Сокровенная Россия. Поэма философская. Часть втора

            Сокровенная Россия. Книга 2. Российский человек

























Секрет вского народа, особенности каждой части света и его центра, скрываются прежде всего в характере и организации, урганизации его человека. Субъективный предметный движущийся реализм, просто субъективный реализм, рассмотренный в книге Первой в связи с завершением системы философских направлений и их обобщением на основе реалий, присущих и выделившихся в России в связи с началом эпохи второго тысячелетия её существования. Они дают основания для формулировки такого философского направления и требуют его для её, Русьссии самосознания, самоорганизации, самодвижения, оборачивания, обращения и перехода в новый план существования, уже в становящейся более целостной деятельнотью бытии, Времени Ином. Это тсвязано и  ослаблением отчуждения верхов и низов, в характерном только для неё виде, и с периодом Новой Архаики, переживаемой ею глубще основного мира, что связывается с бОльшей глубиной её перемен, точнее, обновления. Тем более существенным становится исследование и понимание её человека, как главного наследия всй предыдущейи будущей истории, предыстории и псотистории. ВЫ то же время необходимо подчеркнуть, что многие черты роднят роусьссийского человека с человеческим родом вообще и даже особенно близко, чем многие или все другие, а также — с людьми других частей света, что специально в подробностях не рассматривается, поскольку потребовало бы изменить ракурс рассмотрения. Отметим только, что при всей особенной ориентированности русьссийского человека на личностное начало, оно как раз характерно тем, что в нем разноречиво-мирно и деятельном («мыследеятельно», Пятигорский, Щедровитский, Выготский, и не только «мысле-«, но и иначе) сочетаются черты, оказывающиеся господствующими в отрыве от личностного или в пренебрежении, подавлении  его в других сторонах света.Поэтому единство человеческого рода оказывается ослабленной и потребовала бы специальных исследований, как и требует их, хотя легче всего они осуществимы в Русьссии, стране – «микрочеловечестве» по своему всеохватному многообразию и основанности не на распадном, танасическом (См. Кн. 1) глобализме, а тардиционном расцветающем всечеловечестве, особенно заявляющем о себе после  распада общности чисто политической и, во многом, механической. Поскольку предмет русьссийского человека чрезвычайно многообразен и многоуровнев, то необходимо ориентироваться на древнейшие формы, на основе и в уточнение которых возникли различные (в том числе негуманитарные) человековедческие науки. При этом очевидно, что глубина охвата делает возможной ее высоту и экстраполяцию на ближайшееи и более отдаленное будущее. В отличие от механичной (теряющий даже былую «органичность») глобалистики. Пересматривающей ее «человечество» как актуальное множество (малтитьюд) в перспективе роста новых Урганизмов (См. Кн. 1) , сочетающий с ним магнитьюд в со-обществах, во многом, но обращенно, наследующих общностям традиционным и, тем самым, раскрывающим новые горизонты для всестороннего совершенствования рода человеческого.
Книга естественно распадается на пять частей. Из которых три восходят к традиционной для истории трихотомии:  плоть, душа, дух. (соматика, психика, пневматика ап. Павла). В его времена не рассматривалось в христианстве телесность как язычество, гблетика, что добавляет вводную часть. Таким образом, как будет видно в Кн.3., по превалированирю начал образуются деятельностные со-общества в рамках общественногог соединения деятельности и обмена ею. С этим свободно связаны и разделения наук, искусств, верований и дисциплин (философия). Гюлетика означает преформацию человека, соматика – позицию, душа — формацию его, сильное внешнее влияние и— деформацию, психическое — трансформацию так, что три эти части составляют логически одну. И, Наконец, позиция составляет последнюю часть (и по доминированию наиболее позднюю) — духовную. Которая в своей четвероякой зрелости приводит к персоноличностному обороту и даже перевороту, выражаясь в приходе к господству целостной деятельности и личности, всегда действовавшие в Русьссии и разворачивающиеся в назревании перехода от предыстории к истории, Времени Иному. Сходные процессы протекают по-своему в других частях света, поэтому исследование будет постоянно обращаться к опытам отчуждения и борьбы с ним ориенталов, оксиденталов и меридионалов (и сходных с последними северных народов). В этом отношении русские — не «гипербореи» (Нитче, Розенберг), а «бореи, близкие к северу по эксцентриситету Земли и её культур. Америка же в целом живет по прнинципам, сходным с меридионалами, но безумствующими в области технологий и национального промискуитета. Для достаточно полного понимания Кн. « необходимо ознакомиться с представлениями о России как предмете в Кн. 1, гл.VIII, а в целом – со всей Кн. 1, дающей представление об адекватной методологии (МеФодологии) понимания Руссьсии и могущей возникнуть только на её собственной почве не только как воссоединение трагически разорванных (что и привело к во многом трагическим последствиям) философии (Русской классической религиозной) и соотвтетствующим ей слоям высокой культуры и слоям социальным и веществодельным, слоям. Но и переосмысления их в свете мировой философии с выработкой четвертого, и последнего, философского направления — субъективного идеализма. Если избавиться от закоренелого предрассудка, что субъективность присуща только человеку, а не происходит в каждом движении и его действии, что приводит к сознанию и сознательности даже той жесамойц субъективности в принципиальном субъекте ) человеке и субъектах общностных. Предм6етная природа субъективнеости в том числе может быть проанализирована только на почве жизни в разноречиях и единстве вплоть до цельности, характерноых для Русьссии, малого человечества. Поэтому каждый этап есть созревание и назревание сознания и егосозревание и назревание во всей интенсии в цело, вплоть до оборачивания в воплощение (если нужно) и в определенную действительность, при чем они столь взаимосвязанны при предметной  разноголосице реальностью своей, что каждая касается каждой, пусть своеобразно,как своеобразны реальности, но всякая есть движение и консолидация разобщенного в универсуме  разнообразия существования, сущностения, стьностения и сущЕЕностения(Бытия как «верхней основы» духовного. Завершением восхождения (и, одновременно, нисхождения осознавания) есть лтичность, исторически изменяющаяся в развити, хотя её более высокие уровни присутствуют дюнамически, а низкие – энеогейически (деятельно). В столь популярной «теории отражения» как существа сознания проводится мысль об ее деятельнойцприроде и деятельности в природе, и субъектиальлном как деятельности-творчестве аммагамы зеркал, только и делающих их зеркалами, спсобными отражатьи искаженно. Что и слшучается в полной отчуждения предыстории.Соответственно каждая стадия становления и осуществления человека имеет свою специфику и зону участия в человеческой предметной творческой поступающей оборачивающейся субъективной бытийной деятельности. Она, руководя всеми движениями, проникает в глубины предметного (в том числе и псЮхически-психического) и изменяет реальность реального, часто доводя его регион и свой домен в действительность, перекрывающий всю предметную реальность лишь в мышлении, мыследеятельности.









                I. Всечеловеческое: Человек стихий

Как уже говорилось, крайноси универсума — с одной стороны, господство, гегемония самого подвижного и свободного, потому охватывающего собой наиболееширокие, беспредельные горизонты врменеи и пространства, всех реалий, и это относится к идеальному как опоре духовного и личностного как  способа существования духовного, независимо от широты его охвата. Но широта охвата подразумевает проникновение в него и многого, и проходящего\возникающего на разных уровнях ьдвижени\свободы. Поэтому рассмотрение стоит начинать с наименее свободного. В котором идеальное, дух какусия единенного сокрыто в глубинах естества и оборачивается наиболее инертной стороной. Не случайно в физике господствуют инерциальные системы Галилея-Ньютонаи эйнштейна. Более по традиции, чем по существу фундаментальной наукой считается физика, но, если прислушаться к «фюсис» — «то, что растет», то это неизбежно  приводит к  всей стистеме произрастающего и орган—низующегося, ас¬—социирующегося и позицион—низирующегося, то есть к росту до вершин су4бъектального и мудрого,сущЕЕства сущЕЕго, духа и бытия. Их укорененность в основаниях существования как усий свидетельствует, что то, что осуществляет бытие в существовании, енсимирует существующее, предметная реальная поступающая человеческая деятельность (в комплиментраности идеальной, но имеющей остальные те же признаки), раскрываетосования существования как одно из началсвоих, а именно — творческий урганон. Бытие, которое только и удерживает существование в существовании, ургичнои, согласно четвертой формулировке антропного принципа, подходит к ситуации, что само сознание есть фактор существования и существует, что бытие в сознании оборачивается и создает универсальность,реальный (до сих пор больше потенциальный, дюнамический, и так действующий) универсум. В этом смысле человек способен воздействовать, деятельствовать в универсуме в его совершенствовании как микроуниверсум. Использует его типы существования и движения\свободы как свои собственные и через свои собственные. И в этом опрережая универсум в единении, в единстве, человек, хотя преисторически он еще отчужден и отдален от своего призвания и естества, от присущей урганичности своей деятельности. Он еще более геник и гееник с мотивацией «от дна», от действия потребления, от гониии.. Наступающая эра призвана обернуть эту ситуацию. У многих и во многом это уже осуществляется как определенное «бывание» «бытьтелей».Именно это микроуниверснумное сущеество человека приведет неизбежно к обращению медицины здоровья (а не исключений-болезней) в новую фундаментальную науку, синтезирующу, конкретизирующую все остальные, не исключая и «фюсис» человека, в развороте к деятельности-бытию, Урганону. С точки зрения субъективного реализма, универсум в лице человека только частично достиг целостности и завершенности своегосуществования. Которое и обретает явленное бытие, вчастности, в ценностях, которые неозможны без отношения к субъектальному и субъектиальному и влиянию «от амагаммы» на неровности зеркала (субъективизм) и собственно зеркалдо, включающее и имеющее первым слоем еще субъектное сознания.. По существу, бытие – пробуждение четвероякого ценностного в существующем. И ценность эту раскрывает человеческая реальная предметная оборачивающаяся поступающая субъективная (в очищенности субъективного) деятельность как осуществляющаяся в и для бытия. Поэтому для субъективно-реалистического исследования российского человека (просто он берется за предмет, возможно, пересекающийся с человеком иных регионов в—селенной) традиционный метод единства исторического и логического поверяется и преображается урганистическим, движение-деятельностным, что делает и применение первых более конкретным и, следовательно, содержательным. Последнее,в частности, приводит к некоторому превосходству псЮхелогии и гуманологии над психологией и антропологией, хотя в целом, за новизной подхода, сохраняется традиционное видение развития и существования надоборачиванием и бытием. Поэтому начинать необходимо стого, что роднит человека со всем универсумом как человека и универсум,сослагающих его стихий. Отметим попутно, что именно традиционно космический русский взгляд естествоиспытателя позволил Менделеву за веществами рассмотреть элементы. (Архе, началами, что в древности отождествлялось со стохейон—стихиями) как элементы существования, хотя чисто философски, как было выяснено еще в древности, их знкачительно меньше — именно четыре. Хотя четверояка и система Менделева—металлы и неметаллы перекрещиваются с газообразным и твердым). Исходя из всего этого, субъективный реалист  видит основания субъективного уже в движении и связанном с ним взаимодействии реализмов (элементов-веществ) уже в основаниях человеческого сущЕЕства, что и становится базой его проясняющей чувственное интуиции как непосредственного постижения иного на основе опыта себя.


                1. Человек хорический ( архический). Гюлетик.  Стихия земли

Прежде, чем говорить о специфике российского тела, необходимо выявить общеисторические корни его происхождения. Выделяя тело, душу и дух, ап. Павел (1 фессалон.5;23)опирался на представления своего времени, не знавшего истоков человеческого бытия во-первых, и  основанного на отрицании античности, в которых эти предпосылки господствовали и развивались. Как о таком «антикос», общечеловеческом корне и истоке истории из преистории, как стадии развития человека, общества, культуры. Как специфике народов и отдельных людец за счет доминирования этого начала, которое никогда не отрываетсч от других составаляющих, как об условии философского. психологического (научного), эстетического, да и религиозного подходов, где превалируют разные стороны существования человека и человечества так, что через специфическое, например, психологическое четырехтомия либо проявляется (эстетическое), влияет, либо формируется, (испытывает влияния), либо осуществляется (религиозное), либо становится основой более высокого существования, бытия (философское). Но в основе его лежит исходное, гюлетическое, вещественное, архическое (от архе – основа), в пределе; архаическое существоание, пре—бывание человека. Этот период и состояние можно назвать Архантикой. В этихусловияхчеловек развивается под воздействием формы проявления архэ ; стохейонов, стихий, взаимодействует с ними и  их преодолевает в свою пользу. Сами же6 стихии,по-видимому, имеют происхождение (не астрофизическое, а обратное, гуманологическое) от земли, «персти» (Быт.) и есть формы её сублимации, что выявляет оборот астрофизического процесса, который обернется еще раз в развертывании человеческих свойств и качеств. Особенно это характерно и выпукло проявляектся ыв условиях преистории, становится основой.опорой.отпорой ранней предыстории и никогда не покидает человечество, часть которого иногда \(племена, классы, группы, люди) пор доминированию к нм и сводятся как к земному как принципу изначальному См.: Кн. 3, II, 6; Кн. 4, III., 3) и обретают в этом не только прочночть и достаточность основакний,но и широту возможностей развития от гониии до урганона до стамых крайних пределов. Доругие уровни, опора на них — ненадежна и не дает соответствующего размаха в универсуме, а зканчит — полноте бытия. Пре-бывание человека характерно вззаимодецствием со стихиями (последовательно) земли, воды, воздухаи огня, эссенций, в результате посхождения он становится квинтэссенцией (сущЕЕством) и вступает в предысторию, осваивает её и пре-образует—ся в истории. И можно с изветсной степенью точности сказать, что стихиям соотвтетсвуют и разные слои универсума.

                Человек земли
Исходно бывание человека\. Этапа землт, связано с формированием его тела. Всё живое живо активностью, самостоятельным, идущим изнутри, движением, возбуждением, как специфическим движением воз-буждения, пробуждения от традиционной спячки земли в ее самополагании вотносительном, детерминируемом прежде всего извне, но проходящем внутреннее, покое, «подвижном покое» (Лосев). Внутреннее определяется прежде всего беспокойством жизни, неизбежном не только для ее сохранения и поддержания, но и собственной активности как таковой, для первых двух неизбежной.Живое движимо стремлением подчинить внешнее как условие его существования, но они оказываются внутренним возбуждением, развивающемся впоследствии в по-Будь-ждение. Формируется сома, впоследствии становящаяся соматикой тела. В своём «жизненном порыве» (Бергсон), собственно, еще преджизненном возбуждении, сома сталкивается с внешним\. Но еще какединичным, синглом, сингулярным, проявляющимся как первичный протознак в четырехединстве смысла (внутреннего) значимости (поверхностного изнутри границы), значИмости, фиксированного на поверхности и значения, соотносимого с собственно внешним. Так проявляется раздражимость, первичным способом взаимодействия внутреннего и внешнего на основе формирующейся, проявляющейся в своем значении, преднерваня система реагированияЮ в которой предзнакоборачивается, внутренне становится значением, смысл наделяется значением для внутреннего, а внешнее наделяется смыслом для жизни. Сингл оказывается теперь сигналом, требующим обратной связи. Так формируется оборачивание\. Призванное сычыграть большуюроль вдеятельности. На основеоборачивания формируется предвнимание, обращенность к важному дляжизни,из которой оплотнится бывание. На этом уровне можноещеговоритьо проявлениях в человеке того, что в живом как возбуждающемся в единстве с раздражимостьюпонимается как тропизмы – фототропизм, стреление к свету, геотропизм, стремление (первичное) к земле, химотропизм,стреление к пищекаквнешнему условиюсуществования, самополагания в движении, и специфический,создание условий совместного существования,размножение и образование колоний совместности, что вполедствии выразится как социальность,каксуществоание жизни в качестве самополагаемого нетолько изнутри, но и вовне. Именноблагодаря первичному, делящемуся размножению, живое не погибает в первом поколении под воздействием реды,а сохраняется  и размножается делением, что сохраняется впоследствии в делении половых клеток на более высоком уровне. За счет проникновения в землю осваиваются все новые пласты,роды земли. И,хотя живое возникловокеане, собственно живым оно становится при проникновении в землю, а предшествующая эпоха определяется палеонтологами как «криптозой», скрытая жизнь О жизни в собственном смысле слова в водеговоритьеще преждевременно. Освоение  земли является исходным и для жизни, становящейся способной к актономному, активному,аутогенному существованию, предбыванию, но способна уже к самому быванию за счет выявляющейся системы возбудимости,основы нервной системы,определяющейсуществование всего живого, хотя бы на основе обратного действия, оборачивания, возбудимости внутреннегог внешним, что создает избеганиекак первичнуюактивность наоснове оборачивания возбуждения и ответа на раздражение Возникает вторичное движение, а не толькопервичное,еще неотличимое от возбуждения и его распространения вовне.
Человек земли ; человек исходный и, поэтому, неотменимый и способныйк обоснованному,основанному и  основательному развитьию, в отличие от людей,трагически от земли оторванных или оторвавшихся, что происходит в условиях падкойна безосновательное,но связанное природными ресурсами. Сырьем,хотя бы в сознании людей,в пределе; грубо социализируемых детей ;параноидноеразвитие без намеченного и целесообразного, определенногоценностями, предела.Трагизм цивилизации, как мы увидим,заклюцается( Кн. 3., III)  в ее двойственности, милитаризме вовне и цивильности внутри, агрессивности как принципе, при чем агрессивность проникает и вовнутрь. Социальностьторжествут над человеческой общественностью. \в этоотношении люди, имеющие корни, хотя быкультурные, разрушаемые цивилизацией, способны создать культуру, мирнуюкаквовне, так и внутри,основаннуюна прочном фундаменете,а в определенных случаях, и цивидизацию (русьссийскую), оберегающую и развивающуюкультуру. Не случайно на исходных уровнях говорят о культурах живого. Человек земли укоренен в самой прочной стихии и из нее, как из почвы, развивается к вершинам совершенствования, не подменяя его бездушным, автоматизированным развитием,предпочитающем основания в вещах,а не веществе, элементах. В форме, а не содержании и, на основеабсолютизации формы впадающей в крайности отчуждения и жесткой, этосной социализации. Впрочем,всовершенствании людей земли, возвышающихсясоснованием черезвсе стихии,есть своё,исторически преодолимое и преодолеваемое в предыстории отчуждение ;за совершенствоание дажеза совершенное и его средство принимается элита, власть как средство совершенствоания,хотя она часто служит не средством его а,ограниченная узким пониманием ее людей, препятствующаяему, власть, превращащаяся из естественно возрастающей человеческой общественности в социальную силу, хотя не способна сделать это доконца, поскольку и человека земли есть опора в земле, не только в еемертвых ископаемых, но и в живой природе. Именно открытием живой природы в которой и с которой живет человек земли (проявляющегося, в частности, вспецификерусского естествоиспытания), вотличие о т признания прирожденными прав только челвека (Просвещение), человекземли обнаруживает свою свободуи вытекающие из нее свободы и права врожденными, истекающими из самыхосновахжизни не толкоееорганикинео и того, счем она связана.развязана, с землей Их до конца отчудить невозможно, это ; изначальная свобода,воплощенная уже возбудимости живого и, на уровне челочвек, становящаясяего существенным, видовым, специфическим не только свойством, но и качеством, часто в различныхобществахостраняемом, извращаемом,првращаемой и  звращаемом (характерно, что в последнемсохраняется акт половойлюбв, хотя и не всегда вблинарной связи,чего нет в другихформах отчуждения). Человекземли естественно производящ,естественный и исходный производитель,вотличиеот добвающих мертвоеиз-под почвы добывателях илифабрикующих изнихчасто противоестественных (включая и основанной на добывании электричествасредствах массовойэлектронике и информатике). Естественнуюпроизводительность земли заметилиеще основатели политэжкономии, физиократы, почитающие ееединственно производительной силой,от чег не мосгли отказаться и последующие политэкономы в формепотребительной стомости\.ни последующие экономисты,называяэто «предельной полезностью» (австрийскаяшкола). Человек земли – естественный производитель (включая и сырье, а не природные ресурсы) содержание по преимуществу, ограничивая и денежнуюформу  хозяйстывенным содержанием, вотличие и  роположностьгосподствупроизводстваформы (вплоть до пустыхсмулякров,Бодрияр), что безосновно, беспочвенно и естьотрыв и абсолютиязация иных гюлетических начал от  земельной основы, что выражается в экологическом и национальном терроре цивилизаций ав такжевгосподстве социальной формы структур над человеческим,общественном содержанием, системой \. Вотличие от земледельческой систкемности, общественности и человечности, хранимой и развиваемой культурой и доженствующей ее охранять предоставлять средствадля содержания формальной цивилизации. Исток свободы – неизбывная возбудимость, условие ее осуществления в среде – раздражимость как  освоение внешних условий, осуществление вовне и внутри – реактивность, что создает внутреннюю сигнальную\. Знаковую систему целостности сомы  ее бывания как дальнего прообраза бытия, того, сто станет тропом – поворотом, как мрдификации тропизма непрямого реагирования, опосредованности ; как тропа (и скептического\. И предриторического– прообраз тропа, фигуры,. образа, ммфа и символа. На уровне человека земли формируются первыеп общие ; фетиши, воплощающие общее сообществу, обществу, с ним совпадающему и всеобщность природы в различном, осознаваемое как ее одухотворенность. Здесь, вотличие от последующего фетишизма какгосподства вещного, собственно.вещественного форма подчинена,а недовлеет в фоме,выражает содржание,связь, а не остраненно разграничивает и подавляет этим. Он соединяет различное\. Не уничтожаяразличения, в этом проявляется тропизм сообщества\. Выражаемый каклюбовьЮ проявляющаясяс особой и индивидуализированной силой у человека воды. Пока что особая форма любви прорявляется в поколенчестве – дружбеюношей, терминальном  обществе собственно личностном живых терминалов  этого периода, в отличие от простого опыта терминальности смерти и маргинальнрости обратной терминальности рождения, торжества существования как бывания\. Уже восходящему к бытию, что остраняется и отстраняется как терминальное на следующем этапе, тогда как рождение и смерть становятся из естественного основойчеловкеа воды.Человек земли, перешедший на поверхность, почву жизни, на землю, есть человек естества, в том числе при-род-ного, в том числеродовог и рождающего, что вполедствии искажается вплоть до противопоставления.соединения конекретного имх познания ( ср. «конкретную метафизику»  Флоренского) их вокружюающем отчуждении Просвещения и  познавательности математизированного естествознания, как и любовь – в отвлеченной форме эстетического созерцания.вотличие от конкретности любви к человсвеку как таковому, конкретному и конкретности отдельного человека как человечества,ношения в душе спасительног8о начала любви в отличие от  абстрактной веролояльнорсти. Язык землянина, а человек зхемли – землянин в строгом смысле слова, не имеет означающего. Точнее, оно подчинено означаемому и служит утверждением общественного состояния человека, его чувствам. И предостережения от обратногоЧеловек земли архэичный в строгом смысле слова.Как это будет показано ниже. Это – человек Средиземлия. Континентальный человек, более того, человек Среднимирия.. Онователь геополитики, Мечников,выделяя народы речные, морские и океанические не мог и предположить выделения народов континентальных, меньше зависящих от торговли и экономики, самодостаточных всвоём народном хозяйстве, независимых, преимущественно общественных, а не ретроградно - этосных.Они сочетают другие гюлетические качестчва с основательностью, принимают то, что сделало первобытное социальное стадо человеческим обществом – попечение о детях, человеческое отношение к женщинам, попечение о больных и заботу о стариках,следующая стадия вернуласьк этосным отношениям, доминированию социального как отчужденной формы\. Хотя и  контролируемых следующей стадией, хотя и последняя в своей потенциальной общественности носит отчужденный характер и пополняется  следующей стадией, хотя тоже в отчужденных формах Высшая стадия также не лишена отчуждения\. Хотя на исходной отчужденипе сводится всего лишь к остранению (термин Шкловского, в расширенном варианте) как свыражении опредмечивания природного, которое пмревращается в реихикациюотношений при господстве социального, что подводит к вопросу о человеке воды.  Когда другие – стохейонные, (эссенциальные,) экзистенциальные квинтэссенциальные ; производные и, как Антей, в отрыве от архэики теряю силы и погибают.


                2.  Человек воды. Эссенция.

Если человек земли есть по преимуществу гюле как сома, вещество как существо, первичнро общественное за счет табизированнон\. Отрицательно определенное от животного царства и положительно-фетишизмом. Антропологи сошлись на мнении (в фориулировке Фролова), что человек стал человеком, когда пересталубивать стариков и детей, решать споры насилием и насильно овладевать женщинвми, что есть первичное, негнативноопределенное общество, то человек воды определяется социально, насильственно, внутри общества и за его счет, поскольку положительно этотс человека еще не определен и позволяетопределяться за счет общества также, но внутренне, негативнро.. Он есть индивид, тело, в отличие от врхэйя, определенное извне т существующее внешним, формаьльным. Дажелюбов, раскрывающее внутренне, внутренне преображаюую челбовека (Соловьев) он переносит во внешний план, формализщует как внешнюю красоту, привлекательность, не раскрывая за ней содержание, любовь. Любовьпревращается в формальное вожделение, секс, не имеющий содержания и  в целом случайно порождающий  новое. Человек воды прежде, чем формали зовать любовь, форитруется как потребитель. Наиболее существенная увждодневная, удовлеьворяемая исключительно индивидуально потребность – вода. Ожидание ее и поиск ее требуют воли как терпения. Остальные потребности могут быть ужовлетворены и удовлетворяются общественно. Потребность в воде развивает иные потребности, первонрачальнро как их индивидуацию, а затем, на основе освобождающейся воли, порождает новые\\.ю чмсто индивидуальные потребности. Но оги нуждаются в удовлетворпении и столь велики, что не могут быть осуществлены в средствах идивидуально. Дейчтвенная, потребляющая сторона деятельности становится господствующей, что,какпримитивное содержание\. Содержпгтн желаний, порождает форму их удовлетворения, форму антиобщественную, фориу подчинения. Предпосылки этому есть уже в самом обществе – половозрастное разделение триуда,еще не имеющееустойчивых формальных признаков, но определяющее систему аторитета сташим,дюбовно- человекопроизводящуюв влюбви женщины и  охрапняюще=-продуктопроизводящуюиужчин, обви и красоты соответственно. Потребность, желание и воля ставят индивида как индивида в исключительное положение вличностном, моральном обществе, на чем основана его этика, способ обитания. Индивид оказывается внутриобщественно этологическим сушеством, еще не вполне или, скощее, уже. Он оборачивает первичные запреты,такб, на себя и в свою пользу, фетишизирует себя и свое, превращая его в собственность, сексуализирует, такжеформализует\. Люблвь, ронвращает красоту мужчины в гипертрофированную мужественность, превращает детей и территорию обитания,ранее бывшие пользованием, во владение и иерархизтруетобщество насилием, превращаемым во власть. Формальная структура связана с желанием дистантироваться ри природы насильственным переаспределением потребления в зависимости от желания и дистанции отобщества с использованием его желанием и потребностью подчинения,осуществлением воли. Но общество не исчезает,оно обеспечивает содержание этих формальных структур, хотя его система свободы каждого вусловияхсвободы всехнаоснове взаимных отношений подчиняется структуре, частичному, фориплизованному  социальности Сам жеиндивид, яеловек воды,зависим от жидкостей своего тела,от пит ья,утонченного и пищи,усваемоц такжевжидком виде\.всеболееутонченном. За ихсчетобеспечиваются  отвердевшиесоуи – мышцы\.какединство желания и воли Начинает представляться, что желание и воляесть суть человека,еосущество, распредпеленные междуразными людьми и взаимно ограничиваютдруг друга и люди различаются рдни ; люди воли,другие ; желания, соответственно формируется представление об источникаъ желания воли и врое желания, одушеиндивида,аструктура делает индивидами многихпроявлениях внутреннего, на основе нервной системы и как ее всадника ; души, у одних сильнее. Удруги соабее. Душа жепонимается у многих народлвкаккровь, и ее орган; якрдце. Побеждает анимизм,даже табу и  фетиши наделяются, вместе с иерархией и собственность душевной силой ; манна на языкеполинезжийцев \(Фрейд). Но душаещепонимается в смысленекой тонкого вещества( а не энергии,какпозднее). Индивидуация флормализует ранее внутренне организованное гюде  (чкрытую и находящуюся вдеятельном отношении с миром сому в мире сому) в сому,тело,лронднляемое извне, несамостоятельнрлель ролявлений потребностей,гтпертрофированныхвжеланиеВоля нревращается при этом в произвол,что особенно обостряет власть и наилие в социальности, еще более формализует подчинрение и,ппреждевсего,самого властителя.Его преждевсего,каки всеэвсоциальности, определяет не радость рождения\. Арольивоположное ; срахсмерти как явление терминальнрое,лишающеевлаги как элементарной формы желания и воли. Отсюда  из рнеегомподствовавшихчувств и вместо нихгосподствуют аффекты.Аффекты ;неосущистивщиес\, заторможенные, прескрибированные чувства, на них видна формализация любви и красоты. У человека земли любовьвсеобща, есть связь всего в гаромонии, и не только половой; она раскрывает внутреннюю, содержательную, красоту в ее проявлении вовне, ек ысегда совершенном. Для человека воды любовь формализуется до сексуальных отношений, в которых внутреннее и внешнее низвордятся дополовогно низа, связанного с выделениями естественными во-первых, жидкостных во- вторых- влажном семени (еще Фалес утверждал, что всеиз воды, аргументируя к тому, что семя животного;влажно), увлкднения влагалища и, главное, развития плода воколоплоджной жидкости. Рождение переживается как утратапренатальной безмятежности в первичном океане, воплощенном во внутриматочнойжидкости, как смертьиз наслаждения встрадание оголенноготела (Ференцен). Соответственно формализуется и ограничивается красота, онаподменяется внешней привекательностью и всё более становится функцией и продолжениремсексуальности. Сексуальность сегментируется до крайних форм (Фрейд) и становится траги ческой проблемой культуры ; от Плаоорвского эроса до эротизма («вятой плоти) Серебряного века т сексуальной революции ХХ века. Происхордит противопоставление сексуальныхролей и вне секса, что превратило любовь в аффект (Декарт,Спиноза,Сартр). Подобно этому асё большее значение приобретают различия, расколы, размежевания,ранее преодолеваемые содержательно, любовью и красотой. Нв место любви приходит ненависть (Ср.Эмпедокл) и  выражающая, и выражающаяся в аффектах. Общественное состамавляет в этих условиях содержание, душу, кровь социальрной структуры, формально оформленная насилием, кровь проливающую. Всё это дает основания дляорганизмических метафор социальногоцелого (абсолютизированной структуры) от Гоббса до Спенсера, предполагая зп иерархией функции общественног8о питания, продвижения соуов (пищеварение). В конечном счете,основой становится гормональный обмен, обеспечивающий во многом аффекты. Разрывы и различия опосредуются главным образом силой, почерпнутой у общества какосуществление уже не только пользования природой, но и владения ей, чтро означает уже не партнерские, а насильственные меры. В любом случае различия и противоречия опосредуются, то есть углубляются вплоть до разрывов, а не посредованийв культуре, каку человека земили. Но и  человек воды вынужден опосредовать протитворечия, хотя и ассимметричнро, в свою пользу, эгоиститчески. Здесьон не может воспользоваться тем содержанием, которое существовало ит в котьтором существовало общество человеуа земли ; культурой. Однако здесь она, не могущаяоторваться от народных корней и связи с ним, поскольку именно ему она адресована, хотя в отчужденной форме,частично, обращаетс\я внутри и для иерархмческих «верхов», но должна «стекать» и до земли. Основой детельности человека воды есть «открытие» формы,оформление, например, отсечение лишнего в обработке камня. Вообще он основан на ограничении; крайности оформления;например, избранных, но ;именно вследствие крайностей ограничения;возникает неизбежное стремление к  преодолениюграниц, «рстекания» структуры,изменен ия границ владения. Человек воды ; скиталец, в отличие от человека земл и, странника дажевсвоей стране. Реки, моря,океаны,ранее бывшие естественными пределами, «краями№ пользования становятся уже преодолимыми и средствами преподоления и связи различных частей владения и между владениями, часто (азиатский способ производства) ; средством влияния на общество,человека земли, ккак гарантия социальной структуры на систему, в которую она вписана по мере превращения социальной структуры за счет ее внутреннего противпоставления и различия внутри  ради общества ; в противопоставление себя обществу и его разделению, что обеспечивается и обеспечивает диктат разного рода силы, в отличие от силы как способа связи людей с собой и природойзасчетопосредования противоречии и различий. Речь, которой пользуется человек воды, ьесть господство означаемого, его доминированиенад реципиентом, есть приказ и закон. Ответныйдиалогический компонент направлен  от означаемого к означающему, который при этом ритуализируется. Скрытая конфиктность неизбежно ведет к риторике и трорповости, поворотам речи, аппеляции к общему, общенеобходимому и только им и держится, поскольку нуждается уже не тольков моральности как законности, но и в лигитимности,оправданию. Так риторическиформируются представленпия о благе\благе, раскрывающимся на следующем уровнекак реальность и провозвестик символическогог. Но для человека воды благо ;власть, избавляющаяот связей со всем сущим, с его опасностями действия,труда, работы,границы, что выражается в «протоблагах» ; сокровищах и товарах.Жажда превращается в алчность, а омертвленный труд,часто в формах роскоши, становится не только внешней формойсоциальных отношений, хотя содержание его неизбежно общественно, превращается в элемент ненасытимого богатства. Мнртвое есть форма,господство формы,социального, над общественным, капитала кК омертвленного труда, есть фактор смерти и мир смерти вместо терминальности рождения ; терминакльность смерти и страха ее. В воде жить нельзя. Либо тонуть,Либо грести к берегу.Либо идти вброд. Если государства речные обеспечивали ирригацию и их богатством было зерно; народы морские основывались на торговле и развивали ремесло, промышленность, то океанические основаны на движении денег, финансов, предельнорй, доведенной до численной абстракции» формальности социального. Финансы всеболее становятся целями для самих себя,спекуляциями. Симулякрами (Бодрийр), произволом, которого не терпит жестко организованная социальность, особенно жоведеннаядосвоих пределов ;классовых и национальных противоречий, которые впоследствии обернутся формамисвязи и взаимодействия как группы и народы. Цикл идет, по-видимому (чего не заметил открыватель этой закномерности Мечников) – Юга- на Запад и, видимо, на север, к континентальной самодостаточности. Первичность человека земли, общества, неизбывна и цикл истории восстанавливает его права на новом уровне, о чем свидетельствуют, например,экология, прекращение прогресса, ресурсный кризис, без чего человек воды теряет  свою основу – формальность,зиждющуюся на инфраструктурах, перемещениях,особенно водных.Течения и  обмеления, наводнения денежных потоков формальнро, как тривиальная вода (парадокс бриллиантов и воды Смита) и поддерживается лишь запрудами монополий и монопольныхцен. Естественный предел развития капитализма классического ; паровая маши на. Электричество; уже самсоотрицание капитал изма в империализме, нарастающем господстве состояний ( в зависимости от ихвеличины). Создание персональногокомпьютера (Макинтош) и Ворд-системы !1985) и создание Интернета кладут естественный предел капитализма. Его миссия (1889-1989) Как и миссия Америки (1889-1989) и социализма (1889, Второй интернационал -1989)можно считать исчерпанными,они уходят в фундамент  нового Человек воды\. Доминировавший, но не исключающий другие системы, завершается. Технология,начавшаяся ветряными мельницами, в своем развитии преходит в противоположногсть ; втехнику как часть хозяйства, лишь опосредованного финансовой своей стороной. Но уже  с самого начала человек воды, социальнорй структуры, не только не мог существовать вне обшественной системы, ее использования и подавления\.без человека земли,а точнее,своего земельного, земного начала, но и без болеевысокого, воздушно еначала и людей воздуха Соматик не можетсуществовать без психики, за счтодноготолько интеллектуального поведения, общего с высшими приматами, за счет раз-ума, ума, прилагаемого только к одному, и особенно – при домин ировании надумом раз подсчитывающего разз-ума (что стало трагическим противоречем позднего Гейдеггера, для него и тогда неразрешимым)..Хорикческое ограничивается соматикческим, ограниченным количественно и формально (эссенциалист, стохеик),и преодолевается пневматиком, ограниченным качественно и неформально, что завершается пневматикой,содержательным и, потому, беспредельным.


                Человек воздуха (экзистенции)

Воздух является еще более насущной и настойчивой, ежесекундной потребностью, чем вода, но пока что удовлетворяется непосредственно и неограниченно. Он является стихией душевнорго человека, психика, и на этом уровне происходит опосредование и ограничение жестуих, часто отчужденных  и отчужденно осуществляемых иенленций соматики, ее превращенных форм, основанных в свою очередь, на моменте деятельноси хорика – опредметивании и  прежде все5го, опредмеченном выражении коллективно добываемого и потребляемого предмета, продуктак и средстыва су3ществования – пищи и его предметного опосредования – копья и копалки, заострения вещи, «интенции» ее и фетишизированного «остранения» как первичной культуры. Именно на абсолютизации этих предметностей и первичных различиях хориков строится жесткая структура внутри системы общества, социальность, противоречия и отчуждения, их порорждающие, опосредуются, но и выражаются, в псюхике. Для псюхика, псюхики, характерно роддержание огня как центральная деятельность. За его счет, во-первых, расширяется время света, а его еискусственный характер делает это продолжение собственным достижением. В результате расширяется зона сознания, регулирующего господствующую ранее стихию воли. Ярзнание поддерживается искусственным светом, и его поддержание становится важной функйией сознания. Совместность огня создает новое сообщество, во многом восстанвливающее и пазвивающее общественность хорика,онаоснована уже не толькона специфическом «антиэтосе»,»контрживотной» этосности хорика, что негативностьюделает возможным проявление социальности как самозаконности общественного в оторванности и противопоставленноси человеку так, что уже человек становится полагаемым, превращенным существом, но необходимо сохраняющим общественное начало уже потому, что соматикак без хорики, отношения с внешним, существовать не может. Психик дистантируется от насилия, сексуальности, собственности и власти, часто их не имеет, что реактивно создает проблемы их регуляции и освобождения и естественного развития, что созжает ограничения в псюхике и у псюхика – идеологии, политику, в существе направлнную на политейю, совместную жизнь в различиях и разноречиях, и им соотвествующие раз витые формы еультурной жизни, но в всё еще продолжающемся (особенно в наше время) внешнем, часто остающимся лишь частично осознанными, опосредованными и окультуренными формами социальности. Политейя пока что осуществляется в частичной, часто отчужденной, искаженной форме (лишь средства) политики или даже политиканства, что особенно заметно в отношениях между сообществами-социальностями, в наследие первоуцльтцрной жизни еще центрированными не человечески, а доминировании формы, формы их организации – языку, происхождению, территории,традиции (в отличие от трансдукции), внутренней истории – в противостоянии Иным, понимаемым еще как Другие и, в тенденции – Чужие.Это приводит к отчуждению – искажению содержания формой. Стихия воздуха позволяет оторваться от стихии леса,ротолды, характерных для соматиков ( в противоположность архэ земли хорика) и неизбежной, как отмечалось, тотемизации души, понимаемой в первичной форме, как развитые, гипертрофированные потребности, необоримые желания, действующие как инстинкты и естественно соединяющие общност с общностью диких (какдики и они сами) животных.Душа понимается только как иное предмета вожделения,ей коррелятивное и выделяющее – прежде всего индивидуально, а на этойоснове и совместно, но негативно к обществу - противоположшое иным тотемам (которые часто беспощадно истреблялись(- начала Дистантированиеот начал социальности и социальнойрегуляции формальными, внечеловеческими началами, позволяет определиться душе положительно, не животно-этосно, человечески. Психик естественно анимист,Ю для него  тотем – человек в различной общнорсти, хотя часто они оказываются искусственными и по первичному происхождению и назначению – опосредующими, стабилизирующими, динамизирующими, гармонизирующими и преодолевающими соматическоре Вещная форма истончается, максимально освобождается до сознательной,основанной на воздушнеом,словесном и производном бытии,ыполняющее функции осознания, со-знания,самосознания и просознания. Впоследствии на основе большей аутономиии нетелеснгого развивается мышление как движение дляума, но оно неявно присутствует и у психика. Стихия возждуха естественна для языка, на основе речевого течения которого в образовании полифонии общения\разобщения и формирования аутонормии (в чакстности, внутренней речи, Выготский, что, какполагание смысда, есть восхождение к пневматике), формируется уже собственно человеческая душа, не предзаданная и непредопределенная, формирующаяся по свободе и требующая свободы существования и осуществления  не только как №осознанная необходимость»(Спиноза,Энгельс, Каутский), формальная, поскольку служит внешней форме и внешней формой, нео и какосознанная необходимость свободы. Но она еще связана формальным, вещностью и незшими формами предметности, чир выражается в несколько вещном отношении к людям как «Другим», миру как лрцгому и доминировании понимания своей цельности и цельности деятелности уву тождественность телу, соме. Предпосылка проявляется как содержание в новой форме, хотя последняя есть ее новое содержание. Так формируетсяф новый тип отчуждения-искаженное. Оно призвано быть прелдолено в политейности, новой, разноречивой общности, сообщности как более содержательной общественностпи, и подчиненная форма, даже средство этого ; политиак, которая господствует ныне, в конце предвстории, в своих отчужденных  абсолютизированных формах, часто дажене предпосылки, а собственной псевдологики. Психик, человек воздуха – индивидуальность, но часто не положительно,за счет самоопределения в свободе к призванию вдеятельности, бытийственно, а за счет ограниченноси и специфйичности, часто и недостатков окружения общения, через еоторую он более или менеевободно, с нарастанием последнего (можно выделить полную общественность –в отличие буржуазной социальности ; Маркса до отсутствия заданной сущности вообще ранее существования ;за счеё чего?; у Сртра) по мере расширения горизонта общения и самоопределения, автономии )в пределе ;аутономии) в общении. Индивидуальность положительная проявляется в работе, отличающейся от соматического труда не столько приложением телесных, сколько психических сил (на что справедливо обращает внимание Арендт). Здесь всё большее доминирование приобретает не столько обмен трудом (по его затратам и воспроизводству к его способгности), что подчиненно сохраняется как неизбежность, сколько содеожание его, выражаемое часто как обмен услугами, что присутствовало и в классической политэкономии в понимании потребительной (впоследствии превратившуюся в австрийской школе в потребительную) стоимость\. Собственно,способность производить жизнь и труд,как  «услугу, оказываемую товаром», в обиен на астрактную стоимость, «услугу, оказываемую товару» в ее взаимосвязи с конкретностью потребительной. Но фактически, помимо человека, №фетишизированным товаром», что стало открытием Маркса. Это относит труд к социальности, структурности связей, всегда разобщенных и формализованных, превращающих человека в роль, домнирование индивидного над индивидуальностью.Довление предпосылки, вещной формальности (минимума предметности) создает сложные опосредования обмена услугами,ещетолько в перспективе могущей стать обменом деятельностью, к их реификацииТоварная форма преврашает политейное общение и совместную деятельность в работу, в которой уже больше психического, чем физического (на что справедливо указывает Арендт), но крайне ее формализует, не только ращделяет труд, но и его раздробляет.Всё это повышает роль общения, но крайне его формализует и перегружает психику адаптивными функциями, хотя по существу должны доминировать адаптируюшие и первые им подчиниться. Это – психик в строгом смысле слова.. Но на больше опосредована стихией воздуха ; языком, хотя зачастую в чрезвычайно отчужденной, извращенной форме. Обмен услугами имеет тенденцию кболее высокой форме – обмену деятельностью и тенденции целостной свободной чорвместной деятельности, но это требует уже Мы-шления, в отличие от майн-д (моё) ; включительно,а не исключительно, комплиментарно, включая хросное (хоровое). И совместное начала. Стихия воздуха позволяет пополнить уровень опосредования труда орудием, но и орудия работой души. Это и есть речь. Из отдельных дисперсных часто случайных обменов словами и вычказываниями, она становится постоянной и часто приобретает функцию не средства и способа, а формы и орудия, что делает возможным его отчуждение в структуру, что абсолютизировано структурализмом и постсруктурализмом – уже вформе игры, что тоже имеет определенную структуру. У псюхика в субстанции воздуха, как его эссенция и эссенция общения, вписанного в цельную деятельность, хотя часто и подменяющего,отчуждающего ее уву особая активность, реализуется первичная многополярность, вкоторой экзистент приобретает – получает или присваивает, создает чвоюэссенцию, сущность. Лектичность, доминррование означаемого ак безвластно-общественноеотношение сменяется у соматикак дивалектичностью, противоречивостью, отношения разрываются на несовпадающие и  оборванные связи, диа-лектика есть господство означающего,., проявление силы, власти, собственности, сексувльности. Они надстраиваются над отношениями орудиепроизводства (зрелый), собирательства (женщина), охота (мужчина(, потребление (ребенок). В пределе социальный господин ; всегда ребенок. Но в психейероль кардинально меняется – потребление становится знаковым, и пс ихик (в отличие от иных персонажей) сохраняет детское, воспринимающее. Это делает его сознание не просто условными рефлексами и инстинктами,господствующими (именно в этом,генетическом, последовательности) на низших стадиях, а открытым для содержания началом, которое начинает все болеегосподствоать над физиологической формой уву нарастающее содержание, психика, исток, способ существования, результат и основа дущи.Вообще же у психика на основе адаптации другого (лишь в неоспективе-иного) доминирует адаптивная функция, трможение – над возбуждением, интеграция над ассоциацией, работа (элемент деятельности) – над свободной деятельностью, бфтием, существование (как ранее сущность) -  над бытием, осуществление существования, сформированной сущности – ингрессивное (хотя оно выше регрессивного) – надтрансгрессивным и свободлй деятельности,гдесамополаг8ание в деятельности опережает саму деятельность. Трансгрессия здесь заключается вобреченности миру, форме жизни, в опсении трансгрессивного как жизнь и мир,наличное, непосредственного и потому «классичногор» (в старом понимании классики) господствуют над оборачивающимся пере-ступающим пре-сознательным началом, поэтому и мышление еще зачаточно, определено фиксирующим,констатирующим сознанием, влучшем случае – синтезирующем,но не спонтанному и самосознанию в свободе. Поэтому и речь ещеограничивается диа-лектичными через опосредование  рассудочными, лектичными, началами. Они и создают со-общение со-общества, в которое могут вторнаться извне или в различиях означаемые и означающие, но уже в инверсивной форме просббы или приказа, а не жалобы и повеления.. Общение ( нерасчлененно и неисследованное определенное в структурной лингвистике как «парлете», просто разговоры и совершенно не исследованное) оказывается формализовано структурой речи, что отличает ееот неформального общения пневматика. Внутри двойственной, желающее-желаемой, что выражается в эмоциях аффективно-тормозящей, что выливается в чувства, души, что составляет ее начала, вэкстериорной форме5 по отношению к этим интериоризациям, которые могут экстериоризироваться, опредметиться в общественном бытии, можно выделить четыре типа знака, не сводимые к их простой двойственности и исходной лектонно-диа-лектонной Хв лектоне начало другое,исходно диалектическое-сама деятельность)..Так обрпзуеттся и раскрывается интегративная функция сознания, уву подвижного осуществления  лвойственно-противоречивой, животно (бессознательно)-соообщественной душт в ее специфической деятельности самосознания. Нл интеграция предполоагпнь тнтегрируемое и им предшествуется, воспроизводит его.Ломино иных слов, какждое из которых либо внутренним изначающим соединено с внешним означаемым, либо, напротив, внутренним означаемым соединено с внешним означающим, что создает интегральное противоречие, противопоставление внутреннего и внешнего мира,а также опосредованных значимостью (действие( и значИмостью (претерпевание, состояние),интегрирующее мир в деятельности и захватывающие первые два в деятельность внутреннюю и внешнюю, находящиеся в иаДнйствии друг с другом, можно выделить четыре явления языка, имеющие особуюприроду. Во=первых, это двойное означающее,ознпачающее\означающее, выражающееособую специфику языка как такового. В существе это есть идея, самообосовываемое значение, функция уоторого – преобразовывать мир в целом, роевращать его в Иное, поскольку он имеет языкоаое бытие, она действует в сознании как устойчивое образование, хотя и имеет и собственный генезис, и само порорждает означаемые и означающие. Ф существе это – знак, достигший автономии идаже аутономии и представляющий  терминальное к наличному миру существование,его бытие, в частности бытие того, что еще нет в мире. Например, таким является идея трансцендентного бога, бессмертной дущи, абсолютной материи,господствующего независимого внешнего мира.Понятые толькокакобъект, предмет вне деятельностиЮтерминальносьт\. Они абсолютизируются и искажают сознание, стягивают его к себе и  становятся его фесткими регуляторами, огранияивая свободу, которая и порождает сознание, и превращается в нем в деятельность. Их доминирование, а не принципирование – мдеологии, специфические искажения-отчуждения психика, психей и психики По своей природе идея представляется ясгой, отчетливой, очевиднойи совершенно понятной. Именно еа такие отчужденные мдеи ориентрировался Декарт, как на самоочевидности..Гл она производна, отчуждена и ограничена, есть абсолютизация и частичность формы, связанной с гегеилнией мира, для психика и психики очевидной, но только в этих пределах и как кажимости. Вообще же идея есть результат процесса идеализации, определенного действия, необходимого дл\ деятельностиЮ на этот раз и в особенности совместной, есть акт мышления на основе спонтанной, в том числе самосознающей  как действие, ориентированной на внутреннее, активности сознания. Оно становитсягосподствующем на следущем уровне, здесь же представляет высшее в психике и психейе, поэтому доминирующим, результатом и основой синтеза, через который осуществляется деятельность сообщества и его связь с внешним, предметом деятельности. Она выступает в качестве не столько индивидуального, сколько совместногосубъекта и является таковым как противоположность, сторона противоположности, обращая предмет деятельности в объект. Вообще мышление психика кварторично, на пересечении противоположностей, что их обостряет, но и субъективизирует, но обращение отношений совместной деятельности требует всего лишь индивидуализацииЮ что обратной стороноцй требует персонализации идеи, что, вобщем, ведет к формированиюличностиЮ ре-форму ее из оснований, но часто ; к персонализации идеи в вожде. Другие стороны квадролога ; означающеебез означаемого (имеющее содержание в себе) ; артефакт, предмет искусства, близкого к хорическому как предмету чувства,Ю скорее;чувственногго созерцания,понимания, и означаемое безозначающего, точнее, свертывающее означающеевсебе;факт, предмет науки, паспространяющий в освобожденной форме тотемизм (и этику как свое существо) на сущности объекта как предмета,соотносительно стем,какартефактестьпродолжение анимации и обращенк существованию. Как натурфилософия от представлений о бестелесных божествах перешлок математике, божественности чисел;еще Проклпоказал, что числа есть боги, каксамоотносящееся едино-миножественное чвление,так и искусство эвлюционизирует к нефигуративности (включая невещественность), что выражает в чистом виде предметность (и именно ее)как математику всего сущего. Обаони входят в состав деятельности как работа и труд, как субъектное и объектное,от субъективного в существе,обернутого до объективного ; идеи и обращенногокобъектному,положенному в предметекак объект,обернутого в объективное. Последнее касаетсячетверьойстороны кварты общения какциркулирующей речи,изменяющей сам язык и сообществокаксо-общение. Это двойное означаемое. Оно есть акт. В нем и происходит и осуществляется творчество, для которого и в котором реализуются другие стороны квадриума. Но в пределах одной только психики, психейи, души как содержаия сознания,отношения обернуты, и откровенным (и в смыслеоткровения, втом числе и \бога\. И заменяющей его природы), как постижение, выступает идея,основанная в преодоление тождества,закона мышления,на единстве и борьбе прежде всего своих сторон, как искусство основано на отрицании рипмцания, самоосуществления воли, исключенного третьего, а наука – на соотношении количества и качества,исключенного третьего. Факт основн на преодолении\. Снятии (как и предыдущие) действующихв двух низших уровнях достаточного основания ;беспредельности творческой деятельности в отличие отограниченности становления внечеловеческой активности (в том числе ограниченной, отчужденной активности соматика.Отчуждение всегдаесть ограничениеи ограниченногсть. Акт порождаетслова и язык и использует их для себя, при всейкажущейсяаутономии языка. Акт как элемент деятельности раскрывается как акция и, в существе,раскрывается ккак филосоствование, не всегда раскрывающаяся в философии, как и идеализация, эстетизация и морализация. Обернутоесостояниеи превращает ихв предметность отвлеченную, разделенную, что представляет собой возвращение культуры ксебе\.но в опосредованном,, специализированном виде, что превращает (призвано превратить) государство соматики в цивилизацию психими,оборачивающей закон силы во внутреннее егоограниченре- закон права и, глубже, свобод,которые не должныотрыватьсяот общечеловеческой чвободы, нбыть способом ее обогащениязасчет культуры. Как выяснил Блок, цивилизация первоначально означало переводдела из военного (вообще силового) вгражданское производство, что дает новуюсвободулбщества, однакочакстичное,общества гражданского,которое вписанор и опрается наобщественое кактаковое. Однако противоположность этадинамична, сила,социальностьвторгаются в гражданское,и частооказываются фактором взаимодействия цивилизаций,особенно с ослабленнойчеловекоуентричной культурой, чтос связано такжес различиями языков и уонфигураций идей. Особенно оасно отчуждение в психологическое, вавтоматизированную активность (что связано и с технологиями, применяющими человекак,вотличие от техники, применяемой человеком),не переходящую  в акции внутри цельность деятельности как осуществления и основы человеческой чвободы,его видового качества. Интеграция разобщенных сторон оказывается на стороне психеи и души как пассивное,объектное осуществление ее действий. Идеи же,абсолютизируясь вследствие слабости самого политического и как способ, всееще несовершенный и отчужденный, воплощающий политейю в политике и власти,всего лишь средствах, в противовес разноречивому взаимодействию,выражается в политических идеологиях, всегда частичныхзасчет подчинения,аневзаимовлияния, идее,всегда частичной и упрощающей.. Всего же возможны и сущестувуют, как бюудет показано ниже\. Четыре основные политические идеологии;от наиболее близкой к основе, социальная, основанная на абсолютизации развития социального (васпекте производства\. Доминирующего сейчасогбмена, распределения и потребления, что также влияет на другие идеологии и в политике представленакак политэкономия, эконмика, финансы,хозяйство,но в существе; социальные) и создание новогопорядка переворотом, консервативная, более связанная с наукой-этикой, полагающаяся на закономерное течение жизни и ее прогресс (находящаяся вкризисевсвязи с кризисом прогресса и социального дарвинизма),;;либеральная, считающая,что сама политика,хотя и в современном, протворечивом,отчужденном кэкономике, виде (что делаеьеесродство сэстетическим) всерешит и общностная, от национальной до общечеловеческой, считающая,что идеи установят порядок.. Это – аспект психического, психологически подчиняющ\егося соматическому, но восходящего уже кпневматическому, духовному,преодолевающему разобщения. Маркс спараведливо доказывает зависимостьидеологий (недиффиренциированных) от социального, чводя его классово-экономическому через социальную идеолоию, но переносит его на еще не слишком развитое духовное. Можно предположить,и об этом будут речь ниже,существование композитной идеологии, идеологии человека как врожденно свободного существа,от уоторой остальные ; отвлечения и абстракции,опосредованиячеловеческойдеятельнстью как правом свобды возвершющем всюдлительную историю завоевания прав ; правао на свободную деятельность. Нзовем эту сверхидеологгию «фриберализм».  Психик,человек воздуха,актуалзирован какдыхание (вдутое самим Богом), «душание»,непрерывное и снабжающее,через кислород, кровь и всеорганы живой энергией,становящейся внутренним. Воздухсоздает определеннуюатомосферу, духовную в том числе. Воздух- естественная среда речи и общности людей. Он соединяет всё живое. Человек воздуха уже человекне столько хорического действия, водного труда\.авоздушной работы, в том числеработы профессиональной,всеболееспециализирующейся и отчуждающейся в активность, что особенно требуетсинтеза на следующем уровне.Иначе его покорять кондиционеры, противогазы,загрязнения и изменения климата. Работа всё более  делает минимальным труд, но вовсе отменить его не может, как необходимую компоненту всякой деятельности. Именно влияние разделенного трудаЮ социального на работу, а также связанное с ним раздробление работ составляют основу редварительного, политического состояния того, что должно стать полимтейей, атомосферой совметно-распределенной леятельности, распределяемой политически в подчинении его общественному, политейному, но находится еще в отчужденном, преимущественно раздробленном состоянии и, часто, вотчуждении элитам, что также создает отчуждение, особенно характерное для истории  России. Сознание при этом не только есть сознание внешнего, синтезирующее-анализирующе мир начала, проекта деятельности, но и традуктивное (Аристотель), что сказывается в господстве музыки, геометрии, математики, богословия, не меняющих своюстепень всеобщности при преобразованях. Они и становятся обращенными к себе, интенсиональными в отличие от экстенсиональнеых форм сознания, что не различалось методологически у хорика. Сознание становится спонтанным, что дает возможность для творчества, в том числе и его элемента, проективной деятельности  (Гейдеггер, Сартр), но к ней далеко не сводится и имеет орудием, сводясь к форме.Поэтому возникающая на основе творчества ;а деятельность всегда является творчеством; мышление лишь с долей условности и огрубления, отчуждения в постижения природы, можно назвать формальным. В норме в нем доминирует согдержание.


                Пневматика. Огненная стихия

Если предметом сознания является ближайшее окружение, обусловленное, часто абсолютизированное в «жизненный мир» отрицающий принципиальную терминальность,трансграничногсть любойдеятешльнсти, осогбенно на границе Иноо, что,содной стороны искажает деятельность,ставя вещь в центр этого мира («назад, к мамим вещам»; что характерно, именно вещи становятся «чвми», а сдругой – человек теряет своё свойство терминальности, неборязни и преодоления смерти в частности,жизни на грани и ганицевообще,что сатановится всё болеевостребованным), Для Гуссерля, особенно Гейдеггера,  для последнего в алетейе стало камнем преткновения), то мышление преодолевает сознание и выражается в уме, лишь одним из приложений становится природно ориентрированный разум, что естьобеднение ума. Мышление выходит за узкие рамки «жизненного мира» и позволяе5т обобщать, что всегда было трудностью для феноменологов. Обобщение непосредственно развивается из конкретности хорика и с нею неразрывно, хотя представляет собой развитие интегративной функции психика, всегда ограниченной спо
собности к интеграции. Это есть ассоциация, доминирование временных связей. Они непосредственно основаны на ориентации, ориентационной деятельости (Гальперин) станов\тся способом существования и средством ассоциации и ее целью. Но происходит последнее при выходе за узкие рамки жизненного мира, в мир, изначально (до его искажений и отчуждений) как космос. Пневматика должна пониматься в том смысле, что космос есть дело духа, дело синтетическое. Под пневмой, дыханием, понимается не только и не столько дышание человека воздуха, сколько сила, соединяющая человека с космосом. В понимании пифагорейцев пневма ;дыхание космоса, одновременно и разделяющие егог, и соединяющее. Дыхание соединяет человека с космосом. Но космос открывается ему в другом измерении ; прежде всего ккк свет, начало огнистое. Огонь,как свет, дающий всему видимость,очевидность, организует огнистое, самополвижное и одухотворяющее начало в человеке, его сознании,как признак его принципиальноц  всеобщности.Всеобщность выражается в целостности открывающегося космоса, отдельнгось (сходство) ; в наполняющих его явлениях, частным случаем которого являются отдельные вещи, и единичностью оказывается сам человек. В восприятии человека присутствует его перспектива «от себя», неудачно названная Флоренским «обратной». Она обеспечивает включение человека в созерцаемое, обеспечивает его уникальное место в космосе как самостоятельное включение в него. При этом происходит «оборачивание»; человек начинает понимать себякак носителя всеобщего, а не только «хорическоего», конкретного как единичного. Он стаовится конкретен. Как кдиничный. Но конкретность чаще всего выражается в отношении  к обществу, как его конкретизация и, затем уже – космосу, как его конкретизация и конкретизация себя. При этом  происходит становление «прямой» перспективы ; в уосмосе появляется конкретное вплоть до единичности. Парадокс разрешается созданием содержательных ворм особеннеого, что включает такще «вертикальную» перспетиву, взгляд извне, взгляд божественный. Он призван воссоединить противоположность человек и космоса. Каких общую санкцию неба, небес как всеобщего. Но существо человека ; его неостановимая деятельность, и возникает четвертая, синтетическая (как прообраз и существотрансдукуции) ; параллельня перспектива, определяющая путь человеческой деятельности (в религиозной и  непоследовательной форме выражена даосизмом). Именно она и является источником и генезисом других перспектив, как предметная деятельность, в том числе предметная деятельнсть светового восприятия, зрения, сопорой нанеизбежное;ощущение;ощупление. Как ужеговорилось, неттакого рода деятельности, который бы в той или иной форме не былсязан с вещым, как вещная деятельность ;с идеальной. Вещь есть эйдос; идея есть существующий кК предмет эйдос. Поэтому вещь есть главным образом предмет, лимшь сводимый в отчуждении к вещи. Параллельная пер-спек-ива шотовит предметную деятельность и является ее результатом, поскольку не только соединяет иные перспективы (в акции предметой деятельности), но, тем же самым разъединяет их.Разъединенность мира, особенно при абсолютизации из космоса ярагмениов ;  Бога, общества, природы, а затем и человеканеизбежны в развитии предыстории и должны быть преодолены в торжестве соединяющией различимо свободной творческой человеческой деятельности, ликвидации их взаимного отчужденияф, связанного прежде всего с первичной частичностью деятельности. Освоение мира идет прежде всего традуктивно (Аристотель), что подразумевает сохранение уровня общности суждений в умозаключе6нии так, что дедукция и индукция оказываются ее частными случаями, средствами формальными для ее содержания. Развитие традуктивности идет от представления о  Боге как единстве космоса, от теологии как иеории божественной деятельности,отчуждающейся о конуретной человеческой всесовершенством, всвемогуществом и т.д. Но присутствует и человеческое сообщество,сообщество пользующееся языком (Синхронии, де Соссюр),говорящее.но главное ; переход от говорения к увартетного кчногообразию человеческой деятельнсти. Белый, Бальмонт, Малевич разработали теорию (и практиковалив поэзии) идею неразрывнгости словf Поэтому язык пневматика развивается, по-видимом3, не столько симфонически (Уарсавин), он оставляет человека в одиночестве, сколько полифонически, многозвучно.голосно даже предположить обосованную аналогию ладов полифонии, необходимой в многообразном, и  вэто единеом мире в его космической первичнгости (искаженной затем доксографами) с законами полифонических ладов ; от гармонии натуральной ;любовной, смеховой ,ритуальной1(включая и труд как ритуал) и заупокойной; полифонические лады модального ряда, распределяющего всё многообразие мира божественного, природного, социального и человеческого по важности и значению, ими имеемым; ладов полифонии тональной (значимости) с выделением человеческого начала и начал, связанных с человеческими по тону выражения существования и ладов полифонии мелодической – по проведении единства и прерывности смысла\. Судьбы среди предыдущего. \последнее наиболее соотнсимо (не исключая прочего) с огнистой стороной человеческого существования в бытии, с началом смысловым,духовным..Собственно, Ветхозаветнеый Бог поступил двусмысленно, когда смотрел, ккак Адам нарекал, называл и наименовывал все сущее (что соответствует порядку развития языка) но опущенео главное ; осмысление каждого из сущего\.его отношение к человеку, а значит, и самим себе в раскрытии предыдущего (Быт. 1;18) и самого человека к самому себе, что и привело к неосмысленности грешности и равнодушиюк собственной судьбе, отстранению от \богна. Но полифоническое многолосье.звучье оставляет и отдельного человека, и вещь со своим уделом, что приводит ихк автономии, а человека дажекавтономии, суть которй ; осмысление (главный результат мышления\) себя и всего сущегокак идеальностей и идей, что порождает\ся смыслом. В аутономии обществ, основанном на отдельном человеке, так развивающим свои исконные личные качества, обращенных и на  иные явления, вы ценности, руководители и результаты деятельности. Так формируется вертикальная пер-спе5к-тива, свет человеческого огня жизни, души,тела. Надо сказать, что «обратная» перспектива ведетк видениюкачеств,и своих тоже, выражает анимизм на новом уровне; «прямая ; соотносится с количествами, первоначально понимаемыми как боги (особенное), что характерно для платонизма,особенно ; неоплатонизма, что числа естьбоги,поскольку в них идеальное (количество) определяется идеальным ) их обобщением, Прокл). Лишь затем выделилась математика как идеализация  существующего. «Обратнеой» перспективе соответствует еще одна традуктивность ; геометрия ( как преобразование преисторического фетищизма. Н и теологию в неотчужденной форме можно понимать как проекцию первоначалной, связанной прежде сего с предметной деятельност конкретной душевности на всеобщееи всесильное, кК параллельное в существовании с миром. В результате все проекции сводятся к деятельности рассудка, выделяющего внешнее более внутреннего, созерцание более, ченм деятельность,.отчужденной формы сознаиы, ориентированной на неподвижное более, чем на движение.. Он и приводит к поэтапному выделению отдельных сторон первоначального космического мира м мир искажает\. Дажеотчуждает, мышление сводит к частному и внешнему, обедняет ум, искащает и реифицирует ценности, сбивает  формимрующиеся на них цели. Традуктивные формы – теология, музыка, геометрия, маиематика, сами есть деятельности и их стержень, поэтому они и стягиваются как редоточия к деятельности наиболее свободной для соего времени, к наиболее бестелесному, духовному. И всякая деятельность руководствуется им, но в более всеобщей форме. Поэтому деятельность следует отнести не только к традуктивному, но и к трансдуктивному\. Непреходящему как наиболеетворческому. Если говорить условно, на аристотелевском языке, это уже эфич, но его следует понимать неотрывно от предыдущего\\\. Как огонь ума, несущий свет. Пневматическое ; это ; квинтэссенция человека, но неотрывная от его мниенции сенса, экзистенции\эссенции (они взаимодействуют) и выражают суть человека\. Которую, подобно схоластам, невозможно свести только к птой стихии, квинтэссенции, человеческой душе как субстанции. Субстанцией она являтся в своём самоопределении, самодвижении,аутономии и автономии. От первичного костра ;  к обжигу, металлургиик пару, электричеству и электричеству\. Ядерному распаду сорхрняется преемственность огня. Но прежде всего в оценивающем человеческом мышлении и уме, носителе смыслов и синтезирующих ихценностей, ставящих цели, присутствует вечно живой огонь, пневма.Пневма должна быть живая, порождать дух по образу и подобию которого мы соворены, и быть дыханием жизни (Быт.1;7) Человек пневматики ; это уже образ, не только и не столько возможность, сколько деятельность, и потому он подобие (бесподобие) Творца, что сам творит деятельностью чудеса\. Включающтеьворение не з ничто (что есть только преживание), гл из нИчто так, что совершенствуется, обретает полноту своего существования само существующее, входит в полноту своего бытия, что невозможно без деятельности личности и личности как деятельности, формой чего и является образ. Выражением образа является мvф ; чтобы отрназить его универсальность как формы,наполняемой исторически разным содержпниеи, но всегда касающегося личности (даже если она, как в науке,отрицается). Лосев считает, что мир – чудесная история личной жизни, а без нее нет никакой дипскурсии, используя более кдачный термин Флоренского. Осуществленный миф ; легенда, воплощение личности в образ и даже преожолнгтн нго. Именно поэтому можно говорить о пневматике как «квинтэссенуии», что он из-делывает новое (в любой области) новую эссенуию,новое существование, преодолевает себя в деятельности и творит деятельностьв себе, то есть осуществлчет дело, анне только потребительное действие. «Дело надо делать ,господа, дело» (Чехов) Но оно всегда затрагивает и ценности,и хорическое.. Опирающейся на хорическое, на плоть, посветленнуювысшим и его не потерявшим\. Как высшее частотеряет н7изшее и остаётся в безвоздушном протранстве, в костре инквизиции.
Соответственно можно считать, что арете (добродетели) элементарного человека нвиболеебыли развиты вантичной древности, но не только вантичном мире в узком смысле слова,но и во всех домонотеистических, домировых религиях, что соответствует земле – мужество, воде-справедливость,воздуху-сдержанность( что часто присутствует и в дыхательно-риторических и артистических практиках, включая исихазм и русских «воздыханцев»), огню – мудрость. Нажо отметить, что русские,каксамый земледельческий изнародов (о чем ниже) более всего укоренены в существовании, что означает,что прочие элементы не только не отсутствуютунего, но получают своюосновательность,основностьи целостность,в отличие от народовнеукорененных, витающих над»ничто» «небытием» или стремятся у нему (Индия). Отсюда- распространенная символиувчерного, как символа земли как начала\.зарождения, адама ветхого и нового., а не небытияРусский народ в особенности,и в преображаемой форме российский, есть народ наиболее земледельческий из всехостальных (о чем ниже),и потому наиболее укорененный в существовании ; пто обратной стороной имеет и вохможность цвести  и всем остальным ступеням элементов. Опора на вещест-во ( а не на изолированнуювещь) делает предметность системной, не только индивидной или только индивидуальной, не только человековидной, но и охваченной деятельностью и деятельностью целостной, то есть в существеличной,поскольку целостная деятельность есть,какбытие,основа и имеет условием личность разного уровня общности, хотя исторически до сихпор личностьбольшего уровня отчуждала\сь засчетличностей меньшего уровняобщности, что , что св\зывает его с одной из крайностей тоналностиЮ додекафонии, мелодичности одного звука, но это ведетт к верлибристике,как мелодике в чистом виде,соединяющей духовно разноречивое, что есть необходимое начало мудрости какпродуктадуховности и идеального, связи и реализацииустойчивыхидеаловкакосновная цель,так,что остальныегруппируются вокруг нее искажало природу России и пре6уменьшала изначальногсть еецелостности и личностности. Производные началаосуществлялись засчет не стольаффектированных эмоций и чувств, не слишком обезличенного сознания и мудрости,не оторванной в целом от основы и не отчужденной слишком в отвлеченный закон (чем грешитдуховностьЗапада) или абсолютизированные книги (чем гершть восток или фетишизированный Танах,что относит Ветхий заветк южно-северному, меридиональному,хотя и в резко дефетишизированном образе Бога. Малевич отразил симвр=волиуц земли в «Черном квадрате», что отражало новуючертув преемстве с символиуой цветаврусскойиконе –вней черного цвета нет, но он символизируетначало, почву, исток,зарогдыш, идею,границу старому. Квадрат на плоск4ости аналогичен кубу,наиболееустойчивому,платоновской традицией приписываемому по форме атому земли. Вообще геометрические фигуры Маоевич считал первичными идеями, как музыуц языув ф звуковом выражении – первичныс=м мышлением, что подводит к идеетрадуктивности Аристотеля о неизменныхв умозаключениях общностях, что пополняется идеями Хлебникова о числе и поэтичности математики и связи с цветом, видимо,также вэлементарныхформах – синем, красном, зеленом – традуктивных,если добавить черный. Додекофония как элементарная,но еще тональная мелодикаотдельных звуков напрямую феде. Отсюданедалеко до трансдукции, прирастании всеобщности (в том числе «всеобщего труда», Маркс,кактрудаинтеллектуального и в содержании идеального, где содержание доминирует над формой, с той разницей, что рирастание всеобщности основано на универсальности универсалий,собственно,единственныхуниверсалий сакмихпосебе, элементов творческойдеятельности,воснове не изменяющихся,аизменяющихи самопреодолевающих своесодержание, которое не только хдесь господствует над формой, но и есть порждение формы как саморазвивающегосясодержания. Оно пог форме есть идепльноеего содержание – опосредование идеалп т= и его плоти – Иного, что представляет основное содержание цельной свободной деятельности и реализуется в ней увуее бытие, что и есть реальность деятельностиэ Геометрика малевича с идеей первичных  абстракций обратным  ходом ведет к конкретности фрактальности,самоподобия, вычшими проявлениями которой считаются нерваная система\. Система кровеносная,легкие и мозговая кора человека. Но деятельность творческая,оборачивающаяся,роступающая есть наивысший ее пример, поскольку самоподобие здесь не столько фрмально,уподобие,сколько содержательно. Поэтому высшим проявлением архэземли человека земли есть его тело, расширенно понимаемое какплотьл.
.

               
                II.                Российская плоть




Традиционно рассмотрение тела начинают с отличения его от вещи. Для российского, русского человека на первый план выходит их сравнимость, сродство, в частности, как начал деятельного бытия. Вещь прежде всего «есть», что вводит ее в сферу миръа. Она поэтому обладает минимальным мирским свойством, которое впоследствии приведет к пониманию ее как своеобразного, в иерархии бытия,»существа» существования.Она заведомо обладает, пусть ускользающее малой свободой, свободной существоания Она имеет некоторую «суть», несводимую к её к отчужденной данности, в своей крайности приводящей к отчужденной «открытости». Она есть некоторая суть существования, и поэтому она при-суть-ствует  и есть в на-личности. Поэтому сенсуальное данное вещи не есть нечто случайно её определение, а выражение ее собственного, пусть еще предварительного, предпосылочного бытия. Бытие есть движение существующего; любое существующее есть движение, хотя бы для-себя. Поэтому  на-личность есть «поза», которое можно понять как «по», способ существования вещи, так и её «за», скрытую связь в миръе и ответственность за нечто в миръе. Поза про-ясняет вещь как минимум тела, но минимум, лежащий по другую сторону разграничения, пока не проявится бытие, а проявляет его человек, носитель бытия в наивысшей мере.. Но, как тело, он тоже имеет»позу»(как увидим далее – роднящую её с телом.
Способ существования–но еще не как существа, полагаемоего не собственным существом (животное), а «сутью», а как позы есть её «эст» («есть» по латыни). Так она впоследствии будет основой эст-тетического, минимального способа человеческого действия и общества. Эст есть её способ быть среди другого, её «жест», роднящий её с человеческими способами бытия, более высокими по самой своей сути.Наконец, вещь обладает материей, сенситивной данностью, хотя природа находящегося за сенситивным, «материальным» (Беркли, Ленин) вещества еще очень проблематична и вариативна. Наконц, вещь всегда охвачена стихией, поскольку всегда есть лишь часть существующего.
Можно предположить, что вещь имеет некоторый архэ, часть породившего её специфического движения, стихии, и является, в свою очередь, некоторым стохейоном, началом другого или сходного движения, и это – другая сторона его существования в качестве архэ.. Эти начала взаимосвязаны, но истинный характер причинности таков, что тот минимум свободы – свобода существования или несуществования служит «призмой» в лучах причинных потоков и они никогда не распространяются монотонно. Поэтому существующая вещь неизбежно есть некоторое начало и некоторый конец (что впоследствии раскроется как эрос и танатос), а её специфическое движение порождает определенную возможность, в человеческой деятельности превращающуюся в динамейю, возможность. Таким образом, как данное, нечто дано как заданное, то есть один из предметов человеческого бытия; вне его рамок данное так и остаётся неданным. Заданное – условие раскрытия данности, поскольку задано бытие, а бытие, то есть суть существующего, должно раскрыться как заданное, как минимум, как загадка. Данное как данное – о(т)страненный, отчужденный тип отношения, безбытийственный, как минимум – без движения, а даже покой есть некоторое движение и без движения ничто существовать не может. В движении приоткрывается суть заданного.Поза и эст – откровение заданного, часть его. А оно откровенно от уже бытийствующего, от деятельного человеческого бытия. Открытость открытого не дает ориентира в отношении к вещи, и представляет собой чувственный мираж, призрак, фантом,- или, напротив, кумир, вписанный в мифологическую отчужденную систему, например, фетиш, суть которого внешняя, отстраненная от вещи. Вещь – прежде всего вещь, в аспекте её деятельной предметности, и лишь затем – объект, если понять его правильно, как усийное, эйдетическое основание совершенствования вещи – здесь объект выступает по-российски, как равноправный субъект в деятельности и порождает общее – из-делие, в том числе и познания или искусства, религии, науки философии, наконец. Данность – равнодушное соседство с вещью, выморочное состояние человеческого бытия, отчуждение. Русское на-лич-ие, личностное отношение к вещи проясняет ее при-суть-ствие и выражает заданность вещи, подчиняя им открытость через откровенность вещи человеческому бытию. На-лич-ное при-суть-стиве должны привести к внутреннему позы и свободного движения-эста, сути вещи, единству стохейона и архэ – веществу, что составляет в особенности для российского миро-воззрения, в основе гюлетического, саму вещность вещи. Раскрываемую в откровенности.
Итак, вещь – то, что на-лицо и при-суть-ствует в позе и эсте, явленна сенсом («чувством», если учесть вторичность и производность «чувства», как и «смысла» в сенсе, их заданность) и есть стохейон и архэ. Поскольку отличия человеческого тела от вещи неочевидны, то начать следует, видимо, с основы – стохейона(сокрытое), которая одновременно, во взаимодействии, есть архэ (прикрытое) не только тела, но и самих себя как таковой. Надо сказать, что в таком виде вещь еще не есть предмет сенса, то есть чувственности, поскольку она основана на сокровенном (а также прикрытом и сокрытом, существе и сущности), то есть сути существующего, и дано тольео как «ре», вещь в её единичности, ощутительной, а не материальной (понимая под материей минимум реальности, данность ощущениям в их взаимосвязи) непосредственности.С точки зрения реалиста, мате-реальное – некоторая «матёрая» реальность, а для русского это значит, что она связана с веществом, гюлетическим в вещи, что делает её «вещей», способной раскрываться в иных, более сложных реальностях, что и есть «независимое существование» ощущений (Ленин). Традиционный реализм и ограничивается таким, чувственным существованием вещи, потому не способен подняться до бытия, невещного, преображающего данность и видящего данность со стороны преображения, «деонтологизированном» представлением о вещи и основывает на нем свои спекуляции, особенно «спекулятивный реализм»; поэтому его спекуляции не могут превзойти бытие вещи, а значит, абсолютизируют её; «рес-ализм», или истинный реализм видит в этом только начало постижения и бытия вещи как в ней самой (ее «суть», способ движения как основу существования в пространстве и времени), так и во всех иных реальностях, не исключая и человеческую деятельную реальность, в которой вещь, «рес» открывается и становится основой откровения  сокровенного и, как таковая, не сводится к открытому, которое всегда кем-то открыто и с какой-то целью. Сама вещь скрыта, прикрыта и сокровенна, что есть её бытие в качестве архэ иных реальностей, где она испольняет роль стохейона, дюнамейи человеческой деятельности, источника её архи-тектоники и со-сто-ятельности. Всё сказанное распространяется на человеческое тело не потому, что оно есть вещь, но потому, что вещь – есть человеческое тело в зародыше, его пребытии, предпосылке, предпосылкой здесь является и человеческое бытие, и его предпосылки могут быть рассмотрены как некое пребытие, с точки зрения уже посюсторонней разграничения вещи и тела. В равной мере, как уже отмечалось, это относится к а-летейе, «немертвому», хотя всякая открытость есть сторона закрытости и имеет определенную реалию –как? где? когда? что? Немертвость именно имеет смысл преемства человеческого бытия существованию вещи, но такому преемству, которое оборачивает себя в иное и, как иное, есть откровенное вещи. Но откровенное всегда пытаются подделать или недомыслить, единственный критерий – участие в человеческом деятельном бытии, когда оно обращается, но не возвращается к существованию. В то же время при-суть-ствие есть часть при-существления, обратной стороны прикрытого, и на-личное - сокрытого в его массовой форме «раз-лич-ения» (ср. с «различием» Деррида), но человеческое бытие остаётся сокровенным, сокровенным в России.

                *                *                *               


По могуществу и вездесущности стихии (стохейон) бытия, природы в частности, беспредельны.  Безгранично всесильное проявления естественных  возможностей универсума. Настойчив произвол природного в рамках причинности; безмерны противоречия и разноречия сил и стремлений космоса. Один только может управлять  и противостоять ему — человек,  часть этого космоса, его ничтожная песчинка, частица, во всём ему подобная на первый взгляд.  И в этом заключается глубинный парадокс. Бытие противостоит бытию, укрощает его стохейон и кладет в архэ своей человеческой деятельности, своего бытия.. И если до сих пор борьба со внешним  считалось господствующим во всей Ойкумене, то сейчас главенствующим становится вопрос о гегемонии собственного бытия человека над онтологически предшествующими типами бытия. Именно в освобождающейся от пут зависимости прошлым тысячелетием своей историизаключается пафос человеческого бытия, новый этап его главенства над истекшей историей, принесшей ему заметое владычество над природой. Непосредственно это выражается как эмансипация собственного тела, главного орудия деятельности человека; оно всё более заявляет о своих правах, правах телесности как суьъекта труда, правах на свободную деятельность, лишьстороной которой является подчиняющийся необходимости труд.Поза человека составляет его смысловое ядро, это занятая им поза по отношению к универсуму и впервые утверждает предпослыки его собственного мира. В этом заключается его эст к универсуму. Поза его подвижна, чем проявляется его собственная свобода, свобода тела, преодолевающая свободу быть, зародыш всякой свободы и ее непременное условие. Вообще всё, касающееся тела, есть вопрос о существовании, и человек достигает за внешней данностью суть  вещи, раскрывая её как предмет. Первичный эст, раскрывающий существование как смысл (здесь минимальный, но и все более широкие олицетворения с общностями и саморазвитие выражается как смысл). «С-Мы-сл» полагает человека данного как особь, имеющего нечто с «мы», что, как мы уидим позднее, особенно отличает россиянина от индивида-западника (Оксидентала) и индивидуальность Востока (Ориентала). Особенность позиции человека в условиях сути смысла – его осуществления как человеческого существа, и это относится как к позе (далее раскрываемой как тело), так и руководящей им деятельности (развертывание эста). С-мы-сл имеет еще одно значение, далее по нарастающей принимающее всё большее значение – к «мы» относится и сама вещь, приобретая при этом форму объекта, имеющего субъективные качества, поскольку он сам становится предметом деятельного попечения человека,- этим россияни отличается и от оксидентала, считающего объект низшим уровнем существования. «за» сенсом (се-мы читаем как «это», так и употребляем, в отличие от англосаксонского понимания как «смысл», полагающего смысл первее материи, ре вещи и всей предметности), и от ориентала, полагающего господствующим объектом традицию, божество, нечто сверхчеловеческое, которое, несомненно, существует, но как человеческое, что характерно для России в отличие от «сверхчеловеческого» по пероснификации оксидентала и сверхчеловеческого по субстанции ориентала, и «сверхчеловеческого» как сверхъестественного у меридионала (южанина, подразумевая и северные первобытные, предисторические народы).
Это - первичное откровение вещи в котором, как во всяком откровении, встречается сутьь и открывающее не только и не столько его, сколько себя. Будучи рассмотренным как предмет, вещь становится объектом эста как движения; эст открывается как жест. Не составляет затруднения видеть, что такоетребование трансисторично, но сложились условия для освобождения собственныхтворческих сил человека, и они проистекают из способностейе его мыслящего тела. В позе (по-за) смысл совпадает, точнее, поглощает значение, но различие это открывается уже в первичном эсте, жесте, флективном, направленном к себе, действии, направленном на присвоение (в особом случае россиянина руководимом по-имением, опосредующем не только потребление, но и способы совместного делания своим) и потребление. В допоступательном случае значение предмета еще не выявлено отдельно и осуществляется лишь как специфика жеста, его целесообразность и ориентированность (Гальперин), и это – элементарный  деятелльностный акт. Но деятельности еще не хватает его существа и сущности, а значит, и суть его зачаточна. Деятельность сведена к действию, и им ограничивается. Таков жест флексии, движения к себе, захватывания. Теловек действует по закону смысла –для-самого-себя, то есть по позе эста..
Всёё это делет проблему тела особенно острой и сталкивается с вопросом – способен ли человек, его тело, куниверсальной деятеьнои, в конечном счете, по зконам  красоты, добра и истины. Мы считаем, что именно человек,его плоть, персть и прах (подразумеая под этим отелесненное вещество) как воплощения и зоны претоворения космическимх сил сами есть мерила красоты, добра и истины и всё ещее подневольный (под действием необходимости) труд придают отчужденные формы и телу, и труду. Особенно замето это  России, где действуют два ряда причин – погруженность в природную стихию праха , вещества (а не ре, материи),(а в России природная стихия, под господством земли, как наиболее теллургического общества, о чем ниже, ближе всего телу, чем в любой другойстране мира), вынужденная приодой озабоченность телом (в том числе в наследии земледельческого общества), и крайне высокая по этим и иным, в том числе историческим, причинам социализация плоти, с одной стороны угетают человека, с другой – показывают меру его сопротивления этим силам и способости его творить по законам  природы, общества и человека, то есть  красоты, добра и истины. Они здесь осуществляются по преимуществу не «после» удовлетворенных перых потребностей, а наперекор неудоветворенному, и онтология российского тела, тела  плоти, персти и праха выражают первичный – исторически, логически, симфонически (полифонической) и аутически – аспект российского человека, его отошениек красоте, поскольку тело именно и имеет непосредственное отношение к природе, и исторически отношение к природе есть исходное (язычество), и симфонически тело есть ткань природных сил и веществ, сложносотканная материя бытия, и аутически, поскольку именно оно, своим самраскрыием, становится осовой для сех иых свойств и качеств человеа и общества, если подходить полфонически, гомилетически.Прах как тело в России – элементы, агрегации,персть - состояния – инстинкт пищевой, половой, безопасности  самореализации. Российское тело не  не подавляет инстинкты, оно направлено на их реализацию в реальности и служит их условием напрямую, а не косвенно и «вобмен» на полезную деятельность и под этим условием, как это сложилось в иных цивилизациях; такова специфика земледельческого общества, а Россия – практически единственное земледельческоеобщество по существу. В равной мере и отмеченные нами положения тела – флексия (прах, плоть), способность произвольно изменить положение органа, дефлексия (персть, воля) – произвольно придать ему инее положение и рефлексия (плоть, мощь), произвольно использовать гибкость органа для оращения себе на пользу в свободном режиме и не отрываются друг от друга, а восходят к знакам, понятиям, символам, что (не всегда явно) лежит в основе рефлексологии (Павлов), науки, способной найти решение психофизической проблемы, неразешимой   в условиях репрессивной культуры ориентальца, оксидентальца и меридиональца. Реальность человека меньше зависит от  реификации, овещнения, если сознание, носитель отчуждения, менее отчуждено, например, направлено на  реализацию, а не только конфоронтацию, есть выражение внутреннего, как  плоть, в которой осуществляется и  внешнее, и внутреннее. В целом можно сказать,что народы четрех стран света, хотя часто и свободнее во внешних, публичных проявлениях своей активноти, но более сжаты, скованы,репрессированы социальностью, моральостью, легальностью, производительностью., чем россиянин и в подавляющем свом большинстве не видят в сковывающем орудия освобождения, тогда как россиянин более свободен сам, как личность, но ему не хватает необходимых средств актиности – а именно он только и знает деятельность как форму выражения свободы, а не активности, всеголишь как средствадостижения целей,- поэтому внешнее угнетение часто зонамеренно поденяет ему средства, канализиря деятельность в произвольном направлении. Добавим кстати,что ленинизм и большевим немало сделали для социаьной науки, часто чисто практически  вявляя закоомерности социальной деятельности особенно среди масс, в своей социальности сведенных («массы») к почти чтотелесным потребостям и отпрвлениям (о чем ниже).
Вообще  отмеченные проблемы связаны с тем, что в России культура тела мало связана с репрессивным психологическим аппаратом, что, с однойстороны,налагает отпечаток некоторой «некультурности», а с другой – ызывает репрессии политического характра. «культуркапф и т.п.Однако можносказать, что в целм культуратела российского человека во мноом предвосхищает её у эмансипированного от репрессивной культуры человечества, хотя влияние это должнобыть взаимным – могие  выработанные  репрессивных культурах формы являются способом разития человека и разрыв россиянина с ними не столь широк, как кажется. В целм же  российский человек ближе к телесной социальности античности; для него важна поза, жест, мимика, что нередко ызывало обвинения со стороны европейцев в «византизме»,»азиатчине» россиянина, хотя в действительности это были самостоятельно выработанные социализированные телесные пластики.
Тело в его непосредственной данности праха земного только по видимости ораничивается кожным покровом; в действительности оно сплетеноиз всех космических сил и веществ, в потенции включает их все, хотя в реальности составляет только часть  - дабы тем более господстовать над остальными. Поэтому тело следует понимать универсально – как единое тело универсума, лишь одна из выделенных частей которого – плоть (космическое), персть(социобиологическоеначало) и прах (вещественное) человека, с-плоченное, соединстленное органическое единство сущего, для господства над инм  обладающее волей, преодолевающй боль воздействия внешнего и претворяющую ее в в волю господства как волю свободно распоряжаться своими силами и мощь, способноть  телом своим, умножая его силы орудиями, покорять силы природы. Но и плоть – не всегда отдельное тело. Прежде всего, она – «сплоть» органов, далее она – незримое единство человееских тел в их протиостоянии комосу и, наконец, эрос, переплетение не только рождений, но и смертей. Плоть, таким образом, сочетает всё тленное в живое единство, расчлениемое лишь внутренне, и потому нетленное в существе. Флексия особи как особности (в плоти как общности) реализует первичную свободу существования – свободу тела, и создает возможность для превращения стохейона (любой природы, вещного) в архэ и совершает шаг к созданию из-делия, действительного мира человека.. Однако флексия еще не характеризует только человека; для этого необходимо развитие действия и раз-лич-ения значения и смысла в их сложной связи. Пока что они соединены в сути вещи, и этим характеризуется плоть человека, которая, для россиянина, первичнее и значимее его узко понятого органического тела. Без плоти его тело есть прах.


