Глава 16 Чудесное исцеление

Далеко уже отъехали от деревни. Было жарко. Меня сморило, я и уснул. А дед, пока я спал, всю бутылку выпил. И так опьянел, что тоже задремал и выпустил из рук вожжи. Лошадь понеслась, то ли от того, что овода искусали, то ли по какой другой причине. Телега перевернулась и рухнула вместе с нами в глубокий овраг, заросший колючими кустами и низко растущими деревьями. Нас нашли только под вечер, случайно. Ехал из соседнего села батюшка, по какой не знаю, надобности, он-то и увидел в овраге, нашу разбитую телегу, погибшую лошадь, мертвого конюха и меня, чуть живого.
Очнулся я уже в районной больнице. Врачи думали, что не выживу. Ведь  кроме прочих травм, был сломан и позвоночник. Ходить совсем не мог. Даже ног не чувствовал. Как мне в больнице сказали, что все безнадежно. Я никогда не встану. Плохо  было. Даже хотел руки на себя наложить. Но нашлась в соседней деревне старушка. Знахарка. По прозвищу Тараканиха. Тараканов умела выводить. Бывало позовут ее, помоги, дескать, по стены одолели. Мигом прибежит. Пошепчет, пошепчет по углам, да и пойдет себе, а они, тараканы-то, за ней валом валят. Горбатенькая, маленького роста. Колдовать умела, но людям зла не делала. Сколько ей было в ту пору лет,  сама не помнила. Впалые, старческие глаза постоянно слезились, и дома и на улице. Помню, валенок не снимала даже в жару. Только когда на улицу выходила, еще калоши обувала на них. Не знаю, какими травами меня поила, какие компрессы  на спину ставила? Однако, оклемался. Даже ходить стал. А через полгода, работать  в поле вышел. Руки-то были сильными, а вот спина и ноги все таки и сейчас побаливают. Ну и какая бы у меня была семья? Смог ли я обеспечить ее материально, да и вообще? Нет конечно. Конюха, лукавый соблазнил. Потому  на Василия Андреевича,  обиды не имею. А Господь, направил того батюшку, чтобы нашел меня и отвез в больницу. Честно говоря, я его даже и не помню, без сознания был. А уж потом, когда выздоровел, хотел найти его и хотя бы поблагодарить чисто по-христиански. Но узнал что церковь, где он служил, закрыли, а за ним приехал воронок и больше его никто не видел.
- Не огорчайся, Игнатий, самое главное, что живой остался. Не знал я об этом, прости. Кстати, знаешь, какие стишки пишет мой Максим?! Заслушаешься. В литературное объединение ходит. Прочти что-нибудь, сынок, пусть старик послушает. Не все же говорить о плохом. Надо и о хорошем.
- Как?! Твой сын пишет стихи? Ты мне об этом не говорил. Хоть и не первый год знакомы. И про то, что он лежал в псих диспансере, тоже не знал. Хотя понимаю, зачем  об этом рассказывать. Плохая слава никому не нужна. И все таки, раскрыл свою душу. Снял с нее камень. Но ты прав. Не все же говорить о плохом. Я люблю поэзию. Она согревает сердце. И мне интересно будет послушать. Скажу больше, это пища для души. Хорошая песня поднимает дух, а поэзия повышает интеллект. Человек становится мудрее.
- Что же, если вам интересно, могу и почитать. Только, чур, без критики. Хотя, люблю, когда мои стихи разбирают профессионалы. У них есть чему поучиться. - Максим откашлялся, глубоко вздохнул и начал читать.
            
Созрели яблоки в саду.
Открой окно, еще не осень.
Как будто по тропе иду
К хлебам, в тяжелые колосья.
В траве высокой лето спит.
Роса холодная ложится.
И лебедь над водой кружит,
Как на себя не наглядится.
Крадется Леший, тут и там,
У волчьих ям и норок лисьих.
Горбатый шорох у полян,
Назло ветрам развесил листья.
Затишье, зеркалом дорог,
Уж бредит звездной высотою.
День на печи устал от ног.
Изба мала, лежать в покое.
Ручьи прозрачны и быстры.
