Глава 3 Первые откровения

А тем временем, избитый, да изрядно потрепанный, браконьер, что пытался убежать и скрыться от погони,  смиренно сидел под деревом со связанными руками за спиной и ждал своей участи. Или, как, по-простому, любил выражаться Леший: «далеко не убёг.» Похоже, сама судьба послала ему в лапы этого злодея, на ком можно было, наконец-то, излить весь свой гнев и негодование за те годы, проведенные в тоске и унынии среди трущоб и помоек.
- Ну, что же, давай рассказывай. - Доставая из кармана старой, оборванной телогрейки, кисет с табаком, произнес Леший.
- А чего рассказывать-то? - Дрожащим голосом пробормотал браконьер.
- Как чего? Ну, хотя бы, для начала скажи, как тебя кличут, что ли?
- Ти-мо-феем. - Как бы моля о пощаде, жалобно протянул коротышка.
- А-а-а-а, Тимошкой, значит. - Раскуривая трубку, смачно причмокнул Леший. И, аккуратно положив кисет в боковой карман телогрейки, многозначительно усмехнулся. - Знал я одного Домового. Его, как и тебя, Тимошкой кликали. - Крепко затянувшись и выдохнув, продолжал Хозяин леса. - У Бабки нашей в «Курьих Ножках» жил. Так, оно, может, и ничего, мужиком-то был, вроде, аккуратным, но ворюга, каких свет еще не видел. Вот, бывало, зайду к Бабке, так ска-ть, на чашечку чая или, проще говоря, на блины. Чего зря воду-то хлебать, сам понимаешь. Ну, вот, значит, я и говорю: оставишь ли сумку свою с чем-нибудь, или еще чего - обязательно, сволочь, утащит. Пока мы, с Бабкой поговорим о том, о сем. Проблем-то много. Пора идти домой, в берлогу, а вещичек-то, тю-тю, нетути. Я сразу к Ваське, то есть, к Коту нашему. - Пояснил Хозяин леса, выбивая истлевший, из трубки, табак. - Ну, естественно, спрашиваю его: «Дескать, не брал?», а он в ответ: «А на фига мне это нужно, когда у меня все есть?». Знамо дело, тогда думаю: чай, не глупый какой, что и Бабка тоже взять-то не могла, раз со мной за одним столом все это время находилась. Значит, Домовой. Больше некому. Я, его, гадину, под полом вылавливаю... А как же! И по морде! Он, естественно, орать! За что, мол! Дескать, знать ничего не знаю. Ну, я, как ты сам понимаешь, тоже не дурак, ведь. Меня не проведешь. Я ему еще, да вдогонку. Нет, а так, мужик-то вроде ничего, аккуратный был, но уж больно обидчивый. Убёг.  Ну, и шут с ним. А тебе, значит, Тимоша, рыбки захотелось? Так, так. - Тяжело закачал головой Хозяин леса. - Ну и как? Съел, собака?
- Да я-то что? Не виноват я! - Чуть не плача, запричитал Тимофей. - Не по своей же воле.
- Ах, вот даже как? - Протянул Леший. - Может, еще скажешь, насильно тебя сюда затащили?
- Так и есть на самом деле, истинный крест, тебе говорю. - Закивал  браконьер.
- Да хорош врать-то! Тьфу ты, пропасть какая. Житья от вас, дармоедов, не стало. - И, при этом, грозно ударил кулаком себя в грудь. - Какие леса загубили, халявы! Реки, пруды. Да что там говорить.
- Вот, вот. - Обиженно пробурчал Тимофей. - А на рыбаков свалили, что, мол, это они всю рыбу выловили. А, между прочим, наши предки на протяжении тысячи лет сетями гребли. И ничего. Если бы не заводы, да не фабрики. Вдобавок, колхозы со своими удобрениями, что по весне в реки, да в пруды стекают. Я сам родом из деревни. Еще пацаном был и видел, как мужики сети ставили. Как заведут, бывало, бреднем, что, казалось, после такой рыбалки и лягушонка не сыщешь. Однако,  малёк оставался. Ничего не поделаешь, таков закон природы. Это зверя можно выбить, если знать его повадки, а рыбу, чтобы переловить сетями или удочкой — кишка тонка. Помню, в позапрошлом году, был такой случай: ловил рыбак по весне кругом — сеткой такой. И что ты думаешь? Милиция, и круг отобрала, и, к тому же, оштрафовала за каких-то пяток подлещиков. И, буквально через неделю, местный завод спустил мазут в ту самую реку. Если бы ты видел, сколько рыбы всплыло кверху брюхом,  ахнул бы. Такие чушки! - Тимошка причмокнул языком. - Всю Россию до сыта накормить можно было бы. А малька! Видимо-невидимо. Миллиарды! Так, где справедливость, спрашиваю? Где она?
- Так, значит, ты деревенский, что ли? - Усмехнулся Хозяин леса.
- Ага. - Кивнул Тимофей и горько вздохнул. - Эх, сколько было дворов! За день не обойдешь. Два стада коров паслось. Одно - деревенское, другое - колхозное. А теперь? Всего-то пять домов осталось. Все в город подались.
