Окно в другую Москву

                Глава 1.

Предновогодняя декабрьская  суета стремительно ворвалась в ещё недавно спящий, не отошедший от необычайно  тёплой осени,  многомиллионный город . Москва, точно рождественская ёлка, пылала  всеми цветами радуги. Призывно мелькающие надписи на рекламных щитах  и разноцветные огоньки витрин фирменных бутиков будто мотыльки, проносились мимо. Мимо её, Алёнкиной, жизни. Свет неоновых ламп и шум ночной столицы не врывался как в детстве, в девичье сознание, не пленил разум доступностью и ощущением  внезапно свалившегося счастья. Первый молодой снежок ваял точно в  сказке, наряжая улицы и деревья первозданной чистотой, облепляя  лицо, губы, веки, пушистые и без того мокрые, от  непрекращающихся солёных слёз, Алёнины ресницы. Но, девушка, будто нарочно, не замечала влажной  солёной дорожки, давно бегущей по щекам, продолжая, точно зомбированная, двигаться по широкому проспекту с увесистыми сумками.
Неожиданно для себя в памяти всплыли картины из детства. Ей, Алёне семь лет. Они с отцом вместе ставят и наряжают огромную, под два метра, пушистую красавицу- ель. Именно ель, а не какую- нибудь желтушную  худощавую сосенку. Такие, голубоватого оттенка, с частыми мелкими иголочками,  в Украине, в её краю, не водились. Но папин старший брат- лесник выхлопотал в своём хозяйстве для любимой племянницы. Михаил Павлович частенько приходил в ним в гости, а так как  детей у них с женой не было, то всю нереализованную отеческую любовь отдавал ей, Алёнке. А точнее, Елене. Но с самого рождения девочки это полное имя в их доме звучало очень нечасто, лишь в тех редких случаях, когда любимый папа по каким-либо известным ему одному причинам, мог позволить себе сердиться на свою непоседливую дочь.  Мама и бабушка , также, в свою очередь, называли свою воспитанницу  никак иначе, как Алёна.
И, вот они втроём, с Лёшиком, её старшим братом, и рыжехвостым котом Борисом, уже вовсю  носятся вокруг главного атрибута предстоящего зимнего праздника.
 « Дети, потише! Второй ёлки ведь у нас нет!-  выйдя в центр гостиной, пропахнув новогодним пирогом,  в цветастом переднике, смеясь и ворча одновременно,  предостерегала детей мама Света. По настоящему сердиться она не могла, слишком и безоговорочно любила своих маленьких забияк….
...Неподъёмная сумка то и дело сваливалась с хрупкого Алёниного плеча, мокрый снег  неустанно облеплял глаза, отвлекая непрошеную московскую гостью от единственных, согревающих душу тёплых воспоминаний.
- Потише! Не видишь, куда прёшься, лимита деревенская! Понаехали тут! - парень с вполне соответствующей реперской внешностью больно оттолкнул Алёну за локоть, спешно протискиваясь среди таких же многочисленных равнодушных прохожих к подошедшему на  остановке трамваю.
Алёна решила не спешить: лезть сквозь опаздывающую толпу с её сумками было бы глупо. К тому же, спешить Алёне было просто некуда. Благо трамваи  до ближайшей станции метро в Москве ходили чуть ли не всю ночь.
Девушка ехала в Черёмушки- одноимённый  по названию, такой родной на слух, но чужой  московский район …. 
… Мысли, точно неугомонные снежинки,  вернули коренную одесситку Алёну  в водоворот воспоминаний.
