Мастер Часть I

    Ищущий был в пути. Путь его лежал в местность со странным названием Зэм. Именно такое название он слышал от Сведущих. От Сведущих же он узнал, что там живёт Мастер – человек, которому доступна высшая мудрость жизни, постигший главный смысл своего, человеческого, существования и научивший этому многих. Тех, кто, подобно Ищущему, проделали такой же тяжёлый, изматывающий, но озарённый высокой целью путь к Мастеру.
    Он, Ищущий, тоже хотел научиться. Страстно желал узнать эту высшую мудрость, проникнуть в тайну Великого человека, чьё имя произносилось с благоговейно-почтительным шёпотом, с восторженным придыханием: «МАСТЕР!». Чья жизнь и деяния цвели на устах людей, распускаясь в воздухе песней о неслыханном и невероятном человеческом подвиге. Чьей тайной и мудростью грезили неискушённые, романтически настроенные души. Вот таким же, неискушённым романтиком и бродягой в душе, оказался и он – Ищущий. Поиск стал его жизнью, ядром существования. Любая, даже самая кратковременная, остановка тяготила его.
   Но, вместе с тем, ему, привыкшему жить в ритме вечного поиска, безостановочного движения к цели, временами чудилось, будто он как-то и сам уже не очень торопится достичь её, под разными предлогами отодвигая её приближение.
   А мир вокруг точно сговорился подзуживать его этой целью, на все лады воспевая мудрость и вселенскую доброту Мастера. Сначала он слышал о Мастере от таких же путешественников, как сам; потом – от разного лесного зверья, особенно от птиц, этих перелётных вестников.
   Чем дальше удалялся он от человеческого жилья, углубляясь в лесную чащобу, тем труднее был его путь. Продираясь через густые заросли свободноягодника, он ободрал себе руки о шипы кустарника. Один раз чуть не угодил в волчью яму. Другой раз сам чуть не стал добычей волков.
   Всё это, конечно, выматывало изрядно не только тело, но и дух. Но, повторимся, поддерживаемый изнутри своей высокой целью, он не замечал и не чувствовал тягот телесных.
   Следуя упорно в одном направлении, вскоре выбрался он из леса и очутился перед высоким горным ущельем с отвесными, неприступными склонами. Точно, так и есть. Значит, он на правильном пути. Об этом ему и говорили Сведущие: «Встретишь на выходе из леса огромные горы!». Что ж, путь предстоит ещё более мучительный! Дорога будет постоянно испытывать его на прочность. А потому не помешало бы отдохнуть и набраться сил. Начинало темнеть, и надо было подумать о ночлеге.
Расположившись у подножия горы, он наскоро поужинал тем, что оставалось в котомке, и, укутавшись потеплее, прилёг на сухую траву. Благо, стояли тёплые летние ночи!
   Во сне ему явился Мастер – стройный, белобородый старец в белой одежде, с посохом в руке и доброй, всепонимающей и всепрощающей улыбкой на лице. Внимательный, но, вместе с тем, мягкий взгляд ясных стариковских глаз проникал в самую душу Ищущего, в самые глубины подсознания, вскрывая все болевые наросты, смывая этой своей ясностью и всепониманием всю накипь его давних и недавних страданий. Ослеплённый этим прямым, внимательным взглядом, поверженный светящимся в нём живым всепониманием, словно говорящим: «Знаю! Всё про тебя знаю и понимаю. Всю боль твою и страдание вижу, все мотивы и причины понял. И потому говорю тебе: не виноват ты ни в чём!..», он не выдержал и зарыдал от боли и благодарности одновременно и, простирая в страстной мольбе руки к старцу, воскликнул: «Спасибо тебе, о Великий Мастер! Спасибо, что ты меня понял! Мудрость твоя и правда не имеет границ! А потому скажи мне теперь, как мне жить дальше? Что мне делать с моей жизнью? Как прожить её так, чтобы в конце моего пути я мог бы смело сказать самому себе, что жизнь моя прошла не бесцельно, что мой приход в этот мир имел свой особый, сокровенный, смысл? Скажи, Мастер, - ведь ты сумел заглянуть туда, куда я сам не отваживаюсь, боясь увидеть пустоту, отсутствие предназначения, - скажи, есть оно там? В чём моё предназначение в этом мире? Умоляю, скажи! Кто я? Кто?». Мастер стал говорить ему что-то, но грянувший неизвестно откуда шум помешал расслышать и разбудил Ищущего.