И лес дремуч, где спят колдуньи.
И даль в огнях, где жгли костры.
И совы ждали полнолуния.
О чем же я затосковал?
Мне не найти теперь ответа.
Чист горизонт и берег мал.
Куда иду? Дорога ль это?

- Знаешь, Максим, а мне понравилось. - После недолгой паузы сказал старец, не отводя взгляда от русоволосого юноши. - Ты пиши, пиши. Дари людям радость. Но помни, что сказал Господь:
  «Не делай из себя кумира, не уводи от меня, детей моих».
Другими словами говоря, работай не во славу себе, а во славу Божью.
- Дед, ты говоришь, на непонятном мне языке. - Сказал Максим. - И все таки не верю я в то, что какая-то старушенция имела такую силу тараканов за собой уводить. Не верю и все.
- Но и напрасно. - Усмехнулся старец. - Сам лично я этого не видел, но  жители той деревни  рассказывали. У меня нет повода им не верить.
Но их разговор перебил душераздирающий крик, доносившийся с поля.
« Леша, прости! Леша, я не хотел! Я больше не буду»!
Второй голос, солидным басом отвечал:
 «Стой, сволочь! Убью! Кому сказал»?!
Лыковы оглянулись.
По полю, с большой дубиной в руке, прихрамывая, бежал владыка лесных угодий. От него, спасаясь, удирал бес, наугад разгребая перед собой, густые колосья пшеницы. И через мгновение, минуя дорогу, оба скрылись в лесу.
- Что это было? - Удивленно спросил Григорий Александрович и посмотрел на сына.
- А кто его знает. - Пожал плечами Максим. - По всей вероятности самогону накушались. Но мне почему-то показалось что этот рыжий, что бежал впереди, похож на Захара. Далеко правда, не разглядеть, да и солнце в глаза.
- Вообще-то по голосу похоже. - Согласился с сыном Григорий Александрович. - Только откуда ему взяться здесь? Небось где-нибудь сивуху пьет да в потолок поплевывает.
- М-д-а-а?! - Протянул старец. - Опять что-то не поделили.
- Чего не поделили? - Утирая пот с лица, поинтересовался Лыков старший. — Кто это?
Игнатий поглядел куда-то неопределенно в даль и хладнокровно  ответил: - Тот, что впереди бежал, это, хотите верьте, хотите нет, никто иной, как бес. А второй, что догонял его с палкой в руке, сам хозяин леса. Стало быть Леший. Проще говоря, мои старые знакомые.
- Что за мура, дед? Какие бесы? Какие Лешие? В двадцатом веке живем. - Рассмеялся Максим. - Ну ты, старче, даешь! Ну куда ни шло, про Бога послушать, хотя, тоже не верю в эти небылицы. Но про Лешего… Ха-ха-ха, просто умора. Может ты нам еще и про Бабу-Ягу расскажешь?! - Заливался громким хохотом Лыков младший.
- А ты зря смеешься, Максим, ох, зря. У Бога всего много. - Не громко произнес старец и взгляд его снова упал на  пшеничные колосья, что обречены быть запаханными к зиме и с горьким вздохом, добавил: - Как же Леший точно сказал. Куда же смотреть, чтобы отвернуться?
- Я не знаю, что тебе там твой Леший сказал. - Давясь от смеха, продолжал Лыков младший. - Но, чтобы ни на что не глядеть, надо просто закрыть глаза и баста.
Но Игнатий, не обращая на смех русоволосого юноши и на тяжелые выразительные усмешки Григория Александровича, с тем же серьезным лицом, все продолжал смотреть куда-то неопределенно вдаль. Затем резко обратился к Лыкову младшему: - Слушай, Максим, ты случайно не знаешь Василия Степановича Котова?
После заданного вопроса парень перестал смеяться и устремил свой взгляд на старца. - Что? Какого Котова? Ваську что ли? Со шрамом на  щеке?
- Честно говоря, я не обратил внимание на шрам, но он твои стихи хвалил.
- А ты, откуда его знаешь?!
- Да мало ли.
