Сухум-Барановичи. Заначка

В 1979 году, во время прохождения интернатуры, у меня сформировалась дурная мужская привычка – припрятывание заначек. Какой-либо видимый, побудительный мотив, отсутствовал: у нас с мужем был общий бюджет; мы не скрывали друг от друга свои, незначительные, доходы. Я прятала деньги, как бы, от самой себя. Схоронив загашник в одну из специальных медицинских книг, я словно забывала о нём.

Излюбленным хранилищем заначек были книги, приобретённые в студенческие годы: «Туберкулёз», «Справочник ревматолога», «Функциональная диагностика», «Кожные болезни» и другие медицинские справочники.

В случае непредвиденных трат, десяти— или двадцатипятирублёвая купюра, извлекалась из «схрона» и направлялась на текущие нужды: в следующем месяце заначка восстанавливалась.
 
Таким, незамысловатым способом, примерно за три с половиной года, я накопила, более тысячи, советских рублей. Предусмотрительно оставив в Барановичах небольшую сумму денег, мы с мужем отправились в поездку в Сухум, взяв с собою тысячу рублей, в то время – огромное богатство.
 
К началу третьей недели отдыха я вспомнила мудрое выражение моей мамы:

— Доченька, денежки – круглые, быстро катятся!

В самом деле, сумма, в начале поездки, казавшаяся такой внушительной, таяла с удивительной скоростью. Мы не позволяли себе никаких излишеств, однако, количество денежных знаков, стремительно уменьшалось.
 
Я вспомнила о своём «хобби» – припрятывании денег. В одно из отделений бумажника, положила новенький, ещё хрустящий, советский червонец. И – «забыла» о нём…

Мы немного потратились на промышленные товары: купили мужу – ветровку, мне – босоножки. Родителям приобрели подарки – сувениры; сыну Денису – игрушки. Незначительную сумму оставшихся денег расходовали уже с оглядкой, экономно.
 
Примерно за неделю до окончания отдыха приехал Збигнев, внештатный сотрудник Барановичского туристического бюро. Он привёз нашей группе билеты на обратный путь, значительно облегчив мои каждодневные испытания.
 
Дело в том, что один неравнодушный пенсионер-турист узнал, что у лица, ответственного за поездку, то есть, у меня, отсутствуют проездные билеты на обратную дорогу. Между нами началась детская словесная игра – «Вы поедете на бал?»:

— «Да и нет – не говорите,
 Чёрное с белым не носите,
 Вы поедете на бал?»
 
— Нелли, а, когда мы уезжаем домой? – интересовался, поиздержавшийся, пенсионер.

— В сроки, обозначенные в договоре! – невозмутимо отвечала я.

— А, когда, конкретно? – не сдавался ветеран труда.

По доброй одесской традиции я отвечала вопросом на вопрос:

— А, что, Николай Иванович, Вы не сохранили договор?! Ведь я, в самом начале поездки, всех предупредила: сохранять документ до возвращения в Барановичи!

— Есть-есть, у меня эта квитанция! Там написана только дата отъезда!

— Всё – правильно! Вот, именно, пятнадцатого сентября, мы и уедем! А, договор, храните ещё полгода, а лучше – год после поездки, Николай Иванович! На всякий случай! – не дав опомниться, напористо рекомендовала я визави.
 
Дата и время планируемого отъезда из Сухума отошли у любознательного пенсионера на второй план.

— А, зачем, мне нужно хранить эти бумажки после отдыха? – поинтересовался Николай Иванович.

— Как, это, зачем?! Сухум – это влажные субтропики, мало ли какие, инфекционные и паразитарные, заболевания, здесь распространены! А, инкубационный период – отрезок времени от момента заражения до проявления симптомов болезни – может быть длительным. Возможно, кто-нибудь из туристов заразился, редко встречающейся, болезнью. Вот тогда и пригодится документ – договор! – с озадаченным выражением лица, убеждала я пенсионера.
 
Оставив ветерана осмысливать полученную информацию, я убегала на пляж. На следующий день диалог повторялся: по придуманной мною легенде, договор следует показать в профкоме, по прежнему месту работы пенсионера, для частичной компенсации, расходов на поездку.