   Небеса, раздираемые яркими вспышками молний, возмущённо грохотали и рассыпались на землю холодными дождевыми потоками. Это была одна из тех ночных летних гроз, призываемых иссушённой землёй после жаркого, знойного дня.
Ищущий, разбуженный грозовым шумом и окатившими его ледяными струями, в мгновенье ока подскочил со своего травяного ложа и метнулся к горе, пытаясь укрыться за её каменными выступами. Прижимаясь спиной к подножию каменного исполина и не отрывая завороженного взгляда от яростных грозовых вспышек, он осторожно пятился боком, в безуспешных попытках нащупывая всем телом какое-нибудь углубление в горе, забившись в которое можно было бы переждать ливень. Вдруг каменная опора сзади исчезла, и он, уже привыкнув к ней и теперь не ощутив её холодного твёрдого присутствия, от неожиданности потерял равновесие и упал навзничь, вскрикнув от боли и страха.
  - Кто здесь?! – услышал он в ответ такой же испуганный вскрик.
Поднявшись с трудом, он опасливо, дрожа от страха и холода, вгляделся во тьму, туда, откуда доносился голос.
  - А вы кто? – вернул он вопрос незнакомцу трясущимися губами.
В том, что он наткнулся волею случая на пещеру, Ищущий окончательно убедился, когда прорезавший тьму свет от зажжённого факела осветил находившееся перед ним пространство. Человек, державший факел в вытянутой по направлению к гостю руке, оставался всё ещё в тени.
  - Ноги!.. Ноги покажи!.. – последовала следующая реплика незнакомца, сказанная таким властным тоном человека, нимало не подвергающего сомнению исполнение его требования, что Ищущий от неожиданности опешил:
  - Что, простите? Что показать?
  - Ноги! Твои ноги! Есть они у тебя?
Нарастающая странность, если не сказать нелепость, происходящего диалога привела Ищущего в крайнее замешательство: «Уж не сумасшедший ли это? Или, может, слепой?».
  - Простите, но вы же видите! Я стою перед вами на собственных ногах, разве нет?   
В подтверждение сказанному он сам посмотрел на свои ноги в широких штанах, с которых обильно стекала дождевая вода.
  - Подними штанины, хотя бы чуть-чуть. Я должен убедиться, что они у тебя настоящие…
Ищущему так сильно хотелось, чтобы ему позволили, наконец, войти в пещеру и, если можно, обогреться у огня, стянуть с себя промокшую одежду, обсушить её, что, сколь сильное удивление ни вызвала у него просьба незнакомца, он её выполнил. Из тьмы, скрывающей хозяина пещеры, послышался радостный возглас со вздохом облегчения:
  - Человек! Вы – настоящий человек! Как и я…
  - Естественно, - недовольно пробурчал Ищущий: всё это начинало его порядком раздражать. – Я думал, по мне сразу видно, что не зверь лесной, не муха и не птица… Странный, однако, у вас способ судить о человеке – по ногам! – добавил он насмешливо, когда незнакомец, выйдя наконец из своей тени, приблизился к гостю. Это был довольно высокого роста, крепкого телосложения, средних лет мужчина, с тёмными, отросшими до плеч, вьющимися волосами, с лицом довольно бледным, вероятно, от слишком частого пребывания в своей пещере, и наполовину заросшим такой же тёмной бородой. Тёмно-карие большие глаза светились пугливой осторожностью и добродушием. По этому робкому взгляду и пугливости, сквозящей в каждом движении незнакомца и так не вязавшейся со всем его мужественным обликом, Ищущий понял, с кем свела его судьба. Это был Прячущийся.
