Я-нахимовец!

                Просто Нахимов, ученик адмирала Лазарева.

« У каждого поколения моряков один век, а Флот остается!»
П.С. Нахимов

  1807 год.
   В  Смоленской губернии, Вяземского уезда, в селе Городок, в семье небогатого помещика, секунд-майора Степана Михайловича Нахимова, заболел сынишка.
     После не одной бессонной ночи, уставшая и обессиленная Феодосия Ивановна упала на диван,  прикрыв  лицо руками, и громко зарыдала. На ее плач прибежал муж, Степан Михайлович, и, бросившись к ее ногам, стал успокаивать.
- Дорогая, на все власть Божья,- говорил он – Отчаиваться  нельзя.
- Степан, я этого не вынесу. У Павлика жар уж несколько дней. Ничего не помогает. За что такие испытания?
   Прибежали старшие братья Николай, Платон, Иван и Сережа. Подошли к маме.
- Сынишки мои -  причитала она и целовала детей в щеки, глаза – Мои вы соколята.
  Слезы градом катились из ее глаз.
  В это время отворилась дверь и вошла няня Глаша.
- Павлик проснулся. Вас кличит, Феодосья Ивановна,- произнесла она.
  Мать   вскочила и помчалась в детскую.
  Павлик лежал весь мокрый. Понятно было, что жар уступил. Она стала снимать с него рубашку и вытирать платком лобик. Мокрые кудряшки сбились  на голове, а голубые глазки горели яркими  маяками.
- Маминька! Маминька! – прижимался малыш к родным рукам – Мне сон снился.
- Орленок ты мой. Что же снилось тебе, ненаглядный?
- А снилось, словно я стою на огромном корабле под парусами. А в руках у меня подзорная труба! И что я командую не одним кораблем, а многими! Ты веришь мне, маминька?
  Феодосья Ивановна прикрыла сынишку  одеялом.
- Мама, а они бегут…бегут…
- Кто бежит, Павлик? – переспросила мама.
- Враги бегут – коротко ответил   малыш –  Головка болит. Вот здесь, – и мальчик ладонью провел у левого виска.
  Мать нежно поцеловала  сына в лоб.
- А сейчас  болит?
- Нет – ответил Павлик – Я люблю тебя очень. Очень - очень. Мама, я хочу рассказать тебе тайну.
  Феодосья Ивановна наклонилась и с умилением посмотрела на сына.
- Я хочу стать морским офицером!
  Мальчик доверчиво посмотрел ей в глаза.
 - Вот попрошу отца, чтобы он с братьями нынче  сделал тебе шпагу из дерева.
- Маминька, пусть сделают! Я с ней спать буду. А когда вырасту, то настоящую шпагу добуду в бою!
- Моряк ты мой! Молочка хочешь? Глаша, молока будущему герою- моряку принеси!
  Нянька уже стояла рядом со стаканом.
 Феодосья Ивановна понимала,  что болезнь отступает. «Бог милостив. Бог милостлив…» - шептала она.
   В семье Нахимовых, в этот день, мастерили шпагу для маленького моряка.
   К вечеру отец с сыновьями  закончили работу. Павлик  немного поел и терпеливо ждал. И вот дверь отворилась, и на пороге первым показался брат Сережа. В его руке была сабля, сделанная из дерева.
- Павлуша! Смотри, что мы все вместе смастерили! Она из дуба сделана, а на эфесе, смотри, якорь с канатами.
   Мальчики все вместе ютились и внимательно рассматривали  саблю.
   У Павлика так горели глаза, что сомнений не было – болезнь отступила.
   Счастливый ребенок прижал саблю к груди и посмотрел в окно.
- Посмотрите! Посмотрите! Как оголенные деревья скучны! Они как голые мачты!
   Феодосья Ивановна бросилась к сыну – не бредит ли тот снова от жару? Павлик отстранил ее руку ото лба.