- Раз так, тогда скажу, да. Знаю. Он с некоторых пор, весь наш цех, водкой снабжает. А что касаемо моих стихов, то некоторые вещи перепечатал на машинке и  подарил ему на память. Пусть читает на здоровье, если нравятся.
- Ну и дурак. - С укором, пробурчал Лыков старший. - Вот возьмет и опубликует их под своей фамилией. И гонорар получит. А ты, фигу с маслом.
- Батя, да ты что? Откуда в тебе столько недоверия к людям? Это же, мой хороший приятель. Сколько мы с ним водяры попили. Сколько драк прошли плечом к плечу. Это во первых. А во вторых, для того, чтобы издать  даже самую незначительную книжицу поэтических произведений или прозы, надо столько преодолеть всякого нехорошего, что лучше и не говорить об этом.
- Это почему же так? - Удивился Игнатий.
- О-о-о-о!  - Протянул Максим.- Если бы знал, сколько там членов союза писателей, что меж собой, хлеще волков грызутся за местечко под солнцем,  аж мороз дерет по коже. Такого, как я или Васька, к  издательству и на пушечный выстрел не подпустят. Хотя, сами писать не умеют. Если говорить на чистоту, их можно  печатать, а можно и не печатать. Большой потери не будет. А в основном, процентов девяносто, графоманы. Живут за счет государства. А их рукописи лучше не читать. Сплошной яд для души. Ну вот, представь себе, заходит человек в книжный магазин и хочет приобрести, скажем, орфографический словарь, или просто хорошую книгу, что редко бывает на прилавках магазина. А ему в нагрузку дают какого-нибудь конченного негодяя, зато состоящего в писательской организации. А как еще можно продать такую муру, чтоб хоть как то оправдать затраты, этих никудышных писак? О прибыли, не может быть и речи.  Им не возможно доказать, что они души людские травят. Развивают в юных сердцах отвращение к поэзии. Сами, подумайте. Разве можно идиоту объяснить что он идиот? Конечно же, нет. Так и графоману, ни за что не объяснишь, что он графоман. Каждый считает себя не признанным гением. Там такая очередь, лет на десять вперед, не меньше, что мне туда, просто ходить не стоит. Издадут мою книгу лет через двести. И то, как говорится, может быть, наверное, кажется, когда-нибудь. Не знаю точно, сколько в союзе писателей таких членов, но их обязаны печатать в первую очередь, а что делать,- политика такая. И никто не уступит своего места даже гению. Эх, если бы гонорар платили не сразу, а потом. Когда будет распродан весь тираж. Вот было бы здорово! И эти монстры, сразу перевелись бы. Скажите, разве я не прав?!
- А что, Игнатий, Максим-то, верно говорит. - Сказал Григорий Александрович и крепко затянулся папиросой. - Действительно, издает к примеру, человек книгу, тиражом в сто тысяч экземпляров, чтобы и государству прибыль была. И пока все книги  не распродадут, не печатать больше этого охламона. И денег не платить. А то ишь, повадились, за каждую дрянь, вознаграждение получать и не малое. Мы вкалываем на заводе, без халтуры, до седьмого пота? У нас кто плохо работает, тот мало получает. А почему здесь не так? Пусть и они трудятся на совесть. Игнатий, ты не думай, я не изверг и не злодей какой.  Понимаю, у всех есть семья, и что их дети тоже кушать хотят. Но и совесть-то должна быть у человека. Где же справедливость-то? Где она? К примеру, идет прохожий. А какая у него душа, добрая или злая? Кто скажет? Правильно, никто. А когда берешь в руки сборник стихов, открываешь его, начинаешь читать, и сразу видно, кто он такой.  Человек чести или просто обыкновенный хам. И бороться с этим надо.
- Это все верно. - Одобрительно кивнул старец. - Но такого не будет никогда. Я уже много раз говорил, что мы живем не в царстве Божьем, а на земле. И потому, и в союзе писателей, тоже обосновались жиды. Они проникли туда по злому умыслу лукавого, души людские травить графоманскими виршами. Это и есть зерна его. Поэзия, учит сдерживать эмоции, чтобы не стать пушечным мясом. Как сказал Господь наш Иисус Христос:
 «Ударят по правой щеке, подставь левую».