  - Здравствуйте! Я – Шер-Шер, - представился он Ищущему. – Извините меня за излишнюю подозрительность! Вы, наверное, заблудившийся в грозу путник и желаете обогреться? Прошу вас, пойдёмте со мной.
Ищущий охотно последовал за Шер-Шером, в душе благодаря его за то, что не стал допытываться у Ищущего его имени, и, вместе с тем, не переставая удивляться тому, какую разительную метаморфозу в поведении человека может вызвать такой, казалось бы, пустяк, как наличие ног у собеседника. Всё остальное, что касалось личности непрошеного гостя, казалось, совершенно не интересовало хозяина: ни кто он, ни откуда, ни куда держит путь…
   Пройдя небольшой тёмный переход, они вышли к обширному пространству округлой формы, в центре которого догорал костёр. Шер-Шер, подбросив в него поленьев, жестом пригласил гостя располагаться рядом. Стянув с себя мокрую одежду, Ищущий с удовольствием уселся поближе к огню, подставив его целительному жару своё продрогшее тело. Шер-Шер робко предложил гостю, не желает ли тот отведать превосходного качества вина, известного своим согревающим свойством, из его, Шер-Шера, личных запасов. Гость не заставил себя долго упрашивать и, попробовав предложенное ему вино, ощутив его расслабляюще-согревающее действие каждой мышцей своего измождённого дальней дорогой тела, нашёл, что напиток и впрямь превосходен. Ищущего всерьёз заинтересовало, где Шер-Шер смог раздобыть такое вино, живя на столь удалённом расстоянии от жилья человеческого. Ведь виноградников здесь поблизости тоже не видать: ни в горах, ни в лесу. На что Шер-Шер, предложив гостю сухую одежду, пригласил его пройти с ним в другое помещение. Ищущему не хотелось отходить от огня, он только начал согреваться, но любопытство оказалось сильнее.
   Пройдя ряд тёмных подземных переходов, Шер-Шер, освещая дорогу факелом, привёл, наконец, гостя на место. Впечатление Ищущего от внезапно возникшего перед ним поистине потрясающего зрелища невозможно было передать словами. Он ожидал чего угодно, только не того, что увидел. А увидел он ни много, ни мало … сад. Настоящий Эдем, насколько можно было его разглядеть при свете Луны и звёзд, воцарившихся в ночном небе по окончании грозы. Точнее, это был, скорее, небольшой фрагмент Эдема, расположенный посредине одного из довольно обширных пещерных гротов, в верхней части которого, так сказать на потолке, имелось широкое отверстие, дыра, образовавшаяся, вероятно, в результате обвалов и пропускавшая в грот ночью лунный, а днём – солнечный, свет.
  Происхождение сада явно не было делом Природы, но человека: настолько ухожены были деревья и кустарники. Рядом с плодово-ягодными деревьями, переплетаясь своей гибкой лозой с их ветками, рос виноград.
  - Сегодня кстати прошёл дождь. Природа сама позаботилась о поливе, - заметил Шер-Шер, стоя рядом с онемевшим от изумления Ищущим. Тот, очнувшись, наконец, от первого впечатления, перевёл вопросительный взгляд на гостеприимного хозяина:
  - Это… вы? Вы… сами… всё посадили?
Шер-Шер смущённо кивнул.
  - Как-то приходится выживать, - добавил он, объясняя. – Я ведь тут один совсем, питаюсь тем, что сам выращу. Ну, и потом, рыбёшку подлавливаю в горной речке…
Тогда Ищущий решился спросить у Шер-Шера, как давно он живёт в этом уединении и что с ним случилось, почему он удалился от людей. И Шер-Шер, истосковавшийся по человеческому общению, охотно поведал Ищущему свою историю.