Плоть

Прежде всего, человек—плоть изначальная, исконая, сотканная из тех же самымх  стихий, веществ и сил, что и космос. Она дерзко от него  отделена, ему противопоставлена. Выделенность эта основана на способности человека сосредотачиватся, объединяться, с-плачиваться  вокруг собственного ядра: праха(тела), души(персти), главное — духа, основы самостоятельной жизни,— и становиться плотью(«сплотью»). Наглядно это выступает как Человеческое Тело и совокупное тело Человечества. Оно способно противостоять силам космоса (на что западная вселенскость способна только непрерывными действиями и нагромождением технологий) внутренним единством органов и организации, сплава души  и силы духа, их более совершенным составом  ( по крайней мере,  во время жизни ), чем все стихии: природные, социальные, психические, духовные; взятые вместе и порознь.  Побеждая внешнее за счет более высокой внутренней организации, гармонии органов, тело  способно противостоять космосу как сила, сравнимая с ним не столько по могуществу, сколько по подвижности, «неуловимости», способности найти собственную «геодезическую линию» в безбрежности «мировых линий» вселенной. Поэтому человеческое тело есть микрокосм, в котором действуют собственные стихии — преображенные стихии макрокосма; в теле присутствует  « хаос», выступающее как прах, собственное ничто тела — использование и преображение элементов макрокосма, результаты которого употребляются телом, и это не только  физиология, но и духовное преображение всего космоса. Российское тело отличается большей одухотворенностью, в отличие от тела технологической цивилизации, где господствует интеллект, по существу общий человеку с высшими млекопитающими. Дух в последнем случае выступает как важная сторона интеллекта, но тело для него является скорее орудием орудий, что налагает на тело функции универсального приспособления, хотя и высшего по совершенству.
Макрокосм не исчезает с появлением тела. Напротив, даже закономерное и известное в нем  таит опасность и сокрушительные угрозы,оформляясь технологически, сохраняет власть над человеком — наперекор  самовластию последнего. Внешнее в целом оказывается хаосом по отношению к микрокосму: необходимо их взаимоустроение и взаимопроникновение, что осуществляется через основу действия — ощущения, фундамент иначе безосновных (несущеествующих как самодвижные начала) души и духа. В них  весь макрокосм представлен человеку не как непосредственно, жестко и жестоко действующая сила. Появляется возможность воспринимать его как мир, идеально, еще до того, как он проявит свою матереальну мощь, с одной стороны; и осмысливать такие явления, которые иначе не воздействуют на тело, с другой. Многообразие восприятий космоса, а главное, мате-реальная(что особенно важно для оксидентальцев), смысловая, то есть вещественная (как у русских) и традиционно-значимостная (ориенталы) подчиненная действию человека, компонента отношений с космосом, превращает космическую среду в мир, что зависит от совершенства тела и совершенства способов  манипуляции им; последние, по-видимому, у человека достаточно высоко организованы, чтобы осваивать космос во всем, или почти во всем  его многообразии. Однако достижение мира всегда частично, исторично, конкретно: бытие-вмире- всегда есть страдание, и основой  бытия человека является фундаментальная опора человека – его действительность, которая теперь становится не способом выражения «а в действительности», а способом человеческого бывания –деятельности, в отличие от действий (отчужденная и абсолютизированная форма существования – и именно существованием, не существом озабочен западный человек) и актуализации бесконечнх ритуалов Востока. Гипертрофия нтеллектуального ведет к  слабости миро-воспириятия, к склонности во всем видеть среду обитания, что противоречит  назревшему во всем мире повороту к духовному – несловесно только понятым высшим ценностям, ; повороту, который Россия совершила в глубокой древности и готова завершить его, свершая вновь. Искусство превращать срадание в наслаждение (без излишеств садомазохизма, что присутствует как опасность абсолютизации) есть искусство космическое, унаследованное русскими и созданное ими самими на основе эллинского прецедента..
Техника — ничто без энергии, и именно последняя становится все более значимым началом в технологиях. От силы человеческих рук энергия отличается, прежде всего, своей космичностью — это освобожденные из связанности вещами  (сочетаниями стихий) стихии огня, воды, воздуха, земли. Они способны преобразить мир в соответствии с замыслами человека. Если обратиться к исходному пониманию слова «энергия» — то это вообще способность, поэтому не только силы природы, но и способность их воспринять и их модифицировать является энергией, мощью. В целом энергейя как действительность возможностей его, – важнейшая составляющая этоса человека как исходно живого существа – другими составляющими является динамейя, в отличие от энергейи, возможность вообще; деятельная действительность, осуществление и реалии=зация энергейи. Это – преодоление смертности человека и преображения  тела в плоть, которая уже смертна не как тело, а как плоть. С исчерпанием ее энергей и динамей.Можно сказать:»человек сам смертен», что после оборота человечества превратит смерть человека в сознательный акт окончания жизни. До сих пор ими были лишь «терминалы», которым эросное мировосприятие противопоставляет маргиналам и «централам» хватающимся за отчуждение и его воспроизводящие не только для других, но и для себя. Иными словами, в этос человека входят «наперекрестье» энергейе и динамейе и в преодоление бинарной оппозиции в пользу  самой позиции, которая  неперывно порождает свою и иного оппозицмиию) и ее самодвижения, «эрос» и «танатос». В речи человеческой, которую не смогли понять как оснрву человеческого в истории и географии ни Гуссерль, ни Деррида (см. «Голос и феномен», где речь остается идиомой), они проявляются как возвышающееся, приходящее, «пойэма» и преходящее «патэма».  Но в изначальности, которая требует уже не терминов, но терминалов, то есть не разделения но соединения разделенного через искусство стояния на границе (К чему призван зарождающийся в России Живаговский человек, о чем ниже),, мы можем открыть неиссякаемую пойэму, пойсис всего человеческого бытия, даже, подобного Иисус Христу воплощеного как Слово, что только средство человеческого бытия в его прирастании и самопреодолении «человеческого, слишком человеческого» ( Нитче, хотя здесь надо прелостеречь против видового понимания самопреодоления человека, но как Обращения его к Себе), космично становится опорой для вечного расцвета его. Для этого человек должен развить свои жесты до деятельности и научиться по-ступать самостоятельно (а не вынужденно), обращаться к себе и преодолевать себя. Однако, не следует отчуждаться даже в космосе – исторически это отчужденное представление и в данномтексте означает лишь первую ступень Оборота человечества к своим истокам. Именно замыкание в исконности, животных предпосылках и первобытных формах отчуждения заключается трагедия предыстории и ее призвание – их преодолеть
Поворот России к высшим ценностям связан и в дрвности, и в современности, впрочем, как и для всего мира связан с необходимостью «обращения» от тела к праху, персти и,через них, к плоти. Плоть есть эросное начало, начало любви,- в отличие даже от довольнотипичной ненависти к оружающему миру,- переживания и дейсвтия в контексте вего многообразия телесных проявлений космоса, аслаждения космическим как своим телом. Даже способствующие этому органы чувств способны преобразиться в свособы эросической сязи с универсумом, особенно с человеческим униерсумом и средства производства, технологии могут стать эросическим органом человечества кК единого целого. Тело же, выделенная исторически часть плоти есть носитель страдания, танатоса; вся его история есть история боли и избегания боли. Частичное всегда ущербно. Однако тело есть носитель потенций, возможностей, дюнамейи, подвижного начала, и само это подвижное в дюнамейе естьпреодоление танасического, хотя и за счет его умножения – усталости, старения, отвращения к жизни.Тело страдает, плотьнасслаждается. Плоть, даже в единином явлении кК отдельная плоть есть начало эросическое, энергийное, плодоносящее и нельзя приносить его в жертву телу, началу потребляющему, разрушающему, дюнамическому. Единственное оправдание телу, дюнамейе в том, что его активность, часть деятельности, привносит новее возможности в торение.(вос)производит человеческую активность, иначе невозможную. Современный человек, по-видимому, достиг такого уроня дюнамического (ключая и природое) господства, что способен обратиться вв эросическую плоть, действующую, трудящуюся энергейически не столько ради продоления своегосуществоввания, но и дя космической радости прибывания бытия и своего собственного, и сего сущего. Иное дело, что совокупное тело скапливает дюнамические ресурсы ради всё большего производства «скорби» (Деррида)Таков удел танасического по своей природе капитализма, «с-капит»ализма», торжеста накопленного, смертного, оскопленного, над торжествующй красотой эросического, всего совершенства которогомы еще не знаем.. Будущее России – жизнь в радости, и это проистекает из всего сокровенного ее – и всего мира – поворота, надвигающегося и уже происходящего. Обращении к жизни через смерть, терминально.
Возникновение дистанции в отношении к космосу, мира, обратной своей стороной имеет необходимость действия по дальнейшему «обмирщению» космоса для его дальнейшего освоения в целях собственного существования человека и совершенствования, создания, восстановления и развития духовного — высокой степени организации, дающей возможность воспринимать мир как нечто целое и как нечто существующее, по существу, творящее его как окружения тела. Обмирщение космоса было необходимостью в истекающей предыстории человека; достигая онтологической зрелости он должен действовать свободно, воплощая  все истинное, красивое, доброе, что только возможно в мире и помимо него и, главное, своё собственное, если он не отчужден и не частичен. Тело тоже не может быть отброшено в  сторону, это не телесность как функция языковых практик и это не «практика», порабощающая человека, персть – это необходимость свободы для свершения человеческо предназначения. Пред- назначено оно может быть четверояко – Богом, природой, обществом и, наконец – это глубинное и изначальное – самим Собой.Танатически тело отстраняет окружающее, полагает дистанцию – миръ,- тогда  как эросичесски, как плоть, человек включает в свою целостность и неогранические орудия, прах, преращаяих втело совоупного человеа. Однако такая позиция таит опасность отчуждения в гюлетического человека, но осознание себя в своей особности прахом перед лицом универсума, общества, себя самого ( а в предварительной и отчужденной форме – перед Богом) преодолевает гюлетическую настроенность и позволяет развиваться частным способностям – исторической преемственности и сенсу. Не только  физически, но и духовно, человек призван эросически включить всё сущее. В России, с её неотстраненостью от праистка – космоса, человеческоетело воспринимается не как телесность, а именно как плоть, в которой возвеличены, пееведены на новй уовень, просветлены и прах, и персть, как оплотненная конкретность космического,  ными совами – гомилетически, как диалог сил природы, космоса и чеовека.
Господство над мировой средой не отменяет всесилия космоса; его силы продолжают действоватьть в мире. Действие может быть направлено на утилитарный интерес в широком смысле слова, на поддержание физического (и духовного) существования для  творчества — бытия — физического и духовного в первую очередь. Действительно, условием утилитарного действия и его следствием является неутилитарное, целостное освоение мира, осуществление и удовлетворение потребностей духовных сверх необходимого для действия, интеллектуального минимума. Понимание мира и его истолкование как целого, пронизанного космическими стихиями и силами и человек в космосе неотменим и незабываем, проникновенность его человеческими уилиями и отношениями, неотменимы и незабываемы, — бесспорная предпосылка правильного фюсического воздействия на него в целях совершенствования собственного существования как тела мысли о мире. Однако недостаточно только мировосприятия, но необходимо и понимание, переживание достаточно гармоничного (через борьбу) отношения микрокосма с макрокосмом — нередко через мезокосм (общество и технику); и мировосприятие, хотя по значимости  и вторично к существованию тела, но это то вторичное, которое становится первичным, ведущим, значимым — и имеющим потому фундаментальный смысл для человека, не ограниченного бренным существованием в природной среде.  Это дано не только первичной интуицией, не только пониманием и объяснением – три исторически  и логически последовательные формы отношения к универсуму,; но и постижением, открытием своей судьбы. Существование тела коренным образом зависит от его бытия и в себе, и для себя, и в собственном ином (в  духе), и это — важнейшая черта онтологии тела, по существу – регионального способав первую очередь – российского. Одухотворение тела – насущная потребность всего человечества, как и поворот к одухотворению всего космоса, непосредственно открытого именно в России. Онтология российского тела, по существу, – региональный способ действительности тела. Но он проникает и глубже,- для россиянина челоечесто – не отвлеченное множество, а некая реальная целостность, что лишний раз влияет на распространенный миф, что России до всео есть дело.

                *                *                *


Онтология каждой из сфер существования универсума автономна, зависимо-независима друг от друга (на что указывал еще Николай Гартман), но космическое бытие связано с духовно-космическим, природное — с душевным объективно, эстетическим; социальное — с этическим, душевным субъективно и индивидуальное – с телесным, и идеальным. Тело не лишено всеобщност, плотского начала,но нодано как идеальное и идеал и, ак таковое, составляет сознание человека. Однако сознание это поглощено вещами,особенно у оксидентала или богами, как у ориентала; плоть здесь томится в теле. Так люди этого типа оказываютс не вшедшими из первичного («юго-северного», меридионального) отношения к плоти как «могиле души». В России тело пререживается как то, что «обречено могиле», но только оно; плоть по существу бессмертна, «растворится в мире» (Толстой), что характеризуется и российским понятием о святости, а душа понимаетс как отношения к мiру (Пастернак). Будущее ставит вопрос об интересе к микрокосму со всеми его вторичными наслоениями природного, социального, телесного.  Духовная, душевная объективно и субъективно, телесная стороны онтологически реального разделены абстрактно; в действительности они пересекаются, и телесно-онтологическое — самое простое образование в ней, не говоря уже о том, что в мире этом все телесно, даже малейшие проявления духа, так  как дух – ничто без движения телесного, то всё же и  телесное есть проявление духа,— таков  принцип реалистической онтологии, не делающей различий ни перед чем сушим—  ««всё реально!» Реально прежде всего не вырожденная телесность,не обиологизированное тело, но плоть, соединяющая в себе тело, душу и дух. Поэтому в реалистической онтологии наиреальнейшее  – это действительность. Типы онтологического господства, до сих пор, как это уже видно, ведут от духа(преисторическая мифология) к душе(в особенности язычество и христианство), телу (Новое время и его распад) и, дальше, микрокосму, понимаемому как воссоединение на новом уровне и преодоление частичности истории и географии. В целом на поверхности проявляется деградация: от духовного – к разумному(сторона духовного), далее – к рассудочному, затем к сознанию,  ныне  — к самосознанию (что актуально в современной глобалистской неразберихе) и, далее, к Само сознания, что свидетельствует о развёртывающемся воссоединении человеческой истории.  Конечная действительность – человек в его самодеятельности, действительности и будут преодолено отчуждение человека и региональные онтологии как  наука об отчуждении.
Плоть россиянина отличается от тела оксидентала тем, что она – личностная, всегда чья-то плоть. И человек отвечает  - не только перед собой, но и перед другими и за других – за свою плоть. Не случайно именно в России осуществлялись особожестокие репрессии по отношению к телам челоевеческим; сама плоть была носителем человеческого начала.Оксидентал владеет телом как собственник и печется о нем, как о рабочем скоте; россиянин – соработник плоти, как части космических сил и они – в одной упряжи. В целом современное состояние «обладания» телом моно характеризоать как рабовладение – более или менее великодушное. И только россиянин сотрудничает телу личностно, как воплощению космических сил. Он ближе новой классике, вопрос о которой стоит с особойостротой после модерна, постмодерна и модерна посмодерна, - это классика личностная.
Классика предстоящей эпохи — личностная, космическая классика, возвращение человека к себе обогащенным всей историей человека. Её существо ;; свобода над всеми прочими исчерпанными типами классики, образцов для подражания и парадигм действия людей, что означает и внешне классическое «стояние» человека — рядом и наравне, под вилянием и преодолением этого влияния любого явления жизни и бытийственном творчестве всего сущего как соразмерного человеку и человеком же полгаемого в основу своего бытия.Можноыделить классику античную – соответствие человека космосу; патристическую (незавершенную) - соотвтетствие человека Богу; Естетственнонаучную – соответствие мира самому себе; Немецкую – соотетствие мира человеку;  русскую (литературную и философскую) – соотетствие человека миру. Последняя, предстоящая классика (минуя детали) - соответствие человка самому себе. Но, парадоксальным образом, основа, соответствие человеа самому себе, будет постоянно преодолеваться бытием человека как собственной действительности, включая, как моменты, все другие кассики. Именно в этом, хотя и частично, исторически и заключается классичность в человеческой истории — классичность античной культуры времен Перикла, классичность Отцов церкви,.классической механики, классичность классической политэкономии и классической немецкой философии (не обращающей внимания на человека), классической русской философии, классического марксизма, и, допусимо или нет сказать, классичность феноменологии, вершина которой приходится н неданее время. Личностная классика —соразмерность человека себе как носителю беспредельного духа, личности. И сознание ее — самосознание не только в существовании в наличном, но и в задачах будущего, создание собственного, личного мировоззрения и судьбы. Здесь философия станет опираться на саму себя , как познание Само, и вынесет в историюисторию все нужное, все частичное, свои преисторические формы в мифологии, религии, искусства и науки.Здесь человек станет на самый край своего существования и обретет бытие, преодолевающее само его существование, даже тело – в бытии. Именно с опорой на переосмысление своего тела как плоти начинается – и уже пре-похапоха, классическая эпоха Отцов церкви, классическходит преобразование души и духа. Поэтому вопрс о плоти, а не о отработавшей свое раблезианской телесности, становится в порядок дня и онон обязательно переживаетсяпереживается на актуальной грани существования и несуществования, в том числе человечества, планеты, России) – но достаточно, хотя и не вполне поставить вопрос философски – каждому из еще оставшихся человеков среди одержимых и призраков, хотя путь этот не закрыт и для них – через свою одержимость и призраность и их преодоление. Словом, минимизаторское понимание человека как телесности в ее обреченности вещам должно быть преодолено. И в этом – коренная задача России. Плоть – едва ли не самое важное в ее сокровенности и самой сокровенности.Именно для России характерна ориентация не столько на тело, сколько на плоть, соединяющую в себе тело, душу, дух при главенстве духа, - прах, персть и плоть.
Со становлением человека, его выделением — никогда не полным — из космоса, сама деятельность становится ценностью. Действие в первую очередь создает более прочное, иногда слишком прочное, единство человека с облекающим его космосом — мир человека как природного существа. Захваченность одним только миром,— без связи с космосом в его тайной противоречивой гармонии, выражающейся в разноречии природного, душевного, духовного, что признается всеми философскими концепциями хотя бы в потенции, —  означает упадок человека, его обреченность открытому и удаленность от прикровенного (социального) и сокровенного (духовного). Такая ситуация есть его безбытийственность,  обреченность существованию в одной только плоскости и деградация всего его существа к задачам поддержания  хотя бы минимального  достигнутого  уровня существования. Вопрос о человеке, многими полагающийся как способ сопротивления, оборачивается как вопрос о том, как его заманипулировать совсем.
Онтология тела ущербна без онтологии души и духа, не только служащих телу, но и возвышающих его и самих себя. Отсюда — наблюдаемая во всех культурах тенденция к углублению во внутреннее, сокровенное и внешнее, откровенное; отсюда — не имеющие непосредственного утилитарного значения действия и деятельности: ритуалы, искусство, непринужденное общение, свободное творчество духа, души и тела. Единство микрокосма и макрокосма утверждается в борьбе; уменьшение (но не исчезновение) хаотической компоненты (компоненты творческого ничто) в разноречивых отношениях того и другого, — важнейшая тенденция; она имеет предел и есть лишь начало разноречия и противоречия. Парадокс, абсурд и являютсяявляются мотивом, движущей силой и стремлением упрочить самостоятельность каждого живого существа, раздор и единство макрокосма и микрокосма в  соединяющем их мире человека.
Тело, имеющее ощущения и производные от него способности и действующее в макрокосме как микрокосм, которые соединяют в себе мир мате-реальный, в зависимости от ситуации вещественный,  душевный, или духовный, и есть плоть, ;  тело, руководствующееся не только своими потребностями (вещественное) и социальными интересами (душевное, родовое  отношение к миру), но и духовным отношением к основам мира. Потребности возникают как результат высокой организации тела, непрерывно как бы растворяющегося в космосе и кристаллизующегося из него; ощущение понижения организованности выражается в переживании собственной и мира ущербности. Собственно, сам мир есть ограниченность, самоотчуждеие (остранение) человека.
Вопрос об орудии со всей остротой ставит вопрос об исходном даже для тела – о человеческой свободе,  имеющей исток в свободе тела. Свобода просветляет тело до плоти, а не плотности. Тело ограничивается от внешних влияний, в нем обнаруживается душа как человеческоечеловеческое качество жизни и самовитое в том, в чем он пребывает – социокосм. Он всегда конкретен и формация души становится самовитой, когда душа, прикрытое и прикроенное, своим самодвижением ее преодолевает в свободе воли, и это – преодоление душевного –дух человеческий, сокровенное. Свобода тела, в которой она проявляет саму себя – это три фазы не только действия (на западе подмененного латинизированным актом и бесконечной активностью, лишь таящей в себе – и то только вероятно – поворот к деятельности) но и самой деятельности. На западе человек – только возможность, всеми силами цепляющаяся за жизнь, русский человек привык опираться на собственную деятельную действительность, и ныне в России происходит потаенное движениедвижение перехода от имперской и социальной вестернизированной «активности», поверхностно захватившей  ее народ,, к действительности самого бытия. В России сё еще слишком много «свободы для»(Фромм), и мало свободы «от», не говоря ужео свободе «через» и «Чрез». Поэтому, что касается тела, то его свобода – в флексии, свободе изгибаться и поворачиваться(плоть); в дефлексии, свободе прекращать действие и возвращаться в более или менее исходную позицию имноженной (мощь) и рефлексии, способности прерывать действие не только в заботе о себе (основа субъекта у Фуко), но и в способности прервать действие ради мысли и основании флексии на неповторимости нового действия, превращающего ее в деятельность (воля).В ре-флексии чеовекстановится иным, отсавляя себе собственное и порождая ничто возможного будущего становления иным. В этом, кроме прочего, зиждися и возможностьпонмания,вамодействия синым, втом числе живым существом и совсем существующим кК иным нетлько себе самому, но и его самого ему самому, то есть преобраззования существующего в сущее для него. В ре-флексии осуществляется поступок; непоступающее действиене есть еще деяельность,носуществование, поступающее – бытие человека, поскольку тоькодля него касане себя есть ре-флексия. Еще тоько де-флексивная, действующаясторона деятеьности (характеная для присторических народв, меридонаьцев) несет тчуждение и является отчуждением; даже птребление является действием, а не элементом деятельности, гипертрофиорованном в отчуждении,подчиненном в истинном быии, при господстве быия как деятеьноси. В целом же телесное  есть начало флексивное, присваивающее, хотя уже здесьь – в мощи и  воли начинаются дефлексивное  и рефлексивное начала, поучающие развитие далее, при разворачивании специфически человеческой деятельности самотворчества – основы его бытии и её высшей формы.
Над потребностями  чаще всего господствует духовный план, охватывающий вселенную как целое, — телесное становится частным случаем решения проблематичности существования человека (частный и высший тип тела ) в мире. Тело превращается в одухотворенную плоть. Макрокосм осмысляется, в нем осознается цельность как мир человека — своеобразное (и всегда конкретное) духовное, «договор» о взаимодействии макрокосма и микрокосма, природы внешней и внутренней, сущестования,  сущности и их противоречивого внутреннего единства — бытия. Они выражаются различно в религии, в искусстве, в науке, в философии, хотя и стягивается к единому центру — человеку.  Мир мёртв, ексли не просветлен идеальным, духовным, — продуктами высших родов  и форм деятельности  мыслящего существа.. Но без этого тело связано лишь ближайшими отношениями и ему не хватает мощи для расширения зоны своей действительности в мире.



 Сила\Мысль\Мощь
Плоть человека существует волей в мире на основе борьбы, противостояния, преодоления,взаимоопределения внешнего и внутреннего, решающим фактором которых является мощь. Непосредственная сила тела вторична и сравнительно  невелика по сравнению с  могуществом облекающего со свех сторон космоса. В целом плоть противоречива: утверждение тела вносит хаос (небытие, точнее, инобытие) в макрокосм, но через этот хаос как зияние проявляется не только утилитарная польза для человека, но также и высшая красота космоса, его свобода, котрая породила человека, порождается чеовеком и им олабыть порождена,- недостижимая без вмешательства человека. Сила тела основана не столько на откровенном, физических данных (как у животного), сколько на сокрытом (социальном в конечном счете), способности плоти воспринимать  макрокосм и прикладывать его силы, преображенные деятельностью в решающем месте в осмысленной форме, параллельно одним мировым линиям  и пересечении с другими мировыми линиями напряжений, то есть по геодезической линии и осуществлении сил самого космоса.Но только в прдысториичеловек озабочен тем, что скрыто от него, прикровенное; в истории он ищет сокровенного, то есть самого себя. Существа через исторически конкретное – сущность, феномен, откровение, очевидное, в чем предысторически человек наивно искал для себя основание – «вовнеоснование» и только. Надо быть самоосновным, деятельным и искать также несамоосновного, нуждающегося в нас. Но в нас прежде всего нуждаемся мы сами. Иными словами экзосмос (Бердяев) микрокосма, его распространение вовне, основаноосновано на идеальном эндосмосе, восприятии макрокосма, его идеальном присутствии в плоти человека, просветленными душой, перстью и духом,плотью в собственном смысле слова, а также -  и в плоти общества. В точках их пересечения образуется ядро мира, охватывающего в определенной, устойчивой или  изменчивой конфигурации все ральности: духовный, мате-реальный, социальный и знаковый универсумы, то есть создает действительность. В этом воля, будучи и по происхождению, и по направлению, дефлексивной, деятельной, обнаруживает свои вольные или невольные границы, становится рефлексивной волей как воля человека
Если флексия – только подготовление к восходу человеческого бытия, то следующий акт, дефлексия, его органон. Он основан на движении от себя, на что, как известно из зоопсихологии, способен только человек. Это уже действительный жест, переходящий в силу (работу) и мышление (труд) и активность (мощь). Здесь значение выделяется от смысла, хотя ещёобслуживает его. Но значения отдельных трудовых действий развёртываются в знАчимость её для всего иного, и даже – для другого, а человеческая осмысленность (вполне в духе значения этого слова у неокантианцев) начинает охватывать человеческие сообщества и выражатьсься в значИмости. Из такого сообщественного развертывания труда, подчиняющего уже действие потребления, возникает новый стохейон – коммуникация, соответственно двойная – вещественная и невещественная (языкова). Их связь часто забывают, приписывая значения и смыслы лишь языку и знаковым системам, а не  их прародителям – труду над внешним. Человек в своей позе становится независимым телом, а его жесты – эстами иного, то есть предмета деятельности: вещи у ориентальца, предмета у оксидентальца. Возвышение значения над смыслом делает жизнь человеческой особи значительной для Другого, превращая постепенно Другое в Иное, объект из-делывающего усилия человека. Силала мысли возвышает человека досущего, он уже не просто существует. Он сам себе становится стохейоном, источником силы в опредлеленной форме. Дефлексия делает его дектатором природы, но это – если сила соразмерна сушествованию вещи и мысль направлена уже не только на смысл, но и на значение, понятое не только в модусе обладания, но имения. Жизнь человека персти, одушевленного психического начала, а оно одушевляется несводимостью к животному в его прошлом, становится значимым существованием, сущностением  сущего и для самого человеческого со-общества, еще в преисторических  и предысторических формах, и для общественности, в его преистирических и предысторических формах. Отчужденные формы, возникающие здесь из абсолютизации частностей – культ силы (Характерно для ориентальцев), культ мощи (особенно технической), характерно для оксидентальцев, культ вещи (магия), характерная для меридионалов и идея преобразования природы всей для человека ( Федоров, Мичурин, русские космисты и естествоиспытатели), её преображения (русские мистики. В более общей форме – мистика и мифология, по крайней мере особо развитая у первичной исходной цивилизации россиян – эллинов (считая первичной цивилизацией русьских и вторичной- русских; сейчас формируется третичная – российская, если и только если рассуждать по Тойнби).
Деятельность — реальность физической и духовной мощи тела — в целом распределяется по четырем  аспектам: гонии, гении,  гееннии и ургии (таков деятельный этос человека и общества). Гония основана на потреблении уже существующего и ожидании воспроизведения потребленного в ходе естественных процессов космоса (макро, микро, мезо). Гения требует активного участия самого человека в воспроизводстве потребленного, при чем необходимо организовать условия его возникновения. Геенния исходит из участия человека в  творческом преобразовании (эгоцентирическое мышление) микрокосма через необходимое для этого преобразование макрокосма и именно для преобразования этого последнего. Ургия есть творческое проникновение в космос (не только существующий, но и могущий быть!), а значит, и в микрокосм (здесь даже больше в могущий быть, чем существующий!) и обнаружение новых их свойств, которые создают новые  интересы и новые потребности,  ставит новые задачи совершенствования мира  с точки зрения микокосма и макрокосма.Ургия – это теургия, теллургия, металлургия, драматургия, хрургия, демиургия, - преде всего,  Ведущей стороной является микрокосм. В целом история человечества идет от гонии к ургии,самосозиданию человека с его оборотом к совершенствовании космоса, примирению тотальности экзосма (европейский человек) и эндосма, понимаемого чаще всего социально (Восток); доминирование  ургии, все еще подчиненной, случайной стороны деятельности, чаще всего выпадающей немногим, в   будушем несомненно,  хотя ограничено сейчас вопросом  главным образом  вопросом о природе и ее «охране»; макрокосмом, совершенствованием природы, но это уже осуществляется. Перспектива — в переносе ургии на личность, ее творческое саморазвитие, но и здесь обнаруживаетя гоническое—тесная связь с потреблением  ресурсов человека как одухотворенного существа. Однако и в древнейших культурах присутствует ургическое, оно связано с  извечным для человека и человечества решением творческих задач, с духовным. Всему этому содействует нарастающая мощь человека, и в первую очередь – мощь его собственного микрокосма, мышления, творчества. Господство значений и значимостей породило особые формы мышления ориентальцев – отношением всего к общине, оксидентальцев – к сенсуально (материалистически) понятой природе, меридональцев – к значению; русские попытались (и довольно небезуспешно) синтезировать эти начала вне отчужденных форм, доходящих до анимизма, тотемизма и фетишизма, выдвинув на первый план развивающийся смысл.

                *                *                *

Собственная сила тела человеческого существа может обеспечить только гоническое отношение человека ко вселенной; необходимо вещества и силы противопоставлять им самим — создать орудие, и это невозможно без мышления. Отношение орудие/мышление открывает новый пласт космоса, его подоплеку,прикрытое, не открывающуюся непосредственно органам чувств. Тем самым делается первый шаг в направлении открытия целого космоса, расширяющего отношение микрокосма/макрокосма как мир не только и не столько чувственно, сколько духовно данный. Дух не сводится к мышлению, он преодолевает мышление, превращает его в своё средство. Мышление орудийно, дух — творящ. Мышление дефлективно, деятельно, дух рефлексивен. Мир раскрывается в своей многослойности ( постижимости как вещественное, живое, т.е. одушевленное, душевное как социальное и духовное), и духовная компонента  заявляет в конечнм счете исторически и логически о своей ведущей роли даже в орудийной деятельности. Орудие/мышление — основа генийного действия, соучастия в создании вещей.  Геенийно оно оборачивается в отношение мышление\орудие, с иной ведущей стороной, то естьот прикрытого, наследуемоо соцально, прикровенному, в котором участвует уже и политика, - в этой перспективе мышление\орудие разрастается в технику. Однако долгое время это отношение лишь умножается количественно; без назревшего качественного перехода техники в орган духа прогресс техники опасен..
Орудие повышает мощь плоти и создает особую область  существования, за которую целиком ответственен человек, мир, его «второе тело» - опредмеченную деятельность. Уже оно само есть орган тела. Техника первоначально существует как господство над людьми, над рабом и крепостным, как телом Другого. Освобождение человека делает Другим технику сначала механическую, а затем и электронную, что требует развития другой компоненты мощи — энергии. Техника ургийна лишь по отношению к природе и, собственно, через технику только и возникает узкое представление о макрокосме как природе прежде всего материальной,— что оборотной стороной имеет непонимание целостности мира, взаимосвязи всего сущего.После остранения человека возникают условия ля его далнейшего отчуждения – искажения и превращения. Возникает ограниченность понимания «законов» вещества по сравнению со спонтанностями, действующими в космосе как идеально-органично-материальном универсуме, где материальное — лишь дно  реального бушующего океана спонтанностей. И ещё предстоит восстание спонтанностей — освобожденных личностей. Это уже будут  ответственными за все ( а не «настроенные», в лучшем случае, как рояль – у Хайдеггера )  лиКности. Ответственные даже за судьбу божеств.В этом смысл новой классики, в архаическом и первых движениях модернизации их  движении к которой мы состоим. Но для этого необходимо снятие отчуждения в том числе, его крайней формы – формы извращения, когда плоть представляется  следствием, а тело – причиной. Особенно она характерна для России, где социальная плоть находится в перверзивных отношениях с властью, представляющейся единственным носителем духа. Вся исория России является историей борьбы с таким извращением, характерным, впрочем, нетоько для неё.
Техника проникает и в идеальное, знаковое (что только субстрат идеального) как субстрат социального, и в микрокосм: современный мир — это технология, сам смысл которой истекает из господства над веществом, но не над духом — содержанием идеального и его значением. Проникновение техники в духовное, идеальное, субъективное, — серьезная угроза автономии человека по отношению к делу рук своих. Победившая техника означает превращение космоса,  природы, человека в машины по производству типического, тогда как в реальности они глубоко нетипичны. Но они же могут стать основой нового расцвета воли человека к  преобразованию космоса в человеческий мир в соответствии с ценностями красоты, добра, истины как единство и целостность  человеческого, освобожденного от частного и привходящего. Человек — и есть единство преобразованного мира, но мира, включающего и космос, и природу, и общество и собственное противоречивое естество уже не  оксидентального индивида, ориентальной индивидуальности,  меридесионального человека, но их существо и объединяющее начало (российское)— личность. В этом заключается тупик победившего в начале Нового времени номинализма (в ущерб реализму) как основы положительных наук: утверждая примат существующего как существующего, наука подводит его сразу под словесное «общее», игнорируя уникальность единичного в космическом порядке, его неповторимую судьбу и связь с общим как единством мира и единства в мире, который включает и идеальное, его воплощение — знаковое. Не честнее ли признать существование реалий (реал-лизм)  как некоего проявления космического порядка — в уравновешенности и взаимодополнении с номинализмом единичного и отдельного как концептуального (рес-аличного), выраженного социально?
Существующая целостность мира всегда неполна — она пронизана возможностями, из которых техника извлекает ближайшие, прикрытое и прикровенное. Исчерпать возможное до невозможного, раскрыть красоту, добро и истину может лишь дух, сокровенное, выражающий целое космоса, неближайшего; в нем ничто не исчезает и не возникает беспричинно, и высшей, аутической, причиной является человек. Он, в своем призвании — открыватель небывалого в космосе,  истории и, главное, в себе самом как не только существующем, но и бытийствующем начале космоса. Он – носитель бытия, а значит, осуществитель быия в ином, существующем, открытом.

                *                *                *
Пока что в истории человечества господствует, хотя и не абсолютно, танатическая настроенность на труд как «труд скорби» (Деррида).Это характерно для превращения сиы, продолжеения сиы чеовека,в запредельную, излишнюю мощь. Над современной Землей  (исключая «небожителей»- блаженныхблаженных космонавтов) нависла абсолютная технолого-научная реальность,Абсолют нашего времени и его божество – Атомная бомба, в окончательном виде выражая исторически ограниченное в современном человеке – страх, отчаяние и ужас, оборотную сторону всякого мира, его патематическое и танатосное начало. Для Европы таким негативны Абсолютом стал Освенцим и холокост (Адорно). Вот  выражение существа современных технологий, усиливаемых «поставом» (Хайдеггер)  до баллистических ракет.  В этом трагически выражается мощь современных государств. Основанная на идее незыблимости границ и доллара, что, вместе с лигитимизацией атомной бомбы в ее при менении в 1945 году является последним наследием и результатом, упорно пересматриваемых  последствий Второй мировой войны.Они сами должны быть радикально пересмотрены.
Танатос господствует по причине того, что этос человека – а этос он унаследовал как высшее достижение животного мира, что исследуется этологией и этнографией, - преодолевается деятельностью, ранее  (чем дальше в глубь истории тем больше) подчиненную трудом: подчинением природе, богу, обществу, что всегда оставляло человека перед необходимолстью и страхом смерти и необходимостью выживать.Лишь немногие и ограниченно могли преодолевать до известной степени танатическую склонность преисторического человек и утверждать эрос ( об этом – Платон, Фрейд, Лосев, Вышеславцев). Если обращаться к истокам, то Бог породил  существующее в любви к нему, поскольку ненависть Господа – в отпадении в частичное и частное, отчуждение от него.
Танатос в этосе лишь косервативное начало, но природа человека такова, что он компенсирует миром в забвении истока и полагает мир как собственную лучшую смерть – »почиет в мире». Еще Гераклит заметил:»Всё, что мы видим наяву – смерть; все, что во сне – сон, все, что по смерти-жизнь» (DK 21) Преодоление смертности, а не страх ее (Хайдеггер) – переход человека в его настоящую историю, случающуюся в предыстории то там, то здесь и присущая каждому в его собственнолй, совместной и всеобщей действительности, пока еще не господствующей по сравнению с мирами. Преодоение страха, отчаяния и ужаса. «мильона терзаний, присущих телу» (Шекспир) означает переход деятельности на сторону эроса как бытийственного начала и просветляющего энергейю и динамею деятельности, как незряшняя мощь человека в его человеческом теле.
Важнейший момент энергийного процесса — его направленность, осмысленность применения: обособляясь и выделяясь, такая энергия-возможность: сама энергийя деятельности есть возможость для духа и его действительность,- (информация есть снятие неопределенностей, т. е. конкретизация возможностей) возвращает человека к вопросу о противоречивом (через борьбу) единстве микрокосма и макрокосма как основы их гармоничного существования, в котором осуществляется бытие человека. Но следует понимать, что традиционный космос  в своих исходных посылах – представляется (но в действительности не является) как отчуждение человека и его преодоление как «темницы» человека потребовала немалых усилий Поэтому здесь « космичность» надо понимать как «снятие» истока и   установление, нового, неотчужденного телоса – кода вещи и человек самовозрастают в деятельности, окончательно подчинившей себе труд (природный, социальный физиологический) как собственный момент и средство. Это -  изначальная динамейя изначальной философии, исходной для всех будущих частных философий.человека, в то время как изначальная философия страны – соеровенного для всего человечества - должна стать условием для всех других, имеющих возникнуть, и предпосылка ей – общее понимание человека,  фактическую гуманология для грядущей философской антропологии

.
Информационный аспект возвращает технику к духовному, космическому бытию, и это характерно для современных мегаполисов; если и только если он не замыкается в себе, собственном виртуальном мире. Виртуальный мир — самая серьезная опасность в развитии информационного общества. Бесспорно, он может и должен существовать, но существо информации — новые возможности ощущения, понимания и духовного постижения, иные формы противоречивого и разноречивого отношения  самовозрастающих в эросе микрокосма и макрокосма, углубление человека в космос, схохраняющий преемство через теоцентризм, природоцентризм, социоцентризм и теперь подходящий к персоноцентризму с его непростой судьбой и сложными коллизиями. Информационные процессы  одни из них, и могут содействовать не только познанию природы как промышленного и интеллектуального сырья, но и как основы свободы — как бытия человека на этих основах существования и как возможности совершенствования мира исходя из гармонизированных интересов личности и космоса через борьбу, исходя из человеческих ценностей истины, добра, красоты и мудрости, ограничивающей эгоизм умственной деятельности человека ценностями. Они самоосновны, и человек, все болеестановящийся самоосновным, действительным в истории, становится самоосновным «окончательно», со следамипредыстории. В истории человек был только возможен, динамиен, то  после Оборота он становится энергиен,  то есть станет из своего отчуждения восстанавливать свои истоки с целью свободно их преобразить. Господствующие вво сё еще длящейся предыстории отчужденные формы сознания – остранение, превращение, искажение и извращение, в их исторических, логических, симфонических и аутических порядках должны  статьосвойвозращенногосознания, сонания не экстенсионального, а интенсионального в точном смысле слоа, проникающего за поверхность откровенного, скырытого,сокрытого – к сокровенному, самой личности как на есть в действтельности, а не ее историческим ограниченных формах риродного, социального, политического и религиозного. Именно в этом заключена мощь человека, и его телесная мощь орудий\классов\партий\догматов должна на первойстадии открыть его собственную мощь и послужить мощью осуществления его истинного предназначения, творчества, деятельноти по законам красоты\добра\истины\мудрости. Содействием, а не противодействием эим законам мощь человка многократно усилится и внесет в жизнь Иное – что без него невозможно. Другое рименение мощи не тольо аморально, но делает её нсителем танасичекой силы, как действием танасической силы делает»ужас» бытие у Гейдеггера.

                *                *                *

До сих пор мир, а он без  своего принципа (закона над законами, проистекащих из материально-идеального космоса), ценностей существовать не может, в конечном счете подчинялся потребностям, в лучшем случае — интересам, и был достаточно отвлеченным и туманным образованием, хотя без человека космса нет. Но именно в нем воплощается космическое единство  человека во главе всего сущего, в этом же – и ожидающее его могущество, мощь. Надо перестраивать человеческую цивилизацию на служение ценностям — что не исключает, а подразумевает рост потребностей и расширение интересов как моментов ценностей, присутствия и участия человека в совершенствовании мира. При этом глубоко, ургически, изменяется наполненный борьбой микрокосм, в частности, не с собой как ростом в эросе, но вв частичности и ограниченности одних, гипертрофии других отношений к  конкретному миру — точнее, микрокосм  впервые проявляется как реальная основа, ранее используемая лишь для организации удовлетворения потребностей, защиты и выражения узких интересов. В микрокосме дух, единственно возможный лишь в бытии  человека (дух  существует тем, что  бытийствует;  дух и есть бтие, как душа –  существо и сущность и тело - существование), раскрывается как действительно бесконечная возможность творчества. В подобном повороте событий ургия, дух, идеальная самоорганизация человека становятся  господствующей над предметной деятельностью реалией, над  реалиями гееннии, гении и гонии; в ней все большее значение приобретают ценностные аспекты, раскрывающиеся также как реалии, соединяющие собой все пласты реальности. Происходит возврат — через обогащение — из тупика космоцентризма-теоцентризма-техноцентризма-, в который зашло человечество, к формированию новых возможностей развития, опорой которых будет не столько потребление (тело, существование) или душа (сущность, интересы), сколько творчество  свободных личностей индивидуальных и совокупных через свободное бытийствование — самотворение(существо, дух). И не из «ничто», а из неиссякаемой динамейи  космоса. Мир как действительность всегда ограничен; он – жив, пока является действительностью, полем человеческой деятельности и самоосуществлением его бытия. Трагично, когда мир становится  препятствием для  совершенствования человеческой действительности. Действительность, не смотря на производнсоть от деятельности, первична; мир – лишь условие деятельности. Человек станет не только человеком,отягченным телом (меридионал, а и другие), покорным богам (Восток), обреченным вещам (Запад),обращенным к людям (Россия) а обращенным,  Существом во всех отношениях. Он сам станет существом всего, «всяким во всяком».Через бытие ( в том числе бытие тела), он сам становится Сущим.  Что включает в себя то, что человек становится богом и занимает присущее ему не только по его желанию, но и по природе всего сущего, центром мироздания.  Но для этого нужна  не только плоть и мощь, но прежде всего - воля.  Человеческая воля способна на основе его собственных сил использовать силы мира в собственных целях человека. В отчужденной и превращенной, предварительной форме воля  выступает и вырождается как власть. Во власти объектный фетишизм, как и в Науке (Гегель), Боге (Фейербах), деньгах (Маркс) достигает особой формы отчуждения, превращения и (чего не хватало Марксу в его анализе фетишизма товарного и послужило основой для извращения политэкономии в «экономику») – извращенной форме.Они нередко проявляются в явлениях воли в особенных и даже частичных формах


                3. Воля\акция

Макрокосм представлен и в душевнеом, как свободе души, и в духовном, как свободе самого духа. Вопрос о первенстве духа, души человеческой (персти) и природной или обездушенного вещества (в лучшем случае—вещественного),праха в целом не может даже ставиться, поскольку затмевает исторически сложившееся соотношение этих начал, их глубинное взаимопроникновение и абсолютизирует различия реальностей в рамках единой реальности — сущего; оно, в конечном счете, раскрыто только в духе и через дух. Но всякая отдеьная поть отделена от мира и испытывает не толькосвои влияния на мирт, но, прежде всего, вияния мира на себя и длжна эти влияния, боль, претерпевать с тем, чтобы на них отвтетить. Это иесть основа персти, воля; она же, как будет видно далее, естьоснова души. Но прежде всегоона  развивает средсва усмирения, введения в свой мир, действитеьнсть, внешних сил, для чего усиивает саму себя и свое тело. Врля, не смотря на всю свою дефлексивную мощь, флексивна, развертывается по образу гибкости человеческого тела, хотя, отчужденно, за его пределы
Именно воля является основой духа и его корнем в теле: дух есть сознание ценности и цели, и горе тому человеку, народу и самому человечеству, если его цели расходятся с целями наиболее полного развития мира и его проявления в высшем из возможных состояний или сведены только к одному из его аспектов, проекций на низшие реальности. Необходимо перейти на точку зрения субъективного реализма – все реально! Различны лишь формы реальности, при чем мтериальная реальность – самая убогая и плоская, близко стоящая к рес-альности европейской философии. Потерявшейся в худшем виде отчуждения – реификации (остранении). Рассуждения Гуссерля об эйдетических науках, воспаряющих из вещи, не сможет привести к преодолению вещного,  внещи и повторяет ход мыслей Платона, который берет идеи вещи из материи и настойчиво (как после него Делез и Деррида) ищет третье, а это – деятельность, на выбор – божественная, природная, человеческая, социальная. Но это требует трудного, но необходимого – перехода центра тяжести , вниманияс объекта или, в лучшем случае, субъекта, не только на процесс, но и на ключко всему - деятельность. Первичная, исходная форма воли – вытерпевание страдания, приспособления тела (особного или совокупного) и обращение его, страдания, в наслаждение, силу и мощь. Однако в отчужденной форме они могут развиться далеко за разумные пределы и стать опасными для самого человека, особенно в совместной форме. Но воля способна их ограничить силой мысли, которая есть первая и непосредственная форма воли.(Здесь во многом прав Шопенгауэр, правдв, он не обнаружил форм развития воли, о чем ниже). С силами, руководимыми перстью, человек становится способным создавать пока что ближайшие к потребностям цели и развивать смыслы не только количественно, но и качественно. С появлением знАчимости и значИмости труд оказывается способным к практически всеобщему развитию, и в нем формируется деятельность, существовавшая с самого начала в латентной форме. Однако необходимость труда превращает ее часто в работу, труд невольный, хотя воля означает свободу воли по отношению к коллективно\распределенным видам свободы. Деятельность оборачивается на себя, становится средством самополагания смысла, хотя цели ее еще не ясны и разворачиваются в частичных и отчужденных формах. Человек возвышается до ре-флексии, касания самого себя в творческом самоизменении. Поза его становится потенциально универсальной, но это зависит от целей и направления воли, которая в предыстории несет частичный и отчужденный характер вследствие недоразвитости труда как важнейшей составной части деятельности. От совместного бытия человек восходит к первым признакам человеческого деятельного бытия, но оно, как минимум, должно быть поступающим, основываться на поступке, то есть на способности действовать не только в собственном смысле, но и в значениях и значимостях, а значит, открывать квинт-эссенцию, собственный смысл. Это и значит, что человеческое бытие стало не только деятельным, но и поступающим (часто отчуждающееся в по-ступательное, частичное и отчужденное), а значит, в тенденции – личным бытием. Но полное становление такой человеческого бытия (в отличие от существования и сущностения в сущем) должно пройти большой путь, чтобы стать самостоятельным, самодвижущимся,саморазвивающимся, а человек – человеком истории. В современной истории такая задача прежде всего стоит перед Россией, новым тысячелетием ее существования, впрочем, как и перед всем миром. И это – сокровенное России.
Всякое последующее мировоззрение, наука, философия, сохраняют предыдущую в качестве частного случая (Кун) и оборачивают её содержание.. Кроме того, ысшее есть ключ к пониманию низшего (Маркс). Можно согласиться, чтопроизошелкоперникианский переворот Канта, останоившего субъектаи дивнувшего с места объект,  как Земля вращается вокруг Солнца. Ошибка заключается в том, что они вращаются вокруг общего центра тяжести. Так и здесь, все вращается вокруг общего центра тяжести, предметности человеческой деятельности и есть процесс, а самым глубоким и всевмещающем (даже как познание или производство текстов, их чтение (Подорога) , отказ от прочитанного (Гиренок)) есть действие в целостности деятельности.Не замечая этой  ошибки, спекулятивные реалисты пошли на самоубийственный шаг – попытались представить мир без человека. Самоубийственность здесь заключается в том, что мир – производное от человека, есть результата и форма человеческой деятелности, действительность. Можно мыслить вселенную без человека, но нельзя прекратить мыслить. Иными словами, европейская классическая наука, начатая Галлилеем, дошла до своего «ультима Туле», попытавшись  «отмыслить человека прочь» вооще, что ей не удалось даже в философской антропологии – всегда находился некий «Другой», мыслящий о человеке. Иными словами, классическая европейсая философия пришла к тому же параоксу, к какому пришла классическая политэкономия – кто капиталист – Пятница или Робинзон? Обращение к истокам  европейской классической науки оказалось подстать обращения к истокам классического марксизма – происходит не обновлеие, а разложение самих основ науки и культуры, её размывание.
Одако во всёмэтом с несомненностью естьнечто прочное. И оно – одно. Это – деятельсть. Даже самоубийство есть деятельность. И именно деятельость человека, с несомненностью, можно положить в освание новой, зарождающейся классики – классики соответствия человека самому себе. Она многое спасет из прошлого,- невозможно, чтобы всё всегда и целиком строилос на отчужденных Фомах – сами они существуют за счет связи, апелляции к формам бытия. Отчуждение -  лишьь абсолютизация форм существования, которо, в руках бытия, становится сущим. Новая, и последняя (поскольку  самообоснвывающаяся) парадигма ведет к признанию и религии, и искусства, и ауки, и фиософии (не говоря уже о  эндосмосе-технике и экзосмосе-обестве) человеческим предприятим, центром которой является не сам человек – он не породил из себя новых жизненных фом, как надеялся Нитче, а его предметность, вокруг котоой вращаются в деятельности и субъект, и объект. Но это требует глуокого череворота во всем чеовеческом бытии, прежде всего деятельном – перехда  (назревшего) господства  в деятельности от гонии к гении и господствующей гееннии к ургии, саморазвитию человека. Понимание мира как человеческого, как действительности  приведет к пониманию цеостности действующей в мире слепой человечской воли, облагороженной душевным и воплщенным в целостность духа.  Иное дело, что целостность духа дана через многообразие личностей, народов, этапов развития человечества. Дух как целое не дан сознанию; он есть условие сознания. Именно в духе макрокосм, включающий в себя и тело, отражен в микрокосм со всей его дущевной борьбой и в тело – «агон», то, что присаевает «гонию» как глубину  деятельности.: это не простое отражение внешнего — он включает всю бесконечность возможного развития сущего космоса вплоть до последнего возможного — Иного, — и воля проявляется в полноте, то есть является как воля, лишь постольку, поскольку направляет развитие по пути наибольшего совершенства. Меньшее совершенство есть либо болезнь воли, либо к ней приводит. Аоэтому в этосе человека «агон» надо понимать как его самоотрицание. Именно европеизированный человек живет как в перманентной агонии, в страхе, отчаянии и ужасе перед ничто, которое он  извращенно считает « бытием».Это – наследие католицизма, на вопрос «из чего Бог сотворил мир«(он не мир сотворил, а небо и землю и пр., мир сотворил человек), отвечали; из ничто», что совершенно извращает весь смысл авраамитских религий. Здесь важно отметить, что он сотворил – геническая сторона деятельности и – по своей воле. О цем здесь и речь. Власть его – в заповедях, а не  непрерывности его власти. И человек, для которого ми р умир (см.; Мир умир! М.,2003) потому что он сам пережил свою смертность не как факт, но как реальность преодоления его духом (терминал), его душой и бренностью праха в отличие от плоти, воскресает в своей неконечной и невременной реальности – временность и конечность – изобретения цивилизации, господствующей ныне почти везде; факт разобщенности и отчуждения, в кльтурах они несущественны. Свобода и преодоление мира позволяент сказать о человеке, что он лиКность, нашел себя в безусловном, он Существо и, как таковой – сущий, преодолевший «заброшенность»(Хайдеггер) и «случайность»(Сартр) в Вездесущем. И жажда власти, еще один пережиток ХХ столетия, извращенная форма воли  преображается в волю, которой уже не страшна космическая воля Шопенгауэра или безосновный плюрализм Джемса. Быть – быть в ином и иным, с иными. Не смотря на слезную молитву неокантианцев – «не иначе».
Исток воли — страдание, неизбежный результат телесного присутствия человека во вселенной. Любое касание (а к нему сводится любое ощущение) есть страдание, и основное стремление тела — избежать страданий, дистантироваться от вселенной,— что мотивирует развитие и использование по преимуществу дистантных органов чувств; наслаждение, напротив, более связано с контактными чувствами — осязанием (особенно в эрогенных зонах), вкусом и т. п. Наслаждения дистантных чувств более утончены и ориентированы, прежде всего, на поддержание ургии, углубления понимания вселенной и самаого себяч в личности. Вообще мотив неизменного расширения освоения космоса — установление максимально широкого мира, обеспечение господства над безднами, безопасность и полезность существующего для человека,— удаление от контактных чувств и приобщение к контактным наслаждениям.. Страдание неотделимо от действия и направляет тело к танатосу и производно от избегания его, чем поддерживается, стремлению разрешить разноречие вселенной и человека за счет распада; но в своей глубине тело не поддается до конца этой тенденции: сам стасис (существование) тела как противоречивого единства генезиса и кеносиса, становления и прехождения (как и всего сущего), космоса (стасис  в известных пространственных, временных и детерминальных рамках есть момент потока бытия, выступающего как основа мира), «оборачивает и обращает» танатос в действие и наслаждение, пойэму, а ей следет эрос. Этой точкой отпора является сам микрокосм, существование которого невозможно без тела — и существование тела невозможно без микрокосма. Микрокосм, включающий исток танатоса в лоно духа, сам и есть та призма, персть, в которой энергйя танатоса  превращается в стремление соединиться с макрокосмом, освоить его и проветси сквозь него человеческое присутствие в мире как полноту радости — эроса, становящегося главной опорой воли в отношении к миру. Иными словами, страдание, испытанное волей, в пределе – телесной болью,  должно обернуться наслаждением, выражающемся в эросе, в воле открытости миру, хотя подоплекой наслаждения и остается страдание — связующей их разноречивое единство является воля, торжество этого противоречивого единства в мире. Но существование в мире всегда есть страдание и только деятельное освоение мира в действительность чнловека  лишь уменьшает страдание, и оборачивает танатитческое полагание себя в ином в исток эросного преодоления всего сущего. Но преодоление это олно быть конструктивнм.
Воля, завязавшаяся в теле следствие вовлеченности его в мировое, как преодоление влечений праха, танатоса, и господство плоти, эроса, оборачивается волей к преодолению страдания, но его источником является весь мир; только плоть в состоянии преодолеть страдание как волю к смерти, танатос (Фрейд) и обернуть ее в волю к жизни в своеобразном «торге» страдания большего, приносимого активностью, трудом и покрывающего его эроса, воли к жизни Через динамическое равновесие страдания и наслаждения образуется этос, способ существования, его,  человека, его способ интеграции во вселенную, его мир. Этос вещи ограничен; этос человека, в существе —  «антивещи»,  безграничен, и это тем более справедливо, чем более вещное подчинено ценностям, личному началу и в человеке, и в мире. Этологически человек обречен добиваться всё большей власти но, в чем заключается ошибка Ницше, ценности сами свляются властью над самими собою. Власть – преврашенная форма воли как способностипроявить деятельно свою свободу и раскрыть своё сокровенное, своё бытие в его бесконечном прирастанииВоля к власти – уже Фома извращенная, высшая форма отчуждения.
Этос человеческого тела свободен, и свобода заключается сознании необходимости свободы. И если сознание препятствует свободе и ограничивает ее, сам эрос преодолевает это танасическое, патемную склонность и сознание подчиняется человеку – чего так и не могли понять европейские феноменологии.Именно господствоотчужденных  форм делает сознание «узилищем духа», порождает искаженные философские доктрины. Тога как философия – есть лучшее, что тоькоесть в чеовеке.
Этос включает в себя ойкос, сочетание вложенных усилий и воздаяний за них, что является основой ойкологии как праистока всеобщей ойколгиии (экономики, экологии и икономии духа); на их основе поддерживается стасис человека — противоречивая гармония становления человека, его творчества (а без постояннго творчества, то есть вне бытия,танасическое неизбежноодолеает эросическое) и его прехождения (генезиса, экстасиса и кеносиса) как существующего в существующем в значительной мере самоосновного, самовоспроизводящегося и саморазвивающегося, бытийствующего. Этос есть способ бытия человека, проникновения в макрокосм, обогащения и саморазвития микрокосма, проявления их разноречивого единства  в сознании и осуществления телоса (цели) человека — преображения всего сущего в соответствии с высшими ценностями, всеобщего преодоления падшести мира, переориентации всего с вещественного на духовное, самореализации. Именно так направленная воля в качестве истока деятельности является благотворной,но она может стать и разрушительной, танасической, разрушающей уже существующее или развивающей свою волю за все разумные пределы, несущей патос всему сущему, обреченной патологическому. Поэтому воля, имеющая своим истоком страдания тела, не должна мстить или гарантироваться от страдания всё большей мощью, а именно на этом и осованов значительной мере современноеотчужденноеобщество – на стремлении обеспечить наибольшую дистанцию от стихий, длжна обернуться через просветление праха, оборачивание персти в новое качество плоти и действовать ради универсальной плоти; в противном случае нарастание мощи сверх меры только усилит страдания поти, ее отчужденным – остраненным, превращенным искаженным и извращенным формам - и приведет к упадку через «прцветание», патемному, а не пафейному разрастанию могущества ради него самого.Исказятся и душа, и дух («присутствие духа»). Неизбежно такое развитие  воли скажется на плоти, в том числе  - и на собственно человеческой. В этом заключаются основы архитектоники микрокосма.
Этос человека и человечества ограничен той возможностью и кругом решаемых проблем, которые непосредственно заданы текущей эпохой, местом, образом действия,— но подлинная «ифика»(если использовать термин Вл.Соловьева) требует, чтобы частичность всегда находилась в связи с наиболее глубинными задачами, с телосом человека и человечества (хотя они сейчас и пересматриваются, совершенствуются). Тем самым они не только осуществляют себя, но и участвуют в становлении, повышении, расширении, совершенствовании стасиса мира в соответствии с высшими ценностями — задача, по существу, эстетическая, этическая,  научная, и личностная иными словами  бытийственная на всехуровнях, во сех слояхкосмической плоти, освобождающая из узких рамок существования в преодолении и обращении ее в бытие, которое всегда личностно, что требует от всякой свободной (а не только воплощающей весь мир субстанции) личности личностного отношения не только с высшими уровнями космоса, выражающими впервые открытую лишь личности целостность, но и с низшими уровнями, что дает возможность оживотоврить предметное отношение к миру и освободить личность от обреченности веществу не только свою, но и всего иного, во всё внести свободу как ядро бытия.
Воля преодолевает страх страдания и направляет страдание как воздействие вселенной через преодоление её самой  — к наибольшему наслаждению осуществления телоса человечества. Античный грек в конечном итоге считал ценностью наслаждение тела; средневековый человек преодолевает плоть по направлению к Богу и совершенствованию души для соединения с Богом; человек Нового времени, растворяя Бога в Природе, возвращает человека к наслаждению, хотя и более утонченному — наслаждению новой, технической мощью. Будущее потребует своеобразной аскезы мощи ради осуществления телоса, призванияпризвания человека в космосе, в их общей судьбе — иное дело, что, древле микрокосм был, собственно, отражением, срезом макрокосма; будущее потребует доминирования микрокосма, поскольку именно он представляет космос в его наиболее глубинных, изначальных и запредельных целях, включая историю, общество и человека не «вообще», а конкретно, и это есть радость как принцип. Они доступны только человеку, и человечество должно воссоединиться не столько на основе общности прав, происхождения, обмена, (что создает различные социальные системы и влияет на социальную и природную стороны души), сколько на основе переплетения судеб личностей ради общей цели: «прав личностей» в том числе их прав  сообразовываться в «фактические субъекты», «совокупные личности» по решению тех или иных ценностных задач. Это возможно только для свободной личности — телоса (искаженного в первобытности)  и этот персоноцентиреское «обращение» есть судьба и России (в первую очередь), и всего человечества. Судьба личности и личностного, то есть свободного — в этом существо Русской идеи.
Новое время десакрализировало душу; до того было временем раскрытия духа как истинного ядра души — реакции на целостность человека и универсума как творения мира в ходе глубинного совершенствования противоречивого, разноречивого космоса. И вот теперь душа, душевное, если быть более точным, должна раскрыть противоречивое единство микрокосма как ядра плоти а значит и макрокосма, который без нее не ько неплн, но и пуст, несущего в себе и то, чтоназывается душой, и то, что называется духом, - не смотря на уменьшение ими вещественной субстанциональности, они сораняют субстанциональность самопричинения и самопричиненя, и не видно причин изобретать иные терминытем более, что эти удобные для сохранения преемственности, всеобщности анализа. Задача человечества, по существу, парадоксальна и противоречива — сотворение высшего совершенства; остается только перефразировать Тертуллиана: необходимо, ибо невозможно.
Эпоха опоры на тело сменилась эпохой опоры на душу и, наконец, эпохой духа —  господства ургии, относящейся ко всему сущему не вещно, а доминированием другой стороны предметности, всегда сочетающей частичное, вещественное, прах; общее, космическое, персть  и всеобщее, еловеческое, плоть, так вот, господство вещного что определено госпосдством телесного, а господством духовного; так в противоречивом порядке идет развитие человечества уже не только ургии, используемой время от времени и немногими для совершенствования гонии и гении, но становящейся уделом каждого. Это моно уподобить отношениям конкретного и асрактноготуда,как они пранализированы Марксом, хотя сам он к этому тоько подходил: господствовать должен абстрактныйтруд какосуществление труда разных людей, общества в целом; но конкетный труд долже  сам становитсься элементом абстрактного труда, и элементом наилучшим. Сказанное особо очевидно в софизме австрийской школы политэкономии – она не признает запотрелением производитеьной силы, предельная полезнось избирается не по хотению покупателя, а по его социальнй функции с однойстороны и свободного чеовека с другой, - но сам свободный человек есть цель общества. Поэтому происходит учетверение термина и слияние его в один – в свободного человека, как будто бы он не потреляет для производства – социального или иного. Происходит субстанциализация времени – оно продлевается ради бытия чеовека и общества. В конечном счете, как время, товары обмениваюся не по редкости – что само объяснимо в социальных терминах – а по затраченному общественному времени.
Сердцевиной микрокосма (как и макрокосма) становится иное, но не в отрицательном смысле, заложенном в несовершенном человеческом языке, но в наиположительнейшем смысле,— как источник бытия, творимого ургийно. Иное – если оно само - безъязыко, бесформенно, беспричинно, безместно, безвидно, безвременно и есть хаос — и именно потому только оно и есть как таковое. И человек бытийствует лишь настолько, насколько прикосновенен к творческому сердцу духа, насколько способен использовать его для совершенствования существования, обращение его в бытие. А бытие и есть воля как такова, воля свободная, в том числе свободая и от терпимости испытывания воздействия и от ответного могучего подавления внешнего, что характерно именно для тела и является наследием животого начала, в котором прах подчиняет персть и интеллект. Поэтому  снованная на воле мощь вдет к  сао\ограничению воли, что, как мы увидим, даёт ростор социалной жизни, несводимой к биолоии, к высшим проявлениям души и духа.


                Особь : Активность.  Деятельность. Труд   

Несомненно, деятельность есть способ существования любого человеческого тела и само оно решительным образом обустроено для деятельности. Потребление хоть и есть одна из целей деятельности, но, во-первых, сама есть специфическая деятельность, зависит от её результатов и имеет смысл только для продолжения, возобновления и совершенствования деятельности. Тело человека есть тело деятельности. Однако для человека дальнегоЮга и Севера, человека первобытного, меридональца, потребление представляется важнейшей компнентой жизни и потому он ыступает именно как челоек среди иных живых существ, хотя и высокоразвитый, и обладающий перстью душевною, и плотью духовною – доминирет прах земной. Но никакое потребление для человека невозможно без труда, без подчинения, большего или меньшего,законам природы, общественной организации, собственного организма. Для меридональца всё это ыступает органическим компоненом его жизни, и сам он поэтому есть живой человеческий организм. Его жизнь подчинеа законам человеческой активности, тоесть постяного воспроиводства деятельности по присвоению вновь возникшего потребленного, она по преимществу гонична.
Ориентал исходит из другой позиции, под воздействующими на него ему не принадлежащими силами. Центр его деятеьности есть труд, а потребление являетсяего функцией. Труда, как и поребления, избежать не может никто, но для оксидентальца труд является смыслом его жизни постольку и настоо, полскольку и насколько он сакрализирован, из чего возниают чисто сакральные виды труда и\или символического потребления, чем производительный туд и реглируется.. Его воля направлена на оуществение труда не по нутренней необходимости самого труда, а из инх причин, часто достаточно далеких от самого этого труда. Смволическое потребление может даже противоречить значению производительного туда, но иметь смысл для ориентала как перстИ земной. В его воле больше претерпевания, чем ответа, его позиция к жизни – аскеза не только недобровольная,но и свободная, ставшая добровольной. И труд его, европейцу представляющийс принудительным – добровольная аскеза если не одним только божественным установлениям, то обстоятельствам жизни вообще. Его позиция  - гения, воспроизводство потребленного, вместе с потребленным в труде его телом и вложенной в труд аскезой. Его тело – мощи, подобные мощам святого
Оксидентал ориентирован на иной тип деятельности, на активность. Его позиция – аскеза мира по отношению к нему самому. В противоположность аскетичности он раблезианец, его тело должо прибывать в мощи, и если не в раблезиаской безмерной полноте, то в силе, в том числе орудной. Оксидентал – пЕрсть земная, ее перстатое орудие и как орудие он и относится к самому себе как к важнейшему орудию, впрочм , не всегда. Это – своеобразная раблезианская аскеза отношения к себе как к орудию порождет своеобразное исажение -  рассматриается не тело, а телесность, чаще всего, как разросшееся тело оксидентальца, загромождащее собой все просторы вселенной. Этому соответствует обратное, по сравнению с ориентальем, отношение к труду, - он рассматриается как роскошь, и особой роскошью является труд на роскошь – на капитал. Капитал представляется располневшей, обвисшей, исполненной крови, лимфы и спермы телом оксидентальльца, результатом его раблезианской аскезы сохранения от преизбытка, что касается и изобретенной именно на Западе безработицы. Если для ориентала полвой акт – сочетание, то для оксидентала он – совоупление, восстановление и без того уже существующего назначения одного тела другому, что порождает множество гендерных прблем. Ориентал есть индивидуальность в контексте тождества пред лицом высших сил, Фатума, оксидентал же - индивид, единичный предтавитель рода «человек» и потому считает, что ему «всё позволено»  из того, что позволено человеку и вообще живому и сремится в своей жизни всё это познать, что ведет его в труде к крайности активизма, непрерывного создаия нового, лишь по социальной необходмости являющегося полезным хотя бы ему самому. Его пЕрсть – сочетание всего, что принадлежит ему как единичному предстаителю человеческого (а часто – и вообще животного)рода. Это человек не души, а психики и он совершенно свободно переделвает её в соотетсвии с запросами своей активности. Как пЕрсть, его душа – еще один орган для активности. Актиость превращает его труд из служения высшим силам во вполне бессмысленную работу, смысл оторой положен вовне; как  меридионал полагает свою жизнь потреблению, так оксидентал потребляет свою жизнь ради произодства своего неогранического тлела и есть служитель телесности, ее священная проститутка. Как отдельый индивид, он не несет ответственности ни перед своим родом, ни перед универсумом, ни, часто, перед самим собой. И в этом – его раблезианская аскеза.Он отвечает только пред Роком денег, как меридионалец отвечает перед Фортуной на охоте.
Для Россиянина центром является не крайности деятельности – потребление (гония), не ориентальское трудовое воспроизведение (гения), ни оксидентальское производство для потребления (гЕенния), а сама деятельность в е существе – ургия, производство Иного, соответствующего, соответственно, красоте(медионал), истине (ориентал), добру (оксидентал), но в их стященности к Усии, сущности, мудрости. Как мы увидим позже, Платон имел виду под усией именно совершенное проявление существующего как бытие (а ытие есть деятеьнсть), и именно это испоьзуется в деятельности для достижения ее инче конечных целей. Деятельность раскрывает в миръе Иное, хотя это в частичных целях осуществляется не всегда, часто не осуществляется, а нередко и извращается, как формы отчуждения – остранение, превращение, искажение и извращение. Они соответствуют отчуждению в регионах мира  - фетишизму, анимизму, тотемизму и мифилогии. Именно извращенные формы сознания (мифологичное) во многом характерны для современной России, что есть исток\результат мифов о ней. Всё это свидетельстует о преисторическом, пречеловеческом, гуманологическом, а не антропологическом состоянии человечества.Деятельность, как осуществление усии, есть ядро всей деятельности: потребления и производства, активности и труда. Именно она, как таковая, главенствует в России еще неявным, искаженным, извращенным образом, преодолевая наязанные ей формы активности (скрывающей собой работу, как в исторически истекших обществах – феодальном и античном), без границ и труда без границ, неозможные без деятельности, ургии, саморазвития человека как яадра развития всего универсума. Именно как носитель деятельности россиянин есть плоть, в которой сотканы нити природы, истории, человечества и его собственной судьбы, его универсальности. Россия есть страна судьбы, но слишком часто не соответствующей своей усии – навязываемой, а не сотворяемой самостоятеьно в средоточии красоты, добра, истины и мудрости. Поэтому россиянин есть не индивид, не индивидуальность, не «человечина»(меридонал), а особъ. Как деятельное существо, он есть существо миръа, и мир – его лоно и детище. Человек, с точки зрения россиянина,не a tool making animal (Франклин), a peace making animal во всех значениях этого многозначного слова с особым упром на maiking. Он творит не столько орудия, сколько орудием сам миръ, который уже сам заботится о его потребнстях – и заботится о потребностях своих, творя мiръ. Иыми словами, удовлетворение поребностей, не бешено растущих, как  у оксидентальца, и не фиксированных, как у ориентальца, оказывается естественной составной частью деятельности свободой, то есть исходящей из самого существа универсума, всего существующего, так превращающегося в сущее, и среди сущего первенец – человек.
Особь меньше зависит от своего вида, чем индивид, идивидальность, отдельный человек. Она связана со всем космосом универсально, то есть по сути существующего, а не исходя из своих видовых перспектив. Поэтому она способна и быть во всей своей сожности,и относися к друому о вей его сложости. Ей открыты тончайшие нюансы отношений и на ими дорожит. Для нее поступок и диалог – не овлеченные начала деятельности, а состояния полилога, полифонии всего существующего и именно она способа- на вершине эволюции, прогресса и революции -  относится ко ему универсально; через нее проходит силоая линия преображения всего существующего в сущее, в котором  бытие становится не моментом, стороной, случаем – а существом сущего, воплощается. Особь поэтому  знает своё место и своё дело,но особливое: именно поэтому ей предназначено место вершителя бытия, - более его занять некому. Поэтому особь в деятеьности ориентирована на её ядро – именно деятельность как таковую,как раскрытие потенций, динамейи существующего  сущее, пусть до вемени – до времени, будем надеяться, после послеродовой слепоты человека,- пока что идеалом  являются его, человека, частные, частичные, а часто даже изращенные потребности, искаженные интересы и выхолощенные, отчужденные и извращенные ценности. Но и они ценны как промежуточный этап, как будущее средство творения в идеалах красоты,добра, истины,  мудрости. Особь, как воплощение плоти, поэтому, ест хранитель идеального и   идеалов, их лоно; уже близи сроки рождения нового мира, в котором именно деятельность станет ведущим и  главным звеном человеческой жизни, активности, труда, потребления. Деятельности должны подчиниться и потреблеие, и воспроизводство, и поизводство; активность умерит свой пыл в соответствии с мировыми интересами; аскеза станет сознатеьным  разграничением человеческого и нечеловеческого в труде, детельностьиз свойственной ей в предыстории созерцательности разовьется в космическое свойство деятельости в соответствии с мерами не только  природы (действия, присвоения) - (меридионал), человека (ориентал), общества (оксидентал), но и самогой деятельности (россиянин). До той поры они развиваются искаженно и отчужденно – остраненно, превращенно, искаженно и извращенно.Ничто не лишено той или иной сторны, но они отчуждены и взаимно искажают друг друга. Поэтому и ссобственнодеятельость, удел россиянина, нельзя назать истинной: в ней только хранятся зачатки истинной деятельости, ее семена, как собственные, так и унаследованные со всех четырех стран света. В ней плоть соединена с перСТью, перстИю и пЕрстью, часто искажает и извращает их, извращает прах, унаследованный всеми людьми от своей древности,от пещерного существования, когда и ре-флексия (Россия), и де-флесия (Запад) и флексия (присвоение, восток) сливалисьв едином  - потребляющем действии, гоническом, позе ожидания человека..
Человеческая деятеьность еть в целом либо потребление человека либо потребление человеком. В одном она не сводится, как правило, к потреблению – в половом акте.Здесь производствочеловека непосредственно и неотторгнуто от наслаждения, здесь человек с человеком также сходятся непосредственно. Половой акт – акт непосредственного творчества, поскольку творчество не может быть оторано от наслаждения,- тогда оно потребляет человека или сводится к потреблению человеком, а не к космичекому сочетанию сущих, существующих начал как сущих в  единстве в  своём существе. Половой акт,как неотчужденное в существе дейтвоесть парадигма любой деятельности, неутилитарной в своей космической игре сил. Однако нельзя произвольно оборачивать это отношение, превращая любую деятельность в сексуальную энергию; напротв, любая деятельность выражается как услвоие родовой жизни, элементарной формой которой является половой акт. Именно этопереворачивание деает фрейдизм, поэтому он не знает деятельности как таковой, даже с введением «принципа прозводительости» (Маркузе), только распространившего фрейдистский сексуализм на производство.Суммарная энергия подержания рода не выражается в одном только либидо,но привлекает акже энергии иных  органов и мировых объектов, да и сведение энергии существования рода(не говоря ужео его веществе) к сексуальности очень выражает искаженные особенности оксидентальной половой сферы – ее оторванность от родового процесса, концентрации на семье как субъекте собственности, индивидуализм, оторванность от плоти бытия, что выражается в том, что основные структуры деятельности отражаются фрейдизмом как механизмы психической защиты;  деятельность превращается в защиту и в принципе реальности пракически тсутствует принцип наслаждения, что превращает воспитание в подавление, а деятельность – в  отчужденные, превращенные, искаженные и извращенные акты непрерывной активности, слабо связанные с интересами самого человека. Всё это выражается в том, что оксидентальное, да и вообще эдипизированое общество превражается в сферу, оторванную в абстракцию и господство абстракций (особенно денег), в превращенную едва ли не в единственную реальность.Сексуальное, частный случай, промискуитет, подменяет половое. В обществе деятельности базовые позывы человека не низводятся до сексуальных, а быстро выводятся в область деятельности положитеьной, что приводит к слабости эдипизируюей функции семьи а потому – к ее особой,вписанной в общество,функции, выражаются как голос праха, персти, голос плоти, по существу космической. В половом акте здесь торжествует не совокупление, не сочетание, а соитие; деятельность переживается (если она не отчуждена) как соитие разноречивых начал, как искусство и этика, как эросическое, мудрое, усийное проявление праха, что привносит в жизнь человека оттенок искусства, а не машинерии оксидентала или камасутризма ориентала Родовой акт привносит черты родовой в деятельность, но часто отчуждается, сверхоправдывает тело,  делает затруднитеьным разделение труда, его распределение – оно строится от роли в роде и господстве над родом, восполняемых плотью-любовью,- любое отчуждение в обществе сразу же сказывается на половой сфере и демографическом поведении..Боле того, именно в России (а в России, отметим попутно, всё явления приобретают свой самый чистый, изначальный облик), биополитика становится порядком дня, часто не опосредуется другими механизмами, и оссиянин испытывает порядки эксплуатации непосредственно на своей родовой деятельности, которая часто теряет черт наслаждения и превращается в активность страха, отчаяния, ужаса, хотя исходные черты рдового деятеьногонаслаждения от действия, и от собственно родового акта оказываются неистребимыми и несут черты социаьного сопротвления. Биополитика в России, в условиях слаоси среднео уровня опосредования здесь  человека  властью, часто приобретает извращенные формы – страх, отчаяние, ужас переносятся вовне, в человеческаую природу, вокружение страны, в человеческоеокружение, а дело любви предсавляется дклом власти. Даже сам родо-родовой акт оказываетсяделм власти, не говоря уже об иных одовых действях. Однако непрочная ткань отчужденного сознания легко рвётся, и в массе, и в тенденции родовое дело любви и, в частности, любви как любви, прокладывает себе дорогу, что сказывается на ткани православного, иоаннового в существе, основания общества российского. И это касается не только реигиозной составляющей общества – сободомыслящая исходит из неизбежности любви как человеческогосостояния, агностическая – из факта любви, атеистическая – из необходимости любви дя челоека. Тем смамым, на уровне общества сохраняется и ориентация на деятельность тела, и на любовь как способ деятельности тела. Для особи именно вследствие её особности дело любви оказываетсяважнейшим – оно соединяет, проявляет в ней плоть как плотностьмиръа, и главное, что существует она именно как деятельнсть. Плоть и подчиненные ей (в тенденции и в целом) пЕрсть. пЕРсть, персТь и прах  не только соедиряются в деятельности и есть деятеьное соединение,но они есть их соединение для миръа и проявляются в мире как живое свидетельноство  того, что мир – есть деятельность по мирному сосуществованию, а не военное подавление всех прочих, в чем исхищрялась  персТь ранее, и в чем упражняется пЕрсть ныне.
Существование тела есть деятельность; точнее можносказать, что тело- есть способ существования деятельнсти. Воссоединение ее сторон –гонии, гении. гЕеннии и ургии под руководством ургии, -  должо стать апофеозом человечества и провозвестником его нового Золотого века, когда отчуждение вернетс в своё существование средства опредмечивания и из него будет получать форму возвращенную, в которой человек будет тржестовватьнед продуктами своего труда ради совершенства всего космоса, всего существующего, обращая егов сущее по законом красоты, добра и истины, в чем проявится его окончательная мудрость как служение усии, а не мудрость изолированого индивида по обсустройству вселенной как можно комфорте для себя. И перым услвоием ля этоослужит преображение тела, преображение, основанное на деятельности и ля деятельности, внутри чего прпроизойдет и освобождение труда как необходимости подчиняться объективному. Субъект впревые займет подобающее ему место, но субъект не родитеьного падежа, не субъект неодостатка, а имЯнительный субъект, субъект избытка,творящийиз глубины своего богатства.




               
               


III. Российская душа

Первоначало души человеческой, ее формации, проистекает, естественно, из способности тела не только реагировать на окружающее, но и из способности флексировать, приближаться к миру. В душе оно доминирует. Другие способности,, останавливать своё двиение и направлять его на себя – подчинены и зависимы, но нарастают с формацией души, её волевого развертывания. Так из тела образуется плоть, из силы – мощь, из страха смерти и страдания – воля. Воля есть форма еще телесной сободы Основа души – свобода.как спонтанность. В деятельности вещной она непосредственно влияет на средства как мотивы и выработанные цели и может быть получен результат, могущий, в свою очередь, быть или мотивом, или средством, или целью или вещью. Или самим действием.Именно последний случай характеризует человека, его поступающее деятельное бытие. В соответствии с тем, как разворачивается деятельность и насколько трудовой момент, момент необходимости в ней господствует, возникают разные конфигурации действительности; конфигурации эти оплотняются в мир, нечто достаточно устойчивое, но в существе – он как реальность низшего порядка подчинен действительности, результатам человеческой деятельности,. Однако для человека исходного отношения к себе, отношения телоса, ориентированного на вещи именно вещь оказывается главной и его органы чувств, внешних, естественно, чувств фиксируют такое отчужденное состояние как необходимость. Однако возникает опасность впадения в вещный фетишизм, а также общепредыисторический анимизм и тотемизм и магию и обобщающую их эстетическую религиозность, даже сведенную к этике или экологии (отвлеченный вариант ойкологии) как первичные способы отчуждения деятельности, господства труда и даже превращения труда в финитное наслаждение – в сердцевине осуществляется «чувственная деятельность, субъективно» (Маркс) - и ход его снятия. Для россиянина вещь всегда дана субъективно, в контексте общества как субъекта. Здесь он выступает как особь сообщества. Здесь необходимо отметить, что первичное преодоление телесности предстает как формация души, преодоление природы тела и выход непосредственно в окружающее, часто называемое средой. Тело имеет ресурсы недеяния, позы и специфического независимого (телесная свобода) эста, и оно оформляется как внутреннее действие, ориентация в мире иссходяя из перервыва во внешней деятельноси, что, с одной стороны, зависит отналичноо состояния теа, и свободно от него в самодеятельности с другой.  Свобода души  выражается как свода воли. Это – генезис души, в отличие от стасиса тела. Генеис раскрывает плоть, мощь и волю в новом измерении, уже как неограниченные, хотя уже реализованные лишь в теле. Но здесь обнаруживается изначальная связь с другим члеловеком, в котором они также генезируются,и в свою очередь, находятся на различной стадии онто, фило,  эко и ауто генеза, иными словами – в определенности возрастной, этнической и средовой; такое взаимодействие изначально носит родовой характер, но осуществляется он в деятельности как взаимодействии,малозначительном в случае обращения с объектом, но принципиально меняющем деятельность в социальном отношении (еще не общественном). Последнее особенно важно для россиянина, здесь  происходит формация его души . В своей отчужденной форме регрессии такое взаимодействие переносится на природу и возникает представление об одушеленности вещей даже больше, чем субъекта. В превращенной форме нашего вещецентрического сознания представляется, что душа порождается этим взаимодействием с  этим природным Другим, но просто здесь проявляется человеческая деятельность не ограничивающаяся наличным, поступающая, что выводит человека из ограниченного круга реального взаимодействия в обобщение либо о тотальнотсти природного (Запад), либо о тотальности надприродного(Восток), тотальности данного(Юг и Север), о тотальности социальности (как непосредственного предшественника общественного) в формации его души(русские, россияне), сердцевиной чего является его телесная деятельность. Но факт взаимодействия – его телесная душа, персть определяется как человеческая душа и становится самоприрастающей, совершенствующейся сама, она вступает в прогрессию и, вслед за свободой движения как самодвижным началом тела мы обретаем в себе и свободную волю, что есть лишь ось самодвижной души.Она такова независимо от генезиса. Если мир есть опредмеченная, овещненная, объективированная или, напротив, отчужденная форма дейст-вительности, то всеобщность российской души в частности  – обращенная форма конкретной социальности и самодвижения человеческой души,  имплементация себя в других (поэтому и именно у нее - уже иных), при чем исторически  прирастает – от конкретного со-общества (как формы социальности) человек переходит к таким общностям как народность, нация, народ, человечество – влияет на которые своей деятельностью. Человек не может без отчуждения-алиенации, опредмечивания как результата труда, превращения своегов иное, а в предыстории – другое, в нечто господствуюшее над Я; только в возврате – именно в возврате к Ты еще есть возможность удержать единичность и уникальность собственной души. В России и, в неявной форме, в иных цивилизациях, что проявляется в них как культура, в отличие от конкретизирующей временем местом и обстоятельством цивилизации, равновесное отношение Я и Ты,когда Ты понимается не как другое, а иное Я, вариант Я, а Они – вариант Мы,- культурная компонента, исходная для всего человечества, сохранена и развивается с наибольшей мощю; в России культура и, соответственно, народ, доминируют,как представляется, над цивилизацией и нацией. А потому - непосредственно взаимодействуют с человечеством, что и означает всемирскость россиянина, унаследованную от русского по этносу.
Сказанное касается российской души, поскольку Запад считает – следовательно, так оно и есть – душу образованием одиноким, чисто находящемся в единстве\противоречии с телом. Но в своей сути душа является социальным образованиеь. Лишь отчужденная от себя душа может быть представлена как явление чисто природное, внеприродное или антиприродное; ее ядро определяется общественными отношениями с другими людьми, с общностями разного уровня. Иное есть религиозная или безрелегиозные фетишизация, анимизация, тотемизация души. В религиозном понимании души традиционно много от этих явлений отчуждения, эстранжмента и алиенации. Религиозное понимание души основано на представлении о  врожденной свободной воле, но понимание ее искажено представлением о ее субстанциальности, а не связанности перичной формации души из представлений о другом человеке как носителе специфических качеств человечесущества. По существу свобода воли наследуется от человека к человеку в ходе общения, хотя основы ее закладываются в телесной практике как возможности не только флексии (действия), но и дефлексии (отказа от действия, осуществления деятельности) и рефлексии, опосредования действия перстной, а не только психичской жизнью. Возможность религиозного представления о душе основана на самостоятельности её в условиях пробужденной самостятельности телесной реакции на окружение и способности нести ответственность  за совершенные поступки не только перед собой, но и перед окружением; в определенных условиях возможность эта становится действительностью. Свободная воля глубоко укоренена в самих основах бытия как ее прелпосылках и в этом смысле действительно оказывается Божьим творением, если бытие рассматривать как созданное Богом.Она есть следующее проявление существующего, подвижного, волевого человеческого бытия, отличающего его (каждого) от косной материи данного, теперь открывающееся как заданное. Душа же в любом смысле социальна, поскольку нуждается в развитии ее задатков, и её  социальная формация не толко зиждется на основе принятия воздействий со стороны окружения, флексии, но и дефлексии, отказа от реагирования и рефлексии, опосредования ответа перстной,  психической жизнью. Социальность души следует понимать не просто как вовлеченность ее в социальные порядки, но и как её бытие в качестве элеменат мiра, как ее способность быть субъектом воли и субъектом свободы сообщества в собственных выборах, воли  в смысле свободы, ее связанность определенными представлениями о социальной ответственности и справедливости, о правде и её способности порождать определенный порядок не только собственной жизни, но и жизни окружающего  её целого, не только социального. Социальная природа души основана на первичных способностях человеческого существа к общению, которое безусловно необходимо не только для взаимопонимания, но и для понимания душею самой себя, первичного сознания через иное, без чего души, безусловно, нет. Поэтому душа представляет собой до известной степени микросоциум, как в телесности она представляет собой микрокосм, а сама социальность есть некоторый макроодушевный организм, распространяющий порядки человеческой души в потенции на все человечество. Недостатки души есть недостатки макропсихичкеского организма, но они относятся не к формации души, а к её социальной де-формации. Де-формация пополняется на уровне ре-формаци и ре-инкарнации, ре-формы и ре-волюции души, что осносится к порядкам душевного.
Запад полагает душу по существу природным, существующим, а не бытийствующим и определяет её как нечто, полагающее своё существование непосредственно, включая социальные порядки, предшествующим им  в качестве языкового орбразования. Восток по преимуществу исходит из божественной данности души, и насколько вообще признает одушевленность человека, не признает за социальными порядками самостоятельного бытия. Российская социальность исходит из признания равного по могуществу бытия общественного и человеческого, души и социальности, их равномощности; однако формация души более различима со стороны общества. Меридонал (южанин) полагает душу непосредственно связанной с природой без особой самостоятельности. Как мы увидим, российская душа в своей формации учитывает эти крайние, экстремальные формы, но в специфическом преломлении.
Российская душа уже не тоько поступок, но отвечающий поступку диалог, пока что разворачивающийся – в плоти – в форме противоречивого монолога, а в душе – отвечающего диалога в котором сочетание гоосов различно и, чаще всего, внутреннее. Тоько на уровне страстей российской души начинается полилог (в отичиеот полифонии духовного, контрапунктического, гомилетического) и в душевном обрачивается ситуация диалога – спрашивающим становится с сам человек, что разворачивает его деятеьность в цельное действо, далее – в дрИму духа, в полифонии беспредеьного по существу числа инсанций и дейсвий, непосредственно предлежащих человеку, но в бесконечноси – личности, но при определенных условиях.
Иными словами, мир дан русскому не как прокормляющее (действие) поле, не как простор развертывания своего существования (Восток), не как противостоящая сила (Запад), то есть не в формах противостояния, а в формах близости с вещью, мир как мир, и это – вписанов в общественный мiр как неотрывная от него часть. Души «гуманоидов»различаются не структурой, но направлением их преимущественного оформления, их формации.