Сколько смысла в Его словах. Сколько мудрости. Не спеши обидеть человека, подумай сначала. Сдержи гнев свой. Эх, если бы все люди на земле, научились  отличать поэзию от графомании… Жизнь краше стало бы. А между прочим, поэт или писатель это есть инструменты в руках Божьих. Они оттачиваются здесь, на земле. Критика, редактура, цензура и так далее. Главное, Максим не бойся, литературных обсуждений. Сам иди под критику, не жди, когда позовут. Расти, повышай уровень. И знай, что писатели и поэты, веками расшифровывали то, что когда-то сказал Господь. Чтобы каждый читатель видел себя в их произведениях, и вспоминал вольно или невольно свои прежние ошибки, а то и грехи. И каялся бы. А раскаявшийся душа ближе к Богу. И бойся, Максим, стать инструментом лукавого, никогда не пиши чтиво. Он хорошо будет платить, а потом… Лучше об этом и не говорить. Помни, как было сказано: «Писать надо или хорошо, или не писать вовсе.»
Почитай еще что-нибудь, напоследок. Встретимся ли еще когда? Кто знает?
- Да что ты, дед? Еще увидимся. Верно, батя? Ты же обещал к нам придти сегодня вечером. А слово держать надо. Ну слушай, дальше, если они пришлись тебе по душе. Я не жадный. И Максим собравшись духом, начал читать.
             
Вдали телега показалась.
Ползет буграми не спеша.
Едва, едва земли касалась
Ее убогая душа.
Скрипит телега, плачут кони.
Дождь хлещет по траве густой.
Лишь возчик, как всегда спокоен,
Махоркой кашляет крутой.
Вода в реке темнее стала,
Дорога под откос сползла.
Собака лаять перестала,
Домашней на руки пошла.
А мне пора назад вернуться,
Где осень плачет о былом.
Как будто с яблонь слезы льются,
Что помнить хмурым дням о том?!
Пусть не видать в пути удачи,
Но мне другой дороги нет.
И придорожный куст заплачет,
Когда с него срывают цвет.
Уймись-ка, дождь, - насмешка лета.
Стекут ручьи в один поток.
Где та звезда, - печаль рассвета,
Что стаю водит на восток?
Еще стучат ключи в колодцах.
Еще в них светится вода.
Из рук моих восходит солнце,
В летящих лебедях с пруда.

- Спасибо, тебе Максим, за стихи. Отогрел старику душу. - Немного подумав, сказал Игнатий и улыбнулся. - Но, видишь ли в чем дело. Ведь, и члены союза писателей, тоже когда-то имели в себе искру Божью. А то, как бы издали книги свои. А вступая в эту организацию, с целью обогатиться, утратили в себе благодать Божью. И здесь, как всегда, не обошлось без лукавого. И кто-то, даже Христа в себе распял, и стал жидом. Ты, это поймешь, и поверишь моим словам, когда вольешься в их союз. И боюсь, не устоишь перед соблазнами. Не дай Бог, если захочешь разбогатеть за счет стихов, и так же, можешь стать злым и жадным. Не благодать Божья, а зависть и обида поселятся в сердце твоем, лишь бы быть у всех на виду, да денег брать побольше за свои вирши.
- Нет! - В ярости закричал Максим. - Хотя и не верю в Бога, но жидом не стану. В мафию не пойду. Да лучше с голоду сдохну под  забором. Такого позора не переживу. Понятно тебе, старый, или нет?
- Ну, вот видишь, уже обиделся. - С горечью произнес Игнатий и посмотрел на Максима, что все так же сидел к нему спиной и  время от времени погонял лошадь. - Извини, пожалуйста, старика, если  обидел  ненароком. Я хочу тебе добра и на прощание скажу, пока деньги имеют власть над человеком, не иди ни в какие организации, особенно в партию, это тоже своего рода политика. Не вступай - жидом станешь. И этим много боли причинишь Всевышнему. А что касается твоего неверия в Господа, это со временем пройдет, когда крепко задумаешься об этом. Мы давно отвыкли от чудес. Вот едет машина. Разве это не чудо? А кто-то скажет:
«Ну и что. Ерунда какая. Она и должна ехать».