***
   Шер-Шер происходил от славных и уважаемых родителей. Родители души не чаяли в сыне и в нём единственном видели наследника-продолжателя их семейных традиций, мечтали, как он легко и беспрепятственно будет шагать по тропе их общего семейного дела, протоптанной предыдущими поколениями, преодолевшими на этом пути немало невзгод и лишений и оставившими благодарным потомкам обкатанную, ровную дорожку. Но юному романтику очень хотелось пройти свой, не похожий ни на чьи остальные, путь, преодолевая на этом пути свои, только свои препятствия и невзгоды, оставляя свои следы в истории Бытия, найти свою высшую мудрость, открыть свою тайну жизни, словом, самому найти своё предназначение вместо того, чтобы идти по протоптанной тропке, где перепутаны тысячи следов его славных предков. И вот, не сказав родителям ни слова, юный герой отправился в путь. На поиски СВОЕГО высшего смысла.
   В пути Шер-Шер обучился многим ремёслам: и в поле крестьянам помогал, и в кузне лошадей подковывал, и пастухом батрачил, и в саду садовником. А всё никак не мог к какому-то одному делу прибиться. Кормился случайными заработками во встречных селениях. Одежда его износилась, висела лохмотьями, башмаки истоптались, а заработанных денег хватало только на еду. Уже не желали более признавать в нём приличного человека, а всё более и более смотрели как на бродягу бездомного, бездельника, слоняющегося по жизни без цели, перекати-поле…
   Устал Шер-Шер и сам от такой жизни и понял, что пора бы уже где-то и якорь бросить, перестать бродяжничать, а то стыдно перед людьми.
Случилось ему на ту пору зайти в одну деревню переночевать. Он и спросил у людей, можно ли здесь к кому-нибудь на постоянную работу наняться. Указали ему на местного пана по имени Рудомас. Сказали, что пан очень богат, хозяйство у него большое, а потому в работниках он и нужду имеет немалую. Можно попробовать, попытать счастья.
   Наутро отправился Шер-Шер к Рудомасу и переговорил с ним. У Рудомаса работников и правда нехватка была, поэтому Шер-Шера он нанял в постоянное услужение. Отмыли его, отпарили в бане, выдали новую одежду, обувь, накормили, и стал Шер-Шер работать на пана. С утра дров наколет, потом овец гонит на пастбище.
Первое время всё шло хорошо: Шер-Шер работу свою выполнял добросовестно, Рудомас был доволен им, деньги платил исправно. Был у них мир и согласие. Да и другие работники Рудомаса, и селяне стали относиться к Шер-Шеру уважительнее, признали в нём теперь своего. Не бездельника, не бродягу. Нормального трудового человека. Жизнь Шер-Шера, до этого полная самых непредсказуемых событий и неожиданностей, теперь протекала с однообразным умиротворением. Наверное, именно это однообразие и душевное спокойствие и поспособствовали тому, что Шер-Шер, пока пас овец, стал наблюдать и представлять. Заприметил он недалеко от панской усадьбы и от того места, где было пастбище, небольшой пустырь, заросший бурьяном. Заприметил и стал представлять себе, как было бы здорово, если бы на месте этого пустыря возделать сад… С фруктовыми деревьями, ягодными кустарниками, да цветочными клумбами… А посреди сада можно было бы беседку или павильончик соорудить… Он сам бы трудился там вместо садовника, пока овцы пасутся, а то скучно так просто сидеть. Ребятишки из крестьянских семей могли бы приходить помогать ему и рвать фрукты да ягоды…
Поделился Шер-Шер своей идеей с Рудомасом, благо тот был благосклонно настроен! Рудомасу идея Шер-Шера пришлась по душе. Дал он добро на возделывание сада:
  - Только смотри, и работу свою не забывай! Овцы чтоб все целёхоньки были!
Шер-Шер побожился хозяину, что за овцами сад не помешает ему присматривать: благо, те всегда на глазах будут, пустырь-то рядом совсем! На том и порешили.