                Мiр

Мvр как состояние души и мiр как социальная целостность глубоко взаимосвязаны в России. Естетственное традиционное стремление россиянина сохранять и то, и другое. Священное в его глазах, в безмятежном покое. Порядки и того, и другого являются чем-то священным, нарушение их представляется  покушением на сами основы миропорядка. Реалия мiра зиждется на глубоко укорененном и не подлежащем сомнению равенстве людей в общественности, вещей, явлений, людей – в миръе – перед богом ли, перед природой или друг перед другом (что потребовало на Западе целой эпохи борьбы за равноправие).Регионы мира различаются достаточно формально. Исконнее равенство людей создает специфический механизм мiра как ответственности каждого за каждого и самого человека за мvр (через ижицу, позволим себе такой неографизм) как состояние собственной души, в котором исконнее равенство лишь пополняется сословными или иными различиями и ведет к чистоте совести перед людьми. Равенство никогда не было особенной ценностью для россиянина, скорее ценностью были мир мiр и  мvр. Нечистая совесть – типичный мотив правдоискательства россиянина. Поиск мvра неизбывно является глубочайшим мотивом психической, перстной, душевной жизни и внутренний нерв православия с его пренебрежением иерархией в пользу монашеской жизни.
Как в общине, так и в любой другой форме общественной жизни, в  которой непосредственно связаны личность и конкретно-данная с ней взаимодействующая группа, общественность, реалией является механизм сохранения  «мiра».Мiр только на первый  взгляд представляется тем, что сущкствует, но есть осуществление принципа в существующем и действуети безсуществующего, даёт место существующему и сущему, а значит, и самому человеку. Поэому принцип мiра обратим, всё существующее должно давать место данному человечесуществу, что проявляется в приятии его деятеьного бытия, особенно в неискаженной отчуждением форме,столь характерной для традиционного русского.Мiр заведомо предпоагает в другом не другого, а иного, мирское существо совсей тяжестью мирской судьбы. Это не равнодущное «бытие-в-мире», а сочувствие всему существующему и сущему, сочувстие себе как мiрянину и жителюЗемли, земли (земледельческое общество). Мiр как принцип составляет доминанту российской души и особи, и нации, и народа, распрстраняет чеовечность (не в узком понмании «жень») на всё  сущее и, далее, существующее. Мiр есть глубочайший принцип, и поэтому укоренен в самом естестве, в сути миръа, хотя на его основе могут возникать разные конфигурации мирных «договоров», соглашений о мире, лишь бы они не были слишком навязаны Другим и не нарушали в конечном счете, исходый принцип поступающего мирного человеческого бытия сиком сильно или злнамеренно. Душа русского – это «воля к миру» во всех его проявлениях.
«Мир» охватывает три ипостаси: наиболее широкая — миръ - открытый человеку, личности природно-космический универсум, часть которого он охватывает своим трудом. Весь космос-универсум охвачен циклическими, возвращающимися  в целом к исходному состоянию ритмами перемен.Мир вписывается в них, не нарушая сликом, неболее существования и бытия человеческого деятельного сутьщества. Участвовать в жизни космоса может не столько человек, сколькоответственная личность  должна участвовать так, чтобы, вместе с достижением его собственных целей, обеспечить восстановление окружающей среды, миръ’а как пригодного обитанию космоса и даже усовершенствовать его, — соответственно несовпадающим по характеру и длительности периодам «космического воспроизводства» разных царств природы —  это и есть миръ в наиболее широком значении этой реалии. Он дан телу как его плоть  и тело, преобразившись через свободную персть, становится плотью, способной существовать не только в действительности, но расширять принцип действительности на всю свою ойкумену, за пределы своего этосного ойкоса. Здесь миръ – определенная конкретно- наличная конфигурация заданного телу существования, в чем оно утверждает свою действительность как бытия; в труде – освоении наличного - разворачивает его как цикл собственной деятельности по самополаганию и преодолению своего внещнего условия. Внешнее – лишь условие для самореализации, для реальности тела, и стасис есть его существо. Суть существующего, незримое, обеспечивает незрящность результата. Тогда как реалии душевного – движение генезиса и кеносиса, что заметили еще христианские отцы церкви. Собственно челоеческое – стасис и экс-тасис, переустановление мирного в мирном. Цельная деятельность – характерная черта русского человека и есть его деятельное поступающее  чеовеческое бытие ,- помимо человека она существоватьне может.Его существование парадоксально совпадает с бытием, чем и обеспечивается  цельность  вовлеченного в деятельное быие человеческого существа, а значит, и цельность деятельности, её  гармоничное сочетание с иними существующими, сущими, бытийствующими в мире,что и заложено в самом принципе мра. 
Человек осуществляется и существует через деятельность. Человек есть человеческое деятельное бытие. Этим он отличается от только существующих вещей и животных. Человеческое деятельное бытие  создает мiр, преобразует миръ и кладет его  в основу существования человеческого деятельного бытия и осуществление россиянина в мире других народов.
Первоначально конкретное социальное единство, полагающее душу человека, выступает как особая сфера космоса, в которой осуществляются особые циклы воспроизводства человеческой жизни, ее общественного бытия,  совместных и иначе неосуществимых действий (м.iръ). Социальные, идущие от природы и необходимости закономерности осуществляются, лишь преломляясь сквозь общественное и проебразуются, по мере возможности, им.Это создает основы специфической термнальности российского человека, опосредованности его с  миром деятельным бытим. На этой основе возникает и обретает самостоятельность специфический механизм  «мiра» общественного. Именно особое  значение общественного отличает российское общество и от восточного типа, в котором социальное чаще всего растворяется в природном или выделятся из него менее заметно, теологичеки; или западного, на основе собственности и профессии и природного тела ( в отличие от плоти; плоть особенно проялена в России). Безусловно она осуществляет  отношения социального.Оксидентал ориетирован не  на деятельность  В целостности вписвающуюся в мировую плоть, на активность, на прах и пЕрсть как производное от тела. Душа его, также имеющая социальное измерение, чаще всего регрессивна, воспинимается скорее как оживоворяющее ее начало, поэтому и социанось выступае не как мiр, а как срогая закономерная социальность и в этом смысе близка к социальности пречевеческой, этологически исходной. Он изолирован в обществе засчет стауса и исполняет свои  общественные роли также на основе строгой иерархичности, собственности и структуре власти, которые в России бросаются в глаза, но не имеют столь большой значимости. Ориентал более ориенирован на  диалог, он герменевтичен, но его душа находится в постоянном общени с незеными началами. Однако егоперсТ(ворец)ь не обнаруживает состояния сообщничества с имманентным, не обнаруивает того равноравия, без котрго невозможен мiр. Иными совами, если в России мир связывает и уравновешивает, то у ориентала он подчиняет, у оксидентала подчинен, у меридонала подчиняет человека и и объект; все три последних отношения разобщают миром человека и объект (предмет, вещь).
Обшественное (и стохейон, и архэ человеческого деятельного бытия в России) здесь скорее выступает как ведущая сторона существования социального, в котором господствует достаточно жесткая необходимость и логика отношений. Общественное, мiр, есть свободная основа для мiръа,непосредственного взаимодействия, что характерно ля земедельческого общества, может быть,единственным педстаителем которго и является Россия, последний на  планете человеческий материк. Социаьное, в свою очередь и здесь, есть мiръ, оказываетс подчиненным  свободному общению людей и воспроизводится на оснве такого свободного общеия, из полифонии человеческих мнений и судеб, гомилетически; обратной стороной это имеет жесткость оснванного на этом миръа преодоления социального в собственном смысле слова. Иными совами, в России отношения социального, необходимого,и общественного,свободного обернуты: социальное, необходмое всё ещё оказывается ( в предыстории) продуктом установлени, неизбежностью неизбежного, что сзодаёт впечатление крайнего деспотизма общества, а часто им и явяляется.  Впрочем, «российское» начало, доминирование  общественного над социальным,—близкая возможность и частая, хотя и экстремальная, необходимость  любого общества; в определенных условиях оно может развиться намеренно или стихийно и подчинить себе иные измерения социального, душевного. Тип социальных связей, характерных для Востока и Запада и с особой силой в них развивающиеся, присутствуют как необходимые механизмы и в российском обществе, но подчинены обычно в нем господствующим общественным, в которых сохраняется по существу вся история общества и вся история близости общественного с инкорпорированным социальным к человеческой душе, формацией которой она является и, скажем, забегая вперед, своей жестко социальной стороной она  его деформирует; преодоление чего и становится основой разнообразных мессианских идеологий. Всё  это придает формации души в России черты свободы, свободной воли без предела, тогда как душа оксидентала детерминирована порядками природными, а ориентала – божественными, что создает  бесчисленные перипетии в вопросе о свободе воли.
Первичной формации души в России присуща общественность, полифоничнсть, гомилетичнсть, выраженная в том, что мiр дан непосредственно, и начало отчужденное, социальное, превращение и искажение, а также извращение скрыто,прикрыыто,  сокрыто и сглажено до определенной степени. Социальное в лучшем случае служит средством для обществененного,дя мiра как  принципа формации души русского вообще, россиянина в особенности.
Для России неестественно представлеие о Другом как о Другом, в чем выразилось бы столь типичное для других народов отчуждение человека от человека; здесь более характерно представление о Другом как об Ином, имеющим собственную душу и судьбу,-именно поэтому Россия есть страна судьбы по преимуществу, а не Рока, Фатума или Фортуны. Отчуждение человека от человека в России не субстанциально, о оно идет сверху, из миръа, из изващенно-животного – социальности, вкоторую нередко певращается власть. И, хотя и серьезно деформирует душу, чаще всего  не способно её покорить. Но если отчуждение,  глубоко вошло в нее,  то нет типов отчужденной, падшей души более выпуклых и характерных, как в России. Поэтому, например, для России всегда болезненно было проявление своеволия экономического; ей близка  человеческая составляющая экономики  - промышленность, лишь функцией чего является экономика. Промышленность, по существу, так и не отказалась от стоимости как воплощения всей истории труда, начиная с природы ( и включая её), воплощения частичности занятого ее созданием человека и частичности всего производства общественного, не говоря уже о духовной, компенсирующей, стороне всегда частичного продукта. Вообще трагедия России начала ХХ столетия был раскол в дискуссии о природе ценности – одни пошли за идеей духовной ценности, другие связали со стоимостью. Два этих направления – подвижническое и революционное впоследствии столкнулись на полях Гражданской войны и привели после нее к серьезным деформация Советского строя, в котором духовное (лишь частично выраженное в религии), в которой духовное пытались подменить наукой и идеологией. Это оказалось свидетельством общего кризиса духовной жизни человечества, не принявшгего божественность в себя, а отринувшего  её с порога ( и чему, как увидим позднее, противостоит христианство третьего  тысячелетия),  – что привело к еще более глубокому отчуждению предметного – в вещное, лишь применяющее человека и общество и пополняемое неимоверными усилиями искусства, философии  и литературы сохранить древнее начало неотчужденного – культуру.
Самостоятельные, «аутономные» закономерности и механизмы общественного «мiра» в конечном счете не должны вступать в особо резкое противоречие миру природы, в том числе с социальным, с одной стороны, и мvру личности (как  бытию духовного)с другой. Все разноречия существования в мире для личности должны завершаться некоторым конкретным единством, соединением разноречивого, при чем под отягчением обстоятельствами времени, места, образа действия и пр. конкретностью должна осуществляться и некоторая всеобщность, прикосновенность единству вего мира и всех времен, всех личностей, что есть существо духовного как бытия  человеческого духа что выражается в правде и может быть определено как (транс)терминальность.
Человеческое деятельное бытие в сути своей терминально. Именно вневременность, внепространственность, самопричинность, развитие  образа действия, формируюются в человеке вечным, внепространственным, самопричинным, самодействующим миром мiром. Принципиальная неотделенность от него мира человеческого переносит эти характеристики (хотя бы как потенции) на него и, далее, на особъ, и выражаются какее потенциальное бессмертие, переступане границ смертного, терминальность..  Формация души связана с полифоничностью  и контрапунктичностью с мiром и распросраняет усвоенное на всю вселенную, поэтму для россиянина душа есть реаьный микрокосм, плоть универсума,-  принципы мiра неотделимы о принципов всех остальных миров, и поэтому душа россиянина имеет характер универсальности, всемирной отзывчивоси не только в человеческом мире, – она преодоевает конкретность факторов её формации и выходит к принципам, -  но способна и должна возвращаться к конкретнму, кособи, в чем её пза и эст. Тк, например, человечество, природа, Иной есть не отвлеченные принципы, но жиые плотские организмы, в которых он сам принимает не посленее участие.. Душа россиянина универсальна именно потому, что  никогда не теряет связи с конкретностью, что нередко происходит с душой ориентальца и оксидентальца, достаточно равнодуного к непосредственному. Отсюда – замечаемая многими непоредственность россиянна, как всегда непосредственен для него мiр. Для него скорее опосредовано, отчуждено явление миръа, непосредственной, необходимой, биологической непосредственности, особенно всё еще в значительной мере этологических отношений власти и собственности; но и за ними о различает вовлеченность Иного в м iр.Его собственный мvр есть продолжение, сознание и форма мiра; последний не допускает никаки иных отношений, кроме мирных, выражающих мир и ведущих к миру. Иное дело, что это требует устранения иных отношений из зоны мiра, что приводит к необходимсти разноречащего, соцального, мира, дополняющего, компенсирующего, умножающего мiр, но никогда мiр не оттесняющего, но его укрепляющего, хотя и  внемирными средствами. Поэтому в формации души ядром является мир, мvр, а всё, его нарушаюее является в принципе периферийным, частичным, частным. Проникновение частичного в душу создает специфическую российскую диалектику души, тогда как ядром его бессознательного Я является мир в конкретном выражении радости (принцип общественный), и ишь затем следует наслаждение, да и то в качестве принципа плоти как её единства.
Именно конкретная конфигурация соотношения общественного и социального есть реальность современного русского мiра. Он вмещает формацию души в ее наибольшем раскрытии, и именно мiр предстает первоначально как безграничное (терминальное) воплощение души. Человек здесь «у себя», хотя человеческим здесь является то, что существование человечества невозможно без рождения от мужчины и женщины ( мiръ) и научается плоти он от них прежде, чем в нем проснется свободная душа; он погружен в общество ближайшего, общество родителей и пока что он находится в их мiръ’е. Поэтому «налично» он находится вовне самого себя, что так и остается рудиментом его конкретного развития. Пока что он « своё иное» человечества прежде, чем человек станет деятельствовать, и   тем самым, в  деятельности, обретет свою действительность. Для русского человека общество навсегда остается началом его мира и души.
Философы Классической русской философии гипостазировали эту сторону души, проецировали ее на весь мир, не замечая при этом, что Душа мира обременна тварным миром  и миром божественным, и есть всего лишь его всеединство, что абсолютизировано и принижает не только человека, но в его лице, и Бога. Только долгий путь развития классической русской философии привел  к пониманию того, что мир «во зле(в социальном) лежит» и благородные попытки сделать мир гармоничным разбиваются о  необходимость помыслить Бога вне мира. С точки зрения человека, его хотят вернуть в материнское лоно (София) с Отцом вовне. Все попытки обосновать гармонию мира разбивались о непризнаваемый факт человеческого деятельностного бытия и факт, что мир действителен этой деятельностью и должен давать для его деятельносьти предмет, понимая его как предметное  в отличие от немецкого понимания предмета  как простого синтеза субъекта.  «Бытие в мире» – неизбежно приводит к оглупляющему компромиссу, суть которого – страдание несвободы и неизбежно нецельная деятельность во избежание страдания , а не в полноте человеческого начала. Это справедливо и для социального мiра.Он реален за счет глубочайшей из реальностей – дейс-твительности и основан на свободе, на этот раз – свободе воли, без чего нет души, осноы Я. Без нее существование человека подрывает его бытие и свободу Иного, и сам человек Другой по отношению к миру. Отчуждение от себя ведет к отчужденным формам бытия, т.е. к формам существования, вообще к господству существования, а оно является лишь неглавным условием человеческого бытия (как и бытия всего сущего, что и есть сокрытое и прикрытое, неподвластное человеку) и скрытого, сутьного, и это  только и имеет смысл, как система предетного; в европейском понимании – предметности товара, что соотносится как ноэма и ноэза у Гуссерля. Превращенная форма воли – власть, регрессирующая к вещи изначальной данности; она делает её важнее человека, но из этого пыталис основать  онтологию (Фуко), не заметив, чтон начисто уничтожает и унижает человека в пользу  предметности и разрушает то, что ищет – бытие. Любая онтология уже самим фактом своего существования оказывается ложной, поскольку онтология должна свидетельствовать о безусловном, но безусловна и самоосновна сама человеческая деятельность, которую Хайдеггер признает сквозь зубы как «свершение» и только и здесь упоминает («Письмо о гуманизме»), и начисто забывает ее, превращая в «заботу» и «попечение», в «работу», что неизменно оказывается частичным и  превращенным, а в представлении  о бытии – даже превращенным, поскольку для открытое леса – это только целостность леса, и более ничего, его история, незаконченная история видов и подвидов,; словом все, что еще не умерло – а точный смысл «алетейя» - немертвое (ср.; летальный исход), незабытое (река Лета, река забвения). Но ничто не возникает из ничто и в него не уходит. Просто меняет форму реальность своего бытия, перелистывает страницу истории своего существования.
Этот мир, как и всякий данный мир, частичен, неполон для человека, и  неизбежно приводит к деятельности человека, но в предыстории эта деятельность отчуждена, слишком похожа на «агон», борьбу, в которой сама борьба и достигаемая власть приводят к порядкам оккупации и затрате  энергей эроса на частичное, ограниченное, временное и местное, местной причинности, на тенеобразное танасическое загробное бытие.  В мiре же деятельность, деятельное бытие человека, есть его обеспечение и породожение, свершение, именно поэтому она прежде всего деятеьность человека во-первых, и способ существования человеческого мира, безкоторого он распался бы, во-вторых. Поэтому мiрская деятеьность имеет в принципе и в полном развитии характер не агона, а ургии, космического действа, мистерии просветления пироды и её соверенствования, свершения, пэйсиса. Природа также входит в мiр, поскольку и природа имеет человеческое измерение. Россиянина душа – реальный микрокосм, и он сам там представлен как творец. Быть творцом, быть началом человеческого деятельного бытия, – бытие, и судьба – это  бытие в воплощении, и не наоборот. Социальный мир тоже всегда частичен, неполон и требует от человека скрытой и открытой агонИи, установления порядков власти, иерархии, собственности, насилия, сексуальности как форм отчуждения человека и с  ним, иначе человек предыстории, господства социальности над общественностью, не сможет быть собой в строгом и точном смысле слова. Общественный мир интегрирует человека в предвидении и наделении личностью (отличая ее от высшего ее типа – лиКности) в свою среду, в свое единство всегда до определенной границы, которая должна обеспечить мир личности внутренний, мvр, и ее гармоничное отношение к природе и обществу, то есть свободу, за которую, как принцип общественности, и идет историческая и социальная, личностная борьба. Борьба за себя интегрирована в социоцентрированный мир, но она ведет в свою очередь, к совершенствованию общественного. Социальный мир требует работы на себя, обшественное – это работа на человека, на поэйсис существующего..Душа для мiръ’а – основа бытия, но и мiр – формация распространяющейся как самодвижение души.
Мiрской принцип жизни  непосредственно соприкасается с функционированием сообществ меньшего масштаба и их объединяет до тех пор, пока их внутренние закономерности и интересы не выходят за пределы принципа, общественности, смысла данного сообщества. Среди них необходимо упомянуть семью, возрастные группы, разделение по полу, профессиональные сообщества, артели, а также отношения по купле-продаже, аренде, найму, связи личные. Принцип сообщества  должен их регулировать, восполнять однобокость социальности, её диктат, направлять некоторыми общими принципами. Вне допустимых пределов альтернативные, частичные способы совместной жизни начинают угрожать совместной основе; однако  угнетение альтернатив ведет к деградации самого сообщества, разрушению механизмов его полноценного бытия и воспроизводства.Осуществление побочных сообществу особых общественных функций, существование соответствующих принципов и норм производно и должно воспроизвести то, от чего отпочковывается,— либо навсегда отделиться от сообщества. В историческом плане каждый последующий ритм воспроизводства истончается, ему на смену формируется новый, более богатый; однако существует некая общая основа, выразимая самым узким пониманием мiра,— а именно как единства вокруг чего-то общего дела,–  в минимуме, в пределе, схода членов сообщества, где душа выражается непосредственно. А именно, где-то конкретно «встречается», хотя бы это было бы и ненамеренное сообщество неформально встречающихся людей. Более устойчивые, такие представляется   первоначально  «незаконным» сообществом, хотя вся логика историческогопроцесса ведет к формированию нового понимания мiра – уже как сообщества независимых личностей, для которых их душа оказывается максимально выраженной как индивидуальное начало мiра, свободно вступающее в отношения с другими. Социальная компонента не успевает или не может сформироваться в отчужденную от других группу элементов, воспроизводящих своё особенное существование в ущерб другим. Такие люди независимы от социальности. «Независимые» - специфически российское явление. Возможное только там, где непосредственная общественность искони не только фомирует душу, но и делает это именно мiрским способом, без насилия над субстанциальной основой воли, а становится основой высшего проявления свободной воли.
«Самозаконное» социальное границы  конкретного мiръа человек может переступать — и не переступать их не может, поскольку многие интресы личности не вписывабтся в «мiръ». Он вынужден игнорировать личность (и природу) сверх меры их императивности. Либо изгонять их, что тяжело сказывается на обеих сторонах: «мiр» остается без самых инициативных людей, люди либо покорствуют мiру либо оказываются за его границами.
В отношении к сообществу (общине, семье, коллективу) определяются качества человека: одни признаются допустимыми или даже поощряемыми, другие — терпимыми или даже недопустимыми. Предположенное равенство в способностях и тждество в потребностях определяет участие в совместной жизни, качества же особенные могут стать основой добровольного или недобровольного (изгнание, нищенство) выделения из сообщества или внутренней его полифоничности. Различия должны покрываться равенством, в различные периоды времени различно толкуемым. Накопление неравенства периодически прерывается принудительным уравниванием, переделами условий труда и жизни. Все, не желающие или не способные существовать в означенных пределах выделяются за рамки означенных сообществ, вне его должна осуществляться и любая несовместимая с его типами деятельность, даже формально вполне законная, в том числе и имеющая значение и более широкое, чем ограниченная деятельность сообщества. С нарастанием разделения труда на их основе возникают сообщества, имеющие значение для «базовых». Но в них не вписывающиеся, такие как государство (что исторически преодолимо) или казачество. И зарождающийся этос «независимых» по видимости также представляется таким «незаконным» сообществом, хотя вся логика историческогопроцесса ведет к формированию нового понимания мiра – уже как сообщества независимых личностей, для которых их душа оказывается максимально выраженной как индивидуальное мiрское начало, свободно вступающее в отношения с другими. «Независимые» - специфически российское явление. Возможное только там, где непосредственная общественность не только фомирует душу, но и делает это именно мiрским способом, без насилия над субстанциальной основой воли, а становится основой высшего проявления свободной воли.Таково начало, первичная поза и эст русской, российской души.


2.Воля\ воля\воля

Вольная воля\свободная воля в формации российской души занимают особое место движущего начала. Они есть выражение,движение \воли\ к мру. Воля определяет направление движения души и ее общий настрой.Это – основа ее самоформирования, самодвижения, дальнейшей формации в деятельном поступающем бытии человека.. Направленность воли определяет её как порочную или благую. Благость воли совершенствует душу и возвышает её мiрское предназначение, ведет к углублению и возвышение её мvрскости, что, несомненно, открывает новые перспективы для развертывания воли. Порочная направленность ведет к утрате мvрскости и приводит к глубоким нестроениям души, что сбрасывает волю с её прямого предназначения и ведет к утрате свободы воли в лабиринтах порока, где воля утрачивается и ведет человека по неволе греха и соблазна. Утрачивается вольная воля. Утрата эта влечет разобщение с мiром и деградацию души в общем направлении к актуализации низменных инстинктов, биоогического, фомацией души не уничтоженных, а облагороженных через направление стремлений в канал эросического и приводит к доминированию танасического, что неуклонно приводит к доминированию мыслей о смерти – своей или чужой. Российская душа вообще далека от мыслей о смерти; совокупное бессмертие человеческого рода выражается в глубоком жизнелюбии россиянина. Иное дело, что жизнелюбие это проявляется как заметное пренебрежение жизнью собственной. В благой воле такое пренебрежение ведет к высокой жертвенности российского человека; в случае  искажений свободной воли пренебрежение может окраситься танасическиеми чертами и вести к непредсказуемым вспышкам ярости или общей апатической покорности.
Воля представляет «беспокойный» элемент российской души, поэтому она представляет в разных обличиях предмет постоянной заботы духовных делателей с одной стороны, утративших народные корни властей предержащих – с другой. Нередко это выражается в стремлении организовать ту или иную идеологическую кампанию, явление, часто непонятное иноземцам. «Канализация» воли привела к ритмам, особо проявившимся в советские времена – периоды «послаблений» приводили к образованию больших запасов «свободной воли», которая частью использовалась в последующий период строгостей, частью «канализировалась» в «социальной приемлемых» фомах. Такие периоды – репрессии после Революции, целина и БАМ после оттепели, Афган после послаблений конца 70-х, монетизация всего и вся после Реформ. Такими же явлениями были переселенческие потоки дореволюционных периодов, терпимость казачеству и т.п. и т.д.
Воля благая должна реализоваться в  свободных пространствах. Беспокойство воли придает российской жизни характер некоторого томления по нездешнему, далёкому, несбыточному. Этим российская душа выгодно отличается от души западной и восточной. Несбыточность оказывается могучим дюнаамическим началом к новым начинаниям и проектам, что направляет мiр к поискам нездешнего, необъяснимого и невыразимого: Беловодского царства, движения «встречь Солнцу»,  космических пространств. Беспокойство воли выражается также в общей неудовлетворенности россиянина своей жизнью, надеждами и порывами к иному, непосюстороннему.
Воля как реалия российской душевной жизни сказывается в двух взаимодополнительных смыслах: как  использовать  свои танатические порывы в эросах мира, то есть воля к миру— и как осуществлять свою  волю вне этих рамок,преодолеть частичность,  ограниченность мира, что создает  бессознательное российского человека, формирует две бездны — наверху и внизу. Мiр и есть главное содержание сознания, его кеносис, но генесис сознания как оплота мира и творческой дистанции по отношению к нему заключается в воле как свободе преодолевать данность по направлению к зданному – это всегда бытийно и определяется на первый взгляд негативно так, что воля к миру оказывается танатосом для воли, устанавливающей порядок для себя. В деятельности это прояляется как отчуждение, превращение, искажение и извращение. В аспекте мiра действие свободной воли проецирует душу и в душу отношения общественного и социального, формации  души человеческой как его, человека, реальность. Воля должна соединиться с особъю общественной, чтобы статьстохейоном человеческого деятельного бытия. При чем, если дляпринципа мiра внешнее тольео задано, то воля определяет внешнее как Иное средсво\препятствие своего развертывания.
Реальность человека как его действительность,- а именно для человека реальностьесть действительность,- проецируется на мир как его действии-тельность; в отчуждении воли к миру четверояко: в социальном как одержимый (остранение), в обшественном как призрак  (превращение), на их переходах – социальное\общественное как нелюдь (искаение) и на переходе общественное\социальное как нежить (извращение). Так предсталяется человеку в первичной формации его души, признающей пока что только себя. Существо вопроса заключается в том, что всегда конкретный социальный мир требует частичности от человека и обреченности частичному, интеграции в порядки и подчинения деятельности совместной, общественно полезному труду.  Воля к миру становится волей к предметному его выражению, а сам человек становится предметностью этого предметного.Непосредственностью души  является социальное вообще, со—общественное,как сободное, в частности. Таково опредмечивание человека и его остранение, становление странным для самого себя. Социальное существование ограничивает и использует бытие человека. Превращенная форма человека, его перехода и «стояния на границе» - нелюдь, когда человек, следуя зову своей души, уходит от одержимости в нелюдь – именно людь – способ совместности в со-обществе и предстиавляется как настоящая социальность,отбрасывается как излишнее, социальность  о существует на основе предметности и по её законам, законам не человеческим, а вещным; но со-общественность существует, но не предметно, как снятое, подчиненное овнешнение и овещнение отношения человеческой дущи к себе. Но исторически развиваются разные формы овещнения, реификации. И путь из социальности в общественность – через нелюдь, форма превращения и превращенная форма человеческой деятельности, отказ от одержимости социальной общезачимостью. Здесь мир – мир-аж, и воля становится волей к тому, что мир превосходит, к правде.
Другой путь, комплиментарный, но противоположный – через нежить, отказ от жизни и ее приращении в извращенной форме. Это – специфическая деятельность по удалению от мира, разного рода эскапизм и отшелньничество. Если первая представляет соой \волю, осуществляющуюся в вещах, то вторая – воля\, осуществляющаяся в избегании мира,и исторически она первична. Но главной формой возвращения в общественное является призрак, поскольку в общественном, в возвращенной форме души, воля становится самоосновной, то естьполностью свободной по правде, и человек сохраняет свою жизнь, если хотите, алетейю, независимо от его плотского существования или существования в продуктах своей деятельности, раскрыфвая её в в предметностях социальной и природной ( к чему склонна воля\ ),деятельности, от труда Все четыре формы отчуждения деятельности своим содержанием имеют странствия человеческой души, пути ее манифестации конкретным и возвращения к себе, в свою формацию обогащенной волей преодоления частичного мира в собственную действительность Четыре проекции человек на мир, деятельно возвращенные им, подводят волю (последняя есть пребывающая воляк миру)и их как средство к развертываниюсознания от вещного к  сознанию человеческого, еще далекогоот самостознания. Воля господствует надсознанием и составляетего энергейю, оставляя сознание как динамейю души.Воля здесь по существу выражает поступающую пироду человеческого деятелного бытия –видение иного, другой стороны, инооаспекта сущестующеои сама становтся впоследующим дюнамейей постуапания. Четре проекции волевого началадуши в их отчуждении выражаются в разных регионах ойкумены как абсолютизация данности миру (меридионал, обреченность природе без общественного,с социальным связями)),  преодоление природы(оксидентал) и расширение территории (ориентал. Для русского четвертый тип отношения воли прямо вытекает из мiрской фомации его души – он, как мы увидм,тяготеетк правде.
Социальность, в отличиеот общественности, есть прикрытое начало, в своей целостности она не дана органам чувств и переживается чуственно, как гнев, печаль, виновность. Всё это отражает изначальное отношение к мiру как не поддающемуся окончательному покорению, как ранее органы сенса, обращенные в активные органы плоти, преодолевают обреченность и превращаются в органы космоса и микрокосма, постоянно изменяемого деятельным бытием человека и становящегося его органами,  органами чеовека, преодолевающего вещный фетишизм, чувства страха, отчаяния, ужаса, обреченности преодолеваются в плоти в свободу до известной (ниже м цвидим, до какой) степени так и чувства, служащие в формации свидетельством связи с общественным бытием и существования существующего, связи с миръ’ом, свидетельствуют о невозможности полностью соответствовать формированноиу, продолжить свой генезис через кенозис социального и стасис-экстасис деятельного бытия. Воля и есть генезис души и кеносис тела в деятельности, подчиняющей его  необходимой стороне свободной деятеьности – работе. Но генезис неожидано оправдывается кенозисом, нисхождением в де-формации, которая заключается не только в использовании социального\обшественного, не только в преодолении ограниченности своей формации, но и в революционно\зволюционном преобразовании социальной, подчиняющей  общественное, реальности. Энергейя воли сдерживания окупается  дюнамейей-волей к преобразованию как действительности этой накопившейся потенциальной энергии и использует энергии динамически. Таких изменений, что накопившились в обществе для утверждения себя в социуме тотально, так, что существующее общество обнаруживает своё бытие не только в общественном, но и в собственном развитии через человека. В формации и деформации обнаруживается сущность общества как сообщества не только людей и народов, но и сообществ свободы, которые только и служат\господствуют в социальности, но и превращаются в общественность и без нее, хотя бы в усеченных, превращеннх формах парламенаризма, существовать уже не могут – всё это ведет к прямой демокраии, собственно, «демократии».. Опыт формации, распрямляющий душу как пружину часто оказывается направлена на частичное, временное, и это есть преодоление временного торжества существования, социального. Травма деформации, ограничиающего,здесьеще всего лишь конечностьювозможностей, ноособенно в завершении  формации  (как мы увидим) переходит в динамейю ре-инкарнации ре-формации и ре-форм и ре-волюции, в которых проявляется социальный эрос. Из старого извлекается его квинтэссенция, неотменимое человеческое начало, а исторически конкретные, отчужденные и извращенные формы социальности преодолеваются; сохраняется именно общественное как наличное бытие человеческого, но и оно изменчиво. Аффекты свидетельствуют, что отчуждение – эстранжмент неизбежно завершится распредмечиванием в социально обогащенной форме и содержании.  Воля к преображению де-формированного оборачивается волей к обнаружению новых пространств для смореализации        С другой стороны, страсти души – это не только «страсти» бывания в мiре, но и страсти, поддерживающие стохейон, душевное, каквысшую форму души, Я, и есть корень мотивов духовного. Научная психология рассматривает их изолировано, что их умерщвляет, и необходима философская псюхелогия, чтобы не только проинтуировать, не только понять или объяснить, но и постичь их как тропу человеческого оборачивающегося (к себеи к иному)  поступающего деятельного бытия.


                *                *                *



Воля-вольница неизбежны в любом обществе и поддерживают то, без чего любое общество деградирует – вложение в них человеком своих сил, энергей, сверх должного, динамическое преодоление танасического в социальности – отчуждения и извращения.Однако философский подход, подход изначальный, свидетельствует, что и чувства, и эмоции, и страсти, и аффекты лишь выражают изначальную самоосновность души как способа  бытия и  сами остаются на уровне существования и чаще всего служат укреплению существования – их надо обернуть и обратить  в служение природе, сущности и существу и сути деятельной пироды человека, его самоосновности – то есть изначальности бытия человеком – даже в отчужденном бытии оно – бытие, оно может выразится вчувствахх, аффектах, эмоциях, даже страстях (что относится к дцховному), но им не подчинено и их  использует ипреодолевает.
Частичные формы,самобытие социального как собственного иного общественного и  общественного как собственного иного социального, существование социального  инкорпорировано в обшестве как его основа, условие и динамейя. Если социальноестихийно по сущесту, то оно становтся архэ для стохейона более всокого,собственно человеческого – общественного..В свою очередь общество – энергейя социального, его прогрессивное человеческое деятельное бытие.Это – проявление эроса, преодолевающего все преграды на собственных неуничтожимых основах, как бы ни угрожал ему танатос мира. Воля души – прогрессия воли плоти, но и ее преображение, а не почти по-химически понимаемая «сублимация» Фрейда и Деррида.Здесь она переходит в поддерживаемое им ранее поступание. После Деррида только предлагаемая нами изначальная философская философия, первое преодоление этосногосоциального и пробуждение человека как деятельного  бытия,  возможная теперь только в России и являющееся ее сокровенным и, в свою очередь, как Россия есть сокровенное мира, может не только противостоять натиску постмодерна, но и использовать его идиомы и недеконструируемые основы – без которых не сможет жить самый отпетый постмодернист и постструктуралист.Это и есть поступающаяоборачивающаяся деятельнось человека, суммарно выражаемая в его воле кчеовеческому,очень человеческому. Именно влияние факторов, принадлежащих «внечеловекомирскому» расслаивает сообщество, выделяет в нем некоторые роли и функции, отличные от неизбежных стратификаций, зависящих во возрастных, половых и иных различий, непосредственно сообществу присущих и определяющих его внутреннюю динамику. Внеобщественное представляет —должно представлять!—интересы всей совокупности существующих конкретных сообществ или ни одной из них, не говоря уже о неизбежно возникающих интересах носителей этих функций, их сообщества. В традиционной артели денежные интересы также разлагают принцип непосредственной общественности, в коллективе — административная «надстройка» и внутренний «тоталитаризм» подрывают смысл труда, его личное, человеко-деятельностное, человеческое начало. И «мир» не может быть ничем иным, как человеческим миром, фюсисом его действительности, её растущей, поэйизируещейся части. Так общественноеесть  свершение-пэйсис человеческой совместности. Это просетляет \волю в приобщение мноообразию универсума. Она отливается в волю-предназначение человека.
Воля-свобода\ исодит изтребования личности к порядкам мiра дать ей место в их плотности, определенности, существовании. С интериоризацией мiра в душу, её формацией, воля становится мирской, мирной и выражает общую волю мiра.  Здесь человек  становится  представителем мiра и осуществляетодну или несколькоего воль, необходимостей и потребностей. Этим определяется  \воля-предназначение, человеческая  функция человека-личности, её предназначенность. Иными словами, воля души как реалия определяет  весь характер бытия личности, чем отличается от про про-извольной воли-свободы оксидентала и воли-предопределения ориентала. Претворение воли к миру, суммирующей волю\ и \волю одного в другое осуществляется в правде и выражается в нетривиально понимаемом порядке, порядке \воли\, предназначения..
Порядок ограничивает произвол, «самозаконность» разнообразных измерений общественной и личной жизни, отношений с природой. Но внутреннее, сущностное содержание порядка — осуществление воли как свободы действия, самоосуществление личности во всём многообразии ее отношений, ценностей и намерений. Воля предполагает однозначную определенность намерений личности, противостоящую любым внешним воздействиям и ограничениям, вытекающую из характера ее деятельности, труда, занятий, либо из приверженности идее, ценностям, принципу, желаниям— последнее проявляется тем более, чем сильнее подорваны основы первого либо давлением существующих порядков, либо историческими изманениями условий жизни. Порядок и означает взаимное ограничение воль, - и их взаимное усиление более того. Если в рамках существующего порядка лостаточно воли для труда, для личного осуществления, личного совершенствования, то она вольно остается в сообществе; в противном случае она покидает свое место в обществе, уходит «на волю» — «во широко поле», в неосвоенных пространствах земель, в еше не освоенных возможностях перемены деятельности, в духовные поиски, в интимные искания правды, что не всегда связано с перемещением в пространстве. Если в рамках сущестующего порядка воли слагаются в цеьную общую волю, то сам поряок вынуден изменяться, пластично подстраиваться под новую общую волю. Разноречивая игра порядка и воли создает внутреннюю жизнь мира во всех его измерениях, однако исторически неизбежный отрыв\единство от первоначальной земледельческой основы, нарастание темпов перемен неуклонно делает волевое начало важнейшим, ведущим, составляющим основу мира и дущи, а порядок заставляет следовать за ним.. Традиционное  господство мiра над стихией общественной жизни все более требует приоритета прав личности как гарантий и средств ее общественно значимого осуществления, как ранее потребовалось оторвать социальный мир от господства над ним мира космического. В предшествовавшие тысячелетия роль права выполняла характерная российская реалия правды Порядок воли-предназначения раскрывается в формации души правдой..


Правда

Правда занимает в формации российской души особое место. Она составляет её смысловую доминанту, способную определить не только путь воли, но и путь мiра. Восходящая линия от правды-жизни к правде-справедливости (сущее) и пробивающейся правде-истине ведет российскую душу сплошнцм потоком от подножия к вершине правды, от древних способов формации души к современным, не утрачивая преемства с древностью. Правда – стержень мiрской формации души, её жизненный нерв. И дело не только в неискоренимой для российской души правдивости, но и в её общей сосредоточенности вокруг правды, даже невысказанной. Часто правда и не говорится открыто и явно, но остаётся средоточием всех других говорений. Говорить неправду для россиянина – высший позор, уж лучше красиво солгать, но лгать явно и откровенно. Кримводушие разлагает душу и ведет её по пути порочной воли. «Вода ест камень, ржа – железо а лжа – душу»,; говорит русский народ. Ложь только поверхностно не губит душу; неправда  подтачивает всю её формацию. Она лишается смыслового стержня и неуклонно оборачивается против неправдивого человека – разлагается правда его собственной жизни, на которой и вокруг котрой она и строится. Лишенная правды душа гонима всеми ветрами и теряет ориентир того, что для нее является главным. Поэтому правда особо бережется; бережется и многословия, в котором теряется главное. Характерное для россиянина правдоискательство не укладывается в закон. «Где суд, там и неправда»,; печально заключает русский народ. Закон призван регулировать дела социальные, в них правда, как стержень общественного, должна только существовать, а не бытийствовать; правда касается прежде всего дел души, смысловой осью которой она и является. Правда характерна тем, что может быть сказана, вербализована, что не всегда возможно для мiрского и вольного. Тем самым душа как бы становится наличной, открытой и ведет за собой осознание воли и мiра. Воля и мiр для правды – то, что должно быть выражено. Именно так достигается мvр. Он основан на правде как источнике чистой совести, состояния труднодостижимого для россиянина, поскольку правда высоко ставит планку своего исполнения. Поэтому правду легче иметь и говорить, ей следовать, но среди многих правд трудно сохранить свою совесть в чистоте.
Мiр и в сообществе, и вне него, среди социальных слоев, личностей, земель не может достигаться за счет полного подавления одной волей другой, через безгласие одних и полногласие других. Единственно устойчивым основанием мира как природного, сущего и личного космоса может быть только поиск со-гласия, полифонии, гомильности, достижимых лишь в общей правде. Для души это означает известое раздвоение между принципом мiрской жизни и неудовлетворенности ею, глубинный разлад в правдивости мiра и настроения души. « «Подпольная» жизнь российской души полна тревог и разлада, и правда прокладывает себе путь не прямо и открыто, а через ряд кризисов и разрывов постепенности.« Правда-жизнь возвращается в новых условиях в облике правды-истины.Правда необходима и для дущи как ее внутренняя организация. Душа находит в правде социальное свое отражение и исток достоверноси в явной форме..               
Русь, Россия искони славились правдоискательством. В правде согласовывается многообразие воль, сочетаются разноречивые интересы, разнонаправленные порядки природной, общественной, личной жизни. Правда — своеобразный центр жизни общества, «мирный договор» между его составляющими началами. Правда никогда не совпадает целиком с чьей бы то ни было частной правдой, с мнением отдельной социальной группы. К ней только может приблизиться человек, не имеющий никаких особенных личных интересов или принявший интересы мирские как свои собственные: юродивый, монах-отшельник, странник. «Тут одна только правда, — говорит герой Ф.М.Достоевского,— а, стало быть, несправедливо.»(Достоевский Ф.М. Идиот.// Полн. Собр. Соч..Т.8. Л. 1973. С.355).Там, где нет синтеза правд , особых мнений, нет даже приближения к правде подлинной. Но нет её и в том случае, когда отбрасываются все личные правды.Принцип правды укрепляется в энергийном\ танатическом как его самопреодоление. Целиком, естественно, ни одна личная правда в целостную не входит,— остается  «довесок», щемящий душу, но в этой части необходимо и даже почетно «пострадать за правду». Правда есть выражение единства и переживается как добро, истина и красота, при чем особо переживается  их вечные и общечеловеческие основания. Тем не менее, любая правда всегда ограничена и в применении ко всем членам общества, и в отношении к каждой личности, и, таким образом, во времени. .Целиком правду понять невозможно, ее надо почувствовать. На одном только сознании синтеза — правду создать невозможно, она только на нем возникает, да и сознание является чем-то побочным правде, эгоистичным, неспособным отрешиться от своего угла зрения, вместить всю разноречивую правду. Чувство, интуиция скорее раскроют трансисторическое и общечеловеческое, ограничат произвол себялюбия. И правда требует от человека истового служения, борьбы, самоотверженности во имя интересов общества. Рассуждение должно подчиняться правде, но не может обосновывать её. Эти черты правды чрезвычайно влияют на все те сообщества, цель которых — служить правде; они могут быть обобщены под именем «интеллигенция». Её характерная черта – особое, душевное переживание правды. В исторической перспективе из ее лона, а отчасти — и наперекор её традициям должен возникнуть слой интеллектуалов, для которых понимание правды и служение ей неотделимо от исполнения долга собственной профессиональной правды — непредвзятого исследования в соответствии с логикой того объекта и того наиболее полезного результата, который ей выпал, словом, в соответствии с «правдой дела». Это преоолевает ограниченность «идей» и «логий» в направлении их возвращенной формы как стороны «софий» в отношении к душевному, что служит только предпосылкой к становлению, генезису духовного. Однако и здесь сохраняется «правда», что отличает российского интеллектуала от формализованного безличной социальной структурой «грамотея» европейского.
При всем стремлении, а оно заложен в самом принципе правды,  видимости всеобщности и вечности достигнутого согласия, действующей правды, она никогда не является ни общечеловеческой, ни вечной в конечном счете и по существу дела..Беспредельна  лишь правда как принцип души, мира и воли. Любая правда всегда ограничена и по применимости ко всем членам общества, и ко всем интересам личности, следовательно, во времени. Более того, каждая конкретная правда охватывает интересы разных слоёв общества, разных личностей  с разной полнотой, неодинаково удовлетворяет запросы личностей, — одни ею удовлетворены больше, другие — меньше. Чем энергичнее и полнее утверждается данная правда, тем скорее она динамически исчерпывает свою дееспособность, ценностную дистанцию от действительности, которая требует её, правды, идеального осуществления как должного и желаемого. Неизбывен только принцип правды.Тем скорее ранее изгоняемые интересы и запросы складываются в альтернативную правду дает свою дееспособность, ценностную дистанцию от действительности для ее осуществления Принцип правды — непредвзятое человеческое,  также общественное видение, исследование. Именно здесь скапливаются новые качества и явления, именно здесь воля\ ищет альтернативных путей, сюда устремляется предприимчивость, здесь складываются новые социальные группы, личностные типы, идеи. Проявляя высокую новационную активность, новые слои оказываются не только крайне необходимыми для общественной жизни, но и несущими новую «правду», идущую на смену обветшавшей и «засалившейся» в ходе употребления «старой», но и наследуют ее  существо. В политико-идеологическом плане подобные циклы были подмечены Александром Яновым: »вырождение экстремистстких идеологий и тот факт, что, выродившись, они превращаются в свою противоположность, предствляет собой один из фундаментальных стереотипов политических изменений в России.». ( Янов А. Русская идея и 2000 год. Нью-Йорк. 1988. С.100-101.)
За пределами старого мира складывается новая «мирная программа», которая с большим или меньшим успехом удовлетворяет и запросы старой, не покрывая их целиком, находясь с нею в то же время в некотором разноречии,— зазор непонимания обычно определяет меру революционности и насильственности назревающих перемен и бескомпромиссности по отношению к «правде» вековечной — правде-бытию как общего истока существования самого общества и личности. Для души это означает известое раздвоение между принципом мiрской жизни и неудовлетворенности ею, глубинный разлад в правдивости мiра и настроения души. Существенно важно, что с каждым таким «качаянием маятника» происходит накопление социальных слоёв, видов деятельности, идейных установок, дифференциации социальных ролей, размывается казавшееся ранее нерушимым единообразие социума, его природная основа. Она перестает  удовлетворять бытие человека. Требуется переход на принципы общества, с подчинением социаьного..
Именно особенности развития «правды» в России и создает иллюзию эсхатологизма, «разрывчатости» российской истории и сознания, выраженного, например, Петром Чаадаевм:  «внутреннего развития, естественного прогресса у нас нет, прежние идеи выметаются новыми, потому что последние не вырастают из первых, а появляются откуда-то извне.» (Чаадаев П.Я. Философические письма. Письмо первое.// Сочинения. М.,1989. С.21.). Действительно, подобная иллюзия может сложиться, если обращать внимание исключительно на поверхность событий и не заглядывать в скрытую от глаз жизнь идей, их зарождение, осуществление, разложение и старение, протекающие чаще всего скрытно, нередко в самом настоящем подполье. «Подпольная» жизнь российской души полна тревог и разлада, и правда прокладывает себе путь не прямо и открыто, а через ряд кризисов и разрывов постепенности. Такое подполье и составляет верхушку бессознательного  русской души, русского Я.
Новые общественные слои и роли возникают исторически как бы за пределами «мiра», как группы изгнанных из «мiра»; их жизнь, мысль и дело основываются как бы на чистой воле, в отталкивании от существующего, и корни дел часто неясны для них самих. Однако значимость их деятельности для общества всё более заставляет считаться с порядком их деятельности и жизни — «ибо на всякое действие свой закон» (Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы.// Полн. собр.соч. Т.14. С.275.). Необходимо включать новую деятельность в полифонию со-гласия. Исторический процесс приводит к раскрытию и усилению различий, разноречий порядков в самом фундаменте  общества, требует пересмотра самих основ его существования; смоциальные регуляторы действуют все неэффективнее, отчужденнее, они должны бытьограничены и это — именно для сохранения преемственности истории народа. Перемены эти не могли не сказаться на изменении самого существа «правды», сохраняя ее преемственность искони — сами перемены осуществляются ради «правды» и ведомы ею в разных, накапливающихся ее проявлениях.
Николай Михайловский еще в конце девятнадцатого века различил «правду-истину» и «правду-справедливость» (Михайловский Н.К. Полн.собр.соч..М.,1906.Т1.С.У.),— они, по существу, разделяют два важнейших этапа развития российского общества. На первом господствует в наиболее чистом виде земледельческая основа, правда-жизнь , на другом – происходит разложение — никогда не окончательное!— этой основы, истончение истины как непосредственной связи личности с миром, а этого последнего — с землей; справедливость социальная все более подчиняет истину себе; ныне назревает новый период развития «правды». В предложенном различении отсутствует чрезвычайно важный аспект правды,— поскольку они не устраняются, а органически осуществляются одна в другой и под покровом другой, — и древнейшую из них. Её можно определить как «правду-бытие». Это — традиционная языческая подоснова, скрытая в основании традиционного российского «двоеверия» не только не устранена христианством — более того, потребовала его для собственного существования. Да и в современности «правда-бытие» остается основой любого человеческого, социального и исторического существования. В условиях гонений на веру и на неофициальную справедливость именно «правда-бытие» скрепляла жизненный мир и она становится основой нового социального, общественного, исторического и личного  синтеза, восстанавливающего единство истории во всех ее достижениях, становится опорой сильной личности и государства, становится отправной точкой нового исторического свершения. Правда-бытие возвращается в новых условиях в облике правды-истины, преддверия «софии» По древнейшим источникам «правда-бытие» развивалась от веры в род и рождающие силы природы к силам оберегающим, хранящим и, наконец, символизациям человеческой деятельности, прежде всего производящей из стихийных сил мир человеческий и, далее, охраняющий этот мир от вредоносных воздействий извне. (Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. М., 1987.С.127.) По существу, структура жизненного  мира не изменилась и посегодня. .Начало прекрасного как космически-гармонического, которому соответствует прекрасное-эстетическое.  (См.: Кузьмичев И.Л.  Лада. Эстетика Киевской Руси. М., 1990)  есть реалия космоса, в который по сегодня погружен россиянин. Однако космический миропорядок в обществе должен быть поверен идеалом-личностью; из кризиса начала истории русское общество вышло приняв христианство в его православном варианте, особенно нацеленном на социальный идеал (истинный человек) и его правду ,— тогда как западные конфессии много внимания уделяли вселенскому устроению мира. Оно веками углублялось в сущность вещей; российское углублялось в социальное  правдивое (часто под видом «праведного»)устроение общественной и личной жизни как дело добра. Истина человека и его жизни в мире поверяется «истинным Христом», им же общество учиняет «порядок» совместности (или разноречий) с княжеской властью, им же ориентируется духовенство в бережении идеи Православия. Идеи здесь не самодовлеющи, они подчинены благу. «правда-бытия», но они приходит к упадку как ось жизни ко времени Раскола — но никогда не теряет своей значимости. Она основывается на космосе, центр тяжести которого смещен в сторону природы, мира, и в природе же черпает образцы. Ход истории все более перемещает этот центр в направлении мiра во всей его вписанности не только в общинные, но и необщинные порядки. В новом православии особый акцент сделан именно на обществнном начале, на Христе, а не Боге-Отце и Иисусе как Спасителе; центром его становится человек в его неизбежном равенстве перед правдой и личностном отличии любому другому человеку и относится к нему в реалиях веры, надежды, любви. .Правда-справедливость ядром своим имеет сам факта бытия среди людей, бытие и существование в согласии с мiром и, далее, с сословными разделениями и заслугами перед государством. Здесь древняя русская идея Единства с природой пополняется новым аспектом — более близким единством с людьми уже не природно-космическими узами, а узами веры, надежды, любви.. Социокосмизм требовал заслуги как основы выхода из безличности, из бытия «продуктом природы» (Н.С.Лесков). Резкий переход от идеала Православной Руси — к требованию службы Отечеству выдвигает личную заслугу как основу выхода из бездны  безличности души и уже независимо от происхождения, даже иноземного. В последующие века можно видеть углубление этого начала в народную душу, становление нового принципа Единства, идущее рука об руку с размыванием унаследованного общинного и посадского начал. Появляется господства «чина», прежде всего заслуженного, над «продуктом природы» — мужиком, фактически дополняемое, пополняемое идеалом «справедливости», что неуклонно выводит\сохраняет Россию из земледельческой «первичности» — но так никогда и не выведет. Полюсами правды-справедливости остается неоднозначность такой реалии как «благо» и его обращение в обществе. «Низы» поставляют блага вещные и ожидают от «верхов» попечения об обстоятельствах их жизни, непосредственно для них недоступных, о благах Отечества и Православия. «Верхи», в свою очередь ориентированы на очевидную необходимость получения ими вещных благ для службы. Отклонения от этих принципов должно уравновешиваться в свою очередь конечной справедливостью, составляющей существо правды. Однако пролетаризация населения, распад земледельческого мира, накопление вместо него принципиально иных сообществ — «миров»  и «порядков», привели к тому, что такой механизм осуществления правды утратил веками сложившиеся границы между «внутримирским» и «внемирским», очевидность справедливости. Изменение принципа бытия в основах общества с сохранением исторической традиции потребовал радикального изменения «верхов», всей иерархии. Пролетаризированный человек меряет справедливость уже не по отношению к своему хозяйству, но непосредственно к органическим потребностям, удовольствию или неудовольствию, самому существованию своего тела и тела семьи. Плоть, сердцевина любой телесности, утверждает свое право на жизнь в социальных порядках. И управлять им можно лишь воздействуя прямо или косвенно на его тело, на витальные потребности,  в политике — на «массы».Высшие сословия и элиты составляют область «духа» (всегда частичные, отчужденные и извраенные) для народного тела в целом и каждого русского в отдельности. Их внутреннее единство с телом и душой двояко — сила управления отделяет дух от души, сила единства соединяет интеллигенцию (служилую и неслужилую) с душой (народной в том числе). Отсюда — традиционное русское «двоеверие»: доверяя собственному духу, душевно русский близок народной стихии и стихийным силам души, ядро которой — преображенное, но сохраненное в существенных чертах тело и природно-социальный космос.
Возвращенная форма правды – наступающая эпоха господства правды- истины, оживотворяющей даже исконные основания правды- бытия и становящиеся ей важнейшей стороной. Истина просветляет и жизнь, и справедливость в новом порядке возобновляемого и обновляемого порялков космоса, вселенности и равенства в осуществлении бытия- просветляет правду.
Правда есть ось существования российской души, её неосредтвенное прояление,  она имеет губокоевлиянеи на влою освобождая и наравляя её «по правде» и мир, налняя мiрские  отношения содержанием конкретного бытия, волей из мiра извлекаемые основой – человеческим деятеьнм бтием.Все ни выражаются в такой реалии российской души как ум, что есть не столько сообразительность, сколько способность постигать миръ душевно, разбираться в его хитросплетениях не холодно и рассудочно, но по правде, проявляя волю к ней и исходя из интересов мiра, углубленного в миръ, то есть проявлять душу как активное начало в мире.


                4.Ум

Мiр, воля, правда образуют сбой то чо можно душой, в целом бессознательной и предсзнательной структурй,она проявляется втом, что можно назвать умом. Если оксидентал ориентрован на ум как педставление  (а в России это – прежде всего мiрское представление), на постижение универсума,  обнаружеие наибоее успешного пути овладения им, то естьна рассудок, то ориентал более сконен к уму как способу сосуществования с богами и,через них, с людьми по божественной справедливости, к организации устойчиво,и очень устойчивого, социалногого порядка. Российский ум, обнимая, как частности, эти составлляюще, ориентирован на свободу поступающего человеческого бытия, но преждевсего как на волю, имеющую отношение скорее к свободе «от», но слабосвязанную свободой «для», для определенного порядка. Этим и характеризуется, что в России социальные порядки часто носят деспотический характер «обуздания вольницы», но это – до тех пор, пока  не выработан положитеьный социальнй и экономический идеал или он не навязан состороны. Россиянин – человек волевого порыва, поступка, и задача закючается лишь в том, чтобы его обуздать и направить в положительное русло Тогда происходит претворение воли\ и \воли, на основе торжества свободы поступка в  \волю\ и мало найдётся сил, какие могли бы останвить россияниня на его пути..Однако значительность затрачиваемх в российских усвловиях сил и высокий уовень эксплуатации перенапрягают волю и ведут к видимому слабоволию россиянина, склонноси его хитрости и отпадения от правды. Но в существе, в тенденции ум как душевная способность есть стохейон и основа других начал души и для этого проявляет и волю как меридональскому интеллект, и к прагматичность оксидентальца, и к упорству ориентальца и к правде россиянина. Воля становится целенаправленной и руководит способностями души в оотвтетствии с \волей\., то есть с поступком, руководит пступком, а иногда и нуждается в поступке для своего пробуждения и направления.. Трагедия России заключается в том, что на всём протяжении  её истории редки были случаи свободного развиия ее воли\, она сталкивалась с небескорстной \волей и ум её направлялся часто к преодолению этой коллизии более,чем к осуществлению деятеьного чеовеческого бытия,орудием которого и является нус.Российским умом овладевала часто иллюзия – и очень часто  небеспочвенная, что тягостное положение человека связано не столько с его неспособностью к труду,нежеланию осуществлять деятеьное человеческое бытие, в котором и для котрого  он существует, сколько злой \волей верхов, что  подкрепяо и делало катастрофическим их отрыв от низов.
Как ужеотмечаось, история России – цикл смен послаблений, боьшей вольницы, когда \воля каждой одельной личности имеет возможность самотоятеьно располагать собой и прилагать ум к практическому делу, когда накапливается запас материаьных благ,свободного ума, и волевых людей,- и циклов ограничения вольницы, когда эти ресурсы перераспределяются,а лишне люди становятся специфическим явением России – «лишними людьми», ум и воля которых направляются на нове «великие свершения», не всегда мирные. Ум в такие перичные периоды направляетя на социальные нужды, на потребноси в социаьной мобильности. Тогда с особенностью вступает черта российского ума – его общественность. Но он напрален не стоько на создане общественных формы – именно путаница, перепроизводство  или недопроизодство общественных форм всегда было слабым местом России, - скоько на саму общественную ткань, плоть ощественной жизни,которую верхам нкогда не удается покорить целиком,- она только её зарегулирует и  портит Видимо, будущее  в России затеми социаьыми формами котрые дадут наибольший простор для своей российской основы – общетвенноси, свободным оношениям людей, \воле\, но для этого необходим незаурядный полтческий ум и целый переворот в сознании.
Российский ум основан на воле в их синтезе и кладет это в основу любого мирового порядка. Российский ум космичен по своей пироде. Обычно он исхдит не из отдельной вещи – вот почему русские довольно плохо разбираются в вещах, - а из плоти мира, из целого. Это особеннотнаглядно, например, из Тблицы  элементов Мендееева, возродожающей традиции антично атомизма в поиске эементов целього универсума,  и лишь их список расшширевшего и упорядочевшего. Россиянин уравновешивает целое и и части и исходит  в своей мысли, как проявлеия поступающего деятеьного бытия и его условия, из равного интереса целого и частей, природы и человека, мира и страны. Мiра и личности, при чем сохранение целого неизменно становится важнейшим – наряду с существованием и соранением, реаизацией мельчайшей части, отдельной особи. Путь российского ума  лежит от плоти, как воплощения и инобытия духа  – к персти, как воплощению души и к праху, веществу, как основе основ, не минуя и тела, ближайшео к праху.  Российский ум видит в неорганическом вариант органического, неодушевленного – вариант одушевленного. Таким образм, Российский ум включает и познание всесилия Фатума ориентала, и  Рока оксидентала, и Фортуны меридионала, - всё это рассматривает с тчки рения Судьбы как результата делаемого дела, осуществляемого именно в Судьбе поступающего деятеьногосвободного чеовеческого бытия.. Отсюда перекрещение в нем и осторожноси и русского «Авось!»
И  в делах мировых, планетарных, россиянин никогда не исходит из интересов и существования оной своей страны, а из интересов мира, что добавляет еще один  штрих к мифу о России, «у котрой до всего есть дело»,»которая всё хочет завоевать» - она просто отказывается от навязываемого ей в мире места, а занимает своё,  собственное.
Россияне – одна из первых стран эмигранов, но никогдаона не переставала интересоваться делами прародины, Киева, пока нынешние насельники прародины, рутении (как  их называли в Польше) не решили обидится,что собираются  отделиться от нее что, как мы увидим ниже, исторически неизбежно. По существу это – вооруженный эпизод общей борьбы России за независимость от окраин, начавшийся в 1991году. Цельность восриятия делает русского человеком скромным, всегда  предполагающим нечто целое, что важнее его и довлеет над ним;  но воля требует от него проявления самости, и русский  делает это через волевое присоединение  к чему-то в мире, попечение о какой-то тенденции или явлении; в лучшем случае – и это, видимо, предстоящй этап развития россиян – соединение с собой как независимой, цельной величиной в мире, с действтельной личностью;  пока что она подавлена. Пока же россиянин  - цельная личность под водительством  духа, но не его существа – деятеьного бытия, по преимуществу. Став человеком,  целостным волей, россиянин завершит  тенденции его истории и воссоединит в своём лице то, что было отдеьными актами такового состояния его и   жизни подобных  людей, обычно признаваемы выдающимися. Пока  что ум россиянина  находится чаще всего в  извращенно-отчужденном состоянии, - стороны его деятельного бытия отчуждены, а целое, чаще всего власть, господствуют над ним, - но и этой власти есть  пределы – пределы плоти и мiра. Последний и есть плоть общественного, и именно им россиянин руководствуется в своём уме, постигая глубинный,  бытийственный порядок мира, в отличие от персти социального. Опираясь на дух, воля осуществляет правду, и оценка правдивости того или иного действия есть ядро российкого ума. Без такого ума русский  ощущает себя социальным прахом, винтиком в социальном механизме, особенность котрого в России – общее отношение к меанизмам как самстоятеьной прирде Теника  для россиянина – часть космоса и невозможна без человека, но извращенное мышление обрачивает ситуацию – делает машинерию субъектом,а человека –объектом в социальном организме, првращая  его в механизм и лишая личностных черт, преждевсего - самостоятельноси, свободы. Поэтому деятельность ума россиянина – это борьба заличное, личинное своё существование, ядро правды, осуществление мiра и воли. Их он ставит как оиентир в постижении окружающего. Именно эти два последние  личносные свойсва,самостоятельностьи свобода, и определяют ум россиянина. Но в его истории происходит нарастание осзнания себя личностью(бессознательно лчностью он уже и так является), независимым и сводным носителем действтельных мiрских свойств. Оплот тому – воззрение на мир как на плоть, характеризуемую именно как независимую и свободную и несущую независимость и свободу своим членам, человеку в том числе. Это свойство россиянин распространяет в особенности на людей и народы, на мир в целм; его судьба  - судьба человека, народа  и мира как независимых и свобдных личностей в их взаимодействии. Ум россиянина глубоко  личностен, хотя это скрывается, подменяется чаще всего навязанными социальными необходимостями, чем далее в истории,тем более навязваемыми, отчуженными, и навязываемыми отчуденными. Отчужденный ум – рассудок – искажает волю и деает сам ум оганиченным  бижайшим и часто замевает интересы целого, что искажающее действует на тех, кто пытается на столь же извращенных формах ума попечтельствовать о целом – власть. Вообще же ум россиянина сталкивается с властью, поскоьку он отражает интерес общественности, а власть – соцальности прежде всего. Социальность возникает естественным поряком и отражае необходмость, но она торжествует в боьшинстве,если не вовех обществах, кроме российского особенно – в Америке; общественность свободна изначально, она есть порождение земледельческого общества и предтеча  разночинного; в них социальне необходимости не бессознаельны, а принмаются и оранизуются сознатеьно. Именно здесь особенно необходим ум. Разобщеннось представителей общественного и социального в русском обществе и порождало отчужденные извращенные формы отношений власти и народа постьку, поскоьку русский этнический субстрат был явением, естественно возникшим; для России современной её производная, свободная полиэтничность делает необходмсью общественное как первичное,а социаьное – как вторичное. Поэтому рассудо, исходящийй только изданного, здесь бессилен; необходим упорядующий  ум, исходящий из заданного,то естьиз чеовеческого бытия и дающего ему простор. Коллизия эта делает российкий ум общественно блее свободным от искажений и извращений властного сознания,- да и среди носителей последнего встечаются личности, от них свободные, и чем даьше – тем боьше. Всё это говорит о назревании (Правда, нетолько в России), персоналистической революции, которая поставила бы во главу угла не собственника и даже не парламентаризированного гражданина, а каждую отдельную личность. Русский ум, воспитанный тысячелетиями общественной жизни, при переходе к российскому, всё более проявляется как личностный, то есть всеобщий, универсальный,  всемирный, а не частный или общий, как у оксидентала и ориентала, И, слеовательно, более готовый к персоналисическому перевороту в четырех его видах – религиозном, свободномыслящем (эстетическом), научном (этическом) и фиосфском, что в разны порядках и вамдействиях состаляют стороны и этапы персоналисического переворта.(О персналистическй революции, но только в религиозном обличии, мечтали еще деятели Серебряного века, вчастности,  Бердяев).. Именно тогда ум российского человека обретет правильные черты и проявит свойличностный и всеобщий характер во всей  полноте. Частичность частного  человека – оксидентала – делают задачу  целостноси человека (даже если и бывающей, бывающей случайно или от случая к случаю) – трудновыполнимой; для ориентальца общность задана слишком жестко, и его целостность ограничена; меридионал целостен за счет первичной, нерефлексированной целостноси единства с природой и потому фетиизирован.
Россиянен не чужд господствовующим в других странах типам отчуждения,-  потому он универсален, как никто, хотя по преимуществу  извлекает полезные уроки,- но для него особенно характерно именно извращение, обращенный спосб отношения человека и власти. Поэтому мышление простого россиянина менее зависитот от отчуждения, но обременено извращенными отношениями с властью. Он  принимает неободиости социального именно как господство власти, а не как самостоятеьные неободимсти общественной плоти. Его ум нагружен сопротивлением власти или покоронсти ей, тогда как  сама власть не в состоянии обнаружить необходмсти социальногои репрезентировать её россияниу. Коллизия  должна кончится тольк одним – васть примет законы общественности; простой человек обнаружит преображенные законы социальной плоти как свои собственные. Пока что он воспрнимает своим умом государственные аконы как произвол, что ведет к тотальному юридиескому нигилизму и несособноси власти провести юридическое воззрение в ум россиянина. Закон воспрнимается как такой, а может  быть иным; и плоть общественной жизни живет как бы сама собой, что только и спасает Россию при каждой коллизии от тотального пересмтра всех оснваний соответственно уму каждого.И это укреляется постоянным усилием властей разобщить русских, лишить их российской общественности как коллективного ума.
Русский ум, и его боее изощренный наследник – российский, в познании исходит не столько и законов природы, сколько из совместных  законов вселенской плоти; он обращен на знание своей  доли в  мировом существовании. Все случаи, когда эта доля превышена, оборачивается серьёзными трудностями, нарушениями правды, как для плоти, так и дя вплетенного в  него, постигающего его ума. Это связано, как мы увиим ниже, со своеобразном отношении к познанию природы - естествоиспытанием, явлением чисто русским. Для естествоиспытателя им является и крестьянин на пашне, и металлург у  доменной печи. Ум должен определить месточелвека в унверсуме, допустимые границы вмешательства в него, огранчить тем самым, его запросы и направить его на совершенствоване бытия. Это касается и социальной плоти. Персть душевная определяет долю человека в обмен на его труд  в совместном человеческом  деятельном бытии; лихоимсво воспринимается как безумие и разввается в логике  безумия: нет более жадного коррупционера, чем русский чиновник. Но для него представляется, что он лишь получает долю от  от  общественной значимости своих деяний,- таков его неявный мотив. Деньги вообще чужды российскому уму – они воспинимаются как крайнее, хотя и необходимое, зло. Деньги традиционно прироавнивались к нечистотам, к грязи,-такова неявная установка большнства российского народа. Деньги накапливали изгои – сектанты,скопцы, инородцы. Российский ум лишен денежного эквивалента, но направляется против искаженного сознания – рассудка. Человек рассудочный  не в чести – у него что-то не так с умом;   он выделяется неявно в особую социальную группу. Он противосоит другим, является изгоем,  не смотря на своё социальное влияние – общественно он изгой. Сходая сиуация у народов рассудка – ориенталов, но тут большое знаение имеет обычай и эмоциональная  аскеза, мало знакомая   русскому. Русский эмоционален, в этом – едва ли не главное проявление правды в  жизни.Она и проявляется в уме, призванном ограничить и урегулировать потребности души и тела, обуздать чувства, вписывая ихв мировую плоть, мировой порядок  существования и движения. В этом отношении русские большевики (не коммунисты) были большими знатоками народной жизни, иное дело, что им пришось туго с проведением социальной необходимости  в общественном бытии через свои решения. Поэтому Советская власть – самая российская власть, если делать упор не на власти, а на советах.. Ещё однопроявление  российского ума – представление о порядке.

.

По своей природе российский ум призван опосредовать мiр, волю\, \волю и правду так, чтобы проявилась правдакаждой из сторн как воля правды. Так раскрываются порядки универсума. Но оснвной заботой российског ума являетсяобщественное устроение.
Внутренние противоречия сообщества, непростые их связи разрешаются вовне как в государственных институтах, так и в структурах социальных и общественных.Порядок необходим и для дущи как ее внутренняя организация. Душа находит в порядке социальном свое отражение и исток. Но в любом случае в их динамейзирует и эризирует общественное начало жизни. Именно эти начала должны господствовать над отчужденными и превращеннымих формами человеческого бытия, преодолевая их извращенные тенденции существования за счет саободного существования других – в этом принцип порядка в отличие от режима. Разнонаправленные силы и интересы должны быть между собой со-гласованы и сосуществовать без трений. В обществе должен быть «порядок». В известнейшем предании о призвании варягов на княжение в уста просителей вложены слова:»земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет.»(Повесть временных лет.// «Изборник».М.,1969.С.35.)
Представление о «порядке» имеет несколько взаимсвязанных моментов. По В.Далю исходным является слово «ряд» Это:»вереница, строй, предметы по одной черте, по порядку, чередом. …Распоряженье, управленье, общественный порядок или устройство, все меры начальства (выборного, служащего по ряду и наряду)для порядка, управный распорядок. …Суд и расправа … . Положенье. устав, наказ, правила, законы … . Условие, договор, торг и соглашенье, обязательство по воле, взаимная сделка…» (Даль В. Толковый соварь живого великорусского языка. Т.1У..,1955.С.124-125).Среди них исходным должен быть тот, в котором отражена определенная последовательность действий людей и вовлеченных в нее средств, раскрываемая умом и полагающая ему основу. В нем проявляется деятельное общественное человеческое бытие. Однако чаще всего в основу порядка кладется идея о принципиальной однопорядковости подлежащих управлению сообществ и индивидов.Уравнительность такого представления, утрата специфики места, времени, образа действия в которых осуществляется жизнь в ее реальности, деятельная действительность неизменно приводят к более или менее острым разноречиям, а подчас и противорчеиям порядков разных уровней, общностей  и внутри последних. Порядок труда, личной жизни, существования сообществ нередко приходит в столкновение со взглядами властей, не случайно прозванных народом «предержащими», не говоря уже о сложных движениях внутри различных социальных и общественнх слоёв. Даже внутри сообществ можно заметить столкновение разных порядков: требований труда, отношений семьи и свойства, осуществлений аутономии самого сообщества, давления внешней среды. Словом, в рамки порядка никогда не попадает целиком все многообразие жизни, особенно общественной, — и ее требования, и сам ход истории выводят многих за ее рамки и само общество за рамки существующего порядка.
Осуществление какого-либо уровня порядка, например,»ряда»-договора в товарно-денежных отношениях требует от человека определенной меры независимости, «воли» от иных сторон и измерений порядка, а также «доброй» (свободной)воли подчиниться порядку этой сферы жизни. Проникновение иных сторон порядка может создать только затруднения, может выступить как ограничение условий — однако ни один аспект порядка не может быть самодовлеющим, он осуществляется для целого, должен иметь ввиду интересы других людей. Только в этом случае порядок и воля,  раскрывающий и соединяющий их ум, могут стать средствами друг для друга. Но доминирует неизбежно воля, поскольку именно в ней энергейя любого преходящего по самому своему существу, порядка, находит основания для своей действительности.Возникновение – очень непростое – среднего уровня, между общественной и социальной жизнью, мiра и «мирья» «порядка»  как осуществления мiрского закона, справедливсти и правды, еще тоьлко нарождаются в современной России, но основой ему порядок ума, одновременно складвающйся на основе традиции и чувственного (здесь в единстве органов чувств и чувственности души). Но традиция традиции рознь; традиция «нестроения» общественного и социального долна быть преодолена нетолько умом россиянина, но и умом чиновника.
Ум русского,а за ним и россияина, имеет не только отмеченню эмоционально-«правдную» состаляющую. Он имеет, как способ выражения души в деятеьности, и общемирскую сторону, включает в свою ткань весь универсум. Поэтому для россиянина познание мира – это познание себя, своей пЕРсти, а не только праха и законов его возникновения и разожения, вещества.. Познание его вплетено в ткань плоти и потому очень кнкретно,- что,  на другой стороне, приводит к  крайним абстракциям так, что они имеют над ним огромную силу. Познание для него не являетя в перуюочередь «руководством к действию», извлечению прагмаической выгоды, а уяснением своего места в  универсуме и возможностей вписаться в него, не нарушая основных его законов; и не постижением «вящей славы Божьей», а самопознанием и познанием того, что нуждается в преобраежнии, усовершенствовании, законов деятельного человеческого бытия. Наука(как и искусство) – это правда о себе, и к этому пределу подошла западная наука, обращенная к материи под видом чувственнх данных, праху и, вполне по-медиональному,  мыслящей  о духе как  о «тонком веществе». Последняя из возможных научных ревлюций, как уже отмечалось, будет осознание науки как человеческой деятельности, (что любая наука есть наука о человеке, отмечал еще Маркс), как того, что делал сам человек что делало его самим собою, не смотря на мощную установку «отмыслить прочь человека» и именно поэтому – наука есть чеовеческое предприятие и знание о ег человеческой деятельнсти како бразце существования и развития, и высшей форме  и ключом к формам низшим (Маркс).Тоько таким представляется выход из очередного»кризиса естествзнания» в  очередной раз дошедшего до конца, вынужденного поэтому, обратиться косновам,к уму. Но знание о человеческой науке конкретно, ставит вопросы об экспериментаьных проверках и об основаниях математики как  человеческом предпиятии. В  равной мере искусство прибизиось к границе, когда вопросом становится, не что оноделает, а как. Само ремесло становтся всё более искусством. Как учёным, ставящим каждодневно научные вопросы, становится каждый человек, так и художником, каждодневно творящим формы  жизни становится каждый человек, так и российское конкретное мышление, ум, не отделяющее резко научное и эстетическое от своего ума, оставалось и становится современным, становится, кем он был в возможности, актуально всесторонней личностью, что ранее быо делом его особого отношения к истории, жизни, будущему – всесторонне развитым существом через деятельное чеовеческое бытие. Он постоянно решает философские пролемы, не отвлеченные от его жизни; он религиозно решает вопросы оботношении к реальности. Он - человек действия, а не активности. Или рутины. Он – человек действтельности и цельного деятельного человеческого бытия, от которого вопросы религии, искусства, науки, философии лишь отвлечены для восстановления его ума стократ усиленным для осууществлеия деятельногобытия. Поэтому стоит вопрос не только оликвидации обособления, отчуждения этих начал, Но и о преображении лежащего в их основе ума чеовека, порождаемого непосредственно деятельным общественным чеовеческим быием.. Вместе с ним чеовечество дожно стать сообществом действительных людей,соразмерныхсоему общественному человеческому деятельному бытиюпо уму.. Статьдействительным челоеком – человеком человеческой действительности  - сердцевина умного делания россиянина. Задача  эта решается конретно.Н это еще сокровенно. Сокровенен еще сам деятельный бытийствующий человек. Это – сокровенное России.


IV.Страсти российской души


Деформация души.            
Формация души даёт простор раскрытию задатков человека и ведет их по направлению к благу. Общественное начало здесь обнаруживается как область формирования способностей души и стремления следовать за нею в поисках мiра, воли, правды, ума. Однако в реальности стремления эти осуществляются в конкретных обстоятельствах, котрые не всегда и не совсем соответствуют силам формации души,; многие из них оказываваются связанными с наличностью, не имеющей прямого отношения к формации души, некоторые прямо разнречат с её принциами и, поэтому, её деформируют.Результаты глубоко укоренены в страхе, отчаянии и ужасе. Страх укоренен в боязни утратить мiр, отчаяние – в вопасении за волю, ужас – в тревоге за правду, безысходность – в трудностях реализации ума. Деформация представляет собой социальное как независимую от человека реальность в противоположность общественному и, в отличие от него, имеет зпкономерность, близкую по характеру к природному началу, тогда как российская душа склонна распространять общественное и на природу. Поэтому страх, отчаяние, ужас, безысходность в действительности глубоко скрыты от внимания души и проявляются как боязнь, опасение, тревога, одиночество. Социальное, другие области природного, поэтому, не вполне чужды душе  российского человека, однако вызывает отмеченные аффекты, страсти. и отражает столь близкую европеейцу социальность как терпимое, ноне более, начало.Душа вообще являетсяорганом социального,осноой социальной реальнсти,но в России  социальность иначально поверяется и подчиняетсяобщественностью, является в существе своём прежде всего со-общественностью, со-циальностью. Поэму и общественная,мiрская формация души выделяет общественное, а не природное. Русский чеовек преждевсегоощественен и общественен более любого друго чеовека на Земле. Боязнь, опасение, тревога, одиночество не подчиняют себе формацию души и выступают ее деформацией постольку, поскольку привносят диссонанс и неудовлетворенность во-первых и, во-вторых, ограничивают формацию в ее наиолее глубоких тенденциях. Если душа есть диалог с неинициативным налом,отвечающий диалог, то деформация выступает в Фоме монолога. Конкретные обстоятельства всегда по существу случайны, хотя в случайности своей закономерны; случайны они по отношению к силам формации души.
Что из себя представляет российская конкретная социализиованная (а влияние соцаьного составляет важнейшуюкомпоненту  дефомации) —что не вполне совпадает ни с общественной, её противоположностью, ни с мирской (последнее особенно наглядно с личностью «не для мира сего») Душа. В качестве ее основы предстоит не все общество как потенциально беспредельная, а потому и безличная, управляемая универсальными законами совокупность людей. В отличие от человека Запада, который непосредственно помещен в социальность и ею воспитывается по существу безлично; в отличие от человека Востока, которого воспитывает во всех отношениях вполне определенный учитель, гуру, наставник, россиянин воспитывается обществом в преломлении мiр’а. Во времена тоталитаризма, это была семья и школа, и их направления воспитания порождали мучительный разлад во внутриличностных отношениях, ориентировало или на чистую социальность (карьеризм), либо на круг друзей, очных и заочных,что иногда  смыкалось. Для россиянина традиционно общество не управляемая безличными юридичскими законами сообщество, а чаще всего легко обозримое, чувственно данное сообщество(кстати говоря, ориентация непосредственно данной общественности породило феномен русской словесности, диссидентов и неформалов). Это — община, артель, собор, мир, дворянское собрание, партийное собрание, в конце концов.Люди сдесь связаны непосредственным интересом и непосредственной наличностью, что восстанавливает, хотя и не целиком, полисную, общинную,- мiрскую систему,позволяет социальнму и общественному встреиться. Нет вопросов такой общности, какой нельзя было бы рассмотреть, однако круг интересов ограничен умственными способностями присутствующих и  кругом интересов, и решения могут принимаься в противоречии со здравым смыслом.
Императорская Россия пыталась развести мiр и мир как вместилище империи, противопоставив мир и общество дворянское, что только углубило пропасть «верхов»и»низов» и позволило проникнуть в зазор разночинцам уже революционно-интеллигентского, а не просто интеллигенского (просветительского) типа.У интеллигенции непосредственная неформальная (кружковщина) общестеннсть стала основой проникновения в народ альтернативных типов политического обустройства; всё это показывает, что мирское единство должно сохраняться на всех этажах государства, тогда непосредственная общественность даст плоды по усовершенствованию жизни, эстетическому, этическому, научному и философскогому совершенствованию, без которого не может жить ни один человек, не потерявший человеческого облика, то есть бытийствуующий в чеовечческом деятеьном бытии, и не потерявший способности к критическому восприятию реальности.
Деформаця души есть плод воздействия реальностей, не поддающися преобразованию чеовеком – пока, по крайней мере, хотя в перспективе они станут объектом его преоразования, преображения и раскроют свое творческое, усийное, поэйсическое существо. Но такая перспекива – только перспектива вообще и для отдельной эпохи и отдельного человека – в частнсти. Иное дело, что страх, отчаяние, ужас, безысходность, становятся питатеьнй средой дя отчужденных форм, фом окостенения существования тоько в существование, без  перехода в формы средств бытия. Сами отчужденные формы есть порждение исторически  ограниченного существования человека  и призваны смеиниться формами вовращенными, в котрых они становятся средствами развертывания деятельности как фундаментльноо способа чеовеческого бытия.  Но любые  формы характерны тем, что имеют тенденцию обособляться, саморазвиваться и порождать явления, искажающие  содержание, используя его не  по назначению, и особенно характерно это дя социальных отчужденных форм. Они превращаются и искажаются без оращения и оборота и паразитируют,поддержиаюти распространяют себя на дефрации души тем, что превращают и раздувают их в средство манипулиования человеком, его телом, душой и духом, всем общесвом  так, что человек оказывается  маринеткой этих сил и в реальности сводится рангами ниже своег реально состояния, прежде всего, к существованию, чтотько умножает дистанцию ео и этих сил; сздается впечатление что силы эти, особенно социальные, по значимости важнее  отдельного чеовекаего деятельного общесвенного бытия, тогда как вдействитеьности каждый отдеьный человек,человеческая особь, значитеьно важнее своей социальной роли, которуюо  она здесь играет с роковой, казалось бы, неободимостью. Для нероссийских социальностей это представляется естественным, но создаёт массу проблем существования и развития: роли играют людьми. Можно, перефразруя известную римскую посовицу, сказать: «Пусть рунет общество,но свершится человек».
Действию деформирующих, представляющихся всеобщими, сил, мы обязаны тем, что чеовек всё ещё обремененный конкретностью человек  по преимущесву, что его чеовеческое, праховое и перстное быие не покорено, не осветлено, не обожествлено его высшим, дуовным началом. Эо предосавляется немногим, не всегда и в отчужденно-извращеннойформе, противопосавлено психкам и соматкам как пневматки и, поэтому, содержание их деятельности оказывается прежде всего трудом, трудом не свободным, просветляющим постоянно искажаемую действиельность,а потому  в  эту псевдореалность поуженным, не разворачивающим во всейполноте чеовеческое деятеьное бытие.  Их души тоже деформируются воздействием миръа и плоды их усилий  часто имеют силу по освобождению иного – природы, общества, человека, его бытя, если токо не тонут в отчуждении, искажающем соержание -   деятельность – и не умножают своим аргуменами отчуждение. Деформации души – наиолее явное выражене отчуждения во всех его видах и демонстрация способов наделения его видимостью необходимости, по видимости – и многие стараются эту видмость укрепить, котя сама она искажает, отчуждает их еще боьше!- за практически не поддающейся деятеьности человека, предел его бытя и даже его (отчужденную) форму. Человеческой  деятельности подвастно всё Даже её собственные искажеия. Но это – еще скрыто. И следует особо подчеркнуть, что мир деформации души (псевдомир), поддаеся ре-форме, ре-фор-мации и даже,  при необходимости, ре-волюции – в любом случае, трансформации души.