Летит самолет. И тоже вроде, ничего особенного. Он и должен лететь. Земля вращается вокруг солнца с реками и морями. А кто-то засмеется и даже меня глупцом назовет, дескать, она и должна вращаться. И мало кто верит, что была создана великим разумом. Зато любой ребенок знает, что и автомобили, и даже ракеты  изобрели люди. Вот что обидно. Как сказал Христос: «Вы часто забываете о Боге». Если хорошо подумать, обязательно придешь к такому выводу, что само собой даже плесень не образуется, ее полить надо. Ученые делают открытия и в области физики и математики. Они только открывают что-то, так же, как когда-то мореходы открывали острова, проливы, материки. Но все это было сделано много лет до нас. Благодаря всему этому, мы живем. И все таки, я бесконечно вам благодарен, дорогие мои Лыковы. Вы помогли мне разобраться еще в одном вопросе, что уже сколько лет не дает моему сердцу покоя. Не то страшно, что жиды засели у власти, а то страшно, что завладеют благодатью Божьей. Ибо было сказано Иисусом Христом:  «Не то грех, что входит в уста, а то грех, что из уст исходит». И ежели, эти нехристи, подомнут под себя литературу… Прозу, поэзию... При одной такой мысли меня охватывает ужас. Будет сплошное чтиво. Князь тьмы доволен будет. И такое начнется. Какую жизнь уготовят  детям и внукам нашим? Сколько прольется крови?!
- Да ничего страшного не случится! Не позволим! - Торжественно произнес Максим, стороной объезжая старую колею, оставленную тяжелой  машиной.
-  Было такое послание из древности, - Продолжал Игнатий, - что на земле настанет мир и благоденствие, когда к власти придут поэты. Истинные миротворцы. А как сказано Господом нашим: «Миротворец сыном Божьим назовется.»
- Да-а-а-а. - Горько вздохнул Лыков младший. - Значит никогда.
- Почему? - Удивленно спросил Григорий Александрович, искоса поглядев на сына.
- Потому что, батя, во первых его туда просто не допустят. Это раз. А во вторых, лично я себя поэтом не считаю, но если бы мне предложили такой высокий пост, то  с большой радостью отказался бы.
- Не иронизируй! - Прикрикнул на сына, Лыков старший. - Твои смешки, в данный момент, не уместны.
- Батя, да я же говорю на полном серьезе. Воля для меня, это все. А во дворце, сплошное существование. Ведь жизнь дается только один раз. И свободу свою ни за какие триллионы не променяю. И так, наверняка, думает каждый нормальный поэт. Насчет графоманов не знаю, так, как это подлые люди. Когда  лежал в псих диспансере, случайно познакомился с одним очень, на мой взгляд, умным человеком. Как он туда попал, за какие прегрешения, не ведаю. Я его об этом не спрашивал. Не удобно все таки. Да и он не говорил. Но от него узнал очень полезные вещи. Оказывается, нашим миром, правит небольшая группа миллиардеров и всю погоду  на земле делают они. Любые войны, правительственные перевороты, это дель, их рук. Захотят, и наш Советский союз рухнет, как карточный домик. Такую, эти гады, силищу имеют в денежном эквиваленте.  Их никто не видел, и даже не знают, где они сидят. То ли в Америке, то ли в Англии, то ли в Ватикане, где вся армия насчитывает сто солдат и четыре танка. Это он мне так сказал. Если врет, то и я вру. И такое творят, такое творят от слова тварь, что в их злодействе, коварстве, да хитрости, этот самый, лукавый, им и в подметки-то не годится. За большие деньги собирают досье на любого политика, что хоть каким-нибудь боком стоит у власти. А отсюда и все вытекающие последствия.