Скосил Шер-Шер бурьян, вскопал участок, разрыхлил землю и засадил её молоденькими деревцами и кустиками, разбил клумбы. Отдельный участок засадил розами. Исправно ухаживал за садом, но и овец своих не забывал: всех до одной обратно домой пригонял. По весне зацвели деревья, а летом появились первые плоды. Всё лето и в начале осени бегали деревенские ребятишки в сад к Шер-Шеру, пололи и рыхлили грядки, поливали цветы, а он им за это разрешал фруктов да ягод нарвать. Вместе с весенним солнцем и расцветающим садом отогревалась и расцветала душа Шер-Шера, радуясь Божьему промыслу, подарившему Шер-Шеру счастье творения, и благодаря Провидение за то, что привело его именно в эту деревню, к этому пустырю, к такому хозяину – доброму и понимающему.
   Добрая слава о Шер-Шеровом саде докатилась и до соседних деревень. Шли добровольцы из крестьян к Шер-Шеру, просились в помощники. Говорили: расширить, мол, границы сада можно, чтобы не только детишки из этой деревни, но и из соседних деревень играть и бегать в нём могли. Шер-Шер всех принимал, ни от чьей помощи не отказывался. По виду старался вести себя как прежде, скромно, проявляя смирение, не зазнаваясь и не гордясь. Но в глубине души ему, конечно, приятно было такое внимание и к его делу, и к нему самому. Нет-нет, да мелькнёт, бывало, мыслишка: «Вон как я смог, однако! И дело создал полезное да красивое, и людей за собой повёл!». И ещё усерднее принимался трудиться. Да так увлёкся своей работой, что перестал всё остальное замечать вокруг себя. Не замечал Шер-Шер и того, как, по мере разрастания его сада, всё более и более мрачнело лицо пана Рудомаса, теряя первоначальную доброту и понимание. Всё меньше приветливости сквозило в словах Рудомаса, обращённых к Шер-Шеру, и всё больше – придирок и недовольства. То овец недосчитались как-то: «Если не можешь одновременно работать в саду и смотреть за стадом, бросай сад! Нечего за двумя зайцами гнаться! А коли работаешь в саду, так чтобы и овцы на глазах были! Стой на одном месте, а не вперёд далеко убегай!», то другое что не так… То Рудомас Шер-Шеру полную свободу в делах предоставлял, а теперь стал каждый день к нему в сад наведываться да придирчиво следить за каждым его шагом. Душно стало Шер-Шеру и тесно жить у Рудомаса, да и любимое дело – сад, возделанный собственными руками – прежней радости уже не приносило. Но он, всё же, продолжал работу, надеясь, что всё это временные трудности, всё перетерпится, а к Рудомасу вернётся его прежнее благодушие. Однако, время шло, а благодушие к Рудомасу и не думало возвращаться, казалось, покинув того навсегда. Всё суровее и жёстче обращался он с Шер-Шером, доходя порой до бешеной ярости. Один такой случай и поставил точку дальнейшему пребыванию Шер-Шера в работниках у Рудомаса.
  Явился раз Рудомас, по своему обыкновению, посмотреть, как ведутся садовые работы. Ходит-ходит по саду, зыркает то там, то тут… Словом, не знает, к чему придраться, да как подлетит коршуном к Шер-Шеру, как заорёт:
  - А по какому-такому праву ты, такой-сякой, взялся расширять границы сада?! Ты у меня на это разрешение спрашивал? Сад ведь в моей деревне находится, почему это из соседних деревень детвора прибегает плоды кушать? Кто мне заплатит за это?