        1.    Страх

Страх- как реалия покажетсяя неспособностью(ложной) повлиять  на весь мiр, на всю совоупность людей, – хотя одним своим присутствием мы и создем мiр. Ограниченность ума, как и всегда, порождаемая данными органов чувств, от которых он берет внешие данные, но не всегда их преодолевает,порождает и укрепяет форму отчуждения – о(т)станение, представление, что  ты не таков, как все. В действительности это так, если душа не оборачивает непосредственные впечатления формации и не обаружваетих самостоятеьными, самодвижными. К сожадению, это происходт не  всегда, что порждает страх, и поождается страхом. Мы, действительно, не таковы, как другие, но эт –результат деятельности души, возвращающегося на новой фазе к истрии своей формации, но это – деятеьность,а не труд души. Незавершенный  труд души порождает отчаяние ориентала,очем ниже. Страх всегда есть одиночество, хотя бы одиночество человека как  человечества в мире.Страх – порождение конечного, а не бесконечного. Последнее – лишь повод. Сам человек – обитатель безграничного.
Страх «быть не как все» порождает саму срасть страха, отчуждение способную переносиься на другие объекты и делает самого чеовека объектом страха, поражает его душу  раньше, чем появляется субъект страха.  Страх «не как все» выделяет чеовека из мiра и ставит его наедине с с  уществованием, таким образом оказываясь резуьтатом неосуществленного в существовании бытия и ставит его в условия неободимости быть, действовать, противстоять страху прежде всего душею – его  превозмогая.Страх существует, но он «не страшен». Человек существо пластичное, но упругое  (Малиновский), и деформация его человечской души чем-то нечелоеческим порождает ответ, в конечном счете ведущем к трансформации души.Отвечает воля, персть тела, но уже как своя, не отдельной особи, а как мiрскаоя воля, исходящая от души, но опирающаяся на волю тела.. Имнно тело есть суьбъект (ставший объектом) страха, и порождает в нем новые движения воли, движения соверенствования средств, в первую очередь, мышления\орудия протв страшного. Необходимо отметить,что страх – особая страсть отчууждения меридинальной души, души первобытного человека, и он выдвигает против страха прежде всего фетиш. Или орудие отпора, понимаемое как фетиш. Одако, особо развит он, наряду с ужасом, у оксидентала,общая история которого идет по пути ререссии душевных форм к первобытному состоянию, лишь усовершенствованному огромным коичеством технических  приспосоленй, в принципе помаемых как фетиш, как орудие\мышление при доминировании вещи, чему способствует специфическая, чрезвычайно агрессивно размножающаяся фома социальной жзни – капитализм, возводящий всё в товарный фетиш;  лишь некоторые – одушевленные, и здесь  у оксидентала господствует анимизм. Регрессия капитализма к ранним формам существования порождает  большую неразбеиху в социологии с одной стороны, в отношении к человеческому деятельностному бытию – с другой. Человеческое поступающее деятельное бытие понимается не как творческая деятеьность под главенством духа над совершенствованием вселенской плоти и самого человека как его ядра, сколько как наращивание средств существования, гарантированного господства, мощи, чаще всего не превращающися в осуществления, средства бытия, что прибавляет страху еще одну компоненту – страху перед деами рук  свох и превращенную форму тела – оно всё боее включает в себя технику и технологию и попечение них. В целом же капитализм, не являющийся средством  человеческого обращающнгося бытия, а оособившийся в превращенности форме активности, в страх за средства существования, за само существование в сущем, в социальном  существовании, возродающий живоный, пречеловеческий этос, есть регресс, отпадение эросического втанасическое, мертвое, что только усиивает срах и разобщает людей, разлагая их мiр, ростки котрого есть повсюду, но издревле они прорастают в особенноони в России. Мотив – навязать свою волю, развивающуюся превращено в логике роста мощи, – возвращает нас к досоциаьному, к боли тела как мотиву безграничного распосранения мощи. И страх вообще, непреодоенный, возвращает человека к его существванию простокак человечесущества, водитеьствуемого Фортуной (на охоте, в действии). В тайне страха лежит боль Как мы увидм,основным мотивом развиия социальноси до сит пор быо стремление дистантроватьсяот стихий – пироднных,социальных (друг от друга), собственных, душевных, (соственного пртестующег сознаия), то есть страх,  преодолеть который может только воля..  Это подталкивается систематическим воспроизведением исходной, первобытной человечееской ситуации (очень часто, в чьих-то частных интересах), хотя во многом она преодолена собственным развитием. И Задача человечества – Веикий Оборот – назад, к стихиям,  к природе, для их просветления и усовершенствования в том числе и прежде всего – своих через человеческое деятельное бытие –творение, поэйсис.. Но искусственный страх гонит оксидентальца всё далее по дороге наращивания мощи «проив», а не «за».  Но об этом подробнее – позже.
Страх порождает фетишизм, веру в боерегающую,сохраняющую, благую силу вещей; на другой стоне, за этими вещам возрастает сила ужасного, неонятного, не поддающегося деятельноси – абсурдного. Ноабсурден сам стах,он есть остраненная форма границы, и только терминальное помание свойств границ и форм отчуждения делает человека смвободным для освобождения от отчуждения. (К этому и призван Живаговский чеовек). Сам страх абсурден, он есть лишь ререссияя к пройденному этапу человеческого и человечьего развития и требует по существулишь усилия бытия – преодоление и использование существования для превращения его в человеческое сущее.  Как сущее,оноуже подчинено быию. Сущее и есть подчиненное бытию не как покоренное (что неизбежноведет к возобновлению страха), а как преображенное им в дужественное и усийное по своему существу начало.Поэтому и накопленная капитализом мощь (впрочем, ставшая самостятельной силой, и потому опасная), мощет стать сущим, основой для бытия и его усовием. Но дя этоо необходим Оброт и Обращеие всех (большинства) людей. Поэтому многие, познав приоду сраха, его не ведают. Социальый страх – страх остаться без средств существования (а не быия!), остаься среди чужих – мотив развития на преистическом этае развтия свидетельствует об предысторическом состоянии современного общества, которое уже вполне способно обеспечиь человеку средства  от этих страхов и обеспечиь человека средствами для бытия, творчества не ради мощи, а ради красоты, добра, истины,- усии как таковой. Однако страх, как мы увидм, всё еще созает собственные структуры воспризводства,- в которых, впрочем, вызреают средства его преодоления и не только его, но идругих деформаций  души, страстей, аффектов – ужаса, отчаяния и наихудшей  и корневой – безысходности.Страх – в конечном счете опасение остаться в одиночестве в услвиях сформированной мiром души – в одиночестве одному или в одиночестве среди незнакомого, чуждого, неуправляемого. Одиночестом формируется воля; одночество она реодолевает как страх, но восстанавливаются тени изжитого – этосоциального, биологического, что подкрепляет отчуждение. Воля - псюхелогическое выражение человеческого поступающего деятееьного бытия, и непременно преодолеет отчуждение, собственного, незаемного,в пределе – не украденного, бытия не имеющего. Страх, как  и другие страсти души, есть способ развертываниячеовеческой терминальности, способности действовать за непосредственно положенными границами деятельности, и естьть псюхелогическое выражение вызревания этой терминальности, трнсграничности, хотя в опредленных, ущербных условиях, они могут стать императивами человеческой активности.
«Быть не как все»  - означает «не быть со всеми», что могло бы противпоставить субъекта страха ему жее как суубъекту совокупной деятеьльности, и отчуждение прежде всего использует страх этот формированию совокупного свободного суьбъекта. Именно  то, что тебя избрал страх, порождает предсталение, что ты не как все, а не одинок, хотя в душе – с тобой  весь разнообразный, нуждающийся в разнообразных, иных, мiр. Страх можно преодлеть, только разрешая его как мiрскую, общую проблему; а это значит, что человек дожжен предстать как личность. Не только несущая общечеловеческое, но и отвечающее за него. Хотя это и порождает ряд собственных  пробем, но способствует окончатеьной формации души, без чего, без способности протвостоять урозам и преодолевать собственную ораниченность (в чем и проявляется страх) она незрела, бесплодна. Зрелая душа даже ищет страха, но не как отчужденной формы, а как части непостигнутого, где она одна за всех страх преодоевает в бытии и в быте, делает его «сущим страхом», прирученным, используемым. Продолеая страх, человек раздвигает границы человеческого. В  этом – положитлеьнй смысл необходимой деформации души, завершение её фомаци в конкретных обстоятельствах, восходящих к всеобщим, только если сам страх не становится отчужденной, самоподдерживающейся и агрессивной формой боязни, чем часто и кончается встреча чеовека со страхом.И это – сопутствующая и используемая им, отчужденная форма. Но отчуждение скрыто от человека, но не от вступающего в свои права человека истины, человека во всей полноте личности. Оно так открыто человеку отчуждения, что представляется истиной, на которую и ловится Гейдеггер. Кем открыто? Когда? Зачем?...Будучи реалией, страх должен отвечать на вопрос что? (страшит), а не как?
Для России страх представляется особым  регулятором социаьной жизни, по существу, бепрецедентным в истории. Это связано с особенным развиием воли\, стремлением жить по-общественному, отдаленным аналогом чего является строй казачий.  Дополнением ему является специфически православный «Страх Божий», устрашное использование веры как источника  божественного наказания ослушнику даже уже в этой жизни. В  отличие от Запада с его юридическим отношением к греху, россиянин не видит возможности грешить по-мелкому, россиянин ожидает огромных последствий даже за мелкий грех, и нередко даже в помыслах, верит в принципиаьную неискупимость греха не только помимо Церкви, но и в ней самой. Именно на идее страха Божия строится идея Православного царства и симфонии вастей, но этот страх – извращенный страх духа перед страстями души. Такой страх и является мотивом для страха русского Однако для россияина страх не является главным в страстях души; его воля преодолевает срах формации души, понимает его как продолжение, правда, негативное, этой формации; и воля действует как страх за саму душу, что подотворно сказывается на формации души. Страх просветляет бытие как судьбу человека, психика  и тем самым возводит её к бытию, как единственному гаранту самой этой судьбы.Но остается опыт «не как все», чтосоздает специфический ракурс  взгляда  на самого себя как не  боящегося страха  одиночества, как самостоятеьного деятеля перед  лицом существования. Тем самым дефомация души продолжает  её формацию, переводит из аспекта существования в аспект сущего и  бытия. Соединенности с мiром как  бытия чем-то добавляется бытие кем-то, чтоукоренено в телесном бытии и служит основанием для возрастания в преодолении существования, прагматичности, в плоти, в духе. Оксидентал обычно останаливается перед этой фазой, не обретает возвращенной формы и утрачивает в страхе свою связь с обществом, общество не складывается – господствует прнудиельная социаьность, в которой свободы являются лишь формой страха одиночества и большейинтеграции в социум. Россиянин же в страхе, обретая себя как особь, а не индивида,  репрезентирует cобой весь мiр, и потому социаьность не довлеет над ним с силой оксидентально Рока, а свободы (наскоько они существуют) действуют в направении общественности, сводного объединения людей, часто неявного, незаметного В целом страх как деформация души, ограничивает человека и  границы эти сановятся фомами отчуждеия и ораждают отчужденные формы, как, напрмер, страх становится мотивом и формой остранения, особенно превращения мира в чуждый, пртивостоящий человеу мир. Обретая собственную форму, он может стать постоянным аффектом, страстью души, пртивопосталяющей ее другому как враждебнму и ведущему к чрезмерному накоплению мощи за пределы необходмой сил.Орудие\мышление оказывается ведомым логикой развиия самого орудия, чтотолькоумножает страх...
Человек есть живое ископаемое, существо вымершее от страха, отчаяния, ужаса, одиночества, но поддерживаемое от окончательного растворения в существовании животным или окаменелостью поступающим человеческим деятельным бытие. Страх есть исторически первая форма деформации, возводящая от частно-мирского к всеобщему, к присуще человеку универсальности, которую большинство челоеческих особей теряет в отчуждении, и преодоление страхаесть путь к терминальнотси чеовека, способноси переступать за границы, в частности, границы собственного животного страха.




Отчаяние


Осуществление воли всегда имеет свои пределы. И если внимание направлено наа пределы воли, то фомация души оказывается ограниченной предеами непосредственной конкретной деятеьности. В действтельнси  формации уи действует принцип \воликак спосоности целенаправленно добиватьсянамеченого. Её  конкретность связана с силой\мощью,которые также имеют арактер озмоности, и, лишь частично,действительности. Как мы увиим ниже,, именномудрстьспособна снять подчненную форму ораниченноси воли вволюкакдушевнуюспособность, но в условиях деформации конкретность деятельности представяется катастрофой \воли и ведет к отчаянию. Вотчаяниисама цеьоказваетсяисточником неудачи, так пеенстся деформация души.Сам мир оказываеяотчуденным, страшным,искаженным.В такоотчуждении возникают миражи как подлинные цели, отчуждение-искажениесоздает формы независимогоот \воли каксвязанные с иными практиками, потенциал красоты и истины,открываемые \волей приобретаютрезкоотчужденные формы ожестенного, божественнойистины и ожественнойкрасоты. Сам же мир воспинимается огооенноо,чрезвычайноконкретно,в пределах конкретннойдеятеьноси и деятеьность фиксируется в свои фомакак надежныйзаслонототчаяния. Истина, содержание \воификсрууется впредставлениях о существа,гарантирующи успешносьволи вопределенныусловия и становвтся догматом. В такой, искаженной,форме отчаяние оказывается прирученнм и покоренным, но возникает зисосьот божетств, покоростьФатуму. Отчаяние нейтрализовано в промежутке междувселагими богами  себлагим чеоеком,лишь бы не терять связьсогами,что пивеобы к богооставленноси и отчаянию.   Отчаяние ораничивает всобщносьчеловека, делаетего случайной (божественной) индивидуальностью,способнойк свободеволи в педеах этой индивидуальноси. Если страх касается свободы человека какживогосущества,то отчаяниесвязано со свободой воли и чрезвчайнозапутывают этот вопрос, вплотьдо полногоотрицания её. Всё передается силе традиций, в том  числе и традицийрелигиозных. По-религиозному ориенал,аречь идет прежде всего онём, относится и к делам профанным, придерживаясь и здесь внешнего авторитета. Собственнй ум егонаправлен на осуществление возможностей, предоставляемых традицией, тоестьпрошлым. Воля авторитета заменяет егособственную\волю  так, что бытие передаетясамому этому авторитету, асебесоставляетсятоько существование. Но в существовании искаженное сознание переходит к крайностям: лбо безграничная жертвенность, либо безграничная живучесть,лио апатия. Это –самыйтяжеый случайотчуждения – искажение, которое делает душуподчиненной недушевному  и превращающейеё в седалище персТи, лишь контролируемойдуховным,котороесамо посебепроретаетчеты существсвободнойволи. Мир ориенталатакже отчужденно подеен на своёи чужое,и проявение воли  влучшем случае - отказот  непрервного переступания границ как акта отчаяния. Он обнажает волюкакответн на боь, на внешнее воздействие, оэтому в самом чистом выражении стрмение от отчаяния, избегание  отчания выступает какусмиреие, утишение,угасаие воли,,если тотольконе воля Бога.
Отчаяние онаает сраданиеи есьпутьизбегания стадания за счет традиционного способаколлективного, мирского совадания с отчаянием. Отчаяние распределяется на всех, и ожество, какисаженное выражениевсех, принимает на себяответственность за страдание. Функция силы усматривается в преодоленииотчаяни – страания тела,единичного иисовмесного; мощь же понимается как провокацияотчаяия, жест отчаяния навстречу отчаянию,- поэтому ориенталец равнодушенк тенике и другим проявлениям мощи,  дя него характеноотноение мышение\орудие в предеахчистоорудийногомышления; мышление не равиваеторудия,еслитолько  это не оружие.  В крайи (исламских) проявлениях  ориентал несет отчаяние другим сам, если только он не ораничен обычаем.
Для  России воля\ всегдабыла опорой существования человека и сливалась с волей мiра. От мiра же о она берет силу в мышлении\орудии и в социаьном действии. Поэтому отчаяние у русского – явление редкое;  но россиянин испытваетего чаще, поскоьку социаьная структура беежесткая и распределяетвозможности осуществленя воли более жесткие,  хотя и они достаточн дяобщественного сопротивения социальному диктату. Вообще россиянин испытываетотчччаяние как общественное существо,и отчаяние ведет его к общественному сплочению.  Воля\, неизбывная впросторах и временны просранствах России неизбежно аёт основание для \воли и безнеесоциаьное существование невозможна. Воля\ есть условие социаьного сууществования России, поэтому сильна и \воля. Но есть и отчаяние. Оно выражается в невозмжности осои быть впонне общественным,что и неудивитеьно – общество естьне сообщество количеств, каксоциальнсть,асобщество каеств, и семи качествами обадать н невозможно. Здесь деформация души деает чеовеа психикм, свяанным с немногими качествами и отодвигающими в сторну главное – качество общественности его бытия и его бытия какобщественноо. Отчаяние в своейобщественности толкаетособь в сторону социально,кличественного, структурированного не рудом и деятельнстью,а васьюи собственностью, что создает его ограниченность  как компенсациюотчаянию. Отчаяние долнобыть понято в формации дуи как зов к обществу, киным людям,а не  к отвлеченно-господствующим стуктурам социальности. Отчаяние,как отчужденная Фома и форма отчужденияесть форма искаженная, форма ис-кажения,кажения чем-то. Становясьсамстоятельной стастьюдуши, она ведет  к крайней социализации в отвлеченныхсоциальныхструктурах, в которыхего соственная акивность имеет искаженный, неистинных,вредящийобществу,людям и ему саму,характер. Отчаяние  само становтся при этом мотивом и стимуом сё боьшей интеграции в социальное, тогдакакпреодение отчаяния в  \воле ведет по пути соединения воль различных людей в их истиннойдеятельности, чтонеизменно оаничваетсоциальность и раскрывается в воле\.. Эта связка воля\воя неотменима дляРоссии и усиваетсясо временем,переходя во всё блее социаьные формы,чем ранее,когдаона вражаасьчащевсеговтерриториаьном разежеаннии, пересеенчестве,казачестве,война и т.п. Отсюда и отчетливо раичимая невыраженностьсоциальной структуры в России: онакопенсируетсяи обеспечивает общественныеотношения, хотя последниеакжеещеневыражены, чтонеизбежнодолжно выразитьсявперсоналисическом перевороте. Нвыраенностьсоцаьной струкурывРоссии пытаютсякопенсировать экнмическм неравенством  тотаностьювласти, ноони толькопорожаютотчаяне,ведущеек консолдации общественного.
Вотчаянии открывается могущесвочеовеческойдеяеьности какбыия,-отчаяться можнотльковтом,чтоесть. Поэтому правиьно развившеесотчаяие ведет к формированию дуовноо как дора, в котором человек выражается истинно и выражает истину сущего. Однако обычноотчаяние оголяет человека до индивидуаьости,влекомой Фатумом. А истина его –не корреляция с сущим,а с бытием, и именноотчаяние открывает бытие.В целом, бытие еще не открыто чеовеку; его затмеваютотчуденные фрмы сознания, преждевсего вещноо, социального, политического. Отчуждение использует бытие  куьтивируе его для этоо, но в искаженных  формах. Поэтому откровение бытиячасто происходи в искаженных Фома,напимер,деформации вообще,  отчаяния в честност. Здесьонооткровенно как  твое бытие, хотясамооноестьсодержаниие,отчуждаемое,всехотчужденных форм.  Но открытось как твоего быия поисходит регрессияк низшим Фомам развтия бытия, преждевсегок соматике и частовоспринимаются как естественные, иззначаьные формы; однако они вторичны и деформирваны. Но, несомненно, существуютлюди,оснванные натакихдеформиованных формах, соматики, вотличие от психиков,спосных преодлевать дефомации души, как существуютперстники,ориентированные на телесные реакции,спосоные если не выработать – а менно форирванием цеьного челвека мы заняты,- то воспринять достаточно высокоразвтые формы сознаия. Они могут быть открыты, хотя возникает вопрос о вещности и отчужденноси, а могут быть откровенны, но это - собственный труд особи с однойстороны,общества –с другой. Отчуждение вообще характерно для социаьности, нуждающейся в манипулируем и атомизированном (индивидуаьноили ндивидно) обществе; коммуникация общественная спосона преодолеватьотчужденные формы и сами формы, поьзоваться формой возвращенной. Однако вес общества, распыленногои дисперсноо по существу еще невелики существуетоноискои менно нарадици земедеьческоообщества,живого, видимо,тоькоу русских и у славян вообще.  Ак мы увидим ниже,основнойвопрос – переод доминирования социачаьного, во мноом биогическогосоцума к свободному обществу. Противное  озачает сохранение человека инивидом\инивидуальностью социума, состояние, которое и иначально было не тоько и не столько способом развития, ноотчетливо стало тормозом истори,сохраняет ее в предыстории.Если страхвотчужденной форме раскрываетсякакбоязнь, тоотчаяние –какопасение.
Отчаяние неоткрыватбытие, но свидетеьствуето нем, сокрытом отчужденной формой искаения – из – отделение от цеого,каз – прикрытостькажиостью. Превращение отчаяния в возвращеннуюформу исправит деформацию души. 
                4.Ужас


Ужас открывается в воле\, свободном поле активности.Она возникает перед ицом неограниченной мощи, переедшей пределы умного,смысла,усии. Плоды собственной активости начинают господствоватьнад чеовеком, переходя в запредельное отношение орудие\ум. Человек становитсяорудием собственного орудия.Оборачивание этогоотношения, породившегодревнегочеовека,затруднено перешедшей эти меры мощью, она сановится моью над человеком.Мощь, техника преждесео,атакжесоциальнаяструктурарименяютчеловека всобственных,чудыхчеовеку целях,оставляяему необходимое или немногим больше необходимого дя стимуяции егоактивнсти.Этим и ыражается регрессивное состояние такой системы –орудийное мышление первобыта, обернувшееся некогда в сводный ум, возвращается вновь и покоряет чеовека; социальная система, система власти\собственности\сексуаьности, обернувшаясявомногом (не до конца и не везде) вновь набирает силу и бросаетеловека вколичественно умноженное, нокачественно развитео лишь немного состояние. Количестенный рост  торжествует над качественным так, что челоека охватвает ужас перед делами рук своих. Высё это выражается в превращенной форме сознания, которая, обособляясь и получая независимое движение выступает как тревога, не более. Превращенная форма ставит даже вопрос об изменении самого чеовека,а не форм его жизни, генетической мутации его в послушное орудие системы. Если в страхе  и отчаянии деформировано стаится вопрос о самом бытии челоека, дефиците его существования, то в ужасе вопрос стоитоб утрате бытия ради существования;  сущее перестает быть сущим и становится по существувраждебной средой,скоторойнадо манипулировать,чтобысправится. Доля усилий на управение средойстановтся епомерной, да и неудевиеьно- мир нестановится миръом, действиеьность челоека становится просто действитеьностью, а человек-  ейчудым существом. Миростаётся враждебнойсредой,ачеловек- a tool meaking animal (Франклин), То естьтак и остаётся животным, но производящим орудия, не переодя на ноый уровень бытия и не зная ничео, кроме орудий. Ссёё превращается в орудие, и неизбежно – в орудие отложенного самоубийства.Так порождается ужас, что самоубийство неизбежно – в лучшем –   в серьезном системном качественном переходе, пререходе к собственно чеовеескому бытию, давно азревшему и оттягиваие с которым розит самому существованию чеовеческого бтия. Ноонопродолжает использоваться я эгоистических целей a tool meaking animal, лишь умножаяего количество, но не выводя из царства этоогии выших приматов.Конечно, выйти из  раряда гоминид чеовеку не олучся, но неободим каественный переод к a peace  maiking animal, уже не ивтному о существу,поскоьку животное цекоом определяется средой своей скоько быоноеё не изменяло;  чевек е впревращает среду  в соственный мир, и часто даже не реображением,а содействем ей в совершенствовании, в своём бытии,существом и средством чего является полная,, цельная  деятеьность, а не толькоорудийная активность.
В своейотчужденной, превращенной (превратной) Фоме ужас принимает фрму ненаправленной тревои, прежде всего -  тревоги за себя, что прерващает собственный ужасвто, что несётсядругим. Для оксидентала естественна тревога, и наилучший способизбавиться  от  нее – нести ужас  другим, до времени пикрытый дружелюбием. Ужас нееоткрываетиндивдуальноебие человека,ноооголяет его от бытия до индивида, если он не способен преодлеть ужас втворении мира. Мир всегдагармоничен и дат ростор только необходмому; Оксидентал, гордясь познанием необходимого, чаще всего создаёт её сам, сам опутывает себя иллюзорными необходимостями и значитеьнуючасть усилий пилагает к  тому чтобы доказать себеи другим,что нечто =необходимо.Чащевсего ложные неохдимоси размножаются сами. Ужас перед сотвооренным им самим оксидентал пытается  лечитьужасом нового - »ужасно интересно».
Дляя россияниа такжесуществует ужас – но корни его другие, чем при активизме. Он исхдт из еще не сдеанного, из недостаточной меры актвности. Деятеьность русского, славянина  вообще,отмеренакосмическим сроками и ритмами бытия природы; многие народы её уратили, для них время определяется  неичностно,какдяроссиянина,а субъектвно, как мера собственного существоваия, но в существовании истончаетяи гаснет бытие,необходимо включающее и вренмя общества, и время природы, и саму вечность. Бытие включаетсуществовани,а не искючает его,как кажетсяужся ужасающемуся.  Оэтому ужас передвечностьююи бесконечносьюсвященен – это – приняие бытия. Ион весьма харакеренбвчастности для россиянина.Тревога же опредеяетсяппреждевсегосахом смерти  = не переходав вечноеытие, а свертывание быстро портящегосятела. Это – окончатеьная форма уаса как оцепененя пеед ужасным,лечащая  оксиденталом обычно агонИстичной активностью, но в существе – смертное оцепенение и агония.
Ужас- состояние ибо предсмертное, любо предвечное. Поседнееслишком частопонимаетсякакпервое, хотя предечны и многие деарук чеовеческих;в них осущетвляетсябытие,а не судорожная «борьба за сущесвование»,недостойная  человека. Борьба засуществование - функция даже не персти,а праха, и нельзяподчинятьсяей; её надо подчинять инмы целям и ценностям. Так жеобращение  к целям и ценнотям преодолевает ужас, если он не сталсамоподдерживающимся отчужденным превращением всего во что-тоодно,ужасное, например деньги, не подводит  всё под их неумолоимый Рок. Роковые страсти – неизбежныйспутник ужаса и его исток, втом числе страхи отчаяние, что делаетпоследними легко поддающимися отчуденнойформе првращеиявденежныйРок,молитьсякоторому можно бесконечным пересчетом, н при этом законыстрахаиотчаяня не пересаюдействовать, и толькоусииваются постронним вмешатеьствм. Действует и обратнаядиффузия- особенносо стронысраа, котрый привност вттемизированную властью и богатством фрму ещеифому фетишизированную,чтобыо важнейшим открытием Маркса. Душа ориентаьца в отчужденной формен анимизирована,включена в тело ысшим слами,какему представляется; это – душа отчаяния. Душа оксидентала более тотемизирована,  связанас внешним,особеннос принадлежностьюсемьеЮ нации, вождю,стране. Он именно режде всего американец, немец, франуз, чем чеовек. Русский же  - недгоечастосостяне мнох,если не  всехлюдей вопредеенныхусловиях (быия общечеовческого, тоестьсобственночеловеческогобыя),поэтому усский (А украинцы  от этого прилаатеьного отказаись) – это не нация, асостояние чеовеческоосощества,в котором страх, отчаяние,ужаснее являюсямотивами и смулами.Здесьсокровенно для человества и  для самой России свершается таинство чеовеческог бытя,цеьной деятеьнности, общесвенности,исконне перенятые чеовеком и хранимые, действующие, прирастаююще. Но и Россию настигает одна изстрастей(антистрастей)  деформаций (недоформаций ) души – безысходность.


Безысходность

Реаля (как уже  отм ечалось она включает и сенс, и эссенс, и экзистенс и усию, т.ее  квинтэссенс, даже если они рабросаны, разобены во времен и простанстве) безыходнсти отностся уже не стоько страстям души, соответствующим чувству, \воле и воле\, скоько к их суммарному, интегрированному существованию в уме. Она относися уже не только кфлексии, свободе движения, к дефлекссии, свободе воли (Хайдеггер),  де-флексии, свободе выбора (Сартр),скоькок свободе бытия, которой, по существу, и посвящно данное исследоание. Иными словами, это – вопрос о ре-флексии ума как свойстве души. Ре-флексивная душа прееде всего  натакивааеся на границы соей формации и обнаруает деформированные формы, формы отчуждения. Границы, непосредственность,даннось существования, воспринимаются ею как неспсобность чеовека на всеобщее, обреченносьчастичному  на уровне понимания  душа часто и совершенно напрасно сознает себя как орган манипулирования ею разичным силами и стихиями, что только подкрепляет\ся жесткостью данного; на уровнеобъяснения возникает представление о необходимоси,целиком почерпнутое и душевной жизни как её ядра и колыбеи своды, внешнего, и отчуждение поолняется еще одной формой – искаженной – (прежде были формы остранения и превращения). Накоец, на уовне постижения, душа оказывается способной  постичь свою ситуацию не как тоько, соответственно,  данную и преданную, но и как заданную. Но  в  предыстории это воспринмается как задача  существования в этом мире ради быя в мире ином, то есть отчуждене приобретает формы извращенные. В возвращенных формах существование редстает как опора и обаасть реализации, возвышения бытия ввпоть до существования в мире ином, еси хоите, Бытие в этом мре становится исторческим не тлько по названию, но и о существу (Маркс). Развитие становтсяео собственным развиием,а значит, и развитием человеческого мира, включая и ранее противостоящий ему мир риоды и общества. Мирстановтся миром во всех отношениях, реждевсего, хозяином станвтся сам чеовек, а не среда, остоятеьства,сущее ях, действтельностью, действитеьным миром, каким он был в динамейе – энергийно расцветает и торжествует чеовеческая ургия, его самразвтие как спсобсаморазвитя всего сущег и рехождения всего, тоько существующего, не меющего отношения к бытию.Глубина безысходности- в от-чаянии, как выражении состояния деятельности. Именно через преодоление страха и ужаса аскрывается путь чаяния, об-надеженности, и преодоление ех есть  существо чающее.Страх есть первое надряжжение деформации, ужас же открывает ннеизбежный в любой деятельности «теммный ужас начинателя игры»(Гумилев). Но чаяние невозможно без безысходности и её преодоления в ориентации в мире. Страх идет от мира, ужас – остаться врне мира (что раскрывается кк Иное) Безысходность же есть  дюнамическое, гонийное начало для ургического развертывания деяния. Деяние есть осуществление бытия в деятельности. Здесь – глубина ре-зин-стан-са, сопротивлениия деформации души, и взаимодействия ее аффектов и творческих эффектов через ей страсти.
 Безысходность – крайняя форма отчуждения, когда стратстью души становится отсуствие страсти, аффетт направлен на себя  представляет собой возможность любого его развертывания. Душа сконцетрироана в едое цеое, и ораниченность открытым, - сегда следует знать, кем, коогда. Как, для чего открыто, - сводит человеческое к минимумум. Если  накое отчуждение выраает состояние чеовека; состояние покорности власти – индивида, состояние покорностибогам – индивида, то безысходность моет выдержатьБезысходность замыает душу в черте наличного и,тем смамым, создает Сю систему отчуужденных форм, которые,в своюочередь, поддерживаютзамкнутостьналичным и,вслучае ихобосбления и\или использования друими,сами создают  наличноетак,чтобы данная душа была в безысходности и действовала в направлении, единственно ему  открытом. Открытое и имеет смысл отчуждения от прикрытого, прикровенного и сокровенного и так организованный чеовек, а им может быть олько не вполне сформировавшийся человек, уходит не дальше гилетика, человека праха, для которого персть есть высший стимул к действию. Это есть психик, в  в отличие  от более развитого псюхика, до котороо  еще надо дорасти. И это – только личность, способная ротивопоставить давению внешних сл собственный   ум, раскрывающий формы и структуры отчуждения.  Таак от флексии чеовека,способности двигаться, де-флексии и дефлексии  активиста и трудника, способного действовать, ссобнось возвращать действие к себе, ре-флексия становится возмоностью личнсти, но только возможностью, которая может развернуться и в отчужденные формы писвоения и присваивания. Рефлексия отличает личность нотолько в том случае, если она становится тотаьной, а не направлена на индивдуальные, индивидные или чеовеческие ценноси. Личность рефлективует ради ценностей,включая ценность самой личности. Именно из губины безысходноси открывается исход кличноси, еёоткровение,тогдакакдругие способы действия в безысхдности – ведет по открытым отчуждением путям и ихтолько укрепляет. Бесспорно, преодоление («возвращение»») из других форм отчуждения усиливает лчнось,но она еще не обретает собственного бытия, а предпосылку в душе.этап. Рефлексия, производная от глубин телесного,  от ре-флексии, привлечения к себе(псле де-флексии, активности, идущейот себя) требует обнаружения  себя в формирующемся мире (основе действитеьности), и этоосуществляется отличением страстей от самой души. В том числе  отличается и от безысходности,кактрудящийся субъект. Первыичный  труд как активность ведет к действию ре-флексии,вкоторой страсти души сменнняются, обнаруживая свой преходящий характер, а формация души обнаруживается как потенциально самопричинная, поскоьку она самостоятеьно начинаетруководить страстями деформированной души.Однако сособсть к рефлексии долна быть развита и защищена, стать руководящим пинципом деятеьности, чтобы состояние безысходости быо родолео. Де есть отчуждение,там есть и безысходнось.Она вовсе не  связана с сущеcnвованием внешнего, реc-исстического, в пределе-вещного;   другое део что оно каким-то  образом кем-то и для



                *                *                *

Страх характеризует, в кнечном счете, открытое как зону, потенциально опасную телу, помимо откроенного, открытого как собственное быте человека; отчаяние выражает прикрытое, социальные структуры как неизменные и необходимые, пмимо ткроенноо в них  - пути к совместному, выражению общественного; ужас выражает сокрытое – полиическое как волю Другого омимо откровенно – стать Иным,  превратить политическое в общественное; безысходность направляет кК   открвтию пути – пути человеческого  бытия и раскрыия потенциального (как  собственно к человеку, так и его собственного) бытия в актуаьное, усвоершенствование существования, осуществляющегося за счет бытия в сущее, средство, ведущее к бытию. Соответственно можно видеть, что   обособившееся душевное, рикрытое, слишком соцально; обособившееся сокрытое, полтическое регрессивно в основе, ноо в целом, выполняет поиивную миссию реображения сокрытого, социального, но слишком полтизированно, чтобы быть общественным.  В целом проявляется восходящая линия развитя к сокровеннму, духовному, осущестляющемуся всё еще разными людьми и группам и от времени до времени,если не побрезговать его извращенной формой. Именно Россия, освободившийся от своей политческой, союзническй  и этнической обузы, стоит на этих позициях. Он,конечно, не лишен других сторон существования, но пследняя у него доминирует в первую очередь, как у оиентальца, оксидентальца и мерионаьца  доминируют другие начала, не лишая их чеовеческих свойств в целом. Весь ворос заключается в господсьве различных форм отчудения, в котрых  часто и у многх протекает чеовеческая жизнь и затрачивается (часто напрасно) в существовании и вызревает чеовеческое быие как цельная деятеьность цеьного чеовека.

            
                V. Российский мiр

Деформированное  состояние российской души ререссирует её, приводит на новой стадии к самоформированиюу  внутрренне развертываемого оформления. Исходны резисанс, сопротивления, опирается на формацию, формирование которой углубляется в самые глубины действительности, возводит её к деЯтствительности. Мiр раскрывается в своём ппротиворечии\разноречии/ со-гласии, как внутренне оопределяемый, свободный, общественный, и мир социальной структуры и функции, лишь по-разному проявляющийся для первого. Особенно это заметно на социуме, который был лишь специфическим прайдомм  высших гоминид со совоими формами активност и пассивности,  и только проявление в них собственно человеческих, но уже не только виидовых, но и родовых, нначал, сделал его социумом, в котором продолжался активизм. Палеоантропологи поо существу, сошлись во мнении, что четыре запрета стали основой – не решать конфликты насилием, не совокупляться с самкой силой (что выродилось в ззнаменитый запрет нна инцест), не убивать лишних детеннышей и не бросать стариков, зрелых и слабых, По существу, выступая как запреты, они положили началло общественному и деятельросму, терминально-личноьу, а не детерминальному, но сами попали под запрет социума, отчуждение и маргинализацию, хотя их влияние оставалось плодотворным, хоть и подспудно, обеспечивая содержание социальности как таковой. Всё это искони доминирует в русском миръе, как теллургической общщественности, и определляет российское миросознание как ядро и существо свободно развертывающейся общественнности, универсальрой  цельной деятельности и цельности личности, хотя и претерпело сложную судьбу. При этом окрытваютсястороны, ранее малосущественные, нооказываюиеся значимыми на нвом витке развития бытия человека. Это - прикрытое и прикровенное, а точнее – социаьное и политическое. Они составляют в деформированной форме души явленную,а потому и непосредственную действенную сторону российской души и выступают перед человеком открыто,а не откровенно, и требуют стольже открытого действия. Они наиболее близки к этологическому наследию человечества, лишь развитого действием. Наименее этологично – зрелое состояние   состояние и детское ,отношения между которыми более просвещены культурой, когда отношения цивилизационные, отношения мужские и женские, менее просветлены культурой, более цивилизационные,основанные не на общественности, а на социальности. Однако это  значит,что социальность проникает в синхронические и диахронические отношеия,но здесь они менее всего являются опорой внушения, навязывания своего другому. Отношения зрелые и детские более основаны на человеческих, общественных отошениях, отношениях симфонии и аутии. По существу, таковы отношения,данные человеку непосредственно, в открытости, а не откровенности, как мiр, сокровенное, и по этому типу строятся все иные отношения, они выступаюткак мiръ Это – состояние реинкарнирующейся, реформирующейся, реформатизирующейсяи революционизирующейся души, преодолевающейнепосредственное и восходящей ксамодвижению через душевное; онв равной мере может быть отнесенокак к порядкам души, так и реальности. Вместе они составляют действитеьнстьчеловеческого(равно как и общественного) существа. Бытие становится действиельностью бытия и в этом существовании черпает основу для нового своего развертывания. Российская душа пополняетя своим новым проявлениями, уже идущими из нее, хотя и не в совершенстве, и становится способной перейти на путь реформации,когдаона становится самостоятельнойн только по субстрату (в психике), но и по самозаконности.
                1. Зрелое
Всякое ре\ начинается неизбежно соткрытого, а именнос той части открытого,что естьоткровенное бытия,ведет не в произвоьнуюсторону,а попути бытия. Исходным, поэтому,является симфоническое (евразийцы), но такое симфоническое, в котором данный человек является дирижером. В эом и заключается отковенность. В зрелом возрасте,когда многое является сделанным тобоюсамим, ты представляешьсяавтором сделанногоипотому неизбежно консервативен, стоишь на охранеи пути развития сделанного и путей несделанного. Продолжение начатого делает симфонию незавершенной, и потому главный ресурс зрелого – время, и время это неизбежно историческое – зрелый готовится к перехду в историю. А это значит, что его душа воплощена в дела, в мiр и становится элементом формирования новой души и\или реформы души совместной.  В России сделанное на протяжении жизни, в силу слабости института частнойсобственности, вособенности становится историческим и мiрским, это восходит к русскому общинному укладу, невыделенности частного как вещи, но отчетливости (и в российском это отчетливее) личного вклада в истоию семьи, общества,страны, мира.При этом происходит двойная сепарация: личность человек стремится всё дурное переложитьна историю, а социум – на человека, что порождает своеобразную игру социальных сил.Полноценная же личность видит скоютёмную и свою светлую сторону. По направленности критики можносудить зрелостьличностного склада общества вообщеи отдельной личности в частности. Общественная критика, направленная на личности личностна, толькона институты – социальна, и свидетельствует оневысоком развитии общественности или еёподавленности (что есть тоже форма существования общественности). Тем не менее, на стороне зрелости обычно находится ум и сложившийся с его помощью порядок.Порядок обычно принимает зрелую личность и даёт ей место,какместо в своём уме даёт и он этому порядку. Консервативность вовсе не отрицает общей революционной настроенности  отдельных личностей – они просто инопорядковы. Поскольку деланное зрелойличностью в значительной меревоплотилосьв жизнь, то её отличает способностьохватывать иноеи иметьпозицию, понимающуюи инуюпозицию, то есть дух. И дух этт персоналистичен, он имеетсобственное имя – имя самого этого человека. Оно есть реальное воплощение того природного\человеческого и душевного\духовного, что сделал человек. Именно на этом будет основан персоналистический переворот, без которого путь в будущее заказан.Зрелыйдалее всего отстоит от стихий,егостихия, самая духовная – воздух; не случайно старостьобычно связана с сыханием. Борьба состихиями среднего возраста должна закончится относительной победной, иначе человек не дожил бы до зрелого возраста. Поэтому его душевная стихия – память и постижение, ему ближе всегопредставление о судьбе.Судьба самой России такова, что она – саая молодая из исторически-цивилизованных стран (присоединилась к всемирной истории даже после ислама – Крещение Руси 988г.) и завершившийся тысячелетний цикл истории вывел её уже не как русских только, но как россиян, на новый виток истории, при чем другие страны остались на разных этапах исторического развития. Как самая молодая страна, она парадоксальнооказалась и самой зрелой, поскольку не  утратила связей с истоками (оксидентал) и не осталась в них (ориентал). Её детство постоянно поддерживает её зрелость. Рутений (историческое название украинца) пытается присоединиться к всемирнойистории уже после завершения её цикла, сопровождавшегося социальными потрясениями, но их существо – культурный переворот. И было бы досадно во всех отношениях если быон ограничился  искаженной своейформой – политической.
Зрелость характерна рациональным распределением духовных сил и наследованием начинаний   молодому поколению, подобно этому личностная душа, находящаясясразувовсехчетырехи постасях своегобытия, наследует лучшие начинания, оставляя распространение, расширение, воплощение мужскому и женскому, а создание новых замыслов – детскому состоянию души. Отчужденные состояния способны искривить путь души, но в массе путь именно таков. Но особенность зрелости – что она может умно распоряжатьсяволей\волей и имеет собственное место в мiре. В такой перспективе, как оформленныйи институционализированный,он становится мiръом. В нем разнообразносочетаются социальные и общественные,отчужденные   и возвращенные формы, но общий путьразвиия ведет от господства первичных социальных форм к формам общественным, прямой демократии в частности. Место в мiре достигается деятельностью и является бытием в мiре, и только стпенью и формой деятельноси определяется мерабытия и мера пожертоваванного отчужденному существованиюпожертвованным бытием. Зрелость характерна всё большим откровением сокровенного, и зрелая деятельность идет  умно, по пути усии (сущности), а не по пути существования – существованию отдаётся должное, и не более. Сущее, где существование   бытие встречаются непосредственно, должно давать простор бытию, тоестьсокровенному; прикровенное(социальное, женское)и прикрытое (политическое,мужское) должны служитьсокровенному ккистине самого человека,его сущности и призванию, проявляющемуся в сущности.  Зрелость, ум, - осознание призания и служение ему. Тогда и формы  реификации получают сразужеформы возвращения, а не паталогического отчуждения. Но отчужденные формы возможны и здесь,особенноотчужденная форма извращения, когдаособенно не призвание,сокровенное ведет человека, а человек измышляет себепризвание и стремится воплотитьего, что неизбежно умножает и  иные отчужденные формы особенно отчужденную форму о(т)странения, превращения чего-то вочевидное, не требующее откровения сокровенного, налично данного как предмет, скрытно несущий страх и отчаяние и ужас,если с ним не совершить акта или труда: открытое – изобретение преждевсегокапитализма как открыое полеочевидного труда. В  истинном, зрелом обществе открыто именно сокровенное,а открытое – дано как задание к бытию, к постижению судьбысебяи самогооткрытогочерезпознание его сущности и его существования в качестве сущего(посколькоданнось – тоже определенный труд, и имеет измерение сущего). Зрелый ум зрел не данным, существованием, а заданным, бытием, которое превращается в сущеев деятельности, тоесть заданность видит в данном толькозадачу, но нискольконе решение. И, как задача, данное откровенно. Зрелый ум не доверяет миру – он всегдакем-то дан в значениях, значимостях, значИмостях, предметностях,и чем далее,тем более – смыслах. Он доверяет откровенному, чего можнодостичь толькчерезобращение ксокровености бытия, сердцевина чего – личноепризвание. Идля этого требуется время («Время естьпространстворазвития индивида» Маркс).  Иными словами зрелость достигается, а не даётся, хотя каждыйразв актебытия человекдостигает определенной зреости. Бытие, как заданное, решается в любой задаче. Бытие – великаязадача существующего, и разгадатьеё можеттолько человек,высшееизсуществующих,способноена сущее. Если у  Сфинкса – загадка о человека, то бытие – нетолько загадка человека,но и загадка для человека, и разгадать её можнотолькодоверяясь откровенному сокровенного и действуя в соответствии с ним – этим решатся и загадка существования. Если человек не  решает открываемых (откровенное) ему загадок – о не человек, а «двуногое без перьев»(Платон), если он не прислушивается к откровениям своего бытия – он соматик, или немногонеболее. Если в зрелости он не живет преимущественно духом – он – человек отчуждения,творит отчуждение и погибает в отчуждении, он психик. Но голос духа слышен всегда, но не вседа различим. Человека вовсе бездуха не бывает, но извращение духа – определять его внешними, отчужденными, реифицироваными и объективированными, объктивизированными Фомами,а не подчинятьих ему. Такая перверзия возможна и случается, но бесплодна. Это – подсматривание в ответы с ошибками. Возрастание духа с самых глубин праха  должно нарастать, а не прижаться, не смотря на все отчуждения остраненных, превращенных, искаженных и извращенных форм и в борьбе с ними крепчать. Именно в укреплении духа через борьбу с ними – смысл слуществования отчужденных форм существования и жизни. Человек призван служить духу, а не существованию, именно поэтому он исторгнут из глубин  гюлетических, вещественных, как прах, облекся – с помощью бытия – в тело и душу. Но в России человек быстро зрелеет, и детское, непосредственное, родно духу; именно поэтому россиянин духовен прежде всего и более всего. И потому у него слаб средний слой,слой души, и она много подвержена соблазнам, деформациям, о которых сейчас и речь. Как практически единственный земледельческий народ по существу, русские, славяне исторгаются не непосредственно из праха, а еще и собираются из вещества, из гюле, и среди людей можно изредка встретить не только соматиков, но и гюлетиков, наделенных перстью,- но это люди, застрявшие на ранних стадиях развития. Связанность с гюле делает россиянина народом прежде всего общественным, а ужзатем – социальным, что проявляется и в особойсвязи зрелого с ребенком как связи общественной по существу, в отличие от иных народов,для которых главное – мужужунская связь, связь господства, собственности, сексуальности - социальности; среди них много соматиков; но вершин духа можно достичь, лишь собирая себя в прах из вещества, как это характерно земледельческому народу. Поэтому зрелый человек небоится вещества и вещественной деятельности, даже в минимуме необходимой для полноценной деятельности, и подлинного славянина можно различить по отношениюк веществу, людям вещества, земледельческого труда, пусть сам он к ним и не относится.
Зрелый человек готов к ре-инкарнации. Это не значит, что переселяется его душа как субстанция, как нечто, а то, чтоон сделал в своей жизни становится элеменом мiра и, таким образом, входит в формацию других людей, детей прежде всего.Ре-инкарнация осуществляетсянетолько прямым речевым воздействием, что может нести отпечаток отчуждения, превратного понимания и т.п., но и сделанными делами, самим фактом своегосуществования, гомилетичеки и антроплогически, гюлетически, поскольку славянский мiр включает и вещество. Поэтому ре-инкарнация включает в себяивещество, понимаемоекак сложноетело, предпрах, и предаваемый земле прахдо конца не разлагается, переходитвиные формы существования,наследуется потомками (из чего слишком радикальные выводы сделал Федоров). Ре-инкарнация осуществляется и в воле\,даваемой новой жизни, поэтому смерть русским вопринимается не как предел, а переход («И наши дети \\ В добрый час\\ Со света выживут\\ И нас.» Пушкин). Ре-инкарнируется и \воля, видимая в плодах дел зрелого человека; таким образом происхлдит цельная ре-инкарнация души зрелого, поэтому типичный для оксидентала и презираемый ориенталом страх смерти присущ россиянину, русскому, скорее как  тревога за будущие поколения.
Диалогическая природа души раскрывается не только как внутренний диалог души, но как полилог, несколько диалогов с инстанциями души – детским, мужским, женским и детским. Они не пересекаются, в чем становятся предтечей и основой духовной полифонии, но позволяю стать на точку зрения Иного, что затруднительно для ориентальца (Бог) и оксидентальца, ориентированных на диалог с Другим, что вносит массу недопониманий и даже враждебности самому себе, но с Иным по возрасту и полу, что привносит в диалог присутствие Иного как такового – духа. Такой полилог снимает половозрастные различия, не уничтожая их, - в этом и заключается основная задача мiръ-а и его способность порождать различные институты общественности, в которых разрешается общая проблема всех людей –отчуждение. Однако, как мы увидим, в крайностяхобщественностьперерождается в социальность: власть, собственность, насилие, сексуальность. И сопутствующие им соответственно: страх,отчаяние, ужас и безысходность.Но эти отчужденные формы, как и все отчужденные формы, имеют исток в формах бытия и являются их отвлечением, отрывом, гипертрофией и реификацией.Так власть есть форма авторитета зрелого человека,достигаемогопосумме сделанного и по уму, она порождает мировой порядок вплоть до пределеов мира и никогда непересекается с властью Иного во-первых, посколькуониной и имеетсобственное представление о мире, во-вторых, поскольку принципиальное  сложение человека и его мiра сходно и не требует особыхспоров междуравными и они пребывают в согласии, такая власть (помимо насилия) не естьеще власть в обычном понимании слова,авторитет, и всякий человек имеет авторитет, хотя быдля себясамого в ределахсоей компетентности. Для зрелого человека авторитет – всего лишь иметь осуществленные дела,сущее, осуществленное как авторитет делаи власть дела над делаемым постольку, поскольку она дана ему естественным порядком вещей. Властьрастворяется в авторитете и проявляется как разумное подчинение. Авторитет естьфункция общественности, власть - социальности, предысторическогов человеке: путьочеловечения как рази заключается в переходеот власти к  авторитету. Власть же подчиняет себеавторитет и ставит собственный ум,- чем далее, тем более отчуждающийся, извращающийся самой природой власти,- выше не только умов других, но и здравого смысла. Зрелость порождает общественннуювластьавторитета, но она не подчинена насильственной иерархии и страхе и не порождается страхом, помимо его осознания и оценки. Власть должна распространяться толькона тех,ктонуждается вовласти и насколько он в ней нуждается, и это есть авторитет; излишества ведут к отчуждении.,  переходу к власти насилия,собственности и сексуальности, только прикрывающейся «Любовью». Авторитет становится властью, когдаотступает от главногосвоегопринципа – повышать авторитет ребенка,его копетентность,егоспособностьсправлятся с  новыми и новыми задачами,- иными словами, когдааторитет действует с цеью поднятия авторитета и искажает главное – рост бытия,деятельнойкомпетенции и ума воспитуемого. Такое отчуждение неизменно активизирует и другие его формы – само будучи извращенной формой, дает превращеннуюформу силу в виде насилия и страха; искаженную форму собственности и ужаса и опустошенную форму в видесексуальности вместо любви к миръ’у и остранения его, что часто кроется под видом открытости.
Гипертрофированная форма власти порождает государство под видом абсолютногоавторитета в общественных (и иных) делах, порабощает,искажает и присваивает бытие человека,насколькоэто возможно, а также создает порабощающее разделение труда помимо естественного – гилетического,соматического,писхического и духовного. Поэтому функция зрелого человека заключается в поддержании общественных, то естьвзаимных отношений, чтоособеннонеобходимо постльку, посколькудетский авторитет,связанный с овыми обстоятельствами и новым опытом не менее важен,чем авторитет зрелого,кроме того, егособственный детский (юношеский,точнее), опыт еще не инвестрован в мiр и служит пополнением и дополнением духазрелого как Иного. Власть же узурпирует эти отношения,особенно в российском отчуждающем патернализме, и создает тем самым себемассу,которую можораспределятьи перераспределять посвоему усмотрению. Однакособственный авторитет людейкладет предел авторитету власти и государства и чем далее, тем болееобщественноограничивает эти социальные, биологические функции,связанные с властьювожака и стаи. Правильно понятое народоправствовосстанавливает авторитет зрелости. Это распространяется не только на людей Северногополушария,но и на меридиональцев, где главной преградой напути к успеху, как представляется,является всё еще племенная властьвожака,   вождя. Соответственно формируется патерналистская идеология, которая, однако, в России имеет ту особенность, чтонестолькоотдаляет, каквдругихстранах, массы и вождя,сколькоихсближает. Такое положение дел приводит к катастрофической деклассации, омассовлению, утрате социальных ролей, но с другой стоны, подготавливает обратный процесс: укрепление гражданского общества (гражданских правовых отношений), что неизбежно станет целью государства, поскольку массы должны быть структурированы и заботиться о себе сами, с сохранением патерналистских отношений может (толькоможет!) привести к перерождениювласти гсоударственной,насильственной,в авторитет по общим делам. Но этотребует повышения авторитета самих масс в этих делах.
Зрелостьтребует осознания пределовсвоих сил; таким образом вопрос о продолжении делестьвопрос о бытии в миръ’е, что создает семьюкак  коллективного субъекта, но ее функции в норме и идеале должны подчиняться мiрским закономерностям российской души.Нередко этопорождает конфликты непосредственности людей, но в душе всякий русский человек зрелый, но россиянин оказывается еще и ребенком,способным к развитию и в зрелом возрасте. Разры зрелости и детства в России меньше, и это значит, что общественное приобретает преимущество перед социальным и проблемы решаются  и ставятся быстрее.


2.Женское


Женское и мужское начала сопротивления деформации души относятся соовтственно к  скрытому и сокрытомуи являются соматико\психиами и психико\соматиками. Пневматическое, дуовное, конечно, присутствует здесь, но породу осуществления бытия, значительно отягченногосуществованием ради сущего, ононе определяет целиком, но тольконаправляет бытие женского и мужского.У женского начала более выражена перСТь, начало,склонное к душевному видиению ориентальце, у мужского – пЕрсть, душевный склад напоминает оксидентальцев, но оба они находятся под господством пЕРсти, душевного склада, подчиняч себя нестольковнешним делам,сколькодоминированию духовного; недостаток такого доминирования быстро и лего низводит русскогок состоянию праха. В то жевремя для ориентальцев, оксидентальцев и меридиональцев духовная компонента представляется жесткими Фатумом, Роком или Фортуной, для россиянина духовное – это Судьба, которой надо открыться, довериться и служить, и за то воздастся стоицейесли не дарами земными, тодарами самого духа.
Женское и мужское начало в дуще россиянина составляютсоотношение взаимноготворчества, чтопорождаетобщее эросическоенаправлениероссийской, русской, даи славянской души. Творчество это не обязательнои совсем даже не обязательнопросвляется  в предметной деятельности, но оно – общественная сила, и социальность отражаетскореетанасическоеначало жизни, если только не осознает своёобщественное предназначение – сопротивляться смерти, танатосу. Социальность и есть смерть общественности, сознательным общественным устроениям, если она не преобразилась в подчиненные свойства души и не пошла им на службу. В противном случае служение социальности – общественный танатос, деградация, не смотря на весь кажущийся расцвет. Сходным образом, эросическое сочетание мужского и женского в душе,если оно замыкается или сводится к половой любви,  негативно действует как на мужскую, так и на женскую сторону.
Как сокрытое, женское есть социетарное, социальное, опосредованное человеческим и общественным и есть производство человеческихсообществ  в их форме, наиболее близких первичным, биологическим. Далее именно в этом смысле мы будем употреблять слово «социальное», тем более, что в современном обществе нет социального,хоть сколько-то неопосредованного человеческим. Иное дело – степень опосредования и доминирования человечески-общественного или исходного социального что, как представляется, кроме России, самойоснованной на общественности, опосредование это значительно ниже. Социетальное, производствочеловека,осуществляется, естественно, не только семьей, но и племенем, народностью, нацией,человечеством. Его близость к исходному, истекающему из природного социальности  постоянно возвращает социальность человеческуюк природной, и они взаимосвязаны; но путь развития человечества лежит от социального к общественному; подчинении социальногообщественному, силы родящей бессознательно, силе, родящей сознательно  и воспитывающей,в противопоставлении дочеловеческому. Это – магистральная линия превращения человека и человечества в самостоятельное, то есть духовное лицо, личность. И это касается не только социального, но и других сфер жизни общества, где связь с природой должны быть доведены до разумно-человеческого уровня. Пока же отметим, что женское как производство человеческого лежит нестолько в отправлении половой функции и деторождении, сколько в воспитательном преодолении рудиментов прахаи персти в плоти, просветлении её душой и духом. Поэтому «социальное» в данном контексте употребляется скорее как дань традиции, тогдакак в других контекстах – как первичная связь людей, их этосно исходное состояние, в котором они вышли из природы. Вотношении к женскому, скрытому, социальное понимается как производствообщностей в их непосредственном бытии, часто ужедалёком от природной её организации, особенно у славянЮ восточных славян, русских и – в России, у россиян.
В целом надосказать, что «женское» надо понимать именно в этом традиционном смысле, какопределеннную сторону души, а некак гендерноегосподство.
Женское преждевсего близко гюлетическому,вещественному, ближевсего земле. Близость земле делает женское «Родиной», а мужское – «Отечеством», что вместе можно назвать «Отчизной». Отчизна – способсоединения народа с землей, и это соединение теллургично, творчески. Земледельческоеобщество, не смотря на всё пренебрежение своими истоками, не может от нихоторваться. Скрыта именно та связь, которая создает человека и первичные его общности, скрыта половая жизньчеловека. Это создает богатую почву для отчуждения – искаженных форм сознания и общественной жизни, преждевсего – о роли женщины, отрывая ееот бытия, к которому предназначен каждыйчеловек. Человек – существо бытийствующее; роль женского – сформировать оформленное мужской, сокрытой частью души, - это касается и народа. В нации, общности жестко,социально фиксированной, эти роли размыты и неопределенны, относятся к праху. Оформление человека дается наоткуп исключительно  институтам, что и порождает националиста, послушного закону (прежде всего природному, как представляется в превращающем отчуждении закон государственный) и собственной нации; из-за жесткости структур ни человек, ни нация не имеют свободы, они друг друга предопределяют как зеркало и отражение.Поэтому нация есть явление чисто социальное, не человеческое и изгоняющее человеческое в существе. Это распространяется и на другие общности – племя и народность. По существу это – плод женской части души, женственное в государстве,-жесткое произрастание общности на одной стороне, члена общности – на другой. Нация женственна и ждет управителя и управляющих. Гюле женской части души жестко оформляется в нечто незыблемое, изменение чего требует крутой ломки. Именно попытки превратить Российскую империю в нацию (осуществлявшиеся в ходе Империалистической войны, но и помимо нее) привели к печальным последствиям. Ни национально, ни социально её народ не соединялся в единое целое, а «отбросить излишек», как это делают современные «передовые» нации, экспортируя нищету в «третий» мир, было невозможно.
Общности есть женское начало души,начало гюлетическое так жк как деторождение - начало мужское, творящее. Современные социальные общности достаточно далекоушли от первичрой социальности, но эта дорога может быть пройдена вспять, что и происходит в военныхконфликтах. Толькоотчужденному сознанию военный (для многих – типичный образец явленного сокрытого) представляется мужским началом; нет ничего женственнее военного человека, земли, гюле, праха истории. Мужчин к войне призывают из-за ихсклонности к насилию, искусственно подогреваемому нацией, в то время как насилие естьлишьнеправильное приложение силы, бессознательное расширение мощи далее разумных пределов.Равным образом женская часть войны –гипертрофированная и переложеннаяна другихволя к собственности, превращенная форма необходимости имущества для жизни. Тысячелетия развития цивилизации ужемогли бы дать каждому необходимое имущество и необходимую силу; именно социальные силы,всё еще не обуздавшие первичную социальность (как социальностьвообще в крайних, рассматриваемых нами случаях)порождают национальные и социальные конфликты, нетворческие,антитворческие по самому своему существу. Так ыражается извращенная в духовном социальность искаженного и превращенного, а в коечном счетео(т)странение как отчуждение сущего в существующее, произведенного трудом и просто существующего как призвольнаясобственность. Корень к этому – первичноеотчуждение воли к могуществу,способнаяпреодолетьдажестрах боли, изымающаядля труда и активностибольше,чем это необходимо засчет ослабления духовогоразвития и соответствующейейдеятельности в соответствии с призванием человека совершенсвовать всё существующее, превращаяегов сущее,- именно в этом заключаетсяэрос соединения женской и мужской части души.Женственность нации проявляется ещё и в том, что едва ли не главный признак нации -  территория, территориальое единство, истерикой которогоохвачены рутении. Это лищнийраз подтверждает земляной, гюлетический, хтонический характер нации,да и других, ей предшествовавших,типов общности.Тупикововость национального развития (многими осознанную) доплнчет идея производства, ведущая к порабощающему разделению труда и вовсе не «личащую»(Солженицын) народу,например, русскому, который не представляет собой единства, но связь. Для него необходима промышленность, обеспечивающая народ. Действительно, для народа русского главная цель  - производство человека,но не национально-ограниченного и законопослушного в первуюочередь, а духовно богатого, как для друх других народов (мессианских, а всякий народ, даже скованный в нацию – мессия) – еврейского и американского для первого  целью было богоизбранничество (Его роль закончилась пришествием Иисуса) и деньгоизбранничество, создание общеглобальных форм общения (Роль США в этом закончилась к 1988году). И, хотя это отновится канализу мужскойчасти души, заметим, чтоименно после этого русский народ, народ-богоносец,с преображением хрисианства в мельхиоровое, человеческое (о чем ниже) приобрел новую, вытекающуюиз старой, миссию – человеконосца,в отличие от ориенталов,оксиденталов и меридионалов, исчерпавших свой первично-социальный ресурс и оставшихся в нем, отчужденно развивающихсвои частичные практики.
Женская,социальо-родящая, хтоничекая часть души не случайно феминизируется – её социальная роль быть оплотом социальных общностей исчерпывается; уже опыт России показывает, чтоскрытое теряетформы отчуждения-искажения, социальное, функцией которогоранее былообщественное,всё более становится функцией общественного, сокрытого.Для женщины всё болееоткрывается радостная перспектива – не быть гюле для общности, а свободной женской душой, не подавляющей и передающеймужчине свою мужественную часть, а свободно её развивая по направлению к духовному и труд, которому она была обречена, всё более обращать в деятельностьпо совершенствованию себя и универсума, что, в принципе, одно и то же.
Если господство телесного начала было характерно для язычества и первоначального (домосковского) периодоврусской жизни  - в последнем случае как доминирования Бога-Отца в троице, то второй период характерен доминированием Христа, первоначально как Спасителя (Лишь раскол поставил его более в роль Спасителя). Именно период господства женской части души и душевнойжизни выражается в дониконианскую,вообще – доромановскую эпоху, именно к ней надо направить характеристику русской души как «женственной»(Бердяев).В то время не ощущалось затруднений в количестве земли, и хтоничность пронизала всю державу, войны носили скорее династический, чем имущественный характер. Женственность,восприимчивость души народа, особенно развившаяся в тот период открыла двери другим народам в пределы России; но в ней никогда не угасал мужественный характер – будучи восприимчивой для человека как особенного человека, душа требовала от него проявления человеческихсвойств, а невласти,насилия,собсьвенности или сексуальности. Отсюда своеобразный характер православия – его исток не стольковера сама по себе, сколькооткрываемая веройлюбовь к человеку. Именно эта любовь делала эрос души, соединение скрытого и сокрытого, более любовью,чем стимулом и моивом к внешним проявлениям мужественности и женственности, она имела сокровенный, а неоткрытый характер.И естетственным спутником лбви был совет. Именно совет соединял бояр в государство, именносовет соединял такую более нигде не виданную общность, какказачество, именно мирской совет, схо, оределял расклад общихтягот государственной и иной повинности. Именно Советская власть, если бы в ней небыло перекоса к власти, адоминировал совет, изобретенная Бакуниным  (и изложенная в письме Нечаеву) есть самая народная российская власть, выдвигающая нашу страну в особыйразряд, а не в зауряд федеральных демократий.
Хтонический характер жескогоначала души не бесформен – он восприимчив к самым разным формам,хотя и сохраняет свою формацию. Восстановление эой стороны российской души можноназватьре-формацией,она заключается не тольков том, чтоволя\ выводит человеческоена простор, но и в этом просторе осуществляет свою морфе, своёдарующе жизнь начало.Без женского эроса мертва душа, мертв мир,дертва, окружена посторонним действительность. Женская душа – простирание, вмещение, ожидание,и в этом её собственное морфе. Она восстанавливает их уже потому, что безгилетических, корневых начал, не может существоватьсамо деформирующее, эргастийное, воздействующее на нее начало.Но оно может быть не эросийным, в отличие от других наций, для которых энергийно тольковнутреннее, русская душа принимает и внешнее, лишь бы было оно безсобственнойсоциальности, о сосвоим трудом, эргастией.Поэтому российская душа всё более чурается насилия (но не силы), собственности(но не имущества), любви (но не секса), авторитета (но не власти). Этим и харакеризуется её выношенное в веках, характеризующее лишь её личное начало ( в отличие  от дисперсных, отчужденных личностей других народов), личностное и индивидуально, и совместно. Поэтому российская душа(да и русская, её корень) свободна даже вусловиях несвободы – свободна именно лично,какличность, носитель духовности, хотя не всегдакакгражданин (что. характерно для других наций). Гилетический характер русской души представляется состороны ис-каженному сознанию, сознанию кажимости,готовностью принятьлюбую форму, способностью принятьлюбое внешнее воздействие – военное в том числе (не говоря уже осанкциях). Но гюлетичность России хтонична, привязана своей земле (чего не хватает большинству наций) и морфе дримы она может принять только от мужскоцстороны собственной души. Этим и определяется талегкость, с какой Россия освободиласьот зависимости от окраин – она перешлана новый этап своегоразвития – от доминирования общественного (что облегчало «собирание» земель) к доминированию общественного как морфического, коформлению народа в новой его ипостаси, чтосоответствует и территориальным уступкам – Россия сузилатерриторию додоимперской (не считая ЛевобережнойУкраины,закоторую идет борьба), тоесть, как мы увидим,готовится к ренессансу того подспудного,но никогда не прекращавшегося движения, котороеканализировал и пустил в сторонутерриториальногорасширеня сначала Никон,азатем – Петр !.Именно так дверазобщившиеся части души – женская и мужская, символизируемая в отдельных,отделенных, даже партийноорганизованных сословиях,должна воссоединится с мужской. Именно так должна пройти ре-формация души нетолькоколлективной, но и индивидуальной –насильственно призванный к разнообразнойслужбе Отечеству мужское начало должно соединиться сРодиной в отчизне.Именно так можнодостичь равновесия эроса и любви,-любви попираеммой в сексе и эроса,- отчуждаемого в напрасных свершениях,- вотчизне каждого человека- его духе.Тем самым будет обретена возвращенная форма социальности, удерживаемой в первичных своих обстоятельствах насилсьвенно и отчужденно, в чьих-то  отчужденных интересах – форма, естественная, обратная извращению. Извращения годятсятолькодля интимности, но современность всё более снятия скрытой формы с социальности и установления естественного общественному порядка. Но этоещё скрыто.


Мужское


Если для женского бытие выражаетсяпреждевсеговпопечении о растущем,огюлетическом,то для мужскогоосновное – что именно роастет,морфетическое. Попечение орастущем, взращивание как любойтип деятельноси распространяетсяина мужское,и на женское. Именно поэтому земледельческоеобщесвоустойчивои является какбыосьюлюбоообщества. Растущееесть усия, сущностьбытия, и человек призван приложитьруки к растущему и преобразоватьегов том случае,если существующеесамо посебе неспособнорасти вплотьдопредлеов своей усии,а онапредставляется при попечении еятеьном человека беспредельной. Морфическое поэтому подходит к бытиюсостооны усии,как реалия онаотвечает на вопрос Что,гюлетическое- Как. Мужское начало российской души –начало времени, ритма, действия и вмещения просранств, иное дело,чтоотчужденнаяформа социума можетпревратить этовмещение в геополитическуюлжедеятельность, хотя России этоотосится менее всего – её геополитика всегда базировалась на этническом и кульурном сродстве народов, собственных, этих народов, потребностях и интересах. Но ближе к концу доминирования мужского началароссийской души, врмен Империи, определилась диспропорция внешнего морфематическогодвижения русских и и их внутренней оформленности; историческая задача была выполнена; необходимо было переходить к задачам постисторическим. Парадокс песперестроечнойц истории России заключается в том,что к ней продолжают относиться исторически и географически, хотя она переходит в главное для себя – персоналистическое измерение. И здесь мужское начало должно вернуться из своих превращенных отчужденных форм к гармонии с началаом женским, из превалирования эроса  кпревалированию любви. Россия во всех ипостасях своего населения -  о  верующих до атеистов – никогда не покидала почву главенства любви; ондако она осуществлялась в отчужденной форме искажения так, что каждый относился к другом  не по его достинству и сути дела, а по недостаткам и промахам. Задача персоналистическогоповорота, назревающего нетольковРоссии – перенести центр тяжести не на несовершенства и ошибки, а на достоинства и достижения, чтои означает морфемный подходк реальности, оформление бытия в полноценнуюдеятельность и развитие активности и труда. Словом, нразреловоссоединение всех четырех антропных типов, их принципов,для дальнейшего развития исторического, сбрасывающегоотчужденные формы, человека. Именно планетарное возвращение мужскогоначала из превращенных форм активности может положить предел глобалистским противостояниям и противостояниям внутри обществ,сделать различия не поводом проявления этосного – в противоположность «ифисному» (если использовать термин Соловьева – «»ифика») насилию, а проявлениям силы,соответствующим усийному назначениючеловека. Превратить противоречия в разноречия, гомилетически развивающиеся и приводящие к обогащению духа и составляющие саму плоть его жизни.
Мужское начало обращено прежде всего к обществу, какальтернативе социальности. Оно сокрыто от внешнего взгляда, осуществляется за пределами открытого, хотя часто становится источником откровенного. Это преждевсего дела политические,дела общества, свободного от социального диктата. Но диктат этот всё еще проявляется в политической жизни как необходимости разрешения социальных проблем, подоботому, каксоциальное – разрешение проблем соматического, перстного, прахного. Проблем материального производства, если хотите. Обремененность социального природными проблемами не позволяют доконца раскрытся преимуществам собственно социального, силе, имуществу, авторитету, любви к природе и подчиняютих отчужденным формам; сходным образом проблемы политические,собственно политические, диалога свободного, всё ещё слишком подчинены разрешению проблем социального: власти, насилия,собственности,сексуальности и, как таковые, становятся, вместо совместногорешения проблем бытия, оределяющими в своейотчужденной форме процессы сокрытого; оно именно поэтому и сокрыто. Если гюлетическое начало привносит в жизнь славянофильские тенденции, то морфетическое основано нанароднических идеологиях,- ни те, ни другие в неявной форме никогда не исчезали из российской, да и славянской духовной жизни. Общественнная жизнь по существу своему основана на равенстве и свободе, и они не исчезали из русской жизни, не смотря на засилие социальных вертикалей и властногоподавления. Даже деспотизм, пытавшийся искоренитьидеи и отношения равенства и свободы,вынужден былихпопускать и использовать, хотя и препятствовал придатьим политическую форму.Вэтом – коренноеотличие россиянина от оксидентальцев – оксиденталец свободен политически,нооченьнесвободен как индивид, лчиностно, как мы увидим, он жесткосвязан своими ролями, позициями и сттусом; русский,а затем и россиянин, всё еще очень несвободен (хотя бы из-за отсутствия навыка) политически, но чрезвычайно свободен личностно: он играте свои роли, занимает позиции, определяет статус, что нередко придает российской жизни черты драматического хаоса. Можосказать, чооксидентал – человек, поскольку имеет права, россиянин имеет (сколько имеет) права, поскольку и насколькоон человек. Именно это позволяет сказать что россиянин - человеконосец; скрытное, затушевонное на Западе он делает объектом не толькорассмотрения, но и творческого преобразования. Особо это характернодля формализующего, морфейного начала,которое никогданестановится неподвижным,какуориентала, а находится в постояннм деятельном изенении. Пластичность гюлетического начала,которое всегда рассматривает собственностькак имущество,содействуеттому, чтоморфейное началоникогдане останавливается доконца на результатах насилия, но пирается на силу, просветленную правдой. «Не в силе Бог,нов правде»(Александр Невский).
Снятие форм отчуждения, индивидуальногоинереса в господственадличным, превращение отчуждения в возвращенные формы организации и развертывания бытия человека и мира лишит форы эроснсти их сильнойнаполненности противоположности – танасическими формами,восстановит рольистока эроса, любви, призанания иного свободным, и просветлит эрос активности и труда силами  деятельности,свободногоразвертывания призвания человека в мире.Рольобщественности, мужскогопопреимуществу,начала вдушу индивидуальнойисовкупнойвелика – онадолжна пидатьдеятельнуюформу развертыванию бытия, иполитика, хотя и естьотчужденная Фома общественности, как экономиа – отчужденная форма соцальности,вынужденно,сокрытое осуществляет.Надо сказать, чо различение гюлетического и морфического достаточноусловно – гюле всегдаимеетопределенную форму и к форместремится; морфе всегда наполнено, и к наполнению стремится,- заддачав том,чтобы это были правильные, усийные форма и содержание. В этом смысле женское и мужское – стороны единого целого,соединенного любовьюи порождающео энергиюэроса,частным случаем,случаем отчужденным,оторванным от всеобщности любви (особенно характернойдля России) являетсялибидо, сексуальность как биологизированное сопротивление безвсходности всеголишь открытого, неоткровенного в своихглубинахвплотьдодуховного, мира.
Мужское начало, начало морфейное, ближе тяготеет смерти, танатосу, чточасто питает этологическую страстькнасилию. Танатос связан сформой как с болееустойчивым,чем гюле, поэтомутольковместегюле и морфе преодолеваютсилутанатосавэросе и обеспечиваютконечное доминирование ургийногоначала, тогдакаксами тяготеют женское –кгенийному, мужское-кгеенийному началу,воспроизводдствуи производству, чов векотчуждения приобретаетчерты одержимости производством иливоспроизводством жизни непосредственнойили опосредованной- овеществленной.Последнееурусских,весьма склонных оживотворятьматерию,гилозоистических, не противостоит человекукаккосная маерия,а сама идетнавстречу морфекаксвоей жизненнойформе, и овеществленная жизньне всегда понимается как экономическаянеобходимость,а необходимостьсамой жизни, движение природныхформ и содержаний. При этом происходятсвоеобразные метаморфозыженского и мужского: женскоесановится формой мужского, обеспечивает его общественныеделаженским содержанием и светом; мужское становится гюлеобщественной жизни, распространяя её на женскоеи распостаняя содержание жизни на общественные формы..Тк воля\ естьнеизбежная предпосылка \воли; без нееволя превращаеся впроизвол и одичание.
Нельзя забывать, чтоособенное выделение женского\мужского естьрезультат деформации души и должноввернутьсякнейсобогащением. Если для женского\ характернаре-формация в широком смыслеслова, пересмотр основ жизни для её более совершенного прирастания, то для \мужского свойственна ре-форма, изменение общественных форм длявсёбольшего проявлениячеловеческогоначалавчеловеке, искажаемогосуществованием и наличием сущего (сделанного). Само бытие никогда не стоит на месте, оно прирастает;соответственно должны менятьсяобщественные формы,егообеспечивающие и служащие ему средством и целью. Оправданность существованияотчуждения в предытории основнатольконатом, чтоона послужила инкубаторо создания новых форм,но исказила сами основы бытия,частопревращаяеговсуществованиерадисущего или дажеради самого по себе существования. Пробиаясьсквозьотчуждение,бытие укреплялось и приобретало новыеоттенки доех пор, поканенасталапора расстатьсяс собственной предпосылкойи стать самоосновным,самостоятельным,ответственным засебя,безскидокна «человеческую природу». Преобразуя нечеловеческую природу, стыднонепреобразовывать свою, всёещев значительноймере прасоциальную,строящуюся на индивидуальом господстве и использовании егодля дистантирования от стихий природы в мире и человеке, нопока чтомало –в самом себе. В России это осуществляетсяв индивидуальном мvре какспособе бытийной самоорганизации,однаковсё еще считатется, что женское – слабее в этом отнрошении. Но оно простоосуществляет это конкретно, в своей работе, и не всегдадоводит до абстракции Мужское же доходит до высших типов абстракции, чо переводит мvр в духовное, соединяющеепротиворечия диалогического (в лучшем случае) общественного до духовного. Но женское\мужское  - любовь не отрывает мужчину от женщины, видит в ней свободногоравоправногопартнера, и возносит вершины духовногооченьвысоко,если не мешает превращенная форма отчуждения, ставящая мужское на место женского и наоборот. В результате мужскоеоказывается гюлетическим, а женское - морфическим, что, кроме и помимо глубокого ихвзаимопонимания, и значительночащ, приводит к резкому размежеванию мужкого и женского, чтоособенно выгодноотчужденной власти,всегдаориентированной преждевсего на социальноеи низводящей социальноек примитиным формам, и враждебногообщественному дотехпор, пока общественное не делаетвластьсвоим огранном, бесполым по существу, а не мужским и потакающего мужскому во всехслучаях. Превращенная форма создает перверзивную,извращенную духовность; внутренняя динамика духовности вообще направлена на преображение отчужденных форм, еёсобственной в частности, чтотребует, кроме глубоких политических реформ, ре-формации основ соцальной жизни с однойстороны, и подлинной духовной (а если этого мало – то и другой) революции – с другой.Но последнее – по преимуществу дело детской, ре-волюционной по существу, стороны души.Этого требует человеческий (и иной) мiр от мiръ’а.
Детское
Мир первоначально непосредственно выступает перед человеком как семейная реальность, как взаимодействие детского, мужского, женского и зрелого. По существу, эти роли просматриваются уже в  базовом восприятии мiра. Они проходят всюжизньрусского, но для россиянина роли эти не разделены слишком жестко и играютсягомилетически, полифонично. Бесспорно, одна изних доминирует, но доминирование этоглубоко зависит от исполнения других ролей. Весь мiръ подчиняется подобному разделению, и производные отношения стороятся в соответствии с ним,если не противоречат ему, тоестьне вступают в отчуждение. Отчужденное состояние искажает роль человека и еособственную душу,тогдакак  разделение души – индивидуальнойилисовокупной – призванокомпенсровать деформациюдуши узостьюкругаеё формации и раскрыть беспредельностьеё границ. Обращаяськ различиям внутри души,основанным на непрерывности жизни общества и его потенциальном бессмертии, душа обнаруживает и своё потенциальное бессмертие, а следовательно- и самодвижение. Это сокрыто видимым безразличием политических структур по отношению к душе, но сквозь них пробивается общественное, принципиально структурированное как первичная данность мiр’а. Социаьные структуры мiръ’а являются лишь пополнением социальныыхструктур и переходом к собственно политической,сокрытойжизни, и составляют важнейшуючастьсокрытого; здесьскрытое взаимодействует с скрытым, и главное, что происходит в этой сфере – ре-инкарнация, ре-форма,зе-формация и ре-волюция,- последнееособенно относится к детскому.
Детское характеризуется особой сосредоточенностью не на духе (зрелое), душе\душе (женское\мужское), а на веществе, на прахе, на  плоти, открвывющейся за ними.Ребенок по природе своей соматик, и отчужденное низведение людей к соме (а бывают люди, вполне духовные, концентрирующиеся на соме), вызывает противоестственноую регрессию общества к решению общественных проблем на соматическом уровне – насильственную революцию. Здесь борьба идет на уровне праха, вещества, возведенного в степень одушевленности и победить в ней может только тот, в ком  при регрессии  осталось больше присутствия  духа. Соматик выше человека праха –тв нем присутствует плоть мира, и именно овладение плотьюмира должен быть занят ребенок, восходя по ступеням до пневматика. Пока что духдля него - отвлеченные сентенции взрослых, также вещественные; ребенок воспринимает речь вещественно, пока персть и пробудит к активной жизни никогда не отсутствующую плоть, раскрывающую ему плоть мира. Отстраненность от мира взрослыхьзаставляетэтот мiръ воспринимать вещественно, каквещественно – и этоособеннохарактерно для русских, что помогает им в отношениях с другими народами,- воспринимать и все иные отношения. Именно поэтому они представляются поддающимися переделке чисто вещественным способом. Но действительно, в основе всех отношений лежитвещественное, не тольков качестве предмета, но и в качестве субстрата отношений; истончаясь при восхождении к пневме отношения эти не теряют вещественного, плотского, наполнения,- и только зрелый ум постигает, что и вещество подчинено духу, плоти универсума. Близость веществу чрезвычайно характерна для земледельческого общества; близость праху, можносказать заранее, обеспечиает на другой стороне особую высоту духа, прахусопротивляющегося. Иные народы доходят в своём созерцании первичного до тела и тел;; россиянин доходит до его сути – вещества, и понимает его как прах, наделенный перстью (хотя бы потенциально) и входящий в универсальную плоть.Поэтому дух в России понимается наиболее глубоко, не толькокак «отвлеченное от реальности» (что характернодля Гегеля). Для ребенка характерно восприятие мира фетишистски, но включенность в более высокую культуру раскрывает этот фетишизм, порожденный законом параллелизма генезиса и истории, как и анимизм женского, тотемизм мужского, пневмато-мифологизм зрелого, в перспективе духовногоосвоегия действительности и распространяет,для русского, мiр на миръ, включает гилозоистически, фетишизированное  в область человеческоего. Для ребенка весь мир – миръ человеческий. И он достоин любви, эросического отношения к нему,возведения миръ’а на новуюстадию развиия,усийного понимания его  направленности к изменению, росту.Именно поэтому мировосприятие  ребенка,детское мировосприятие в России по природере-волюционно,стремится свершитьназначение человека по совершенствованиюуниверсума  прямо и непосредственно, неотвечая за всю сложность мирских отошений. Особо это связано с тем, что формацияего души осуществлялась на ограниченном круге явлений, и всё прочее ещё не является для его предметом понимания. Здесь важна роль Другого,от которого ребенокполучает первый опыт отчуждения, поскоьку в мiрскоевходит не только мiр сам по себе, но и внешние ему явления. Опыт Другого как не тождественного ему, непонятного,является представитеем отчуждения в детскойдуше. Он раскрывает состояние безыскодности из замкнуого мiръ’а и его обреченность вещественному.Отчужденое детское оказывается в условиях утраты эростического и обреченности Танатосу так, что тольковмешательство Другого может раскрытьему путьиз безысходности  - тот тоже находится в сходных условиях. Так формируются поколения, каждое из которых оказывается призванным не толькоосуществить общее, но и особенное предназначение, ему присущее. В нем поколение (а не только в регрессивной сексуальности) находит поколение свой Эрос. Правильно сформированное поколение состоит из Иных, связанных спецификой его собственного дела, чтоочень характерно для России, но приобретало в ней формы «волн» активности, каждаяиз которых подходила к делу по-своему, часто а альтернативу предыдущей.Особую роль в «канализации» ре-волюционного потенциала молодежи иаютотчуждающие влияния извращенной власти,но всеони сводятся к главному – ликвидации отчуждения, ревращения  её в неосновное средство  человеческой жизни, человеческой в том смысле, чтодосихпор господствовалаобщественная, количественная, «магнитьюдная» сторона её в ущерб качественной «малтитьюдной», в том числе – человеческих качеств Поэтому история России выступает кК серия поколенческих ре-волюций разного рода. Особенноони необходимы для разрыва узкогокруга отчужденной безысходности, чтовыражаетсятакжеи в том, что невсе Другие становятся Иными; многие остаются Другими, занимают отчуждающие жизненные позиции и по существусановятся врагами. Это особенноважно при идущем сейчас рассмотрении мiръ’а, зоны промежуточной между скрытым (социальным) исокрыттым (политическим), знака\ между социальное\политическое, по существураскрывающееся каксоциальное\общное\общественное, что в иных обществах скрыто заособо острой, гипертрофированной социальнойролью политического, навязываемого и России.
Детское открытоавторитету зрелого, для которог открытыбепредельностьдуховного,легкосправляютсяс безысходностью, но в дело вступает отчуждающая сила извращенной (если она извращена) власти, мифологизации и оно оказывается в безыскходности отчуждения и потому начинает  восхождение к духовного с представлеий о всесилии вещи, в лучшем (русском) случае - вещества. Люди, не вышедшие изтакого состояния, гюлетики, остаются массами, имеющими фактически тольковитальные потребности и  представляющие нетолько лёгкий объект ля модернистской манипуляции  (В том числе и для либеральной, фактически направленной на преумножение массы, и либертарианской, нацеленной на управление массами), но и тяжелый объект по связыванию ихсосредствами производства. Постсоветская Россия (в первые десятилетия нынешнеговека) серьезно столкнулась со значитеьносью имущественного расслоения и невыраженностью социальнойструктуры; можнотольконадеяться, чтоновое поколение справится с построением социаьойструктуры, аправленной прежде всего не на перераспределеие доходов, но и на организацию общественного производства (а нетолькоудовлетворение витальных отребностей) Опасностью является превращение постсоветского протообщества внорму и эволюция егов тоталитаристскоегосударство, посколькуонопроходит фазу модернизации послеельцинской архаики..
Близость к исходно-социальному частоделает детство беззащитным передтакими формами отчуждения,какнасилие и стяжательство. И если они не проявляются в «взрослой» форме, то толькоавторитет может оттормозитьподобные социальные привычки и не сделать их доминирующими впоследствии; власть же способнаоказыватьб благотворное действие в этом направлении,если сама она несвляется извращенной.Так воля\ должна проявлятьсяв обнаружении молодежьюполя собственной деятельноси; \воля – в формировании навыков деятельности на основе естественного для \воли труда (как воли\ -активности); ум должен развиваться в направлении мудрости и призвания каждоговобщем предназначении человека-совершенствовании всего существующего, раскрытии в нем потенциала бытия, а не растратесобственного бытия на расширение собственного существования, что, как мы видели,особеннохарактернодляРоссии с ее ориентацией на равноправие всего существующегов принципе, параллеизм субъекта и объекта, что и означает полноценнуюдеятельность. Для ребенка в игровой деятельности она естественна и прирожденна, лишь позже и под влиянием отчуждения отделяется в превращенную активностьмужского и искаженную труд женского, что сказывается на людяхкак утратастимула, а часто – и мотива. Дтское в человеке становится в ре-влюционную позицию и отторгает часто дажеозитивые действия системы.Поэтому детское еще недостаточно вовлечено в позитивное поступающее человеческое бытие элементарного со-общества, естественной основы общества., но искусственная инфантильность оксидентала и синильность ориентала изобличают в них боковые ветви развития линии поступающего деятельного человеческого бытия, слищком специализированные и, поэтому, регрессивные по отношению к  пути центральному – поступающего деятеьноо чеовеческкого бытия, когда, сколь долго, как и где бы оно ни осуществлялось, скапливаясь в истории и географии,- детское близко ему, но еще не испытывает всего бремени ответственности за него, поэтому  регрессивное, отчужденное, архаизиованое, этосное не может служить обазцом  для человеческого деятельного бытия, достигшего своей зрелости и силы.