 ..Ей уже девять . В развивающемся  синем платьице, под цвет её  любимого  моря, Алёнка стоит перед открытым окном в  огромной светлой комнате. Они с родителями и братом недавно переехали в новый дом. Несмотря на тёплую в их краях осень, уже тянет  еле уловимой  сентябрьской прохладой.  Девятый этаж. Алёнка еще никогда не взбиралась так высоко. Но седьмое чувство подсказывало шалунье, что она может стать ещё выше… Один миг- и подол её легкого платьица, слился со светящимся потоком солнца, и,  точно украинский флаг развивался буквально над головой девочки. Всего один шаг отделял юную пикировщицу от асфальта. Но страха не было. Стоя на подоконнике и разводя руки в разные стороны, путаясь в не по возрасту длинном, подаренном на вырост платье, с девочкой  могло случиться непоправимое. Но отец успел. Моряк, капитан сухогруза, он всегда успевал вовремя. ...И вот Алёна падает в тёплые объятия морского волка.  Смеётся…
-  Ах, ты негодница, Еленка! Отлуплю! Такие фортеля вытворять! Ишь, что удумала, куда залезла! - Тогда первый и последний раз в жизни отец отлупил дочь. И  тогда же, первый раз Алёнка плакала навзрыд.  Не потому что, больно.  А потому что- обидно.  Ведь, что такое боль в сравнении  с обидой?
Именно из-за обиды на всю свою неустроенную жизнь и стояла сейчас Алена на холодном московском ветру в ожидании трамвая с двумя вещевыми баулами. Стояла, чтобы уехать в очередную холодную  сьёмную  квартиру на другом конце Москвы, где её снова никто не ждал. Как впрочем, никто не ждал её и во всём целом мире. … Но, даже тут , в этих суровых городских джунглях, она не хотела, нет, просто не могла потерять то единственное, что оставалось от её прошлой одесской жизни — своё достоинство. То, что в их семье было важным жизненным ориентиром.
Не последнее место  в их интеллигентной  семье отводилось творчеству. Бабушка и мама, будучи педагогами русского и английского языков, с большим трепетом относились к литературе, в том числе и зарубежной. А во времена своей бурной комсомольской молодости,  мама даже успела попробовать  не только писать стихи, но также в качестве солистки петь в институтском хоре, увлекалась игрой на фортепиано. Папа, как и положено  истинному мужчине и моряку, всерьёз занимался фотографией.
Однажды ему удалось победить в тематическом городском конкурсе. Его «Морской пейзаж» был лучшим.
- Всё, пришвартовываю якорь!  К дьяволу эту неблагодарную работу, не до пенсии же мне в «морских волках» ходить! -  бросил тогда в сердцах радостно- взволнованный  отец.   Десятилетняя Алёна  в тот вечер  впервые  в жизни видела родителя  изрядно навеселе.
- Что, дочь, ты со мной украшать мир и радовать сердца людей?-  или снова будешь как мышка, сидя у себя  в норке, петь свои песенки на мамкины стихи?  - Александр Павлович не шутку разбушевался. В морском кителе и тельняшке, с вечной залысиной и рыжеватыми  усами, он скорее походил на свободного художника, хватившего «лишку», нежели на морского офицера.
От него-то и достались Алёнке медные пушистые кудри да удивлённый, точно у лисички, разрез изумрудных зелёных глаз, длинные музыкальные пальчики и решительный взгляд. Было в нём что-то такое, таинственное, притягательное, от чего было просто невозможно ни скрыться, ни убежать…
- Не смотрите так на меня, девушка! Вы точно, пронзаете меня взглядом!. Девушка!  С вами всё в порядке?? - сидящий напротив  Алёны, слегка подвыпивший  мужчина средних лет тряс полусонную Алёну за руку. Она, всё с теми же тюками , устроившись на самом последнем сидении ночного трамвая, точно в невидимой норке, тихонько дремала, уткнувшись в пушистый воротник капюшона. Звоночек трамвая, словно машина времени, снова перенёс Алёну в смутное зимнее настоящее.
- Извините, я была… - Алёна чуть  не сказала : «в другой жизни», но вовремя спохватилась. - Слегка задумалась, - девушка не стала признаваться первому встречному  о своём умении спать с полузакрытыми глазами.