От такой атаки Шер-Шер растерялся, а потом, всё же, сообразил, что ответить:
  - Так ведь, хозяин, детвора за это своим трудом платит, помогает мне в саду…
  - Ничего знать не хочу! За каждый съеденный фрукт мне отработаешь! Задарма робить будешь! – снова заорал Рудомас, да как топнет ногой со всей силы. Вернее, топнуть-то у него как раз не получилось: ногу он поднял, попытался согнуть её в колене, да почему-то не смог, а так прямую и опустил на землю. Только, видно, неловко у него это вышло: то ли поскользнулся, то ли оступился, и упал, подрыгивая ногами от бессилия. Шер-Шер кинулся, было, к нему, чтобы помочь подняться, но Рудомас только ещё свирепее зарычал и задёргал ногами, словно отбиваясь от кого-то: «Не смей! Не подходи! Не прикасайся ко мне!», и ещё сильнее ногами отбивается. Да так яростно, что сапоги у него с ног и слетели! Смотрит Шер-Шер, и глазам своим поверить не смеет: вместо ног у Рудомаса – деревяшки. Ненастоящие ноги, то есть. Понял тогда Шер-Шер, почему Рудомас их в коленках согнуть не мог. А тот от злости ещё сильнее задрыгал своими деревяшками, да так, что они и отлетели в стороны. И видит Шер-Шер, что не человек перед ним лежит-дрыгается, а маленький карлик – существо из подземного мира, пробравшееся на землю и приделавшее к своим крохотным ножкам длинные деревяшки, чтобы казаться выше, чем есть на самом деле, чтобы никто не признал в нём карлика, а видели бы все человека…
  Шер-Шер так и застыл на месте от изумления, уставившись на Рудомаса. А тот, разъярясь окончательно от того, что обман его раскрыт человеком, его же работником, и испугавшись, видимо, что Шер-Шер и другим всё, что видел, расскажет, вскочил вдруг на четвереньки да как зарычит на Шер-Шера по-пёсьи. И видит Шер-Шер, что уже и не карлик перед ним, а пёс рычащий с пеной у рта и приготовившийся к прыжку, вот-вот прыгнет и в горло вцепится. Опомнился тотчас Шер-Шер и понял, что бежать надо, да не тут-то было: попытался он ноги от земли оторвать, а они – не отрываются, словно вросли в землю… Глянул бедняга вниз и видит, что ноги его уже и не на твёрдой почве стоят, а в трясине болотной увязают, и трясина засасывает их всё глубже и глубже. Как же так? Ведь здесь только что его сад был!.. А теперь – ни сада, ни деревни, а кругом одно только болото, коряги торчащие, да гады шипящие. К Шер-Шеру со всех сторон ползут, подплывают, шипеньем так и надуваются. А Рудомас из собаки в самую большую и грозную гадину превратился, разинул пасть зубастую да громче всех шипит с присвистом.
  «Вот и гибель моя пришла!» - подумал Шер-Шер в отчаянии. Подумал было, да вовремя вспомнил, что Подземные – племя рудомасов – могут не только разными зверями хищными да гадами ползучими оборачиваться, но и чары на людей наводить. И только он это вспомнил, как смотрит: нет ни болота, ни гадов шипящих. Стоит он снова посреди своего сада, а напротив него – Рудомас на четвереньках, да лает по-собачьи… Тут уж Шер-Шер не стал раздумывать и, чтобы снова под колдовство рудомасово не подпасть, развернулся и кинулся прочь со всех ног от того места.
Выбежав из деревни и пробежав ещё несколько таких деревень без остановки, затем – лес, продираясь сквозь густые кустарники, Шер-Шер выбежал к пещере. Обнаружив в ней вход, он забрался поглубже, завалив предварительно вход камнями, и просидел в пещере два дня и две ночи, дрожа от страха при мысли о том, что Рудомас, наверное, послал за ним погоню и сейчас кто-нибудь вот-вот разбросает камни у входа и ворвётся в пещеру.
  Но время шло, а к нему никто не врывался. Кроме того, он сильно проголодался, поэтому на третий день решил, всё-таки, выглянуть наружу.
  Природа встретила его ласково восходящими солнечными лучами и нежной зеленью шумящего приветливыми птичьими трелями леса. Не заметив поблизости никаких признаков человеческого присутствия, а следовательно и потенциальной опасности, Шер-Шер безбоязненно выбрался наружу и углубился в лес. Целый день он бродил, собирая лесные ягоды и наслаждаясь свободой, подаренной нежданно-негаданно свалившимся на него одиночеством. Так он провёл еще несколько дней.