- А что так?
- Да, понимаешь, мил-человек, все началось с того, что стали увеличивать план на зерновую культуру. Наш председатель ездил в райком и пытался объяснить, что земля больше дать не сможет. А ему говорили: «Ты что, не коммунист, что ли? Раз надо, значит надо!». Ну, что делать? Пришлось распахать луга. Луга распахали, а чем коров кормить? Пришлось половину колхозного стада на бойню отправить, ну, и, естественно, не только по зерну, но и по мясу план перевыполнили. Председателю — орден, а нам, хоть в петлю лезь. Пришлось со скотиной распрощаться. А без нее в деревне какая жизнь? Вот и потянулись мужики в город. И я уехал. А что делать? Устроился механиком в обкомовский гараж. Скрывать не буду, по великому блату. Или, проще говоря, по родственным связям. А деревни развалили, так и леса заросли. Мы ведь печи дровами топили. Бывало, пойдешь в лес, палки днем с огнем не сыщешь, чтобы костер развести. И реки были такие, хоть пей - сплошные родники. А сейчас на сто шагов к берегу не подойдешь: вонь, да смрад, как из канализации.
- А годков-то тебе сколько? - Продолжал допрос Леший.
- Полтинник разменял. - Сказал Тимофей и глубоко вздохнул.
- А в заповеднике что делали? Чуть Мокрушу нашего жизни не лишили.
- Как это что? Рыбу ловили, что же еще. Этот заказник ведь обкомовский. Борис Степаныч дочь свою замуж отдает. Рыбки свеженькой к столу подать решил. Ну, и похвастаться, что, мол, сам поймал. Хотя закуски и без того навалом будет. Сплошной дефицит. Гости-то прибудут не из простых смертных. Это понимать надо. Белая кость, голубая кровь. А мы-то что? Птицы подневольные, куда ветер дует, туда и летим.
- А сын у него есть?
- Есть.
- Та-к. Значит, когда сына решит женить, этот ваш, Борис Степаныч, пойдет на охоту, что ли? - Как бы размышляя сам с собой, пробормотал Хозяин леса.
- Не-ет. - Протянул браконьер. - Эдакого оболтуса во веки веков не женишь. Даже больше скажу, что таких детей, как его Никита, самому лютому врагу не пожелаю иметь.
- Это почему же так?
- А то, что гад он, каких свет еще не видывал. Пару месяцев назад, со своими дружками девчонку изнасиловали. И что ты думаешь? Оправдали сыночка и всю его компанию, за не имением доказательств. Все решили власть, да деньги. Настоящий бандит. Со своей шайкой прохода никому не дает. Ему и милиция-то не указ. Бывало, задержат за хулиганство какое, да и отпустят с миром, по указанию сверху. А папа в нем, то есть Борис Степаныч, души не чает. Думает, что со временем образумится. Да какой там, образумится, когда уж, почитай, как года три на игле сидит.
- На какой игле? - Насторожился Хозяин леса.
- На какой, на какой, наркоман он. Понял? У него и в больнице блат есть. Там и достает все, что его утробе угодно. Одним словом — негодяй. По-другому не скажешь.
- Да-а-а-а. - Озабочено покачал головой Леший. - Ладно, разберемся, это не по моей части. Хотя, по правде сказать, я бы этому Никитке, глазенки на затылок вышиб бы. Ну, кто знает, может, еще свидимся? Мы ведь тоже в город податься решили. Так, значит, рыбу сетями не выловишь?
- Безусловно! Это надо быть крупным идиотом, чтобы не понять этого.
- Ты на меня, что ли, намекаешь?
- Нет, что ты! Нет, конечно. Я про власть нынешнюю говорю.
- Значит, про Ваньку нашего, дурочка. - С горько опущенной головой пробубнил хозяин леса.
- Про какого Ваньку?
- Знаю про какого. А тебе-то что? - Леший, посмотрел на браконьера своим опытным взглядом и громко скомандовал: - А ну-ка, милок, встань!
- Зачем это? - Робко поинтересовался коротышка.
- Вставай, вставай. Не боись, бить больше не буду.
Тимофей встал.
- Во, гляди-коси, а ты ростом-то аккурат с Мокрушу нашего будешь.
- Ну и что?
- А то, что одежда твоя ему в пору придется. Понял? Так что, давай-ка, голубок, раздевайся.
- А ты задницу у ежа не видел?
- Чего, говоришь, я видел?
- Да нет, ничего. - Опомнился вдруг браконьер и лукаво усмехнулся. - Это я так, к слову пришлось.
- Ну-ну. Гляди у меня! А то, я думал, обидеть хочешь.
- Мил-человек, посуди сам, как я со связанными руками раздеваться буду? - Вывернулся Тимофей.
- И то верно. - Согласился Хозяин леса. - Ладно, считай, что убедил. - И, всей грудью втянул в себя через нос лесной аромат воздуха и обрадованно воскликнул: - Чуешь? Дымком потянуло. Значит, костер развели. Что же, пойдем, познакомимся поближе. Да не боись, они ребята смирные. - Пытался  Леший подбодрить браконьера. - Бить не будут.