- Листва должна надевать акации и тополя, как паруса корабельное дерево.
    Пройдут годы. Вырастит Павлик и станет прославленным Адмиралом Флота Российского.
    В истории России, много найдется флотоводцев с блистательным перечнем побед. Но имя адмирала Павла Степановича Нахимова созвучно со словами Флот и Отчизна в равной степени.
    Истинный Герой, грудью защищавший свою Родину, отдал жизнь за други своя, приняв смерть стоя, как подобает воину-моряку.
    Вся его жизнь была служение ратному делу. Он своим домом считал корабль, а верная служба и мастерство – лучшей протекцией в карьере офицера.
   Однажды, его друг и  боевой товарищ обратился к нему с предложением: « Вы бы написали, Павел Степанович. Молодым офицерам наука была!». Адмирал задумался и ответил: « Куда уж! Я достиг таких лет, когда гораздо приятнее читать то, что молодые пишут! Им НОВЫЙ ФЛОТ СТРОИТЬ!».
  Адмирал не оставил дневников и мемуаров – только рапорты, бортовые журналы и редкие письма близким. Но он оставил в наследие -  верность служению Отчизне. И как отмечали современники, знавшие его хорошо: « Упаси Бог задеть патриотизм Павла Степановича! Совсем, знаете, особенный патриотизм. Совсем особенный…».

                Два Николая 
« Два Николая, две победы! Два воина в одном стою…».
(песня  моряков)
 1937 год.
 Испания
    Главным военно-морским советником по морским делам в Испании капитану первого ранга Николаем Кузнецовым, был вызван летчик Николай Остряков.
    Вот уже год идет гражданская война в этой стране. Республиканцы терпели поражение, не смотря на то, что все интернационалисты мира оказывали Испании всяческую поддержку. Всем чем могла, делилась молодая советская республика, направляя: продовольствие, военную технику, топливо, военных специалистов.
   Кузнецов знал, что храброго советского летчика Острякова, испанцы звали Хосе Арсьега Нера, а его самого – Николас Липанто.
      Битва при Липанто - самая великая победа Священной Лиги над Османской империей и алжирскими пиратами, состоялась 450 лет назад. Каждый испанец ее помнит и гордится ею. Неравная расстановка сил с противником, побуждала испанцев умением и талантом построить ход  сражения так, чтобы его выиграть, да еще с наименьшими потерями. Приятно было русскому офицеру получить такое имя. Это побуждало к невероятной ответственности перед своим и испанским народами.
   Понятно для Кузнецова было и «новое» испанское имя Острякова.
  Нера – притоки трех разных рек: приток  реки Дуная,  приток реки Индигирки и  приток  итальянской реки Тибр. Три разные реки, но сливаясь в одном имени, утраивали силу потока. Как моряк, Кузнецов это понимал. Нет сильнее стихии, чем вода!
    Летчик прибыл вовремя и дожидался приглашения.
    Дверь открылась, и помощник пригласил Острякова.
    В  кабинете сидел очень красивый человек в штатском.  Пригласили сесть за стол.
- Мне очень приятно с вами лично познакомиться, Николай Александрович, - обратился Кузнецов к гостю.
  Адъютант принес чаю.
- Николай Александрович, у меня есть к вам поручение, по силе и значимости которое, сравниться не может ни с какими другими, которые вам ранее приходилось делать.
  Советник встал, взял стул и подсел ближе к летчику.
  Помешивая чай в стаканах, собеседники молчали. Паузу прервал Лепанто.
-  Предстоит сложнейшая задача, Николай Александрович. Надо организовать эвакуацию  испанских детей-сирот из страны. Сами понимаете – это дети, и наша задача – обеспечить им безопасность.
  Остряков внимательно слушал, не перебивая вопросами, которые ему хотелось задать.
- Ваш позывной Кондор?
  Летчик утвердительно кивнул головой.
  Кузнецов разложил на столе карту.
