Хомячок Хикки заточение и свобода

ЧАСТЬ 1. ЗАТОЧЕНИЕ

ГЛАВА 1. ПЕРВЫЕ ДНИ ХОМЯКА

- Ну что там? — раздался из экспериментальной комнаты нервный голос.
- Он в норме! — пискнул в ответ человек, находившийся в соседней комнате.
- Когда очнётся? — всё так же нервно спросил голос из экспериментальной.
- Когда я дам ему воды! — прописклявил в ответ тонкий голосок.
- Так давай скорее! Он нужен нам прямо сейчас!
Высокий узкий человек с задранными плечами и необычайно длинным лицом, обладатель тонкого голоса, до этого копавшийся в каких-то медицинских препаратах, подошёл к кулеру, налил в пробирку воды, капнул туда каплю какой-то жидкости и направился вместе с ней к огромному белому столу, который занимал чуть ли не половину пространства комнаты. На этом столе стояла большая высокая позолоченная клетка. Если посмотреть на неё глазом обывателя, то он подумал бы, что клетка пуста. Однако читатель этого произведения с помощью автора сможет проникнуть в небольшой шалаш из веток, клея и войлока, внутри которого лежало сейчас маленькое, но не беспомощное существо. А тонкий  человек, которого звали Лёхой, нёс в эту клетку пробирку с водой, очищенной от всех вредных веществ, содержавшихся в ней до этого.
Когда он открыл клетку, существо внутри шалашика очнулось. Оно следило за Лёхой из-за угла, пока он ставил в клетку пробирку с водой, и только когда он ушёл, существо позволило себе пить.
Пока существо утоляет свою жажду, я могу сказать, что существо это является рассказчиком, то есть мной, хомячком. Пока читателю достаточно знать, что имя моё — Хикки, судя по разговорам лаборантов, и что родился я пятого апреля. Но, разумеется, чем дальше читатель будет заходить в мою книгу, тем больше он будет узнавать обо мне.
Итак, напившись, я принялся осматриваться. Это был мой первый день в этой комнате. Раньше примерно два дня меня, насколько мне известно, держали в экспериментальной комнате. А здесь я оказался впервые. Несмотря на это у меня уже были некоторые сведения о моём местонахождении. Я находился в какой-то лаборатории. Об этом я узнал от нервного Даниила. По словам Лёхи, так звали обладателя нервного голоса. Я помню, как недавно меня перенесли сюда. Но зачем я им нужен, для меня оставалось загадкой.
- Ну как он? — опять спросил Даниил.
- По сторонам смотрит, — недоумённо произнёс Лёха, — Странно. Зачем ему это понадобилось? Сидел бы себе в клетке и сидел. Всё равно в лаборатории ничего интересного.
- Пусть осмотрится, ему тут ещё долго находиться. И вообще, это же супер-пупер-мега сообразительный хомяк. По крайней мере, я на это очень надеюсь. Иначе достанется нам от принца на орехи!
Голос Даниила изменился. Теперь он стал поучительным и внушающим.
Однако вернёмся к словам Даниила. Этим ответом Лёхе он усугубил загадочность моего положения. Что значит: «Долго ещё находиться»? Что во мне такого: «Супер-пупер-мега-сообразительного»? И какому-такому принцу меня хотят отдать?
Кроме этих вопросов меня интересовали ещё некоторые, а именно: «Как часто меня будут кормить? Где я буду спать? Постелют ли мне что-нибудь в мой шалаш?» — и другие вопросы по поводу моего места жительства.
;
ГЛАВА 2. ИСПЫТАНИЯ