На вынужденных увёртках я продержалась целую неделю, до приезда Збигнева. Получив от него проездные документы, призналась:

— Я никогда так не ждала свидания с мужем, как, в этот раз – с тобой, Збышек!

Нарочный рассмеялся. Муж пригласил Збигнева в кафе – он отказался: в Пицунде гонца ожидала такая же, как и мы, безбилетная, группа туристов.
 
За ужином я сообщила путешественникам дату и время отъезда из Сухума, предъявив билеты на проезд.

В тот же вечер, извинившись перед Николаем Ивановичем за мои россказни относительно возможностей дальнейшего использования договора, услышала «встречное» покаяние. На междугороднем переговорном пункте он случайно подслушал мой телефонный разговор с заместителем директора Барановичского туристического бюро. К чести ветерана труда, он никому из туристов, не рассказал о тайне, а пытался помочь мне, найти выход, из сложившейся, непростой, ситуации.
 
На обратном пути, припасенная в дорогу провизия, быстро закончилась. Туристы, в надежде разжиться съестным, бродили по соседним купе вагона. Путешественники делились друг с другом сушками, сухариками, галетами, которые запивали чаем. При появлении в коридоре вагона коробейников отворачивались и внимательно изучали живописные панорамы за окнами поезда.

 К моменту прибытия в Барановичи все мысли изголодавшихся путешественников были о еде. У нашей пятёрки туристов, подружившихся в Сухуме, оставались деньги только на проезд к постоянному месту проживания. Молодожёнам Галине и Виктору нужно было добраться до временного рабочего посёлка, жители которого обслуживали участок дороги М1 («олимпийка»); Ивану – в Ганцевичи; нам с мужем, домой, на такси.
 
 В Барановичах, напротив Полесского вокзала, находится кафе «Орбита». «Кафе» – громко сказано, скорее, точку общепита можно было отнести к хорошей столовой: приличное качество блюд при доступных ценах.
 
 Мы вышли на привокзальную площадь: в глаза сразу же бросилась вывеска предприятия общественного питания.

— А не сходить ли нам, друзья, в кафе, пообедать перед «дальней» дорогой? – предложила я своим товарищам.

— Ты, что, издеваешься?! У нас же совсем нет денег, только на проезд! – возмутились мужчины.

— А, это – что? – жестом заправского иллюзиониста, извлекла я из «схрона», новенький червонец.
 
Мужчины заказали первое, по два – вторых и пиво; мы с Галиной – стандартный обед.
 
Потягивая холодное пиво, Иван задумчиво проговорил:

— А, в поезде, когда нам так хотелось пива, ты промолчала о заначке!

— Во-первых, Ваня, я – дочь партизана и умею хранить тайну! Во-вторых – приличные люди пьют пиво с солёными закусками – рыбой, мясом, галетами, сыром. Пиво со сладким печеньем – моветон!

Сейчас я не сказала бы ни слова о дурном вкусе Ивана.
 
Наш младший сын Павел, привёз родителям гостинцы из Нью-Йоркской командировки: две увесистые, жестяные коробки, шоколадных конфет с изображением статуи Свободы.

Я открыла коробку и увидела прозрачные гранулы на поверхности кондитерских изделий. Надкусив конфету, почувствовала на языке солёный привкус. Вопросительно посмотрев на сына, уточнила:

— Паша, кристаллические вкрапления – это соль? Или мне показалось?

— Да, всё именно так, мама: это солёные шоколадные конфеты! – ответил Павел.
 
— До чего только не додумаются, эти «загнивающие» капиталисты! – отозвалась я, доедая конфету: горько-сладкий вкус шоколад прекрасно сочетался с оттенком, приданным кондитерскому изыску, крупнозернистой солью…

Незаметным образом, практически без участия мужа, коробки опустели.

Как оказалось, сладко-солёному шоколадному лакомству, не понадобилось контрастное сопровождение – горький пенистый напиток, производимый из ячменного солода и хмеля…