- А мы с вами нигде не встречались? - неугомонный попутчик всё ещё пытался завязать непринуждённый разговор. - Мне кажется, я вас в каком- то кино видел..- Неумелый комплимент тут же оборвал уставший водитель полупустого транспорта:
- Актрисы, брат,  в трамваях не ездят...Езжай домой, спать. А то, гляди,  жена тебе сейчас такое кино устроит…
… А метель в мегаполисе  всё не унималась, продолжая  злорадствовать. Мороз усиливался; крупные хлопья уже не тающего снега точно весёлый бесёнок из гоголевской «Ночи перед Рождеством», суматошно вздымались над городом, и, подгоняемые влажным ледяным ветром, уносились прочь от Москвы.
« Наверное, к ледяным чертогам Снежной королевы», -  почему-то вдруг Алёне вспомнилась  фраза из любимой зимней сказки, глядя  на заснеженное небо сквозь огромное ночное окно своей новой, чердачного типа квартиры- каморки. Несмотря на всю крошечность её теперешнего жилища, Алёнушке была по душе высота. Высота позволяла  видеть мир в другом свете- со стороны наблюдателя, приуменьшая насущные земные проблемы, преувеличивая звуки, слова, ощущения. Так что теперь Алёнке, смотрящей вниз  с двадцать четвертого этажа , все заботы вчерашнего  дня казались  ей  ( или на самом деле таковыми являлись)  всего лишь мелкими  крупинками льда, так нелепо сыпящегося  под ноги прохожих, спешащих по своим  предновогодним делам. Только у неё, Алёны, не было никаких глобальных дел и планов ни на завтра, ни на послезавтра, да что  и говорить -  на все последующие дни  её жизненный календарь был пуст. В нём не было больше ни дат, ни праздников, ни просто дней недели. Как, собственно, и денег в кошельке….Все отложенные  ею за последнее время сбережения она вынуждена была  отдать в качестве квартальной квартплаты. Предстоящая голодная жизнь была ценой в борьбе за свободу и независимость. Но звонить отцу девушка не хотела; она просто не могла себе позволить «раскачивать его и без того уставшие нервы», как часто любил говорить  сам про себя Александр Павлович .Он не признавался дочери и не признался бы, сам , пожалуй, никогда, но Алёна знала, что малейшее нервное напряжение тянуло   отца  снова к рюмке. С  тех самых пор, как пять лет назад  не стало мамы. И только потому, что Алёна знала эту отцовскую слабость , она не выражала неприязнь к мачехе. По крайней мере, открыто.
И в этот поздний  зимний вечер ей ничего не оставалось, сидя словно одинокая лисичка у окна, взяв в руки  свою единственную отдушину -  гитару, раздумывать о дальнейшем неустроенном будущем.  Неожиданно в оконном отражении она увидит себя  и почему-то …  испугается. Покажет ли это окно ей другую Москву?? Алёна не знала.  Ночная тишина на несколько часов станет  ей лучшим другом. Перебирая нехитрые аккорды, в голове из затертого блокнота юности  сами собой всплывут несколько строк:

« Я вижу мир в объятьях белых,
 И небо, устлано плащом,
Москва, ты знаю, любишь смелых,
Открою дверь своим ключом…..»
               
                Глава 2.