Тем временем из-за двери в экспериментальную комнату вышел Даниил. Он держал в руках какую-то доску чёрного цвета размером с поднос и великое множество различных проводов.
К нему подошёл Лёха, которому Даниил отдал провода, подключённые к доске. Лёха понёс провода в угол комнаты, где, оказывается, стояла всё это время большая кинематографическая камера. Он подключил все провода к ней, за исключением одного, который вставил в розетку.
Я с интересом наблюдал за этим странным для меня тогда процессом, когда Даниил вдруг подошёл к моей клетке и открыл её. Первой моей мыслью было выбежать наружу. Но какой-то внутренний голос посоветовал мне не выбегать сразу, а вылезать потихоньку-помаленьку. Так я и сделал. Сначала Даниил и Лёха увидели мой нос, тщательно обнюхивавший обстановку за прутьями моей клетки. Потом медленно вылезли и остальные части тела.
- Ну давай же ты, быстрее! — не вытерпел, наконец, Лёха, когда из клетки выбралась моя передняя лапа, а за ней и другая.
- Молчать! — крикнул Даниил и добавил, — видишь, какой он умный! Он знает, что тут может быть опасно, и всё проверяет! Я же говорил! Первоклассная сообразительность и осторожность!
Однако я, занятый обнюхиванием и проверкой территории и полностью поглощённый этим, не услышал этих лестных слов, обращённых ко мне.
Когда я выбрался из клетки, первым делом я прошёлся по гигантскому белому столу, на котором стояла клетка, и нашёл по его краям небольшие бортики. Вернувшись ко входу, я обнаружил, что кинематографическая камера смотрит своим красным глазком объектива прямо на меня. Я удивлённо посмотрел на неё и тут же услышал голос:
- Итак, приветствуем тебя, о великий и самый умный хомяк из всех умных хомяков!
Это было более, чем неожиданно. Я, и вдруг самый умный?
- Сейчас твоя чрезвычайная сообразительность будет запечатлена на эту кинематографическую камеру! Итак, начнём!
Камеру подвинули ко мне. К столу подошёл Даниил. Он показал мне кусочек сыра, помахал им у меня перед носом и затем достал из-под стола бутылку. Однако в горлышко этой бутылки едва-ли могла протиснуться моя лапа, между тем как сыр уже оказался внутри бутылки. Насколько я понял, моей задачей было получить сыр. И будто в подтверждение моих слов голос сказал:
- Достань сыр, чтобы доказать свою сообразительность!
Я почти полностью уверен, что это было сказано только для зрителей. Ведь никому из них и в голову не могло прийти, что я прекрасно их слышу и понимаю.
Однако я понял всё. И тут же стал придумывать различные способы достать из бутыли сыр. Первым делом я осмотрел её и тут же понял, как сыр очутился там. С боку в бутылке была крышка с толстым кожаным ободком, наглухо закрытая. Итак, способов достать сыр мне пока представлялось два: либо разбить бутыль, либо открыть крышку в ней. Первый вариант был сейчас более реальным для меня, и я толкнул бутыль к краю. Она медленно сдвинулась с места, прокатилась по столу, едва перекатываясь через крышку, и остановилась. И тут я вспомнил про бортики, которые помешали бы мне разбить бутылку. Но из безвыходной ситуации всегда найдётся выход, поэтому я, стараясь не паниковать, побежал по краю стола, параллельно бортикам, надеясь найти в них брешь.
Пробежав полукруг, я ошарашенно остановился. По периметру стола, перед бортиками, появились небольшие белые прутья. У меня появилась идея.
Я побежал назад, к бутылке с сыром. Отдышавшись, я подпёр боком бутылку и сдвинул её с места. Она покатилась по столу, но вскоре остановилась. Тогда, подтолкнув её в нужную сторону, я разбежался, перед самой бутылью встал с немалым трудом на задние лапы и, налёгши со всей своей силой на неё, оттолкнул бутылку. Сыр запрыгал и закатался в ней. Бутылка катилась к краю.
Камера всё время неустанно следила за каждым моим движением. Куда бы я ни побежал, она постоянно видела меня.
Прикатив бутыль к краю, я постарался перевернуть её крышкой к прутьям. Это оказалось нелегко, но моей силы на это хватило. Вскоре она уже не могла больше поворачиваться — обод крышки упёрся в прут. Я перебежал на другую сторону бутылки и налёг на край со всей силы. Крышка подалась, отвалилась, и я, уже без труда повернув к себе бутылку, залез в неё и надкусил сыр.
В этот же самый момент взревела оглушительная торжественная музыка, камера подъехала ко мне так близко, что, вылези я из бутылки и встань на задние лапки, я смог бы дотронуться до неё. Голос диктора объявил:
- Первое испытание успешно пройдено вундерхомяком за две минуты и сорок восемь секунд! Посмотрим, как он справится со вторым испытанием!
Не успел я осмыслить последнюю фразу и дожевать кусок сыра, как Даниил быстро подошёл к столу и закупорил крышку бутылки, оставив меня без надежды на высвобождение. Через несколько секунд подошёл Лёха с дрелью и проделал в моей бутылке три маленьких отверстия, которые должны были служить мне вентиляцией. Голос сказал:
- Сможешь ли ты найти выход из такой ситуации, о самый умный хомяк из всех самых умных хомяков?
Я запаниковал. Что я теперь должен делать? Ведь сам я не смогу выбраться из этой хомяколовки! Да и двигаться тут нельзя: если снаружи бутылки её ещё можно было с трудом перекатывать с места на место, то, когда я находился внутри неё, этому мешала крышка, которая выступала из бутылки.
Дожевав сыр, я принялся рассуждать. Чем эта ситуация хуже предыдущей? Тем, что в настоящей я лишён возможности двигаться. Тем, что если снаружи у меня были хоть какие-нибудь возможности открыть бутыль, то теперь, находясь внутри неё, я этих инструментов не имел. Всё, что имелось у меня внутри бутылки — небольшой конусовидный нарост из стекла, торчавший из дна бутылки.
Сначала я был твёрдо убеждён, что он нужен для того, чтобы помешать мне работать, даже если мне удастся что-нибудь придумать. Но в отсутствие одной возможности живого существа, у него начинают лучше и быстрее работать другие. Так и я, лишившись способности двигаться, стал быстрее и лучше рассуждать. И вскоре я нашёл отличное решение. Выполнить его первый шаг нужно было крайне осторожно, иначе всё бы пропало. Я разбежался, насколько это позволял размер бутылки, и, приблизившись к выступу, прыгнул на него сверху. Выступ раскололся вдребезги. Я, стараясь не наступить на осколки, пробрался в ту часть бутылки, куда осколки не долетели.
Я провалил операцию. Ведь по моему изначальному замыслу я должен был не расколоть выступ, а просто отделить его от бутылки. Но теперь у меня были только мелкие осколки.
Я сел в передней части бутылки и стал думать дальше. Рассматривая осколки, я нашёл среди них один длинный, который ещё мог бы помочь мне. Я встал с новой надеждой в сердце. Взяв осколок между передних лап, я разбежался вместе с ним, перед самыми дырочками вентиляции привстал на задние лапы и что было сил ударил осколком в одну из трёх дыр. Дойдя до той толщины, где осколок уже не мог больше пролезать в дырку, он продвинулся ещё немного, движимый мною, и от вентиляции во все стороны разошлись трещины. Осколок обломился примерно на середине. Я опять взял его в лапы. Это было очень сложно, ведь лапы хомяков не приспособлены для хватания предметов, однако осколок снова был у меня в лапах. Я разбежался, но на этот раз не ударил осколком по трещинам, а подпрыгнул и стукнул им по верху бутылки сантиметрах в десяти от себя. От сильного сотрясения трещины наконец лопнули, и осколки от бутылки разлетелись во все стороны.