Старец поглядел на Лыкова младшего и горько вздохнул: - Ничего-то ты не понял, Максим. Те злодеи, что так не справедливо и сурово правят нашим миром и есть ставленники его, чье имя проклято на века. Но они, к большому сожалению, этого не понимают и не хотят понимать. И никогда не задумывались над этим. И не просто работают, а пашут на князя тьмы. И благодаря им он царствует над нами. Потом постепенно находит им замену. Это и есть самые настоящие жиды. И умирая, ничего с собой не возьмут, кроме грехов своих тяжких. И оставляя, награбленное добро, без всякого кровью скрепленного договора с лукавым, утянут всех своих потомков за собой в ад. Честным трудом, миллионы, в поте лица своего, не заработаешь. Представьте себе, что какой-нибудь чиновник, или даже сам судья, получил взятку. Этот страшный грех относится к тридцати сребреников. Если бы потратил только на себя, то один бы за это и отвечал, горя в геенне огненной. Но, ежели их принес в семью, то невольно... Слышите меня, Лыковы? Невольно тянет всех своих домочадцев за собой в ад. И жену и детей. Иуда, это понял, потому и повесился на осине. Чтобы умереть смертью. Но сначала вернул тридцать серебренников фарисеям, чтобы никто из его близких, не коснулся этих проклятых денег.
- Но это же, не справедливо и не честно! - Возмутился Лыков старший. - При чем же здесь дети? Сам, гад, своровал, сам и отвечай. Ты же сказал, что Всевышний, видит нас, глазами детей наших.
- Да, я от слов своих не отказываюсь. Младенцы и отроки будут спасены, пока не достигли определенного возраста и не получили от своего родителя наследство. Ведь не сожгут и не выбросят, и не раздадут людям тех денег, что им оставил их злой и жадный  предок, так как многие из них были давно потрачены. А князь тьмы, долгов не прощает. Я об этом говорил уже много раз. Что же, еще повторю. Лукавый, не просто злое существо, а само зло. И ненавидит весь людской род без исключения. И потому, чем коварней и завистливее  человек, тем сильней и безжалостней будет к нему ненависть.
- А я слышал, что между Богом и этим самым, лукавым, заключен какой-то договор.
- Нет, нет и нет. - Резко перебил Григория Александровича, Игнатий. - Между Богом, создателем всего, что мы видим и слышим, и ангелом, тем более падшим, ни какого договора не было и быть не может. Слишком большая разница. Всевышний, забирает души людские, что достойны Его царства небесного. А то, что не принадлежит Ему, забирает лукавый и  бросает их в печь без церемоний. Отбор идет жесткий. Я иногда рассказываю некоторые эпизоды, прочитанные в Евангелие на память. Могу что-то упустить, но смысл исказить не имею права. Вот слушайте:
Однажды к Иисусу Христу подошел молодой, но очень богатый человек и спросил Его: «Что мне надо сделать, чтобы войти в царство Божие»? И Господь ему ответил:  «Исполняй заповеди Божьи».
 «Я их все исполняю».
 «Ну тогда, раздай свое богатство людям и пойдем со мной».
И сразу же богач загрустил. Тогда Иисус Христос, сказал своим ученикам:  «Истинно говорю вам, легче верблюд пройдет сквозь игольные уши, нежели богатый войдет в царствие Божие». И точка. Никаких дополнений, никаких оправданий.
Деньги, это есть выдумка лукавого. Все им было продуманно до мелочей. Чтобы люди невзлюбили друг друга, зависть, жадность и ненависть терзали людские сердца. Конечно, в семье должен быть достаток, но честно трудясь, миллионером не станешь. Тебе придется многих и многих людей, таких же, как и ты, обмануть, обворовать, а то и пустить по миру. Святоши делают свои умозаключения в обратную сторону. «Дескать и богач тоже может войти в Царство Божие. Просто у них много соблазнов, трудно не поддаться искушению.» А у бедняков, сколько их? Кто считал? И если Господь сказал, что богатый человек не войдет в Его царство, значит так оно и есть. И не надо спорить с Богом. Божьих денег нет, но есть Его благодать, что прибывает с нами и не надо ее менять даже на золото.