 Несмотря на то, что у Алены было два высших образования : менеджера и юриста, и свободное владение английским, постоянной работы за всё  время прибывания в столице  для неё так и не нашлось.  Отсутствие  московской прописки да ещё и  российского гражданства значительно усложняли дело. Кем только она не успела поработать: сиделкой, курьером доставки в кафе быстрого питания, диспетчером в такси, и даже телефонным психологом. Лишь за то, что директору фирмы- нанимателя очень уж понравился её голос и базовые знания  в вопросах психологии. ( у остальных кандидаток не было и того)…...  Приехав в столицу два  года назад вместе с приятельницами со своего, Черёмушкинского района Одессы, ещё  летом 2013 -го, до известных событий в Незалежной, Алёна вовсе не думала оставаться надолго или навсегда. Ехали всего - навсего на одно- единственное лето погостить у старшей сестры Насти- её институтской подруги, да заодно  бесплатно выучиться на курсах парикмахера- стилиста.  Ведь, что и говорить, лишних денег на оплату за обучение ни у Алёны, ни у двоих её подруг- попутчиц не было. А Вероника ( сводная сестрёнка Насти по отцу), будучи родом из тех же Черёмушков, к своим тридцати годам каким-то чудом, смогла обзавестись не только мужем, но и довольно прибыльным, по её словам, салонным бизнесом. И, девчонки, ехавшие в плацкартном вагоне поезда Москва- Одесса,  глядя на проносившие мимо пейзажи южных степей,  пытались представить себе другую жизнь, ту, которую показывали с телеэкранов. Жизнь, к которой они, проведя большую часть времени в институтах, к свои 23-25 годам не успели прикоснуться.
… Но не тут- то было. С самого первого дня размещения в просторном загородном доме Вероники, Алёна почувствовала что-то неладное. Что именно- пока она и сама не могла объяснить. 
В доме имелось три этажа, на каждом из которых размещались по несколько спальных комнат с отдельными санузлами. Несмотря на богатое убранство коттеджа, в нём явственно чувствовалось беспросветное одиночество, тоска и неумолимый внутренний холод.  Алёна, с детства имеющая тонкую душевную организацию,  всегда  остро ощущала атмосферу комфорта или, как в данном случае, дискомфорта, тем более, находясь в незнакомой обстановке, это ярко бросалось в глаза.  Даже постоянное угрюмое  молчание единственной помощницы по дому Елизаветы Андреевны , седовласой  женщины преклонных лет, показалось ей подозрительно странным. Ведь, у них в Одессе,  женщины, выйдя на пенсию, становились удивительно любопытными и разговорчивыми.
В уличном бассейне, а также в том, что был расположен на террасе, каждые два дня менялась  хлорированная морская вода. Для этого, впрочем, как и для многих других  садово- огородных работ : будь то стрижка газона, посадка новых диковинных деревьев, или спил старых, приезжали и уезжали специальные люди. И всякий раз, их лица были такими же, как и лицо Елизаветы Андреевны: угрюмыми и молчаливыми.
 Таким образом, безмятежно прогостив несколько дней, и вдоволь насладившись прелестями роскошной загородной жизни, девчонки заскучали. Тем более, что всё дневное время  в этом уединённом раю они были предоставлены сами себе. Вероника целыми днями пропадала в своём салоне, вовсе не заботясь о досуге младшей сводной сестры, с которой не виделась около десятка лет. И только к позднему вечеру, позднее десяти, уставшая, и чаще всего, нервная хозяйка появлялась в гостиной. Пила турецкий кофе с коньяком, и, выкуривая толстенную кубинскую сигару, задумчиво пускала клубы  ароматного, пахнущего дорогим шоколадом, дыма.
О чём она думала в такие моменты, не знал никто. Как и никто не знал, куда и в какие командировки без конца отправлялся её муж, почему у них нет детей,  а также кошек, собак или каких-либо других домашних животных.  И, если одиночество Вероники стало ей таким верным спутником, то, всё- таки, зачем она пригласила свою единственную  сестру в этот дворец- обитель тоски, а может, даже, скорби?
Все эти и многие другие вопросы занимали и без того накопившиеся мысли у любопытной Алёны. Она не привыкла к такому долгому ничегонеделанию, также предпочитала ясность везде и во всём.  Но, как оказалось, её землячки — подруги не разделяли и не поддерживали её мнения вовсе.