ГЛАВА 3. В ДОКТОРСКОЙ

Я как мог вжался в бутылку, чтобы не пораниться, но этого не удалось избежать. Один из осколков угодил мне в заднюю лапу. Я покачнулся и упал на живот.
Всё то время, пока я выбирался из бутылки, кинематографическая камера следила за мной. Однако Лёха (а именно он стоял за камерой и снимал меня) на этот раз следил за ней хуже, чем раньше. Он параллельно пил чай. Когда я разбил выступ, к нему в комнату вошёл ещё какой-то лаборант. Он вышел как будто из ниоткуда — в комнате не было дверей кроме двери в экспериментальную. Когда я потерпел неудачу в своём первом плане и сел думать, я мельком услышал несколько слов, которые пришедший говорил Лёхе. Это были слова, связанные с радиовещанием и кинематографом. Несколько раз прозвучало слово «хомяк». Судя по голосу и по теме разговора, это был диктор, который говорил мне за камерой про испытания. Через минуту после того, как он пришёл, лаборанты стали играть в карты.
Когда я разбил бутылку и получил ранение в лапу, они уже закончили партию, но всё ещё болтали. Неожиданно в комнату ворвался Даниил, очевидно услышавший звук разбитого стекла. Сначала он посмотрел на меня и на разбитую мной бутылку. Решив, вероятно, что я лежу на животе, просто потому что устал как собака, он прислушался и, не услышав голоса диктора, повернулся к кинематографической камере. Не успел он и слова молвить, как остановился как вкопанный. Увидев здесь диктора, Лёху с чаем и картами, он секунду помолчал, а потом подошёл к камере, нажал на какую-то кнопку и разразился страшными ругательствами. Он не был брезглив и употреблял все ругательства, которые знал. Он ругался так громко и отвратительно, что вскоре в лабораторную комнату прибежали десятки людей. Одни были в халатах, другие — в защитных костюмах, кто-то прибежал с пробирками, кто-то — с инструментами. Все они шумели и выспрашивали у Даниила: «Что случилось?» Он, не переставая ругаться, объяснял им, что диктор в нужный момент не оказался на посту, не озвучил победу хомяка в испытании…
Лаборанты стали перешёптываться. На меня, однако, никто даже не глянул. Видимо, я уже не был диковинкой в этой лаборатории.
А Даниил продолжал ругаться. И уже давно Лёха встал за камеру, а диктор был готов озвучивать мою победу, но Даниил говорил, а точнее, кричал, что это — провал.
Лаборант, что стоял ближе всех ко мне, растолковывал своему другу, стоявшему тоже подле меня, его идею.
- Если этот дубль неудачный, а хомяк действительно такой умный, он и ещё раз сможет выбраться из этой бутылки. Значит, достаточно взять новый кусок сыра, или чем его там заманивали, новую бутылку, заманить туда хомяка и снять, как он второй раз оттуда выбирается!
- А потом это озвучить! — подхватил его друг, — пойдём, скажем Даниилу!
И оба лаборанта, протискиваясь сквозь толпу учёных, пошли к Даниилу.
Это безумие! Я ранен, а они хотят заставить меня снова выбираться из бутылки, чтобы это снять! Безобразие!
Я собрал все силы и тоненько запищал. Все кинулись ко мне. Я вытянул заднюю лапу.
- Эге, да он раненый! — закричали вокруг.
- Доктора сюда!
- Скорее, а то он помрёт!
- В палату его!
Я закрыл глаза. Вокруг стоял такой оглушительный шум, что я потерял сознание.
Очнулся я в такой же белой комнате с одной дверью, как и прежняя. Но стол в этой комнате занимал две трети всего пространства. Здесь он был ещё больше. Я лежал в каком-то лотке, завёрнутый в белую простыню. Снизу на ней проступало небольшое красное пятнышко. Надо мной навис человек лет пятидесяти. На нём был белый просторный халат, маска, перчатки и белая шапка. В руках он держал таблетку и пробирку с водой. По глазам и улыбке этого доктора я сразу понял, что это — самый добрый человек во всей лаборатории. Увидев, что я очнулся, он обрадовался и сказал, смеясь:
- Смотри ты! Очнулся! Даже без таблетки! Ну уж, нечего сказать, действительно, самый живучий хомяк!
Живучий? Неужели меня и так называют? Чем я им так понравился! То проверяют мою сообразительность, из-за чего я ранен, то теперь я самый живучий! Это можно объяснить, но только тем фактом, что я не помер от потери крови, которой во мне, судя по моим размерам, не так уж и много.
- Вот сейчас мы тебе пластырь наложим, и всё у нас с тобой будет хорошо! — засмеялся доктор и пошёл вокруг стола, насвистывая себе под нос «Арию Фигаро».
Я попытался встать и последовать по столу за доктором, но при первом движении головой она начинала кружиться, и я падал обратно в лоток.
Когда доктор вернулся и наложил мне пластырь, на стене задребезжал телефон. Доктор подошёл и снял трубку:
- Алло!
- Здравствуйте, Иван Иваныч! — донеслось из телефона, — не у вас хомяк?
- У нас, у нас! — засмеялся доктор, — он в полном порядке, очнулся даже без таблетки. Я наложил ему пластырь и сейчас дам ему поесть!
Это меня обрадовало. Я давно уже не ел!
- А я ему курточку сшил! — весело раздался опять из телефона приятный низкий голос.
То, что мне сшили курточку, было неожиданно. Курточку? Хомяку?
Доктора Ивана Иваныча это тоже развеселило. Он захохотал, а потом обратился к человеку по ту сторону трубки:
- А ты приходи к нам! Чай попьём, печенье поедим! У меня его знаешь как много! Во сколько! — и доктор нарисовал руками в воздухе обширный круг.
Что ответил собеседник доктора, я не расслышал. Однако по весёлому лицу доктора Ивана Иваныча было понятно, что гость не заставит нас долго ждать себя.