Обнаружив, что его пещера является частью огромной горы, Шер-Шер облазил её в нескольких местах, не забираясь слишком высоко, и обнаружил пару горных речушек, из которых затем приспособился вылавливать рыбу и готовить себе рыбную и грибную похлебки.
  Замкнутая жизнь на природе вскоре окончательно успокоила Шер-Шера, развеяв все его опасения относительно предполагаемой погони. Убедившись в том, что никто не собирается возвращать его назад к Рудомасу, Шер-Шер решился наведаться в какую-нибудь ближайшую деревню, дабы попытать снова счастья и наняться на работу. Ибо, как ни славно и благостно человеку наедине с всеисцеляющей Природой, вдали от людского коварства и злобы, а, всё же, лишённый общения с себе подобными, человек вскоре и сам дичать начинает, и человеческого в нём с каждым днём становится всё меньше и меньше.
  Поразмыслив над этим, Шер-Шер отправился в путь. Однако, приблизившись к деревне и увидев первых жителей ещё издалека, он вдруг почувствовал, что… вот-вот упадёт: ноги, сами собой, отказались вдруг его слушаться. Стали словно ватные и подкосились. Шер-Шер испугался было, но потом, всё же, попробовал управлять ими и сделал несколько шагов к людям. И тут же представил себе, что вот сейчас, приближаясь, он видит перед собой человека, а вдруг окажется, что перед ним снова рудомас – подземный карлик, сделавший себе деревянные ноги, чтобы казаться человеком? И Шер-Шер попытался внимательно рассмотреть ноги тех, кого он видел перед собой. Но все они были обуты. Кто – в башмаки, кто – в лапти, кто – в дорогие сапоги сафьянные… У мужчин ноги были прикрыты штанами, у женщин – длинными юбками. Рудомас тоже носил дорогую красивую обувь – сапоги, расшитые дивными узорами и украшенные драгоценными каменьями, скрывающие пустоту, бесчувственные деревяшки.
  Понял тогда Шер-Шер, что никогда не сможет он теперь приблизиться к другому человеку, ибо тотчас перед глазами вставал Рудомас с деревяшками вместо ног, превращающийся то в собаку рычащую, то в гадину шипящую. И упал Шер-Шер на землю, ибо не несли его ноги к людям, и зарыдал от бессилия и тоски! Услышали жители плач человека, захотели подойти к нему, чтобы спросить, что случилось. Но Шер-Шер, испугавшись вконец неизвестного, тут же вскочил и бросился прочь от деревни, снова в лес, а через лес – опять к той же пещере. Отыскал вход, забрался поглубже, завалив вход камнями, и провёл там ещё два дня безвылазно. Так он стал Прячущимся.

***
  О племени рудомасов немало легенд слагали. Одна из них гласила, что будто бы рождались рудомасы обычными людьми с нормальными ногами. Но ещё в младенчестве ноги им будто бы укорачивали свои же, превращая с детства в карликов. Делалось это для того, чтобы подземные жители, когда подрастут, оставались жить в своём подземном мире, а не стремились выбраться наверх, на землю, в мир людей. Чтобы не стремились никуда убежать. Ибо кто же останется в подземном мире, если все подземные, вообразив себя людьми, начнут бежать из тьмы подземелья к верхнему свету? Весь подземный мир тогда опустеет и нарушится баланс между верхним и нижним миром.
  Однако некоторым обезноженным удавалось, всё же, всякими ухищрениями выбираться из своего тёмного мира. Они поселялись среди людей, стараясь всячески походить на них. Но, Шер-Шер теперь знал это, подземного отличало от обычного человека то, что подземный, когда разозлится, не может ногой топнуть, чтобы тьма его подземная из него через ногу вышла да в землю обратно и ушла. Так его тьма вся в нём и остаётся, и эту свою тьму, принесённую из подземного мира, он и в верхнем мире носить в себе продолжает. Поэтому жизнь в этом мире, на земной поверхности, не в радость подземным. Ох, как не в радость!.. Связи с землёй у них нет, не могут они по ней твёрдо ступать на своих деревяшках, а живут, словно подвешенные, между небом и землёй. И всё время боятся, что обман их раскроется.