- Алёнка, да хватит уже нудить, иди к нам, в бассейн, расслабься! Ведь тут -  всё на халяву! - девчонки, плескаясь в бирюзовой морской воде и балуясь шампанским,  упорно не замечали или не желали замечать очевидного:  ведь когда -то за  беззаботное времяпрепровождение придётся платить. Но как, когда и чем, Алёна даже боялась представить. Сколько ни просила она Настю поговорить со своей сестрой о столь  загадочном  поведении последней, однокурсница упорно кормила её «завтраками».
- Алёнушка, ну ещё пару дней, разве тебе тут плохо живётся! Смотри какая прекрасная зелень вокруг!- отнекивалась довольная и уже изрядно выпившая загорелая Настя. - А  на твои курсы мы всегда успеем! Правду  я говорю, Марин? - словно в оправдание себя спрашивала она у такой же любительницы беззаботной красивой жизни, своей одноклассницы, Марины Шевенковой.
И Алёна, решила, всё-таки, подождать эти «пару дней». А потом...она совсем не знала , что будет потом. Но твёрдо осознавала, что  обязательно что- нибудь придумает.
Единственное, чем скрашивала своё временное «заточение» гостья странного  дома, так это игрой на своей любимой, подаренной ещё папкой по окончанию школы, семиструнной гитаре.  Простенькие мелодии  Алёна играла ещё с 13 лет на старом отцовском инструменте. Но тот, под влиянием взбалмашного поведения не всегда трезвого Алёнкиного родителя, однажды  вышел  из рабочего строя. А потому, а также из собственных девичьих суеверий, «свою подружку» ( так любила Алёна называть отцовский подарок) девушка бережно охраняла как зеницу ока и никогда не доверяла её чужим рукам. «Талант пропадёт», - шутливо отговаривалась Алёнка.
А талант у Алёны, и в самом деле был «недюжинный», как  частенько любила говаривать её бабушка, истинная полнокровная украинка, предки которой были сплошь из Закарпатья. Зато отец, сын бабушки, был уже наполовину русским, рождённым от русского офицера- подлодника. Алёнина мама, Светлана Игоревна, также была русской, уроженкой из Ростовской области. Получалось, что она, Алёнушка, была на семьдесят пять процентов русской, однако её паспорт говорил об обратном.  Позже, как ни  будет добиваться девушка, получить, хотя бы, вид на жительство, для благополучного официального трудоустройства, процедура всё усложнится и затянется.
 И, казалось не будет ни конца, ни края, этим бесконечным хождениям в посольства и прочие мигрансткие службы. Каждый квартал по несколько часов придётся отстаивать немыслимые очереди. В лучшем случае, наблюдать и терпеть, стиснув зубы, ссоры, ругань и путаницы в документах. В худшем-  выслушивать оскорбления о её унизительном статусе «беженки».  После такого  «простойного» дня  не захочется ни работать, ни ,даже, жить. И  только одно  в этом суматошном, неправедном и жестоком мире  останется по- прежнему неизменным и родным: музыка и её любимая семиструнная подруга.
Но это всё будет потом. А пока..пока была лишь грусть да тоскливое ожидание неизбежного.
Хотя, в любой момент можно было вернуться домой, но Алёна этого не хотела. После болезни и смерти мамы, пять лет назад, отец женился на другой, неприятной ей женщине, которая поселилась в их большом и ранее уютном доме. Старший брат Максим, по примеру отца, также быстро женился и уехал вместе с супругой на её родину- в Киев. И всякий раз, приходя домой  с института, Алёне было  не с кем даже поговорить по душам: отец днями, а то и неделями пропадал в  море, как рыба в воде, а бабушка  к тому времени стала слишком стара и болезненна, чтобы выслушивать и правильно понимать все реалии современной жизни. 