ГЛАВА 4. СТРАННЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ

Когда доктор отошёл от телефона и направился ко мне, я уже мог двигаться. Я привстал, приветствуя доктора. Это как будто что-то ему напомнило. Он стукнул себя по лбу и полез под мой стол. Вылез он оттуда с большущей пачкой корма, на которой был нарисован довольный хомяк, лакомящийся этим кормом.
Доктор Иван Иваныч насыпал мне в лоток немного корма. Я попробовал. Это оказалась очень вкусная смесь каких-то злаков.
Наевшись, я стал внимательно следить за дверью, которую я считал единственным входом в эту комнату. Однако наш гость вошёл вовсе не через неё. Вопреки всем моим ожиданиям, отворилась… стена. Прямо в стене открылось отверстие, по размеру сравнимое с дверью. Из него вышел человек настолько странный, что я не сразу понял, что это, вообще, человек.
Он был среднего роста, упитан, имел бороду, достававшую до груди, носил огромные очки в чёрной оправе с толстенными стёклами. Волосы его росли по бокам головы, в то время как на макушке сияла лысина. В одном ухе у него была вставлена серебряная серьга.
Одет он был не менее странно. На шее у него висел водопроводный шланг. Вероятно, это свидетельство неоконченной работы. Человек был в красном шерстяном жилете с чёрными и тёмно-зелёными клеточками, надетым поверх белой рубашки. Штаны его представляли собой чёрные брюки, подвёрнутые до щиколотки. На ногах его были большие коричневые ботинки с тонкой подошвой и огромным бантиком из шнурков.
Вошедши, он широко улыбнулся доктору Ивану Иванычу, но я интересовал его, видимо, гораздо больше. Он подошёл ко мне, достал меня из лотка, погладил по спине и, посадив обратно, сказал доктору:
- Ну что, Иван Иваныч, где же твои горы печенья?
- Будут тебе горы, Степаныч, будут! Давай-ка нашего хомяка обсудим!
- А! Точно! Спасибо тебе, Иван Иваныч, напомнил! Вот его курточка!
Степаныч достал из кармана джинсовую курточку с длинными рукавами. Доктор Иван Иваныч подошёл к моему лотку, достал меня, снял мой пластырь (ранки под ним, на удивление, уже не было) и надел мне эту курточку.
- Хорош! — засмеялся басисто Степаныч.
Доктор Иван Иваныч и его друг, которого первый называл Степанычем, сели за стол, и Иван Иваныч налил им по чашечке чая. Затем доктор залез под мой стол и достал оттуда тарелку печенья.
- Ну, Иван Иваныч, расскажи-ка мне про этого хомяка, — попросил Степаныч.
Сердце моё забилось сильнее. Наконец-то я узнаю всю правду о своём происхождении и предназначении!
- Честно говоря, я и сам-то немного знаю, — отвечал Иван Иваныч, — дело в том, что это — один из трёх представителей специально выведенной породы хомяков. Эта порода - самая редкая в мире! Их вывели в подарок английским коронованным особам. А вот этот, — Иван Иваныч показал на меня, — предназначен принцу английскому.
- Ну и хомяк! — удивился Степаныч.
- Первые два хомяка оказались неудачными, — продолжал Иван Иваныч, — они были недостаточно умными. И их посадили в клетки и стали выращивать, чтобы они поумнели.
- Этого мне не понять, — вздохнул доктор, — а этот, — он опять показал на меня, — сообразительнее всех хомяков мира вместе взятых! Видел сегодняшнюю запись? Как он выбрался из бутылки!
- Смотрел! — сказал Степаныч, — да, ничего не скажешь, умный хомяк! А правду говорят, что он ещё и самый долгоживущий?
- И это правда! — подтвердил доктор.
Пока они разговаривали, я отыскал в этом разговоре три очень важные для меня вещи. Во-первых, я самый редкий хомяк во всём мире. Я специально выведенный. Во-вторых, я не один такой уникум. Таких, как я, в этой лаборатории ещё два. В-третьих, я долгоживущий. Я буду жить не три и не четыре года, как другие хомяки. Я буду жить пятнадцать, может быть, двадцать лет!
Тем временем доктор Иван Иваныч опять полез под мой стол и на этот раз достал оттуда большую шахматную доску. Он высыпал на поверхность всё содержимое доски, в то время как Степаныч отложил в сторону шахматные фигуры и достал шашки. Конечно, тогда я не знал, что это такое, не знал этих названий, однако, зная об этом в момент написания этого произведения, я не буду усложнять чтение гаданием, что же Иван Иваныч достал из-под стола.
Они стали играть. Я не смог расслышать во что, однако теперь я знаю, что эта игра называлась «Нарды». Я следил за каждым движением Степаныча. Он заинтересовал меня с самого его звонка доктору. Если бы на него посмотрел опытный игрок в нарды, возможно, он нашёл бы в игре Степаныча множество недостатков. Однако я, глядя на него, заметил в нём больше странностей.
Степаныч играл очень быстро. Это было связано с тем, что играл он уверенно и, вероятно, давно. Развалившись на стуле, он указательным пальцем левой руки передвигал шашки так красиво и картинно, что аж дух захватывало. Встречались в его игре и красивые связки – он толкал шашку мизинцем и ловил её указательным пальцем, после чего с быстротой молнии отправлял её в лунку.
Партия продолжалась не больше двадцати минут. Степаныч выиграл её, выиграл так легко и без труда, что у меня создалось ощущение, будто он заранее знал, как это сделать.
Между тем они с Иван Иванычем уже распрощались, и Степаныч ушёл, на этот раз через основную дверь.
 