- Мне нужна достоверность и объективность разведки целей, - Лепанто указал  места карандашом на карте – Мне нужна командирская рекогносцировка. Прикрытие с воздуха будет поручено вам.
  Война в Испании для обоих офицеров стала настоящей школой мужества и военного профессионализма. «Генеральский ликбез», где один раз показывают, не повторяя дважды.
- Детей будем отправлять на двух судах  «Гавана» и «Сантей» до порта Бордо. Там их французские коммунисты пересадят на другие корабли и доставят в Ленинград. Отправка будет от сюда, - Кузнецов указал место на карте, - Из Бильбао. Вы хорошо знаете эти места с воздуха.
- Сколько у меня есть времени на подготовку?
- Николай Александрович, его у вас нет.
   Фашизм набирал силу. С каждым днем все больше и больше надвигалась угроза, что Гитлер скоро развяжет войну сначала в Европе, а потом пойдет на СССР.
   В малоосвещенной комнате, в которой горела небольшая настольная лампа, силуэты мужчин тенями отражались  на стене. Уставшие от войны, от бессонных ночей, от разлуки с Родиной и любимыми, они думали о детях. Их жизни, их судьбы, их будущее волновало офицеров, и какая разница, какой национальности ребенок!
   Кузнецова давно терзали мысли: «У каждой войны, самая страшная рана – осиротелые дети. Если Гитлер пойдет на Россию - наших детей не примет ни одна  страна. Гитлер создает свои школы и пансионаты. К войне надо быть готовым всегда. И о детях, которые могут остаться без родителей, надо думать сегодня. Нужны специализированные военные учебные заведения, в которых будут воспитываться дети разных возрастов.  Нахимов был зачислен в Морской Кадетский Корпус гардемарином, когда ему было 13 лет. И он два года ждал этого места в училище. Мы зря забываем опыт наших предков».
    Отец  Острякова  погиб на фронтах гражданской войны. Мама осталась одна с двумя детишками. Мальчишка рвался в небо, как же ему хотелось стать Чкаловым! Хорошо, что был набор в летную школу и его  с семилеткой туда взяли. Потом парашютная школа.
   Кузнецов приписал себе два года, чтобы поступить на флот вольнонаемным машинистом второго  разряда. Он не мыслил жизни без моря, без кораблей. Его родная речка Ухтомка, что впадает в Северную Двину, открывала в его сердце океаны.
   «Недаром Нахимов говорил, что правильно обученный офицер и матрос – это самое главное. Надо создавать училища с именем легендарного адмирала. И это надо делать сейчас, когда враг еще не у врат» - думал тогда Николай Герасимович, когда готовил операцию по эвакуации испанских детей.
    Николая Герасимович придвинул карту к свету. 
    Позже, в своих воспоминаниях, адмирал Кузнецов напишет:
«Если бы  меня попросили назвать самого лучшего командира и человека среди личного состава ВМФ, я  назвал бы имя генерал-майора Острякова».
   Испания свела двух Николаев. Двух сильных и преданных сынов своего Отечества. Двух моряков, только одного крылатого. Свела ни на один день, ни на одно боевое задание, и не на одну войну.
   Их судьбы пресеклись на Тихоокеанском Флоте. Тогда друзья шутили: « Вот так,  тихой сапой  мы почти добрались  до Владивостока». Тепло, по-дружески обращались друг к другу, здороваясь: «Сапа, привет!».
   В начале войны Остряков был назначен командующим ВВС Черноморского флота. Его самолет часто можно было заметить в боях переднего края и проводящего разведку. Испания научила его самому все проверять и принимать единственно правильное решение.
   Погиб он на земле при авианалете от разрыва тяжелой бомбы.
   Но Лепанто всегда помнил своего друга Кондора, и тот разговор, который произошел между ними в Испании.

                «Нахимовская ленточка» по судьбе

« Надраены бляхи, сияют мундиры.