Тимофей хлюпнул носом и глубоко вздохнул.- Ты только, мил-человек, нашему Борису Степанычу, не говори, что я тебе рассказывал. Про Никитку.  Да и вообще. Сам понимаешь. А то мне - конец. Накипело, вот и поделился своей болью. Вроде, как легче стало. А то душа огнем горела от адской несправедливости.
- Ладно,  не скажу. И, все-таки, одного не могу понять, у вашего Бориса Степаныча, получше, что ли, машины не нашлось? Чагой-то вы сюда за кудыкины горы на таком драндулете прикатили?
- На грузовике. - Поправил Лешего Тимофей. - Вообще-то, в обкомовском гараже машин столько, что глаза разбегутся. Бери любую. Здесь все дело в его жене, в Варваре Никаноровне. Ох, и вредничающая баба. А ревнивая! Спасу нет. Хоть и сволочь, но фигуристая. У нее размер бюстгальтера не меньше пятого номера. Такого, как я, одной титькой придавит. А задница… Слов нет. Волос крашенный, под блондинку косит, но как бы не пыталась, быть красавицей, нос-то не отрежешь. Он у нее, как у грача, да еще и с небольшой горбинкой посередине. Она считает так: раз муж едет на рыбалку в легковом автомобиле, значит - к любовнице. И точка. Объяснять, тем более, спорить с ней, бесполезно. Вот и пришлось брать грузовик. А что делать? Ведь эта дура от ревности с ума сойдет. Что зря говорить? Одно слово: баба, она и есть — баба. Раньше у меня был напарник, Егор Семеныч, прекрасной души человек. Все тело в мышцах. Борьбой увлекался. Волосы русые носил на зачес. В плечах широк. Глаза голубые. Не губы, а уста. Моложе меня лет на пятнадцать. Девки по нему с ума сходили. А Варвара Никоноровна, чтоб ей лопнуть, его почему-то невзлюбила. Из-за нее погорел. Мы как раз щебень привезли. Стоим, ждем рабочих. И вдруг, появляется она, эта клуша, Варвара Никаноровна. В рот бы ей чего-нибудь такого нехорошего. Понятное дело, от тоски и безделья с ума сходит. Поговорить-то не с кем. И начала нас унижать и оскорблять. Что мы бездельники и хамы, и вообще, быдло. И нигде не были и ничего не видели. Ну что ей, этой дуре тупорылой ответить? Стоим и молчим. А она опять. Вот, мол, я всю Европу объездила, и в Азии была, и даже в Израиле. А мой напарник, Егор Семеныч, был человеком горячим и не сдержанным. И, конечно же, не стерпел таких оскорблений и унижений. Да как сказанет: мол, «хорошая скотина дома не пасется». От таких слов Варвара Никаноровна побледнела. Глазенки поросячьи налились кровью, чуть из орбит не выскочили. Румянец на щеках пропал. Слово произнести не могла. Резко повернулась и скрылась в неизвестном направлении. А на следующий день вызвали моего напарника, Егора Семеныча, куда следует и больше я никогда его не видел. Где он? Что с ним? Ни слуху, ни духу. А эта дрянь по сей день, как сыр в масле катается. Ну и где справедливость? Где она, спрашиваю? Молчишь? То-то. Знай наших. Но зато одну простую истину я усвоил.
- Какую?
- А то, что баба в политике — это, что корова на льду. Прыти много, а толку — чуть.
- А что, она тоже политик, что ли?
- А как же!!! В обкоме высокую должность занимает, курва. Отчего же мы так живем-то, не по людски?! Оттого, что там нынче баб, как собак не резаных. А в случае чего, всю вину на этих дур тупорылых свалить можно. А что? Никуда не денешься, слабый пол. С них, как с гуся вода. Взятки гладки. Многое прощается. Политика такая.
- Стало быть, вы женщин тоже бабами называете? - Откашлявшись в кулак, усмехнулся Хозяин леса.
- Нет, почему? Просто женщина в политику не пойдет. У нее и дома забот полон рот. Туда идут только бабы. Им все равно: стоять на базаре, да семечками торговать, или с трибуны кричать, как они свой народ пламенно любят. Лишь бы быть у всех на виду. Взять, к примеру, мою жену. Человек с высшим образованием, а в партии не состоит. Как-то ее лучшая подруга, что часто бывает у нас дома, спросила: «Тамар, а не вступить ли нам с тобой в партию»? Знаешь, что моя жена ответила?
- Откуда же мне знать?
- Она сказала:  «Извини меня, пожалуйста, Света, но я пока еще не дошла до такого уровня, слава Богу. Может быть, годам к восьмидесяти, если доживу, обязательно вступлю».
- Эхе-хе-хе. - Вздохнул Леший. - Как любит выражаться наш Васька: Скажите спасибо, что не я вас, дурней, делал. Вы бы еще чудней были бы.