;
ГЛАВА 5. ЗАТОЧЕНИЕ. НОВЫЕ ДРУЗЬЯ

Не успел Степаныч закрыть за собой дверь, как на стене снова зазвонил телефон. Иван Иваныч побежал и схватил трубку:
- Алло!
- Иван Иваныч! — донёсся из трубки знакомый нервный голос, — немедленно хомяка в комнату тридцать пять, корпус второй, отделение третье!
- Сейчас будет…
Иван Иваныч в полной растерянности положил трубку. Мне этот звонок показался зловещим. Доктор наклонился и полез под стол. Чего там у него только нет! Можно подумать, что он там живёт! Из-под стола Иван Иваныч достал мою клетку. Он взял меня и посадил туда. Только теперь, посмотрев на этот стол со стороны, я понял, почему туда так часто лазал доктор. Под столом стояли койка, несколько тумбочек и один длинный шкаф, положенный дверцей вверх. Стол был очень высокий. Пока Иван Иваныч нёс меня к двери, я увидел с другой стороны стола высокие стулья.
Доктор вынес меня из комнаты, и мне открылась картина, которую невозможно описать.
Мы вошли в коридор, длина которого не поддавалась измерению. Так как я мог ходить в клетке, я увидел, что и за нами, и перед нами тянется длиннющий коридор. Вправо и влево от этого коридора уходили двери. Их было так много, что аж глаза разбегались.
Мы шли и шли, и я стал замечать, что не все двери ведут в помещения. Один из проёмов не имел двери и вёл к лифту. Но мы прошли дальше. Один из дальнейших проёмов тоже был без двери. Но коридор, начинавшийся в нём, заворачивал за угол, и не представлялось возможным увидеть, куда он ведёт.
Мы, между тем, дошли до того места в коридоре, с которого был виден его конец, уходящий в лестницу. Но мы свернули раньше. Пошли мы в один из таких коридоров, продолжения которых не видно за углом.
Коридор там продолжался немного вдаль, затем опять поворачивал направо. Когда мы завернули за этот угол, перед нами предстала большая металлическая дверь, начищенная до такого блеска, что ей можно было пользоваться как зеркалом.
Тут доктор Иван Иваныч остановился, поднял мою клетку на уровень своего лица. Он стал быстро и тихо говорить. Я до сих пор поражён этой речью. В силу моей феноменальной для хомяка памяти, излагаю эти слова здесь в точности так, как они были сказаны Иваном Иванычем:
- Послушай, хомячок. Раз ты такой умный, может быть, ты поймёшь меня, услышишь, что я тебе скажу. Ты уже знаешь историю своего происхождения. Теперь ты должен узнать, что с тобой сейчас сделают. Не исключено, что тебя ждёт та же участь, что и первых двух хомяков — Графа и Огонька, понял? Если тебя запрут, постарайся выбраться и найти меня. Я обычно в своём кабинете. Номер двести сорок один, понял? Если не найдёшь, ищи Графа с Огоньком. Они будут либо в той же комнате, что и ты, тогда ты их сразу заметишь, либо в соседней. В неё проберёшься по полкам, если выберешься. Выбраться поможет вот этот прут, — и Иван Иваныч указал на один-единственный сломанный прут в моей клетке, — это я его выломал, пока ты спал. Я предвидел эту историю. Надеюсь, ты всё понял. Граф и Огонёк — а может, кто-то один из них — расскажут тебе многое. С ними ты сможешь сбежать из лаборатории. Хорошо тебе здесь не будет. После того, как их проверят, тебя, третьего, возможно просто отбросят! Ужу скормят, например. Как недостаточно умного. Если ужа ещё не скормили какому-нибудь орлану или соколу. Тёмные тут делишки, в этой лаборатории. Ах да, чуть не забыл. Граф и Огонёк расскажут тебе про Степаныча. Если сбежишь из лаборатории, как-нибудь, с какой угодно помощью, доберись до пригорода города Эн, улица Колхозная, дом четырнадцать…
В этот момент отворилась дверь комнаты, за секунду до чего Иван Иваныч опустил мою клетку, будто держал её так всё время.
На пороге комнаты стоял Даниил. Лицо его было перекошено. Он смотрел на нас одним глазом — другой передёргивал нервный тик. Позади него, на просторном столе, стояла небольшая камера со вспышкой. По периметру всей комнаты висели полки. Они заканчивались около двери в соседнюю комнату, которая была открыта. Но в этой комнате никаких хомяков я не увидел.
- Давайте сюда! — грубо и нервно потребовал Даниил.
Доктор Иван Иваныч протянул Даниилу мою клетку. Он взял, или, вернее, схватил её и ринулся в соседнюю комнату. Здесь всё было совершенно по-другому. Комната была грязная, запачкана строительной краской, запах которой витал здесь. В комнате не было обоев, и некрасивые кирпичные стены с цементными прочерками давали понять, что это помещение не предназначено для гостей.
Всё мебельное убранство комнаты составляли один грубо сколоченный стул, небольшой пыльный шкаф и такие же полки по периметру комнаты, несколько из которых были больше других. Здесь были три большие полки. На них располагались две клетки. В них сидели хомяки. Один из хомяков был огненно-рыжего окраса. Это, вероятно, был Огонёк. Другой хомяк был серый. Шерсть на передних его лапах была белая, на задних — тёмно-серая. Передние лапы из-за этого напоминали белые перчатки, а задние — ботинки. Окраска его тела напоминала серый плащ или что-то вроде пиджака. Этого хомяка, видимо, и звали Граф. Хомяки, когда мы вошли, видимо, оживлённо общались. Полка Огонька находилась сантиметра на три выше клетки с Графом. На одном уровне с ней было маленькое окно.
Даниил поставил мою клетку на ближнюю к выходу полку и ушёл. Дверь он за собой оставил открытой. Наверно, для освещения.
Я стал осматриваться. Граф и Огонёк меня как будто не замечали. Они продолжали общаться.
На полках, кроме клеток, стояли всякие другие вещи, такие как чашки, перья, ложки, сломанные ножи, mp3-проигрыватель, пульт от телевизора, какая-то книга, банка с батарейками и прочий, тому подобный хлам. Больше всего его было на шкафчике. Остальное пространство комнаты было пусто.
Хомяки, тем временем, заметили меня. Они умолкли и удивлённо смотрели на меня. Я обратился к ним:
- Ребята! Вы Граф и Огонёк, да? А я — Хикки! Меня тоже сюда посадили! А вас зачем?
Хомяки помолчали, переглянулись, потом Граф стал на задние лапы, прислонился к стенке своей клетки и начал говорить:
- Привет, хомяк! Мы — представители самой редкой породы хомяков в мире! Нас вывели в подарок. Меня — королеве английской, а он, — Граф показал на Огонька, — запасной. Нас сделали очень умными, смекалистыми и долгоживущими. Потому-то мы и редкие. Но при проверке нас сочли недостаточно умными и посадили сюда, чтобы мы умнели. И с тех пор мы действительно поумнели! Мы уже знаем, как сбежать из лаборатории, но у нас нет нужных инструментов, чтобы выбраться из клеток. Мы пытались делать всё, но у нас ничего не получилось…
Невозможно себе представить, с каким чувством я слушал речь поумневшего хомяка. Это чувство доступно для понимания только тем, кто сам его испытал. Тем более, я буду спасителем этих двух хомяков! Ведь у меня есть орудие — выломанный прут!
Когда Граф окончил говорить, я проверил прут, убедился, что он вынимается, и начал свой ответ.