\. Мужское – начало воли, мощи,  начал государственного. В них проявляется сила человека как существа деятельного, существующего в ответственности перед ним самим и другими участниками социального действия. Главное здесь – формация, направленность деятельности к оформлению социальной реальности в ответсвенности за другие стороны взаимодействия.
.\Деформация  жен – народ и земля, правдв. Эизнь, эрос, муж – мощь, воля, государство, постр им общество. Старческое – порядок, стихии. Детск – Другой до иного, мир на борьбе. Опыт сиротства. Три идеологии 1народнич. 2 государственная-имперская, 3- солавянофилская – ответная деформация – действие, формир идеи, русской в тч. Садомазох, комплекс как прямая реализация насилии\бессилия (в желании – актуализация инстинктов\
\ Душевное-душа-душевность -   душа определяется чнрнз отношен ия с другими и внтуренним наследованием внутреннему тела - душп как внуьренне, душевное как область проявления души, душевность - определенная конфигурация понимания первого и второго в конкретности. Душевное - детское - язык и интуиция, жизнь вдуше. Женское - слово и форма, в том числе и форма души. Мужское - сила и концепт - проявлеение и рост души. Старче ское - память сметрть и понятие. Память проявляется как миф, в свете которого женское проявляется как табуизация, мужское - тотемизация и детское - анимизация. Вещное - окружение, посредник и быт фетишизируются и ограничивают проявления бытия, Однако они формируют душу и выражаются как основа общественности, неизбежно отягченной собственностью, тудом - всенгда распределенным и государством как центр власти, системы совместности. От своей формации душевное переходит к деформации, в которой доминирует смерть и сведение человека к телу, в котором сохраняется форма души, сила,  и интуиция, память. В результате первичная социальность более или менее разрушается. Сопротивление .души приводит к установлению связи  с другими уже опосредованно. Душевное формируется  отчужденное, преодоление которого - в праве и политике, каждая из которых разрушает миф, создавая идеологию.Соответственно и душевное превращаетс я  в конформность и защищенность.  Другой растворяет первичную социальность в различных степенях. Раскрывается историчность и совместности  с миром и вселенной. Подобная деформация душевного приводит к забвению непосредственности, которая рааскрывается в формировании кумиров и миражей в М1ре. Но и здесь мир постоянно разрушается враждой, всегда исторически конкретна и выступает как своеобразный договор с самсим собой . Человек - лицо, в отличие от личинности исходной души. В деформации душа предстает как чисто внутреннее, микросоциум во главе с другим. В трансформации утраченная всеобщность души пополняется рассудком и разумом, что требует преодоления дистанции и формированию универсальности отношений с миром через стуктуры социума. Наступает стадия отчаяния перед возможностью вместить все, травма души распыляет ее сосредоточенность, растворяет ее в универсуме. Душа пополняется в первичной травме Другим переживанием инаковости в мире и ищет иного, безграничного и восходит к духовному. Духовное проявляется как  поиск беспредельного и безусловного во всем конечном и обусловленном. Преодолевается  понимание души как ограниченного и внутреннего отдельному человек. В понимании душевного, что требует преодолдения и душевности как она дана, раскрывается в преодоление старческого, понятийного и обреченного смерти в интуиции, языке и жизни. Но это требует взыскания духа как непосредственного проявления бытия. Все стадии существования просветляется бытием, вплоть до иNстоков телесности. В  духовном проявляется определенная позиция к миру телнсного, душевного и собственной духовности, которая претворяется  в добро\добро как возвращение социального на основе полноты личного (от личинного, прорастающего сквозл личину - к лицу и личности и претворяется в лик) и личного отношения в добре - которе никогда не совпадает с осуществлением\
\ре-формция, ре-форма, ре-волюия\
 
.


               
                VI. Российское душевное 



оссиская душевность, инициативный диалог, отличается  высокой трансреформационной: ре-формационнойа иногда – и ре-волюционной - составляющей, направленной на восстановление российской души в ее попранных деформацией правах. Деформация вообще приводит к падению уровня души и выражается в угасании остроты переживания основных своих реалий, она обращает её к архаичным формам, но стихийное начало берет своё. . Трансформация берет энергейю своего развертывания из того напряжения, которое испытывает душа при деформации.Душа становится архэ стохейона душевного. Кроме того, и главное, её динамейей становится весь универсум, как физический, так и психический и социальный. Общий танасический настрой деформации приводит к тому, что в целом эросное начало души формирует не только запас энергийи, но и отвечает на деформацию особым напряжением душевных сил, сопротивляющихся танасическому, разрушительному началу (как это было уже отмечено); однако их развертывание не всегда осуществляется в реалиях души; это – реалии трансформации формированного, т.е. душевного, в отличие как особого содержания сознания и ре-формации дущи именно на уровне мiръа. Душевное тем отличается от души, что оно, собственно, целиком относится к душе, тогда как реалии души трансгрессируют себе и являются содержанием сознания и недушевного. Недушевное душевного. Душевное сознание представляет собой как бы оболочку души, включая мiр, волю, правду как динамейю в их «несакральных» существованиях, в отличие от  бытия в душе; проявлениях своего существа и сущности. Через душевное душа, существо, раскрывает свою сущность, сущность своего существа.В целом душевное относится к существованию души, но такому, которое само становится её сущностью . Характерной чертой душевного сознания является не его интенсиональность, а обращенность на само себя. Акт веры ценен постольку, поскольку есть акт веры, акт надежды – надежды, любви ; есть акт любви. То есть как поза и жест, связанные с определенными эмоциями. Этим душевное созание выделяется из всех других типов сознания; оно есть сознание интереса не негативно, как проявления души, а как интереса извне, как ценного как ценного, в том числе и инетеса к себе. По-видимому, иных ценного такога типа, типа собственного интереса, а интереса к себе, обращенного интереса, и потому душа сущностнится в сущности душевного в направлении к превращению их обеих в архэ квинтэссенции духовного. Ближайшим образом, душевное есть скрытое, политическое, откровенное лишь настолько, насколько это необходимо для влияния на душу, скрывающая отчужденную общественность, которая, обратным влиянием открытого обретает отчужденную форму политической жизни профессионала. К политическому относится и капиталистическая форма экономической жизни постольку и настолько, насколько она политически организована и защищена. Тем самым свидетельствуется справедливость политической экономии, а не голой экономики, всегда политически ангажированной. Существо же общественного – душевное, а не механизмы его использования..
Душевное – область сознания, столкновения собственного (душевного) интереса и основанного на мiръском интереса к данному человеку.Этим она отличается от бессознательной в своей глубине души, прикрытого. Связь этих интересов предметно дана, но душевное, как феномен человеческого поступающего бытия, задано, что и создает эмоциональное отношение человеческого бытия к предмету (не обязательно и даже вовсе не вещи). Поэтому «чистое сознание» (Гуссерль) никогда не бывает вполне чистым, не смотря на редукцию; его определяет человеческое поступающее бытие и его проявление – душевные эмоции, по отношению к которым интенсиональность и конституирование есть стороны и механизмы, подчиняющиеся содержанию.Оно сокрыто, поэтому область душевного можно считать областьюс сокрытого.От сознания на этот раз сокрыто то, к чему оно относится в его собственной сущности. Сущность отчуждается, и вместе с ним остраненным становится и существо прикрытого. Если душа есть избегание танатоса, то душевное есть область искания эроса, что делает первую преимущественно архэ, а второе – стохейоном жизни души, хотя они и взаимодействуют. Эмоциональное отношение наполняет чувства души содержанием и переживанием, что освобождает волю для ориентации в реальности. Но, как явления сознания, связанность душевных реалий с предметом вторична, является моментом его саморазвития  и часто отчуждена; первичны сами эти реалии, неизбежно связанные с поступающим деятельным человеческим бытием. Феномены сознания поэтому есть форма реалий и ценны сами по себе. Акт веры ценен постольку, поскольку есть акт веры, акт надежды – надежды, любви ; есть акт любви. Этим душевное созание выделяется из всех других типов сознания; оно есть сознание ценного как ценного (еще не ценности). По-видимому, иных ценного такога типа в сознании нет. Аутореферентность делает такое ценное реалиями, поддерживающими сами себя и прикосновенными ко всем иным уровням реальности. Тем смамым трансформативное душевное оказывается не менее реальным, чем душа, её архе, стохейоном которого оно, в свою очередь, является..
Аутореферентность делает такое ценное и интересы реалиями, поддерживающими сами себя и прикосновенными ко всем иным уровням реальности. Тем смамым трансформативное душевное оказывается не менее реальным, чем душа и становится опорой бытию, выраженному как существование, становящемуся сутью - духу. Душевное пополняет душу необходимыми механизмами сознания. Аутореферентность делает его самостоятельно ценным самостоятельной ценностью, самостоятельным  интересом, эстом, и возводит к мvру, к квинтэссенции и к состоянию российского человека, в котором он находится в гармонии  с миром, миръом (первое есть часть второго), мiром, мiръом и самим собой. Бесспорно, такое состояние выражается как тенденция, как главная содержимая душевной и духовной жизни.и может осуществляться только как поступающее деятельное человеческое бытие. Будучи таковым, мvр опирается на все механизмы души и душевной жизни и является, одновременно, их условием и содержанием, их архэ и стохейоном.Опора выражается в поисках гармонии во всех реалиях души и душевной жизни, духа, условием и содержанием – поскольку мvр позволяет различать ложные гармонии от истинных, внешние соответствия от соотвтетствий сущностных, человечески значимое от несущественного.
Вера российского человека глубоко укоренена в откровении – в перспективе духовном и бытийственном,- мiра о самом себе. Мiр раскрывается как лоно человеческой души и не ограничен ничем, кроме собственной безграничности. Таковы его универсальная поза и абслютный эст. Вера углубляется в  мiр как сосбтвенное иное и находит там основу для собственной прочности. Вера основана на собственной прочности, определенности и чистоте. Прочность веры есть неизменность ее не только в условиях соблазнов, но и повседневного многообразия объектов веры, их множественности, поскольку вера, как факт первичной данности вещи, есть её факт,Но способность душевного, существа, становится сутью ограничена формами отчуждения бытия, раскрывающегося в которой проявляется неизменное единство веры как душевного образования. Определенность веры отражает недвусмысленность её, строгость в содержании. Чистота отражает  однозначность помыслов веры, их хрупкую прозрачность. Вера не может изменить себе, изменить себе может только человек, вера же остается верной сама себе и неотменима как реалия. Раз случившись, вера сохраняется в реалии навсегда. В этом смысле верующий бессмертен, поскольку акт веры сохраняется, пока есть вера во что бы то ни было. Для россиянина характерна вера в вещи отвлеченные, в справедливость, например. Такая вера приводит его к высокой степени духовности даже в вещах, на первый взгляд, от духовности далёких. Его занимает не столько объект веры, сколько сама вера в его,объекта,  надутилитарное значение и прикосновенность ценностям. Этим он отличается от оксидеталиста, склоноого к буквальному пониманию объекта, вне его отнесенности к духовному, и от ориенталиста, нацеленного на ценности ( по существу, это есть лишь ценное, но не ценности), помимо объектного их содержания. Особенно отражается это в вере. Для россиянина важнее всего сама вера, её неизбывное переживание, а не предметная составляющая, лишь наполняющая ее содержанием. Направленность объектая, направленность. на сокровенное  и дух, свободное развертывание человеческого деятельного бытия в ценностях самого человека\общественности\общества и есть аутономия (доведенная до логического конца автономия Канта), вера в человеческое ценностное бытие и бытие человека как ценность в духановых реалиях; если для души основной формой отчуждения было превращение (через аффекты), то для душевногоосновная форма – искажение (через эмоции). Проблемой является не само по себе отчуждение, с искажениями которого бытие способно справится самостоятельно, а то, чтообщая социальная тенденция препятствует возвращенной форме и абсолютизирует механизмы «обращения», включенные в отчуждение  бытия в другое и возвращение как из «другого», собственное бытие содержания, получает препятствия свободному развертыванию деятельного человеческого бытия. А бытие есть прежде всего свободная деятельность – любая. Поэтому душевноеесть еще одна ступень освобождения бытия – а значит, его развертывания как бытия,--  свобода выбора на пути из реифицированных и отчужденных форм. Предметность здесь всё более становится опорой для снятия отчуждения, и потому – средством для снятия отчуждения человека. Сама предметность, как и вещность, не есть отчуждение, форма развертывания человеческого действующего бытия, его содержание, но возможность отчуждения, становящаяся, при определенных условиях, формой отчуждения и отчужденной формой содержания – деятельного поступающего человеческого бытия. Душевное направлено не столько на нешнее, сколько на самого человека, и есть его самоосвобождение, самоутверждение не только формальное, но и содержательное, как веры в себя, надежды на себя (и на человека иного), любви к ним, естьодна из важнейших возвращенных форм, их содержательная подготовка, архэ духа. Его прЕчинность. У россиян душевное имеет особенностью чрезвычайно коллективное,совместное переживание его, высокую эмоциональность, а  поэтому – и личностный (а не индивидуальный или индивидный характер). Это основано вовсе не на склонности россиян к тоталитаризму (хотя последний и может его  использовать), а на общем строе души, возвращенной (не до конца) формой которой и является душевное. Здесь человеческое бытие – а нечеловеческого бытия не бывает,- обретает собственную форму, но еще душевную, захваченную предметом, а важнейший предмет здесь – общественное, чаще всего в отчужденной форме политического, и поиск сущности как несомненного для всех., а не самой собой. Именно поэтому,  по захваченности собой, предмет душевного оказывается столь значим, что и создает искаженную, кажимостную форму бытия - кажимости, что душевное исходит от предмета (как в душе казалось отсутствие предмета, хотя он и был, как вещь, как в духовном им окажется объект (в российском), впоследствии,в де-формации втрогающегося в душу). Россия последовательнро прошла все фазы развития душевного, доминирования одной из них, при превалировании в разных формах любви, что предрождено иоанновым православием, но, в отличие от ориенталов и оксиденталов не застопорилось на одной из них и не утратила предыдущие,- они становятся средством, стороной, подспорьем более всокой. В то же время происходит парралелизм развития самого человека, развертывания егочеловеческогобытия – от простой веры в предметы (фетишизм), выделение и выявление особенностей человека как одушевленного существа(анимизм, характерный для Востока), его совместности и соединенности (тотемизм,господствующий на Западе) и мифологию, особо развитую в России если даже и не по существу, то по фоме, что составляет, какмы увидим, особую форму отчуждения, извращения российского духа – а именно духовностью знаменита Россия. Она связана с особой связью зрелого и детского, когда наследуются основные представления о целях жизни и её задачах.
Надежа как таковая, не «на», сама по сбе ценна для человека укоренением его в бытии человека , и,объектом, в рде, существе, душе,-- в социоцентризм в  отличие от существования, способного по существу лишь на де-формацию. Реалия надежды укоренеяет собой человека в бытии, поскольку надежда есть сама по себе способность расторгать узкие рамки существования и полагать свое бытие в ином, существованию непосредственно не принадлежащем. Вера, надежда, любовь нередко понимаются исключительно как религиозные ценности, однако это есть заблуждение. И атеистическая, и свободномысленниеческая, и агностическая перспективы не лишены веры, надежды, любви либо в природу, либо в общество, либо  в себя самого. Различия заключаются в стпени отчуждения объекта, его предметных и вещных характеристик. Однако без минимального отчуждения, как возвращающейся формы содержания – деятельного человеческого бытия - осуществляющегося в опредмечивании, невозможна никакая человеческая жизнь. Поэтому душевные реалии стоят в ряду форм отчуждения\возвращения и есть по существу их форма как данная сознанию еще, но не бытию. Бытийная составляющая, конечно, не противостоит сознанию, ноотличается от него как форма положенная в отличие от противоположенной в бытии  Степень отчуждения в сознании\существовании выше, чем в бытии; в бытии отчудление исчезает, чему и служат реалии веры, надежды и любви.Таким образом, душевные реалии ест непосредственные, собственные формы существования ценностного и самого ценного человеческого бытия среди ценного и ценностного. Особенно это характерно для надежды, существо которой – неуклонная уверенность в возращении человека из отчужденных форм его существования. Чловеческая значимость душевных реалий – подготовка осуществления формы возвращенной, которой и является духовное. Вера в  возвращение движет человеком в его повседневнх странствиях по отчужденным:  остраненным, искаженны и , превращенным и извращенным формам, и именно формы извращенные  особенно нуждаются в преодолении их в вере, надежде, любви и усии, премудрости, коорая призвана руководить душевным в нелегких поисках путей возвращения формы отчуждения. Именно поэтому предметная  (прежде всего общественная ) форма душевного не должна господствовать, что порождает отчуждение, она есть точка обращения и их возвышения. Отчуждение неотделимо от существования постольку, поскольку оно выступает как равнодушное соседство с иными вещами и снимается как только человеческое ответственное бытие охватывает ответственностью за всё, всеобщей вовлеченностью и становлением иным, более высоким и совершенным. Бытие есть прежде всего внутреннее становление, иего наиболее чистое и существование в сознании еще только в данном, существование --, сознание оказываются его ступенью, моментом. Впрочем, таким моментом, также необходимым является и отчуждение, осуществление бытия в существовании. И человеку остаётся только надеяться на успешное осуществление бытия, его оборачивания к себе и вместе с ним существования  в существовании. Этим и определяется существенное содежание надежды как реалии душевной жизни.Любовь для россиянина есть свобода, свобода не пресмыкаться перед предметом (Здесь он становится объектом), а относится с любовью и на расстоянии, на дистанции. Дистанция, естетсвенной, подразумевается не столько простраственная, сколько бытийная. На ней любовь даже больше переживается и осознается. Любовь есть свобода и в смысле независимого избрания своего объекта. Любовь есть свобода также и в отношении, что любящий свободен от всего иного, что любовью не является; даже реалии избираются по любви и никак иначе. Внутренне определенное стремление любви к объекту определяется  избранием, существо которого ; вера и красота в социальном отношении,; в роде, существе, душе. Общественноцентризье, Общественноцентриз и со-общество как любовь выражается в искреннем отношениик мiру, проникнутом верой и надеждой, верой в человека и надеждой на него. Поэтому общественноцентризм, в отличие от социоцентризма выражает особое, русское измерение любви – любовь не только к этому человеку, но и в нем – ко всем людям; в целом, включая и в телесном выражении – ко всему сущему и, далее, к существующему, что проявляется в дарящем из-делии деятельного человеческого бытия.. Любовь обнаруживает общее в человеческих душах, не лишая их особенносте и иденичности. Именн этим характерна любовь – она сохраняет уникальность объекта, делает его объектом, выделяет его особенность, именно поэтому любви «вообще» нет – есть всегда конкретная любовьк определенному объекту. Любовь вообще – это реалия, которой причастен всякий, кто любит, а жить и любить означает одно и то же. По крайней мере необходимо любить жизнь.человеческое как, любовное. Человеческое же бытие – бытие в любви, в том числе к иным реалиям. в любви реальной же любовного  принципа, и принципа надежды и веры, в усии, развивается смысл, а Смысл дает любовь  любящий, делает их «реалиями».
Способностьдушевногостановится сутью, существующим (чему, впрочем, причастно всё в разной мере господства существования),ограничена формами отчуждения бытия, раскрывающегося в новых реалиях в реалиях труда и работы, как условий действия и основы деятельности, её необходимого момента. Они становтся всё более свободными, что предшествует высшей свободе – свободе действия. Если для души основной формой отчуждения было превращение (через аффекты), то для душевного основная форма – искажение (через эмоции). Проблемой является не само по себе отчуждение, с искажениями которого бытие способно справится самостоятельно, а то, что общая социальная тенденция препятствует возвращенной форме и абсолютизирует механизмы «обращения», включенные в отчуждение  бытия в другое и возвращение как из «иного», собственного бытия содержания, препятствует свободному развертыванию бытия, а бытие есть прежде всего свободная деятельность – любая. Поэтому душевное есть еще одна ступень освобождения бытия – а значит, его развертывания как бытия,-- на пути из реифицированных и отчужденных форм. Предметность труда и работы здесь всё более становится опорой для снятия отчуждения, и потому – средством для снятия отчуждения человека. Душевное направлено не столько на нешнее, сколько на самого человека, и есть его самоосвобождение, естьодна из важнейших возвращенных форм. у россиян душевное имеет особенностью чрезвычайно коллективное,совместное переживание его, высокую эмоциональность, а  поэтому – и личностный (а не индивидуальный или индивидный характер). это основано вовсе не на склонности россиян к тоталитаризму (хотя последний и может его  использовать), а на общем смрое души, возвращенной (не до конца) формой которой и является душевное. здесь человеческое бытие – а нечеловеческого бытия не бывает,- обретает собственную форму, но еще душевную, захваченнуюсамой собой. именно поэтому,  по захваченности собой, предмет душевного оказывается столь значим, что и создает искаженную, кажимостную форму бытия - кажимости, что душевноеисходит от предмета (как в душе казалось отсутствие предмета, впоследствии,в де-формации втрогающегося в душу развития душевного, доминирования одной из них, но, в отличие от ориенталов и оксиденталов не застопорилось на одной из них и не утратила предыдущие,- они становятся средством, стороной, подспорьем более всокой. в то жевремя происходит парралелизм развития самого человека, развертывания егочеловеческогобытия – от простой веры в предметы (фетишизм), выделение и выявление особенностей человека как одушевленного существа(анимизм)(ориентал), его совместности и соединенности (тотемизм,господствующий на западе) и мифологию, особо развитую в России если даже и не по существу, то по фоме, что составляет,какмы увидим, особую форму отчуждения, извращения российского духа – а именно духовностью знаменита россия. Она связана с особой связью зрелого и детского, когда наследуются основные представлениях жизни и её задачах.
Как отмечает Бердяев в «Русской идее», начать анализ ее надо с Веры, Надежды, Любви, но это было бы философским анализм, вполне возможным и допустимым, но оставляющим в стороне собственное архэ и стохейон – формацию русской души и душевности, особенности русского тела.


Вера

Вера российского человека глубоко укоренена в откровении миръа о самом себе, своей сути, в котором зарождается откровенное, идущее от духа и человека, в основы самого деятельного человеческого бытия, этой сути касающегося. Миръ никогда не бесчеловечен, он населен, и составляет часть мiра. Мiр раскрывается как лоно человеческой души и не ограничен ничем, кроме собственной безграничности. Вера углубляется в  мiр как сосбтвенное иное и находит там основу для собственной прочности.Вера тем и характерна, что не видит в мiре другого, но иное, и это есть важнейшее завование и архэ веры, оборачивающееся его стохейоном, областью осуществления. Вера основана на собственной прочности, определенности и чистоте Для этого она избирает чистый образ мира и ставит его как образец совершенства.. Прочность веры есть неизменность ее не только в условиях соблазнов, но и повседневного многообразия объектов (вещей) веры, их множественности, в которой проявляется неизменное единство веры как душевного образования.Вера в существование универсума вообще базовая уверенность человека, в другом совсем не очевидная. Она дает возможность, д.намейю всему дальнейшему развитию человека, и поэтому флексивна.. Определенность веры отражает недвусмысленность её, строгость в содержании. Чистота отражает  однозначность помыслов веры, их хрупкую прозрачность. Вера не может изменить себе, изменить вере может только человек, или же объект веры, вера же остается верной сама себе и неотменима как реалия. Раз случившись, вера сохраняется в реалии навсегда. В этом смысле верующий бессмертен, поскольку акт веры сохраняется, пока есть вера во что бы то ни было. Для россиянина характерна вера в вещи отвлеченные, в справедливость, в правду, например. Такая вера приводит его к высокой степени духовности даже в вещах, на первый взгляд, от духовности далёких. Его занимает не столько объект веры, сколько сама вера в её, вещи,  надутилитарное значение и прикосновенность ценностям. Этим он отличается от оксидетала, склоноого к буквальному пониманию вещи как объекта, вне его отнесенности к духовному, и от ориентала, нацеленного на ценности помимо объектного их содержания. Особенно отражается это в вере. Для россиянина важнее всего сама вера, её неизбывное переживание, а не предметная направленность.Последняя лишь просветляет веру своим содержанием, в первую очередь, незыблимостью чистоты и праведности, что характеризует её как некое начальное зрелое состояние россиянина, русского, славянина, своим бытием направленного к нездешнему, готовому к ре-инкарнации, оставляющему свою душу в чистоте поколениям приходящим.
Исторические народы редко развиваются напрямую от молодости к старости; ориентал не знает молодости, он всю жизнь и историю старик; оксидентал не знает старости,он всю жизнь и историю ребенок. Россия последней присоединилась ко Всемирной истории, будучи еще русскими,- до этого был большой период славянского развиия. В его развитии причудливо сочетаются ходы от молодости к старости и от старости к молодости, что делает возможным новый цикл российской, уже собственно российской истории. Но он никогда не относился нигилистически или профетически к пройденным этапам, собирал в них всё лучшее, (впрочем, искупал и искупает и худшее), в том числе в вере, которая у него распространяется не только и не столько на Бога, сколько на Богочеловека, хотя в языческий период становления Руси превалировала телесная вера, вера в плоть. Но вера распространяется и на природу (особенно в доромановскую эпоху) и на человека. Распространяется она и на веру в себя,- этот период начался и развивается как составляющая новой эпохи развития России.
Российский человек, не смотря на все свое глубоко замешенное на надежде отчаяние, верит в конечную целостность, ценность, связанность с человеческим ценностным бытием всего сущего (и, далее, существующего) и преодоление разноречий в едином акте интуитивного постижения правды разноречащего. Эта правда и составляет субстанцию души российского человека, и в самой глубине души он верит и в себя как неотменимое начало мирового разнообразия и надеется на себя как человека, способного утвердить единство в целостности и спасти мир своим спасительным человеческим бытием. Такая вера есть основа любой другой веры русского человека, и религиозной, и свободомысленнеческой, и агностической, и атеистической — именно поэтому атеизм нисколько не вредит вере русского человека, в конечном счёте он сам — «микротеос», прогрессия если уместно такое выражение; он сам в глубине своей надежды есть основа веры в конечное единство деятельно просветленного человеческим бытием мира и глубоко переживает его историчность как незавершенное единство и совершенство и стоит перед лицом одновременно и начала, и конца истории, ее эсхатологии; он одновременно грехопаденствует и, в этом самом и спасается. В этом грехопадении, неизбежном для любой душевной жизни, свершается трансгрессия, позиционирование душевного по направлению к духовному и в нем самом. Без духовного грехопадение по существу неизбежно – к этому принуждает искажающийсятаким образом объект, оскверняющийся новыми и новыми потребностями, не подчиненными духу, а потому,не равноправный «суьъекту» - человеку или иной свободной бытийствующей целостности, общности. Они и влачат жалкое существование без одухотворения духотворящим человеческим ценностным, деятельным, поступающим бытием, результатом и источником веры, её стохейоном и архэ.. Для грехопадения ему не надо «запретного плода» — само многообразие единого мира есть повод для грехопадения, отпадения от единства своей души в многообразие соблазнов и помыслов; само исторически преходящее господство регрессивного и, затем, в истории России - прогрессивного – душевного ведет к торжеству трансгрессивного, аутономного – духовного. Для спасения российскому человеку не надо внешнего бога — он открывает его в единстве мира и себя самого и с самой самим в человеческом деятельном бытии, столь глубоко укорененного в его собственной душе как мvр, что долгое время было центром соединения, живучестви российского начала в мире и  его проклятьем – без «брани духовной».
Душевное прикровенно. Для россиянина оно всегда совместно,есть существо полиического,его человееское бытие, а значит, истекабщее\возвращающееся к человеческому общественному деятельному бытию, лишь искажаемому социальным, отчуждением. Восходящая исторически и логически линия развертывания\становления человеческого бытия естьп поэтому путь аутономии человека как его бытие. Любовь поэтому основана на преодоленном страхе небытия, страхе одиночества, в своей базовой ипостаси переживаемой ребенком, но постоянно переживаемых и взрослым. Это терминально,как терминальна душа в своем страхе пасть в плотское («тело-могила»), а душевного – стать зависимой от предмета. Терминальна вся деятельность, с никогда до конца не известным результатом, обернется ли её танатос эросом, - это – факт веры и её прикровенная тайна. Не смотря на свой ум и мудрость, россиянин никогда не расстается сострахом одиночества, неизбежным на российских равнинах. Это -  одна из негативных причин склонности  россиянина к общественности, унаследованная у русских и русскими же подкрепляемая. Общественность соединяет человеческим бытием и сама есть совместное бытие, не чуждое и телесного, в нем проявляется и мiр, и воля\воля\воля, и правда,. Социальность разъединяет, нивелирует, и тем, заставляет создавать механизмы непроизводительного обособления, создает Другого, препятствует вере в Иного,заставляет видеть в нем Другого,Ещё Одного, неизбежно чужака и притязателя наего блага.Отсюдасклонность россиян видеть в вещах не собственнность, но имущество, способ своей жизни, а в конечном счете- человеческогобытия. Имуществодляроссиянина –необъект веры и вера –не имущество, а сущее в перспективе человеческого бытия. Поэтому вера у русского – вера в человеческое бытие, нетолькосвоё, но и всего сообщества, даже с природой, то есть любовь. В принципе – всего человечества, особенно будущего. Отсюда – всеобщность веры,даже доверчивости русского, его способность любить любого, даже инородца, что в крови у славян, особенно восточных. Но это же принуждает любить прежде всего обездоленного, сирого, убогого, гонимого, ищущего правды, чем и характерна вера россиянина. Вера в человеческое бытие подразумевает человеческое бытие каждого, всех, даже отпавших в отчуждение, эксплуататора. Но человеческим считатется не исходно-социальное; уже душа, и душевное даже противостоит ему со всей определенностью, но одухотворенное существование, воплощаемое и в совместном бытии. Поэтому вера русского, россиянина – личностная, совместная, она противосоит даже вероломству - утрате другим человеческого облика. В этом – не вина вероломца, а совместная вина всего социума. А потому – вина личная, чтоотличает личность россиянина, русского,от личностных типов ориенталальца и оксидентальца. Вера россиянина предполагает отве(рь)ственность за иного, за его бытие иным, а не другим. Русский личностен перед всем универсумом, а не только перед ориентальным Богом или оксидентальным Другим(и), с ним связанными; русский воплощает всё сущее в его человечности, и прежде всего – Другого и других в их объединенном человечеством многообразии и предстает таким из истории и в истории. Поэтому его вера – в самой глубине, и,  чем далее, тем более – вера в себя, как человека человеческого бытия, а не отчужденного, частичного существа социальности. Иное дело что, как это случалось в истории, вера отчуждается и искажается; предмет веры оказывается ее субъектом и, при всей своей чистоте, может навязывать свою волю субъекту то, как существо с частичным существованием, искажает верящего, искажает его сущность,даже существо, иногда – и суть (скопчество, изуверство) а сущность человека – его человеческое бытие. И это – существенно, как показывает духовное и собственно человеческое бытие. Искажается сам человек, что не разбыло, даже в уловиях коллективистскогосуществования, когда вождь присваиал себе роль  человечекогобытиия, а других повергалв нечеловеческое существование. Объект веры оказывалсяотчужденной сущностью человека(Фейербах). Искажается при этом и сама вера: исчезает человеческое развитие, существенная черта человеческогобытия, и человек начинает верить не в себяв зеркале иного, а в Другогокак искаженное егоотражение. Оборачивается и страх: из гонимого он превращается в гонящего, фактор отчужденной веры. Персть человека подчиняется его праху  и нарушается правда.Мiр предстает в искаженном виде,и восстанавливается с другой стороны деформация души, ведущая к актуализации общего дела - ликвидации отчуждения. Но оно возможно только на духовном уровне Уровне человеческого бытия как свободного действия по мудрости, если она не извращена авторитетом. Такое отчуждение сокрытого и поддерживает сокрытость, и есть его причина, выступает на поверхности как политическое дело, извращение дела общественного, политейного, подобно тому, как превращенная форма общего, социетального, регрессируется к социальному, биологическому.Политика имеет собственное значение, но не значимость, собственную логику и последствия, но смысл его – в сокрытом, в общественном деле людей, их человечеком бытии, в том числе и совместном, единственном объекте веры,если  вера не препятствует, а способствует егоразвитию, а это, в конечном счете – вера в себя, в собственное человеческое аутономное деятельное бытие, но не отчужденного, но вовсей своей сущности – развивающегося  человеческогобыия и предназначения. Вера – факт всеобщности человеческой сути существующего как заданного, а не только как данного.
Тайна российского душевного — тайна веры в себя и в себе. Это есть вера как таковая, а не вера «в бога», как на Западе, и не вера «Богу», как на Востоке; всё это — варианты южно-северных фетишей; русский человек был обрядоверен, но верил он только Божественному, который есть его собственная существо, его беспредельное человеческое бытие, его отчужденное  человеческое бытие; не просто сущность человека «вообще», а его собственная человеческая сущность. Российская душа, как и космос, объемлет «всё», и в основе есть микрокосм, но прежде всего она есть микросоциум и выражает веру человека в спасительность мiра-общества в его бессмертии, всесилии, всемудрости, всеблагости,— в отличие от  конечной смертности, малосилии, скудоумии, жестокости отельного человека и, прежде всего, его самого в условиях преистории и предыстории. Отсюда — двойственность высших и низших начал русского человека, его внутренняя разорванность и «надрывность» веры. Вера в спасение разворачивается на фоне антифетишиского верования в себя и в людей в их конкретности: анимизма  — без которой нет целостности и единства; именно в фетишизации индивидуальности (Восток) и индивида (Запад), человеческого существа (Юг), заключена механистичность, противоположность русской конечной веры  в целое (Единое), духовный объект, равноположенный ему и благодетельствующий его – в ответ на благодететельстование его, что разовьется в духовное конечное равенство человека и универсума, их конечное и необходимое сотрудничество, в чем – суть человеческого поступающего бытия. Бог для Русского не есть сам всё бытие (Бытие – так в переводе озаглавлена первая книга Ветхого завета, и описывает бытие Божие), бытием является и человек, и лишь от акта веры зависит, подчиняется ли он ему, сомневается ли он в Нем, полагает ли его как отвлеченную причину бытия или освобожден от него как а-теист (Сартр), поскольку реалистически Бог существует, пока в него хот кто-то верит или сомневается, или отрицает.. Переживаемые как  Бытие вне России переживается как отвлеченное, а потому несущественные признаки единства, а не конкретно (в фетишизированном целом нет живой конкретности), как собственное состояние души. Русский человек верит в себя нездешнего, предвечного, иного — как в своей космичности он вырывается из узкой вселенной в беспредельное — и спасается собственной верой, распространяя ее на других, не только живых, но и мертвых и еще не родившихся. Он верит в человека как спаасителя самого себя, не потому ли нет страны, столь богатой сектами и Расколом, как Россия. Лишь обстоятельства препятствуют спасению и не только самого себя, но и всех людей, всей твари — в этом идея русской соборности, общественности. Потому русский человек так жесток в множественности, и только реалии мiра, воли и правды возвращают его к надежде на восстановление единства, в котором не будет уже раздора и ненависти, а будет вера друг в друга и человеческое бытие.
Российская вера чрезвычайно конкретна и потому интуитивна,она есть постижение независимо от своего предмета и поэтому самоценна как трансформация извращенных форм и есть форма возвращенная, как объект (с субъективыми свойствами).Она не разливается по миру, хотя включает и понимание миръа, она охватывает его как конкретное целое и потому может постичь каждое отдельное явление в нем как живую плоть. Живая плоть космоса подразумевает для человека веру в ценности, в то, что  все не останется, как оно есть, а как свидетельство человека о преобразовании всего мира во всемирную красоту, добро, истину, в которых мудрость не от мира сего, — и они не где-то в отдалении, они уже здесь, во всем сущем и существующем присутствуют как сокровенное и прикровенное и их надо открыть и извести в реальность, и, далее, деятельно, в наивысшую из возможных реальностей – в человеческую действительность.. Этим неотчужденный российский человек руководствуется в своей деятельности и воплощает в действительность, преодорлевая тем самым свою предысторичность и готовится к переходу в историю как господство бытия. В этом и заключена тайная мудрость душевного и  ее, души, спасение. Здесь верой открывается любовь ко всему реальному. И это – большая надежда, которая уже не охватывает весь универсум, но направлена на скрытое и прикрытое, в перспективе их откровения в переходе к истории. А это и есть торжество поступающего человеческого бытия. Так будет продолжено (уже частично начатое) и перейдёт на новый уровень, обретет новые формы бытийственное преображение человечества (из груды конкурирующих государств) и всего универсума к его истинному, усийному, эйдетическому бытию.


2. Надежда\Надежда\Надежда

Душевная стихия российского человека — преображенная стихия его тела и души, архэ его духа Единство души основано на надежде на другого человека и на себя самого как истинно- общественное существо, способное слиться с народной стихией в нерасторжимое целое и создать универсальный мiр как упорядоченный универсум  народа и народов в противовес несовершенству мира наличного, непосредственно данного и всегда противоречивого, а не разноречивого.Надежда касается уже в первую очередь общественного и со-общественного в их противоречивом единстве, на существо и сущность человека\человечества, пока что пребывающих в отчужденных формах, но дающих и так надежду на взаимодействие и прогрессНадежда есть трансформационное бвтие воли, и воля – ее осуществление. Поэтому надежда  оставляет простор воле как своему архэ, становящемуся стохейоном. Суть надежды – дефлексия, труд и работа, направленные на природу и человека. Первичная форма надежды, надежда\ – на природу, но по  совместному труду. Здесь регулятивом служат символы социальные, в в своей отчужденности символизирующиеся всё более. Но именно отчужденная символизация искаженной формы сообщества приводит к тому, что сам труд оказывается трудом на надежду; регулируется сословным расслоением и есть его санкция, и требуется революция.  Символизация манипулирует волей, а также силой и, впоследствии, мощью, присваивая их, что прикрывает отчуждение (и делает его прикрытым). Сам по себе труд, реализация собственной воли, есть надежда на себя, и её развитие, несомненно, обогащает человеческое деятельное бытие, ибо без надежды на себя невозможно обернуть искаженную форму отчужденного сознания, господствующую в работе. Это \надежда\. Она торжествует в реформах и революциях, когда проявляется истина – всякое отчуждение есть чья-то воля, и только собственной волей её возможно превозмочь, и превозмочь возможно, ибо воля отчуждения несобственная, отчужденная от человеческого деятельного бытия, в чем бы оно ни выражалось – и это существенно! – в непосредственном физической работе или в теории или управлении, в творчестве. Надежда на революцию неизбывана в предыстории, и время показало, что своевременно проведенная реформа в трансформационном плане больше соответствует надежде, тем более, что она связана с переходом (исторически вполне различимым) к надежде на предельное сообщество – человечество,  на  социальный (сила) и технический (мощь)прогресс. Но мир оказывается отчужденным и в другом плане – и тоже символизируемом, но воплощено – на нации и обслуживающие их государства. Что также делает эксплуатацию и отчуждение скрытыми, как прикрыто боло символическое, социальное принуждение, затемнено классовым интересом и абсурдным строением мира. Труд, развившийся из работы и являющийся стороной (и вновь, в активности, превращающийся в работу) совокупной, общечеловеческой деятельности, в своей превращенной форме подчиняет ее себе и делает условием процветания немногих наций; \надежда,даже надежда на реформу оказываются убывающе малыми,особенно в услвоиях манипуляции сознанием, что относится к душевному, сознанию, но сказывается и на бессознательном, чувственном, душе и часто меняет смысл самой сути существования. Но воля неизбывна. Остаётся надежда на само творческое значение надежды (как и других  отчужденных душевно-символических, религиозных и душевно – символизаторских, информационных). Иными словми, остаётся надежда на личностный, «персоналистический», переворот, тем более, что он напрямую связан с судьбой человеческого отчуждаемого деятельного бытия, духовного и сокровенного, соответствует духу эпохи, непосредственно стоящей на пороге перехода от предыстории к истории. Здесь \надежда\ опирается на \волю\ душевно-сообщественного и собственно волю человека, рефлексивное, что должно сделать каждого вершителем истории и хозяином собственной судьбы и статуса, реализатором позиции.Человеческое деятельное творящее бытие должно получить собственную, а не отчужденную форму, и возглавить другие сообщества – народы (творящее начало в нациях), человечество, природу и весь универсум как (через человека) свободные личные творящие начала,творящие свою судьбу; а Судьба отличается от Фатума, Рока и Фортуны своим соответствиям целям, зрячестью, восхождением к совершенству.Но  такая \надежда\ соответствует в своём трансформационном плане правде в формационном и детскому в миръе.
Впрочем, здесь еще одно поле для надежды. Как феодализм невозможен со всеобщей воиснкой повинностью, так капитализм несовместим с ядерным оружием – не случайно, под его прикрытием возрождаются имперские амбиции Империи Зеленого Дьявола и вынуждают на симметричный ответ народы свободолюбивые, а не только пользующиеся «свободами». Это становится фактором, делающим личностный переворот не только необходимым, но  и насущным для самой жизни, чтобы личностное решение было принято правильно, не по логике танатоса, господствующей при капитализме, а по логике эроса,требующего от плоскостного, экстенсивного развития перейти к интенсивному, к личностному росту всего без изъятия человечества.
Надежда на мiр строит душу российского человека в ее необъятности и открытости миру, в отличие от традиционной вселенной оксидентала, сконцентрированной вокруг его местопребывания и узкой зоны работы (активности). Для оксидентала его профессиональное занятие — работа, вписанная в работы других мастеровых; для человека ориентального — труд, благославленное свыше; для  россиянина это — деятельность, всегда космическое  свершение целостности его жизни телесной и душевной, в своей глубине, сути и результате – свободная человеческая деятельность. Последняя начинается там, где тело с его природными перстными ( несводимыми напрямую к психическим) силами оказывается бессильной и может породить только надежду на широту целостности души, способной объять необъятное и примирить противоречия существования  со-обществом или общественностью в истине, развивающиеся всё еще из и под давлением зооморфных, этосных начал человека..
Однако сама деятельность души оказывается ограниченной, в ней обнаруживаются противоречия. Никаким трудом души они не преодолимыми; и даже надежда истончается в этих условиях. Единство освоенного трудом и неосвоенного, земного и небесного, единство сословных различий оказывается подорванным в самом своем существе и надежда истончается в попытке охватить целостностью, единством несогласимые  противоречия, особенно тяжкие постольку, поскольку в существе они понятны и дают основание на веру в существенное единство разноречивого. Поэтому надежда на внешнее – временна, обманчива и преходяща, в конечном счете надеятся можно лишь на себя и человечество в себе, поскольку здесь \надежда\ прирастает и самообосновывается как прогрессия и трансгрессия любого наличного мира как существования, трагически, танатически противопоставленного бытию и бытию, расвивающемуся не  на собственных основах, не рефлексивно, т.е. эросически, – в своем сокровенном  человеческое бытие (а значит, и божественное, поскольку божество нуждается в сотрудничестве свободного человека), всегда развивается как само-стоятельное начало,  в преодоление и использование собственного существования.
Надежа как таковая, не «на», сама по себе, ценна для человека укоренением его в себе, в человеческом душевном бытии в  отличие от существования, способного по существу лишь на деформацию или зависимое бытие как средства и формы человеческого бытия, универсального содержания. Реалия надежды укоренеяет собой человека в человеческом бытии, поскольку надежда есть сама по себе способность расторгать узкие рамки существования и полагать свое бытие в ином, превращать Другое в Иное, существованию непосредственно не принадлежащем.
Вера, надежда, любовь нередко понимаются исключительно как религиозные ценности, однако это есть заблуждение. И атеистическая, и свободномысленниеческая, и агностическая перспективы не лишены веры, надежды, любви либо в природу, либо в общство, либо  в себя самого. Различия заключаются в стпени отчуждения объекта, его предметных и вещных характеристик, проявления из-делия человеческим деятельным бытием во всех его формах реальности и во всех формах реальности. Однако без минимального отчуждения, осуществляющегося в опредмечивании, невозможна никакая человеческая жизнь.Но предметного вещная действительность достигает лишь на уровне скрытого, как плод и форма труда, безразлично, физического или умственного (Следущая форма – форма объекта, но это уже – духовное). Поэтому душевные реалии стоят в ряду форм отчуждения\возвращения и есть по существу их форма как данная сознанию еще, и подготовленные их действию со стороны бытия. Бытийная составляющая, конечно, не противостоит сознанию, но отличается от него как форма положенная в отличие от противоположенной в сознании Степень отчуждения в сознании\существовании выше, чем в бытии; в бытии отчуждение исчезает как содержание, сохраняя форму своего развертывания, чему и служат реалии веры, надежды и любви. Особенно это характерно для надежды, существо которой – неуклонная уверенность в возращении человека из отчужденных форм его существования. Человеческая значимость душевных реалий – подготовка осуществления формы возвращенной, которой и является духовное. Вера в  возвращение движет человеком в его повседневнх странствиях по отчужденным: остраненым, искаженным, превращенным и извращенным формам, и именно формы извращенные  особенно нуждаются в преодолении их в вере, надежде, любви и усии, премудрости, коорая призвана руководить душевным в нелегких поисках путей оборачивания, возвращения формы отчуждения. Отчуждение неотделимо от существования постольку, поскольку оно выступает как равнодушное соседство с иными вещами и снимается как только бытие охватывает ответственностью за всё, всеобщей вовлеченностью и становлением иным, более высоким и совершенным. Человек быд Другим. Он должен стать Иным. Человеческое бытие есть прежде всего внутреннее становление; и существование, сознание оказываются его ступенью, моментом. Впрочем, таким моментом, также необходимым является и отчуждение, осуществление бытия в существовании, если только оно остаётся моментом и средством, послушной формой не претендуя на истину и универсальные формы всеобщности. Вообще переход к истории человека – переход от торжества форм к доминированию содержания. И первым является человеческое деятельное бытие. Это сокрыто, и близость России к человеческому бытию в её деятельном начале, всё еще в значительной мере остающемся втуне, составляет не только сокровенное России и всего человечества, но и сокровенным от России в ней самой.. И человеку остаётся только надеяться на успешное осуществление человеческого бытия в существовании и регрессии к существованию – не только природному, но и социальному, и политическому, к сути, существу и сущности – к сутьщественному – человеческому поступающему деятельному бытию, в отличие от господства его существования и борьбы за существование. Можно сказать, человеческая истекшая история – борьба с существованием, за бытие человеком как минимум и предпосылка человеческого деятельного бытия..И основная надежда человека – на человечество как воплощенное в живых людей человеческое бытие. Этим и определяется существенное содежание надежды как реалии душевной жизни.


Любовь

Любовь для россиянина есть свобода, свобода не пресмыкаться перед предметом, а относится с любовью и на расстоянии, на дистанции. Дистанция, естетсвенной, подразумевается не столько простраственная, сколько бытийная. На ней любовь даже больше переживается и осознается. Любовь есть свобода и в смысле независимого избрания своего предмета, так становящегося объектом. Любовь есть свобода также и в отношении, что любящий свободен от всего иного, что любовью не является; даже реалии избираются по любви, иникак иначе. Внутренне определенное стремление любви к объекту определяется  избранием, существо которого ; вера и надежда. Любовь не стремится  изменить предмет для себя, напротив, она стремится дать ему наибольшуюсвободу быть собой, в чем и заключается  тайна любви. Она есть переход от грубогоманипулирования предметом, в котором он окостеневает как предмет, сторона вещи, замыкается в предметности, развивается предметно, что естьлишь форма деятельности (чащевсегосовместной) и отчуждается; в любви развитие предмета достигает своей объектности, самостоятельности; сторона манипулирования, эргастерии, подчиняется стороне раскрыия собственнойдюнамейи предмета в человеческой энергейе, здесьвыступающей как пойэсис, что и есть любовное, свободное,равное отношение с «предметом» (во врменена Жуковского «предмет» и «предмет любви» в русской поэзии значили одно и то же).
Любовью открывается российскому человеку красота, истина и добро всего реального как высших реалий бытия, существовующих в мире. Вера во все есть обнаружение единого во многом, целого в разбросанном, и через веру достигается любовь ко всему как причастному Единому, в добре, благе, истине раскрывающимся. И человек начинает надеяться на Единое как внутреннюю, объектнуюсвязь красоты,добра и истины,раскрывающихся мудрости, но мудрости не созерцающей,как у античных эллинов, а творящей, руководящей и руководимой деятельным ценностным человеческим бытием. Ценности характерны тем, что они должны прибывать, совершенствоваться; это их сутьщественность и суть. Но участи человеческого бытия делает это с наивысшей мере, чему и служит любовное отношение к реальности, само будучи реальнйшим началом в человеке, составляющем, в том числе, его человеческое бытие. В России,как православии, любовь считается даже выше веры и её оплотом, поэтому она является сокровенным для всего человечества,его эросическим буущим.
Душевное присуще российскому человеку как внутреннее единство собственного существа, его прикровенность одновременно гармоничного и раздираемого обстоятельствами, что особенно характерно для средних слоев — темной, «розановской» душевности мещанства и в равновесии/отторжении разодранности  ее «иного»сознания интеллигента и нарождающегося  индепендента (что потребует духовной реформации ) возникающего разночинного общества. Выбор того или иного будущего из них — ближайшая задача России. Но и там, и там присутствует  душевное. Как преодоление «тьматерии» (Андр.Вознесенский) и, одновременно — это и должно быть уравновешено, одновременно, взаимообусловлено и взаиморасколото — утверждение жизни в истории и в ответственности к личности и её самой. Будучи личностно ответственным за сё, то есть вступая в напряженное человеческое бытие, человек обожестляется,сообожествляется Богу-личности, также ответственному за своё творение. Триипостасность, как увидим, воплощается втрехсоставляющих личности, а единство в сущности\призвании – во взаимной разноречивой любви начал личост. Иными словами, любовь обратима,она раскрывает любовь любящегокак любящего.
Любовь позволяет «нераздельно и неслиянно» постигать и восстанавливать единство разноречивого, без чего, разноречивого, нет единства, а в социальном отношении, ; только «масса» европеизированная, нуждающаяся во «внесении» социальной необходимости для иерархизации или «восточная», и без того уже иерархизированная отошением к  Высшему. Они есть регрессия вплоть до самоустранения и неизбежно создают альтернативный порядок жизни или смерти.Любовь десь танасична, что признают,например,сами мусульмане. Российская любовь эросна, творяща, поскольку естьпроявление человеческого бытия,в самой своей существующей сути деятельного, творящего. Если вера постигает интуитивно Единство всего сущего в его существе,  «усии», удерживая разнообразие, и единство это в конечном счете есть человеческое бытие и к нему устремляется, то любовь удерживает разнообразие, просветленное реальными ценностями в их тайной сокрытости от внешнего взора, от слуха, от всего чувственного, в лучшем случае ведущего к сущности до чего так падки европейцы; от азиатского безразличия и к внешнему, и к внутреннему, погруженностью  в одном только в существо, в отношение к Богу. Русское любовное понимание отлично конкретностью реальности существующего, выступающего уже как сущее, то есть бытийствующее в своём внутреннем свершении к совершенству, имя которого —  воссоединяющее разноречивое Единое,  раскрываемое «усийно», как существенное Северо-южное отношение к существующему останавливается на связи его с человеком и только верования создают необходимую для созерцания красоты дистанцию, объединенную богами, тоесть в сути – человеческим взглядом.  Русские Север и Юг традиционно создали первичный тип русской души — погруженность в социальное  — Юг и опора на собственное в отношении к Иному на первопроходческом Севере. Именно здесь сложилась надежда на себя, вера в себя, любовь к себе, которые позволяли русскому человеку по существу в одиночку осваивать новые пространства в соседстве с космичными народами и в взаимопонимании с ними. Этот душевный тип превратил незначительные территории восточных славян в державу, одновременно обескровив центральную Россию, душевный склад которой вел в новые просторы из социоцентриского Центра.  Это привело к обеднению Центраьной России в ее помощи е историческим окраинам, что, однако, не создло ненависти  последним в отличие от последних, национализм которых крепо замешан н ненвисти, видимо, к недостаочно щедрой, России. По существу,идет борьба – то негативная, то позитивная – за независимость России от окраин. Всё это поставило с особой остротой выработку нового национального типа политического поведенеия – «московита» в отличие от нетрльно-равнодушного к собственной судьбе «россияина».  Московитом можт быть не только россиянин, но и всякий нервнодушный к судьбам классической Евразии человек.
Общественноцентризм, в отличие от социоцентризма, есть любовноеотношение друг к другу и, как любовь, выражается в искреннем отношениик мiру,миръу и миру проникнутом верой и надеждой, верой в человека и надеждой на него. Поэтому обществоцентризм, особенно связанный с положительым общм делом, выражает особое, русское измерение любви – любовь не только к этому человеку, но и в нем – ко всем людям; в телесном выражении – ко всему сущему. Любовь обнаруживает общее в человеческих душах, не лишая их особенносте и идиничности. Именн этим характерна любовь – она сохраняет уникальность объекта, и делает его объектом свободным, т.е. не лишенным субъективности, его особенность, именно поэтому любви «вообще» нет – есть всегда конкретная любовьк определенному предмету. Любовь вообще – это реалия, которой причастен всякий, кто любит, а жить и любить означает одно и то же. По крайней мере необходимо любить жизнь.В любви человек связывается с Иным; любовьюДругой становится Иным. И иным становится предмет любви; из социализированноо «предмета» он становится самостоятельным объектом,обладающим бытием в известной мере. Поэтому любовь ре-флексивна и есть выражеие правды, а нетолько служение ей, как надежда, или преклонение перед ней, как вера. Формы душевного – восходящая (и в истории, и в географии) линия форм возвышения человека в развертывании его человеческого бытия.
Россия не стала ни восточной деспотией с господством веры ( том числе в доброгоцаря) с подавлением окраин, ни европоцентриской социальной иерархией со склонностью забывать окраинное и  целое, единое, ради собственного удела и профессионального «уголка» в надежде только на себя. Именно в этом заключено будущее России — душевным трудом расширить охват мира до мира, своей «всеотзывчивостью», развить не только доверяющее, объясняющее, понимающее, но и постигающее,  любовное отношение к социальным и территориальным окраинам, и освоить приобщение к профессиональным укладам без утраты целостности души и, наконец, восстановить в правах космичное, социокосмичное и личностнокосмичное мировосприятие без фетишизма вещам, анимизма общинам, тотемизма социальным структурам и мифологичности самому себе (что естьизвращенное представление о Едином,бытие которого – человеческое деятельностное бытие, архэ и стохейон всего существующего в его сути), преобразить сами основыо существования на базе человеческого деятельного ценностного бытия. Человеческое же бытие – бытие в любви, в том числе к иным реалиям, стороны которых часто разбросаны в пространстве и времени, причинении, но соединены Единмы – прибывающим и пребывающим чеовеческим бытиеь; они сходятся в личости и личностном бытии всего сущего, наскольно оно достигнуто или будет достигнуто в человеческом ургическом бытии. Мир должен быть преодолен ради Единого,стать его сторонойи формой существования,- тем самым мир достигнет наивысшегосвоего существования – человеческого из-делывающего бытия.  Мир и здесь значит разноречие в едином, в любви  поверх столкновений и конфликтов; они должны быть преодолены. К этой миссии неявно и явно готовила себя Россия — в отличие от индивидуалистических прав единичного человека и долларизации, а для прав личности и торжества человеческих не по риадлежности только,но и по существу, реалий, проявлений единой человеческой творческой деятельности – а творчествовсегдавозводит к целостности промысла, замысла, предназначения, судьбы. Так же как и о необходимости для России организовать на собственной основе и  использование окраин, Запада – но без угнетения; и использование социальных окраин Востокоа,  при чем необходимо усвоить и способы организации собственного предприятия без утраты всеобщего в душе и использование многообразия без утраты общечеловеческого в душе – без этого Восток с Западом сомкнутся в зарабатывании денег  — в противоположность чисто русскому  призванию любовного обнаружения всеобщего, личного в человеческой жизни, — превратиться в культ потребления до тех пор, пока человеческая цивилизация не сгинет в борьбе за ресурсы. Только Россия на сегодняшний день способна дать  принцип довольства без безграничного потребления. Граница потребления — душа, в которой усийно( смысложизненно и для отдельной личности, и для личности совокупной, социальной) просветляется то, что в таком дефиците в современном мире — смысл.  Смысл дает любовь. Смысл концентрируется в имени. Именно смысл выводит все существующее к существованию, а его - к бытию — не служению случайно определившемуся человеку или классу — а конечному смыслу всего сущего, к чему призван бытийствующий, любящий, то есть свободный человек и в своем теле, и в своей душе, общественности и в своем душевном, общественности, и в своем духе,всеобщности и единстве..
Подлинная гибель души — зарабатывание эквивалента, как сказал бы Кассирер, «символа»,  особенно превращенные в «заботу» и «работу», часто не только, не только отчуждение, но и извращения (опустошение) будь то благосклонность богов или количество денег, успех или власть. За ними должны стоять подлинные ценности, не растрачивающие душу, но возводящие её к духу, конечным реалиям бытия, сами при этом возвышающиеся,  обретающим возвращенную форму и окончательно становящимися свободной формой человеческого поступающего деятельного бытия, а не существования в существовании, при чем пропадает частодаже сама сутьсуществования, существосебя как существа, сущность (природа) себя как человеческого существа и значение собственного трудаи работы, механизированной активости.. Поэтому душа как самозаконность социального и индивидуального должны быть просветлены более высоким – особьностным, со-общественным и общественным, - ими кК элементами и архэ в духовном — значимостью индивидуального смысла для судеб вселенной или, что то же самое, конечными смыслами бытия в отличие от эмпирически-плоского, наличного существования. На этом пути российская душа преодолевает собственные ограниченности и даже отторгаемое ею как чуждое оказывается средством для духовного роста, а не самоограничения души в собственном окостенелом  частичном совершенстве. Именно подлинная, бытийственная, несенситивная любовьк себе раскрвает себя как субъективный объект,оборачивает к себе, осущестляя оборачивающую природу человеческого деятельного бытия, его не случайную и искажающую геенничность, а ургичность. Имнно этой любви к себе не хватает России (а не самовлюбленности). Именно любовь раскрывает призвание России к историческому творчеству духовного в отиличие от всевластия чистого успеха; именно  российская душа призвана возвести природу, общесто и человека к вершинам ноосферы и пневматосферы, вершинам человеческого быия и превратить фетишизированные идеалы в нормы человеческой жизни. Запад покорен товрано-потребительским Роком, Восток — отвлеченным обожествленным Фатумом. Только Россия возвышается до соразмерной человека-личности и  общества-личности,  Судьбы и её путь есть Судьба человечества. Это – сокровенное России. Вера, надежда, любовь — лишь основы для духовного, действовавшего всегда, хотя и в несобственных, отчужденных: остраненных, превращенных,искаженных и извращенных, -  фетишизированных, анимизированных, тотемизированных и мифологичных формах, и лишь частично –наперекор им например,  прекрасное — в форме совершенного произведения искусства, доброе – в форме доброго поступка, истинное — в форме  частчной истины природы или общества, а не истины бытия личности, в свободе которой раскрывается все совершенство универсума и истории. Любовь есть возвращаюшаяся к себе душа, душевное как таковое; связанная своим предметом любовь, - частичное, только страсть, вся сила которой – форма превращенная, но не возвращенная.душа.Свободная любовь – есть свобода любви и любовь к свободе, в ней окончательно раскрывается свобода выбра, без которого нет духовного и его центра,спсоба бытия и средоточия – личности.
Любовь русским понимается как признание равноправия и свободы каждого другого,не только чеовека, но и народа, ризнание его Иным. Верно и обратноет – признание свободы и равноправия с другим есть акт любви.В любви заложена вера в Иного. Он – не Другой, во всём отличный и враждебный, а Иной, сходный, ноимеющий собственную душу. Любовь русского исходно раскрывает (в Православии и доправлславном образе бытия) не столько общность всех людей, но и их разность, и любовь преждевсего направлена на разность, на признание свободы. Но свобода эта не должна быть больше человеческого тождества, понимаемого как сродство людей в их бытийственном, существенном предназначении. Отход от сродства вовсе не выводит человека из зоны любви и часто понимается  в крайностях как избранность, юродство. Но отказ от сродства в земном предназначении человека (и иного сущего) представляется как отпадение от рода человеческого, но любовь сохраняется как возможность возврата, опамятования. Любовь русского человека часто бывает безрелигиозной, построенной на сродстве людей и их совместного бытия нетолько  и  не столько в общнотси хозяйства, но сродства человеческого бытия, пребывания в сей «юдоли слез». На этом - во много негативно, занедостатком позитивного, строится общественное у россиян –  на общности дел, но и на общности любви, хотя излишнее выделение из общества не поощряется; всякое дело понимается как дело совместное, хотя бы по потреблению. Православные истоки цивилизации ставят любовь перве еверы


Имя-Логос-София

Современная западная мысль демонстрирует необъятное число «логий», которые касаются не только различных частных наук, но и традиционной «науки наук» - фило-софии. Она стала «служанкой сциентизма» и даже у наиболее последовательных антисциентистов приобретает все черты «логий», поскольку берет лишь ближайее преодоление сциентизма, наполненное его дыханием, что значительно хуже прямого признания своей зависимости от научного познания. При этом отрицанию подвергается и внутренняя софийность науки как грандиозного человеческого предприятия, как стороны и формы,средства человеческого деятельного бытия, немало принесшего и человеку, и человечеству. Так экзистенциализм как феноменологическое течение отрицает ценность для человека поисков сущности, находя ее «отбросами», Хайдеггер считает ее господством технического применения и низводит ее ценность к «поставу». В то же время, сама феноменология должна быть рассмотрена с точки зрения человеческого предприятия, его человеческого деятельногобытия, не всегда успешного и  в своих крайнстях склонного к остранениям,искажениям, превращениям и извращениям. Главный грех феноменологии – поклонение вещам в их наличности и забвение, воспользуемся любимым выражением Хайдеггера, человека, сведение его к антивещи и присутствию и неопределенному бытию.Однако признается и отвлеченное человеческое бытие, по существу как факт,а не как необходимость самого существующего, как его порождения и водителя. Все это обращает к мудрости самого человека, даже не отчужденной в сциентизм, но ищущуей ее, и перестающей верить в подобные объективации предметов знания (Бердяев), которая есть лишь крайнее выражение отчуждения. Опредмечивание как акт не нес бы отчетливой функции отчуждения, если не было бы погружено в хаос предыстории человечества, для которой характерно использование человеческого бытия для остраненных, извращенных и превращенных и искаженных форм существования,не регрессировал бы все формы предметности к вещественной,не занимался рес-ализмом, не низводил бы всё до существования,которое в развитой форме есть момент бытия., первичными из которых являются отчужденные формы пространства, времени и причинности (о(т)странение).  Логия должна статьосновой соответствующей «софии», смысла речи, иначе она  не способна выявить творческое начало опредмечивания и возвращенных ее форм, а они должны осуществляться с прибытком, гонически,  а затем – генически (ориенталец по преимуществу) и гееннически (оксиденталец по преимуществу) уже потому, что сами они опредмечены и есть в этом смысле «логия», речь: только сама личность в своей реальности может предпринять поиск не феномена, не сущности,  или даже глубже - сенса,реальности,материи, не фетиша – что составляет нисходящий ряд отчуждения, а существа как Существа – «усии» и «эйдоса».Но это – уже дело «софоса», именно содержание опредлеяет форму логоса, руководит им,стаовится егоосновой,особеннов в целом – в деятельном человеческом бытии. Она тем отлична от голой истины, что душевна в корне и,относясь к духовому,опирается на душевное триединое (засуживающее особого рассмотрения) –логос- имя- пре-мудрость (София).. Если мудрость есть подчиненная стона усии (как и есть в генезисе, как архэ), то имя и логос, её предпосылки, еще целиком душевныи постигаются гееннически, не только и не столько через созерцание (что есть действие, потребление), но и через деятельность в мире, что требует с однй сооны – устойчивости и единичности (имя), с другой – изменчивости и обобщения (логос). Если первое сделано еще Адамом в райском саду ( Быт. 2;19-20) и по существу воспринимается  генично, то второе есть  дело человека после его грехпадения и определяет  характер деятельности человека в мире. Иными словами, нарицание – логос эргийно, связано с преобразовательной активностью человека, то тайна его имени (имяни, имения,со-имения, со-мнения) поэесично ( в минимуме), подрузамевая под последим, как это делали носители древнегреческого языка, одновременно и деятеьность и его поэтическое осмысление. В современности господствует логийный строй языка, его функция  называния, нарицания и  именования  подчинена функции инструмента, что особенно характерно в увлечении означающим в  ущерб означаемому в структурализме и постструктурализме; другой крайностью становится увлечение означаемым, неявно проходящим в экзистенциализме,  особенно в хайдеггерианстве. Последнее особеннопозднего периода увлекается этимолоией и пойесисом и не замечает, что всякая поэза есть логийный срой языка как технэ, за ними скрыто звание (суть) и речение (прикрытое и скрытое) имя (сутьщественное) то есть человеческое предприятие. Логийное тяготеет к душе и уму к их связанностью законом («логосом»), энергийным сроем человеческого бытия, «званием» деятельности, геничностью. Нарицание скорее основано на душевном, на динамейе  души и прикрытого,мира, его возможностях и присвоении не грубом, физическом, а более интеллектуальном, «именовальном» ( сутьщественном, бытийном), имении. Это,между прочим, прослеживается и в отошении россиян к имуществу как именованному, своемусобственному, а некак ксобственности так, что человек сам становтся с собственностьювещи. Но две эти стороны в  отчужденном состоянии  неизбежны; важнолишь отошение и масштабы. Для имущего вера, надежда, любовь обнаруживаются в аспекте владения ими и часто связаны с предметом их,чем с самими душевными, эмоциональными переживанями, освобождающими предмет в акте лбви,дающему ему расти в акте веры и поэсические развиваться в акте надежды. Акцент на непредметное, имени, даёт наибольший простор человеческомц бытию,свободной деятельности, ургии и поэсису, чем обслуживание  собственности, когда её приращение делает затраты труда   столь большими, что они искажают собственность как вещь в основу средства потребления превращенногов собственника человека. Его имя   теперь зависитот собственности, тогдакак имущество подчиняется имени имущего как основа его свободной деятельности, бытия. Софийно выражаясь, собственносьстановится сущностью собственника, имущество –усийным имянием свободного человека,и он сам оказывается сущностьюимущества. В развитии и существовании человеческой души две эти тенденции перекрещиваются и дполняют другдруга как стадии единого процесса бытия- становления (А бытие естьлишь в становлении), но дя русского,а затем и россиянина характерно подчинение собственности имуществом, души душевным, что легкоразличимо на уровне страстей души  - как слабость чувств, здесьосподствующих, поотношении к имеемому. Имущественные отношения чаще всего служатдля консолидации отношений, и разъедающая ткань общесвенности, со-общности сторона собственности лишьизредка выхдит на передний план. Поэтому и в имуществе  отчетливее просматривается его собственные закономерности логосичности и, более того, софийности, а не юридический закон собственничества, способный разрушить дажелогос самой собственности. Прорастая и перерастая формы труда, в которых и под виянием котрых развертывается чеовеческое бытие в душе (как в форме владения оно развертывалась в активности телесного), бытие достигает собственно деятеьного в душевном, где логос становится определяемым имени и существа имени -  именованием себя, власти и собственности над собой, владения и распоряжения собой, софийности. Звание есть о-значение фюсиса (существования) вещи в ее сути, речение распадается на два уровня – «речение»о» и «речение  «для», так что в первом раскрывается фюсис вещи,во второй – его деятельное  (трудовое) преобразование, при чем в именовании определяется действующий. Таким образом, изименования и лежащего за ним знания сути разворачивается иерархия логоса; в обратном движении, от стохейона к архэ, София имени распространяется вплот доименования. Всякий знак содержит в минимуме логию и софию, но в смодусе объективированном, присущим фюсису и о фюсисе; так же определяется и человек. Это – состояние опредмеченное,овеществленное,онодополняется на этом уровне свободой выбора, что определяет способность пре-мудрости становится мудростью и ургически, пйэматически определять вещь,давая ей имя и этим ее имяя. Но отстраненные отношения собственности, подменяющие собственное (сознание часще всего, не «чистое», а «собственно» сознание) собственностью, отчуждают логос и фюсис в вещи,отрывая их от имяния и подменяя его тотлько титулом именования «чьё», что протвоположнореалиям и создает замкнутую, враждебную другим,остраненную зонуреальности, ирреальности. «Логия», как внешнее «фюсису» оказывается ведущим, хотя по сущности человеческого деятельного существа,именно «София», как носитель усии и эйдоса,а не ихвыразитель, должна быть ведущей. Всё это порождает беспорядок в языке и его применении, возможность заблуждения и лжи,сознательной.
Для оксидентальцев собственность представляет  ведущую часть активности и её цель, и душевное связано не столько с неутилитарным, сколькос утилитарным значением вещей и значимостью собственника  друг перед другом. Поэтому активность оксидентала нельзя обобщить единым словом; она распадается  на  активность по отношению к собственности – в том числе когнитивного капитала, понимаемого не как мера развития чеовеческого бытия, а как мера  собственности.  Собственность,  логия «применяют» человека не только на производстве, но и в потрелении, что и составляет специфический характер превращенного отчуждения, нуждающегося,как мы увидим, в сущностном обращении  для наиболее полног развертывания человеческого бытия, бытия каждого человека и общественности вообще, а не примитивой «социальности» «социума».. Собственник – раб человеческой природы; вместо того, чтобы поэйтически раскрывать природу  в её усийном, сущностном, бытии, то есть преодоевать собственность по форме – а социально-этологическаое собственность есть снимаемая форма, - он посвящает свою жизнь возделыванию того,  что должно быть преодолено, гоническим и геническим, реже - геенническим сторонам человеческой деятельности, превращая поэсис в эргастерию. .Поскольку же подобноеотчуждение естьпризнак политизированного, то естьпревращенного в политизированное обществоа, и имущественный режим не может нсуществовать,не опираясь на политический режим и государственную и иную власть, возможность такого отчуждения есть везде, где есть политика в отличие от сокрытого – общественности, политическая (а не политейная) составляющая которой подчинена и ничтожна.
Другая крайность раскрывается для ориенталов. Оиентал склонен к титулованию собственности, магически видя в этом превращение её в  в имущество. Тем самым он служит природноданной сущности человека, его эссенции,объединяя под единым именем много и многих и вознося к именам нездешних  принципов. Логийная сторона собственности, столь развитая и переразвитая у оксидентала, теряется из виду, и имуществочасто оказывается  используемым не по прямому назначению, наперекор своей софийности, чащевсего в качестве признака социального статуса. Но более всего это отчетливо видно в сексуальности ориентала, которая  по существу  выражается как форма  владения в не меньшей степени, чем сексуальность оксидентала; делая тому  и другому псевдоимя, поскольку оно сводится к сексуальноой идентичности и успешности. При этом душевное остаётся побольшей мере праздным, превращенным (в частичное) или искаженным (в частичное), и ориенталец становится заложником, а не свободным делателем, социальных страстей и его имущество также ревращается в собственность, но уже скорее семейную, индивидуальностную, при чем на уровне душевного индивидуальностное, характерное для ориентальца, всё более стирается и подменяется статусным функционированием. Это искажает душевное, перенося с одного предмета на другой, подвергая абстракции, а часто – и умерщвлению в аскезе. Как ориентал,ак и оксидентал приносят своё бытие в жертву существованию «в качестве кого-то», статусу, обращая его и его сущность, человеческие качества – непоседственн действующие в бытии начало – в жертву, в обратном порядке, что допустимо лишь отчасти и только потому, что предпосылка  высшего должна восполняться и воспроизводиться. Квинтэссенция,  сутьщественное как первейшая и ближайшая возможностьразвертывания человеческогобытия, осуществления имени чело-века, оказывается пожертвованной достаочно отвлеченным, но реальным началам нотак, чтони становятся, отчуждаясь, не- или античеловеческими псевдореальностями, его недействительностью. Борьба с ними, как с собственным ( отрицается сама  \воля в своей чистоте,она  подчиняется логике чуждой формы) небытием, за свободу «от» а не небытием как свободой «для», составляет вечную забту человека, достигающего бытия через свободу «через» и «чрез» и может обернуться ( и не может не обенуться ) полем реализации его бытия. Здесь, в с особой силой  социализированном обществе, отчуждение-искажение и отчуждение-преващение создает общество исключитеьно социаьных структур и отчуждение прикрыто и сокрыто и само является прикрытием и сокрытием этого положения вещей и является опасносью любого общества, где действует и насколько действует социальность (В смысле производства человека) в отличие от со-общности, насколько собственность превраилась в собственность,насколько человеческое деятельное бытие отчуждено своей трудовой и работостной (активистской) формой так, что осовное для него – производствосоциальной формы для искаженного и превращенного общества,а не производство и самопроизводство человека и осуществление его чувств, влечений и эмоций, сути его существования,так становящегося бытием. В то же время логийная форма может приобретать собственную, изскаженную «логику» и даже «софию», противоречащие «фюсису» вещей и людей., искажает,омассовляет и\или незаконно выделяет их имена..
Меридонал не различает имени и логоса,точнее, подчиняет магически логос имени и создает фетиш, софийный сами своимименем,  чего не избегают и представиели иных  гуманологических групп в отчужденных формах своего существования и рабски следующего за ним сознания. Знание имени покоряет вещь, поскольку появляется возможность вступить в далог, но диалог пассивный, ведущая роль в нем отводится вещи. Лишь специфические действия и ритуалы способны на ответое в диалоге, хотя главным являетсято, что вещь способна на поступок – поддаться воздействию человека, а не своего существования,основой которого является «фюсис». Сознание, важнейшее орудие человека против отчуждения впоследствии, еще порабощено о(т)страненным миром, где остранение связано как раз тем, что человек, меридоналец, видит вещь не сам, а сквозь призму социума и интересов  социума, а не сообщества; вещь еще не предмет, не откровенна ему в экзистенции и эссенции. Он живет в зоне открытого ему традицией  и воспитанием, и главная задача его – не совершить поступок, а включить вещь в традицию, оставляя  реальное обладание ею на искусство случай фортуны на охоте. Вообще подобное отчуждение, фетишизм, велико в обществах, делающих форму главым условием своего существования  и остраняющим её; поскольку же любоеобщество не лишено  формальой компоненты, тооно писутствует в любом обществе Суть вещи, её вещество, наиболее откровенно в России так, что в запальчивости говорято «веществе мысли» (Платонов). Возводя линии логий (катафатика в пределе и отчуждении сущности) и софий (апофатика в  пределе и отчуждении сущности) к именам (Дионисий Ареопагит) мы ввдодим существующее в разноречивее Единое; без разноречий (и с противоречиями) единое человеческое деятельное бытие как предприятие всего человееского, всего сущего и существующего существоать, то есть развиваться,не может. Эмоции душевного как раз и служат регулятором отношений к предметам человеческой деятельноси – труда и работы – и их совершенствованию не только с точки зрения потребления, чтоестьвыхолощенная, отчужденная о фетишизма душевность,- но и в саом его создании, при чем способна не тольк оценить его пользу(благо) для человека,но  добро для всегобытия.'
Отчужденная форма русского – господство логоса (прежде всего) над именем; даже известные имена понимаются логосно, а не собственно, хотя для русского языка характерно понимание большинства слов как имен и поименованных собственно (Топоров). Часто имена нарицательные пнимаются как собственные, что есть побочный результат доминирования  функции имущества над собственностью. При этом возникает иллюзия логийной связи явлений междусобой помимо  человека или миф о мире. Это – специфическая форма отчуждения, над которой сознанию предстоит работатьедва ли небоее всего. Сами вещи и люди редставляются в своей именованности находящмимся в связи между собой - души, мiръской и душевной, а человек – погружен в душу мира, Софию, Премудрость Божию, обустроившую  мир именно так для человека. Это  - наивный реализм, противостоящий гомилетическоу. Одноиз самых тяжелых последствий мифа о  мире – видимость его самоподдержания и прилаживания к человеку. Человеческое бытие нигде не находится в такойопасности, как в мифе о мире,извращенной форме своего существования в сознании. В действительности именно человек, именуя (с подекстом логоса) вещи распределяет их по своему усмотрению в аспекте своего бытия, но это чащевсего скрыто от глаз отчужденного человека, котрый делает это произвольно или, хуже того,с узкоутилитарной целью. Такой челоек обедняет логосную составляющую своего имени и поддается внечеловеческому автоматизму мира. Порядок вещей оказывается соотвествующим порядку идей (противоречивого единства логоса и Софии,но в отчуждении взаимодействие нарушенов какую-либосторону), и лишь зазоры, зияния, противречия и нестыковки на  границах онтолоических регионов  проявляют его детскую революционность. Человек осказывается перед опасностью остаться псИхиком,  не возвыся своё мифологическое существование  до бытия. Здесьцарствует мистика власти. Всякие отношения  рассматриваются как умышленные (именованные) и властные, и потому поддающиеся воздействию человека на человека. Но человеческие отношения оказываются пассивными, зачинаемыми вещами и вокруг вещей строящимис,что для человеческого бытия есть низший, преодолимый и преодоленный этап  становления.. Апелляция осуществляется не от личной (отсобой или совместной) души, а просто опосредована душевным, какбудто оно реифицировано, опредлмечено в вещь. Здесь чеовек скрывается за душевным, как оно сложилось, отказыва(яс) от инициативного диалога и от жеста де-флексии,отказа от тотальости душевного ради сохранения душевного как основы духовного-отчужденного.Логос отчужденного общества господствует над именем и речением, что выражается в мифе о пвсеместности господствующей необходимости. Ткая фрма отчуждения чрезвычайно характерна для русского; российское от нее постепенноотказывается,что служит признаком го, существенного, «персонаисического»  переворота, назревшего и начинающегося.
Здсь присутствуют две взаимодополняющиеся формы извращения:душа начинает господствовать над телеснм  (логос над именем) и власть, её логос (часто умышленный, «теоретичный) (вполне в духе Фуко, как дискурс власти, но блее  персонифицированная)- над деятельностью. Кроме того, вещи подставляются вместо отношений, особенно отношений к самому  себе – составной части, ядру ре-флексивности человеческого рефлексивного бытия. Миф о мире в лучшем случае овещняет человека, в худшем – обходится без него (как у спекулятивных реалистов, последнего самоуийства оксидентала).При этом частично (никогда не полностью), происходит расхождение имени и логоса. Беря более широкую, чем у имяславцев, парадигму, оказывается (что отчасти естьи так), что всякое имя – слово, но не всякое слово – имя. Происходит эрозия речи, что известно как  «расхождение слова и дела», и только традиция языка и, как ни странно,самого мифа, поддерживают связь имени и логоса. Мифологическое, как мы увидем позже, рождает мифологических чудовищ и, среди них первую – Россию, как вездесущее  чудище, коорому  до всего есть дело. Но тайна  этого мифа – в общих закономерностях мира и языка, атакже отчужденных форм, из которых предчеловечество всё ещё не вырвалось, продолжая, без пересмотра, союственное начало, не подчиняя его в качестве снятой предпосылки собственной развитой форме..Оно лежит в этологических закономерностях, связанных с властью, собственностью, иерархией, насилием и сексуальностью. И отстранением  детей и стариков в терминальные группы, близкие к терминальным состояниям -  рождения и смерти, нарущения причинности волей (что тожеотносится к терминальности). Именно терминальность, нетолько переживание своей  смертности (не забывая, что после нее  останется, как это  делает Хайдеггер) и второе рождение (новая инициация в неотчужденный мир), могут стать опорой для  личностного переворота, необходимость которого не только назрела,  но перезрела.Особенно она назрела потому, что господствующий логос присваивается некоторыи\ми не по авторитету и не по необходимости освободить деятельно-логосное человеческоебытие,его софию, а по произволу и создающими себеособое,по существу софийное, имя, мифологичное в самом своём существе, посколькуопирается на логос как фетишизированное начало.
Как магическое отношение есть отношения владыки – человека к вещи, преращающей её в предмет (у меридонала-потребления, у представителя социума – в основу социального распределения, у политэкономического субъекта –в превращение её по существу с форму существования нужной ему социальной формы, а не сторону объекта деятельно-преобразовательного бытия человека и его сообществ)), так мистические отчужденные отношения превращают человека в предмет власти. В первом случае путьидетот именованного (им бывает и логос,и София, а чаще – в специфической связи), к именованию безымянного,так во втором сучае путь идет от именованного (властителя) к ликвидации имени именованных – превращению их в безымянное,  то есть не обладающее свободой действия, важнейшим содержанием человека,его квинтэссенцией и существенным. Бытие всегда именованно, безымянное в лучшем случае только существует, еще в лучшем – обладает сущим (природой), (называется) ещё более лучшем – обладает сущностью. Степень падения – и возможности падения – различна, но главная сущность для России – общественность ( в которой подчиненно осуществляется и общество), да и со-общество ( в котором подчиненно осуществляется и социальность), превращаются в массу потребностей, с малыми интересами, невыраженными ценностями и неявными, невысказанными целями. Это может быть не только результатом политики, но и ее вынужденной (как ныне) отправной точкой. В последнем случае именно происходит  (должен произойти!) поворот власти, ее деизвращение, демифологизация в слугу народа и онадолжна заняться бытийным эргастейей, для становления его тем, чем он и долженбыть - поэйсисом общества и каждого чеовека, становлением и осуществлением его деятельного бытия.. Логия  и София самого дела, а масса имеет своюлогию, как и свою софию,- поворачивают к бытию человека (и других общностей) и это – надежная опора в неизвращенной (не полагающей народ инертной массой) политики. Возобновляются вера, надежда, любовь, главными характерными чертами которых являются (в неотчужденной форме), что они преображают свой предмет, а преображают самого испытывающего эти эмоции человека, просветляют его душу и плоть. Человеческоебытие разворачивается  как становящаяся творческая деятельность, хотя в еще не выраженных социальных формах, создать которые  - совместная задача людей  и власти вовзаимном признании имени  эпохи, ееи логоса и Софии,отношения к человеческому деятельному бытию,его судьбе.
Логос соотностим с верой как первичным отношением к миру, при условии проникновения за его чувственную поверхность, а не фетишизации ее, к сути, веще-ству (Менделеев); Софию – к надежде, как способ человеческого понимания и объяснения заданного в контексте данного и возможного волевого преображения их деятельным человеческим бытием; имя – к любви, как индивидуализации и постижеию заданного и постановке новых задач, к судьбе и призванию человека и человеческих и иных им действуемых сообществ. К сказанному можно было бы применить категорию «разум», если быона не была искажена и превращена, мифологизирована и фетишизирована, расчленена до противоположностей – последнее есть результати способ всякого отчуждения. В равной мере к «уму» можно былобы применить категорию «рассудка», но по тем же соображениям мы воздерживаемся как от первого,так и второго.
Общее развитие душевного у русских и в России идет от доминирования веры, особенно религиозной, к доминирвани надежды (Что особенно сказалосьв в Революции 1905 года и далее, до сегодняшнего дня); в надежде на коммунизм и социаизм и постсоветское строительство постиндустриального мегаполисного общества (доминирования тогои другогокапитализму не выдержать,он сегментизируется как городское и индустриальное обществои станет частным случаем нового) – к доминированию любви и, видимо, в демифологизированной фрме,поскольку здесь Россия возвращается к своим праистокам любви как основы Православия (Иоаннового толка), принятого именно вследствие предшествовавшего домиирования любовной общественности восточных славян, русьских и русских, но уже в демистивицированной и демифилогизированной форме Фоме; борьба с новой мифологизацией России и власти приобретает особосотрые формы, вызывает часто напрасные конфликты и противоречия. Душевная  любовь способна преобразить реформациировать весь строй русской души, души российской, весь строй общества и поставить общественность, а за ней и со-общественность на новые, уже чисто исторические основы, основы подлинной истории свободного развертывания деятельного поступающего бытия человека в большинстве, а не цепи реступлений, бедствий и безумств (Франс). Постановкой вопроса о судьбе логоса, софоса и имени бытие выводит себя в сферу собственно сознания, в сферу духа. Здесь, без отказаот других форм, господствует (не уничтожая,но творчески используя другие,комплиментарные) ургническое  и рефлексивное – насколько это возможо в наследии отчуждения и отчужденном состоянии. Основная задача духа – выработка в возвращенной формы, но возвращенной не к истоку, а вперед, к новому началу, зиждящемуся на  душевном бытии человека, на его свободной деятельности, деятельности духа. Если тело – вопрос о свободе тела, о свободе воли – душа, и душевное – выбора, то духовное – вопрос о свободе действия. Для Бытия как свободное действие – это вопрос о нем самом, о его бытии как бытия, рефлексивный по преимуществу в  вопрос


  VII. Российское духовное

Душевное как  особенное особы – личностной или личностно-общностной, преодолевающей в своей природе и сущнсти личностно-особного плотского, позволяет поставить впрос о всеобщности человеческого бытия не только абстрактно, но и конкретно,как конкретные реалии. Бытие человека в существе своём всегда всеобще, но разворачивается в своих формах как внешне данное самому себе; дух же позволяет понять это внутренне. Бытие чеовека в России всегда непосредственно-личностно, то есть всеобще, но дух  делаетего деятельное бытие непосредственным из опосредованного. Этим российский дух раскрывает себя как всечеловеческий, в чем его специфическое  бытие,- преодолевая характерные особенности отчуждения у себя и отчужденных  форм, господствующих у маридонала как поклонение красоте человеческой фетиша, у оксидентала – служение индивидуальному благу, у ориентала – трансцендентной истине .Поступающая человеческая деятельность, возникшая из и опирающаяся на движения других уровней, переходит грани инициативного диалога и становится полифонией, раскрываемой гомилетикой (Кн. 4., III.,2).
Дух есть преодоление ограниченности души в социальном и самозамкнутости человека как социального существа в мифологизированной (россиянин), анимизированной (ориенталец), тотемизированной (оксиденталец), фетишизированной (меридоналец) формах всеобщей одушевленности как предпосылки духа. Сам дух может принимать и частично, в предвартельном порядке, принимает извращенную форму тотии, всеобщего мифа  с опорой на единство духа (непосредственно раскрывающееся в России), всеобщности истины, добра, красоты, любви, непосредственного бытия на фоне равных для всех форм существования. Будь то существование масс как лишенных и собственности, индивидов, способных опереться лишь на своё призрачное существование как класса или нации, что характерно для европейского модерна. Постмодерн, в свою очередь, лишает человека и этих тотальностей, пуская его в свободное плавание без всякой опоры в призрачной надежде, что он сам найдет себе землю обетованную без опоры на традицию и своё место в мире. Единство духа переживается при этом предметно, не как чеовеческое - как внешнее ему. И это – не смотря на то, что существуют совокупные общности, насколько они личностные (кроме России – ни насколько), проходят особа-личностную оценку, насколько человек, индивид, индивидуальность на это способна –способна в целом  только личность, господствующая, хотя и под  покровом извращенной формы духовности – только в России (даже не в русским, не говоря уже о рутении). Этим, в частности, характеризуется переход  русских  на новую стадию своегоразвития, уже в качестве россиян, русьссиянина.
Исторически дух приобретает отстраненные формы  связи с миром (веры в него, затем и верований) и отчужденные формы первоначально в том,  что касается тела и космического существования красоты как выражения совершенства мира-космоса. Позднее он приобретает превращенную и отчужденную форму добра — в обществе души и душевности, что выражает этически совершенный поступок в отношении человека. В обществе, готовом к духовности (чаще всего в душевности) как форме осуществления своего исторического предназначения и личностной функции. Духовное  исторически приобретает искаженные и отчужденные формы истиности, равной для всех. И способной отделить агнцев от козлищ, или универсального блага и т.п. Иными словами отчужденные  формы безличны и проходят  стадии вещности любви, фетишизма красоты, тотемизма добра, анимизма истины  и тоталитаризма (мифологичности) единства как их внутренних сущностных основ.
Духовное призвано преодолеть ограниченности душевного как социальной и, выше, общественной формы проявления человеком своей уникальной сутьщественности, души как природы, тела как существования преодоления, того, в чем уникальная судьба личности тонет как безличном душевном и лишь указует на личный путь спасения, да и то далеко не всем. Этим достигается квинтэссенция человеческого  личностого бытия, сутьщностение, всегда существующая, но не всегда, как вскоре, доминирующая ликностная в завершенности незавершенного реального предметного субъективного деятельного бытия ( Кн.,2.,VIII.,5).. Отчужденные формы взаимодействуют на пути взаимоограничения и подавления, хотя в существе есть стадии духовного развития и человека, и человечества, должны взаимодополнять и развивать друг друга как в восхождении, так и оборачивании. Красота оттеняет безобразное, хотя и оно есть выражение объективной формы и красота раскрытая есть способ осуществления человеком господства над существованием, в которой он воплощает собственный эстетический идеал(прекрасное) как доступное его творящей деятельности и наслаждению созерцания в качестве циспозиции к иному; конечного в беспредельном само, но красота переходит в возвышенное, когда борьба человека с внешней реальностью не только по плечу ему, но требует особых, героических усилий в транспозиции п6рехода от любви, оттеняемому танасическим, ниспровергаемым, к прекрасному\красоте и перерастает в трагическое, когда космос в своей реальности оказывается сильнее человека и господствует над ним как рок, а сам человек в конечном счете оказывается комичным перед лицом господствующих над ним сил. Образуется диспозиция как Красота в сотворенном. Таким образом, есть выражение целостности мира и человека перед лицом безобразного — частного, преходящего, рано или поздно поддающегося силам человека.
Этическое выступает первоначально как диспозиция, добро, в котором человек видит расположение социальных и общественных сил к его судьбе; выходя за пределы добра человек оказывается в объятьях зла как сил, противоположных его предназначению и направленных на обуздание вышедшего за свои пределы человека, атаке на диспозицию его; не смирившийся перед злом человек становится носителем нравственного идеала, требующего стремиться к преодолению враждебной действительности,  складывающейся через отторжение человеком зла как чуждого человеческой целостности  поступающего бытия и целостности общественной, восходящей к универсальному универсума ( через обуздание социальной) жизни,
В пределах истинности (позиция) человек первоначально выступает перед сенсом как непосредственной данностью, но силы заданности, откровенности сущЕЕснощностного в сути, ведут его первоначально к  существованию, открытому довольно поздно, в в сутЬностном (часто смешиваемом с сущностью) экзистенциализме ХХвека, далее к природе (как фюсис господствующей в античности), и к сущности, открытию собственно, средневековья. Раскрытие существа, общественной заданности человека и его первиной данности целиком относится к Х!Х веку, марксизму в особенности, Здесь он встает перед личным бытием-деятеьностью, раскрываемой, как должно,не только в фундаменте (фундаментальная онтология, где оно побочнои и выражено в отчужденной форме»работы»), но и во всей полноте его человеческого бытия, делающим наличное личным откровением его собственной квинтэссенции, суть-щности, в перспективе пойэсиса мира, сущЕЕсти как откровенного не только в ценностном созерцании, не представляющим открывающим как часть меФода, пути деятельного оборачивающегося субъективного бытия, деятельности.Поэтому простое созерцание не открывает истоков бытия как оплота духа, но постигает мудростью и реализует в разноуровневой, но в конечном счете целостной творческой деятельности. Однако положение принципиального субъекта (свободного элемента доминантной все-общности в системе, а не жесткой структуре) полагает его частичность, даже единичность как основу и опору его бытийной всеобщности, универсальности и универсности (каким только и может быть существо ¬— «Хомо-САМ—пиенс»). Варава видит смысл в ожидании нового, собственно, чудес. Но оно должно реализовываться, смысл как явленность и откровение беспредельного (ликностного, куда входит личность) должен воплощаться деятельно, и в этом — высшее назначение смысла как опоры бытия и мудрости, его постигающей. Ожидание должно быть деятельным, и внутриуниверсное положение субъекта как его субъектиальность как воплощение постигнутого сокровенного открывается как конкретностная позиция к универсуму, поскольку все существующее есть в минимуме, большем лими меньшем, как минимум четвероякий «сперматический логос» (стоики, Отцы церкви) даже самого духовного как истинногсти, далеко не только научной, а в мудром деятельном бытийном воплощении, дающем простор новому постижению и мудрости (четвероякой в ценностях) и есть сама истина. Или Исть—тина. Истина бытия повторяется как идиома, как поговорка, особенно в германской философии и не раскрывается ни в существе, ни в двойственности (точнее, разноречивости). Это дано только субъективному реализму как направлению, основанному на почве, извечно разноголосой, многообразной. Кроме России такой почвы нет нигде. Поэтому именно скрытая до поры мудрость русьссиянина дает основания, хак хоровое и хороводное начало не упражняться в монологах концепций, как в индивидуалистической Европе, а сохранять её в культуре, которая, уникальным образом, наполняет её язык. И передается изустно, как, например, тайны «умного делания», исихазма в духовном. Именно мудрость делает и должна сделать по нарастающей духовное деятельным духом, в котором и которым раскрывается Бытие. И которое раскрывается в бытии, неотрывном от универсально-целостной (в существе и в собственно истории) деятельности. Она есть самство и раскрытие Само, что и есть смысл перед лицом беспредельного, трансфинитного, терминального и присущего Инаку и накому, иному…как (транс)терминалу.Обретая Истину, Дух, Бытие и мудрость субъекциальность становится вполне Само-витой и направляет личность и ее стороны – индивидуальные и индивидностные, а также само человеЧасть  в сторону возвышения не только своего существования, но и для и существования другого и Другого, всё более превращает для- себя в для—Себя (См.: Мир умир! М.,2009), возвышает человечасть до Человечести. Его в-себе, раскрывая глубины собственного бытия (предбытия) как связи\различия с Универсумом в его совершенствовании (многостороннем и многоуровневым)  обнарущивает связь с Само через универсальность универсального человечесущества и его свободных, системных, а потому и самодеятельных общностей-со-обществ. В конечном счете, за счет полифонии актуальных и дюнамических позиций (лишь в исчезающем минимуме – оппозииций как конкретностей жития), складывается общая мелодика Духа,  преобразующая, оборачивающая и обращающая ( Кн.1,.IV  ), превращающая универсум ( в разной мере) в ценностно- богатое Бытие, лишь опирающееся на существование как предметную реальность определенного плкаста, и отдающая доминирование единенногму (в полифонии) Универсуму. Само становится для-себя не только дюнамически, но и ургически, из гонического преображается в геническое, геенническое под водительством ургического как целостность, облекающая и дающая жизнь цельности как откровенной мудрости  из себя-самой.
Квинтэссенцией бытийная сутьщность ( а она учитывает и экзистенцию,и эссенцию,и сенс) красоты, добра, истины  является их принципиальное личностное единство в чеовеческой деятельности, без которой они не существуют; оно ближе всего России как носителю мифа о мире, но осущестляется пока что извращенно, как господство целого (тоже деятельности) над бытием целого в контексте всегда отчуждающей современности. Духовое выражает ценности, как душа – интересы (от и к ) к и от и плотское - потребности. Личнстное выражает цели и ориентиры,  конкретностное выражение четвероякого духовного в перспективе открывающегося в универсуме динакмического как в минимуме ожидающего раскрытия в нем смысла как потенциально субъективного, тв соединении с личностью, деятельностного, — личного к5ак выдвинутого в беспредельное, то есть участвующее в Само ккак сам или сами в контингентности предметностей, что не отменяет его связь с другим. Самосмть (более всего исследованная Юнгом), если она не ложная, прескриптивная (Кн.3.,IV), и есть само и взрощено личностью с обратным влиянием на нее, как таящая смысл. Православие традиционно считает, что от самости надо идти к Иному, в данном случае — к Богу. Тогда как а—теизм (еще становящийся), что к Инаку в себе в перспективе универсу3ма, мира миров. Именно он есть существование духовного, воплощающего\воплощаемого Духом, проявляющегося в ценностях и личностях, самость которых парадаксольным образом сочетает иное, что и есть ликность (глVIII), раскрывающая в-себе, для-себя и для-другого непреходящее, но становящееся, что и есть собственно история для человекоЧестей, сотворение универсума и воплощение ценностного начала, постигаемого мудростью. Мудрость обретается в самом само.Поэтому помимо личностного бытие бытия, в котором есть само его неотделимое от воплощения существование, невозможно, что бы, какой бы уровень со-общественности не бюыл избран каждым конкретным  человеком или, что есть только другая сторона того же, со-общественностью, общностью. В любом случае, при принципиировании одного, в философской концепции в рамках направления субъективного реализма, они соотносительны и составляют четвероякое разноречивое, полифоничное единство, что необходимо учитывать в каждом из вариантов доминирования ккак четвероякость субъективной предметно-реальной оборачивающейся творящей денятельности так, что какждая сторона (в разных вариантах)( составляет начало, середину\середину и конец другой в цельности бытия как Духа, что может означать в крайнгости и личную мудрость как исток, а любовь — как завершение. В Истории мефод бытия как процесса свободного всегда четверояк и  направлен на встречу и встречу чероез особенность этих начал, что и составляе5т оборот и обращение, поворот и оборачивание духа и существования из его первоначального существования становления их таковыми и «обреченности вещам»(Гуссерль). Так идиома, поговорка «бытие сущего», не видящая здесь проблемы и приписывающее бытие всему, а все – сущему, сыграло дурную роль у позднего Гейцдеггера, заставив его развести и противопоставить цивилизации количества и качества (бытия) (Черные тетради.) Другим примером может служить Шпенглер, который считал бытие сущего, не замечая, что это есть разноречие и обратная сторона одно другого вообще, а именно— в действии,и,  важнее деяния («закат Европы,Т.,2). Доминировать должно сущее бытия как преодолеваемая в его истине.Как истина бытия в бытии истины (неекорреляционной, но и не оторванной, а превосходящей и оборачивающей). В действительности же деяние (как творчество) истикает из сущего как бытие, и реализует бытие в сущем, и не только в нем. В этом смысле ценности есть высший  род реалиий, произрастающий из творческой деятельности, если хотите, как деяние и реализующийся, черз быьтие, в существовании. Как уже отмечалось, систематизируя и отталкиваясь от категорий Аристотеля, можно насчитать шестнадцать, по восходящей (хотя в собственно истории и творчестве, «деянии», важнее нисходящий ряд, не ниспадающий, а удерживающий, реализующий и обогащающий конкретизмы высших, оборачивающий их): субстанция, пространство, время, претерпевание (как деятельное отношение). Состояние, количество, качество, сущность. Отношение, обладание, действие, бытие. Любовь, красота, добро, истина. Одни проявляюбтся в других, другие есть воплощение первых, полагание твердого основания бытия первоначально в ценностях как сущЕЕм, соответтсвующему духовному.  Как заметил еще Дамаскин: «Действование есть достижение силой своего совершенства» (Точное изложение православной веры. III .,15) Собственно, под силой подразумевать следует любое усилие,  (как и совершенство— не только своё совершенство), даже не физическое (здесь оно – о Евангельском положении, что Царствие небесное силой берется, определенным усилиием, поэтому дух есть сила сил, в своей реализации охватывающая, как движение, дюнамейи разных уровней, вплоть до вещественных. Дух есть сила духа (осознанная воля как идеальное в деятельности), одухотворенность личности, как ее содержание в конкретности.