   Отличные будут из них командиры.
   И адмиралы, и генералы,
   А может быть маршалов будет немало!» (В. Орлов)
       Однажды болтаясь с мальчишками после уроков, мы всей оравой  отправились на поиски макулатуры. Уж очень хотелось всем классом получить первое место. Соседка тетя Зина, что жила в нашем доме на первом этаже, пообещала нам старые журналы, которые скопились у нее в сарае за несколько лет.  Схватив каждый по связанной внушительной кучке, мы присели на лавочку, счастливые и довольные,  решая, что с этим делать дальше.      Возвращаться в школу не хотелось никому, поэтому было принято решение: завтра утором сразу с макулатурой отправиться на занятия.
   Придя домой  со своей охапкой, определив ее у вешалки в коридоре, я принялась играть с котом. Я  обожала с ним играть в прятки. Кот, как обычно, вел себя безобразно, впрочем, как и я. Кот прыгал на книжные полки, сваливал со шкафов неустойчиво стоящие предметы, цеплялся за шторы своими когтями, показывая свои чудеса верткости.
   Так, от одного неосторожного прыжка с вешалки, хвостатый спрыгнул на  связанную пачку, от его веса, ниточка развязалась, и журналы с газетами рассыпалась. Собирая их в кучу, на глаза мне попался  детский журнал  «Мурзилка» за 1948 год. На обложке был   размещен рисунок «Нахимовец на вахте». Картинка  была настолько впечатляющая, что просто приковывала внимание. Взяв его в руки, я села на диван.
      На второй странице журнала нахимовец уже сидел за партой и смотрел на огромный глобус. Я прочитала: «Рассказ боцмана».
      В нем говорилось, как в одном приморском городе, боцман спас от  смерти девочку во время Великой Отечественной войны. Он вынес ее из разрушенного лома вместе с игрушечным мишкой, которого она крепко прижимала к груди.
«Оборванного мишку утешала
Девчонка на развалинах избы.
«Не плачь, не плачь…   Сама я недоела,
Полсухаря оставила тебе».
Молчание… Ни голоса не слышно.
Победу празднует страна.
А сколько их, девчонок и мальчишек,
Осиротила подлая война». ( Л. Тесси)
   Прочитав, я посмотрела на своего  рядом сидящего мишку. Он улыбался и на шее у него был алый бант.
   Этим же летом, к той же тете Зине, приехал племянник из Ленинграда. Она встретила его на вокзале, и они вместе шли домой через наш дворик, где мы с подругой висели на турнике, словно обезьяны.
- Глянь, какой морячок, – громко сказала подруга так, что он услышал и оглянулся.
    На бескозырке было золотыми буквами написано « Нахимовское училище».
   Вечером я задала вопрос отцу: « А что это за военное училище, в котором учатся дети?».
   Папа читал газету. Оторвавшись от чтения, он продолжил со мной разговор.
-  Я так понимаю, что ты хочешь меня спросить о племяннике Зинаиды Павловны? Я прав?
   Я кивнула головой.
-  Милая барышня. Его зовут Николай, и какой  же он ребенок? Ему уже 12 лет. Нахимовское училище – это средняя школа, но с военным уклоном. После его окончания, прекрасная дорога стать морским офицером.
- А почему ты об этом спросила? – папа снял очки и посмотрел мне прямо в глаза.
- А мал еще так бескозырку носить!
   Мой ответ папу ошеломил.
- Как?
- На бок! Как взрослый и бывалый моряк, – ответила я со знанием дела.
   Папа расхохотался.
- Ты знаешь, у меня по-службе был друг Алексей Викторович. Он рано остался сиротой. Родился в Ленинграде, отец погиб на финской войне, вскоре и мамы не стало. Что делать было ему в этой ситуации? Он мне как-то  рассказал, что прочитал в газете, об открытии в Ленинграде по предложению Народного комиссара  ВМФ СССР Николая Герасимовича Кузнецова подготовительное училище для детей воинов, моряков, партизан и сирот. Это было в 1944 году. Недолго думая, собрал необходимые документы и подал их.  Его приняли. Так он оказался среди первых 405 нахимовцев, для которых открылись двери этого заведения.