;
ЧАСТЬ 2. ДРУЗЬЯ И ТАЙНЫ

ГЛАВА 1. НАДЕЖДА

- Хомяк! Из слов одного доброго человека я знаю, что тебя зовут Граф, а твоего друга — Огонёк.
- Постой, — перебил меня Огонёк, — а добрый человек — это случайно не доктор?
«Откуда он знает?» — подумал я, а вслух сказал:
- Да, это он. Перед тем, как занести меня сюда, он рассказал мне много бессмысленной для всех, но бесценной для нас с вами информации. Давайте по порядку.
Во-первых, вы должны рассказать мне про человека, которого доктор Иван Иваныч называет «Степаныч».
Хомяки напротив переглянулись. Граф что-то шепнул Огоньку, а тот сказал:
- Степаныч… Странный человек этот Степаныч. Если ты его видел, поймёшь, почему. Но не только в этом дело. Он тоже не совсем «за» эту лабораторию.
- Пойми, — вставил Граф, — если ты хочешь отсюда исчезнуть, для тебя существует две стороны: «За» лабораторию — на ней вся лаборатория, а в частности, её верхушка — директор и его помощники; вторая сторона — «Против» лаборатории. Это сторона, на которой мы, Иван Иваныч, Степаныч и несколько лаборантов из тех семнадцати тысяч, которые тут есть. Хочешь бежать — твоя дорога к нам, на сторону «Против». Не хочешь — ты нам не товарищ, и мы тебя не знаем. Вот и вся наука.
А Огонёк продолжал:
- Так вот, этот Степаныч — один из тех, кто уже несколько лет продумывает план уничтожения этой лаборатории, согласно которому всех её сотрудников уволят и запретят им заниматься зоологическими экспериментами, а всех зверей — около пяти тысяч — выпустят на волю и позаботятся об их благополучии.
Равнодушие, с каким Огонёк произнёс цифру «пять тысяч», говорило о его длительном пребывании здесь.
- Но странность его не в этом, — продолжал он, — он хочет привлечь к этой работе своего сына, Максима. Насколько нам известно, — при этих словах он выразительно потряс лапой в сторону Графа, — Максим уже не раз был в этой лаборатории. И у него есть некоторые вещи, с помощью которых он сможет нам помочь. А Степаныч будет полезен нам тем, что иногда он приходит сюда и проверяет работу лаборантов. В это время он и сможет нам помогать…
Не успел Огонёк закончить фразу, как через открытую дверь темницы (через неё нам было прекрасно видно всю лабораторную комнату) мы заметили упитанного человека, вошедшего в неё. Мне в глаза сразу бросились гигантские чёрные очки, красный клетчатый жилет и тонкий водопроводный шланг. Неужели Степаныч?
Человек вошёл, поздоровался с лаборантами и подошёл к самому главному из них.
- Так-с, так-с, — сказал он, — где же, Михаил Андреевич, ваши бумажечки?
Лаборант судорожно полез в ящик стола, а Степаныч, аккуратно переступивши провода, валявшиеся на полу, пробрался к нам.
Он быстро подошёл к клетке с Графом, достал что-то из кармана и открыл клетку. Туда он положил небольшой вытянутый кусок яблока, очищенный от кожуры. Он с самого начала показался мне странным. Но тогда было рано о чём-либо судить. Такие же куски он положил и нам с Огоньком.
Закрыв все клетки, Степаныч вышел и встал на прежнее место. Никто из лаборантов не заметил его исчезновения. Все они сидели за столами спиной к нему, и только главный из них всё ещё искал свои «бумажечки».
Пока Степаныч получал, смотрел и подписывал «бумажечки», ругал лаборанта и что-то активно показывал руками, Граф начал есть яблоко. Он откусил от него немного и замер — из мякоти торчала железка.