Любовь

           Как уже отмечалось, субъективная реальность есть выражение разнообразных типов движения и определенной свободы в них, взаимодейстяи движущихся предметов в других, неизбежно, по предметности, от них отличных (хотя бы положением, как характеризовакли мировоззрения людей Гуссерль и Сартр) и воздействия на них, с обратным возджействием на исходное. В зависимости от движения, в простейшем случае возникает субъектное, отпечатление одного в другом так, что в них каждое оставляет свой предметный след, которыйц и есть субъектное. В зависимости от свойств предмета, след имеет свою модификацию, что выражается в субъективном, непосредственной реакции на это воздействие. Оно может повышать реальность предмета или понижать ее, проходя всю толщу его существования до самого само (у человека – собственно субъектиальное, оборачивание как принципиального субъекта). Может и понижать ее, что и выражается в природе субъектного и выражается в более глубоком слое реальности, субъективном как позиции предмета по отношению к другому (не обязательно тому же) и его дальнейшем движении. Субъективное ближе всего именно к непосредственному воздействию, связи, но проявляет, и это характеризует тот уровень предметности, которого достигнуто, ответную реакцию, без которой не обходится ни одно воздействие. Словом, возникает, еще не осознанная (как у универсального существа) субъективная циспозиция. Которая на уровне душевного и традуктивного ему духовного выражается (в ставшем сознательным) как любовь или вражда. Но сам принцип единения, еще действующий с доминированием в универсуме, делает любовь сильнее вражды (Ср. Эмпедокл), однако последняя, как более поверхностная, часто выражается сильнее и нередко (за исключением ненависти) есть оболочка, форма любви, что особенно нередко для России. Но любовь, при всем своём осознавании в качестве циспозиции еще слишком зависит от интуиции, как было показано в Кн.1., основанной на собственном опыте предмета, его существовании в качестве такового, для осознающего субъективности универсального существа — своей универсальности. Чувственное лишь облекает и дает толчок интуитивному в понимакнии, объяснении и постижении всех четырех уровней предметного (тогчнее, уровней его предметности, объективности- субъективногсти и т.п в их оборачивании или необорачивании вплоть до само, до бытия Другого и другого, до смысла. Любовь постигает саму бытийно-мудрую и сущую стороны, слои предметно, но в их «обрптной» проекции, например, проекции смысла на субъективное в проявлении в субъективном и даше  в «вынутом» отпечатке субъектного. Достигая глубин, любовь интуитивно распознает его в первом явлении в предметности, как предметность она всеобща и, но захватывает содержательно целиком именно потому, что ощущает (и потому выражается в ощущениях) композитный ранний уровень субъективного, первую реакцию в развороте обратного, превращенного проявления всех проявлиний предметного, которое, напомним, сочетает в своей двусторонности субъектное и объектное. Другое дело, что уровень реальности другого предмета может быть разным, что по-разному проявляется в содержании и мере любви-интуции, отдавая приоритет ОщуПляющим воздействиям.    Тогда заданное откровение данного распространяется главным образом на праксеологическую сферу, откровение того, что может быть раскрыто в данном. Любовь проявляется главным образом в  деятельносоьти с данным, чтобы раскрыть его как заданное, в постижении откровенного, различного в зависимости от уровня реальности данного. Любовь есть признание  существования, сущего, бытия и смысла, которые сами интериоризируют экстериорное как субъекттное, субъективное\. Субъектиальное и субъектально как в-себе всех кругов своего существования, до высших из достижимых (чаше как бытие деятельности) в универсуме. Любовь  признание и постижение иного как другого как осмысленного, наделенного смыслом, бытия. А, поскольку бытие в принципе есть вписанность данного в универсум (при учете его слоистости и разносторонности как ближайших, промежуточных, ног воплощающих двоякость пути обращения воздействия и действия), то это и есть оборачивание скывозь субъективное самого глубокого к некоему предмету, в лучшем случае обладающим наиболее глубоким смыслом. Смыслом, напонившим или наполняющим или дудущим наполнителем (что чаще в современном состоянии мира) знАчимости и ЗначИмости (не только потенциальной, но оборачивающейся актуальной, то есть не только дюнамической, но и энергийной) значения  Иного, в том числе и для – себя, а это – встреча с в-себе.данного, оказывающегося, обращающегося заданным.Субъективное, реактивное, оборачивается активизацией внешне пассивного субъектного и недостаточно осознательно, интутивно, выражаетс\я на уровнях душевного и дуШавного, псЮхического, эмоционального и чувственного. Субъектное же отталкивание, другая составляющая возникающего отношения, если оно возникло, оборачивается признанием самостоятельности Другого как Другого, неявно или явно раскрывая субъектную природу предмета как предмета. Как ценность любовь восходит к сознанию как грани ценностного и самого духовного бытия прежде всего постольку, порскольку предмет не только не может существовать в предметнеости без другого предмета (иначе он становится  чистым объектом и потерян даже для простого реального существования), но и обогащается внутренне за счет дополнительных связей с предметом любви, даже если он не совпадает с исходным, связью в сети. Здесь происходит энергийный процесс пополнения смысла другого вообще, для ликности, смыслом для-себя, для самого первого предмета, что заметно повышает уровень его реальности, а первый может возвести до пределов реальности как таковой, идеала, стоящего на грани сверхреального, могущего стать ориентиром, целью и идеей, хотя и они сохраняю определенную связь с низшими пластами реальности, с веществом, например, не говоря уже о промежуточных пластах и слоях.. В принципе, любить (люДить) можно только сразу весь еще не совершенный универсум, нуждающийся в творческой деятельности столь же цельостной, как целостным (системным) должен стать универсум из падшести в подсистемы, структуры, единичности нынешнего несовершенного состояния. Но именно единичное совпадает с всеобщим (Кузанский), и есть исток восхождения к персоне в православии (Аксючиц) и любовь как оборачивание воздействия на действие, энергейю, не только идеально, но и вещественно восполняет несовершенство универсума, хотя в отчужденном мире любовь, если и возникает, ог8раничивается некоторым кругом предметностей (в частности, социально детерминированным сексуальным объектом, или одним), что, впрочем, чувственно и эмоцианально, интуитивно распространяется на весть универсум или должно на него обратиться. Обратной стороной  эроса (См.: Платон, Лосев) является любовь к иному и признание иного (что несколько запредельно проводит Вышеславцев). Эрос, как ведущее в полнокровной неотчужденной деятельности в обороте обращает и танатос в героическое же5ртвенное служение Эросу, Смерти-Любви. В труде, меньше — в работе, больше — в действии присутствует танатос деятельного существа, его выложение в усилии, но именно ургия, творчество оправдывают эросически эти затраты и направляет их к торжесту Эроса. Хотя в низших пластах реальности торжествует предметность как тяготение более или менее сродного (полностью сродного не существует), и связь носит однотипный в принципе (хотя и разных предметностей) характер, что придает некоторые черты танасичности, но сама предметная заданность существующего проббуждает эросическое начало, в соврменный эон побеждающее танатос (например, гравитация. Танатос всё превращает в изолированный объект, эрос в восхождении реальности  (всё большей укорененности в духовном и смысле, бытии), развивает черты субъективности, которых (в-себе) не может быть лишен ни один объект, коль скоро он входит в существование, то есть предметность и реальность при всем его привержении танатосу. Сходным образом, эрос, разворачиваясь до любви и энергии (любой, не только любовной), возвышает субъектное до субъективного (оборачивающего его собственной природой предмета в ответ на воздействие, что выводит уже за пределы сети и ведет, как мы увидим, к красоте), далее — до субъектиального и собственно субъектального, в котором мгосподствует собственный смысл, всегда являющийся в определенном отношении не только смыслом для-себя, но и смыслом-для. Достижение его и взаимодействие с ним обогащает исходное до смысла для-другого, для иного, просветляющим смысл для-себя и  пополняющим смысл в-себе, что ведет к преображению низших ьуровней эроса, в преображение танасических тенденций, в возвышение реальности предметностей и их соединение, всегда частичное, единение в Универсуме. На высших, собственно духовных, слоях, тяготение осуществляется не только между различными, но и разноречивыми, что создаёт поэтику полифонии духа и его мелодику, слышимую во всем Универсуме и покоряющем его высшие дюнамейи эросическому движению творческогор оборачивающегося (как полифония) субъективного предм5етного свободного деяния, которое, увы, невозможно выполнить в замкнутой реторте алхимика. Но это — достижение незримого, самого бытия как духа, проникающего интуицией, постижением до бытия-смысла сущЕЕго, а значит, и сутьного, сущностящегося и существующего (также предметных уровней субъективного – максимального со-общества, общности. В принципе (как присущность матергиалу, инструменту, и свободе (движения)) соединяющемуся с универсумом. Поэтому действительность любви, творящая деятельность, пронизывает реализацией своего духа весь еще не совершенный (совершенствующийся в истории, что назначение любви) универсум и делает любовь не только созерцательной (что необходимо, как красота, еще один слой творения), но прежде всего — деятельной, а знакчит, подчиняющей и преобразующей ненавись и одиночество. Без любви нет существования, и прежде всего — самого существования бытия и духа, в чем основа её безусловной ценности. Без существования их нет любви.Без любви нет и существования каждой отдельной ЧеловеЧасти, он остаётся частичным вне предметности, как предметность, в которой существует Часть, данная ощуПительно, вызывает чувство преходящее, лишь ведущее к интуиции, а потому имеющее часто привкус танасического, отчужденного, что обычно преодолевается на уровне Красоты. Без Любви человек – «челУвечь», лишенная предметной связи с универсумом,  а значит, и своей  сокровенной, открывающейся, сокровенности.Иными словами, лучше не скажешь\. Чем мысль Данте в заключении «Божественной комедии»: «…любовь,\\ Что водит Солнце и светила». Занятие циспозиции, что определяет дистанцию от существующего, преодолимую дистантными  органами и вызывающей интуицию как их преодоление, выражение постижения сокровенного, таким образом, поддерживается смерптным и преодолевается в бессмертном (как минимум, снимаемый, в несмертном – средствах телесного существования),Ж в воплощении прирастающего этим бытия, содержимым, и содержимым господствующим, доминирующим чего, является Дух, сам же бытием постигаемым. Зародыш любви как трансгрессивного (предшествующего традукции в Добре и Истине), но самого уже традуктивного переходному дуШевному и Душевному, зарождается в самих основах земляного, земного (Гл. I, 1.) в оборачивании раздражимости в возбудимость (что Павлов проводит по всей физиологии высшей нервной деятельности как возбудимость и торможение). Рздражимость как избирательность воздействия оборачивается в возбудимость, прообраз ориентационной деятельности, эроса. На уровне стихии воды она превращается в размножение, сначала делением, а при оборачивании — соединением, что порождает половую любовь как еще несовершенное предчивствие «Небесной» («Афродита земная и Афродита Небесная у эллинов). Но тип соединения в последующем меняется вплоть до оборачивания, как мы видели, инстинкта самосохранения инстинктом исследования, как части деятельности. Именно эта сторона эроса превращается в любовь в дальнейшем, в которой превалирует творческое созерцание, но которое пусто без важнейшей части — наиболее полного соединения предметностей в общую реальность, реальность более высокого порядка, подвижную и свободную, то есть наиболее субъективную. При этом обращение к другим предметностям становится не столько «трудом скорби», сколько оплодотворяющим и плодоносящим эросом, несущим в себе «сперматический эрос» творческого исследования, ориентационной деятельности (в психологии подробно исследованном Гальпериным). Так духовное само оказывается деятельностью, и деятельностью с избытком, что конкретическому человеку приходится выбирать одно из направлений, и делает обычно он под руководством мудрости и идеала. Поэтому деятельность солнца, при всей пугающей (танасической) стороне инстинкта самосохранения оборачивает его поступающей активностью, которой и отличается полноценная творческая (что отсылает к идеальному, тоже деятельности «интериоризированной» (Выготский)) деятельность, что истончается в действии, активности отчужденной, а не избранной по призванию и предназначению. Именно дух вдохновляет поступающую и оборачивающуюся деятельность (хотя бы ид-деально-матер-реально) в соединении и возвышении всех сторон человеческого существования в бытие, не исключая и промежуточные — социальную (как материал общественной) и политическую (как материал со-общественной) деятельность, соединяющуюся в целостную (духом) и цельную (бытием) деятельность, с завершением мудрости как обернуашегося постижения, как оЩупление есть обернувшееся постижение. Бергсон не доводит дело до конца, останавливаясь только на инстинкте\. Постигающем сущность и (имеется ввдиду разум) не проходящем стадии духа, духовного и мудрости, вполне во французской привычке отождествлять интеллек (общий всем высшим приматам в разной мере) с разумом. Он не просматривает обращение инстинкта в любовное постижение мудрости-смысла. Также и внешний интеллект не рассматривается как танасическое внешнее рассмотрение порверхности существующего без оборачивания и наполнения его интуицией. В  действительности интуиция, на основе постижения собственного существа, совершает оборот и обращает ощуПления из элемента страдания (впрочем, никогда не исчезающего и присутствующегго, например, в «муках творчества, в «горе» «Игорева человека» ( Кн. 3. I., 1), во всяком поступке, тем более духовном подвижничестве и социально-политическом героизме явно или неявно, в действии, неотделимом от человУчасти), в нейтральное или радостное начало, напрнимер, в Красоте.  В обоих случаях много (четырех) мерное оказывается плоским. Интересна в этом отношении попытка И.Михайлова провести опосредование теоретического и (наглядно, жизненно) эмпирического философией, хотя в предварительном плане это делают верования (не обязательно религиозные), связанные с социальным и политейя, не обязательно связанная с политикой, но достаточно мощными в условиях отчуждения. В условиях отчуждения, как труд и работа, философия имеет черты отчужденности и лишенности многих правильного (мудрого) отношения к универсуму. К тому же, только научное отношение к Феотретическому заужено, частноисторично. Феория имеет и вненаучные корни, в более высоких слоях реальности она имеет скорее метафорическое значение. Мудрость значительно формализовалась (особенно у позитивистов), наука теряет черты мудрости (например, метод — см, напр. Ло. «После метода», Фейерабенд «Против метода» (собственно, это — поиски меФода, см. Кн..1.I). Движение идет с двух сторон, не теряя своей специфики, и философия не исчезла из общества, а все более входит в него как творческая деятельность многих и многих сообществ. Это заставляет взглянуть на «фило—софию» и с точки зрения любви, любви вообще, и с точки зрения мудрости, Софии. Хотя здесь необходимо обратиться к наиболее развитой традиции, христианской.
Любовь е5сть существо веры, и не только верований религиозного толка, но и веры в существование,  веры в общество, веры в людей и веры в себя. В этом смысле  ценность веры заключается в её исходности как позиции в  сущЕЕм, хотя в отчужденном состоянии вера мала, хотя, обычно, не исчезает совсем. Можно наблюдать постепенную миграцию по порядку исчисления, но полностью отказаться от предыдущего оказывается невозможно (даже для Мамлеева, сочетавшего культ веры в себя с ведантой), хотя он вплотную подходит нефилософскими методами к субъективному реализму. Любовь может скрываться под разными обличиями (что вплотную подводит к вопросу о красоте), но она неотделима от творческой деятельности бытия и составляет важное его содержание. При этом вера в эмпирического, снизувверхного себя не дает оснований для твердой любви и веры, как это было видно из предыдущего; вера в себя как  «меФодический солипсизм» ( Кн. 4.,I.,6) есть единственно прочное основание для веры в другое, как и наоборот, вера (если она не представляет собой реСлигию) входит в это Сам как Сам и общности с со-обществами. Поэтому любовь к себе составляет важную составляющую циспозиции, позволяющая все иные позиции проверять собственным сознанием и разноречиво в нем сочетать, что и выражается в различных оттенках любви как веры в  предмет, сущность, образ и смысл существующего во всех его пластах и слоях (различающихся по доминированию). Именно доминирование их обычно проявляет любовь в разных мерах силы, хотя они и взаимосвязаны и сама она часто связана с личной судьбой (а не Роком,Фатумом или Фортуной). Любовь означает взаимность признания. Например, как считал Бердяев, необходим ответный отклик человека на зов Бога. Но и зов человека не должен быть не услышан, если брать крайние стороны любви. Она, в своей позиционности и позиционировании подразумевает терминальную встречу с противоположной позицией, и в этом становится опорой и истоком ценности истины, которая не только постигается или объясняется, понимается, но возвышается до бытия как истины и реализуется как истина бытия в творческой деятельности, что есть воплощение глубинного, ликностного смысла как значения сотворенного в бытии и как (по преимуществу, не утрачивая иных сторон многомерного существования) как бытия, единенного, что и есть любовь в признании самостоятельности Другого в его собственном Ином. Любовь – встреча Самих, но еще во взаимности связей, часто в сети отношений, не вполне развившееся многоголосое и разноречивое бытие, воссоединенное и имеющее конечную деятельность в мудрости, софости как порождении логосности и сущего в перспективе поворота и оборота всего существующего, поскольку в любви и деятельной любви повышается уровень (а также и пласты, и слои) существующего в его стремлении (анагогия, Кн.1.,III.,3, 4) в трансдукции через частичные трансгресии к иному и иного как беспредельного в своём существе.В этом и выражается суть любви, что она не опасается лежащее за смыслом (и бесконечным смыслом в субъектальном) беспредельного, которого, конечно, можно «ожидать» как смысл в «недеянии». Смысл жизни, восходящей к житию как деятельном бытии заключается в реализации смысла (через образ, сущность, предмет. Они сами естть субъективный здесь в особенности предмет).В России, стране еп.ап. Иоанна, апостола любви, последняя осуществляется, но сокровенна в условиях истаивающего отчуждения «по вертикали». Она проявляется скорее общественно и суЩЩеесно, сутьностно, чем как общее проявление, но постепенно становится откровением в разных родах деятельности, труда, работы, действия, становясь не только дюнамически, но и эргастически целостной деятельностью общества и в, первоначально, в обществе, но и для каждого единичного, не смотря на различие их судеб, которые они всё более избирают сами (Кн.3,.III.,6;Кн.4.,IV.,2). Здесь скоее оборачивается принцип Ницше «амор фати» на «фати-амор», призвание к любви в универсуме единичного. И принцип Кузанского о совпадении единичного с бесконечным. В конечном счекте и единичное включает бесконечное, как «амор» становится «фати».








            





Красота
Красота есть выражение  целостности человеческого бытия в существовании и становления такого бытия личностным, но всегда оказывается ограниченной по причине ограниченности сил человека и ограниченности его человеческих реально-эмпирических представлений о целостном, едва ли достижимом соверщенстве разноголосого, разноречивого целого и выражает противоречивое, разноречивое понимание несовершенства природы и человека в тварном мире, их исторические и иные частности по обстоятельствам. И несовершенство сил человека с тем, чтобы возвести природу в истинно-универсальное, гармоничное состояние. Добро выражает (потенциальную) личностную цельность человеческого бытия как социального существа  и его становление как  актуальной личности и его готовность бороться со злом — частностями (как и в космосе) за целое — абсолютное добро, достижение которого невозможно без истины — целостного постижения (потенциального) личной целостностью человеческого бытия всей реальности во всех обстоятельствах независимо от частностей, в том числе пространственных (особенно по частям света) и временных (особенно  в истории). Кроме того,, для целостности личностного деятельного бытия необходимо постижение единства красоты, добра и истины. Такая истина как целое невозможна без человека во-первых, в силу своей ограниченности и незавершенности, во-вторых. В силу неотъемлимости человека от истины не только как её открывателя и носителя, но и как свершителя, поскольку человек есть деятельно-бытийствующее сутьщество, и это — способ его бытия, а значит,и реальности в мире, способ восхождения к Единству — бытийствование. И самое Единствоестьединство человеческого деятельного бытия. И только по достижении целостности этих трех истин — или трех красот, или трех добродетелей и трех истин, - целостность из идеальной реальности воплотиться во всецелую — хотя она и идеально действовала со всем могуществом и ранее — и завершит предысторию человечества как красоты (народы предисторические, Север-Юг), как добра (Запад), истины (Восток) и их синтетической, складывающейся исторически и направленной в будущей Всецелостности (Россия). Россия не отбрасывает историю, как Запад, не соседствует с ней равнодушно, как Восток, но накапливает в древности — Красоту, в позднейший период — добро и в новейший период — Истину (в отчужденной и мифологизированной форме). Поэтому для преображения и завершения первичной истории человечества, сотворения мира в целое, необходима синтетическая мудрость, сочетающая религию, искусство, науку и философию в едином реалистичском методе в индивидуальные личностные мировоззренческие философии, преодолевающей частичные формы ее как мифологической, религиозной, эстетической, научной — к собственно философской (мировоззренческой). Эстетической (мифологической) и научной ( этической) и становящейся интимным целостным знанием (очищенной идеологией) каждой личности на основе цельного духовного знания им своей судьбы и судеб мира. Такая мудрость направлена не столько на то, чтобы преображать мир в частичных целях погрязшего в обстоятельствах человека, индивида или индивидуальности, сколько, в соответствии с очищенными от фетишизированных отчужденных,- и отчуждющих – извращенных и  объективизированных форм ценностей, всю цельность человеческого поступающего бытия вместе с самим собой.
Вместе с закатом религиозного взгляда на мир — правда, вместе с водой выплеснули и ребенка, вместо очистки от отчуждения форм реальности стали позабывать и саму реальность (утрата реальности) — объективированный взхгляд на мир стал приводить формы духовности в соответствии с его собственной природой творческого преодоления частичных реальностей и их синтеза в новом единстве, но для этого потребуется серьезный переворот, когда дух окончательно проявится как реальность целого, преодолевающего частичности и разобщенности иных реальностей, а личность — носителем духа и деятелем по преображению реальностей из частичных и расколотых  во внутренне разноречивую,  цельность, личностным деятельным человеческим бытием. Целостность, единство — не только реалия, но и реальная задача ( и к решению её она  готова и говилась многими и по-разному) России перед человечеством, историей и каждым человеком, личностью в разных стадиях её целостности и совершенства, что связано с  состоянием чеовеческого – восходящего к дочеловеческому, но должному быть снятым – бытия). Пока же  дух отягчен частичностями низших слоев реальностей, вещностей, существования, рес-альностями, и сам  мыслится объективировано, как реальность в конкретных обстоятельствах времени, места, образа действия и причинности
Опыт идеологической «истины» показывает, что в определенных обстоятельствах она оказывается частичной и должна просветлять человека до самых глубин, до осознания и просветления всех его частных обстоятельств, а не только классовых, иначе на смену просветленному духу, например, Серебряного века, напрасно оторвавшегося от классовой правды, пройдет «серебряный век» войны и социальной революции и потребует своей части духовности. И не части, а личностного – индивидуально и совокупно – целого, что проявится как «Мельхиоровый век».
Духовный человек живет не столько телом (миръ) или социальностью (мiр), или собственной психикой (мирь), сколько собственным духом (мvр), сознание в котором – только часть и просветлено синтезом целостности и самоотражения человека в целостности —  подвижным, творческим и свободным мышлением, самосознанием, без чего нет и личности. Мvр просветляет и истину, и добро, и красоту,  делая их духовными, органами духа, сочетающими в себе разные реальности как хороводное, гомилетическое разноречивое бытие бытия. Отдельные реальности из плоского, самозамкнутого существования вовлекаются в бытие, для которого частичные реальности как существующие необхдимы (и есть предпосылки, условия и формы существования бытия), но не достаточны, — они и реальностями являются лишь по прикосновенности Единому, которое имеет каждая ценность. Поскольку человеческое бытие как восходящая деятельность едина, только разноречива Легко можно различить соотвтетствия объекта (красота), средства (истины) и результата (добра), хотя это и отчужденный порядок: адекватен от красоты к добру (универсальному средству) и результату – истинному бытию, хотя аспект действия (возврата предполагает возможность и красоты  генического, целью.(Ср.: Гегель – восхождение духа изотчуждения). Но окончательной целью является мудрое действие, истинная деятельнсть, что и есть пступающее человеческое бытие. Бытие есть цель (и средство) самого себя. И прежде всего бытие бытия – человеческое бытие. Другое дело, что действовать мы начинаем, до конца не зная ни себя, ни обстоятельств, на что обратил внимание еще Гегель в «Феноменологии духа», что породило весь последующий иррационализм. Мы полагаем такоенезнание особым типом рациональной иррациональности,относящейся к человеческому творческому бытию и им используемой,особенно в понимании универсума как личного и свободногодо известнойстепени мира, освобождаемого и оличняемого чловеческим деятельным бытием, - представление, во многом созвучное Лейбницу, хотя исходящее из этого как результата, а не тождеста с человеком.
Духовное призвано принять истины разных народов как свои моменты: сущность (не достигающая усии, места сущего в бытии и его идеала), развиваемую Западом (вселенная), иерархическую значимость сущего в отношении к  Высшему  Востока, мифологичность севера-юга.(космос). Духовность всеотзывчива, как русский человек по своей природе (Ф.М.Достоевский), и если Россия не поставит свою духовную истину как опосредование товарно-денежных отношений и их «подлинную» цель, традиционный меркантилизм Запада и зарождающийся меркантилизм Востока, эксплуатация национальных и социальных окраин, потопит человечество в меркантилизме на долгие годы. В России нет чистой экономики, в значительной мере в ней сохранилась промышленность как человеческое предприятие. Именно на нее надо опереться в историческом соревновании; и текущий кризис лишний раз доказывает неотменимую для России правду «физиократов»: товар должен иметь свое тело физическое, социальное, политическое, духовное и не поддаваться фетишизации — он есть лишь средство в человеческом предприятии Он – существование человеческого творческого деятельного бытия,его труд и работа, как части, элементы, формы деятельности, не имеющие права само это бытие искажать, но только служить ему..
Духовное должно примирить разорванные части человеческого существа: индивидность Запада, индивидуальность Востока, человекоприродность  севера-юга и, воссоединив эти разорванные части единством личности ( в основе своей – единичной, точнее, особной, но составляющей совокупные личности на основе свободы деятельности), поставить ее перед историей как бытие ответственное за все существующее — это и есть духовность как выражение единого и преодолевающего  последнюю идолатрию служению частичному и частному, только существующему, — и даже в частичном и частном, открытом объективированным сознанием, осуществляющему Целое как целостность человеческого Бытия.Человеческое бытие – есть ответственное, а потому и духовное, бытие. Отчуждение, отчужденное,отчуждающее – всегда безответственны, потому и разрушительны для ответственного поступающего человеческогобытия, свободная необходимость которогосильне всех частичных и частных необходимостей.
Красота есть присутствие Единого, в частности, целого, как гармоничной связи отдельного, особного,единичного, существования, которое всегда раздроблено и сегментизированно. Только человеческое деятельное бытие, будучи цельным в сути и тенденции всегда,а в последствии и конкретно, привносит Единое как содержание целого, само есть Единое и и его сутьностное единство. В своих истоках  красота есть прах, восходящий к персти и плоти человеческого единящего бытия.  Крастоа единичного дана как особный случай красоты целого, но особное  пополняет его выраженностью собственной цельности и представленности перед беспредельным; всеобщим,соучаствует в нем, и   оно особно прекрасно. Это есть уже личная красота, красота данности самого бытия особному, но посижимое  лишь носителю бытия как бытия – личности. Следовательно, красота  зависит от двух  особностей, и неявленная красота есть лишь ее существование, прекрасное но бытии красоты полное, её, красоты, бытие – постижение ее совокупными личностями, поскольку не только восприятие, понимание, объяснение, но и высший тип отношения, вырастающего  из деятельно бытия и в нем пребывающего – постижение, соединяет существование с сутью, существом сущностью и квинтэссенцией, сутьщественным – бытием  бытия, а значит, ему прикосновенным становится и особное, в истоке единичное – проявленное как  красота. Особенность ценности, красоты в частности – их универсальность, всеобщность (беспредельность), зависящая от того, что здесь в особном представлены пределы всех пределов.Потому развивающиеся, поступающие в поступающем бытии человека ценности есть всеобщее,и само деятельное человеческое бытие есть всеобщее как таковое (в противоположностьГегелю выделяющему иную всеобщность, чем человеческая – Абсолютнойидеи). Но подобная красота присуща лишь Единому бытию бытия – Человеческому быию как творцу красоты и потому самому прекраснейшему. Слагаясь из многих прекрасных поступающих действий, Единое Бытие порождает многое мноими способами  при условии,что это – раскрытие  красоты самого( пока потенциального) быия существующего или сущего, но восходящего к сам-бытному человеческому бытию,способу бытия человека.. Красота как бытийное сочетание особного  разлита везде; но в отчужденных формах она оказывается связанным с единичным, индивидуальным (что порождает многие парадоксы изобразительных искусств на Западе), связана с особенностями индивидуального, что порождает особенности выразительных искусств на Востоке. Наконец, отчужденная красота порождает утилитаристские тенденции человекосущетва Юга. В России к извращенно-отчужденным формам прекрасного можно отнести тенденции некритического реализма, видимость, что Единое уже есть ставшее  свободным Бытие Бытия, хотя оно присваивается не по силе красоты, добра, истины, мудрости, а по извращенной этологии власти. Частичный, даже не отчужденный чеовек воспринимает красоту частично, а не как красоту мира, всеобще  и создает частично-красивое, склонное к удовлетворению его частичности. Именно это оносится к существующему, в котором само природное искажено и скрыто от глаз утилитарного человека, к открытму. Красота есть откровение, и – для данной личности в её призвании – откровение его сокровенного. Тем более выступает прекрасным крсота прикрытого (Социального) – природы, и сущностения (прикровенного) – общества. Видимость открытости открытого возникает лишь у человека сущесвования, самооткрытого даже ниже своих потребностей и порождающего существование; но существованию прикосновенны и явления более высокогор рода, сущностное и сущее, не говоря уже о  пресущем (насущем)- самого личного человеческого бытия. Но ин\х присутствие в открытом носит характер побочный, и не отчуждает или извращает потребности, но только их просветляет, например, ценностями. Так и социальное  опасно для человека в своём этологическом, животном проявлении, а не как человеческое произвлдство человека  как человеческое бытие,  как человеческое  призвание,исходящее из Единого бытия, свидетельство чему – Мадонны Возрождения. Всебще прекрасно лишь бытие бытия,человеческое бытие, лишь подчиненными сторонами которого являются труд,действие и активность – последняя в своей крайне отчужденной форме ничем не ограниченного потребления бытия ради выгоды, самопотребления челоека для самопотребления не порождает красоты, но лишь притягательное (трилл), специально для этого растлевая человеческие потребности.
Прах, вещество, прекрасное в красоте раскрывается в его вовлеченности в высшие области человеческой деятельности, как и иные её стороны – Красота во всеобщности неограниченности не терпит исключений, и даже в триллере присутствует прекрасное как одна из возможностей человеческой активности. Его могущество, могущество триллера, связано с массовизацией современного общества, слабой развитостью прикрытого и прикровенного, которые пытаюся строить по принципу материальной деятельности, чем обедняют человеческую жизнь и делают её менее прекрасной, бытийной, погруженной, но захваченной, порабощенной  действием (потреблением) как активностью так, что даже совокупность этих людей оказывается лишенной бытия вне этологически-грубых форм.
Из-делие красоты есть дело человеческого поступающего бытия и человеческое бытие есть дело, в котором красота соучаствует независимо от того, «приглашена» ли она или нет. Бытие прекрасно постольку, поскольку есть не тольео не эргастерия, но прежде всего поэсис, дело-творение, мера которого определяется мерой самого бытия бытия, и мера эта и  есть красота, открывающаяся человеку как откровение его дальнейшего бытия. Но духовное есть не только преодоление узких рамок тела как жаждущего начала, но и позиция по отношению к бытию. Она не возникает сама собой, и есть свершающаящаяся начиная с поверхности существования тела, зарождающаяся в  природе, существе души, формирующееся в лоне существе сущностного, свершение квинтэссенции, сутьществования, полагающего мир человека как его действительность, результат поступающей деятельности, бытия, пришедшего к бытию и овладевшего существованием. Для России, не порвавшей первичных фом отношения к миръу красота как даннось дана в том числе и непосредственно, как минимальный способ отношения, интуиции миръа. Ля неё не закрыты перовоначальные способы освоения миръа, хотя они потеряли прктически и в значительной мере фетишистские формы, иногда поддерживаемые мифологемами. Непосредственная данность красоты открывает именно как прекрасное то, что соответстует человеческому деятельному поступающему бытию, а не противоположным ему способам действия как формы поребления; этим российская красота, рекрасное входит в человеческое бытие как соответствующее бытию,то есть дальнейшему поэйсису или уже достигло его. Обратное отношение патематично, есть патемалогия, заёмная эстетизация ужасного, которое нуждается в эстетическом осмыслении черезкатарсис, раскрытие прекрасного в человеческой преодолевающей деятельности.
Поза, а затем и скрытая в ней, схваченная как существенный момент, позиция характеризует личность, её бытие, а личнгсть и есть бытие, схваченное в момент его пребывания, в равной  мере как бытие не может быть не движущимся, действующим, то есть личным, не негативно, как это бывает в отчужденных формах, в которых вызревает сознание свободы действия, не в позиции агрессивной: я и никто более(оксидентал) или я и более  (Божество)(ориентал) и я или я и ничего более (меридионал). Наконец, более и я(мифология русского). Однако из перечисленных негативных позиций русская при всей своей невыявленности представляется предпочтительной и перспективной, ближайшей бытию и менее всего агрессивной и отчужденной в наименьшей степени. Как извращенная форма она есть творческий, эросический акт,осуществленный неадекватно, в то время как другие позиции творческий акт, ядро поступка, поступающего деятельного человеческого бытия, превращают в занятие танасическое, использующее формы творчества (поступания)  в отвлеченных, частных и отчужденных целях.
Занятие позиции (по самому своему существу позитивное), в духовном означает первоначально противостояние «против» со значительной нередко невыявленностью «за». Поэтому это еще не собственно духовная позиция, а позиция в духе как целостности существования, а по-русски – в «плоти» бытия, хотя преодление её плотности потребовало немало усилий души и душевности; на собственном уровне духа само вещество становится чем-то понимаемым, представляется, хотя (чаще всего) и косным, но проявлением духа. Но многие другие традиции перед лицом бытия исповедуют освобождение себя от «плотности», а значит, и за ответственность перед бытием. Это вообще характерно для первичной духовной позицией; в лучшем случае предполагается некоторое духовное представление о мире, не доходящее до действительности, то есть до бытия как квинтэссенции, сутистения. Здесь могут быть, как наибрлее откровенные, названы буддизм и позитивизм, а также нигилизм разного типа, во главе с русским (именно Тургенев внес слово «нигилизм») и его детище – позитивизм, отрицающий даже наименования человеческих реальностей, относимых им к «метафизике». Но сама эта позиция еще более метафизична, чем сама метафизика, строящая себя на основе действующих в человеческом бытии реалий. Чаще всего с этих позиций  «другой», неизбежный в целокупности духа, понимается как представитель низшего слоя, если не гюлетик ( что соотносимо с этологически низом), то соматик, пСИхик или псиХИк, в зависимости от рода действительности, к которой его относят, - социальной или политической, прикрытому или сокрытому, хотя в духе, в сокровенном, многое открывается, но решающим фактором  остается сокровенное, не данное конкретной человеческой деятельности непосредственно, осущестляющееся в ней как деятельность (по отношению к работе, действию и труду), при неполном сознании и планировании, поскольку само сознание, возникая как раб отчужденных форм и форма отчуждения, восходит к свободе в бытии, как первый слуга свободы, приобретая  возвращенные из отчуждения формы. Именно духовное призвано – по мере исторических и иных возможностей,- снимать отчуждение открытого и откровенноствовать в откровенном, в призвании вещей, человека, народов, человечества, самого себя и человеческого бытия. Как бытие бытия, восходящее и поступающее бытие, оно должно, на основе достигнутых негативного диалога, ограниченного полилога, инициативного диалога, раскрыть занимаемые  негативные позиции как полифонию, полилог, гомилетику бытия во взаимодействии не толькос сущими, но и со всем существующим.. Личность, внешне или внутренне входящая в гомилетику, созидающую себя полифонию, становится пневматиком, духовным существом, и ему откровенноствует сама квинтэссенция, сутьностение, предназначение существующего (начиная с него) бытию, то есть человеческому бытию, поступающей деятельности. Но перед первичной духовной позицией это стоит как вопрос, что особенно характерно для восприятия красоты, прекрасного, данного отдельному человеческому существу, как деятельному бытию, и этим  вхоящему в совокупную личность бытия, захватывющую и нечеловеческое соей свободой и «от» и «для» (Фромм). И прекрасное как основа  красоты дана совокупной личности, позиционирующей себя таким человеческим существом, иными словами, в аспекте сущего существования. Поэтому и прекрасное воспринимается единично, тоько в определенном контексте. Таким свойством восприятия прекрасного как  существующегообладает человеческое существо меридональноготипа, фетишизирующего поэтому прекрасное; но в аспекте духовного это – толькомомент определенной, первичной позиции духовного. Для духовного бытия как целого и как бытия Целого, прекрасное дано как существующее и в нем выражается само существо единого как налично данного. Но далеко не всё  в духовном налично данное, хотя  и сохраняет с ним связь  и влияет на него, в чем и сказывается специфика прекрасного, красоты как духовного явления. Подобная  позиция, если она не находится в состоянии отчуждения, позиция  существования,  есть простейшая духовная позиция и эст эст-тетики. Это – эстетизм в чистом виде и исторически  он педставляет собой исходную духовную позичию чеовекосущества и личности (любой общности)  как человека. Главное, чтобы под воздействием мифологии, вообще  склонной переносить функции  «вниз», от действующего к действуемому,от высшего разряда к низшему, не победило существование, отчужденная форма мира и духовного, и функции мира не перешли к существованию (природоподобному, открытому), а сохранила бы и развила свойства сушества и сути, кроме весьма условно (и идущей глубже) сущности.Такова всякая духовная позиция, если она обращена только к существованию, а не существу и сути, что тоже может проявить себя как существование в случае отчуждения, утраты своих бытийных определений.Надо отметить, что красота, как она проявляется в форме осознанных произведений и определений не есть быийная красота,а прекрасное,относящееся, как и везед, к красоте как «прекрасное», как «архэ»(идущее от веры) относится к «стохейону», к непосредственному,стихиному проявлению красоты в человеческом деятельном ценностном бытии.


Добро / Добро \Добро

Порядок добра, господствовашего в двух своих вариантах- социального добра как отношения людей ( в двух вариантах, второй из которых – бюрократический, мифологический по существу) и материального добра как отношения вещей, относится к циспозиции духовного, к порядку отношения мира к конкретному человеку и личности.. Творение добра – возвращенная форма духовной жизни, так же как творение прекрасного – возвращенная форма творения существующего, из превращенных форм), однако в конкретных обстоятельствах само понимание добра может иметь отчужденную  форму и может быть способом существования оконкреченного существа в его тупиковых вариантах. В подобных условиях добро оазывается свойством отчужденного духа, а не человеческой духовности. Особо тяжелое отчуждение возникает при господстве третьей формы добра, когда оно нередко приобретает вещные формы, формы превращенные, денежного накопительства. Однако в сфере духовного добро понимается именно как человеческое, как  красоты человеческих отношений, отношений равных в - ином, обшественная сторона реализации человека – то есть способность духовно совершенствоваться и совершенствовать иные реальности. Духовное в своей основе – осуществление душевного - веры, надежды, любви,    и по существу, трансгрессивно, как трансгрессивна красота и другие ценности, преодолевает опредмеченные порядки реальности, человеческого мира и есть путь, каким личность любой степени общности свободно творит себя. В отличие от тела, зоны существования и души, низшей  области реальности, духовное – исток и основа действительности личностного человеческого бытия, достигшего расцвета самого себя., в конечном счете полагаемой как человеческая действительность в порядке деятельности. Иное дело, что совокупные личности всё ещё представляются сферами безличного необходимости, не обрели в человеке свою полную  свободу, - а свобода всегда взаимна,- для себя и для личностей, конкретных совокупностей низшего, невсеобщего порядка. Одни продолжают воздействовать на совокупности не общественно, а в регрессивном, в лучшем случае прогрессивном режиме деятельности, образцы которых исходят  из низшего и руководствоваться  низшим в своих действиях, представляемых как деятельность – чем не только пародируют искаженно, отчужденно её, но искажают и действие, потребление, что неизбежно порождает невольное, а частои вольное отчуждение. Следует здесь попутно отметить, что «высшие» и «низшие» целостности – понимаются не по значимости, а по степени их общности. Так для общества, прикрытого и скрытого отчуждением и для отчуждения, соответствующие (как красоте свобода вообще существовать) соответствуют свобода воли и свобода выбора; если свободой вообще больше занимались деятели античности, сами более близкие к природе, к «фюсис», то свободой воли больше занимались в средние века, более близкие социальному, прикрытому в своем сущностении от глаз человека. Политические свободы, ближе к мiръу, к страстям души, чувствам, чем к социальным аффектам и определяют свободу в социуме, особенно в государстве. Этот третий вид свобод, свободы прикрытого, плитическокого, ближе к общественному, это – свободы выбора. (Свобода действия скрыта, духовна). Каждый тип свобод призван разрешать противоречия низшего уровня, осуществлять собственную реальность человеческого бытия и человеческого в существовании в его конкретности, за формой которой кроется всеобщность, и разрешаться на высшем уровне. Поэтому первый тип есть добро между людьми, но ограниченное по форме, социально (в регрессии), национально, и по объему, по количеству. Его отчужденная, искаженная форма есть обмен дарами. Но уже здесь просматриваются черты возвращенной формы бытия – дар требует ответного дара, и обмен дарами выражается в конечном счете в обмене дарами духовными (Энафф)..Уже здесь просматривается позиция существа – не только человеческосущества, как в красоте с его ограниченным представлением о свободе в природе (что представлено и соответствующей всеобщей совокупности в её свободе – природе),  но прежде всего как существ со-общества, и добро призвано преодолевать необходимости социальности, во многом унаследованные от природы, этосные необходимости. Это – уже высшее чем дар прекрасного, как дар (взаимный) природе, в чем бы она ни проявлялась; в подчиненной форме она проявляется и в бытии бытия, особенно в усийном аспекте, со стороны противоречивого единства сутьности и бытия. Слово получает большую свободу, по сравнению с погруженным (или приписываемом) природе прекрасным, регрессивным, подчиняющимся природе – там слово следует за логосом; здесь же логос человеческих отношений освобождвется (свобода воли) для следования собственному логике. Добро, конечно, проявляется не только в дарах, но по существу есть дар (если это не подкуп), но и в добрых поступках, однако характерной чертой сущностения этой позиции – циспозиции, позиции по сю сторону, - заключается в её открытой или скрытой религиозности. Наиболее крайний и яркий случай – «чеовек человеку бог»(Фейербах), что не выводит нас до конца из позиции отчуждения, но создает возвращенную форму дара.В отчужденной форме такой позиции свойствен универсальный анимизм Отчужденные его формы характерны для ориентальцев, где даже движение может стать даром, а закрепляясь по обычному примеру механицизма отчуждения (бытие также проходит механицизм, на стадии души, в отчужденных формах, о которой и речь), превращается в обязанность, санкционированную свыше. Они регулируются и регулируют аффекты, наиболее тяжелое наследие этологического прошлого человека (Декарт,Спиноза). Но если в развитии души это – только первичная калька пространственно-временных и социальных отношений, причинностей то в абсолютизме, тоталитаризме и авторитаризме это – непреложная  структура общества. Однако половозрастные различия, как мы видели, имеют иной, - ре-инкарнационный, ре-формационный, ре-формистский и ре-волюционный характер. Поэтому циспозиция является важнейшим поставщиком перерывов постепенности,и не удевительно; прогрессия неизбежно сталкивается с сопротивлением и только сила авторитета, или авторитетной власти (будетаковая возможна вне её распределения между всеми) способна удержать её от перерывов постепенности в осуществлении людьми человеческого  (ценностного поступающегобытия).

Циспозиция  уровня страстей, чувств, оказывается самой въедливой из всего ряда прогрессий души и её представленности в духе. На них основаны на миф и власть и идея семейственной, патерналистской организации общества. Это менее этологичная система и относится к достаточно развитым и устойчивым формам общественности, пока они не подчинены логосу деятельного чловеческого бытия.. Власть в ней подчинена порядку человеческоего и иного бытия, за исключением исключений. Простейшей формой власти является распределение добра (источником чего является надежда) и его накопление, здесь действуют имущественные отношения, а не только накопительские, как ранее, инстинкты.Сама власть рассматривается как имущество и ею можно наделять. В этом плане власть  добро,  только сила авторитета, осуществляемая как человеческое бытие и призвание. За исключением существовавших (доборо\) и кое-где существующих авторитарных (а не авторитетных) систем, в закрепленной, недеятельной форме такая власть паерналистская и основана на деформации души и ее преодолении на пути к душевному, носитель досознательных корнейидеологий. Власть бытия в конечном счете всегда сильнее бытия власти, которая основана на перераспределении иерархий и собственностей.Власть бытия в доминировании над властью индивида есть возвращенная форма добра в сущностении совместной формы бытия человека. Наиболее отчетливые формы такого отчуждения прослеживаются в России в купе с мифом о власти, но они уже явление уходящее, что составляет сокровенное России и, соответственно, как её сокровенное, скрытое, сокровенное, человечества. Прикрыто здесь страсное отношение со-общества, свободного от этосно-национальной формы организации и полтики, что характерно для народов, то есть сообществ, где функции народные доминируют над национальными и другими социальными и политическими. Как уже говорилось, истории известны три  такие неизбежно мессианских народа – еврейский, миссия которого прекратилась с распятием Христа, Американский, миссия которого прекратилась к 1989 году со становлением в принципе единого мира с большим разнообразием, и народ русский, народ-Христоносец как в его божественной, так (особенно впоследствии) и человеческой форме (характерной для христианства, да и вообще культуры третьего тысячелетия по Рождеству Христову). Эта форма добра в циспозиции ведущая, хотя по доминированию не последняя; она, как всеобщая возвращенная форма человечества призвана преобразить и отчуждение иерархическое, отчуждение ориентала, и отчуждение вещественное, отчуждение меридонала, так и третью форму добра, пришедшую на смену первой (в двух ликах – конца преистории и начала истории, когда она уже становится работой), трудовой, -предметной формой работно-активистской, денежно-товарной. Это – добро людей, и оно никогда не пропадает, даже за самыми крайними формами отчуждения – оружием.Всё это ещё раз ставит вопрос о естественном состоянии человека и его прроде,ихсовершенствовании. Обычно «общественный договор» (Гоббс, Руссо) понимается как препятствие  животному в человеке и совершенстованию политических форм общежития, но преобразуемое при этом социальное, существо человека всё еще ведущее в сущем, проявляется и выводит социальность как сторону и даже вершину общественного – этологические закономености, за исключением терминальных состояний господствуют и проявляютсебя,не давая благу развернуться в истинно духовое человеческое добро, духовное.сознательное. Капитализм использует существующее как материю и сырье, часто наперекор сути их для человека и ихсобственной усии, создавая абсрактный предмет,основу абстрактного общества (всеобщее всегда содержательно, конкретно и мы выявляем становление конкретности человеческого поступающегобытия), что касается не только вещи, обращаемой в товар,но и человека, превращаемогов создателя благ в особой социальной форме, товара, в товаропроизводителя. Тм самым открывается простор для осуществления других, этологических сторон человечесущества, даже не регулируемых законом как естественное в человеке. Тем самым всё богаттво человеческой деяельности сводится к созданию абстрактной формы и абстрактногочеловека, конкретностью которого служит не Добров первую очередь,а этологические законы, не просветленные, не обращенные терминальностью. Задача стоит в переходе на следующий этап – переходугосподства к любви в душевном как основе сознания и к истине как основе правильно построения общественного, всё еще остающегося во многом социальным, социумом,какон детерминируется в природной эволюции. Тайна соврмененной науки, как поиска сущности (далеко еще не истины, основанной в конечом счете на человеческой сутьной правде) заключается нетольковразвитии техники – в действительности это побочный результат, к сожалению, довлеющий себе,- а обнаружении истины сущего – человека, которая по существу обретается вовторойстороне сущего (считая первой просветляемую полилогом социальность как со-общественность, преодоление икаженной формы человечекого взаимодействия)) – в политике, превращенной форме общественности как содержания человеческого ценностного поступающего ре-флексивного бытия. Поиск истины – предприятие полиическое, и создает только архэ для истины – духовного бтия человека и средства его чловеческого деятельного бытия. То естьи для добра., и для осовобожденной красоты.И шаг к мудрости не только в образе «софийности», но и усийно, по истине, связанной с существованием, истине существования.Капитализм же есть эксплуатация души и душевногона основе и усилении де-формации души, хотя и создает мощь (часточрезмерную), которая может (далеко не вся и не совсем в этой превращенной форме) может понадобиться приходящему к своей зрелоси чеовеческому деятельному бытию.

                Добро, понятое как вещь, есть овешествленное добро, его крайнее проявление,- не словесное только.Это есть вещественное архэ добра – благо. Однако в отчужденной предметной форме товара (не единственной, но наиболее сильной, и товар – наиблее массовая и отчетливая форма предмености, в отличие от вещности и вещественности), оно приобретает специфическую форму  приманки, заманивания, привлечения к деятельности, к которой нет никакого желания, то есть отчужденной и отчуждающей активности активности, труду, в крайних случаях приобретающих формы работы. Товарная форма добра склонна разрушать деятельное бытие человека (будучи, по существу, его подчиенной стороной), подтачивать его действительность, превращая мир в безграничную, необозримую зону активности (в отличие от работы крестьянина, в том числе – феодального) и человек утрачивает связь со совим земным существованием и устремляется в потенциальную бесконечность за добром, которое в этом случае оказывается потребительским благом, то есть жертвует бытием ради существования в качестве в сущности агента рыночных и производственных отношений,- это\добро, его наиболее современный вид,особенно на Западе, вотличие от востока,гдееще остались черты \добра, труда существенного.. Добро оказывается однобоким – добро потребления, средства производства и реальные отношения оказываются сокрытыми, они как бы не существуют в целом и приобретают превращенную форму техники (мощь). Добро оказывается в своей превращенной форме товара, денег и цены, и ответным даром оказывается он сам весь, всё его существование; даже значительная часть существования становится даром, требующим многократного воздаяния. Благо (чаще всего как потребительная стоимость,неотрывная, как представляется от товарной формы предмета), всё более теряет другие свои измерения и становится вещественным добром, превращая вновь в человечесущество самого человека, заставляет его регрессировать к первобытным формам отношения с миром, к фетишизму вещей, пополненному товарным фетишизмом (Маркс). Поэтому капитализм невозможен без определенной политической системы и превращает формы человеческого бытия – человеческой общественности (зародившиеся в той же полилогической форме, противостоящей этологическому социуму и нуждающейся в развитии, динамизации), совместного бытия, в область борьбы не только  за социальные интересы, но и сами потребности существования и только, хотя в действительности, вне навязанного скрытия политическое – область согласования социальных интересов, интересов других типов добра и проявления его бытийной мощи, а не только распределения и перераспределения социальных благ.. Поэтому капитализм и строится на, и порождает ре-формы и ре-волюции как повседневную, желаемую или избегаемую возможность. Политика оказывается превращенной формой совместности, общественности (которая всегда доминировала в России, что составляет её сокровенное, «обращенность к человеку», а не западноую «обреченность вещам» (Гуссерль,Хайдеггер,Сартр) и не восточную «обращенность к небесному» (Конфуций, Упанишады, Магомет), господством понимания человека и социальной группы как Другого по преимуществу, во всём другого, что и создает искаженные формы добра, развивает потребительство и сдерживаемую (например, в Эдиповом комплексе)    агрессивность и сводит человеческое бытие к его превращенным минимумам –активности, далее, к труду, хуже того – к  работе, в которой превращенно,  искаженно частично(как в первобытном обществе) и отчужденно осуществляется деятельное бытие человека (понимаемого в форме, идентичной, по существу, природно-исходной, не ре-флексированной), и гипертрфированному действию, потреблению, в превращенном обществе носящем превращенные формы. Особенно наглядно это видно в сексуальности – она отрывается от половой любви как элементарного человеческого творческого акта и распространяется как сексуальное влечение в общевидовом смысле. Тут неизбежен Эдипов комплекс и эдипизция, поскольку в половую любовь входит и любовь ребенка,-она должна развиваться по законам творческогосозидания в развитие,а не в преодоление любви,как её проявление, что вомногом осуществляется в России и служит её сокровенным эросом. Тем самым обнажается прикрытая вещным благом сущность капитализма – доведение до последней крайности этологических закономерностей вида «человек» - власти, иерархии, имущества и сексуальности, пронизанных насилием, не превращенным, не обращенным в форму добра,содержанием которого они могли бы служить подруководством ценностного деятельного человеческого бытия обращенным в форму добра.Как дюнамейя добра благо, и природное благо немногих,разлагающих общество могло бы стать архэ добра, но это становится предметом полиических коллизий, столкновения этосных сил и интересов, что затемняет и активизирует противостоящую ему силу – силу человеческой общественности, как силу ценностного человеческого   бытия. Общественность и есть форма осуществления стохейона добра на основе блага и использования блага как архэ добра, чтоосуществимо только при господстве человеческого ценностного бытия, опирающегося на надежду надежд – любовь,в преображенной форме вступающей в игру сил сущего, пока что низводящего себя до существующего. И в представлении о человеческой природе развивается следующая форма, транспозиция бытия, истина, как это будет видимо далее. Пока что должны преображаться формы душевного,инициировать инициативный диалог, диалог душевного,сознания в самих его основах, совершенствовать сознание как субстанцию духовного, по самой природе призванного стать рефлексивным и добиться рефлексивности всех человеческих (пожелающих стать человеческими) сутьществ в ре-флексивной позиции к себе, без чего невозможно человеческое сознательное бытие.   Особо характерно это в диалоге, способе бытия душевного – он должен уже вестись инициативно, «из тишины», «из безмолвия», в которых человеку открывается доязыковое бытие. Здесь же инициативная сторона  диалога заменяется нуждой в вопросе, а не высказывании о себе; вопросе-просьбе о средствах существования.
Всё это позволяет характеризовать капитализм как предпосылочную, несобственную форму добра и духовности, когда вера, надежда и любовь развертываются в несобственных формах и выявить требование политического,сокровенно развивающего формы общности людей направить свои усилия не столько к негативному содержанию общественности, взаимной сущности людей, полагаемых их человеческим бытием,сколько к позитивному самоопределению сущности каждого человека, как ране освобождающаяся социальная реальность сокрыто развивала природную суть человека в его бытие как родового существа и, ранее, существование раскрывало природу человека в природе как видового существа. Таким образом, добро есть оборот человеческого деятельного бытия на самоё себя и преодоление его видовой порабощенности, нарастающеес  прогрессией форм добра и подводящее к трансгрессивному преодолению разросшейся и не желающей осуществлять свою синхроническую\диахроническую миссию форму существоания человека. Не случайно преращенная форма добра в виде его количества особо укоренилась на западе,- она особо соответствует его существованию как индивида вида и приводит к утверждению, что человек везде и всегда таков. Но сам капитализм готовит  собственную трансгрессию – это постиндустриальное общество. Здесь мы ближе всего подходим к проблеме добра как духовного образования. Оно связано с религиозной по сути природой антагонистического общества, где отчуждение является его становым хребтом и способом существования, выделяя вместо человеческого бытия его суррогаты – божество или деньги. В последнем случае они соединяются – форма политической жизни, которая должна быть братством (полилог) всех людей и организовываться позитивно, из инициативного диалога, заменяется превращенной формой негативного диалога, и властители апеллируют к душам и их деформациям как к аргументам негативного опредления через Другого, а не Иного, - через обращение к формированию объединений, лишь затрудняющих развертывание совместного человеческого бытия, хотя, безусловно, негативное (государственное, классовое, партийное) опредление неизбежно, но должно быть подчинено позитивному, доброму по самой своей сути объединению в человеческом бытии. Но капитализм лишь форма, спекулирующая на душевном – надежде, и, как транспозиция бытия эта форма, впрочем, как и всякая форма, будет подчинена содержанию,-добру и является временем недостатка вещественного добра. В целом история идет от доминирования веры к  доминированию (не отменяющему, но снимающему фетишизированные формы) доминированию надежды, в том числе и на прогресс, и на социализм), которая преображает другую отчужденную, искаженную и искажающую роль форму отчуждения в чисто религиозных институтах, непрямо освобождая место ценностям красоты и надежды, но сама она, как форма, переполненная содержанием,дает место новым формам. Еще Маркс заметил, что фетишизм товара при капитализме зависит прежде всего от его стоимрстной формы, а потребительная стоимость – это оказываемая товаром услуга. Вся сила транспозиции заключена в развитии негативного в истории, но постиндустриальное общество уже есть ограничение и подчинение капитализма, как сам он – ограничение и подчинение феодализма. Постиндустриальное общество как общество услуг, доминирования потребительской стороны вещи нуждается только в перевороте в сознании людей (И общественных форм), оснонованных на овеществлении труда и отрыве работы от труда (на благо цельности)  и    гипертрофии действия – потребительства.Расцвет общества надежды – переход доминирования к непосредственно оказанной услуге, взаимному добру, утверждающему человеческое бытие, находящееся в стадии оборота, к утверждению особи как минимальной социальной общности. Важнейшее здесь – инициативность диалога, обеспечиваемая признанием Другого не таким же, но другим, а Иного, утверждающего другую особь в  её особом бытии, без бесконечного многообразия которого нет и полноты человеческого бытия как целого, как всеобщего, способа осушествления общего, общечеловеческого. Здесь добро теряет свою типизирующую принудительность, и взаимность услуг делает добро действительно человеческим, то есть особным.
Циспозиция духовного, его бытие в обществе и выявление его ценностного, надсоциального статуса связана с общей тенденцией добра, например, не выставляться напоказ, но осуществляться скрытно до тех пор, пока само оно не становится способом прояления общности. Капитализм соответствует доминированию сути, политической стороны, внешней к человеческой общности, основанной на инициативном диалоге. В последнем раскрывается человеческое бытие, как оно обнаружило себя в душевном, в вере, надежде и любви; поэтому и сам множественный диалог, не сводящийся только к словам, ведется в вере на другого,надежде на другого и любви к другому, пополняя их и, естественно для диалога, делая их взаимно иными, что есть путь к формированию общностей. А также преображению последней общности, остающейся в узах биологического и распространяющего этологизм – общечеловеческого как бытия и как перспективы общей деятельности. Бесспорно, никакой капитализм не в силах остановить означенные духовные процессы, помимо отчужденных, превращенных форм и сквозь них они идут и в его формах..Сокровенно и сокрыто развивается квинтэссенция сущности природы – она здесь еще не в собственных формах, не в формах исины,- само человеческое бытие как способ сущнгстения человека, но уже как особого человека, человека духа, способного над вещной формой отношений рассмотреть её человеческое, духовное содержание добра. Подобно этому в прикрытом, под формой коллективного бытия раскрывалось содержание человеческих отношений и с Другим, что стало основой эпохи господства добра и также Красоты как Добра. Признавая Настасью Филиповну воплощенной Красотой, князь Мышкин ставит этот принципиаьный вопрос «ах, как бы она ещё добра была».(Достойвский Ф.М. «Идиот»). В целом эту стадию развития транспозиции, позиции отстранения человека от человека, можно определить как развертывание человеческого бытия к бытию бытия (которым оно и без того является) в негативных формах духа, как стадия Красоты была стадией позиционной.Добро само по себе есть возвращенная форма отчужденного превращения, но в современности форма возвращенная еще не доминирует цеиком, существует побочно, хотя и оказывает нарастающее влияние на блага, регулируемые товарным обменом и над собой как участником товарного общества, поглощенного им и не видящего возможности доминирования добра в его непосредственной форме. Таким образом, добро осуществляется в тенденции, в целом, в систем, испытывая огромное влияние формы особенно со стороны р     отчужденных групп и людей, представляющих собой индивидуальные персонификации денежного капитала и распространяющие персонификации на других. В целом такая персонификация есть отчуждение личности-собственноси, а не имущества, особенно постольку, поскольку за деньгами стоит опредленное имущество. Но персонифицируется обычно собственность, и персона подчиняет себе личность, естетственно вырастающую из человеческого бытия. Человеческое деятельное бытие есть всегда личное свободное бытие, независимо от уровня человеческой общности, и общности в своей свободе опирабтся на свободу других общностей, а собственник при капитализме теряет обычно значительную часть присущей добру (и. соответственно, душевному ),- свободу выбора, свидетельста чему можно найти в творчестве Сартра. Действует имущество и порождает только необходимое для его действия добро. Даже наука, в своих общественных проявлениях, как увидим, способная породить много добра, опущенная до техники искания сущности (что явление политическое, как поиск природы – социальное, дело души), подчиненная форме, только готовится занять своё место в духовном. Сходным образом отчужденная идентификация, политическая и, особенно, национальная оказываются в плену формы, которая всегда есть низший уровень существования, и идентификация, не опирающаяся на полилогическое общение в добре, порождает негативную, взаимоотталкивающую, поверхностную идентичность.
Вообще же духовное есть область полифонического, полилогического, где слово есть и у молчащего постольку, поскольку он есть Иной; демократия есть права меньшинств, а не навязываемое видение её как воли большинства. В полифонии иное распредление ролей, чем в отчужденном социальном целом; оно не формально и заменимо, а содержательно и незаменимо. Именно в этом заключается сущность добра: делать не столько, что нужно тебе, сколько Иному. Но это требует голоса Иного; в предысторической фазе, га самом её завершении,стадии надежды, голос Иного остаётся его внутренним или политическим голосом, растворяется в массе, естественном лоне и порождении капитализма, всегда балансирующего на грани тоталитаризма, не смотря на усилия либералов дисагрегировать любую общность, они остаются и в лучшем случае лишь освобождаются от предысторического.  Иными совами, душевное, играющее ту или иную роль на основе статуса социального еще не личность настолько, насколько роль играет человеком. Именно в России, под покровом извращенной отчужденной формы никогда не прекращалось преемство и укрепление этого непосредственно-личностного, волевого начала роли как деятеьности, статуса как труда, идентичности как представительности, позиции как исповедания и персонификации как управления имуществом. Конечно, за исключением людей из слоёв, захваченных извращением и его принявших. Они представляют не нешнюю форму, но саму квинтэссенцию личности, о чем будетсказано в своём месте. Поэтому функция добра в России личностна, а потому наиболее человечна, поскольку личность – есть человек в его наиболее человечном деятельности. Это зависит прежде всего от того, что в России господствует деятельность, ургическая, а не геенническая (оксидентал) или геническая (ориентал), не говоря уже о гонической сторона деятельности. Их воссоединение – насущная необходимость не только России, которая к этому более всего готова в силу исторических и социальных обстоятельств, но это – сокровенно, но и для всего мира, что для него сокровенно тоже независимо от того, переймет ли она личностную форму человеческого бытия от России, гдео она постепенно освобождается от отчуждения,или выработает сама, многие признаки чего присутствуют. Личностное добро – высший тип добра и незаменим в личном полифоническом духовном процессе. Денежная же форма её лишена. Она, видимо, станет региональной, как региональными стали другие формы религиозности, и будет играть свою роль как подсистема, глубоко преобразовавшись в сторону добра и духа.
Подведем итоги нашего рассмотрения высшего типа добра, на переходе к циспозиции, логически и исторически следующей позиции духа. Порядки добра определяют целостность существования человека в обществе уже не в конкретности его, как это было в душевном, а в его существе; проявления добра в обществе, однако, достаточно конкретны, хотя духовная составляющая превалирует. В России эпоха добра исходит из приятия социального добра как такового и, во втором периоде, добро выражается как вещное добро, что часто вырождается в превращенную форму добра как накопления товара или извращенную форму деньгостяжательства. В отличие от исходного для России (и для отдельного  человека) отношения красоты как проявления космичности бытия его, добро в любом случае имеет отношение к человеку и в его единичности, и тотальности человека в конкретном обществе. Однако конкретностьобщества приводит к отчужденной форме добра как всегда частичного, конкретного. Духовность преодолевает конкретность в выявлении в нем всеобщего как человеческого бытия, хотя  последнее еще относится к роду, как в красоте оно проявляется в отношении к виду. Родовое бытие человека выражается первоначально в отчужденной форме опредмечивания и может быть непосредственно приобретать возвращенную форму  распредмечивания, в которой другой обретает родовое бытие в восполнение его собственной частичной деятельности как родового существа. Это и есть добро, однако конкретность родового бытия нередко приводит к более длительному пути – через формы превращенные и даже извращенные –конкртеность историческую и цивилизационную, хотя и в них человек может обрести добро, хотя и частичное – как историчного и цивилизационного существа. Хотя, по-видимому, существуют чисто превращенные и извращенные регионы существования, например, когда возвращенная форма приобретает черты паразитического потребительства, любая форма неотчужденным человеком может приобрести форму добра, в котором человек из своего существования в обществе обретает добро именно как человек – обретает своё бытие, только за счет которого и может существовать вид, род и индивид. Такое добро может считаться благом и часто благо господствует над добром, что создает в крайностях извращенные формф существования человека. Транспозиция господствует над циспозицией духовности человека. При этом превращенная форма человеческой духовности обретает черты независимого, субстанциального духа народа или человечества.А деньги станут такой же частным делом, как им тал Бог и власть, хотя они еще держатся за общуюотчужденную ситуацию,в кторой обретают способ своего существования.


