Коаны Когана, часть 3

3

                Пробег Черной кошки

Для начала я уступила «Бедной Прозе» собственную рукопись, над которой работала и которую очень любила. А после до помрачения разума погрузилась в чужой текст с выходом в   биографию автора. И с этим текстокошмаром сроднилась.

И такая вся из себя благородная я сочинила герою латвийские богемные ночи, которые он проводит в беседах с философами, художниками. А дням отдает  служебное рвение подобно римскому трибуну.

Поставила перед шумной компанией андалусийский херес цвета красного янтаря. (А Коган любит энергичный напиток, прославленный его патроном Шекспиром.) Заставила модных дам читать «Шерри-бренди». (А Коган ценит Мандельштама.)  Ну и конечно, выбрала музыку,  на которой Франсиско де Херес завоевателем Перу, весь в каденциях  Имы Сумак восставал из костей поющей рентгеновской пленки. (А Коган не представляет жизни без музыки, а кроме того, ценит всякий фольклор, в том числе перуанский.) И всё это послала автору электронным потоком, желая его поддержать во время болезни.

 И тут кто-то Невидимый, следящий за мной (не исключено, что на сей раз – судьба), просто вышел из себя.  А скорее, его стошнило от подобной фантазии,  и этот Невидимый устроил мне такой артефакт… Боже мой! При всем честном народе на странице Фейсбука, где появлялась, как бывало в курилке библиотеки, чтобы переброситься парой слов и снова взяться за дело, этот Невидимый устами Когана обвиняет меня в предательстве.

Часто то, что происходит в порядке вещей, кажется странным. Так и я сочла когановский артефакт случайным столкновением белиберды с бессмыслицей. В действительности же ничего случайного.  Просто образу Шейлока сделалось тесно внутри вселенского ирониста. Вероломный венецианский купец возомнил себя господином и  подмял под себя узурпатора. При затмении луны и не такое случается. Особенно там, где Коган живет – на земле Северный Рейн-Вестфалия. В соседстве с городом Бохум и его геологическим парком окаменелых деревьев. Не исключено, что Коган на секундочку окаменел, а придя в себя, как ветхозаветный Иаков полез колошматить ангела. Что касается меня, то не так артефакт, как моя рукопись, брошенная на половине дороги, превратила меня в ходячую мишень её мести. Слух наполнился только одним: «Так тебе и надо». Дело дошло до банальностей, до поговорок о добрых делах, которые  не остаются безнаказанными, до теней черных кошек, бегающих по белым бумажным листам, до мелькания утопленной бедной Лизы и пронзительных глаз убитого Гаспаровича. И это вместо того, чтобы под маской шекспировской Джессики взять да проучить наглеца. Ведь вредная сторона личности выручает нас больше, чем хорошая.

Думаете,  сколько дамских нервов, слез и носовых платков потрачено на эту историю? Представьте, нисколько. Потому что эксцентричность субъекта, помноженная на оскорбленность объекта, становится  гремучей смесью, от которой даже без спички сгорит любая работа. В пламени не погреет руки никто.   А вот  жанрово-неопределимые вещи, которые автор назвал бедными, действительно пострадают от моего раздолбайства. И это при всем обилии своих кодов и дешифровок! И всей вкрадчивой  неожиданности ассоциаций!! Несправедливо.

Правда, я поняла, что мои критические суждения ничему не послужат, потому что предлагаемые сочинения сами за себя говорят. Вот и пусть новая мифология с  Коганом во главе, с его немыслимой биографией (литератора и художника)  придает его искусству статус события.

Обращение к автору Исидору Когану и читателям. Нон-фикшн

А всё-таки жаль, что в дело вмешалась Черная кошка. Без неё мой рассказ мог получиться другим.  Более удаленным от личности автора. Менее привередливым. И не было бы у меня досады и сожаления оттого, что пришлось изменить первоначальный сюжет. И чувства какой-то боли за книгу. За мое неполное обозрение. Ведь «Бедная проза» достойна лучшего.  Вопреки авторскому «Не жалеть».  И вот я подумала: почему бы, прощаясь, не пойти ей снова навстречу? Не раскрыть её на заветной странице? Где эпиграф, как музыкальный ключ, задает высоту напечатанным знакам. Пусть читатель услышит её неповторимую интонацию.


 Я рисую букет. Как сини васильки!
 Чей же дух в синеву эту вмешан?
 У постели ночами, не дале  руки, -
 Василиск. И убийственный взор его нежен.
 2012

Пусть читатель запомнит, что и нежность имеет цвет. А вот кошки… Они остаются черными. Зря говорят, что ночью все кошки серы. Скорбеть же о том, чего не было, но могло бы случиться, оставляю постмодернистам.
 Март 2019