      Я очень любила, когда мне папа рассказывал разные истории из своей жизни или его друзей. Всегда это были люди с необыкновенной и героической судьбой. Прижав к себе плюшевого медведя, я внимательно продолжала слушать.
-  Совсем нелегко  давалась учеба – продолжил папа – бывало, что и сбежать хотелось. Дисциплина, дежурства, уроки… Ни минуты свободной. А еще война не закончилась. Все время кушать хотелось. Были среди воспитанников и те, кому воевать довелось. Но как бы там, ни было, а любовь к морю помогала преодолевать все трудности.
- Папа, а конфеты мальчикам давали? – поинтересовалась я.
- Не знаю. Про конфеты мы с ним не говорили – ответил отец и призадумался – А мы вот, что мы  сделаем! Ты сейчас пригласишь Колю, и вместе сходим к Алексею Викторовичу.
- Колю? Я? Не буду! – резко ответила я и отвернулась.
-  А почему нет! Это будет так интересно, узнать и тебе и Коле, как начиналась жизнь в прославленном училище.
    Папа подошел к телефону и набрал номер. Долго ждать не пришлось. Кто-то ответил, потому, как он сразу заулыбался и стал разговаривать.
- Алексей Викторович, вот напрашиваюсь в гости с молодыми людьми. Хотим поговорить о Нахимовском училище. Не против?
   Я понимала, что отвечающий всей душой был рад, но этот Коля! И зачем его папа хочет взять с собой!
- Так, сбор пять минут, поняла? И за Колей.
- А можно без него? – в голосе у меня была нотка «щенячества».
- Нет, без Коли никак нельзя!
   Ослушаться отца я не хотела, поэтому принарядившись,  нехотя пошла к двери тети Зины.
   Отворив дверь, я поняла, что папа ее уже предупредил о нашем походе, потому, как моряк уже стоял у двери с коробкой конфет и в бескозырке набекрень.
  Папа, я и Коля пошли вдоль набережной до трамвайной остановки. Шли молча. Изредка поглядывая друг на друга. Мы немного проехали на трамвае, потом на метро.
  У двери нас встретил мужчина в тельняшке. Папа и он обнялись, и было искренно видно, как они  рады встрече.
- А это, Алексей, - и папа повернул голову в нашу сторону – моя дочь  Ольга и юный нахимовец Николай.
- Какие молодцы, что пришли! Какие молодцы! Ну, проходите, проходите! -  Алесей Викторович пригласил нас в квартиру.
  Коля отдал коробку конфет и снял бескозырку. Я заметила, что примятая слегка челка, делала его немного смешным.
  В комнате все напоминало о море: висевшие на стене картины на морскую тематику, корабельный компас, карта мира, глобус и модели разных кораблей и подводных лодок. Но самое интересное, что меня привлекло – это настоящая рында!
  Я подбежала к ней и несколько раз ударила. По комнате раздался «голос корабля».
- Оля, скажи, а что общего между рындой и рождением ребенка? – спросил у меня неожиданно Алексей Викторович.
   Я растерялась от того, что ответа не знала.
- Если моряк был не крещен на корабле, то его крестили и рынду наполняли водой, как по обычаю наполняют купель. А если моряк умирал, то его почитали восьмью ударами, что означает «конец вахты» - бойко ответил нахимовец!
- Отлично! Отлично! – обрадовались взрослые, присаживаясь за стол, в центре которого располагался торт.
- Если корабль менял имя, то первоначальное название оставалось на рынде неизменным, - сделал дополнение Коля.
«Наверное, отличник» - подумала я и искоса посмотрела на умника.
    Папа внимательно смотрел то на меня, то на Колю.