Истина

Истина вступает в целостность человеческой жизни в красоте и добре как целостность реальности, в том числе реалий красоты и добра и проверки их незряшности и необманности. Каждый следующий исторический этап и каждый этап духовного развития подтачивает фетишизированные, отчужденные и превращенные формы предыдущей: красота проверяет животную жизнь на соответствие реалиям природы; добро проверяет красоту на соответствие реалиям общества; истина проверяет добро на соответствие реалиям человека, и сама проверяется бытием на соответствие ему, теряя мифологизированные формы, особо характерные для России, что и состаляет сокровенное её современной истории и сокровенное всего человечества (одновременно подвергается проверке и национальные формы мысли,идеологии)— и все они есть этапы становления в фетишизированных, искаженных и превращенных и  извращенных формах духа человека, который только и делает человека соразмерной природе, обществу, ему самому и его собственой деятельности, личностному деятельному поступающему бытию, преодолевающей все обстоятельства и потому способноьу к  свободному творчесткому бытию сутьществом. Оно существует вегда, но отливается в несобтвенные формы,испытывает отчуждение и обособление, но неуклонно собирает себя в восходящем пути к себе самой как торжествующему началу, самостоятельному началу существования в бесконечности, вечности и самопричинности (аутономии аутического), в самосовершенствовании образа деятельности и действия.
Истина опирается не только на научное познание, хотя и многим ему обязана Как и наука (действующая в медициние,образовании, государственном управлении и т.д.), истина много шире науки, хотя в современности и видит в ней свойобразец.. Как красота опирается на чувство, прикрытое – понимание, существо, сокрытое опирается на сущность, в том числе иных способов познания, даже в отчужденных формах политики, доминирующей над обшественностью; в узком своём смысле духовное опирается на сущность, и раскрывает её в предшествующих и предварительных формах; сущность есть условие возвращенной формы, но еще не сама возвращенная форма, как наука есть условие человеческого бытия, но наряду с другими формами человеческого бытия и их конечным, бытийственным постижением, составляя высокую форму духовности но может превртиться и в технику, мощь.  Она полагает широкие основания прогрессии человека, остаётся в рамках самой этой прогрессии. Сущность становится человеческим бытием как исток, средство, способ и результат человеческой деятельности, его архэ в жесте отказа от человеческого, своего участия, его поворота к самому себе,- поэтому знание сущности всегда высоко ценилось человечеством прежде всего как средство адекватной деятельности. Сущность становится человеческим бытием как элемент её развертывания, но последнее не сводится к первому, - он должна стать человеческой, то есть духовной, истиной. Сущность поэтому понимается как результат деятельности человека, независимый от него; характерно для духовного как бытия в сущности – формы отчужденного бытия, - автономия духовных сущностей в тех аспектах, в каких они представляют мир человека, его окружающий в момент, когда он покоится и развивается в аутономии, есть «причина самого себя», «субстанция» (Спиноза). Каким он входит в человеческое деятельное бытие, но уже со стороны оставшейся на нем следах преобразовательной деятельности человека, осуществляющего в нем формы своего сути, существа и идеологии. Духовное поэтому не охватывает только природную сущность, скрытую чувственностью и утверждает в нем своё деятельное бытие, оно проникает за завесу прикрытого, социального впрочем, никогда её не сбрасывая до конца в интересах сословия или класса, как и скрытого,  политического, в интересах той или иной идеологии, но утверждает в них человеческое бытие не только как процесс труда и работы ( часто в очуждении, как и потребление,отрваемыые от человеческого бытия и абслютизируемые в отчужденных формах и формах отчуждения), но и как результат процесса,  деятельности, осуществления человеческого бытия, превращая мир, человеческий мир в его, человека, действительность, в действительный мир. Сама сущность человека (отличная от его природы и находящаяся с ней в непростых отношениях, как и с чувственностью), становится в ее общих формах предметом преобразования человеческого духовного бытия. Но, следует отметить, что человеческая чувственность, существо,и сущность, которой он не имеет, но полагает сам в своём деятельном поступающем бытии, то есть имеет в деятельном бытии, нельзя переделывать произвольно,- теряется цель, и активность становится бесцельной или искаженноцельной, отчужденной, ам человек не достигает поэйсиса, процветания. Цельность же человеческого бытия, подходящая в духовном к своему апогею, а в диспозиции – мудрости – её достигающая как искусство постановки целей человеческого поступающего бытия, заключается в подчинении предпосылки человеческого бытия ему самому, чтобы человеческое бытие могло не столько заботиться об условиях своего развертывания, сколько о предназначении человека. Это еще сокровенно. Только в России в ХХ столетии пытались решить эту задачу, но услвоия далеко еще не созрели, да и поставлена она была однобоко, со следами происхождения из отрицаемых (негативность не сменилась позиивостью) отчужденных форм, не только в самой стране, но и во всём мире; задача такая решается, до разной степени, только всем миром, всем человечеством, всем существующим. И это – сокровенное в России.
Сущность утверждает независимость объекта, субъектность – свободу и самодвижение - по отношению к человеку, но и – что есть явный признак отчужденной формы абсолютизации сущности, его самого к ему самому, – в явлении он от него зависит. Деятельное, самоприрастающее, потупающее человеческое бытие и есть сущность человека.. Но тем самым утверждается сущность: подвижная, самоизменяющаяся (а не отсутствующая, как у Сартра) сущность человека – становящаяся в бытии бытие независимым делателем, но и его форма и средство – независимость человека и человеческого деятельного бытия (что делает возможным неотчужденное политическое вражение интересов человеческогобытия). Это - его «самостоянье человека»(Пушкин), в частности и поэтической вольности. Взятая со стороны сущности, духовность не представляет еще полностью человеческой бытийной  реальности, высшей формы действительности, но ее условие,- непосредственное и ближайшее существование, сущее человека, оно же и насущное. В духе разворачиваются формы человеческого бытия как опоседованные сознанием, от телесных – преистирических, господстве природного опосредованных фетишистскими формами сознания, до предысторических, души при господстве социального, опосредованного человеческим негативно, искаженными формами отчужденного сущетвования и сознания внутри сообщества,так и деформационного,самостоятельно разворачивающегося при опосредовании превращенными  формами существования и сознанияв при господстве уже превращенной формы политического Идет активное преобразование душевного, основы всего духовного,с активным снятием с объясняющего, в существе – этического мифологизированной формы существования и сознания как истины. Последнее насущно необходимо прибежищу бытия – России, носителю мифологичного и мифа о себе, что составляет сокровенное её современной истории.Речь же идет  об окончательном освобождении человека при посредстве освобождающей силы его рефлективного сознания как духовного, и оно реформиски и революционно направлено, хотя уже нет особых причин для насилия и диктатуры. Так, где господствовало существование, или, в лучшем случае, сущее, должно придти к господству, доминированию на принцепатных основах (человек первый среди равных) человеческое поступающее деятельное бытие Но сущность еще отчужденна от человека; таковой её делает сама форма знания, в существе своем этическая и политическая. Сущность становится духовным фактом и, далее, фактом человеческого деятельно бытия, превращаясь  в истину ( с опрой в том числе и на правду). Это делает возможным ещё одну форму, уже, по существу, небуржуазного общества, первоначально  выразившафся в форме превращенных и изварщенных знаний – тоталитаризм. Последняя его форма – из четырех иделогий Модерна: фашизма, большевизма,   либертаризма и развившеося в Потмодерн либерализма – завершает своё чисто тоалитарное дело – создание из человечеких обществ слабоструктурированных масс, а точнее – одной массы, которая некогда была основой тоталитаризма, служит сейчас спасению империализма, но, уже не сможет перейти к  ледующему этапу, постиндустриальному  мегаполиному обществу, посокольку в цивилизации услуг частичной становится сама ранее всеобщая предметная форма, а значит, и деньги, и истина теряет своё значение идеологии и, как услуга, должна быть истинной истиной (истиной об объекте, а не произвольном предмете), а не подчиняться произвольному толкованию сущност в ее бытии архэ истины. На смену зачаточному либертаризму придет полноценная четвертая идеология, снимающая саму отчужденную форму идеологического диктата. Назовем её, за неимением лучшего, «персоналистической», утверждающей человеческое деятельное бытие в качестве основы и цели. Но об этом – позже.
Ближе к человеческому поступающему бытию и как поступок человека, иногда даже как преодоление  господства  сущности - стоит истина. Истина всегда человечески бытийна, свободна, делает свободным для поледней свободы – свободы деятельноти и личностна, есть средство и способ человеческого оборачивающегося к себе бытия, возвращенная форма сущности и любви. Именно в любви, признании и себя, и «объекта» свободными и независимыми (а, как мы видели ранее, именно России принадлежит прерогатива равноправия субъекта и объекта, что делает подчиненными их бытие субъектом и объектом), не только открывается, но и осуществляется истина. Так она становится  бытием истины, а не в поверхностном созерцании чувственного; так она становится источником откровенного не только в откровенном, открытом именно человеку и его интуиции сути, но и в прикрытом и сокрытом. Но одновременно она ставит (как ставился на каждом уровне) вопрос о бытии, поскольку человекознание открывает истины о человеке. Но, это истины о сенсе, существе и сущности человека, а не о самой его сутьщности, которая всегда включена в его бытие и есть его содержание, и им полгается и из него восстанавливается обновленной и умноженной становящимся человеческим деятельным бытием. Иными словами, научная истина, как и всякая другая,(кроме миро-воззренческой, фило-софской), дает ответы о сенсе, существе,  сущности, но не о  сути человека. Истина человека связана с его деятельностью, без которой его нет и не может быть, ибо существует только в деятельности, и истина человека – поступающая, диалогическая и полифоническая. Истина открывает свободу деятельности и сама преображается в ней, есть ее условие, как свобода выбора есть свобода сущности. Истина нарастает с историей человеческого бытия; именно тот факт, что Хайдеггер взял внешнюю, явленную, несокрытую сторону бытия человека, он взялся не за реалистический феномен, который, в отличие от «обреченности вещам» Гуссерля и возвратного движения «стояния на просвете бытия» абсолютизирует вещь, есть рес-ализм, полагающий вещь важнее человека. Это и привело Хайдеггера и Сартра к пессимистическим выводам о судьбе бытия. Рассматривая бытие в аспекте ядра реалистичекой феноменологии, феноменологии не отвлеченногоею же субекта и дазайна, а человека, какреалистическая феноменология заданности самого бытия, мы можем понять вещь реалистически, как средство и и форму деятельности, условие его деятельног обытия, деятельности, и вывести человеческое бытие из зоны понимания ее как вещи, явного или неявного, в зону объяснения, как предметного.. Но это требует иного понимания самого бытия: помимо человека не существующего и вне его существующего либо как предпосылка, несовершенная форма, форма движения, не нашедшая еще адекватной формы (человека, его деятельности), либо как результат человеческого деятельного бытия, форма подвижного покоя, опредмечивания, регрессии к предпосылке, что становится, к сожалении, корнем почти всех отчужденных форм. Если сущее в своём сущем есть форма прогрессии реальности в действительность, то бытие – трансгрессия,традуктивная реалия как наиболее явленная из всех реалий.- имеется ввиду деятельное бытие именно как деятельное..Но содержанием предмета деятельности, вмести с изменением его формы, его сущность, как дочеловеческое бытие сути, становится (преображается) в суть, основой его существования становится уже человеческое бытие, Дабы не запутывать терминологию, мы предлагаемый метод называем реализмом, но оборачиваем его, полагая всю предшествующую философию, науку, искусство и религию рес-алистическими, а берем на вооружение реалистическую феноменологию,   исходящего из того, что всё существующее задано, как задача для бытия, бытие же задано, как задача, загадка, цель и имеет минимальное вещественное содержание,которое амо,будучи познанным и преображенным,становится вещим, сутью сущетвующего..
Рзвитие форм истины не лишено отчужденных форм. Так оксидентал более ориентируется на явления, полагая что их достаточн для постижения  их связи, подменяя ею сущность. Ему помогают математика и структурализм как явления чистых численных и «геометрических» форм существования. В соременности понемногу проходит мысль (Ло), что само существование исследователя не безразлично для исследования, но все еще сокрыта та истина, что наука есть предприятие человеческого деятельного бытия, и само исследуемое есть это бытие в одной из форм. Постигая, например, природу, исследователь постигает человеческую деятельность в её частности и предпосылочности и, возможно, в её будущем. Таков, видимо, принцип новой научной революции (Кун), последней из возможных, поскольку саму смену научных парадигм – образцов понимания как деятельности следует, видимо, понимать как оборачивание человеческого бытия к себе, в преодоление своей данности к заданности, к всеобщности и универсальности, а сам предмет науки – как плод деятельности формирующего его учёного, учитывающего автономию предмета от человеческого бытия не в его полноте и истине, а в ответвлении и частичности. Любая наука, как постижение сущности, есть постижение человеческого бытия, и именно так она становится истиной и истинной. Наука есть человеческая деятельность, человеческое предприятие, и таковым и останется. Научная истина часть,опора, сторона истины как таковой, и этой истине самой по себе подчинена. Бытие природы – подчиненный онтологический регион человеческого деятельного поступающего бытия. Задача, которую ставит исследователь, есть задача человеческого бытия, которое стоит за его спиной, хочет он того или не хочет. Это проистекает из того, что откровенное, которое ищет ученый в открытом, прикрытом, сокрытом – исходит именно из человеческого бытия, а не от собственного предмета, неявно считающегося объектом, то есть вплетенным в научное знание, не говоря уже о неявном толковании (не всегда) как вещи. Нередко исследователи прямо заявляют, что, например, социальные факты следует рассматривать как вещи (Дюркгейм), чем затрудняют совлечение прикрытого, социального, оставляя его прикрытым. Истина дает свободу для деятельности, но сама есть плод частной, особенной деятельности, абсолютизировать которую опасно, что особенно касается позитивистски мыслящих учёных, полагающих центром науки существование, явление и понимающих сущность как связь явлений. Следует помнить, что сущность связана с сутью, основой социального и политического, то есть души и душевного что весьма очевидно в отчужденных, враждебных человеку применениях науки.Только духовное может раскрыть откровенную, заданную природу предмета-углубляя ее до объекта, свободного,а потому и личного существования предмета. Позитивизм есть отчужденная, превращенная форма науки, не заботящейся о своём бытии истиной. Истиной для общества и стороной,средством и формой человеческого поступающего, то есь творящего в деятельноти, бытия. Это характерно для оксидентальца.
Ориенталец абсолютизирует, отчуждает другую сторону истины – её сущность. Презрительно относясь к явлениям, чувственности,он напрямую обращается к сущности,- как правило, божественной. Такое презрение искажает реальность в в соответствии с видением сущности и, либо ведет к презрению ею, либо, в худшем случае, насилию над нею, включая существование собственное и других. Презрение к собственному существованию вырабатывает у него терминальный опыт, хотя и однобокий, преодоление смертности, подобно тому как у оксидентала вырабатываетсят терминальный опыт обратного, но не менее отчужденного характера – презрение к жизни других и почитсние собственной витальности, презрение к рождению, приводящий, как обычно у него, к этологическому взгляду на действительность и борьбе за существование всеми силами, хотя квинтэссенция, сутьщность заключается в использовании существования, преодолении его, а в некоторых аспектах – и борьбы с ним. Витальность оксидентала не достигает переживания собственного рождения не только биологического, но и в других аспектах,- забвения, доказательства ошибочности,краха,-что отчуждает его от его собственного бытия, истины его бытия – предназначения, что относится уже к к области целей. Оксидентал гипертрофирует геенническую сторону цельной человеческой деятельности, производство всё нового, работу, активность, тогда как ориентал видит у себя только одно призвание – служение истине, понятой им на неадекватных основах; отчуждение его – искажение мира, и ведет к полуритуальному труду. Он – человек с гипостазированой геничностью, воспроизводством некогда существовавшего, перекосом в социальность, существа, прикрытость, как оксидентал имеет перекос в скрытое, превращенное в политическое, в область сущности, которая есть «суть для» и ориентирван на производство. В обоих случаях в подоплеке истины лежит смерть, танатос небытие и несуществование – своё или чужое, и редко сущность раскрывается до сотворения нового, если не технического.  Не  случайно в процессах отчуждения у оксидентальцев развивается тотемизация - соединение в нации, государства,союзы, корпорации, компании, замеченная еще Вебером на примере классического протестантского капитализма общин вокруг успешных,-следовательно, избранных Богом,- людей, что отсылает к оксидентальному Року, а ориентальца – анимизм, наделение не только человека душой – в разной мере.Меридионал в целом находится до различения сущности и явения – он достигает различения в вере в духов и фетишизм. Прекрасное – то, что соответствует ему самому, покорно ему во всех смыслах, Возвышенное- с чем приходится считаться (Жижек), а новое – абсурдно и нуждается в инициации.
Отметим здесь фундаментальную закономерность всех прикрытых и скрытых форм – все формы отчужденного понимания сущности и явления опираются на фундаментальое табу – распространяющееся  в заданное, превращающее его в именно в зону открытого и заключающегося в открытом.В нем нет человеческой сути, и этим признается отчужденный характер открытого. Оно и есть табу – его следует, по отчужденным формам, ни в коем случае не раскрывать, то есть понимать как существующее и существование самого человека, а не как явление, за которым – сокровенное, прикрытое, скрытое, суть.Последнее и есть содержание, первоначально-вещество как вещее и вече-нное, и его производные, содержанием является и человеческое деятельность, воплоившаяся в предмет; измененная форма только свидетельствуетоб изменении содержания. Истина есть содержание, сущность, вместе с его человеческой формой, и открытое содержание, сущность, делает её человеческим содержанием объекта, его, объекта, свободой и личинностью делает его субъективным,свободным в своих проявлениях. Имен исходит из созерцания, осознание  этого, а также того факта, что наука есть человеческое предприятие и объяснение зиждется на понимании и, ранее,созерцании, и возвышается к посижению места в деятельном бытии, неизбежно приведет к новой, как уже говорилось, последней научной революции, понимании объекта и процесса исходя из человеческого бытия и деятельности, которые из них и появились. Поэтому смена объяснительных образцов есть смена  образцовых форм человеческого деятельного бытия. Ближе всего  к такому пониманию природы – русские естествоиспытатели, понимающие истину как живое, действующее начало, и постигающие мир во всех формах деятельности – вплоть до деятельности, например, крестьянина, пашущего землю. Тем самым научное познание вписывается в человечесую деятельность как её момент,и истина приобретает приоритет над отвлеченной сущностью: содержание,  истина, суть,естьпервое,на что обращает внимание русский человек. Поэтому частичное, политизированное и  идеологизированное естествознание табуизировано от личного,свободного,истинного. Только откровение человеческого бытия снимает эту табуизацию, лишающее на-лич-ного – а всякое бытие, даже дочеловеческое движение, личинно, лично, ликово,- его сущностной глубины. Так происходит и со всеми отчужденными формами, поэтому истина в духовном (а не научно-политическом, сущностном) плане есть процесс постижения, опирающийся на последовательность созерцания, понимания, объяснения; все они есть исток и формы постижения, бытийного отношения к существующему. Для примера обратимся к форме отчуждения, характерной для России, формы извращенной, что особенно показала её история в ХХ столетии. Это - доминирование сущности над явлением и, далее, его реальностью – существованием. Сущности, Учение были табуизированы, что затрудняло неттолько их дальнейшее развитие, но и применение. Отсюда – особое понимание практики, отделенное от общего потока деятельности, то есть человеческого бытия. Сложился тотем, глядящий на человеческое бытие как бы со стороны и призванный направлять его, но человеческое бытие захватывало и их, что привело к Революции 90-х, хотя вместе с отчужденными, тотемизированными и табуизированными формами было утрачено и много полезного, исторически ценного так, что потерявшая противника альтернативная система, во многом также исказившаяся в холодной войне никак не может её остановить и репродуцирует боевые порядки, эконмику, политику, идеологию и действия.
Вся духовная сфера естьс сфера возвращенных форм – в традиции они были отчужденными, теперь появилась возможность отчуждение снять,снять частичные, абсолютизированные ит.п. формы,о освободить содержание, хотя бы освободиться от рабства открытому как непоседсвенной даннсти отчужденных форм и обратиться к откровенному, миру как человеческому деятельному поступающему бытию в действительности полифонии его начал. Если Маркузе в 70-е призвал к Великому отказу, то теперь,ершая Отказ, надо готовиться к Великому Возврату,который уже рпросматривается в массовых движениях 10-х.
Переистория была доминированием существования тесного и красотыв особых формах; прдыстория есть доминирования сущего и добра в особых формах; переход к истории открывается переходом к доминированию истины в ее заданности бытию и преображения всех историески исходных Фомах. Человеческое бытие приходит к собственной Фоме существования, то есть бытия как бытия, полагающего существование свое не столько  в зависимости от существующего, сколько в зависмости от собственного поступания и гомелитического, полифонического осуществляения всего сущего и существующего в их истине, а это значит, что просто раскрытие истины и осуществление её как возвращенной формы остаётся еще в рамках предыстории, господства человек, а не доминирования его деятельного ыбытия. Само человеческое существо есть существование бытия и потому существует; терминальный опыт, осуществленный духовно позволяет преодолеть частичность и отчуждающую (табуизирующую) форму его существования, господства данного существования  (и сущестения) над его бытием и впервые сделать акт человеческого бытия бытийным прежде всего, и лишь затем - человеческим, хотя быть в этом бытии может только человек,- даже технические формы нуждаются в одухотворении и руководстве человеком. Бытие, в частности,есть сущность как таковая, сущее кактаковое; развивавшиеся в России прежде всего формы со-общества, общественности и плоти как гомилетические есть ближайшая возможность перехода в историю, но это есть сокровенное не только для истории, человечества, но во многом, и для самой России.
Истина, таким образом, должна быть истиной для бытия и бытием истины ( а не «истиной бытия» как неудачно обернул эту истину Хайдеггер), в первую очередь. Истина бытия отазывает зависимому от взгляда человека существующему во-первых, в бытии, и выхолащивает истину, которую следует понимать как деятельность и процесс, и познание деятельности и процесса во-вторых. Истина принадлежит не существующему или взятому как существующее (псследнее неявно делает Хайдеггер, реифицируя, овещняя и прикрытое, и скрытое,существо которых в отношенях), а  человеку.Истина естьсодержание, как и человеческое деятельное бытие, полагающее формы ради содержания, и содержанием становится оно само. Одухотворяясь бытием, человек осуществляет возвращенные формы не только в их исторической конкретности, но как таковые, чем делает свое особное существование истинной формой своего бытия. Для России, как страны по преимуществу земледельческой и с земледельческими духовными традициями,такая позиция является естественной и непосредственной, хотя и скрытой под историческими: природными, социальными, политическими и религиозными формами; она есть исконное содержание самой жизни русского, а на более высокой стадии – россиянина как такового, как деятельной бытийствующей ( а не только сущетвующей, су-тщетующей), особи. Это делает её стихийной и исходной личностью, а не простым системным носителем личностных свойств, делает личностью качественной, в чем и проявится пришедшее к себе человеческое поступающее бытие как деятельность - исконный  корневой способ существования русского.Россия – прибежище бытия. Правда, раскрываемая им во всм сущем и существующем,станет для него основой освобождения истинного от наносных форм несправедливости и отчуждения.. Правда, как регулятив социальной и индивидуальной жизни и смерти, осуществляется в наиболее богатой форме опыт трансгрессии, терминальности, распространения своего существования в область бытия (рождения, жизни в аутономии и небытия (Смерти, послебытия), без чего бытие сковано существованием и не может развернуться окончательно. Именно правда дает право на истину, поскольку она есть истина сущего (потоянно неправильно подменяющего у Хайдеггера сущетвование, поскольку существование природное взято им за истину). Тем самым истина открывается так,как онае есть – как истинное бытие, основанное и основанное на человеческом деятельном поступающем бытии – общим или особным (что есть лишь форма общности). Тем самым освобождается до свободы выбора и свободы действия сама свободная воля, опираясь на плотскую свободудвижения и, далее, пребывания.. Свобода же есть необходимость для истины; свобода есть осознанная необходимость свободы; отчужденные и частичные формы её затмевают истину и сами нуждаются в прояснении своей истины.Тем смам предметом истины служит и неистинное, и призвание истины – раскрыть его не только как неистинное, но и пути исправления неитинного, атакже частичного, неполного, несовершенного. Сущностью отчужденных форм – если они вообще имеют сущность, а нетолько факт существования в существовании, - чаще всего становится частный интерес, интерес обособившегося индивида или индивидуума (индивидуальности), хотя для этого необходимы некоторые объективные предпосылки и возможности. Именно поэтому формы прикрытого и скрытого оберегаются особенно тщательно и они есть не просто онтологически скрытое и прикрытое, но и как результат определенных действий; на поверхности, в открытом проявляются лишь частичные формы – социальные общности или политические акции. Открытое же, потеряв табуизированнуюформу, вообще проявляется как из-делие познающего или именующего, логизирующего, вообще деятельного человека человека, его бытия. Оно всегда откровенно для бытийствующего человека в сути, в полноте его деятельного бытия (поскольку чащев всего проявления чеовеческого бытия затмеваются частичностями – доминированием работы(активности), труда, действия(потребления) и т.п. – как на-личное, результат личного, личное,и ведущеек к личности, насколько бы она ни была затменена и замена частностяи или не проявилась еще.Поэтому «несокрытое» в своей несокрытости имеет цель не скрывать ради чего-то нечто, оставить в «летейе», в живых; хотя логически отрицательноеопределение не есть определение. Основная задача истины – создать свободу и уловия для ранее стесненного действия, то есть для бытия бытия, его поступания, саморазвития, ургии. Бытие человека всегда определяется мерой его ургичности, бытие человека человеком, а не существовании «при» даже «мире».
Истина «объясняется», но очень часто она «отемняется»; объ-яснение вписывает истинное в общемировую плоть, делает ее действительностью так, что вещество, в оксидентальном  и ориентальном плане остаётся только прахом; так утрачивается  бытие, в действительности никогда не теряющее связи с гюлетическим, с истоками существования. Этот отрыв отсутствует в земледельческом обществе, единственно которым на сегоднящний день является Россия, и это – её сокровенное. Сходным образом, в отчужденном обществе, развоплощается социальность и политика, что недопустимо в России. Иными словами, россиянин ближе всего стоит к бытию истины (соответственно – красоты и добра, как основ человеческого ценнотного деятельного поступающего бытия) – концентирующейся в бытии истина, проявляющейся, впрочем, именно в восходящей поступательной ургической деятельности при полифоническом соучастии всего сутьщего, сущего и существующего полноценное бытие  включает в свою деятельность и деятельностьи есть бытие. Следует заранее отметить, что полифоничность относится к предварительным формам бытия, к духовному в качестве архэ бытия поскольку строится на случайном распредлении ролей; бытие - гомилетичность (от «омилия»-окружное послание, дописываемое каждым) роли выявляет в раскрытии призвания человека, его соучастия (принцепсного) в общем бытии – общеприродном, общечеловеческом, общенациональном, общесоциальном, общеполитическом, особном, при чем в новых условиях свобода сообществ взаимна. Так, например, общенациональная свобода не есть персонификация свобод отдельных граждан, а олицетворение свободы каждого человека вместе с умножающейся от нее совместной свободой.
Истина, понимаемая не по-неокантиански, как запись в книге, есть собственная свобода – насколько она существует – данной сущности,что и представляет её явленность Полная свобода сущности в её явленности – осуществляется в еёсути - принадлежности человеческому бытию. При этом не сущность господствует над бытием – что есть мифологизация, и не бытие над сущностью, что есть фетишизация, но обе они вступают в реальный процесс, где истина однго раскрывает и умножает истину другого – деятельность, где существующее становится средством и формой и целью самой деятельности в любом ее аспекте, поскольку,в чатности, деятельное бытие тоже существует.. Иное дело, что человеческое действие нередко похищает часть существования существующего, делая своим постоянным и беззаконным средством, тем самым лишая истины, но чаще истина прибывает. Свидетельством истины служит раскрытие в существующем (взятом как существующее) его возможностей, дюнамейи, как энергейи чловеческой деятельности, в чем доминирует эрос не только существующего (сущего), но и самого деятельного человеческогобытия; реализация их только для человека является  отчуждением  и мифологизацией человека, возвеличением его в царя  природы, в бога, что есть заблуждение, выгодное, потому и закреппляеме отчуждением. Истинный порядок бытия – чтобы всё, соучаствующее в бытии, то есть в человеческом бытии, было в свободе. И даже большей, чем без бытия,в потенции бытия.Бытие есть свобода и истина.
Если прекрасное есть позиция,(телесное) исходное положение человеческого бытия ради раскрытия красоты, деятельности, (напомним, и интенциональности как ее стороны), то благо есть транспозиция, отношение человеческого бытия к (чаще в сущем) внешнему, к окружающей его реальности с целью блага, основы добра. Но добро не сводится к благу (что было мифологизацией платоников, полагавших Благо предельным понятием).  А есть лишь та сторона добра, какой оно обращено к существующему ( в том числе социально и политически, т.е. прикрыто и скрыто) человеку,-именно поэтому капитализм есть не столько общество добра, сколько общество блага даже в своих лучших проявлениях. Добро же, как и красота, двунаправленны: красота сочетает прекрасное, нужное человеку, фетишизированное, с объективированными сторонами его и есть поэтому бытие, хотя не в высшей его форме человеческого бытия; оно есть движение жизни и без движения угасает. Таким образом, оно сродни античному «фюсис», но не только природного, но и человеческого. Добро же есть благо, восходящее до уровня добра, обращенного не только к человеку, но и к иным явлениям (не только существования как существования, природного,но и сущего, социального, существования как человеческогосущества) и их совершенствующее, хотя, по транспозиционной природе, в аспекте полезности, что всегда требует баланса затрат(стимости, времени труда, танатоса) и полезности (потребительной стоимости,времени жизни, эроса) человеку. По своей особой склонности к предметности (аппелирующей к вещественности) и, оно скорее есть «архэ», взявшая много власти основа  общественной и человеческой жизни, превращенная форма, нуждающаяся в оборачивании. Циспозиция, внутреннее человечеству – ценность истины, сродни античному логосу или душевному уму традиционно близко представление о голосе, которым говрит членораздельное поступающее, диалогическое человеческое бытие, о логосе, выражающемся в имени как цельном понятии, не затмевающем возможности его развития. Циспозиция выражает человеческое освоение быия и по отношению к следующей позиции, приходящей к доминированию на наших глазах, псле доминирования красоты, добра, разворачивающегося осознания возвращенных форм блага, сущности-истины и вместе с ним – следует диспозиция истинного, доброго,прекрасного как человеческого бытия как восходящего, поступающего и оборачивающегося – здесь оно оборачивается к себе окончательно, становится миром целей и само – целью целей, как и всякая мудрость, в форме усии, разноречивого восходящего единства духа и бытия.
Становится человеческим бытие, его собственной предпосылкой как средство и форма а затем, как мы увидим, также как цель для себя самой как цели целей, без чего человеческое бытие неполно, теряет свой пребывающий, поступающий характер. В пспозиции мотивом (здесь надо согласиться с Гуссерлем, полагающим именно мотив каузальностью в духовном) является наслаждение и свобода тела; в транспозиции мотивом является долг и свобода общественная и политическая, в циспозиции мотивом является власть и свобода действия, в высшей форме духовного, всегда подспудно пребывающей, но теперь приходящей к доминированию – цель и свобода деятельности, деятельного бытия как движущегося существования – минимума бытия.. По существу, всё наше исследование посвящено обоснованию свободы деятельности как формы поступающего, восходящего бытия (человека); здесь оно приходит к себе и самообосновывается не только в эйдетическом представлении или экзистенциальном переживании, но и как таковая И это есть высшая истина.. Это относится уже к следующей форме духовного бытия, ценность которой – в самообосновании ценностей красоты, добра и истины – в фоме усии как единства истины и бытия.
Истина также имеет формы отчуждения – от текстов оксидентала до писаний ориентала, но опаснее всего мифологизированная истина, превращенная в оторванню и довлеющую над реальностью псевдореальность,- она начинает развиваться по собственным законам и принуждать реальность, людей,следовать за собой, чтоособенно заметно в России,стране мифологий, стране мифов о ней и, по существу,всё еще мифологической стране. Сокровенное современной и предстоящей истории Росси – демифологизироваться,сменитьспособ сущетвования Итиной в истину существования, и Германии, с её еще не вветрешимся земледельческим (некогда-западнославянским) двойственно-тевтонским подтекстом. Именно поэтому необходимо видеть истины со стороны усии – фюсически растущего из неё поэсиса, процветания, на основе эргастулы, труда, так, чтобытрудскорби, танасическое, было бы искуплено, преодолено, эросическим, ратущим.Тем самым труд обретет свою истину – стороны и момента человеческой деятельности, а вследза ним и действие-потребление и работа. Поэтому нет истин раз и навсегда данных, есть только заданные, да и их бытие в качестве стороны человеческого бытия втягивает их в область именно стохейона, архэ которого – сущность, а основа – человеческая деятельность в актуальной или потенциальной форме. Все стороны духовного бытия как существования для человеческого поступающего ценностного бытия глубоко взаимосвязаны именно этим последним и предсавляютсобой разноречивое, иногда – противоречивое, полифоничное и гомилетичое Единое, хотя о нем нельзя заранее сказать, что оо – целое: в существовании, сущем и ущности оно реалистично, какреаия, проявляется в разных местах,временах,, личнгстях и образахд действия, составляя различные реалии – но именно это позволяет сказать,чтооноЕдино в человеческом творческом поступающем ценностном бытии, которое само,как  бытие истины слагается из множества личностей и,как свободноедеятельное единство,включающее всё, есть единое.

.
Эйдос – Логос – Усия- София
Для духовного, создательно делаемого в его результатах, объединяющим и деятельным звеном ясявляет мудрость, софос, выражающее поступающее человеческое бытие и представляющее разноречивое Единое. Оно опирается на   усию, истину, как противоречивое единство не только цельной сущности, (даже как словесногоописания связи явлений) как данности сути, и существующего в отношении к логосу (а такжеего явленное «иное» голос в инициаивном диаоге  душевного, и даже голос политический, точнее, не его политически-вырожденное «голосование», а политейное  гласное), душе, прикрытому, сущему и душевному, сущему скрытому, и эйдосу, как существенному и сутьностному выражению красоты существующего. Все вместе они составляют своеобразный «стохейон», фюсическую, свободную, прирастающую в свободе поступающим бытием, осуществляемым и ведомым человеческим поступающим бытие,  стихию, сутью чего, проходящей всетостальные уровни существования\бытия  является движение- бытие, а представленностью – архэ духовного как духовного в своем существовании как сознательно организованной вещно-предмено-обектной активности, то есть прекрасного, благого и существенного Тперь же вопрос стоит о бытийном осуществлении ценностей духовного, а значит, и самого бытия, его существовании. Оно выражается в ценности мудрости,как непосредственного символа бытия и его формы и средства. Отношением к фюсическому, существующему, но подчиненному, снятому,но необходимому – определяется  имя как истинное имя, как определенное понятие, не охватывающее, не исчерпывающее, но раскрывающее суть и существование существующего и сущего, и сутьщего, бытийствующего как бытийствующего. Поэтому как  основой мудрости, в которой выражается человеческое поступающее бытие есть, усия, понимаемая не столькокак сущность, но как знание, наличное бытие человеческого деятельного бытия, постигающего, а не только объясняющего, познающего, существующее вместе с его дюнамейей, возможностями  изменения в иное, более совершенное, для реализации чего нужно человеческое деятельное бытие, опирающееся на поступок оборачивания от непосредственно данногосмысла к значению существующего, его значимости и потенции. Именно так человеческое деятеьное бытие реализуется поступающим,способным стать на позицию Иного не толькокакДругого,но и снять эту позицию Другого в творческом акте деятельного преобразования самого этого другого так, что оно становится способом существования человеческого деятельного бытия.Для зрелого, тоестьмудрого человеческого поступающего бытия нет незлостного (то есть не сделавшего себятаким) Другого, но иное, и видение, восприятие сути иного входит и создает единство разнообразного бытия в Едином,соединяющем Тождественное и Иное. (Ср. Делез, Лиотар, Нанси). Усия и включает идеал, своершенство тождественного как возможности его собственного иного и, одновременно, как тождество его собственной истине, заложенной в существующем. Такое тождественное вместе с иным вписывается в  имя его во всей его несловесной полноте бытия, взятое в протворечивом единстве с бытием. Это – первый шаг мудрости, возвращающейся к архэ своего духовного, душевного и другогосостояния как к предмету поступания. Сущность, тем самым, окончательнорраскрвается как усия, единство существующего сосвоим бытие в истине, то есть в полноте бытия, не зависимой от существования. транстерминальной (или, лучше сказать,терминальной, не зависящей от обстоятельств времени, места, причины, следствия и образа действия). Именно Единое освобождает от обстоятельств, ставит всё в единыетерминальные условия. Иными словами, мудрость – видение всего помимо его рождения и смерти, ограниченности, как раскрывающееся само – пойэсис. Но мудрость – еще и видение условий пойэсиса, минимизации патэмы и танасических влияний. Это относит усиюк логосу, порядку не только существования, но и преодолевающего его бытия всего – проявления Единого как движения и, в конечном счёте, деятельног бытия человека.
Усия углубляет явленный логос, сущность , особенное в её политической явленности и со-циальность, а также соответствующие им пласты существующего, до неявленного, латентного.Знание неявленного, постижение откровенного, откровение сокровенного (а также скрытого и прикрытого), увиденные в объяснении и понимании, опирающееся на чувство сутьности материи, первичной реальности, - и составляют сутьщество мудрости, какое бы имя она ни носила, пока что скрывающееся в несобственных формах искусства, науки, религии, под именем фило-софии,но еще не самой Софии,случающейся с немногими постоянно или постоянно с немногими,хотя каждый имеет прикосновенность к этому. Логос же, двоякий, как проявление души и духовности, открывает неявленное и неявленно; софос раскрывает и это неявленное в человеке,его частичном Я.
На основе как единство логоса, представляющегося как Душа мира, София, его окончательная премудрость (данная мудрым Богом) низшем, олицетворенном (возможно,и в ином имени существе)представленностьмудрости,которая есть в своем самобытии стала самим бытием, предстала мудрость русским софиологам (от Соловьева до Флоренского). Коренной неточностьюс софиологов было принижение мудрости, до души мира и отчуждение её мифологическому авторитету, связанному с благом и носительством истины. Отсюда мир понимался как заведомое человеческое благо, действие, потребление Премудрости; способ не только существования, но и бытия (и, тем самым,совершенногосуществования), сводится исключительно к Православиюи в иных формах либо отбрасывается, либо искажается. Эта самая мудрость гипостазировалась как мифологическое существо (или, по предложению Булгакова, четвертая ипостась Божия) – София, то есть мифологизировалась, а не вводилась в душу человека и реалии, пронизывающие Единый (мир,в данном случае, хотя это и низшая форма Единого). Однако мудрость есть софос над  усией – единствобытия и истины его деятельноного осуществления, всегда подвижное и разноечивое, как разноречиво всё в области полной полифонии – гомилетики, достижение чего как цельного (что не всегда осуществляется, существует и бессмыслица, и абсурд), и есть цель софоса. Здесь имя проявляется как абсолютный, усийный, логос  сущего и существующего и его выражение, то есть голос в полифонии при драмат-ургии достижения справедливости бытия. Признавая право голоса (собственного или представленного) за всем существующим и сущим и сутьным, мы предоставляем всему право на соучастие в поступающем человеческом бытии, бытии прирастающем, ургическом по существу и, поэтому, соединяющем все стороны существования с одной стороны, деятельности- с другой, так что гония, гения, гения и ургия становятся разноречивыми, но входящими в взаимодействующими целостность началами под доминированием ургии, саморазвития человечеческого, а с ним и всякого другого,  бытия; с другой стороны именно здесь его саморазвитие на основе собственного софоса ( в отличие от отвлеченной идеи) начинает доминировать безусловно и преображает всё существующее. Именно о преображенном бытии и ставится вопрос в усии, соединяющей истину (не обязательно акустического, но прекрасного,доброго и истинного голоса-логоса) с собственным бытием данного, но бытие это – не только и не стоько собственное движение, фюсис (всего), и его раскрыие в логосе,скоько существование в недрах поступающего человеческого бытия, как высшей формы развития и развивающей в соотвтетствии с собой иные существующие и сущностящиеся формы.Как поступающее бытие, человек видит не только данное в его данности, не только сущее в его сущностении, не только челоееское вего человечности,тоесть не только возможности, динамейи и потенции, но и Иное, более истинное, доброе и прекрасное;- это и есть софос, достижимый толькочерез обращение к единству, подчиняя ему мир много.
Усия в своей основе есть означающее, но не произвольное, а как повернутая к сущему и существующему мудрость.Высшая, но равная и находящаяся в диалоге с целостностями меньшей общности, - усия единого целого, гомилетического в своём существе так, что всякий логос фюсиса представляет в нем основу для деятельности, в которой эргастерия подчинена пойэсису, деланию-возвеличению; мудрость – видение того, что есть существующее по истине, в добе и красоте, в совершенстве, в своём бытии – человеческом деятельном бытии попечения о существующем, сущем, сущностящемся, т е.заданном ему,- теперь ставшем откровенном, что касается не только сенса, чувственно данного, но и прикрытого и скрытого, да и самого сокровенного, движущим налом чего является софос как свобода поступающего деятельного бытия. Бытие совершает поступок, как в дефлексии переходил человек от смысла к значению иного ради возвращения к собственному смыслу обогащенным, только теперь он обогащает и иное, и есть гражданин иного,и иной всему,чему он оказывается Другим в мире.. Явленное теперь подчиняется неявленному, данное – откровенному, голос – имени, имя – усии и слово - эйдосу, логосу крастоты., то есть прирастанию бытия в Иное, более совершенное. Оно дано бытию, которое вовсе не дано немудрому глазу явственно и открыто, но есть откровение для самого отъявленного мудреца и само (бытие) сокровенно за различными формами движения, жизни. Бытие раскрывается как Само (Мир умир! М.,2009), само-стоятельное, деятельно полагающее Иное среди Другого, среди разобщенного и несовершенного, частного и частичного,словом,отчужденного и реифицированного., Логос, как порядок среди сущего (обернутого к природе,каксоциальное,или человеку,как политическое,то есть вих ЗнАчимости и ЗнчИмости),выражается какподоплека имени, слово-голос, содержащий в себе не только правду о человеческом, но и знание о  существующем, наименование. Слово-голос как логос можно обобщить как речение, в котором означающее и означаемое взаимно, в подвижном единстве, взаимодействуюттак, что нередко и означаемое оказывается означающим, в заивсимости от значения сова для сущего, двойственного в самом своём существе. Основой для усийного может служить именно реченное (мало ли сказанного!), где значение соединяет означающее и означаемое в единый смысл, расходящийся нередко вразных пластах сущего и сужащего там региональными премудростями,социальными и политическими в отчужденной форме, со-общественными и общественными в неотчужденной (иногда, скрытно,и в отчужденной. Голос тяготеет к означающему,политическому,логос к социальному, означаемому как  существенно человеческому. Но в целом логос есть средство для усии определить средства воплощения бытия как человеческого поступающего бытия если не во всем сообществе,тов части его. Логос составляет (по своей наибольшей ыраженности у человека, которую он черпает, в норме, у природы) человеческую составляющую усии и софоса, способнуювразиться в речении и речи и воплотить в них софосы других.Усия, начинаясь как истина, а не правильность с  положением дел,как истина,обрестает социальную сущность, включающаяи иное, в логосе , висыаясь в совместрое человеческое бытие (вотличие от его иногда отчужденного существования) пробретает значение добра, даже еще не опираясь на создаваемые блага, а иногдаи требуя их для себя. Преображение софоса требует часто и преображения логий (законов), следуя деятельности  бытия и обеспечивая её, дае изменения логии (прямой и косвенно ) человеческого сущего. Потенциальная софия логоса, из котого он восходил в социальное предприятие – сущность, оборачиваясь усией, раскрывает софийное и в логосе сущего, частоизменяя его весьма и весьма существенно. Чаще всего происходит ыходн на перый план, в доминирование, новых социальных сил и отношений; например, можноожидать скорого выхода в доминирование постиндустриальных и мегаполисных сил,опертых о информатику, что уже несовместимо с доминированием читобуржуазных отношений. Иными словами, Усии чаще всего формируются не мудрецами; они ими формулируются и развиваются. Так усийн, бытийно становится преображение природы в направлении ей совершенствования (что придет на смену простой её охраны), и нетолько внечеловеческой. Всё это, естественно, осущестляется в как реализация объективированного в предметном,продолжающем душу и душевное, ум и «разум» человека, его Я и, реализуясь идеологически, влияет таже нетолько н полиику и активность, но  и на социальность и труд. Здесь усийное получает измерения не только добра, но и блага, вособенности социальные.
Деятельное бытие, софия, реализуетсяокончательно в существующем как совершенный,пэйтизированный эйдос или вид,становясь егосодержанием, как и в сущем – воплощенным рудом и реализованной работой.Это уже флексия человеческой деятельности как основного способа своег бытия. Здесь бытийность, мудрость, получает нетолько свою сутьность, Нои суть, получает завершение в мате-реальности. Нем самым он осуществляет своё на-звание как человек и на-зывает возведенное к бытию существующее, обретая второе, знаковое существование, как опору символического. Здесь деятельное человеческое бытие проверяет своё значение нетолькосреди природ, но и среди людей в их мате-реальном выражении -  оно раскрывается по-новому, не в рутине циклически (никогдадоконца не осуществляющегося) существующего, но также и бытии как мудрых (умных) со-обществ и мудрых («разумных») общественностей и поступающих (откртых человеческому поступающему деятельному бытию) ландшафтов и биогеоценозов (интеллектуальное). Воплощаясь в прекрасном, усия превращает его вкрасоту, завершая тем самым, стохейон мудрости над архэ духовного, преодолевая все его ограниченные позиции правильно составленной диспозицией. Поза и эст мира изменяются,они становятся действительными, то есть человеческой действительностью существующего в раскрытии его потенциального, предпосылочного,ограниченного бытия-движения. Человеческое поступающее деятельное ценностное оборачивающееся бытие деятельно обернулось вместе с миром и ценностно поступило, получив тем самым имя мудрости незряшнее и голос мудрого (даже если эта личность – свободное человечество, и голос звучит для истории). Бытие – это преодоление всех обстоятельств, терминальное (транстерминальное) существование.Бытие откровенно не только в интуиции, понимании, объяснении и постижении, но прежде всего, главным образом в деятельности человека(со-обществ, общественности, народов,человечества) как челоеческое деятельное, лишь в последнюю очередь действующее, потребляющее и активничащее ради него, существующее сутьщество, человечесть. Бытие есть судьба существования и существующего. Голос бытия свершающ. Он несет эрос живому и противостоит танатосу.


Голос (как атом  полифонии, а затем – и гомимелии, судьботворчества) имеет только имя; речь (а не частные жалобы) имеет именованное и от имени именованного как именованного, но и на-званного, не только в частности, но и в целом. Иными словами, имя нетоько отделяет и выделяет, оно соединяет и сплачивает как понятие, но понятием не ограничивается: оно дает себе место вписаться в целое так, что его имя становится именем речи чего-то боьшего, более целого, самого  имеющего имя и свободу, опирающееся на имя и свободу данного. Иначе говоря, голос идет от бытия одного уровня к бытию другого уровня, соединяя их как архэ и стохейон и обратно, создавая жест новой деятельности и новые позы для нового мира, всё более превращающегося в человеческую действительность, от фюсиса, но одиноким он бывает лишь в отчуждении, как в отчуждении же он бывает монолитным стройным хором. Одинок он, впрочем, и в поступании, скрытно будучи неявным диалогом тождественного и Иного, смысла и значения в их оборачивании, без чего невозможно поступающее деятельное человеческое бытие как бытие мудрости, поскольку деятеьность тем и отличается от активности отчуждения, что никогда не повторяется, что в нейосуществляется ургия, а через неё – пойэсис (дело-творчество). Поэтому голос часто не совпадает с логосом. Софос, как бытие,основанное на архэ, на бытии всего сущего, его стохейон ( в развитой и обернутой форме) и потому представляющее всю полифонию существующего, сущностящегося и сущего, есть особный представитель того или иного сообщества, человеческого мира, миръа в целом, идеальное (представленное в ином); цель и идеал есть деятельность, бытие человеческой действительности, и, как таковая, держит речь о бытии этого существующего в его судьбе к  человеческой действительности существующего. Здесь необходимо отметить, что под действительностью понимается человеческая действительность, как она сложилась в руках частичного, отчужденного, существующего человека, не обернувшегося еще к своему бытию как его истине, добру и красоте, их сути - софосу. Но человеческая действительность – это действительность всего существующего перед лицом собственного ничто, понимаемого не негативно, прекращение движения самополгания как содержания существования и предзвука бытия, (хотя такое понимаие и законно и требует внимания), а своего бытия как  иного существованию и сущему.. Без человеческого поступающего восходящего бытия всё есть в разной мере ничто, по сравнению с собственной возможностью, но не только своей, которой он может осуществить сам, своим несовершенным бытием-движением, позой, позицией пребывания, в тенденции – флексией. (Ограниченной, как у существа предыстории); как собственное ничто оно есть бытие человека как усийного мудреца, постигающего бытие существующего в его наиболее  полном проявлении  красоты собственной, собственного добра, и собственной истины, то есть собственного Иного, собственной софийности.. Именно поэтому сущность есть архэ усии; усия раскрывает не только то, что есть, но и что должно быть, от мельчайшего единичного до совокупностей других общностей; видение со стороны целого, всеобщего, преодлевающего ограниченности пространства, времени и причинности ( в том числе и мотивов, здесь мотивом становится само собственное бытие чеовека), сама усия есть истина в  ином существовании, есть логос как порядок, который можно преобразить, есть эйдос - не просто исторически упрощенная идея, существующее, взятое в понятие, но эйдос как средство усии,  воплощение как усии, обладающей бытием, сущности как бытия, поскольку полной сущностью является не только то, что есть, но чем должно стать в человеческом бытии данное существующее и чем оно само по себе стать не может. И именно последнее суть усии, должное; и должноестановится мотивом духовного.Теперь не только логос обладает голосом, но и голосу есть что предложить логосу, и не только в его существенном и сущностном бытии, Нои и как эйдосу и Софии. Голос пополняет логос, первоначально совместный, как реченное, а затем дает развертывание сути телесного – эйдосу и сутьщности софийного-иного. Так смысл получает большую автономию своего саморазвития, поступания, проникновения в значение как означенный самим человеком, а потму раскрывающий собственное иное, и как движение смысла в Софии, поступающее ценностное саморазвитие человека,- именно поэтому духовное, основанное на сознании ( в определенных истоических и региональных, природных,социальных и политических пределах) стаовится основой для ценностного и есть по-человеческиЮ его определенная смысловая форма детерминации – противостоящая природной (терминальность) – мотив. В равной мере он есть желание (поступленная потребность) для эйдетического,чувсвто для души, аффект для мiръа и эмоция для душевного. Всё это накапливает Иное, трансгрессивное, терминальное в положительном смысле – не только осознание своей рожденности\смертности, но именно переступание, поступок,п реображение деятельное пространственного, временного, причинного, а также и традиционного, устоявшегося обаза действия – всех обстоятельств деятельноси  Именно здесь духовное достигает собственного  существования – то есть существования как формы и средства человеческой деятельности, цель которой – осуществление её самой как усии всего сущего. При этом мотивом становися не только и не столько утилитарная полезность, благо; благо само становится важной стороной усии, добра; осуществление истины бытия, усии, становится для человека наиболее выгодным, поскольку даёт бытию подчинить себе частные формы действия, активности, работы, труда и преобразить их в человеческое бытие в полном объеме. Мудрость, таким образом, является осуществление бытия везде, повсюду, всегда и любым обазом.Мудрость – давать всему и каждому его собственную свободу через свою свободу, но, понимая усию-мудрость как бытие, возделывать её, споспешествовать ей и направляьть её к опредленной цели. Именно так мудрость входит в бытие, достигается бытиеми и не перестает быть поступающим восходящей деятеьностью человека, то есть человеческим бытие; а все предпосылки его, «бытие» в его зародышевых, неполных, искаженным и отчужденных формах, человеческое бытие берет под опеку и возводит к бытию в его наибольшей чистоте, насколько это возможно нетолько со стороны существующего, но и со стороны человеческого «наличного» бытия, всегда ограниченного обстоятельствами и модальностями – экзистенциями «дазайн», бытия. Реалии, которые теперь группируются вокруг бытия, включают и человеческую экзистенцию, но она заведомо слабее бытия, поскольку есть его выморочная, плоскостная форма и есть средсво\препятствие разворачивания поступающего творческого чеовеческого бытия. Человеческое бытие – пойэсис, делание – возвеличение,  деяние, попечение о бытии в его предварительных и отклоняющихся формах, и распознавание их, а также путей роста архэ в бытие ставшее, ставшее человеческим и по причине чеовеческой поступающей деятельности и для человеческой поступающей деятельности, что подрузамевает его существование то средством, то целью, то результатом, то формой, но в конечном счете – целью, – это и предмет мудрости, подчиняющей себе как рецептурное знание меридонала,так и традицию ориентала, так и технэ оксидентала.
Это возвращает нас к вопросу об отчужденных формах, и формах возвращенных. Хотя духовное есть область возвращенных форм, но и они испытывают влияние обстоятельств времени, места, образа действия, причины и следствия. Так мудрость-усия, как поступающая ,иссходящая к логосу,  эйдосу совершенному образу сущего как его специфического бытия-движения, реальность есть наиболее свободная - поскольку утверждает  и реализует, воспроизводит высшую свободу, свободу деятельности, - есть сама по себе наивысшая возвращенная форма и форма возвращения; она прокладывает себе пути сама,   отчуждение ею самоотрицается, и только  обстоятельства, препятствующие этому, стастановятся отпором поступательного движения человеческого бытия. Так ориентал ставит архэ  как основу, требующую продолжения, и видит мудрость в   возвращении каждый раз к нему, когда трудится или трудообразно действует (активность для него – война, террорестический акт, а деятельность – богослужение, но деятельнось обернутая). Эта искаженная форма не позволяет архэ во всем его многосложности развиваться, то есть быть человеческим поступающим пребывающим бытием, а в выраженной форме – мудростью.. Мудрость принимает форму обычая, и все новации, поскольку они необходимы, лишь соседствуют с традициями.Форма голоса приобретает отчужденную форму молитвы.
Оксидентал, напротив, отрицает архэ и ставит работу, активность превыше всего. Он не права голоса, даже право голоса по существу – право немотствовать, давая голос Другому, что только усиливает распространенность отношений Другого, характерных для этосных отношений человека в первобытной орде. Прирожденные права человека оказываются, по существу врожденными и понимаются на уровне врожденности, без развития и совершенствования их бытием. Они враждебны бытию, и полагают мудрость мудрстовванием. Торжествует, как мы увидим, малтитьюдная, количественная, демократия, а не магнитьюдная, качественная. Отсюда – в дополнение – развитие насилия, иерархизма, культа собственности и сексуальной распущенности. Они не поверены логосом, бытием; голос оторван от архэ, от логоса и питает свои требования преисторическим, интеллектом в лучшем случае; ум отделен от интеллекта, общему во всем человеку с животным; мудрость подменяется опытом и выгодой. Здесь, как и у орентала, но с другой стороны, происходит отрыв стохейона от архэ (во всех его формах), и заменяется либо социальной необходимостью (Фатумом), либо свободной и для этого создааемой свободы выбора успеха и благосостояния как высших целей человека. Они не поверены и усией. Господствует Рок денежных отношений. Мудрость, принимавшая у ориентальцев искаженные формы типичности лица мудреца, приобретает у оксидентальца превращенные формы знания метода, в ущерб значимости акивности. В обоих случаях торжествует знание над мудростью, в ущерб всему духовному, в особенности истине, - ищут сщущности, как более изначальной и потребное, а не человеческой сути существования и его призвания..
У Меридонала архэ, сведенное к прекрасному, часто затмевает усию, вперед входит искаженный эйдос существующего, происходит переворачивание отношений, точнее, их необернутость к себе, без чего нет ни бытия, ни мудрости. Логос торжествует в заклинании, ритуальной формуле. Поэтому духовность меридионала заменяет красивое в разных формах, в том числе – прекрасные отношения духов и богов, по существу – идеального,  мудрости есть искаженный поиск Иного, но в неадекватных субстанциях, своим движением искажающих и превращающих духовные существования в сущности. Они начинают господствовать над отчуждаемыми началами и придавать им формы, соответствующие регрессии, пройденным, отчужденным этапам, тогда как духовное есть область трансгрессии, область свободы, где вся свобода ограничивается только сама собою, достигнутым уровнем её средств, а в мудрости безгранична.. На первоначальных стадиях и простейших формах духовного – это – природа человчесущества, уже не в своей ограниченности, на промеждуточной – социальные и политические права (а не свобода), по существу (за прикрытым и сокрытым)- манипуляции свободой воли (ориентал) и свободой выбора(оксидентал), ограничиваемая природой и сущностью человека и в них же находящие опору для самопреодоления в добре, господствующим над благом; в области истины, в постсовременном обществе, это – свобода духа, ограничиваемая лишь политизированной (а профессиональная наука относится к политизированной, как искусство – к социализированной областям,над которыми господствуют душевное и душа) формой поиска истины, эссенции, тогда как позиционная сторона духовного ориентирована на квинтэссенцию, сутьщность, поиск истины человеческого поступающего бытия (Без мудреца, а они встречаются иногда, как и мудрые состояния других людей, бытие – лишь игралище речи, иногда несознательно вырабатывающей истину), направленного в Иное и есть область целей, направленных на иное, но не в отвлеченности этого понятия,  а на иное, растущее из самого существующего (как всегда, оно обобщает существо прикрытого и сущность скрытого; разновидность сути в человеческом обществе), мудрости служит сущность, постигаемая не непосредственно-практически, но неосуществимых без человека, что составляет содержание его бытия. Преодоление (но не отбрасывание) собственного интереса и подчинение его ценности и цели есть поступок поступающего человеческого деятельного бытия, разворачивающийся в диалог, полилог и гомилетику избрания судьбы, что и составляет как элеменарную структуру бытия, помимо чисто деятельностной,так и открытие существования существующего (как и сущностения и сути сущего) для поступающего преодоления его несомненных совершенств (а для неотчужденного человека наличное всегда несовершенно, таоково свойство человеческого существа,его первичный поступок и результат самого отчуждения) и открытости за ним сущности и сути. Даже открытие сенса, материи, восприятия, есть факт бытия – он открывается в модусе деятельности хотя бы органов чувств, вечных тружеников. Именно Иное и есть мудрость, и к нему подводит  усия, логос – пониание взаимосвязи сущего, чтонеобходимо для софии, чтобы не замкнуться в одно регионе бытия и охватить Единое – от отдельнойособи - непосредственного носителя, попечителя бытия, до взскующих, взывающих к нему целостностей других уровней – общества (человечестава) – логос, и   эйдос – специфический ракурс видения существующего с тчки зрения его причастности архэ, плодотворному (архэ должно быть плодотворно, это его бытие) – и цель совершенствоания, чтоесть цель чеовеческогопоступающего бытия, то есть к природе, универсуму как целому. Совершенствование – цель целей, бытие бытя. Бы-тие говорит нам, что оно разворачивается из «бы», из со-слагания, и именно в со-слагании заключается бытие деятельности как создания одной из форм свободной общности, свободной вовне и внутри, а потому – и личной, и могуществующей быть на-личной, не-посредственной. Мудрость – видение основ, стихий, целого и иного. И, главное, в перспективе бытия и как бытия, для осуществления бытия.  Сам человек – основа, целое и иное всему существующему, даже себе самому как существующему; его существование должно быть подчинено бытию и только тогда оправдано и есть усийно человеческое,соответствует логосу и эйдосу  его бытия. Есть бытие софосом.. Но пока что человек в целом, не Иной, но Друой, в нем господствует существование, хотя ему не избежать и бытия. В рамках человеческих свободных общностей, включая (социальное) –со-общество и политическое (в сути – полагающая свою сущность  общественность) каждый обретает своё призвание, лишь пополняющее его общность, что служит предметом полифонии бытия, в бытии подымающейся до гомилетики. Оборачиваясь и обращаясь на своем жизненном пути из существующего в бытийствующее, человек в служении предназначению поступающего деятельного бытия собирает и обретает судьбу, в которой он реализуется не как частичный,отчужденный или реифицированный индивид, индивидуальность, человечесущество, а человек бытия человеческого, человечесть.
Но есть еще одна форма отчуждения, ещё характерная для России (особенно –  для русских)- частичная цель, как её понимают некоторые,  затмевает заданное, то есть недостаточная обоснованность деятельности, ее нецельность, отрыв работы (активности), труда и действия потребления от деятельности (при ее доминировании), несобранность бытия чеовеческого в обоснованное единство, в единую реалию а потому и недостаок свободы деятельности главной, соединяющей разбросанное в существующем бытие – личности.. Нецельность, разбросанность человеческого бытия, его всё ещё длящегося пребывания в потенции (и нарастающее доминирование) связано с особым давлением обстоятеьств, есть причина отчуждения: в России. Отчужденние касается форм усии, логоса, эйдоса, и это есть их их мифологизированное бытие в формах власти, большей, чем авторитет, что  создаёт особые исторические условия, когда Россия оказывается под давлением мифов о себе и бытие приобретает мифологизированные формы труда и работы, действия,- деятельности, не складывающейся в единую деятеьлность как на уровне минимальной общности – личности (ими исторически богата Россия), общности особного, так и для народа в целом.  Роисходит отрыв от существования даже в бытии цельной деятельности Но челочеческое поступающее деятельное быие, формирующееся все тысячетелетия человеческой истории – преистории и предыстории, - в России присутствую непосредственно. Россия – убежище бытия., что особо выражено в специфическом, сложивщимся общественностьюи со-обществом, всем укладом земледельческого общества, развивающимся с начала Руси и ранее ее, но в других частях света не сложившегося целостно, непротиворечиво, неотчужденно, полифонично и гомилетично типе личности россиянина, не системном свойстве, идентификации и пресонификации, как у других народов, а идущего из самого человеческого бытия – без личностного оформления человеческое бытие невозможно. Но в России личность отчуждена от существования мифологизированной формой софоса, по-виимости, принадлежащего власти, реализующей себя часто  голосом и силой\мощью, помимо усии, логоса и эйдоса,как они сложились. Мудрость личностна, и существует на уровне многих личностей как духовность и всемирскость, в народе, как его духовная скрепленность и со-общественное и общественное (особенно в отношениях наций) начало, редкое или вовсе неизветсное в других сторонах света. ВРоссии личностность не негативна (роли, статусы, позиции, идентичноси и пр., о чем позднее), а есть самооформление россиянина как личности из самого телесно-природного (гюлетического), эйдетического и другого поступающего человеческого бытия как ядра всех реалий и во всех рассмотренных нами реалиях формировавшегося. Личностное измерение человеческого бытия и самой его софийности, софийность усии-сущности, как и логоносность слова и эйдетичность тела (что «проходилось» в истории разных стран)  неоткровенно, скрыто и прикрыто, еще сокровенно для человечества, как сокровенно и личностное (но мало применяемое)  и связанные с ним формы бытия, богатства России. Безличная, безсофийная сторона всякого  и любого отчуждения – серьезное препятствие восхождения к мудрости, софии, а значит, и просетляемых ею усии, логоса, эйдоса, вытекающей из нее целостности личности, бытийности поступающего человеческого бытия. Поэтому исчастичны, волюнтаристичны прекрасное, благо, сущность, мышление как  - в негативе – мысль о м Ире, универсуме, а в позитиве – его усийном эросическом претоврении человеческой поступательной деятельностью, которой мысль подчинена как архэ.
Отчуждение и есть чуждость человека самому себе и своему миру, несформированность его действительности, а значит – чуждость личностным качествам, прескриптивным, насильственным, а потому насильственно и исполняемым. Это –  свойство личностного типа, распространенное по частям света мало в действительности свойственно и мало проявляется в России; для России болезненны именно налагаемые на сложившуюся личность обстоятельственные, нетерминальные персонификации. России нехватает не деятельности, а реальности деятельности и для деятельности, целостности сущего, хотя она и вопиет о деятельности, помимо мифологической Поэтому и мудрость русского личностна и разделена по людям, поэтому и отчужденный миф о России приписывает особую мудрость власти. Она мифологизируется, гипостазируется в организации, учреждения и механизмы. Однако, сложность современной жизни заставляет проявлять личностную и совместную мудрость многим, и мощь человека, руководствуясь волей, направляемой софией, может поставить целью утвердить воочию Иное, по крайней мере ограничить и приручить этологические предпосылки человека – власть, иерархию, собственность, насилие и сексуальность, всегда имевшие в России слабые корни в народе, среди людей, - потому то и стремящиеся усилиться. Личностное диахронически, синхронически, полифонически(как руководство) и аутически (как терминальное самопрождение) подчиняет понемногу иные аспекты существования: гюлетические, временные, пространственные причинностные, действующие ( о чем ниже) в разных областях России по-разному, с разым доминированием, а значит, полагает отношения 0-0, 1-0,  (см. 1 раздел)0-1 как свои частные моменты ( к1-1), и возвышает их до себя; гония, гения, геенния всё более подчиняются ургии как её средства и формы,- но процесс этот непростой и осуществимый лишь в России, микрочеловечестве... Само представление о русском, да и российском, народе в глазах властей  противоречит разумному, но оно должно быть софийным; в его формировании роль формы – мифологии власти – важна, но ограничена, в том числе и исторически – предысторей; их влечет  к отвлеченным и отчужденным формам существования. С этим связана несовершенство социальной струкуры российского общества, их историческая разновозрастность, и комбинация уже существующих и зарождающихся личностей , всё это связано с низкой надеждой повлиять на свою личную судьбу в обществе. «Миф – чудесная история личной жизни»(Лосев).Но историческая надежда и любовь – иная. Демифологизация России, переход от разумного (господствовавшего со времен Просвещения) к следующему этапу и стадии - к мудрому – сокровеннейшая и крайне назревшая задача её и мировой истории. Опытом ликвидации отчуждения она может повлиять на другие народы в построении цельной деятельности, цельной личности и цельного общества, некотрые элементы и фрагменты, духовное, духовность как архэ мудрости, у него существуют и действуют,но у неё еще несовершенны В любом случае уже начался персоналисический переворот, хотя в отчужденной форме отчужденной собственности.. Но для этого нужна софия нетолькосреди народа, но, особенно, среди мифологизированных, принимающих жертвы и определяющих судьбы верхов. Судьба Росси, с несомненностью, лежит через демифологизацию и оправдание софийности личности, её сутьщностного качества.Вообще же душевное в аутономии сходна с амигическим всеобщим сродством (с.:Леви-Брюль) и в отчужденной, и логически абсолютизированной форме описана Ареопагитом как катафатика, но не учитывается дистантирование души в деятельности и через деятельность; душЕвное сходдно с мистикой в неотчужденном существе, и с ее форрмой – катафатикой, но без абсолютизации, с принятием своего и своего развития. Эти крайности выражаюттся в дополняюей ооппоззиции – Числа (количества), в ооригинальной трактовке Прокла – как богов, идеального идеального, что есть отрыв от деятельности счета (чем грешит и геметрия Гуссеря с различиями, пренебрегающей общностью), как богов, но зздесь замечательно, что боги имеют имена — что отсылает к иному,  именам, относящимся уже к качественному и, потому, к дуовному.


 VII. Личность в России


\Личина – лик – лицо: личность\
Полноценная личность есть сочетание трех ипостасей, трех взаимодополняющих сторон во главе с собственно личностью. Одна из них —бытие человеком, обладание свойствами, присущими определенному виду живых существ. Но все внешние и наглядные черты никогда не могут раскрыть, доказать человечность не только поверхностную, но и сущностную. Одинаковость органов, физиологии и многих других особенностей не могут быть основанием для зачисления их носителя в ряды человечества,— только по особенностям, только по уникальности жизни и судьбы человек становится членом человечества, занимает в нем осбое, только ему присущее место, его вовлеченность в человеческое бытие.Можно скопировать, «собезъянничать» чью-то судьбу, манеру действий или даже мимику, и это будет только обезъянничание, не более того. Уникальность личности, её способность своей судьбой посоучавстсовать в судьбе человеческого поступающего бытия, своим поступком, прибавить или умножить его вещное или духовное состояние — единственный конечный признак для человека, и «набор» его физиологических, анатомических и других свойств — только свидетельство к спомобности к такой деятельности. Внешние, обобщающие свойства и качества выражают состояния человеческого существа, его откровенное, но не столько раскрывают, сколько скрывают самость индивида, служат личиной,— за ней может скрыться всё, что угодно. Идентичность, как тождество в качестве характристики как личности происходит из сенсуалистической необходимости остановить «поток впечатлений (Локк), связать «пусок ощущений» (Юм) и  внеизбежном релятивизме даже кантова понимания сенсуализма найти ответственность, как вменяемость.Тождество как основа идентичности, в том числе личности, есть явная интервенциия абсолютизированнной формальнности в то, чтто есть высшее яявления содержания, и проявляется, как выясняется  тепер, в деятельности, всегдда творческой в разной сттепени общности (выбираемой, как должно, или невыбираемой, что превращает персонифиикацию в крайнее ограничение «одно и тождеством). Личность в высшей мере актична, понимая под этим движениие деятельностии, поэтому необходимо говорить о фактическом лице, в не ттолько физзиическом (идентиичном) и юридическом (идентифицируемом. Инными словами, под личностью подрразумевалось лишь лицо идентичностей, что прямо проиворечит деятелльной природе человеческого бытия и неизбежности понимани себя как Иного в деятельности, и оъединенного только целосностью деятельности. «персонификация» оказывается внешней, формальнной, а не олицетвоорением. Этта прблема по-разному переосмысливается в современной науке (Эриксон, Гиддингс, Дёмин, Кон) наравне с проблемой Другого. Формализм как раз и заключается в жесткой самотождественност, вплоть до ггипостазирования – в  противоположность другой идентичности – Другого. Не говоря о других аспектах, неообходиимо содержательно переосыслить традуктвныее умозаключения, происхходящие без изменения общности, пооняять их  как трансдуктивные, творческие, а значит, соввершаемые деятелльностью лчности в творческо акте (всегда одногго из них), и категории Аристотеля в целом описывают не ход, а обстоятельства деятельности, переносиимые на другое. Здесь вопрос не о формальном преодолении тождества, а о высшем роде осуществления Иноого. Логически идентичность есть ослабление и овещение Декартова «когито», замене «эрго, вырожжденном, обезличенном «Энерго», которое тольько и дает «Эго», и заменой уго детерминзмом «иде(м)», простого,не имеющего содержания, формального следованияя как присоединения, атттрибутации, приписывания, что в коонечном счете находит апоофеоз в и сымсл в «идентификации тела». Идентичность должна быть олицетворнием, а не творениием лица (пер-сон) и творения лицом, а не идентификации, продолженной в подражательность и прнудительность над сведенным к телу (делу, а не деятельности) «Эхолалии» (повторения услышанного) и эхопраксии (повторения делаемого) (Поршнев), на что только и способен индивид, к которому сводит человека персониификация и идентификация, пытаясь извне, формально (особенно через собственность, публичность и плитичность, варраванство) пытается поднять вестерниал. В конечном счете, всё сводится к свяи социально-функциональной, не поднимающейся до взаимодействия личности, в котором происходит не только осознаниее связи (что её только укрепляет), но соознание и, далее, в деятельности личности, ознательности взаимного развития саморазвития. Без самооразвития, личность теряется, становится внешней, присоедененной, даже ин-ъекционной недеятельной, невзаимной связью   Только обретение собственными делами определенности, раскрытие сущностного в себе и другим ведет к обретению лица, над которой возвышается личность и, терминально, ликность.На необходимость не только сознания, но и осознания указывали еще баденские неокантианцы, что развил Бахтин в принципе множественности (не только кооличественной, но содержательной) сознаний, что особенно характеризует Россию. Нпконец, сознательность подводит к решающей составляющей сознания – ее созДательность. Именно поэтому она преодолевает, дистантиррется на расстояние деятельности, от идентичного и а-де-кватного, наличного и становится, в деятельности, которая конституирует не только предмет(Гуссерль), но и саму предметность, что есть резуьтат деятельности, саму деятельность в её преодолении обстооятелств и связи с ценностями, духовным. Личнось есть вопллотитель ценностей, а не тождеств, что есть обреченность множеству (хотя бы кантовскому гюйгенсизированному времени как основе внутреннего чувства), оть бы и единичному, и выход к торжеству качества, магнитьюда, как выражения не только свойств ( к чему сводится эмпиризм – фииксации пресловутых «первичных»  и «вторичных» свойств в их  неразделиимости, как они заблуждались, да и ошибочно называли их «качествами», проявляемыми только в цельной ддеятельности как качество, проявляемое (а не открываемого откровенного) в свой-ствах . Образ человека складывается в цепи собстыий, актов деятельности. Выражаемые при этом свойства накладываются на человеческую основу, но соединяются с ней лишь как некоторые особенности жизни определенного индивида в окружающих его обстоятельствах места, времени, образа действия, социального положения. По ним ещё нельзя судить о конечном значении человека в истории, обществе, мире, да и сам он не осознает вполне выходящие за узкие рамки «здесь-теперь» значение происходящих событий, их исторический лик.
Часто именно лицо толкуют как личность. Но подлинная личность —не случайность, она «самооосновна», в значительной мере — самодельна. Основа личности — размыкание откровенного, проникновенрие в сокровенное;она сама сокровенна. Размыкание узкого «здесь-теперь» в сокровенное, не связанное временем и пространством собсытия, обнаружение вписанности прикровенного в более широкие и во времени, и в пространтсве, и в причинности объемы, значительная социальная значимость означает место его личной судьбы в истории.В конечном счёте всё человеческое и личное перерабатывается, раскрывается со стороны чущества, прикровенного, обретает свою опору во времени, и само оно обретает, утверждает себя в соотношении с вечностью и бесконечностью, как эйдос себя, с родом человеческим. Личность обретает свою неустранимую, неотменимую, несводимую ни к чему другому реальность — если только это не антиличность, обитатель мгновений, отчуждений  и мест, разрушитель событий и  начинаний., замкнутая в ограниченном времени и пространстве.
Личность обретает свою неотменимую, неустранимую, несводимую ни к чему прочему реальность, в ней снимается разорванность человеческого и вечного, понимаемого часто как божественное. Человеческое требует вечного под видом божественного как опоры и дополнения, и это характрно для истекшего периода российской истории так же как и пополнившее эту дихотомию взаимное взыскание человека и вождя, помогающего человеку жить в безбрежном мире.Вождь заменяет бога, но новая эжпорха требует воссоединения человеческого и того, что подано ему, как милостыня, беспредельного, преодолевающего все земные ограниченности, подавало милостыню гениального и всемогущественного в личном.Только личность способна к встрече с пезаурядным, таинственным и неутекающем с потоком времени (беспредельным, вечным), поскльку она сама в себе раскрывает незауряднще, таинственное, предвечное, реальность иного плана, духовное в частности, сочетаетсяв в реалиях, выражается в квинтэссенциях. Личнсоть в существе не зависит от времени, пространства, причинности — она иное измерение , реальность бытия в иных реальностях, самореальность бытия, всегда человеческого и личного.Личное неотменимо и неустранимо не потому только, что оно есть лицо, утверждено в вечном и беспредельном, поскольку не соседствует нис чем налогичным. Оно не имеет пределов, кроме положенных им самим для себя. Именно порэтому и мир есть личность. Ему нет аналогий, уникальность его бытия незаменима никем и ничем. Исчезновение или отказ от личного вбрасывает в мир зияющее «ничто» и «никогда», их присутсиве в мире есть нерешимость бытию быть. Цепь со-бытий превращается в непервыную связь бытия, основы мира и свершение истории личностей — без них существование выпадает в обыкновенное происшествие или просто тягучесть времени.Так лицо обретает собственный лик, историю свершения в бытии, свои устойчивые,неотменимые черты.
Утверждение личности глубоко преображает и лицо, и личину, наполняет их внутренним светом, делает средством раскрытия значимости личности, способом выражения ее и осуществления. Любое дело открывает не только связь с природой, обществом и космосом, но и его место в личной судьбе, а значит, в судьбе общества и космса.Наука настоящего ориентирована на повторяющееся, безличное; наука будущего будет ориентирована на событие, например, на событие мироздания, историю существования человека и пр. — место события в судьбе космоса будет значить столь же много, как факт в современной науке,  в пополнении с неповторимым содержанием собствия.  Место факта займет акт. Именно такого человека требует современное общество; именно он становится обитателем разночинного общества.
В истории России можно видеть перемещение центра тяжести с природы на общество, при чем перелом приходится на конец семнадцатого столетия. Период социоцентризма, сам распадающийся на два, исчерпал свои возможности к двадцатому столетию и приоритет должен перейти к личности как конкретному выражению трансисторической абстракции — человека. История и общество, природа в её непосредственном соприкосновении с обществом должны открыть личностное бытие человека, и вообще (пред)личностное бытие, поскольку обладание усией, эйдосом, насколько оно осуществилость, означает личностность и свободу, в её со-бытийности как своё будущее и спасение,— и личность, в свою очередь, раскроет ранее невиданные, не затронутые, не использованные возможности природы, общества и себя самой в истории. И прежде всего личность открывает в каждом факте их «предличностное» значен6ие, призванное перевести сущую реальность, существование в цеом, в ее новое, ценностное и усийное измереня. Доминирование от общества переходит к духовному его измерению, нарастает личностное, а значит, свободное развитие и само бытие.
Смещение центра тяжести российского космоса в сторону личности, а вслед за ним и центра тяжести всей планеты, Что еще сокровенно и есть сокровенное России, требует особого внимания к исторически сложившемуся фундаменту человека. Они продолжают действовать и в обн                обноввленном виде

                *                *                *

Личность характерна тем, что не просто существует, а ставит исторические вопросы и ставит вопросы самой истории. Назрели они и для России, и их особая острота ощущается в последнее историческое время. Но подобные времена для России были всегда
Не в первый раз на протяжении тысячелетия истории своей российский народ дает повод для изумления, догадок и надежд. Заброшенный в дебрях непроходимых лесов и болот, отвоёвывающие у них  и у вездесущех кочевников каждый клочок пашни славяне «вдруг» создают одно из крупнейших государств Европы. Разоренные данями, усобицами, растоптанные конями поработителей, управляемые зависимыми от иноземцев князьями жители холодного, необильного Севера сбрасывают ордынское иго, покоряют недавних господ. Уснувшее в самодовольстве и лени, в деспотизме и покорности царство громит первоклассную европейскую державу, заводит собственные науки и промыслы. Наконец, раздавленная кровавым террором и безрассудными обещаниями, будто забывший о своём достоинстве народ становится вершителем соразмерной революциям переворота в делах и умах. И снова — полусытое засыпание… Не единожды страна рассыпалась на отдельные «самодержавные» земли и отдельных «самодержавных» индивидов — и именно в распаде обретала основу силы и могущества. Не единожды поражавшее монолитностью и всевластием над подданными государство рушилось как будто без причин, под собственной тяжестью,— а обремененные безграничной свободой люди все силы полагали на восстановления мира и скрепляющего его многоцентрие мирового государственного здания. Вековой опыт даже на первый взгляд свидетельствует о непростых соотношениях личности и мира, «общества», если пользоваться дворянским языком восемнадцатого столетия, особенностях «взаимопорождения» мира, во многом определяющего неповторимое лицо российской истории.
Что сулит ближайшее и отдаленное  будущее? Всеобщей критике подвергается и всевластие государства, и безбрежная демократия, кризис, разразившийся на фоне хорошо сбалансированной экономики и «исламский фактор»; отношения в обществе представляются нередко чем_то поддающемуся перекройке опытного портного, ориентации и качества личности — легко зависимыми от политической и экономической конъюнктуры. Прогнозы о состоянии личностей,а соответственно России и мира, может стать только представление об общих закономерностях, просветленное, конкретизированное пониманием места,  времени и исторических закономерностей.
Исследование типов личностей неотделимо от исследования неповторимого облика отдельных народов, этносов, наций, культур, цивилизаций, должно опираться на понимание общего, общечеловеческого, неуклонно осуществляющегося в любом обществе и особенного, позволяющего каждому социальному организму существовать достаточно самостоятельно, не сливаться с соседями, настойчиво сохранять «автономию» и своей особенной жизнью приготовлять возможности для дальнейшего развития человечества и каждого человека. Во всей истории были народы, которые в данный момент своими особенностями осуществляли общечеловеческое движение; во всей истории были люди, которые своей деятельностью осуществляли общечеловеческое движение,—реализм в том и заключается, что нет приоритета ни над общим, ни у особенного, Иное дело, что человечество еще слишком погрязло в своих меркантильных делах и разиввается в направлении ценностей немногими,реально-всеобщими личностями не только представляющими свою страну, свой народ, человечество, что могут многие, но и самих себя (это и есть реальность); будущее человечества неизбежно станет господством движущих человечество личностей, по крайней мере, условия для них уже созревают, но быть или не быть реальностьб всеобщего —решение каждого.
Можно достаточно плодотворно изучать особенности организации и жизнедеятельности отдельных социальных организмов, раскрывать специфику их общественных институтов, духовных представлений, идеологий, политических и этических моделей, — однако все они укоренены в единственно связующем общество и его историю материале — личности и её деятельности. Мир людей — долгое время исходная реальность для России, реальность душевная и, видимо, останется ею на основе интуитивного взаимодействия людей; но существует реальность, под-лежащая миру людей _ это мир природы. Личность реальна на земле, и земля в личности обретает своё социальное существования (а для Руси еще и историческое), но мир земли »это власть земли, это она давала нашему народу терпение, кротость, мощь и молодость; отнимите её у народа — и нет этого народа, нет народного миросозерцания, наступает душевная пустоста.»(Солженицын А.И. «Русский вопрос» к концу ХХ века. М.1995. С.53.) Россия так и не покинула истоков своей истории, сохранила традиции земледельческого (космического) общества и существования, чего так добивается Запад, но и не уснула у этих истоков, не смотря на завоевания военные и экономические, как на Востоке. Восток слишком погружен в свою семейно-клановую социальность, чуждую прогрессу; Индия больше занята индивидуальным спасением чтобы оказывать серьезное влияние на Всемирную историю,(хотя чем черт не шутит!) которая есть изменение человека к лучшему и преодоление двух (модернистских) напастей, особо развернувшихся в ХХ веке: сущности человека, превратившейся в социальную водицу и всё ещё таящей опасности препон истории в этологии, природной борьбы за власть между индивидами, и природы человека, столь подробно развернутой нацизмом в расовой теории и также чреватой расовым разделением современного мира. Хотя обе концепции потеряли свою официальную силу, на уровне повседневного сознания они нередко проявляются.Третья модернистская идеология, либерализм, на наших глазахставит во главу угла деньги и подтачивает единство любой целостности, в том числе и личности, ради по-неофрейдистски понятого  «принципа производительности». В ответ и ей, и двум другим, себя исчерпавшим, можно выдвинуть идеологию персонализма, не смотря на неудачнось термина и по-детски приевшуюся склонность к родовым узам происхождения, иными совами, теологизь.
Для России, не смотря на власть земли реальнее всего именно мiр был основой, даже для мvра в голове, но главная реальность единого (включающего природу и отдельного человека) остается реальность земского мира. Однако познание должно углубляться от этого уровня далее, чтобы не принять случайное за необходимое, сущностное, развертывание самого человеческого личностно=стного бытия за преходящее, сиюминутное, отчужденное.. Общественное, мирское и личное связаны неразлучно: если особенное или общее начинают разрушать или подтачивать одно другое — то на одной стороне человек развивается однобоко, растворяется в миру, а там — и в обществе без остатка и утрачивает способность ее совершенствовать или хотя бы поддерживать в существовании; либо обособляется от общности в своём узком мирке, при чем на другой стороне от общества сохраняется лишь некая идеальная структура, утрачивающая в своей реальности реальное человеческое наполнение.  Поэтому Россия, с её сильной личностной традицией, присущей земледельческому обществу, в отличие от обществ частичного типа, где личность есть не реалия,  а системное отчужденное качество, а не прирожденное свойство, как в России,лишь развиваемое обществом; где личность в противоречии с индивидуальностью, индивидностью, человеческим существом играема, а не исполняема – есть сокровенное России, ей историческое предназначение воссоединить отчужденные человеческие функции вокруг присущей ей деятеьности и проявить подлинное поступающее деятельное человеческое бытие.
Исторически развитие личности в России проходит три основные стадии – личина, лик, лицо,что вместе составляет личность и, с оборачиванием окончатеьным к человеческому личному бытию – обретает последнюю, после свободы действия – личную свободу, свободу ликности как носителя мудрости, а не лиШности, кем она нередко была. Личность разворачивается не по отсутствию, но несуществованию, а по собственному инобытию; более высокое существует и присуствует как подчиненное и побочное доминирующему началу, с собственным развитием и совершенствованием. От телоцентричной личности-личины язычества русьских, русские перешли к периоду господства души так, что на одной стороне было лицо, на другой – лик. Это был период господства Бога-Отца как продолжения язычества и богосыновства человека; на его стороне был лик. Поворот периода Раскола перевернул отношения в пользц Бога Сына и социальных отношений, поставив человека как личность перед ликом. В целом это – господство душевного, в отличие от непосредственной души ранее. Ему на смену перешел период доминирования лица как личности, что связано с богоборчеством, но всегда взаимодействовало с  лишностью, поскольуку быть лицом – значит имеет глубокое социальное измерение.. Всся эта триада в целом составляет личность, достигнутое к современности личное бытие чеовеческого бытия, поворот чеовека к самому себе как к иному, в развитии; при возвышении личности к мудрости формируется лиКность, отношение к собственной усии, беспредельности, всеобщности, а значит, - целокупности твоего человеческого бытия, не смотре и через (по степеням общности, каждой присущей каждому) степени целостности служения. Доминиование в бытии должно окончательно перейти к личности в её внутренне определенной целостности.
Личность предсталяет собой реалию в наиболее полном выражении, здесь ближе всего и «что?» и «Где?2 и «Когда» и «Как?», разбрсанные, но не разорванные, как правило ( а бывает, и разорванные) между собой. Именно в четырех этих координатах и осуществляется реалия, независимо от того, преимущественно гюлетична ее природа или она идеальна (но в минимуме гюлетична). Отношения реалий осуществляется по их интенциям, лишь у человека становящимися интенциональностями (Гуссерль), когда он в отчужденной форме сознания, а именно – чистогос сознания пытается представить себя совершенно изолированным от иных реальностей, совершенно отдельной реаьностью. Интенсиональсность, направленность, вплетена в цельный процесс деятельности как её момент и от неё зависит, хотя можно представить (чисто теоретическое) состояние чистой интесиональноти, что относится к области интеллектуальных упражнений. В равной мере выделение особой реальности – «вот-бытия» есть не начало, а завершающая стадия исследования, идущего (должного идти) рядом и параллельно с самим становлением бытия для того, чтобы оказаться перед «вот» каксвоим «вот», что награждает бытие – а оно есть особая, имеющая предпосылки во всём, фрма движения - деятельность, и разворачивается, поскольку деятельностью обладает лишь человек, как человеческая поступающая деятеьнось. При учете этих оговорок, человеческая деятельность как личная и дающая личное, раскрывающее ее во всем, что всегда имеет определенную позу (положение) и жест (движение), минимум свободы, как личностное, а поэтому наличное. Реалистическое понимание действительности строится на признании минимума свободы и личностности за всем существующим, его прикосновенности бытию, просветления предавительных, 0-0, 0-1, 0-1 отношений (См.: Раздел 1. ) именно предарительными и сторонойи и формоу развертывания личного деятельного бытия, своей деятеьностьюспасающего обернутую от себя реальность, в соучастники единого процесса развертывания ургии из гонии, гении, гении. Так личность достигает полноты личностностности как личной деятельности, а не тупого подчинения себе другого и данного. Всё данное должно быть понято как заданное, как бытие.


Личина

Так во времена древнейшие, киевские, отношения между материально-плотским и духовном выражалось в двух вариантах — южном и северном.На Юге, в плодородных, но постоянно тревожимых кочевниками областях чрезвычайно важное зеачение имело еднство сообществ, сплоченность без особых раздоров (раздоры считались по отношению к вечу делом частным) и прочность посадской и княжейвласти, и истинная разумность, достоинство заключалось в покорстве миру и гаранту внешнего мира —князю и существующему миропорядку во главе с князем, даже будучи жертвой утеснений и насилий со стороны «своих» старших.. Не случайно первыми русскими святыми стали убитые собственным сиаршим братом князья Борис и Глеб.»Им подражайте и последуйте!—наставляет автор «Слова о князьях».—« Когда сатана посеет вражду между вами, помяните этих святых, — как предпочли они лучше смерть принять, чем удержать в себе вражду против брата. Кто из вас вражду стерпит и первым мира будет искать, тот равную с ними награду от бога получит.»(Слово о князьях. Слово похвальное на перенесение мощей святых страстотерпцев Бориса и Глеба, да и прочие не враждуют на братию свою.// О,Русская земля! М.,1982. С.233.) Такие крайности принадлежат, конечно, к порядкам святости.Такая личность представляла собой внешнюю, поверхностнуюс сторону человеческого,его миръское существование и существование в мiре, что выражается как опредленная поза и жест – но не всякий, а флективный, ведущий к себе, что выражает минимальную сторону развития  личности – её собственную позицию и стоящую за ней природную, вещественную позу, особо важную для земледельческого общества, в котором, в отличие от всех другихЭ по существу безосновных обществ, присутствует, как мы видели, существо гюлетическое в качестве животворящего начала. Поэтому поза социальна как в античном полисе, так и в славянской задруге, общине, представляющей собой не только форму собствености, как марка или парцелла, а владения, имущества-имЯщества, непосредственного иного земедельца. Поэтому поза личности предсталяла собой часть его трудового начала, выражала отношение деятельности к другим и иным. Жест флексии, какеще одна, наравне с позой, сторона позиции человека, проявившейся позднее, в христианскую эпоху, выражал принятие на себя общественной и природной обязанности, как прямого долга личности, а не только человеческого существа в его этнической типологии. Лична позы и жеста непосредственно отличают русича древней, дохрисианской Руси, от неодушевленного предмета, опоскольку они есть непосредственная личина, в которой человек выступает перед другим, превращач его позой и жестом в Иное. Здесь прах, наполненный перстью, обращается в плоть, люлетическая, вще-ственная основа которой присутствует в его земледельческом, если уже не хтоническом, то теллургическом начале. Таким образом высшая, теллургическая форма деятельностьи непосредственно присуща савянам, особенно русским, с самого разделения народов на земледельческие (Россия,Восточно-Европейская равнина), скотоводческие (и примыкающие к ним восточные народы саморазвития, не вступившие своевремненно, до 1000года, во всемирную историю) и ремесленные. Меридонаьцы остаются высокоразвитой земной перстью, телесно и духовно не готов к любым превратностям истории.
Иные стороны личности как личины души развиваются на Севере, прежде всего в Новгородских землях. Здесь человек постоянно взаимодействует с язычеством местных племен, здесь сам характер жизни обособляет человека, делает менее важной общинную спайку (в противовес дружинной) и государственную власть, требует самостоятельности, опоры на собственные силы и сообразительность — и «софийность» новгородца ( а поклонение Св.СофииЮ в отличие от Южной, Ордигитрии — сквозной мотив даже новгородских монет) имеет совершенно другие, чем на Юге (преклонение перед мудростью общества), черты.Особое значение имеют неземледельческие виды труда — охота, рыбная ловля, торговля, промыслы, и они требуют значительной личной предприимчивости, формируют иное, более личное отношение к миру. В украшении храмов заметно перелетение символов христианских и языческих — солярных и растительных.Здесь поза имеет не столько теллургический, сколько  природный характер, а жест (развитие позы и ее живое преодоление  как персти – рефлексирующее направление. Личина в целом представляет оборачивание, самопредставление общины, шире – племени ему самому со стороны отдельного человеческого существа и уже включает элементы полифонии, хотя скорее не в духовном, но в фактическом плане. Если для южных районов вдоль тогдашней культутрной оси Север-Юг ведущей стороной являля мiр, то для Севера – воля, часто сближающая волю человека с вольной волей и делающую его самостоятельной личиной общины. Уже тогда появились терминальные группы, выдворенные за пределы мiра ради сохранения этого самого мiра, а часто покинувшие его и добровольно. Они остаются членами мира, хотя и не напрямую, характерными чертами чего впоследствии станут «маски»- скоморошечья» и «маска» монаха – ряса. Подобной же маской обладал и дружинник – латами, а также кочевник, «иной по роду». Изгнанничество, особенно добровольное стало основным мотивом переселенческих движений на Северо-Восток, на будущую Рус, особенно от давления  трех «Других» - византийства, варяжества, и кочевничества. Четвертое направление воспринималось не как «Другое», а как «Иное2. «другое» имело иные личины, маски людей, хотя уже тогда русьские отличались всевосприимчивостью и всечеловечностью – роды деятеьности, трансгрессивные общине-пелемени без особого напряжения передавали «инородцам», превращая их в «Иных» (что распространялось и на кочевников-союзников, совместно противостоящих «Дикому полю». «Иной» имеет собственную личину, но русьский, в отличие от других народов, за обликом не полагавший «иного», но «другого», всегда противника, к личинам относился как к определенной данности природы-земли-людей, которые везде едины. Поэтому и в язычестве русьский, восточный славянин выступал как «общечеловек» - личность. Поза и жест теллургического народа обращали именно к всеобщему едирству людей, а не означали слишком явно его племенной или государственной принадлежности. Они обращены не к замыкающему, обособляющему телу и племени, а к соединяющей и обобщающей плоти, в которой представлено всё многообразие вселенной, конкретное опредление которых и есть личина. Русьский человек не «не-алиби» (Бахтин, на на-личен в бытии и представляет его как человеческое бытие, а в общении еще как диалогическое, по-ступающее бытие. Связь с Другим ему представляется существенной связью, связью полифонической не отдельных людей, но представляемых ими общнгостей, вплоть до вселенной, универсума, и встреча – повод обогатить свои черты новыми чертами своего человеческого деятельного – в данном случае общающегося – бытия Миграция на Северо-Восток Восточно-Европейской равнины по характеру и масштабу культурных последствий могут быть сравнены с исходом пуритан в Северную Амеику: русские не могли противостоять натиску триединого иноземца не в силу своей слабости, а в силу нежелания отказаться от своих личностей, свести и элиминировать их до кровожадных личин Других Другим, в том числе и в вечевых столкновениях, подчиниться личине, а не подчинять ее себе. Таковы мотивы переселения за северные леса.Вплоть до самого окончания Киевского периода сила личины была веведущей, не смотря на начавшуюся христианизацию.