;
ГЛАВА 2. ЦВЕТЫ

Но Граф не остановился. Он вытащил железку, отгрыз ещё немного от куска и нашёл ещё одну железку. Они были небольшие, как раз по длине куска яблока, но этого хватило, чтобы Граф довольно улыбнулся. Ничего не говоря мне, он обратился к Огоньку. Они долго о чём-то беседовали, но я половины не слышал, половину не понимал.
В это время я занялся наблюдением за происходящим в лаборатории, параллельно кушая яблоко.
Перед разъярённым Степанычем стоял лаборант. Голова его была вжата в плечи, как будто он ждал побоев. А Степаныч стоял над ним и тыкал пальцем в бумагу.
- Это — вот это вот — что это такое, а? — орал он, — что значит «пять процентов»? Я тебя спрашиваю! Каких пять процентов! Я сказал, максимум — одна десятая процента! А вижу пять! Эдак, друг мой, наша лаборатория скоро превратится в психбольницу! Эй, ну-ка, сюда, ко мне! — крикнул он другим лаборантам. Все они подбежали и стали в ряд перед Степанычем.
- Я вам говорил месяц назад, что максимальный уровень запаха вот этих цветов, — он помахал бумажкой у каждого под носом, — ни при каких условиях не должен превышать ноль целых одну десятую процента?!
- Так точно! — ответили хором все лаборанты.
- А ему я это говорил?! — спросил опять Степаныч и ткнул пальцем в лаборанта позади него так, что последний покачнулся.
- Так точно! — ответили лаборанты опять хором.
Степаныч повернулся на каблуках и злорадно посмотрел на лаборанта сверху вниз.
- Теперь, Михаил Андреевич, — произнёс он убивающе тихим и твёрдым голосом, — отвечайте вы. И тут же опять повысил голос и заорал, — КАКОГО ЧЁРТА КОРМОВЫЕ ЦВЕТЫ НАДУРМАНИЛИ ДЕВЯТЬ ЧЕЛОВЕК БРИГАДЫ?!
Лаборант молчал, потупив голову.
- Дорогой мой, ваша дорога теперь — нет, не в столовую! — к директору. Не хотите отвечать мне — ему уж вы ответите, поверьте мне на слово.
Он обернулся и бросил лаборантам два роковых для Михаила Андреевича слова:
- Уведите его.
Шесть лаборантов схватили Михаила Андреевича, а седьмой направился к столу, взял оттуда пробирку и, подошедши к Михаилу Андреевичу, влил содержимое ему в рот. Потом лаборанты вынесли его за дверь, и больше я никогда не видел этого человека.
Воспользовавшись одиночеством, Степаныч сел за компьютер главного лаборанта и стал с бешеной скоростью что-то печатать. Так прошло минут пятнадцать. Потом он встал и пошёл к нам.
В это время я обернулся к клеткам моих сородичей.
Граф из последних сил удерживал железную палку, а Огонёк пытался поймать её. Наконец их усилия увенчались успехом. Огонёк получил железку. Присмотревшись, я разглядел в его клетке ещё одну железку. Видимо, её они уже переправили к Огоньку.
Всё это произошло за какие-то три секунды, за которые Степаныч пришёл к нам. Он увидел остатки яблока  в клетке Графа, железные палки в клетке Огонька и улыбнулся. Видимо, он знал, что хомяки всё понимают. Что было вполне логично в силу наших умственных способностей, о которых осведомлены все. Он развернулся и убежал из лаборатории.
Граф обратился ко мне:
- Что это он там так орал?
- Какие-то цветы выделяют больше запаха, чем должны, — ответил я.
Граф и Огонёк переглянулись.
- А ты знаешь, что это за цветы? — спросил Огонёк.
Я отрицательно покачал головой. И в тот момент, когда моя голова опустилась ниже всего на плечо, в ней что-то надавило, запищало, загудело, и меня словно громом ударило. Я свалился на пол клетки.
ГЛАВА 3. ПОПЫТКА

Когда я очнулся, в комнате было темно. Дверь была закрыта. Я с трудом поднялся и увидел своих друзей. Огонёк шебуршил железкой между прутьев клетки, а Граф командовал. Но я, к сожалению, не слышал его. В голове по- прежнему всё гудело.
- Граф! Огонёк! — просипел я слабым голосом. К счастью, до Графа долетели мои слова.
- Хомяк! Как ты?
- Ничего, всё в порядке, только голова болит… — ответил я, а Граф усмехнулся.
- Тебя одурманил запах кормовых цветов, про которые ты успел нам рассказать.
Тут встрял Огонёк. Он поднялся на задние лапы и стал быстро говорить:
- Вот ты, значит, рухнул, а мы-то и задумались, значит. Потом Граф говорит: «Слышу шаги! Притворяйся, что задыхаешься!» Кстати, и ты тоже так делай, если войдёт кто, значит. Ну мы, значит, на спины повернулись, корчимся, значит, а в комнату к нам-то этот, кто… а, Даниил, значит, входит. Входит, видит, что нам нехорошо стало, — а сам-то в респираторе! — и думает, наверное: «Дверь прикрыть надо, а то лучшие экземпляры пропадут!» Ну, и закрыл. А мы, значит, клетку ломаем!
Граф указал мне на уже погнутый прут в клетке Огонька.
- Ещё немного, и он выберется! — сказал Граф.
Я не сразу понял эту фразу, но, осознав, что меня не освободят, взволнованно спросил:
- А как же мы с тобой?
- Эх, хомяк-хомяк… — проговорил Граф, — ты сидел здесь слишком мало. Я — слишком долго. Вот посидишь, пока Огонёк будет пытаться, а если он не сбежит — тогда и твой черёд наступит. А я…  Да ведь я тоже не раз пытался бежать...
Но речь Графа перебил звонкий треск. Прут на клетке Огонька лопнул.
- Отличная работа! — похвалил Огонька Граф. Дальше сам знаешь, что тебе делать.
Огонёк кивнул, протиснулся через прутья и прыгнул на полку. Он выломал прут, ближний к левой от него полке, то есть к моей стороне. Хомяк прыгнул как раз на небольшой шкаф. На нём лежал всякий ненужный хлам. Среди него Огонёк отыскал длинную бечёвку. Он взял её конец и обвёл его вокруг выступа сверху ножки так, что в обеих его лапах оказалось по одному концу верёвки. Я не сразу понял, что он задумал, но вскоре это стало более чем очевидно. Огонёк выдохнул и отошёл подальше от края. Граф кивнул, и Огонёк ринулся вперёд. Бечёвка натянулась, завизжала и лопнула как раз в тот момент, когда Огонёк находился в двух сантиметрах от земли. Он приземлился на задние лапы и, помахав мне и Графу, осторожно двинулся к двери. Вдруг Граф пискнул мне:
- Быстрее! На спину! Притворяйся, что задыхаешься! Что тебе очень плохо! — а сам прыгнул к замку клетки и стал пронзительно бить им о прутья. Огонёк, услышав сигнал, бросился к двери и прижался к стене всем телом. Дверь распахнулась. На пороге показался человек, но я не обращал на него внимания. Я горящими глазами следил за Огоньком, который, как только открылась дверь, шмыгнул в соседнюю комнату. Я так обрадовался за него, что только спустя некоторое время понял, что совсем забыл притворяться полумёртвым. В один миг радость сменилась паническим ужасом. Человек в белом халате (его лицо невозможно было узнать из-за респиратора) смотрел на меня. А я почувствовал, как в комнату просачивается страшно знакомый запах, вызывающий гудение в голове. Я изо всех сил старался им не дышать.
А человек тем временем подошёл к моей клетке и просунул через прутья грязный платок. Я, не осознавая, что этот человек положил мне платок не по добру, а от безысходности, что этот человек — на стороне «За», схватил платок и сунул в него нос. Платок был смочен непонятной жидкостью. Но, вдыхая через этот платок, я не чувствовал запах. Это было единственное, что меня интересовало сейчас.
Немного надышавшись воздухом, я посмотрел на Графа. Он всё ещё корчился на спине, но, к моему ужасу, он уже не притворялся. А человек стоял и смотрел на него. И только, когда Граф уже чуть не посинел, человек дал и ему живительный платок. Граф уткнулся туда носом и больше не двигался. Только его серая спина немного приподнималась.
Человек перевёл глаза правее клетки с Графом, и вот тут-то и случилась вещь, которую Граф не предусмотрел.
На полке стояла пустая клетка.
Человек схватился за голову, сорвал с себя респиратор, вынул рацию из кармана, и я узнал его, даже когда он стоял ко мне спиной. Это был Даниил.