- Оля, а ну, как хозяюшка, похлопочи: тарелки для торта поставь, чайник разогрей. Чашки поставь.
    Я принялась все это делать, замечая, как наливаются краской у меня щеки.
    Пока я возилась со всеми приготовлениями к чаепитию, Алексей Викторович расспрашивал Колю об училище, об учебе, отметках. Будущий  гроза морей отвечал, словно на докладе в штабе. В этот момент я его понимала. Ситуация была знакомая, когда мой папа приходил с родительского собрания или брал мой дневник с отметками на проверку. Главное было – доложить четко, коротко,  достоверно, при этом осознавая всю степень своей вины, если что.
- Алексей, тут вопрос такой возник, - обратился папа к другу – Понятно, что время было тяжелое, когда ты поступил в училище. Но хоть как-то баловали вас лакомствами? Давали печенье или конфеты, хоть в праздники, в Дни рождения?
   Алексей Викторович встал из-за стола и открыл шкаф. Он достал альбом с фотографиями.
- А вы знаете, я расскажу вам один потрясающий случай, который случился со мной во время учебы. Вот смотрите, здесь на фото я с однокашниками
   Я и Коля уткнулись в фотографию. У красивого белого барельефа с  надписью « Адмирал Нахимов 1802-1855», стояли шестеро ребят в курсантских формах. У всех бескозырки были набок! «Наверно, это  красиво» - подумала я – « Но при сильном шторме, в море, ее мигом с головы снесет!». У  всех ребят на груди были боевые ордена.
- Это фото 1945 года – начал свой рассказ Алексей Викторович – Вызывает нас  себе как-то директор училища Изачик Николай Григорьевич. Мы его обожали! Авторитет его был непререкаемым среди курсантов. Он делал все, чтобы мы воспитывались в высших традициях русского флота.
- А что это за традиции, - переспросила я.
- Русский морской офицер – это высочайший  профессионализм, это высокие моральные качества, это умение держать себя в обществе. Он должен уметь  поддержать разговор, знать несколько языков, уметь правильно сидеть за столом и пользоваться приборами, уметь правильно пригласить даму на танец и не отдавить ей при этом ноги. Каждый из нас мог станцевать 32 бальных танца!
   У меня из рук выпала чайная ложечка.
- Мы с преподавателями посещали Мариинский театр, ТЮЗ, ходили на концерты в Дом Моряка. Да и сами принимали активное участие в художественной самодеятельности училища. А как мы с упоением читали книги! Я лично знал писателя-мариниста Валентина Савича Пикуля.
 Тут Коля чуть не подпрыгнул от сказанной фразы.
- Так это мой любимый писатель! Я его «Реквием конвою РQ-17» прочитал три раза! – похвастался нахимовец.
- Серьезная книга. Молодец! А я все перечитываю «Три возраста Окини Сан» - выразил свое отношение к творчеству Пикуля,  мой папа – Каждый раз нахожу что-то такое, чего не замечал раньше.
- Пикуль жил в нашем доме на четвертом этаже. Он часто играл в футбол с нами, мальчишками, во дворе. Я часто подглядывал за ним. Мне нравилось, как он носил форму: брюки клеш, тогда модно было, идеально сидящая форменка, начищенные ботинки до зеркального образа, – продолжал вспоминать Алексей Викторович, – он же службу начинал с юнгой Северного Флота! Его образ стал для меня примером военного моряка. И решение стать похожим на него, побудило у меня желание учиться в Нахимовском училище.
    Коля сидел и не шевелился. Видно было, что он ловил каждое слово, примерял сказанное на себя, гордился, что и он учится в этом училище.
- Нас воспитывали быть настоящими во всем! Моряк – это значит, прежде всего, быть настоящим мужчиной! Он должен уметь все: и  починить своими руками неисправность, и  гвоздь забить как надо, и дерево посадить, и многое чего, что должно.