Лик-Лицо

Душа, бесспорно, существоваа и у язычника, но проявления ее еще не были аутономны, само-стоятельны, суб-стантичны, подразумевая под последним не некое тело или вещь – она и без того была телом человека, - а особую, от бога данное начало. Таким, свыше данным началом она становится, когда её формация сочетается с ре-формацией душевного, и высшее подчиняет низшее, но мета-физически это есть не что. ,относимое к телу в его российской телл-ургигической (а значит, и теургической) гюлетичности, а к «где?. В теле, из мира, по воле, для воли, по уму. Ум служит содержанием души и ориентиром воли. Поэтому ум различает ( а различание есть основная функция ума, в отличие от сличания и соединения) людей, в честности, на основе целостности человека. Именно различание личин и становится основой христианизации Руси, что привносит новые силы душе, а личности – новое, диалогическое измерение. В первый период своего развертывания оно было еще погружено в прехристианскую стихию, характерную для теллургической Руси. Но только теллург, человек,сродный с землей и стихиями природы и, позднее,общества, способен быть еще и теургом, попечителем нестихийного, неземного. Именно таково пероначальное русское православие, больше ориентированное на божественность отца, на божественность творения, а значит, и божественность человека, рассматривая его как прах земной, имеющий собственное надвременное и надместное, надсоциальное предназначение. Поэтому Христос рассматривался прежде всего не как бог, а как лицо бога, перед вечной природой в во внемлющем ему обществе.. Именно ликовое понимание самого себя укрепило «Торжество православия», - догмат, что земному лику-образу надлежит почитание, а небесному - поконение. Это позволяло вступить с Христом Иисусом в диалог, как Богочеловека с человекобогом, утвердить формацию души как определенную, самостоятельно выработанную, личностную позицию к бытию, которое придаёт бытию новый поступающий импульс из ининициируемого диалога. В нем участвует нетоько телесный жест, но и ре-флексия, но главным в формации души оказывается воля\воля. Именно совершенный диалог с лицом Божиим как лицом диалога осуществяется в волевой направленности лика человеческого, потенциального святого (не случайно до Раскола молились именно святым в первую очередь) в воле, которую открывал Иисус в мире и неуклонном осуществлении правды во всех ее поворотах, простирающихся между жизнью и смертью всего сущего, а значит, и терминально, за её пределы. Правдае есть жизнь, кривда – смерть. Так личина просетлялась до лика, до древнерусской святости, по причине массовости которой Русь прозали Святой. И Иисус не оставался одним и тем же, он соучаствовал в жизни души внутренним диалогом, при чем инициатива исходила от него, как главного действующего лица; чеовек становился воспринимающим и несущим, формацией душевной веры. Но верой этот диалог обнаруживался лишь в ре-формации, в душевном. Иисус заведомо не был Другим, он был Иным, с ним надо было поддерживать диалог,в минимуме – покаянием,что обеспечивало прирастание души. Историческая (а за ней мы рассматриваем и диахроническую, симфоническую и аутическую) формация русской души, души русьского человека протекало в условиях вхождения Руси в Мировую историю  после Её крещения (988г.). Сама гранть первого тысячелетия хрисианства оказалась ражным переломным моментом в его истории – после христологических споров виденье Христа только как Бога, вселившегося в человека оказалось осужденным; Иисус Христос целиком стал пониматься как богочеловек, и именно таким его восприняла Русь, оставляя (вполне очевидное в «филиокве», приблизительно тогда же и сформировавшееся), обожествление грубое и почти что льстивое, обожествление Иисуса, почти что по обиходу римского императора. Именно то, что русские восприняли христианство в его очищенной форме, придало ему черты народа-богоносца , хотя это и неточно, преращенно-отчужденно, по-оксидентальному выражено. Это – богочеовеконосничество, в третьем, мельхиоровом тысячелетии (после власти власти , Вальтасар, ладан и власти денгег, золото, Каспар)становится несением образа Иисуса как истинного человека, потму и Бога (в ограниченных исторически и этнически формах). Именно поэтому русская духовная жизнь обращалась к Иисусу как Божественному (Социальному) лицу, и добивалось от человека жизни перед лицом вечности, бесконечности, социальности и самообоснования души – такова была основная, базовая позиция человека-лика Божьего, именно его образа и подобия, понимаемых как лик. Так произошло преображение личины, и образовалосьнемало личностных позиций, в зависимости от «здесь» души, её формации, в своей первичности еще не преодоевающей особенности «здесь» в вере и надежде. Но ликность в своём содержании еще не собственная, негативная, идущая от природы, прежде всего, и лишь затем, - от самого человек. Но здесь человек определяет свой лик, деятеьнос вступая в духовную деятельность. Это свершилось в точке синтеза Севера и Юго Руси,в Руси Северо – Восточной, господством флексивного, деятельного жеста.
Подлинным синтезом Севера и Юга, «точкой роста» русской социальной жизни, её обновления стало Ополье, Владимирская земля, Северо-Восток, постепенно колонизируемый под давлением кочевников выходцами из Киевской Руси. Сам виликорусский этнический1 тип сложился как смешивание восточнославянского элемената с автохтонным угро-финнским. Один из старейших представителей этой точки зрения, Щ.И.Сенковский пишет:» из слияния этих трех племен (славян, варягов, финнов,—Авт.) встал российский народ».Видимо, взаимодействие с угро-финнскими («Иными») племенами протекало скорее на социальном уровне, а варягам предоставлялось немирское-власть. Осваивались прежде всего пустующие земли, на них (в отличие от Севера) формировались земледельческие поселения со слабой торговлей, сочетающейся с сельским хозяйством.(Цит:Сенковский О.И. Скандинавские саги. Саги в отношении русской истории.//Библиотека для чтения. 1834.,Т.1. С.37.) Здесь зародилась Великороссия, мирным соседством с племенами и установлением мира между племенами за лёгкий ясак продвинувшая свои границы до Северного Ледовитого и Тихого океанов.
В русском типе богатырей особо заметен Север-Восточный синтез. Большинство былинных богатырей классического цикла (а не первичного, Киевского), – родом с Северо-Востока. Соединение верности земле в единстве с личнгостными чертами Севера породили могучий композитный тип, способный быть верным князю без покорности. Оно удивительно сочетается с любовью к миру, сообществу и готовностью ради него на немирное-вражду.. Илья-Муромец — выходец из Мурома — тридцать лет сидит на печи в мире; его сила опасна для мироустройства и послужила бы иначе отторжению от мира. Но его призвание — оборона рубежей от кочевников.
Противоречие духовного и плотски-материального на Северо-Востоке теперь включено в социальное как его внутренний движитель.Социальное стало более значимо даже вне земледелия и обороны, оно несколько теряет ригористически-христианскую социальность Юго-Запада, составаляет третью силу между миром-землей и миром Божиим. Социальное стало более живо и значимо, отражая опыт переселенства и согласной жизни с языческой средой при отрыве веками сложившегося общинно-племенного порядка коренных земель. Мир и личность раскрывают новыу черты. Необходимо отметить, что нарастание социальногов вплоть до поворота к нему времен Раскола было органически связано с освоением природы и из него вытекало. Социальное понималось теллургически, как нераздельное с землей, не как  насажденное сверху или предзаданное, а как общественность,обернутость каждого человека к дугому своим лицом-ликом. Такогот типа общественности человечество не знало. Развертывание социального вместе и часто для природного единства с миръом зародило новую черту в позиции личности. Это подвигает её к деформационным и трансформационным формам души, именно в России возникшим из необходимости самого человеческого бытия и только отчужденно развитыми под давлением искаенного и превращенного – не только иностранного интереса, что завершлосьтипичной русской мифологизацией, преодление которой – нерв намечающихся «персоналистических» перемен не только в России, но и во всем мире, среди всех не порвавших окончательно с бытие людей. А немало разменивает бытие на существование! И это сказывается в такой личностной черте, как статус.
Развертывание социального опосредования личной жизни  первоначально и в целом подчинило своему движению противоречие вещественногог и духовного. Отношение к социуму, сообществу, мiру в его непосредственном, чаще всего общинном бытии, более близко, тесно, важно, чем даже отношение к вещным условиям жизни, доступ и потребление которых опосредуется, преломляется социальным и гарантирован им. Нарастает и социализация духовного. Это сказывается на функции духовного — поддержание социального единства, мира, оказывается едва ли важнейшей задачей, и нередко в ущерб природной исторической и чистой духовности, ее основе - душе.Н.А.Бердяев вполне справедливо отмечает, что «русский дух был окутан плотным покровом национальной материи, он тонул в плотной и влажной плоти. Русская душевность, столь хорошо всем известная, связана с этой теплотой и влажностью; в ней много ещё плоти и недостаточно духа.» (Бердяев Н.А. Судьба России. М.,1990. С.34.) Характерно, что «плоть» трактуется здесь уже как человечески-телесное начало, в котором скрыто вещественное. Человечески-телесное начало не совсем  (впоследствии национально, как превращенная форма со0общности, душевности),, что сочетается с дущевным, но плоть отражает в целом (но не во всём) социализированную основу жизни, выражением которой становятся характерные черты эпохи более поздней, социализированную духовность мира Московской Руси.Упования Н.А.Бердяева на дух в его исключительно православно-религиозном обличье вряд ли достаточно обоснован. Потребовалось сильное государство и, чеиъм дальше, тем больше проявляется народный дух, дух личины и лика рядом с православным — он, собственно, никуда и не исчезал, напротив, был его оплотом и неизбежным условием. Не поддерживаемый природным разумом и разумом чиновничества религиозный дух не может обеспечить мир ни в просторах государства, ни в усложнившемся хозяйстве, ни во всё более удалявшемся от верующего облике Спасителя.
Выдвижение Сергием Радонежским на особую роль Св.Троицы положило  основу нового поверующего облике Спасителя.оспечить мир ни в просторах государства, нимания мира как единства и целостности – «нераздельности и неслиянности», в которых государство, духовная власть и мирянин находили своё место, неотделимое от места другого Это – мир «сплоти, мiръского», что могло, под влиянием душевного как его отчужденный и господствующий предмет, стать нацией, но стало среди наций еародом – открытым для исторического творчества сообщества, общественности людей, даже не обязательно объединенных этнически или религиозно, но своим историческим призванием. Народ может остаться творящим, исторически открытым народом, можетстать нацией; нация народом – практически никогда; творящ же только народ, нация ориентирована на потребление, на действие. В каждой (не во всякой) нации есть народ, но его судьбы и позиции различны; часто творческие потенции размениваются на статус, истинную могилу личности, особенно в стадии деформации души и чтобы избегнуть её или использовать. Св. Сергий своим авторитетом основал душевность, душевную близость нарождающейся общности на примере Св.Троицы, чем дал возможность избежать националистических извращений единстваи социальности..Общественная жизнь – единство «нераздельных и неслиянных личностей».Европейская Россия все более становилась оплотом «нераздельности», земли сибирские, где развернулась де-флексивность Руси в новом соединении Северного и Южного, ре-флексивного и флексивного «неслиянности», как во времена Киевской Руси на Восток двинулись предприниматели освоители и лишний и неудобный люд из Центральной России. Освоение окраин, в том числе имперских, шло за счет Центральной России. Совместная личность – Россия становилась само-стоятеьным Православным царством, а свободное от пут дающей гарантии душевности общности, разворачивающейся в со-обществе и общественности, руководствуемых главным обазом душой,месте с душой Государя, «Иного» - развивалась как историческая личность Но деформация души подтачивала личностную человеческое бытие, подчиняла его статусу и поискам статуса, подменяя им лик человека как образ и подобье Божье..

 
Лицо-Лик

C развитием общества, возникновением его сложной внутренней дифференциации, с появлением статуса происходит и без того неизбежный поворот в формации личности, часто можно сказать, что именно изменение личностного типа и послужило основой для поворота в России периода от Раскола до Империи. Главенствующим становится вопрос «когда», он и доминирует. Это связано как с новым осознанием времени, так и с новым построением социальной реальности, по выслуге лет. Общий поворот к социальности нисколько не еарушил исходного отношения, когда в мiр неявно включалась и природа, её очеловеченное понимание и предбытие; на Руси природу никогда не понимали как голый объект,область приложения сил, но и как вполне самостоятельную и акивную силу, что позднее выразилось в таком чисто российском понимании производства как промышленность. Русь становится Россией окончательно Происходит переход активного начала диалога к человеку, повсеместным становится отношение лик-лицо, при чем непосредственно Богом становится Иисус Христос, а Бог-Отец отходит на второй план вместе с ликом человека по отношению к тварному миру. Центр тряжести переходит к душевному, однако оно разворачивается не свободно, опираясь на предмет сових эмоций для саморазвертывания, а связывая себя предметом и служа ему практически без критики.Так Бог Иисус Христос, как Бог социального мира становится предметом не стотолькои исповедания, сколько веры в него; под знаком этой эмоции пройдут несколько столетий российской (прероссийской) истории. Надежда и любовь будут подчинены вере так, что даже любовь проявится как фактор, более значимый, чем вера, а именно в Православном толковании Иоаннового богословия. Подчиненная вере любовь весьма скажется на личности в России, сделав веру, с одной стороны, фактором свободы – любить можно только хотя бы (а это – главное!) духовно существо, а с другой – упреждая другие конфессии в их развитии, делая нестроения и войны преимущественно оборонитеьными или превентивными и поддреживая надежду на власть, на лучшее будущее, хотя бы загробное.
В новом православии по-новому открывается лицо человека, как проявление его души,- факт, с большим трудом утверждаемый европейскими портретистами. На основе любви по-новому раскрывается тот факт, что российский человек, российский народ – не Другой Другим, как это было по всему свету, а Иной; утверждая общее, общечеловеческое и общеприродное как тождественное, но не становящееся поводом жестоких разногласий в утверждении самости, он утверждает себя иным, а значит, общечеловеческим по сути, в данном случае – и в случае частном – богоносным перед лицом секуляризирующейся или фундаментализирующейся западности и восточности. Русский человек – свободное лицо любви, в том числе – божественной, но на поверхности это оборачивается деспотизмаом, призванным ограничить и использовать духовную свободу лица, освобождающегося от всего наносного, частичного, несвободного перед ликом в инициативном диалоге с Иисусом, вновь и вновь восстанавливающем его как свободное лицо. Общее мнение, что русскому лицу не хватает опредленности лиц иных народов; но лица иных народов оказываются сформированными частностями и обстоятельствами, отчуждением. Россиянин, даже глядя в лицо другого человека, при всей поверхностной эмоциональной непиприязни, чувствует человеческое родство, и любит, верит, надеется на него, взывает ке его особности – имени. Но это относится ужек к лицу-личности. В индивидуальном развитии роль лика выполняет значимый Другой в его Инаковости, и инаковость придает оромное многообразие личностям россиянина,когда евроейца или азиата можно по лицу легко определеить его сословно-классово место. Инициативный диалог дает возможность достигать уровня Другого в диалоге, сановиться Им Другим, в другом теле, поэтому душевное начинается во времени и во времени же разворачива ется – вплоть до ответа лика, а в нем собран весь миръ – весь образ, подобие и «название» (призвание к себе) и «нарицание» (оставление собой (Быт:2;19)  именование., отпринципата природы центр тяжестви перемещается к доминату проникновения за сенсуальное, постижение сути, что было, хоть побочно, и ранее. Перенос центратяжести на социальное оживило его существо – со-общество,свободное, внутри необходимости (и подчиняющее необходимость) производство человека, что само быо важным этапом становления русской души в условиях деформации души и ответа на неё. Актуальным становится общественное, лишь выражающее себя в политическом, но в тот период родчиненное полиическим в самом угнетающем виде. Так выразилось отчуждение, которое в обасти становления\осуществления души и душевного, как формы и содержания поступающегоч человеческого бытия-деятельности, с одной стороны, поставило лик превыше лица и отказала в диалоге,что характерно для ориентала и создало лицо, определяющееся лишь прямым утверждением себя как носителя истины,а с другой, поставило лицо выше лика, сделав последний объектом не только изучения и созерцания, но и насмешек. Лицо оказалось без зеркала; лик и служит содержательным зеркалом; оно оказалось в условиях вседозволенности без того императива, который несет в себе свобода. Возникла потребность в зависимости,что определяется как идентификация (Локк), акт, мало связанный с бытием. Идентификация оказалась необходимой не только ориенталу, но ему – более, но и оксиденталу, его идентификация истекает из безжизненной и неприкасаемой истины, как идентификация оксидентала – из баланса благ. Последние, в условиях произвольности идентификаций, оказываются общечеловеческими не в смысле богатства чеовечества и его истории, а в смысле разменности и вездесущности. Что касается меридонала, то его ликом оказывается маска, своя, духов предков, духов земли,  в которой он выражает\скрывает свое действие по отномению к миръу, что само выражается в специфических действиях, как, добавим здесь, в специфических действиях выражаются и другие личностные реалии других стран, будучи здесь особными и свободными, в отличие от их свободного соучастия в цельном человеческом поступающем бытии.
Таким образом, наличным бытием, или «вот», как ранее природа, другие и другой становится общность не по реальному сообществу общественного дела – оно присутствует, но в гипертрофированных и отчужденных формах как трансцендентаня истина или благо, а идентификация как еще одно личностное качество. Вопрос «когда» возникает постольку, поскольку идентификация не только дает прибытки, но и требует жертв, что связываетего со временем, а идентификацию – со скоротечностью или долговременностью общности. Именно в ней эмоции, призванные не тоько исходить, но и возвращаться поступающими, находят своё отчужденное успокоение – в вере в общность, надежде на общность, любви к общности, в самоименовании, часто заменяющем личное имя. Высшим, и не самым лучшим, аточнее, самым худшим, перед лицом народов, является нация с ее негативным самоопредлением и эксплуатацией собственного народа, личнгстей бытия, ради возвеличения нации. Такая идентификация – типично превращенне отчуждение – с такой общностью вступить в инициативный диалог по существу невозможно. Она претендует на лик бытия, но сам есть лищь идентичность. Все юридически провозглашенные права оксидентала упираются в смену идентичности; когда права надо исполнять самому или отвечать за них он предпочитает менять идентичность гражданина или даже человека,если это только возможно.Для ориентала личностные качества несут характер искажающего отчуждения – их имеет только источник истины, сам же он – только индивидуальность, сложенный действительностью несовершенный носитеь и воплощение истины. Здесь идентичность пропадает за верностью, которой так частно не хватает оксиденталу. Если душа первого дана истиной и он готов за неё сражаться или претерпеть страдания или неудобства (анимизм), то второй полагает душу благом, отпущенным Богом в его полное распоряжение и стремится присоединить её к любому сообществу ради любого блага. Нередко, впрочем, дело доходит до добра.Даже истина полагается благом, запрограммированным потакать человеку, не удивительно, что самая малоисследованная наука – этология человека, его гипертрофированные атавизмы власти, собственности, иерархии, сксуальности и насилия, часто рационализируемые подогнаннысми поводами, не мимеющими перед разумом никакой разумной силы. Сюда же относися и идентичнсть. В ней результат наступает ранее действия, а следовательно это – присваивающее действие, пользование, в предельных своих выражениях – типичная ситуация разного рода отчуждения.
Иное дело с народом, точнее, с общностью-общественностью, где национальное подчинено и на первый план выступает принадлежнстьб, нарицатеьность. Такая общность – не Другая, с которой можно рпросто договорится о собсьвенности, а Иная, которая ориентирована на имущество, то, чтоспособствует поступающей деятельности и является её результатом и формой, и на принадлежность, в которой определенность условй совпадает с наиболее общими законами поступающего чеовеческого бытия. Огромноечисло трудностей и недоразумений,которые нетолько создает, но и принимает на себя российский, в частности, русский народ, а часто – как человеконосец, все человеческие грехи, - приписываются ему как нации и считают его только как нацию, в которой собственный народ идентичен и послушен. Российский народ, особенно в своей многонациональности – микрочеловечество, и быть ему нацией – значит предать свои собственные национальные черты. Сходным образом россиянин, будучи только гражданином – предатель собственного человеческого бытия, отпадает в частичность и однобокость, в нем человеческое превалирует над гражданским, а значит, и личное – над принадлежащим личности, что противоречит чрезвычайно распространенному, что личность – это её позиция, статус, идентичность и т.п. Видение себя перед лицом лика с инициативным диалогом оборачивается в поступающем и оборачивающемся к себе в деятельности, деятельностью и с деятельностью – по самосовершенствованию (что ненеизбежно, если говорить об отчуждении), выражается в обращении лица к лицу при чем так, что лицо должно стать независимым от него, но связанным не Роком оксидентальцев, не Фатумом ориентальцев не Фортуной меридиональцев, а свободной судьбй, в которой каждый выступает личностью  и полифоническим актором.Но для очень многих, для большинства человечества (меньше-в России) это - сокровенное


Личность      
\-лишность\
Для большинства человечества его лицо – это роль в играемом людьми драматическом произведении. Для  большинства оксидеентаов это – трагедия Рока, для ориентала – хроника Фатума, для меридонала – Фортуна на охоте .  Для России это – драма Судьбы, как развертывания чеовеческого поступающего деятеьного бытия; сама Судьба именно в России предстает как делаемое дело, как ощественное предприятие, именно поэтому полифония так присуща российскому миросозерцанию и развертываниюсудьбы личности, но у драмы есть одно усовие - её не играют, в ней участвуют. Это резко отличает личность в России, назовем её предварительно так, от лица (действующего, а не деятельствующего)-личности трагедии, хроники или комедии, на которую обращает внимание меридионал при неудачной Фортуне.
Играемая роль - а очень часто можно слышать, что «он играет роль», «его роль така-то» и пр.,- соединяет позы, жесты, позиции, статусы, идентификации в аспекте определенного «когда», то есть развития действия, но действие есть лишь потребление существующего, остальные части деятельности скрыты из этого «где» и определяют отдельного человека как «что», лицо, представленное неинициативными и инициативными диалогами в общем действии, опять же не деятельности. Именно эта – терминальная,гоническая черта присуща действию лиц, поскольку они разворачивают свою историческую хронику, трагедию или комедию. Это либо физические (меридонал), лиюо юридические Орксидентал, либо сакральные (ориентал), либо фактические (россиянин) лица. Ставится вопрос от личности к актйру, как действующему лицу, а не актору, поступающему человеческому бытию,- «кто?» Традиуионно за ней подразумевается личность, то есть самостоятельный игратель роли. Но всякому, присутствующему при действии (конечная фаза деятельности) ясно, что в существовании актёр, личность, лишь исполнитель, а не ис-полнитель бытия. Бытие исполняется в деятельности,и все атрибуты личности играют его и играют им; на его долю выпадает лишь акт, действие, резюмирующее и выводящее наружу все его атрибуты. Так ставится постановка, о из-делие раскрывает всю необходимость человеческого боступающего действующего бытия чтобы в данной общности (она может оказаться и совершенно пустой, как в театре абсурда) проявилась общественность, товарищество по человеческому бытию, не смотря на всё разнообразие ролей в не всегда стройной полифонии. Драма характерна тем, что она строится как из-делие, гомилия, внутри которой каждый может определить свою судьбу в общественности и существовании на основе кульминационного распадения существования во всех его сферах и обнаружения тождества в бытии – или же судьбийно отказаться от соучастия в общности судьбы оющности и покинуть сцену бытия, уйдя в частичное существование, или даже в смерть – не только бытийственную. Драма терминально, в «сейчас» жизни, «здесь общественности и «Что» лица, которое неизбежно присутствует в нем как результат завершенного диалога, полилогически утверждает свою судьбу как призвание – предназначение в поступающем человеческом бытии, при чем в нем нет различения как таковом, частном или общем. Призвание может раскрыться в разных общностях – от общеприродной, до диалогической или монологической; монологическая полифония есть основа гомилии, где не просто свершается разное, но разное образуется, в отличие от различного,- иное.
Для действующего лица личность – достаточно механический актор, действующий в своих личностных атрибутах по их собственной логике, и способной реагировать лишь на ближайшее, «актуальное», как актер, таким образом личность есть «кто?» реалии, еще один атрибут поступающего человеческого бытия. Но Поступающее – значит не только переступающее через себя, но и принимающее на себя призвание и обязанность, поэтому за открытым, прикрытым и скрытым может действовать некто, их представляющий, а это – уже больше именованной сущности. «Кто?» оказывается «богом из машины», машиной машин, энергетическим началом действия, которое может протекать помимо него и против него, и, даже протекая за него, может губить его человеческое бытие. «Кто» может быть представителем любой общности, положительной, нуждающейся в поступающем деятельном человеческом бытии и не всегда ради данного человека, не всегда в его частиыных или отчужденных интересах, искаженных потребностях, искаженных целях, извращенных потребностях. Поэтому каждое «кто» оказывается в своей частичности и непосредственной данности персонификацией неистинного, и 2кто» есть скорее субъект ответственности, чем действия,и в действие он вступает именно как в действие – частичную деятельность. Полнота полифонии никогда не вписывается в деятельность. «Персона» « персонификации оказывается очередным отчуждением, попыткой поставить кого-то на место поступающей деятельного человеческого бытия.
Этот тип отчуждения чрезвычайно характерен в крайних формах немногих для России: часто личности-персоны, особенно обладающие властью и вывешивающие повсюду свои портреты оказываются извращенными носителями частичного и ограниченного, а то и прямо античеловеческого (о чем у нас не было речи напрямую); личность оказывается «парсуной», как назывался такой портрет вна Руси. В современности парсуны ведут себя осторожнее, но ограниченности времени и места довлеют над ними, личность-парсуна – попытка овладеть временем и местом, не стать «что», а «кто» без терминального опыта собственных пограничных ситуаций (Ясперс), а за счет продолжения действия одного в изменившихся ксловиях, абсолютизации своих действий, представления их приложением поступающего деятельного человеческого бытия. Только оно переступает границы времени и пространства как поступающее, аоэтому трансгрессивно.
Будучи областью развертывания духовного, полифония подразумевает типичных статистов-сенсиков (Ерсаота), драматиков (Благо как вид добра, прикрытое), трагиков, как предстаивтелей Блага (скрвтое) резонеров как представителей глубин открытого (сущность, Истина). И, наконец, предстаивтелей собственно деятельности – личностей-драмтургов (сокровенное,Мудрость. Именно последние в действии преодолевают его ограниченность как действия, труда и работы (активности) и выходят за рамки личностей, что в меньшей мере возможно и другим. Но возможно это по воле поступающего деятельного человеческого бытия как гомилия (омилия), поскольку никакому мудрецу до конца невозможно преодолеть чувственную данность, скрытость и неочевидность блага, навязчивость добра – связи, которые и делают личность зависимой от другого, не дают личному человеческому поступающему бытию окончательно развернуться. Персонификации управляют личностями, и это даже ставится им в заслугу, считается неотъемлемым атрибутом личности, хотя в этом они впадают в частичность, в регрессию или бесконечную прогрессию, в отчуждение в персону, определяемую другими, возможно, без внутреннего человеческого бытийного содержания.
Такое положение вещей, господство этологических рудиментов, особенно атрибутов в модусе обладания, расслаивает общество по случайным, отчужденным признакам, что порождает целую группу лишностей, не вписывающихся в современный общественный строй, хотя всё развитие человечества с однозначностью доказало, что каждый человек должен иметь своё предназначение и средства его соуществления; каждый должен иметь роль и ее не играть, на потеху своей индивидной или индивидуальной ограниченности, а исполнять во всей ответственности перед человеческим деятельным бытием.Существование лишностей с необходимостью доказывает, что строй «кто» отчужден и несовершенен, что есть иная сторона «кто» и именно она должна опредлеять и не может не определять судьбу поступающего человеческого деятельного бытия. (напомним, человеческого, поскольку на сегоднящний день именно человек – самый совершенный действователь, и это – его атрибут). Доминирование лица над личностью, хотя сама она отчужденная Фома персонификации, определяется лишность, находящаяся в стадии регрессии. Истинная личность есть не персонификация частичного, частного, отчужденного, а олицетворение поступающего действующего ре-флексивного человеческого бытия.

.

 
Ликность

Если оставить в стороне исходную личину, то лицо характеризуется верой во что-то, но этим чем-то не оправдывается, должна возвращаться в себя как вера в себя; личность определяется надежной на что-то, и этот тип, тип механизированной, автоматизированной персонификации сейчас, в эпоху надежды на науку, прогресс, а иногда – и коммунизм, надежды на человека так, что человек от этого страдает то признаки третьей эпохи, эпохи любви, оказываются либо подчиненными другим отношениям, либо представляют собой лишнее, лишность в  персонализации общественных отношений как способе их наполнения человеческим материалом, либо лишность саму по себе. Персонализация поддерживает, как правило, персонификацию закономерностями отчужденных социальных структур и есть нарочитое, заведомо ложное действие по формированию личности в надежде на неё, как сама она надеется на что-то иное. Чаще всего персонализация осуществляется за счет деперсонализации других, омассовление общества, что, с одной стороны, делает её струкутру слабее, а с другой – усложняет, пытаясь собственной сложностью восполнить тенденцию омассовления, предотвратить сползание в деграданс (о чем позже). Персонализуация обедняет позиции и статусы общества как совкоупной личности, всё более регулирует их за счет утраты свободы и поднятия значения необходимости, что подтачивает её личностное начало, неизбежно связанное с максимумом свободы для него самого как совокупной общности. Надежда оказывается основной на действии, в котором господствует цель, а не на деятельности, в которой важнейшей целью является человеческое деятельное бытие, его собственная свобода, высший тип свободы – свобода деятельности. Надежда здесь связана с циспозицией, ориентацией на  собственную биографию, а не на судьбу, которая транспозициональна, связана с терминальностью, вписанностью в общую судьбу других сообществ,- откуда черпается и могущество для циспозициональности. Надежда оказывается надеждойт только на себя, без возвращающегося предмета. Именно этим от пероснификации личности отличается следующий тип, уже не собственно  личного бытия, возвращающегося к себе, обогащенного любовью, потому имеющего право любить себя. Это – ликность., Её торжество связано с трансбуржуазными, постиндустриальными и мегаполитическими отношениями, которые неизбежно преобразят, при своём оформлении и торжестве, отношения городские (буржуазные) и капиаталистические (индустриальные), сделав их частным случаем и необходимым средством, не попуская за границы случая и средства,- последнее распространяется и на политику, из-под которой всё более проявляются общественные отношения общности людей свободных, как это проявилось начиная с движений 2011 года. Если Маркузе назвал движения 70-х Великим отказом, то их можно назвать Великим Возвратом. И при этом позиция мощи, выходящей за свои границы, мощи США оказываются определенно ограничены волей, полагающей сама себе границы, волей России.
Ликность принципиально не доминатна, как это обычно происходит с личностями, охваченными всеми признаками преисторического, пречеловеческого существования – этологическими, с которыми во всей предыстории идет то скрытая, то явная борьба. Лцио-личность ориентирована на использование позы, жеста, позиции, статуса, идентичности и роли для укрепления своей власти, иерархичности, собственности, сексуальности и насилия или использует их, незаметно преращая средство в цель. Ликность принципиально стоит за свободу, в том числе и в позиции, и статусе, и в принадлежности, и в роли, и в олицетворении. Она есть их олицетворение, прямо противоположное персонификации социально негативного. Поэтому ликность лишена доминатных черт, она принцепсальна, основываяся на любви, в которой нет первых, а есть равные и свободные, она «первая среди равных». Использование этологических механизмов чуждо ей, а потму все ликности становятся принципиально равными в различиях, «иными» друг другу, что преображает социальнуюструктуру с пирамидальной на шаровую – где каждый есть вершина и основа всех. Принципиальное отличие духовности личности от духовности традиционной – ее тарспозиционность, способность быть одновременно на разных позициях: тем самым поступающее деятельное человеческое бытие обретает духовную целостность, и не столько биографическую, что в общем-то случайно, а историческую, что есть проявление поступающего человеческого бытия как принципиально исторического: историю не «делают» избранные перосонифицированные для того; она олицетворяет\ся в кждом бытийствующем, не отпадшем без остатка в существование. Это – терминальное существование, осуществляющееся не от рождения к смерти, а для оправдания пренатального в натальном  и смертного в бессмертном. Поэтому здесь уместен терм (то есть раз-лич-ение как раз-личности, а не простое отделение одного от другого) ликности, что означает поворот человеческого бытия на новой ступени к себе как к предмету творческой деятельности, не исключая и личинности. Терминальность означает становление в явь ранее скрытой полноты человеческой деятельности как бытия – его историчность как принцип, и ликность уже не человеческое существо в его единичном и случайном явлении, как это есть у меридонала, а человечесть\во. Тем самым к вопросу встают и проблемы преобразования меридональных племен, всё еще покоряющихся в существе этологической необходимости и экспортирующей её по всему миру. Ликность ко всему относится как к равному и в соответствии с его степенью свободы, усийно её возвышая; для нее всё – на-лично. То есть в существе уникально и свободно, в меру воплощенного, олицетворенного бытия. Это – царство не господства человека над человеком, а человеческого над человеком.
Ликность предвечна и предстоит своей терминальности во всех отношениях не только рождения (Гроф) или смерти (Хайдеггер), или случайных пограничных ситуаций (Ясперс), но по самому существу своего поступающего бытия, располагающего прошлым и будущем в поступке, прерывающем нудительность (заменяющую необходимость) в прошлом и случайность (заменяющую поступок ) в будущем. Но предвечность, как результат\исток терминальности лежит глубже – в усийности самого мышления ликности. Как минимум, она не ограничивается сущностями, которым приписывается вездесущность и вечность, но опирается на истину, просветляемую в усии, бытийной мудрости, ориентированной на поэйсическое совершенствование и посылающее эргатсийное на его основу. Мир стоит на ликностях. Действительность должна стать действительностью эйдосов всего универсума, а не только человеческого. Тем самым подрывается последнее прибежище человеческого эгоизма, основы и вершины его этологии – его склонность делать всё для себя. Этология, конечно, не уничтожается, но подвергается усийному пересмотру, оборачиванию, становится подчиненным, существующим условием псотупающего универсального человеческого бытия. Деятельность становится человеческой действительностью, но действительностью не только человека, но и всего сущего. Такового, каким оно есть не только в реальности, но и в действительности - после деятельности эйдетически направленного человеческого бытия, что и есть реальнейшая реальность. Это, естетственно, затрагивает не только поверхность явлений, но и прикрытое и скрытое и есть откровение человеческого поступающего бытия – бытие человека ради поступка для своего ближнего, не упуская и себя как ближнего.
Ликность определеяется не через доминирование над другими личностями, не формально, но содержательно – содержание господствует над формой. Тем самым, в частности, данное, как форма, подчиняется содержанию – духовному и, в конечном счете, человеческой деятельности, не только познавательной. Сенситивное становится деятельной формой поступающего бытия, преодолевающего, первоначально, сам сенс. Тем самым закладываются основы для важнейшего предприятия ликности, самого человеческого бытия,- освобождение от отчужденных и ими определяемых форм бытия, становление их средствами поступающего человеческого универсального бытия. Это касается не только общественных, но и природных форм; они вливаются в бытие, преодолевая узкую форму «природного» в оторванности от социального (со-общественного и общественного) и человеческого. Сами формы становятся средствами, а средство неизбежно есть и цель. Содержание – поступающее деятельное всеобщее личное человеческое бытие – должно обрести господство над формой и формировать её в соответствии с конечными образцами совершенства – самими эйдосами, идеями не только по субстрату, но и идеальным как представленным идеалом, в чем и заключается конечное достоинство ликности – мудрость.Это – уже не просто человек в традиционном смысле слова, но  «человечесть.» Его конкретный вид деятельности не должен осуществлять его предназначение и быть конкретным воплощением всеобщей человеческой поступающего деятельного бытия, включающего, а не исключающего достойнее существование и конкретного человека или иного личностного, деятельного, свободного сообщества, а из них нам известны, кроме человека, народы, человечество и природа-универсум. Но их деятельное бытие – человеческое поступающее бытие на основе свобод – тела - природы, воли-духа\сообщества, выбора – сокрытого, политического общества и действия – самого человека. Все они вырастают друг из друга и осуществляются друг посредством духа, как элементы разнообразных реалий.
Таким образом, четвертая сторона любой реалии (включая и идеальные), кроме Что? Где? Когда? Кто? должно пониматься в последнем отношении как Как? Именно так человек из биологического вида становится отдельной реалией, обладающей бытием. Как всегда наклонно к танатосу, к смерти, Как бытия – направленно на эрос, возывшение, восхождение, поскольку оно находится еще на низшей стадии – становления человека, еще не обретшего вполне своё поступающее, деятельное, всеобщее личное бытие, которое предшествует ему в предпосылках, в первую очередь – его собственных.
Деятельное бытие потому человеческое, что именно у него оно достигает высшего развития из всех форм движения и существования и в нем воплощаются, вобытийствуются деятельности других общностей. Поэтому ликность есть не персонификация, негативная и внешняя, а внутреннее принятие, олицетворение  общностей и самой себя; личность же себя обычно не видит и поднимается только до «нравственного самосовершенствования» (Толстой).. Это есть обращение и оборот всего сущего к себе в самопреодолении, основа личностного (насколько возможно, и насколько тому будет содействовать человек) и свободного ( с помощь высшего вида свободы – свободы деятельности) олицетворения всего сущего. Ничто уже не будет простым объектом деятельности, но соучастником в таинстве творения нового, при чем его низшие стороны будут не столько помехой, сколько условием, средством деятельности. Образ всего сущего, включаячеловеческий и его образ образа, предстанут перед собственным бытием в преображенном виде; и это будет их собственное бытие – не простое архэ вечно одинакового, а усийная эйдетичность идеала всего существующего и несуществующего, поскольку и оно реально. Дейст-вительность восторжествует, а вместе с ним – «субъективный материализм (гюлетизм)», основанный на взаимодейсвии «низа»0»вещества» и «верха»- субъективно существующего идеала. Это – неотчужденная форма философии, отчужденными сторонами которой является как наивный материализм (и продолжающий его спекулятивный реализм) меридонала, так и искаженный объективный идеализм ориентала, так и превращенный субъективный идеализм оксидентала. Мифологизированной, отчужденной, агонистической формой их был как русский классический идеализм,так и русский классический дикалектический материализм, не видящих взаимно их связи, общего оборачивания и обращения.
Россия, в которой, как мы видели, более всего сохранялись и вызревали формы цельной человеческой деятельности и личности, ближе всего стоит к переходу к принципиированию ликностей. И это – сокровенное России и готовящееся откровение человека ему самому даже в его открытости, как непосредсьвенно-природного, этологичного существа. Это будет не этология дезориентированного человека-в-мире, а мир человека как всеобщая действительность. В России – Ро-усии, эти возможности ближайшие,и, если они воплотятся через откровение мудрости, которая  и так живет в народе, то это станет подлинная Ро-Усия, станут подлинные ро-сиян(ь)е, оправдается тысячелетнее её русское вчера, из него возьмется всё лучшее, и наступит её второе, более славное, тысячелетие. Тысячелетие мира. Но ликность – это перспектива личности, её развития. Это судьба а не господство не внешних и случайных, отчужденных и овещненых форм, целостность и призвание – ее характерные черты.

\Правда – личность\
Для разнообразного, сввободного, а потому и богатого (не смотря на необходимую бытийную аскезу пойэсиса) и динамичного общества, существом которого является неформальная  творческая общественность, общность, народ и создаваемая им культурГа в отличие от нации, создающей лишь цивилизацию и отвлеченные, отчужденные религию науку, философию и искусство, неформальное народное общение ( иногда – в извращенно-отчужденном виде «метафизического молчания о самом себе» (Дугин), что должно быть преодолено из сердцевины и одухотворенной формы народа – разночинного общества) из всех стран наиболее готова только  России, создавая её мессианский облик перед лицом национализируюегося (даже европеец понмается как нация) в условиях глобализации человечества, важнейшим началом становится воля личности, просветленная истиной мира общественного (в сути — всегда), природного и человеческого, воля, преодолевающая отчужденные формальные правила и законы принципом справедливости. Такая воля утверждает истину личности  как синтез истин частичных; в ней живет энергийное, жизнеутверждающее и творящее, пойэсическое начало.Человек не мог бы жить, если бы не был поэтом. Подобная воля и есть право личности, правда, еще не утвержденная в обществе, и здесь право и правда взаимодействуют и взаимопроникают — и  личности должны  утвердить своё право как правду. В её истоке, полагающем право личности как истину общества, деятельности и жизни,  воля просветленной личности есть правда-воля, которой должен подчиниться и закон (в том числе научный, как сумма фактов) как исторически частное явление исторически общему, более реальному.
Правада-личность утверждает ее как синтез истин даже таких, которые еще не открыты; в любом случае истина истекает из правды и преодолевает её в своей жизни, деятельности, строится на основе последней, пока сама не становится истиной, как в последний эон российской предыстории, истории противоречий и антагонизмов. Подобная воля, а только личность и её правда способны нести волю, могут внести энтузиазм в жизнь общества и хотя бы затормозить его движение в бездну бессмысленного, разрушающего мир,  устаревшего порядка. Она не может опираться только на сложившееся понимание правды и, тем более, права — право должно служить жизни, основанной на ней и её просветляющей деятельности. Их снимает в новом понимании правды-личности, непосредственно растущей из жизни, истины и справедливости,  личного усилия по осуществлению деятельной жизни. Право должно стать важнее закона. Современное налогораспределяющеее государство еще далеко от того, чтобы разумно самоограничиваться в воздействиях на  развившееся общество, всё более требующих неформальных отношений как основы своей жизни и выдвигающих идею «фактического лица», как лица, осуществляющего неформальные отношения. Только при господстве неформальных отношений личность разовьется не в фетишизированных, фораализованных, отчужденных и превращенных формах, а в формах адекватных, что, несомненно, облегчит  давление частичного на общество. Правда-личность основывается на всем богатстве ранее ограниченной узкими пределами «работы», «потребления» человеческого индивида; современность всё более требует многообразия форм связи человека с мирами, природным, общественным, душевным. Человеческий индивид, лишь стороной которой являлась личность и искажалась этим, все более становится личностью, лишь стороной которой является индивид и индивидуальность.Это означает закат индивидоцентричного  Запада с его ориентаций на видовую природу, этологию в его животном начале Сходным образом, человеческие сообщества, не порабощенные разделением труда всё важнее истины; она  утверждает истину личности (а безличных истин нет!) как синтез истин; в ней живет энергийное, жизнеутверждающее и творочества как основы отношений, а не социальных связывающих механизированных и организмированных связей, особенно в нарастании свободного деятельного бытия человека,что и есть личность, все более становится сообществом общественных, самооформленных групп-личностей, «фактических лиц» если так можно выразиться на языке юриспруденции.  В правде-праве ведущей стороной становится «правда», которая призвана регулировать отношения неформальных групп и организованных на явном согласии «со-словий».
Ибо мир — то, что исконне было характерно для России на основе (мучительных) разноречий — должен принести новый век  личностям и народам, человечеству, взамен утверждаемых враждой и разрешаемых по-разному – либо за счет внешних рзноречий и нестроений но внутреннего мира, то за счет внешнего мира и порядка – и внутреннего напряженной борьбой  разноречивого за мир.и Единство. Так складывались различные личностные типы и типы исторической (и не только) деятельности, бытия в нем: природный мир, мир общественныый, человеческий мир или мир человеческого существования никогда не находились в полной гармонии, разноречили друг другу и лишь от эпох зависело, что находилось в центре мира, а что – разноречия: Древняя Русь славилась миром и единством с природой нечеловеческой и человеческой, Московская Русь — согласием с истиной Христовой, Императорская Русь — согласием с истиной христовой в резком разделении общества; Поздняя империя и Серебряный век — миром, мvром человеческого существования в услвоиях внешних нестроений. Новый этап — особо острые нестроения миров надо связать и внутренней борьбой разрешить в творческое действие ценностным бытием личности, уже сочетающей все четыре мира своего существования. Таково историческое призвание России. При чем примирение должно быть основано на разноречии и борьбе, полифонии и разрешаться в наиболее плодотворную творческую деятельность по усовершенствованию мира. На это способна только свободная личность — не социальная роль или носитель социальных, природных или индивидуальных качеств, или сумма социальных позиций, а их внутренняя форма, становящаяся содержанием, метафизическая личность вершины мира и нового века.
Правда-право основывается на жизни личности, понимаемой как многообразные связи человека с миром,  что есть обратная сторона  конкретного способа её жизнедеятельности, преломляющей в себе всеобщее и оживотворяющей прикосновением личности. Основой ее «пэтоса» является правда-право, где правда является ведущей стороной, поскольку всеобщее, по логическим законам совпадающее с единичным, осуществляется через особенное и лишь потому становится выражением общих черт жизни некоторых общественных слоёв  в определенный период времени в некоторых условиях. Основу правды-права составляет своеобразная возмездность, самообеспечение личности и сообщества, а также и самой природы в их существовании. Это, естественно, действует как регулятивный принцип, при перераспределении в соответствии с потребностями общественно значимой деятельности на основе бытия сообществ-личностей. Государство должно быть дешевым и минимальным, при чем налоги должны давать такие прибытки гражданину, такие,  которые иным образом недоступны ни по количественному, ни по качественному признакам. Государство постепенно теряет признаки властного государства и становится одним из фактических лиц человеческого общества. Именно таким образом, а не одной электоральной или политической процедурой, которые всегда есть лишь средство, разночинное общество избежит фатального разграничения на гражданское общество и государство с их разногласиями и снимет разногласия государства и чиновничества. Чиновник должен стать не назначаемым «по чину», а членом разночинного общества, что снимет противопоставления чиновничества и общества: отталкиваемый обществом чиновник испытывает давление иерархии, перенацеливает свои способности на служение только  ей и впадает в «бесчинство». Напротив, в обществе правды-личности его личностные качества, способности, станут главными, а чин будет пониматься как нечто побочное, зависимое от способностей; он интегрируется в разночинное общество. Правда-право, поэтому, всегда должно ориентироваться на уникальные обстоятельства уникальной личности.
Право личности на уникальную жизнь как правда-личность опирается не только и не столько на нивелирующие и лишающие личностного начала законы всеобщие (надо понять их как единичные к личности), сколько сначала на регулярности общие, частнообщественные и частноисторические, что было открытием Маркса, который утвердил идеологию как основу самсознания классов. Однако Маркс ограничился лишь антагонистическими классами, социальностью и их классовыми интересами; не пошел дальше — до групп меньшего уровня и такой далее неразложимой «общественной  группы» как отдельная личность, конечно, в разной мере стоящая на самосознании своей личностного призвания, ответственности и судьбы. До сих пор личность остается угнетенным классом, находящимся чаще всего (под давлением неличных социальных интересов, чаще всего интересов индивидных и индивидуальных) в антагонистических отношениях с миром. Именно поэтому личности соединяются по неличным интересам в агломерации и борются за неличные интересы. Осознание личностной правды и судьбы как единичного, осуществляющегося через особенное и веобщее, как реалии, позволило бы объединяться личностям по их правдам и осуществлять судьбы неформальных и формальных сообществ, совокупных субъектов, объединившихся или не объединившихся в со-словия, наций, осозанвших или не осознавших свою судьбу, всего мира во всех его аспектах.
Иное дело, что Восток подчинен Фатуму Божественных и иных религиозных предначертаний, Запад — пресмыкается перед Роком денег, и только Россия на сегодняшний день даёт обещание быть народом-личностью, подняться до само-сознания, осуществить судьбу, и он заключается прежде всего пробудить к судьбоносному тврчеству всё человечество. Судьба человечества — преобразить все миры в соответствии с высшими ценностями, благом, добром, красотой, истиной, софийностью, сделать духовным в самом мельчайшем неотчужденном вещественном проявлении.Это — сокровенная судьба России, в этом — ее сокровенность для всего человечества.И основой является та личностная мудрость— софийность, «философия», которая постепенно складывается из религии, искусства,науки и синтезируется в мудрость личности в её отношению к мирам, скажем по секрету, называемым нами мирами ещё достаточно условно, поскольку в лежащей   в их основе действительности много искаженного, пргматического, отчужденного. Будущее же предстоит совершенствование миров через совершенствование действительности и конкуренция мудрости духа.
Нельзя забывать, что новая философия — философия личности— лишь общий коридор к философиям отдельных личностей, теперь уже не религиозных, эстетических (мифолого и теолого). Не научных, а собственно философских, самоосновных, как самоосновна любая личность или миро_воззренческих. Ибо мир — то, что исконне было характерно для России на основе разноречий и противостояний, расколов и различий — должен принести новый век на место отчужденным людям  и нациям, этносам, утверждаемых враждой.Если тело и его первичная духовность «оборачивающаяся»-воля в мире высшие проявления едиснтва космсоса; если душа и душевностьи ее высшее проявление, со-общество и с-общество, основанные на—любови как духовности миров и самого универсума, высшее проявление единства общества; то дух и его высшее проявление мудрости — не от мира сего частичного и наполненного враждой с немирным — высшее проявление бытия. Воля (существование), любовь (сущностение, но не формальное, как ранее, а содержательное), мудрость(как выыявление сути реального) — и есть бытие вмире, ведущие к его преображению. А разноречий для творческой реализации личности и ее внутренней разноречивости станет да долгие века, ведь мир — не благостное состояние, но постоянная борьба и свершение, способ существования человеческого творческого бытия. Личность — ничто без разноречий в их всеобщем охвате; ими она жива, разрешением их действует, осушествлением мира реализуется. Весь мир в своём движении,единстве, свободе, есть личность, наполненная разноречиями; и не только уподобляться, но и опережать её — наш долг. А без долга нет и личности, как без разнообразия деятельностей, не обязательно личностно необходимых по затратам труда, нет разночинного общества.
Личность, и в этом её правда, деятельно самоосновна (даже в своей природе), и включает в себя непостижимое (Франк) как ядро действия. Ничто рационально объяснимое, как это пытался Запад, не достигает своей цели. Только «комфорта».А непостижимое есть развивающееся единство универсума. Как никакие рациональное организованные ритуалы и молитвы не достигают иного, как духовного «комфорта». Личность формируется вокруг интуиции бытия, стягивающей вокруг себя все разнородные реальные существования. Только бытие, а оно есть движение и, выше, деятельность, «двидеятельность» и есть реальность, существования — только отпадения от нее и должны быть поняты как пути, ведущие к бытию. Сходным огбразом, различные миры должны быть плоняты как реальности, ведущире к высшей реальности —реальности как внутренне Единому, к оторому, как мы видели, стягиваются жизненные принципы всех народов, даже народа русского, в своей исконней ориентации на единсво и обращенность (не вещам или богам), а к Единеому прошедшему пути всех других народов: и космических народов в Красоте, и народов Востока в Истине (Московская Русь, склонная к благочинию прежде всего), и в Благе народов Запада (Имперская Русь, направленная на сословное расслоение и на буржуазно-пролетарское существование после Империи),— и всё равно остающейся в Единстве, понимаемом как мир во всех его ипостасях, не исключая и географическую (мир, понятый превратно как стремление к империи). Никакие внешние силы не могли бы руководить русским человеком, если бы он не был личностью своего времени — и это была личность двоякая: соответствующая миру и непокорная тому, что вне него. Современная личность не покорна никакому миру, кроме того, который в ней самой.мvру. Апарадокс заключается в том, что подобное покорство и есть непокорство.Человек есть существо, покоряемое, но непокоримое. Тысячелетиями русский человек с-мирялся. При-мирял противоречия в себе ради мира и Единого, теперь же он с-миряется, при- миряется с собой, с тем, что не доволен внешним миром и смамим собой, находится с ними в действительной надмирской дистанции.Деятельная природа россиянина всегда ставит миры под критический взгляд, что есть прикрытое России. Центр тяжести сместился с мира самого-по-себе на то, что в мир не вписывается, что несет заряд противоречий и разноречий личности, а через нее— непокорство миру своему, общественному и природному. В этом и заключается правда-личность.Даже усовершенствовав мiр, мир, другие миры, человечество не остановится перед непрерывным бытием личности и совершенствованию не будет конца.Другой вопрос, что принцип мира требует сохранять совершенное и бороться лишь с несовершенным, не входящим в мир — одновременно, на основе принципа разноречия,— признавать это последнее равным партнером, поскольку оно тоже имеет место в Едином и есть реальность, может быть, прикосновенная к разнородному бытию, и соединяющему мир.Но мир – всегда несовершенная сторона Единого, которое следует понимать как единую, цельную, неотчужденную деятельность. Более того, личность готова перейти от ставшего совершенным на сторону несовершенного. Дабы приложить свои силы к совершенствованию — в этом её бытие. Личность — беспокойство, борьба, свершение, и в этом её высшая мудрость, софийность и ее исток, как высшая мудрость России — не останавливаться в солвершенствовании и не делать культа ни из Богов, ни из Мамоны, хотя социальная ориентация ее должна перерасти в общественную и в личностную — только личности могут совершить мировое предназначение России — сделать личность основой нового миро-порядка.





Мvр. Персоналистический переворот

Внутренний мир личности связан, естественно, с господствующими в ней смыслами, теми значениями для нее самой другого как другого, какие она придает этому другому в перспективе иного, где его подлинный центр домена Только типичное для «бытьствующих» на Западе, чаще всего интеллектуалов, характерное отчаяние заставило Гейдеггераопределить это как «заброшенность», а Сартра – как «случайность». Для русской личности, до сих пор по преимуществу лиШности, характерна «тоска», в глубине соединение (предстоящее и косвенно строящееся) небытия и единенного. Которое и есть бытие, но требующее услий бытийной цельной оборачивающейся предметной деятельности в условиях ее разобщения между бездной неисчерпаемой Ничто и Единенным, восшедшим к бытию (Ср. Мамлеев). Личности присуща логЛичность, логика всеобщего, все5объемлющего. В этом смысле она есть до известной степени единственно завершенная онтологика. Именно поэтому ей доступен Универсум в целостности, даже еще не реализовавшийся в условиях предыстории.Личность – «творитель» (Соложеницын) Универсума, его беск4онечно погруженный в деятельность, а потому и бытие, про-из-водящий универсум из тоже реального «ничто» в Бытие, делатель. Поэтому личностное переживается как «ликное», перед лицом безграничного и не привязанное к здешнему существованию помимо целостной бытийной деятельности. Но это доступно в целостности лишь всему роду человеческому, потому так сформировавшаяся личность должна обнаружить свое назначение, которое есть её призвание. Именно они оказываются персоноЛичными смыслами, не отрицающими, а лишь утверждающими Универсальное, как антрополичное. Однако, обособленная личность таким образом также оказывается другой другому и другой по отношению сама к себе, самоотчужденной, что неизбежно ведет к разного рода конфликтам как в ней самой, так и в её деятельности. Для русского важнейшим является спсобом преодоления их является (и эхто – часто выглядит как «остаток», что трагично), мvр, именно через ижицу, как в слове мvро, помазание миром при крещении и в других важнейших случаях. Он основан на установлении единенного в миръе и с мiром, миром (См. Кн.1, VIII.), что возможно только в деятельном охватывающем бытии (См. Кн1., VII1). Но в предцыстории разобщена, в лучшем случае по уровням универсума и регионам его, хотя никогда не теряет, хотя искажает, уровни ее в человеке, или даже раздробляет их.Ничто не существует, хотя и реально, особенно как «ничто определенное», тогда как единенное есть «нечтоопределенное, и деятельное бытие, в котором и которым определяется существование личности, разворачивается между существованием и бытием, как в данном эоне (на пороге эры Просветления) как материальное и идеальное, хотя в сущем в слоях универсума уже присутствуют обратимости и четвероякости сочетаний матре—реального и и—деятельного, хотя и второе есть и может стать (в чем и заключается перворот матёр)реальным, а второе – идеятельностным, связаны ими между собой. Собственно, такой путь есть путь разворачивающейся ликности (от возникновения хомо) в её деятельном воплощении в универсуме как Само и самому в первую очередь (См. Кн.3., I., 6.). В этом воплощен сам смысл  и деятельность есть Само смысла, т.е. Бытие. Но Единенное часто вопринимается как тривиальное  единство в псевдологике предыстории, потому и Россия как страна—Ликность в тенденции воспринимается во всё еще часто цепляющихся за персонификацию своюстран, как страна—Лишность, что и есть явный признак её избранности, принадлежности духовному магнитьюду, а не малтитьюду. Другое денло, что что  небытие как ничто определенное сопротивляется оборакчиванию к бытию и сеет танасические концы, вместо того, чтобы обернуться, как ничто (симулякры, сказал бы Бодрийяр) к деятельному эросу и выступает как ненависть не только к эросу, но и народу-носителю его и в нем. Поэхтому предысторическая Русьссия богата расколами, разделениями сверх возможного единения, для сохранения его ядра, и это создает течение определенной (но всегда ограниченной и по-своему деятельной) пассивности в мvре, его склонность к мистицизму и реалистичности существования одновременно. Персоноличностный пере6ворот и означает «собирание» мира  в разных (не только и не столько территориальных) проявлениях преждевсего в мvре, допущение в нем разноречий в большем объеме, объеме универсальном, дя единения которого требуется ликностное усилие, деятельность мудрости (у Кожева мудреца, ликвидирующего различия, что, как он и ожидал, углубляет и разводит «животное царство») в их при-мир-е(кте)нии. Некоторые из нитх, видимо, связаны с самим строением антропоса и преодолимы (в процессе разноречий) только на ликностном уровне, гуманологически. (Кн. 4., III.,1). Так становится и раскрывается вовсю мощь само каждого и Само мира через каждого, что и означает завершение предыстории и   разворот мvра  ко всей полноте  цельнойбытийной деятельности не только как псюхе\психологического состояня, но хорового и хороводного начал, начал полифонии и сомилетики  (Кн. 4., III., 2). Тансическое, влекущее «ничто» будет оборачиваться реальной основой бытийной деятельности, преждевсего умственной, восходящей к мудрости. Это означает реализацию заложенного в персонификациях и иначе не реализуемого потенциала, преодоление\использование социального, в персоноличностном деятельном бытии, раскрытии ведущей роли само. В-себе небудет ограничиваться только для-себя и,вынужденного для-другого в ужасе перед иным (Иным, как ничто и Ничто, что так любезно Гейдеггеру и Сартру, обращающимся как к ничто-жествам), а как  многоступенчатая в реализации основа личной, бытийственной деятельности-со-вершенствования.  Как мы увидим, теллургическое общество, общество земледельческое, нередко подходит к переделу, к выведению некоторых своих членов за рамки данного круга людей. Это порождает конфликтные ситуации, и толькот традиция мира сохраняют монолитность мiра и мiръа так, что это становится существенной, сущностной чертой славянина, восточного в особенности, а среди них – русского и связавших с ним судьбы народов. Это превращается не только в форму деятельности, но и центр его внутреннего мvра, и оформляется именно так. Только насилие над самим миром может привести русского к конфликту, бунту, расколу, но ради любви, мира, единения в них. Но и здесь он решается на него на мiру и вместе с ним, не как «ряд» (см. Даль), как договор и проистекающий из него «по-рядок». Главным образом и прежде всего не заговор или сговор, хотя могут быть и внутри них, если не против мира или за мир за счет некоторого «раскола». Поэтому важнейшей функцией личности, ее поступающего человеческого бытия является  опосредование разноречивых интересов, увязывание различных социальных и природных реальностей, угашение вражды и злобы,как условие и через любовь.Всегда сдержанную и  имеющую оглядку на ограничивающие факторы, легко могущие воспалиться ненавистью. А для этого – удовлетворение некоторого минимума потребностей, что восходит и признается некоторой ценностью, по нарастающей в истории. Задача современной личности – не просто опосредовать разноречия и конфликты, стирать различия, что нередко случалось в России ранее.  Задача — превращение их в механизм развития, совершенствования реальностей, гомилетического полилога людей. Мvр оказывается не просто интериоризированной формой существования реального,экстериорно-предметного, но способом осуществления в нем поступающего человеческого полилогического существования и его деятельного бытия, что превращает другое в иное, как личностное равноправное начало личностной жизни и доступное только ей самой. Механизм восхождения к ликности ) активизация механизмов, ранее действовавших  лишь частично.  Мvрянин, человек мира – нет только внешнее, негативное определение руссийского человека, но его внутреннее, духовное определение.Тем самым меняется отношение внутреннего, собственного, смыслового и внешнего, несобственного, значимого,- а в своём миръском видении русьсиянин незначимого не знает. Смысл становится не только содержанием внутренней жизни, но и формой бытия его самого ккак ликности и деятельности во внешней, несобственной,- несобственной жизни просто нет. Именно это, вчастности раскрывается как всеотхывчивость, всемирскость, всечеловечность русьссийского человека, его обобщившееся вселенское предназначение; усиливаясь совершенствованием полифонического (хорового и хороводного) существования в России и как бытия России; свойство это становится не только русьссийским: совремнный мир требует и воспитывает это во многих и в себе. И всё больше проявляется как «мир». Смысл вмещает не только формы другого, но прежде всего его содержание, «сам»  как иное и, оборачиваясь и обращаясь, превращает, делает всё внешнее не другим, чуждым и потенциально враждебным, а иным, хотя бы по телесному воплощению, территории, образу жизни, запредельных (традиционно—мистических, но больше этого) начал деятельности как бытия Бытие не только открывает мистические высоты как реальные и глубины как предметные, но оно открывает их как сродныце субъективностью субъективности (и разноречащие с субъектальностью и субъектиальностью) начала человеку. Но это требует расширения и оборачивания м Бытие не только открывает мистические высоты как реальные и глубины как предметные, но оно открывает их как сродныце субъективностью субъективности (и разноречащие с субъектальностью и субъектиальностью) начала человеку. Но это требует расширения и оборачивания мvра из концентрации на зауженно-реалистическом и предметно-мистическом на узости органов чувств и одной только зоны непосредственно достижимого. Но требует расширить его до максимального творческого, деятельного сознания, признающего включенность и\или включение в общего субъекта до всеобщего. Субъективное – это присутствие  собственного иного в посюстороннем, в мире. Наиболее устойчивого в наиболее подвижном, вплоть до того, что его разум, ограниченный опытом, может признать за всеобщее, само бытие, хотя в уме и мудрости он естьс сознапание бытия.. Сознание предметно и само есть субъективный предмет, хотя достижим тольк5о сознакнию. Мvр должен повернуться к творческому сознанию, а последщнее — перестать быть «несчастным сознанием» (неомарксизм). Это – одно из важнейших душевных свойств человека, позволяющее россиянину верить в другого, надеяться на другого, любить другого, уважать его имя. И не только человека. Иными словами, содержание российской души безмерно и часто делает её форму пластичной, что позволяет ему жить богатой душевной жизнью и духовно преодолевать разноречия реальности в творческом направлении ургии и пойэматического делания. Собственный, частный смысл россиянина оказывается не на первом месте, в лучшем случае на том, каково его призвание. Но его он не уступит. Здесь смысл оборачивается значением, и мvр требует осуществления этого значения в мире так, что смысл иного оказывается – осуществлять значение данной личности вместе с собственным. Россиянин – человек содержаний, содержание, смысл бытия у него часто господствует над формой, что создает феномен русской тоски. Тоски по о-пр6еделяющей форме. Но о-пределение есть «отрицание» (Спиноза). Русьссиянин скорее готов быть сам отрицательным персонажем, чем отрицать нечто в мире. И в себе,как «ином» мире. Но проблема заключается в полном приятии мира и мирском воприятии мира, что невозможно без мvрского, извечной основе внутреннего мира, внутренней реальности руссиянина, — без нее, дажескрытной, он теряет себя. Иными словами, вопрос стоит не только о мирном принятии данного как данного, но раскрытии явном всего таящегося в этом универсума. Традиционно он воспринимается как в-селенскость и многоуровневостьеё; происходит оборачивание деятельности как воплощения (а не только несения) бытия,его универсальнось. Оформляя своё всеобщее содержание, личность становится ликностью, чьё бытие – уже поступающее деятельное личное бытие (поскольку ликность есть бытийный процесс) по осуществлению смысла всего существующего, то есть усии, эйдоса в его заостренности к идеалу, что всё еще сокровенно для мира в основном. Так формируется мvровоззрение российского человека, прежде всего – русского, сердцевина и выражение его миро-воззрения. Рутений слишком ориентирован на негативно оформленные национальные интересы и народное начало в этой нации понимается этнографично, что делает проблематичным её будущее как мирского объединения.
Мvрянина интересуют прежде всего не поза или жест, каким он выразит себя в качестве личности, что явно ведет к регрессии личности,- а позиция, какую он занимает не только циспозиция, но и транспозиция, он находится на самой позиции (границе,терминальности) и есть то, что олицетворяет в своём призвании, считая своим и собственное иное, относясь целостно. Варава, опираясь на Паскаля и Кафку,определяет смысл жизни как ожидание (видимо, беспредельного). Но просто ожидание должно бытьнаполненно деятельностью по воплощению беспредельного и осознания его в себе (присутствующего) какликности в перспективе совокупной субъективности. Поэтому россиянин всегда целостен в основе, хотя обстоятельства могут и нарушит его внутреннее равновесие. Формой человеческого поступающего бытия он считает именно содержание, не отбрасывая формальных признаков реальности; содержанием – форму, как преобразуемое начало с целью о-существить содержание, иное, усийное. При этом он не отбрасывает внутренних, содержательных признаков реальности. Поэтому в ликности смыслом жизни становится осуществление деятельного, из-делывающего, творящего человеческого бытия в целом, а в частности – в соответсвии со совей личной воплощенностю и призванием.
Существуют и отчужденные формы реализации личностного, связанные с господством формы над содержанием – поступающим формообразующим деятельным человеческим бытие. Оксиденталец склонен, по своей перосонифицированности, превращенности в персону, и превращающей всё в своюм массу, видеть во внешнем Другое и творить другое, лишь по необходимости связанное с человеческим смыслом, обособленным и неподвижным содержанием, -а развивается оно только в деятельном смыслополагающем человеческом бытии. В результате оксидентал имеет дело не с Другим, и даже не с веществом, а с массой, потерявшей свой эст, своё самодвижение и нуждающееся постоянно в формообразовании (малоподвижном пр существу) и энергейе работы, распространяемой за свои пределы в энергии самой массы. Внешнее, отчужденное существование человека в этих условиях преращают его самого в массу, различимую лишь по негативным признакам, то есть нуждающуюся в постоянной персонализации. Само общество оказывается массой, не организованной органически призваниями личностей, а искусственно созданным агрегатом для оформления массы людей. Человек сводится к своей массе и импульсу. Природа – к другой массе – материалу.Даже полученное благо он вынужден принимать за универсальное добро, которое заключается, конечно, в поэйсическом из-делии средства инобытия Иного.Не признавая Иного, ориенталец видит везде Другого, враждебное или угрожающее начало.
Ориентал абсолютизирует форму, персонификации., полученную как индивидуальность, в целом определенная Истиной, вечной и неизменной.Здесь содержание господствует над формой, но содержание несмысленное, только смысловое. Ориентал во всём видит своё Другое; и потребны лишь усилия, чтобы его усвоить, приести в собственность, хотя за ним стоит лишь форма, в пределе – пустота. Поэтому ориентал представляет хорошую массу, поскольку его поза и жест сведены к его индивидуальному существованию, вокруг которого и вращается восточный мир – или в учении о джихаде, или о шунье, или о существовании в поколениях. Если оксидентал относится к природе как к источнику сущности, принципиально отделенной от человека и принципом ставит независимость сущности от человека, не поднимаясь до истины, то ориентал ко всему относится как к форме, вполне по-арстотелевски (то есть «поверхностно») понимая форму как сущность, чтойность существующего, что справедливо для существующего в последнем отпадении от бытия, от содержания.
Меридонал абсолютизирует человекосуществовательный смысл существующего, и мало осуществляет человеческого деятельного бытия, чтобы иметь смысл больший, чем простое существование. Поэто существование подменяется другой стороной внутреннего – формой, наполняемой очень конкретным содержанием, то есть фетишем.
По существу для руссиянина персоноликностный переворот –актуализация неявно в нем всегда присутствующего совершаемого им ликностно олицетворениябеспредельного, иначе,предварительно, выступающего как иное. Персоналичносизация  толькошаг в этом направлении, реализующий его потенции в сторонах  — обычно и в массе — как индивидные и индивидуальные,человекочастные (так становящиеся человекочестьными) сторонами — предваряющий и результирующий этам анагогического вуосхождения, начатой в политике и ожидающейсвоего завершения и наполнения смыслом тракнсдукции (её этапы могут быть, при необходимости, пониматься как трансгрессии) (Кн.1.,III. 3. III.,4).Так происходит окончательный оборот истока и его собственное обращение. Именно на исток обращает внимание Мамлеев в своем возведении ведическойдоктрины  в современность («Россия Вечная», «Судьба бытия») как последней доктрины нисхождения личной души в абсолют, но ситуация эта – только предварительный и преображенный этап развития ликности — именно ликность, отношение к иному как своему, беспреде5льному, олицетворяет абсолют. Предложенный жепуть «последней доктрины» в целом регрессивен и представляет собой точку отпора персоналичного переворота. Бытием он считаетисключительноличностное, в еотором присутствует божественное, при чем божественное превалирует. Он определяется как «солипсизм» (о понимании которого см. Кн.3.,I.,6) и вполне вписывается в систему субъективного идеализма, поскольку признается реальностью только(и исключительно) субъективная реальность, хотя и она восходит к Абсолюту (о чем речь – Кн 3., IV.,4) и дальше него – к Бездне (весьма накпоминающую Бёме-Бердяевскую), что определяется как «последняя доктрина». Хотя она оказывается предпоследней — на фоне раскрытия иного,особенно близкого, пограничного именно с Россией как ее «две бездны» — вверху и внизу (ми. Померанц). Именно поэтому она есть Средомирие. «Последняя доктрина оказывается «предпоследней по отношению к «творянину»(Хлебников), инАку.При  этом у Мамлеева присутствует полная путаница о природе бытия и реальности. В целом бытие отождествляется с внутренней реальностью, что могло бы стать преддверием субъективного реализма, если бы не отождествлялось с Я в линии Я=Я, что сводит аргументацию к чисто логической, поскольку само я связанос сформами отчуждения, влияния на его формирования, а в принципе есть само деятельность, сама деятельность, Само деятельности и в лучшем случае прирастает (если не деградирует или не уклоняется). Таким образом Я без обращения его эросом тянет вниз, к танатосу,и может быть использованно ликностью просто длялогических и грамматических построений,если оно не реализует\ся в бытийной деятельности и не имеет имени.
Для русского опасностью является занятие односторонней позиции, гипертрофирование его личностного значения, что выражается также в мифологизации его личности и затрудняет осуществление ее содержания и квинтэссенции – ликности, которая занимает позицию не потому, что другая чужда, а потому, что есть призвание. Явления для него составляют общий фон существования, его позиция проходит по смыслу и создает образы формообразования содержания и наполнения содержанием форм постольку, поскольку они не отчуждены, иные ему. Это даёт возможность не только мvрного существования, но и мирной деятельности, что преращает мvр в постижение не столдько «кто», а но и  «как». Вместе эхто не просто «я» и дела его, а их имя (включая определения). Расширяясь до общности народа, этот принципальный подход делает его изначально мирным, и ориентированным на мирную деятельность; в случае войны она осуществляется как ратный труд, что позволяет говорить, что воюет не русский солдат, а русский человек.
Превращение смысла в формообразующую причину, а формообразующей причины в полагание смысла иного делает осмысленным человеческое деятельное бытие не только со стороны человека, но и со стороны объекта, в котором обнаруживаются признаки субъекта, свободной, то есть самовозрастающей, с помощью человека, личностной бытийственной фигуры, происходит раскрытие бытия в существующем, нарастает действительность, расцветает мир. Значение деятельного бытия осуществляется во всем мире как терминальное начало деятельности, умирающее для рождения. Но многообразие мира требует еще и учёта значимости деятельного бытия, его свободного осуществления. Если форма и содержание составляют внутреннюю структуру смысла, то значение деятельного бытия относится к миру как иному. Без этого мvр, даже при условии его усийного, а не «рационального», освоения,останется только внутренним, не составит личностного содержания деятельного бытия вообще, как такового. Оно относится к предмету по доминированию сторон деятельности – гонической, генической, геенической или ургической. В тенденции все они являются сторонами друг друга и лишь доминирование ургии обеспечивает преодоление танатоса эросом и службу танатоса эросу, что и есть существо терминальности деятельного личного человеческого терминального бытия. Разворачиваясь в миръе, деятельность создаёт собственную значимость, а значит, утверждает себя не только как деятельность, но и как существование, действительность в миръе. Другая сторона знАчимости – значИмость деятельности, ее служба пребыванию деятельного бытия, а значит, осуществления человечесть-вом своего предназначения, поскольку предназначение имеется у всего, имеющего минимум бытия (движения) и входящего в усию. ЗнАчимость деятельности осуществляется в плоти бытия, значИмость – делает её человеческой плотью, то есть ис-полняет и ис-полняется человеком и другой свободной деятельной общностью, чаще всего через олицетворение в человека. Таким образом мvр становится основой мирного развертывания человеческого деятельного бытия.
Однако возникает еще один неневажный вопрос – внутренний мvр есть способ существования всех уровней телесного, душевного и духовного как ликности в её принцепсальном (первый среди равных) позиции и явно видимое доминирование духовного после доминирования телесного (дотрадиционное общество)  души (традиционное общество) и душевного (индустриальное общество) поочередно ведет к доминированию, но особому, принценсному, духовного и личного. Духовное, само включающеев преображаемом виде истекшие этапы, сбрасывает с большими усилиями отчужденные и по-видимости возвращенные формы, превращая их просто в формы (процессы) деятельности,само становится доминирующим (не без помощи науки-информатики). Это придаёт новое значение иному иного реальности – идеальному его бытию, знаковому. Без него не может существовать мvр, по существу существующему именно как иное реальности, как иная реальность всй реальности, что позволяет ей творить Иное, то есть само поступающее человеческое бытие, чего не лишена уже персть и другие ре-флексивные формы существования человека. Надо отметить, что на пути информатики стоит опасность превращения Другого в окончательно Другого, но сам процесс общения раскрывает свою духовную суть и преодолевает эту опасность, как и в других случаях опосредования отношений.



На протяжении всего исследования рассматривались «пласты», а затем – «слои» человеческого деятельного бытия в Русьссии. Они неотделимы помимо деятельного — в ее многообразном разноречивом единстве — от универсума и сами превращают универсум из скрыто-бытийного, криптобытийного, неизбежно данного извне поскольку и для того, чтобы сложилось существо, одухотворяющее бытийно весьуниверсум, приводящий его к превращению, начиная с повотрота элементарных движений, и ставящего, в разных пропорциях, а в себе, по возможности, нарастающей, всё так, что сокровенное оказывается доминирующим, а затем — и принципирущим началом. Бытие приходит к себе в предметной поступающей деятельности и господствует так, что возвышается над предпосылкой даже мудростью, непрерывным прирастанием бытия. Так формируются глыбы человеческих особ. Одни сохраняют (или вынуждены сохранить в предыстории) порядок слоев и пластов, другие их различным образом опрокидывают, третьи переворачивают, сотворяют «вайси-версум», творительность, хотя все эти ракурсы присутствуют при доминировании определенных слоёв и пластов в каждой особе, в каждом человечести. Мvр в  предыстории имел эксцентреситет, в силу отчуждающих влияний и состояний, в не меньшей мере захватывающих как отчуждающих, так и отчуждаемых, выдвигал на первый план низшие слои существования, скоторыми, какс основой, связана и реСлигия, вкоторой вера часто не различалась с верованием. Пласты и слои выражались в  Русьссии в социальном целом всклонности  более высоких к отчужденным формам индивидности (часто утрачивая её содержательное начало,которое неизбежно, но искаженно присутствует) — в склонности к ориентальному или индивидуальности с такими же искажениями,в склонности к оксидентальному. Поэтому предысторическая социальная система, более наполненная общественным, но   в извращенных формах отношений верхов и низов, была более горизонтальной внизу, ивертикальной вверху, хотя центр тяжести перемещался за счет возвышения общественных «веществ» (а не «макс»). Но тот человек, рассмотрению которого мы посвятили время, остается ядром в принципе каждого россиянина, с  акцентами по работе и труду. В этом смыслевысшие были делателями, а ургами в точном смыслеслова— низшие. Точно так же личность должна стать «реаличностью» так, что в обновленной совместной, общей деятельности, элементами которой являются целостные деятельности каждого, произошло оборачивание (оно уже происходит), но и обращение и оборот, превращение такое, чтобы для каждого общество (победившее пирамидальную социальность) состояло как бы из четырех пирамид — кубически, в отношении к природе, к социальности,к собственно общественности и духовности. При этом бытийная деятельность постоянно неоставляет на месте эту систему (уже «социальную» в подчиненной форме, ср. с «Социальной системой Парсонска). Сказанное позволяет глубже понять как собственнотрадиционный мvр русьссиянина,который оказывается основанием для всего четвероякого сообщества, но редуктивно, и, потому, эксцентрично к миру, выставляя отдельного человека как единственно так существующее, отчуждая общности и этим часто провоцирующее расколы или их не могущее превозмочь, что пополнялось «земляным» (Игоревым, см. Кн. 3., I.,1) соединением, хотя оно и восходило по пластам и слоям,чему соответствовало и развертывание этих пластов и слоёв (например, духовного от религии  к искусству, науке и, в перспективе, философии, что возвенчает свободу духовную как проекцию общегобытия для каждого), что приводит в новом тысячелетии к обращению кновому уровню, ранее мало востребованному в общей,теперь становящейся целостной,деятельности,человеку живаговскому (Кн.3..I.,2), чтовозвершает игоревское тысячелетиетысячелетием вторым, исправляющим его ошибки и совершенствующим как свою основу. (Кн. 4.,IV.,2). Об этом речь будет ниже, но здесь принципиальноважно перемещение предметного начала субъективности туда, где оно по существу и было — в центр универсуматак, что мvр (оставим этот терм, хотя его смысл в массе меняется) за основу не «уживания» разноречий, что связано и с «не замай»(Солоневич), ав житие во всехслоях и пластах универсума (деятельно доступного, но бытийно все-в-селенского), способное к мудрому не заглаживанию разноречий и превращению противоречий в разноречия, к деятельности как бытию и на основе бытия, что требует мудрости, возвышающейся над умом и руководимой бытием. Это уже собственная или приобретенная деятельно участием в общем ликность реаличности, субъективной, предметной, деятеьной,а потомуи поступающей. Если Святая Русь понималась как продолжение и кокон мvра, то Новая классика (Кн. 4., II,.) можно представить какстрану торжествующего мира деятельного бытия. Она простирается между Тождественным (подвижным, см Кн.1.,III.,1)  и Иным, проявляя этим свою всечеловеческую сущность и сокровенность ныне.
Сказанное позволяет обобщить те6 отношения к миръу, мiру, миру и мvру, по доминированию сторон восходит русьссиянин (не преобретая и отбрасывая, араскрывая и оборачивая), что случилось и в его истории, что взошло анагогически до вершин и трансдуктивно их самообосновало (Кн.1, III., 3-4)., что позволяет говорить о единстве предметногодеятельного бытия и  отзеркаленного от него метода ( как особенной деятельности, субъективно-предметной и реальной в развертывании) в единстве целостного меФода как становой хребет субъективного реализма. (Кн.1.). В генезисе (См.: Мир умир! М., 2009, С. 73), в  состоянии существования и для существования, различные пласты и слои русьссийского человека, его внутреннего мира, хотя и преодолевают высшим низшее, но отягчены низшим и тянутся к разладу. К бОльшей связи с соответствующими слоями и пластами внешнего и внешне относятся к внешнему, хотя сам факт генезиса связывает его уровни, но он недостаочно проявляет свободу реаличности как таковой, хотя она уже присутствует в высшем. В оборачивании, оживотворяющей всё потенциальное, что есть в русьссийском человеке и что случалось по временам или с отдельными человеЧестями, а не человеЧастями, высшее господствует над низшим, и даже внешнее рассматривает в его глубине, усии. В этом случае (и предварительно) можно говорить о внутреннем человека как о мvре в его полноте,а полнота, особенно так торжествующего бытия, никогда не бывает исполненной,она исполняется, в чем и выражается нетривиально понятое прирастающее и интегрирующее тождество человеЧести и РеаЛичности, Ликности. Этот энстасис (часто в прошлом понимавшийся как экстаз, выхождение вовне,но это – только примитивная форма и средство, неглавное),оборачивается своим кеносисом, воплощением в собственную плоть, обращением других пластов и слоёв в новое состояние к деятельному поступающему предметному бытию как предметное, реальное иным, ре-алистическим родом (Кн.1.,II.,2), родом оборачивающимся и оборачивающим, персоноЛикностным, терминальным, переступающим границы и главное действие происходит на двусторонних границах. Если существование обращено ктолщам и в них дремлет, то бытие обращено к границам, а как поступающее деятельное терминальное юытие-деятельность – к существованию в границах и на границах как норму (а не только переживание отдельных «пограничных ситуаций», Ясперс). Оборачивание происходит с субъектом принципиальным, но затрагивает\ся субъектами всех общностей, и их нарастание превращает кеносис в генезис нового типа,обращенный, превращающий сами основы существовкания, а ими является скрытое от пространства и времени бытие,чем отличаются низшие уровни реаль-лий от более высоких. В них заключено раскрытие бытия как смысла, а мудрость есть торжество и деяние смысла, сокровненного часто даже от просто духовного,но ближевсего оно входит в духовное и соединяется, превалируя, с его содержанием, как конечное содержание всего разным родом существующего. Но бытьтие, состояние Творянства все более касается всё больших масс людей, и персоноликностный поворот становится фатором развития и самого существования человечества, но и человеческого рода и универсума в его развитии – совершенствовании-становлении. Эта реальность, часто еще воплощенная в широко понятом (уже научившемся действовать, искпользуя разноречья, изломы, разломы и бездны), еще нуждается в проникновении, достаточно вселенски глубоком,в субъективность других регионов предметности как движение-деятельность, несущаясвободу бытию и свобуду-бытие, единственно непринудительный источник е единиения универсума. Универсум же не единенный или лишенный принципиального субъекта,способного извне раскрыть внутреннеее не только словом, но и делом («речь»), всё равно содержит всё необходимое для своего единения,с тем отличием, что оно будет несовершенно и неполно. Именно так существует (если существует) полный объект,— под господством низшего. Объект абсолютный ниже низшего, о нем даже нельзя сказать, что он существует (хотя и реален и предметен); возможно,с этим связаны «тёмная материя» и «темная энергия» современных физиков. Можно сказать только одно, что здесь наступает пора «ненаблюдаемости» — что ненаблюдаемо из ожидаемого в реакциях.Это раскроет вечно скрываемую тайну — сродство «чудес природы» и «чудес Господних».
Оборачивание низших уровней человеческого существа как основы бытия, его реально-мистического (сверхмистического) тела не начинается с первичного. Все более высокие присутствуют дюнамически вкаждом акте человеческой деятельности, поскольку сама его жизнедеятельность есть момент и результат деятельности. Только активизируются и наполняются своим содержанием поэтапно и действуют в высших, как и низших, уровнях конкретически. Однако история проявляет как  формы разные стороны, пласты и слои, уровни человеческоего естества в разных условиях как ведущие так, что  содержания (конечно, осуществляющиеся псюхелогические  вусловиях общей от истока психологии) как таковые, что особенно заметно в отношениях к уровням универсума, общества, и их ядра — личности как человека в действии. Передвижение ее к ликности одновременно делает ее и терминалом, встречающим уже непосредственно иное, иного,инакое и Иначее, тем самым ставя в центр универсумов как опирающихся на данное и всё броее актуализирует основное в его бытии — иего заданность как цель и ориентир, как сим-воль, всё более проявляющих целостность (неотменимую) и всё более проявляющуюся даже в ракспределенной дейст—вительности как процессе в восхождении к цельности — бытию как центру для терминала, идущего дальше маргинала (в связи с Бездной Мамлеев справедливо видит овобенность российского менталитета, хотя мало обращает, точнее, не подчеркивает одновременное восхождение личности к ликности, растворяя ее в «Я»). Идущего дальше маргинала в раскрытии бытийности своей деятельности в аспекте её разноразмерной, но присутствующей «нетленности» по сравнению с бренным в жизнедеятельности. Поэтому ликность  опирается на другие стороны личности, кристаллизирующиеся в Русьссии болееотчетливо, чем «индивид» и часто неактуализированная «Индивидуальность оксидентала и ориентала, что способен вынести, сгорбившись под этой тяжестью и гуманизируясь внутренне, только русьссиянин. Ликность связана с духом, либо как мvрОм, вносящим Св.Дух, либо как двоящимся миром человека, либо как с дюнамическим, бессознательным духом индивида, либо как всепроникающим-общим духом , сковывающим индивидуальность. Именно расширение индивидуальности до личности описывается Мамлеевым как становление «солипсизма», хотя совершенно не учитывается что это есть деятельность. Дух в любом случае исполнен смыслом и сам есть смысл бытия, как бытие есть содержание духа и его развертывание. Он раскрывается как не раскрытый дух существующего, ожидающий своего деЯтеля. Он открывается, как было видно не столько (но через) ощуПление, чувство, разум (рациональность), но через интуицию (Бергсон свел уровни до двух, рациональность и инстинкт, необработанный, и, перевернув их отношение, что характерно для философии жизни, утвердил интуицию безосновно, голословно). На острие ликности, вна высших уровнях реальий как не только созерцаемых, но и творимых (ценностей, подчиняющих низшие, пространство,время\, причинность), как образ указует на первообраз, указуется смысл как само бытие и цельность человеческого сущЕЕства как деятельного. Таким образм, мvр и изначально,и всё более раскрывается как сознаваемое внцутреннее, как способ и поле идеятельности, как матёр— реальное и ре-альное, освобождает\ся в сознании как беспредельной деятельности в и из деятельности творческой и целостной, есть опора цельности субъекта. Мvр оборачивается от зеркальности сотворенной аммагамой зеркала, не просто концентрической экстенсивности, но интенсивности,высшая форма которой — свободная творческая поступающая (И, более того и далее — переступающая) деятельность. Это не просто «Тангентальные» вертикальности деШардена, ведущего к «Омеге», Христу как к концу, а не подлинному началу, рождению из пренатального предысторического состояния (См. Кн.4.,I).  Это восхождение личности к торжеству мvра на другими сторонами мира, включая и мvры общих субъектов в их разноголосице, хоре, хорале и полифонии существующего в их обращении и превращении в действительность бытия (во всех формах отнощений принципиального субъекта, часто скрыто пользующегося значениями больших общностей и со-обществ,а в принципе — универсума, но проходя свой смысл как при-частного ему. Смысл у человека как содержание и ориентир его бытия твориться полифонически (см.: Кн.4., III.,2). То есть свободного творения своих действий в универсуме как его свободного причастника. Но эта частичность исходит не из «дайте мне мой кусок пирога» (Пинк Флойд), а выделенности собственным решением из цельности своего призвания и предназначения. В этом — смыл ликностного поврота, как начала Эры Просветления, решительно противоположного «просветлению истока  и преображающего его на пути не избежания мира, а обращения мира, в конечном счете — в единеный универсум как задача не всегда ранее очевидной дщеятельности при всей ее многосторонности и предметной ( в чем единство) направленности в разных регионах и формах, слоях и пластах реальности. Как участника его массива и глыбы-особы, хотя и массив состоит из глыб, скрытых границ, двойных поверхностях, в которыхнадо быть способным деятельствовать без насилия, в акцентуации, усилении и расширении чего заключается внутреннее (и веобщее, и единичное, и особенности их связей и отношений,обновляющихся всвязях- со-обществах) сущЕЕство мvра и его оборачивания, чему воспоследует обращение и превращение. Так можзно представить современный проворот, оборот, оборачивание и обращение всей истории и личной судьбы, личности как судьбы истории в изгибе от предыстории.Так, по-видимому, может произойти оборачивание (естественно, с обобщением), первичного «телоса» (посыла, Гуссерль) от «обреченности вещам» к «призванию вещей» во главе с человеком к одухотворению через разнообразную, но сходящуюся в целостнуб деятельность к «одухотворению» вещей в универсум, а не только плоский мир —«небо» (Гейдеггер), но в многосторонний и многоуровневый, многогранный универсум, невозможный без своей предыстории (и ее снятого преодоления в деятельности — любой) и не произвольный, как у «антропа», а через ракскрытие (если надо — то и вещественное) раскрытие их сокровенного — смысла, то есть отношения еще становящегося (и таящегося во всем) универсума как полифонично-единенного, раскрытие сокровенного существующего для сущЕЕго (чтобы не путать его только с Сущим из книги Исход) в форме духовного в собственном, и ином бытии, таящем его смысл. То есть сокровенного в пока еще павшего в «исходное» состояние (Деграданс, См. Кн. 4.,I) космоса как «космического яйца» универсума, но могущего быть использованного в ограниченной мере для обращения мира к уиверсуму, многомерности миров и предметностей как ре6альных- и движущихся,субъективных, для поворота от всеобщего (кроме России) Пассима в Мессим к универсуму, делостности и цельности. Внутренняя реальность, прочнейшая из предметного и субъективнейшая, свободная (мvр) как наиболее бытийном  можзет быть только и основан единенный обращенный, ре—альный и ре—аль¬ный, реалия-стичный (Кн. 1.,II.) матер—рЕальный универсум универсум. Это составлят сокровенность и сокровенное персонликностного ( гюпостасного) поворота. Выражаясь религиозно, это и есть путь к ожидаемому в Серебряном веке «Откровения Св.Духа», делающего последщний,и без того ближайший верующему, еще более близким, без утраты связи со Св. Троицей и с опорой на оборачивающуюся пре-творящую софийность твари, перестающей быть просто тварь. Отсюла возможно изменение колеблющихся, сомневающихся, а—теистов, что составляет восхождение обращения, но она обратна идеятельностного пути, видимо, могущего завершиться в лоне «Нового патристического синтеза, провозглашенного Флоровским и предначатого Вл. Лосским. Результатом этого (и тайным ходом) должно измениться само отношение к существующему, всё еще сокровенному в своем сущеестве и различиях реальности их (И в глубине, и взаимно) в связности (относительной, но существующей) предметности вплоть до субъективного. Последщнее при этом разворачивается в глубину, до субъектального, как их смыслового иного. В принципе, это может означать новый цикл раскрытия многослойного смысла существующего (уже в бытии), видимо, относящегося к Само и Самости. (См.6 Мир умир! М., 2009). Но это сокровение сокровенного.




Форма и содержание в смысле дают возможность дать независимую форму известному содержанию, что раскрывается в знАчимости и згачИмости как знаках. Принцип принципиального (не фактического чаще всего) равноправия существующего сам знак также приобретает – не всё, чаще всего, а толькос собственное значение. Это раскрывает круг знАчимости и значИмости в измерения усийные, хотя относительная автономия взаимодействия знАчимости и значИмости в языке, приобретая характер означаемого и означающего (о чем – ниже) припревращении (переворачивании) обретает нередко остраненные, фетишизированные формы. Возникает совокупность знаков, выражающих целостность миръа и его компонентов, что может быть определено как символ. Однако символ, как и всякая реальность, имеет аутономию и может послужить основой для мифологизации и других форм отчуждения, в конечнм счете его существа – обезличивания. Деятельное многомерное бытие человека, бытие поступающее, подвергает символ рассмотрению человечесть-вом, и человечесть способен отсечь отчужденные, искаженные стороны аутономии, саморазвития (бытия) символа, впадающего в существование, и определить мvрское, то есть флексирующее.позиционное, статусное, ролевое, личностное и ликностное егон назначение, или меру влияния и осуществления (прирастания) в нем свободы существования, тела, воли, выбора, действия (Духовное) и деятельности (ликностное). Тогда символ (область ценностей) становится сим-воль-ем, направителем воли (областью целей), которая (здесь кое-в-чем согласимся с Шопенгауером) следует за человеком с самых основ его существования и отвечает во многом за взаимодействие наслаждения и боли как (Ницше) как частного случая взаимодействия танасического и эросического в человеке, в его деятельном опосредовании дюнамейи и энергейи в их развитии к высшей формы поступающего деятельного бытия человека (и других свободных сообществ) – творящей всестороннее пойэмы на основе глубоко укорененной в бытие эргастии. В результате человечество всё более становится на путь, которым, не смотря на задержки и ошибки, частности и орграничения шла страна деятельности – Россия. И это – её сокровенное. Тем самым сокровенное сокровенного – российская личность (во многом еще становящаяся в действительности) обретает сой завершенный вид, способна переходить к тому, чем нередко и у многих подспудно была – к ликности и к тем перипетиям, какие личность испытывает в России. От реалий России, проявившихся в высшей реальности – личности, человеческом поступающем деятельном личном бытии, обратимся к тому, как они проявляются в современной по преимуществу России.