- Извини меня, дедок, что перебью, но мне это все до фени , я не хочу об этом говорить. Лучше послушай мою историю дальше:
И так, пролежал я в псих диспансере целых двенадцать дней. Старик, ты не подумай, я не ропщу. Даже, можно сказать, доволен, что все так сложилось. Там, меня научили драться, как ни в одной армии мира не научат. Почти каждый день были конфликты с  психопатами. Зэки, меня уважали. Особенно после того случая, когда в туалете драка была стенка на стенку. Один придурок, то ли от безвыходности своей, так как его приперли в угол и колотили по всем местам тела от чистого сердца, то ли от злобы, но однако, стал бить стекла. Тут появились санитары, того дурня скрутили и увели, а с нами стали разбираться. Что? Как? Да почему? Не знаю, что было бы за это зэкам, но поступило от заведующего, того псих диспансера, предложение, чтобы все на себя взял я. И драку и прочее. Так, как все равно лежал от военкомата. Тем более, допризывник. Я согласился. Иначе, зэкам не поздоровилось бы. Сразу, после того антецедента, меня вызвал в свой кабинет какой-то профессор, не иначе, раз такой авторитет имел, что все перед ним на цыпочках ходили.
 «Ну что же», сказал он мне. «Автомат доверить вам не можем. Придется в руки взять лопату».
Другими словами говоря, в стройбат, бери больше, кидай дальше, пока летит, - кури. Или, как гласит народная поговорка: «Два солдаты из стройбата заменяют экскаватор». Я не долго думая ответил так:  «Если надо,  и лопатой зашибу».
Этот профессор не сказал  ни слова, молча сложил все бумаги в отдельную папку и разрешил моей персоне покинуть кабинет. Перед самым уходом, мне снова посчастливилось встретиться, на мой взгляд, с умнейшим интеллигентом нашего времени. На вид человек, как человек, ничего особенного. Невысокого роста, но крепкого телосложения. Оболванен был под Котовского, то есть наголо. На курносом  своем пяточке носил очки, они почему-то у него всегда потели и он их постоянно протирал. Еще помню на мускулистой шее носил цепочку. Ее он всегда прятал в карман, при виде санитаров или врачей. Какие таблетки ему давали, не знаю, но от них, зрачки его светло голубых глаз всегда были расширены. К сожалению не помню ни имени его, ни фамилии. Но он помог мне кое в чем разобраться. Об этом поговорим в другой раз. Без пол литра не получится. Кстати, как не странно, но ему понравились мои стихи. Да так, что при каждой встречи с ним просил читать и читать. И прощаясь, быть может, навсегда, я прочел ему стихотворение, и увидел, как на его глазах выступили слезы. Не знаю, чем оно могло затронуть его? Вот послушайте.
               
Закрыты снегом все пути.
Уйду по ветру.
Пургою ветер подхвати
Мою карету.
А за рекой такой простор,
Какой не снился.
И первый солнечный узор
Ручьем пролился.
Прости, родимое село,
Мое начало.
Меня иль снегом занесло,
Иль укачало.
Всю зиму месяц не светил,
В туман одетый.
И ту звезду, что полюбил,-
С другой планеты.

- Ну что же, на мой взгляд, стихи не плохие. Но скажу честно, хоть ты и не велел критиковать, до полного совершенства еще далеко. - Сказал Игнатий и снял вязанную шапку с головы, приглаживая седые волосы на бок. - Но тебе, Максим, сильно повезло. Тот человек похож на миротворца. Но беда в том, что время его еще не пришло. Вечная война между добром и злом. - И старец тяжело вздохнул.
Максим, не обращая внимание на слова старца, внезапно закатился громким,  смехом.
- Ты что? Очумел? - Вскрикнул  Лыков старший и грозно посмотрел на сына.
- Да нет, батя, все нормально. Это я так. Вспомнил кое-что. Такого не забудешь до смерти. Когда мне прислали в последний раз повестку в военкомат, для разрешения вопроса, выдать белый билет или отправить в ряды Советской армии. Как вспомню, всегда смеюсь. Я прекрасно понимал, что после моих выходок ни о какой границе и речи быть не может. А в другие войска идти не хотелось, да еще и не своим годом. Тогда и было принято мной решение, косить под идиота дальше. До победного конца. Тем более, что такому искусству, в псих диспансере, меня научили Зэки.