- А у меня тоже есть любимая книга, - воскликнула я – « Два капитана» Вениамина Каверина, - я хочу вырасти и стать летчицей!
  Мои собеседники пристально на меня посмотрели.
- Эка хватила! Летчицей! – задел меня Коля.
- Да, летчицей! – утвердительно ответила я.
   Алексей Викторович задумался.
- А вы знаете, что именно благодаря этой книге, я решил стать офицером-моряком. Я буквально «заболел» Арктикой. Мне по ночам снились неприступные льды, белые медведи, северное сияние. Образ капитана Татаринова будоражил мое сознание. Я видел себя мчащегося на нардах в белую неизвестность.
   Здесь все взяли паузу в разговоре. Каждый думал о своем.
- А что торт никто не ест? А ну, налетай! – скомандовал хозяин дома и мы стали все как по команде, тащить аппетитные куски с кремовыми розочками себе в тарелки.
   В этот момент я вспомнила, как Алексей Викторович говорил о культуре. Выпрямила спину и аккуратно начала  есть торт специальной небольшой вилочкой. Обычно я крем сначала слизывала.
-  Алексей Викторович, скажите, у вас на кителе я заметил нагрудный знак «Командир подводной лодки». А как получилось, что вы приняли решение пойти в подводники? – спросил Николай, доев свой кусочек тортика. 
   Я повернула голову к шкафу и увидела висящий на вешалке китель капитана первого ранга, на котором с правой стороны располагался  знак в виде подводной лодки.
- Этому решению я обязан Главнокомандующему ВМФ СССР Кузнецову. Я уже говорил, что именно он был инициатором создания Нахимовских училищ. Вот смотрите, он здесь с нами на фотографии.
-  Я очень хочу, когда придет срок, попасть учиться в Академию, носящую его имя – поделился своей мечтой Коля.
- Отлично, когда поставленная цель всегда на одну ступень выше, чем ты делаешь шаг, - поддержал его мой папа.
- Дело в том, что и я мечтаю служить в подплаве. После училища хочу поступить на штурманский факультет в Училище имени Ленинского Комсомола.
   « Ничего себе! Уже, видать, и погоны адмирала себе примерил»- подумала я про себя о сказанных словах Коли.
- Как-то мы, курсанты училища, принимали в Москве участие в праздничном параде ко Дню Победы. После него, нас к себе пригласил адмирал Николай Герасимович. Позвал поговорить, посмотреть на нас, угостить. В специальной комнате  был красиво накрытый стол. Чего там только не было! Такой красоты и «вкусноты» мы никогда не видели. Там были и фрукты, и конфеты, и пироженные, торты… Глаза разбегались в разные стороны по столу. Но мы не притрагивались, ждали, когда пригласят. Вдруг, открылась дверь, и к нам вошел адмирал.
   Алексей Викторович налил в чашку себе кипятка. По всему видно было, что он пересказывал очень значимые минуты из своей биографии.
- Я тогда впервые увидел на его груди Орден  Героя Советского Союза, Орден Ушакова I степени. Это особые награды. Они вручаются за выдающиеся заслуги перед Отечеством. Он вошел так просто и сразу обратился к нам: «А почему вы еще не за столом? Расхватывайте конфеты и печенье, а что останется, так друзьям возьмите. Я  покажу места в форменке, куда можно положить». Адмирал нас сразу расположил к разговору. И он же когда-то был курсантом и носил такую же форму!
- И какие есть места? – поинтересовалась я.
- Коля, а ну-ка иди сюда, - пригласил к себе подойти Алексей Викторович, взяв в руки конфеты «Белочка», стал ловко и быстро прятать их у него в голландке.
- Коля, стой теперь смирно, ты весь шоколадный – рассмеялась я и со мной стили хохотать взрослые. Самый последний рассмеялся им сам нахимовец.
  Вытащив обратно конфеты, довольные и розовощекие мы продолжили общение.
