Маршака» по поводу того, что Маршак перевел «Сонеты» «не только с языка на язык, но и со стиля на стиль», сместив словарь переводов в сторону поэтики русского романтизма первой трети ХIХ века, – скорее дань осторожности, чем открытая критика: статья вышла, преодолев огромное сопротивление.
подражателей романтикам выдают не слова, даже такие, как (у Маршака) чело (сонеты 2, 19, 60, 63, 70, 130), локон (12), краса (15, 41, 65, 84), ланиты (19, 98), отрок (80), уста (23, 70, 81, 83, 86, 98, 100, 106, 128, 140, 142), наперсник (25), взор (18, 20, 47, 83, 93, 110, 113, 116, 127, 132, 141, 144), которые стали архаичными и сегодня употребляются почти всегда в ироническом контексте (слишком частое употребление этих слов Маршаком действительно вело к стилизации); эпигонов романтизма выдают определенные фразеологические сочетания, точнее – поэтические штампы.
вот наглядный ряд поэтических штампов прошлого века, использование которых противопоказано любому переводчику и которые неоспоримо свидетельствуют об уровне переводов Маршака (для желающих убедиться, что все это мной не придумано, в скобках указаны номера сонетов):
аромат цветущих роз (5), седая зима (6, 104), внимать с тоской (8), объятый грустью (8), тайная причина муки (8), отрок юный (8), грозный рок (9), темный локон (12), юность в цвету (15), светлый лик (18), нежный взор (20), сердце охладело (23), печать на устах (23), томить тоскою (28), грустя в разлуке (28), отвергнутый судьбой (28), горестный удел (29), тайные думы (30), последний приют (31), бледные воды (33), печальный жребий (33, 92), бесславно увядать (37), одинокий путь (39), сердечные узы (41), своей красой пленя (41), напрасно ищет взор (47), тайна сердца моего (48), с тоскою глядя вдаль (50), трепетная радость (52), горькая разлука (57), милый образ (61), ошибка роковая (62), светлый облик (65), юные дни (70), замкнуть уста (70), туманить нежный цвет очей любимых (71), быстротечная жизнь (74), вкусить блаженство (75), земной прах (81), молчания печать (83), робкие уста (86), пламенные уста (106), приют, дарованный судьбой (109), заветный порог (117), печаль и томленье (120), я образ твой навеки сберегу (122), томящиеся уста (128), сон, растаявший, как дым (129), любовное томленье (131) и т.п. – список мог бы быть и длиннее.
Эти банальности никакого отношения к Шекспиру не имеют: эпитеты и сравнения Шекспира всегда неожиданны и свежи, и это ощущение свежести его стихи вызывают и сегодня. Банальности у Шекспира невозможны,
При чтении его переводов то и дело натыкаешься на непонимание переводчиком шекспировских образов и такую их обработку, которая делает стихи претенциозно-непонятными, хотя у Шекспира никакой темноты нет. Например, Шекспир предлагает адресату 3-го СОНЕТА в будущем вспоминать, глядя из окон возраста, а у Маршака: «И ты найдешь под старость утешенье В таких же окнах юности твоей»; Шекспир в 14-м СОНЕТЕ не берется предсказывать, а у Маршака: «Не знаю я, ненастье иль погоду Сулит зимой и летом календарь»; Шекспир в 16-м СОНЕТЕ говорит о том, что его рифмы небезупречны, а Маршак пишет: "бесплодный стих"; в 20-м СОНЕТЕ Шекспир предлагает другу себя любить, а с женщинами жить (спать) – Маршак переводит: «Люби меня, а их дари любовью»; в 21-м СОНЕТЕ Шекспир говорит, что его любовь прекрасна, как для матери – ее дитя, а у Маршака: «милая прекрасна, Как все, кто смертной матерью рожден» (повторно воспроизвожу эту ошибку исключительно для того, чтобы показать, что она не случайна) – и т.д.
Еще хуже дело обстоит, когда Маршак вводит в переводы свои ложно-многозначительные образы. В 3-м СОНЕТЕ сонетный замок в результате такого перевода выглядит так: «Но, ограничив жизнь своей судьбою, Ты сам умрешь и образ твой – с тобою!» В 4-м СОНЕТЕ: «Природа нам не дарит красоты, Но в долг дает – свободная свободным». В 36-м: «И ты принять не можешь мой поклон, Чтоб не легла на честь твою печать». В 45-м: «Со мною остаются остальные (стихии – В.К.) И тяжестью мне душу тяготят». В 52-м: «Но знаю я, что хрупко острие Минут счастливых, данных мне судьбою» – и т.п.
Только этого мало. В маршаковских переводах есть и такие перлы, что их одних хватило бы для того, чтобы счесть оценку Пастернака очень уж деликатной; например, как вам это понравится? – «И этот старый пожелтевший лист Отвергнет он, как болтуна седого...» (СОНЕТ 17); «Когда меня накроет смерть доскою...» и «Сравнишь ли ты меня и молодежь? Ее искусство выше будет вдвое» (СОНЕТ 32); «Зову я смерть, мне видеть невтерпеж...» (СОНЕТ 66) и т.д., и т.п.
Я согласен с этим, и надеюсь, что мои переводы без этих изъянов и со временем  читатели поймут, что есть переводы точнее и поэтичнее, чем у Маршака.