Однажды ситуация прояснилась сама собой. В тот жаркий не по- московски вечер  Алёна пришла с затянувшейся  прогулки по ближайшим окрестностям. И,  уже собиралась, по своему обыкновению,  принять контрастный  вечерний душ, как услышав громкие восторженные голоса своих землячек, доносившиеся из другой гостиной, удивилась: в такое время девочки, обычно устраивались в спальне за просмотром очередной лёгкой комедии перед огромным экраном домашнего кинозала. Причём, голоса были не только женскими; Алёна явственно расслышала наличие как минимум, двух стальных мужских баритонов. С едва скрываемым интересом и нетерпением поднялась на второй этаж. Картина, которую застала девушка вполне недвусмысленно говорила сама за себя: Настя и Марина, в соблазнительно- коротких сарафанах броской расцветки в позе по- турецки расположились на полу; подле них, на крошечном журнальном столике с короткими ножками, красовалось несколько бутылок с горячительными напитками, соками,  лёгкие закуски из фруктов, сырной нарезки и шоколада. Рядом, тут же, на огромной высокой кровати, восседало двое, среднего возраста , мужчин. По одному лишь их  внешнему виду было понятно, кто хозяева положения. Причём, не только в этой комнате. От гостей веяло роскошью и властью- дорогие парфюмы, массивные часы и фирменные костюмы  были прямым  тому подтверждением. Алёна, в считанные секунды, поняв всю глупость, неестественность и, вместе с тем опасность ситуации, намеревалась было бежать, но холодный, точно  пронизывающий душу, голос одного из влиятельных  незнакомцев на мгновенье остановил её:
- Алёна, вас кажется, так зовут… вы не стесняйтесь, присаживайтесь  к нам, в нашу тёплую компанию, - при этих словах мужчины загадочно и удовлетворённо переглянусь друг с другом,  - Мы ведь не обидим, наоборот… - на последнем слове едва уловимая ухмылка скользнула по узким губам второго приятеля. Девчонки, будто не замечая пришедшей подруги, продолжали спокойно наслаждаться поеданием сочного винограда и пить дорогое вино.
На несколько минут в комнате повисла напряжённая тишина. Девушки, зная решительный характер Алёны, молчали,а может, просто не знали, что сказать. И, хотя, Алёна  и ожидала  увидеть нечто подобное, она всё же находилась в состоянии некоторого шока.
« Так вот зачем Вероника пригласила нас сюда! А вовсе не на бесплатные парикмахерские курсы! А Настя.. неужели, она это знала и молчала?»  - ступор понемногу  отпускал Алёну, уступая место раздосадованности и  опустошающей злости.
- Ну, зачем же такая  грусть в таких соблазнительных глазах?  - неожиданно проронил  незнакомец, пытаясь взять инициативу в свои руки. И тут Алёна, моментально вышедшая из оцепенения, стремглав,  бросилась бежать.  От страха и отчаяния ноги, точно ватные, путались в подоле длинного летнего платья, а ступеньки лестницы всё не кончались. Добравшись до своей отдалённой комнаты, которую ранее выпросила у хозяйки, Алёна машинально собирала свои вещи в дорожную сумку. Но у двери комнаты её ждала  живая преграда: незнакомец из гостиной был тут как тут. В мятом костюме со сбившимся галстуком, блестящими  от алкоголя глазами и мокрым от бега чубом, он напоминал  недогулявшего взбесившегося мартовского кота.
- Рыжая кошечка истосковалась по мужской ласке! Зачем же убегать… - крепкие руки мужчины в одно мгновенье сжали  хрупкие девичьи  плечи.
« У  меня нет другого выхода, - не успела  мысль пробежать в Алёнкиной голове, как кое- как освободившаяся  из мужского плена правая рука принялась действовать, схватив стоявшую на  прикроватной тумбочке фарфоровую вазу. Закрыв глаза, Алёна со всей силы ударила незнакомца в область шеи и затылка. Незваный гость ослабил хватку, ярость искрилась  из его  широко открытых, удивлённых глаз. А по его  виску тонкой алой  лентой  уже струилась  кровавая дорожка….