  Знал всё это Шер-Шер о подземных, поэтому и не держал зла на Рудомаса. Жалел его даже. Но до той поры только, пока не осознал, что встреча с Рудомасом такой непреодолимый страх перед людьми в душе его поселила, который самого Шер-Шера словно бы ног лишал, стоило ему хотя бы издали человека увидеть. И тогда жалость в сердце уступала место ненависти и обиде.
  А ведь он так истосковался по людям! По простому разговору с людьми! Теперь же, прежде чем вообще показаться на глаза какому-нибудь человеку, не говоря уж о том, чтобы заговорить с ним, Шер-Шер, прячась в каком-нибудь укромном месте, подолгу наблюдал за… ногами этого “человека”. Особенно если на ногах была обувь. Если хоть что-нибудь заставляло усомниться в том, что ноги – настоящие, Шер-Шер, не раздумывая долее, молча уходил прочь.
  Наблюдения эти развили у Шер-Шера способность по ногам читать характер человека, его настроение, даже возраст. Столько разных ног ему пришлось увидеть: самоуверенные, твёрдо впечатывающие шаг, никогда и ни перед чем не останавливающиеся; вдохновлённые, юные, словно парящие над землёй; терпеливые, ждущие, точно натянутые струны; жизнерадостные, пританцовывающие; подхалимские, лебезящие; слабые, неуверенные; уставшие, старчески шаркающие, с трудом отрывающие ступни от земли; целеустремлённые, чётко знающие свой путь, и, наоборот, заплетающиеся, выдававшие такую же заплетающуюся судьбу их хозяина… Ноги, шагающие просто ради пути, и ноги, стремящиеся к результату… Сколько всего могли, оказывается, поведать внимательному наблюдателю чужие ноги об их владельцах!
  - Знаете, почему люди так не любят, когда смотрят на их ноги? – спросил Шер-Шер Ищущего. – Потому что именно ноги быстрее всего выдают то, что люди пытаются скрыть. На лицо можно одеть маску – улыбки или приветливости, или показного спокойствия… А ноги невольно покажут то, что глаза попытаются утаить!.. Мне приходилось встречать людей с бесстрастными глазами, но робко жмущимися или нервно подёргивающимися ногами. Если запрятать душу куда-нибудь очень глубоко, то она обязательно проглянет через ноги…
  Уже совсем рассвело, когда Шер-Шер закончил свою историю. Ищущий размышлял о том, что и он сам, и Рудомас были тоже, в каком-то смысле, Прячущимися: он, Ищущий, прятался за вечным поиском, вечной дорогой; Рудомас – за искусственными ногами. У каждого своя защита, которую он воздвигает между собой и миром.
  Его размышления были прерваны робким вопросом Шер-Шера о том, куда он держит путь. Ищущий рассказал, что он разыскивает Мастера – человека, познавшего высшую мудрость жизни и потому никогда ни от кого не прячущегося, не ведающего страха перед миром, а живущего в гармонии с ним. Робость во взгляде Шер-Шера тут же исчезла, сменившись горячей заинтересованностью.
  - Хотел бы я этому научиться, - задумчиво промолвил он. – А далеко вам ещё добираться?
  - Я прошёл уже половину пути. Теперь нужно подняться в гору.
  - Трудный путь, - заметил Шер-Шер. – А вы уверены, что в горах вам на пути не встретится подземный? Они ведь в любом месте из-под земли возникнуть могут… - и в глазах его снова заметался страх.
  - Я… не уверен, - ответил после недолгого раздумья Ищущий, - но знаю, что должен идти.

***