- Тогда, мы все приставали к Главкому с вопросом: « Как же стать адмиралом?».
- И что же он ответил? Что посоветовал?- поинтересовался Коля.
- Николай Герасимович так ответил: « Стать адмиралом – большая честь. Стать Героем – честь еще выше! Но и это не главное. Важно стать хорошим командиром. Поэтому нужно учиться и учиться». Он нам рассказал, что нам здорово повезет, потому, как после учебы мы придем служить на новые и современные корабли. Многие окажутся на перспективных кораблях – атомных подводных лодках, - глаза Алексея Викторовича немного увлажнились при этих словах.
   Он встал и подошел к макету подлодки, что стояла у него на отдельном столике у окна.
-  Николай Герасимович нам тогда сказал: « Если кому-то из вас придется командовать новым подводным кораблем, тот может считать себя и ГЕРОЕМ и АДМИРАЛОМ одновременно!». Для меня эти слова стали как напутствие на всю службу и всю жизнь. А это моя первая красавица! «С- 169»!- и подводник нежно провел рукой по корпусу модели.
  В этот момент я заметила в глазах нахимовца, невероятное волнение. Словно в них разбушевался девятый вал! Он с таким восторгом смотрел на бывалого моряка! Слова Кузнецова теперь для него прозвучали напутствием и благословением на службу во славу Отечества.
- А на каких лодках вы еще служили? – поинтересовалась я, дав возможность Николаю прийти в себя.
- На этой – я служил на Балтике. На « С-189» -  «К-153» - на Тихом океане, « К-113» и «К-214» - это мои северянки. За 20 лет службы я прошел от командира рулевой группы штурманской боевой части средней подводной лодки до командира атомного ракетного подводного крейсера стратегического назначения. За плечами 11 длительных автономных походов.
- Вот это да…, - видать нахимовец уже представлял себя на капитанском мостике.
- Алексей Викторович, а сколько всего у вас  «часов ныряний»? – спросила я.
- Это что еще на «часы ныряния»? – удивился  термину подводник.
- У летчиков есть «часы налета», значит и у подводника должны быть «часы ныряния».
   Раздался дружеский хохот.
- Рассмешила! До слез рассмешила! В общей сложности я провел под водой более пяти лет, – морской волк присел к нам опять за стол и прочел стихи -  «Годы быстро летят, нас на лодки уже   не пускают. Годы быстро летят, море нас по ночам вспоминает…».
   Время близилось к вечеру, и нужно было уже собираться по домам.
- Что мне бы вам хотелось сказать как напутствие, - Алексей Викторович встал и подошел к нам. Мы тоже встали.
- Однажды Нахимову кто-то из вышестоящих начальников сказал: « Вы стали настоящим Героем Отечества, Павел Степанович!». На что флотоводец ответил так: « Я просто Нахимов, ученик адмирала Лазарева!». Он всегда помнил своего учителя, который расправил над его мечтой паруса. Вот и вы всегда помните тех, кто делится опытом и знаниями.
   Мы пожали на прощания руки, обнялись и вечерней Москвой побрели обратно. Дома в ночном освещении мне напоминали стоящие корабли на рейде….
P.S.   
- Па, как правильно писать слово «форштевинь»?
- Правильно писать и говорить «форштевень». После буквы «в» идет «е».
   Я сидела у письменного стола и писала.
- Па, а как пишется «безань»?
  Папа оторвался от газеты.
- «Бизань» будет правильно! Проверочное слово не «обезьяна». Слово имеет голландское  происхождение. Это кормовая мачта. На трехмачтовом судне она всегда третья, на многомачтовых она всегда последняя. Коле письмо пишешь?
   Я покраснела и отвернулась.
- Давай в выходные поедем в Ленинград, - вдруг предложил папа.
  Я вскочила и подбежала к нему.
- Папочка, а так тебя люблю, - говорила я ему, целуя в колючую щеку…
Москва
Август 2019 год