… Дальнейшее развитие событий Алёну просто не интересовало. Инстинкт самосохранения взял верх. И через несколько минут она, выбежав из коттеджа  и  поймав машину, уже  неслась прочь от ненавистного дома.
Неслась в пустоту и холод внезапно подкравшейся московской осени. Как, а главное где  и на что жить,  на тот момент Алёна  просто не знала. Но ей повезло: квартиру для временного проживания она нашла буквально «с колёс». Таксист, который её вёз, оказался вполне приличным человеком, и предложил поработать сиделкой у его, ограниченной в движениях после очередного приступа инсульта, престарелой матери. Жить ей предлагалось там же, в доме Анны Матвеевны. На последующие несколько месяцев можно было не забоится о своём недалеком будущем. Или, проще говоря словами психолога  Вадима Зеланда, к  которому  Алёна пристрастилась, за время работы сиделкой, она научилась «жить в потоке», и это обстоятельство даже обрадовало её, девушку без российской прописки и гражданства. «Ведь, что ни убивает, делает нас сильнее» - так звучал девиз Алёны тех дней. Нельзя сказать, что её хрупкую душу разрывали противоречия.  Совсем наоборот: внезапно вчерашняя одесситка Алёна стала отчётливо представлять свой  дальнейший жизненный путь. Нет, он не был нарисован на бумаге и основные  направления не были обведены красным фломастером. Но  вдруг в мыслях Алёны всё молниеносно  изменилось , и всё, что являлось важным ещё вчера, на сегодняшний день уже не имело никакого значения.  Мир внезапно стал другим: ни чёрным,  ни серым, ни розовым - просто другим. И уже заточенный под  эту новую реальность, организм работал точно  автомат: вычленяя главное, отбрасывая второстепенное. В столице это свойство называли просто : «выживаемость».  Как ни странно, но именно в это время проб и ошибок, Алёна начала писать. Ноты сами собой складывались в мелодии, а слова- в строчки. Нет, конечно в детстве и юности она писала и стихи, и музыку, что , впрочем, получалось  довольно неплохо, и всегда с готовностью выступала на школьных и институтских конкурсах...но...всё было ...не то. В сравнении с тем, что она играла той тоскливой дождливой московской  осенью.  Играла, как жила: на одном дыхании. И творить ей приходилось только ночами, сидя на  прохладной мансарде, ( которая являлась одновременно Алениной комнатой)  когда её подопечная, от принятых успокоительных лекарств, уже крепко спала...
И, пусть с тех пор много воды утекло, много событий и работ сменяли друг друга как разноцветные листья на деревьях, именно тот период Алёна запомнит как открытие новой себя. Открытие другой Алёны, той, которая не боится закрытых окон и дверей:  ведь просто нужно уметь  в них стучаться.
...Вспоминания вперемешку со сном занимали большую часть времени Алёниной жизни в новой квартире- чердака в Черёмушках.
Она не могла точно сказать , сколько дней она провалялась на заправленной кровати в одежде: день, два или три. Её чемодан всё ещё был сложен и также стоял в углу, словно в ожидании следующего путешествия в новую жизнь. Алёна просыпалась лишь для того, чтобы убедиться, что она ещё жива- на большее у неё просто не было сил. Перенеся столько скитаний и унижений, ей больше всего на свете хотелось вернуться домой, но последний визит в Одессу оказался плачевным для её хрупкого сердечка: отец, выйдя на раннюю пенсию, много пил. И, будучи всякий раз в таком состоянии, пытался показать всем членам семьи, кто « в доме хозяин». Но всё же одно объединяло Алёну с отцом — желание вернуться   в прекрасное прошлое. В то прошлое спокойной и суверенной страны, в каждой городе которой есть выгодная работа, дешёвые качественные  продукты, тёплое ласковое море, пахнущее  её домом, где по выходным запах маминой выпечки заполнял весь  их двор, усеянный розами, где лучи южного одесского солнца греют даже зимой…
Алёна, наконец-то, проснулась. Сначала долго не могла сообразить своё местонахождение.  Осмотрелась. Полурасстёгнутый чемодан,  неряшливые шторы, и слои пыли на полу и мебели. «И как можно в этом находиться?» - природная чистоплотность, заложенная матерью, взяла верх над беспробудной депрессией. Через каких- нибудь два часа, комната и она сама сияли чистотой. Вещи были разложены по полкам в старинном шкафу. Пройдя на кухню и пошарив по остальным кухонным шкафчикам в поисках какой-либо  еды, Алёна нашла только  гречневую кашу и бутыль растительного масла. Но с удивлением обрадовалась и тому.  Пообедав или, даже,  позавтракав, Алёна  вдруг отчётливо поняла , что так больше продолжаться не может. Она не будет есть кашу. Она, во чтобы то ни стало, будет жить. И для этого у неё будут  обязательно деньги. Всегда.
Зачехлённая гитара тихонько стояла в углу, точно ожидая своего часа. Недолго думая, Алёна оделась, и взяв инструмент, вышла.  Свежий морозный воздух ударил в нос. Проходя по длинному подземному переходу, Алёна  вдруг остановилась, и, расчехлив свою старую подружку- гитару, с упоением стала перебирать один за другим знакомые  аккорды . К своему удивлению, к концу короткого зимнего  вечера,  в коробке, возле Алёниных ног,  уже собралась приличная сумма  в долларах. Некоторые прохожие были по- настоящему щедры: а кто иной и вовсе оставлял подле новоиспечённой музыкантки кругленькую сумму с двумя нулями. Теперь Алёне было на что жить. И, несмотря на своё интеллигентное происхождение, девушка не чувствовала себя униженной, зарабатывая таким «уличным» способом.
 Так продолжалось несколько дней. А однажды ...однажды с Алёной случилось нечто, что впоследствии  полностью перевернуло её жизнь. Играя одну из своих любимых мелодий «Одинокий пастух», и всецело погрузившись в водоворот ощущений, девушка не заметила мужчину, рядом стоявшего на всём  протяжении исполнения композиции. Средних лет, ухоженный,  тщательно выбритый,с уложенной прической, в полурасстёргнутом длинном чёрном пальто, тот был похож, скорее, на таинственного рыцаря — всадника, остановившегося у постоялого двора на ночной приют. Странник уже успел подкинуть в Алёнину копилку две стодоллоровые купюры, хотя, всё ещё увлечённая Алёна этого  не замечала.
- Надо же, на гитаре, и не фальшивит, - подходя, уже ближе, чётко и лаконично произнёс незнакомец ровным поставленным тембром, когда исполнительница закончила своё выступление. - Александр Викторович Максудов, - мужская рука в лайковой перчатке протянула Алёне блестящую ламинированную визитку. При этих словах Алёна вопросительно,  лишь краем глаза, взглянула на благодетеля.
-  Ах, простите, как же я раньше не подумал! Вам, верно, ни о чём не говорит моё имя. - всё таким же ровным тоном продолжал мужчина. - Я —  режиссер театральных постановок и продюсер по совместительству. И, если вы, девушка, пожелаете, я покажу вам другую Москву, ту, которую вы, по всей вероятности, ещё не видели….
И уже через несколько дней Алёна неслась в чёрном забронированном джипе, какие раньше видела только в фильмах, в собственную звукозаписывающую студию  Максудова. А дальше… дальше.. будут песни на радио, обучение вокалу, съёмки клипов и концерты- совсем другая жизнь, в которой вечерами зажигаются  большие окна  огромной манящей Москвы.

« Я вижу мир в объятьях белых,
 И небо, устлано плащом,
Москва, ты знаю, любишь смелых,
Открою дверь своим ключом…..»