ГЛАВА 4. РАССКАЗ ГРАФА

- Хомяк пропал! — заорал в рацию Даниил.
- Неужели? — спросил из рации спокойный, толстый голос.
- Альберт Степанович! ХОМЯК ПРОПАЛ!! — паническим, срывающимся голосом визжал Даниил, — пропал! Прямо из клетки, прямо из комнаты!
- Который? — всё так же спокойно спросил Альберт Степанович.
- Рыжий!
- Хм-м… Погодите, я скоро буду.
Даниил кинул рацию на пол и свалился на стул. Так просидел он на нём, пока не пришёл Альберт Степанович. Даже в респираторе он показался мне знакомым. Но окончательно я в этом убедился, когда он заговорил.
- Так-с, Даниил Сергеевич. Рыженький, значит, сбежал, да?
Я заметил, как на его лице мелькнула мимолётная улыбка, которую он тут же спрятал в бороде. Я узнал его. Это был Степаныч.
- Альберт Степанович, Альберт Степанович! Как он мог сбежать?! КАК?! Это невозможно! По всем коридорам понаставлены камеры, мы его поймаем!
Речь Даниила сделалась несвязной и заплетающейся. Степаныч стал ходить взад и вперёд по комнате и приговаривать:
- Даниил Сергеевич. Кто был ответственный за хомяков?
- Михаил Андреевич.
- А кто был в резерве?
- Я.
- А что сталось с Михаилом Андреевичем?
- Он не уследил за Вашими цветами, от которых одни проблемы, и поэтому Вы его уволили.
- Ну-ну, не надо огрызаться. Хорошо. Михаил Андреевич больше не ответственный. Кто, согласно договору, Вами подписанному, — и Степаныч достал из кармана бумажку с большой подписью внизу: «Карпов Даниил Сергеевич, с договором №45984 “Резервные работники” согласен», — будет ответственным за сохранность хомяков в случае отсутствия на этом посту Михаила Андреевича Куропатцева?
- Я.
- О, в таком случае, кто виноват в том, что одного из трёх самых редких хомяков на планете нет на месте?
- Я.
- Кого должно винить в пропаже хомяка?
- Меня.
- Кто сейчас же отправится к директору «Научно-исследовательской биологической лаборатории по нахождению и созданию новых видов животных №325» — «НИБЛНиСНВЖ» №325? («Нибл Ни Эс Эн Вэ Жэ Номер 325»)
- Я.
- А почему вы ещё не там?
Даниил тяжело поднялся и вышел из комнаты.
Степаныч вышел следом. Но не прошло и трёх минут, как в комнате появился ещё один человек. Его я узнал сразу же по привычке всегда оставлять за собой дверь немного приоткрытой.
Вошедши, доктор Иван Иваныч снял респиратор, подошёл к моей клетке и сказал всего одну фразу:
- Ты не представляешь, Хикки, какой проблемы больше нет на вашем пути.
Потом он подошёл к Графу, не обратив внимания на пустую клетку с Огоньком, и посоветовал рассказать мне о том, как Граф пытался сбежать. Граф кивнул, и доктор вышел.
- Слушай, хомяк, что я тебе скажу-расскажу. Если вернётся Огонёк, тебе пригодится эта информация.
Дело было около двух лет назад. Точнее, сам понимаешь, не скажу. Меня вывели, испытали, проверили и, решив, что я недостаточно умный, посадили сюда. Мне тут сразу же не понравилось. Поэтому я задумал бежать. Много мне пришлось сделать.
Первый раз я пытался сбежать сразу, как только немного окреп и мог спокойно ходить и бегать. Я просто протиснулся через прутья клетки и постарался вылезти через открытое окно — тогда моя клетка была вот здесь, — и он указал на клетку Огонька, — но, вылезши, я увидел, что подо мной огромная высота, и только внизу небольшая кучка снега, которую дворник смёл в сторону. На улице стояла зима. Даже если бы я выбрался на улицу, я замёрз бы в снегу. Поэтому мне пришлось вернуться к себе в клетку.
Потом представился более удобный случай. Человек пришёл убирать мою тарелку из-под еды. Тогда мне пришла идея, что я могу залезть туда, когда он придёт забирать тарелку. Но, к сожалению, человек заметил меня и сунул обратно в клетку. Так исчез ещё один вариант бежать.
Потом сюда посадили Огонька, а мою клетку переставили на эту полку, чтобы я уж точно не сбежал через окно. Я сначала не понимал, зачем нужен я, зачем нужен Огонёк, но вскоре сюда стал приходить доктор Иван Иваныч, проверять нас на наличие болезней. Он был уверен, что мы всё поймём, и рассказал нам всё о нашем предназначении, происхождении, и зачем нас тут держат. И мы с Огоньком, исходя из знаний, полученных от доктора, решили продумывать план побега вместе. Год мы придумывали разные варианты, а я пытался воплощать их в реальности. Но ничего, сам понимаешь, не получилось. Иначе не сидел бы я тут. И вот прошло два года, к нам присоединился ты. И как раз в это время мы с Огоньком продумали идеальный план побега. Но настал его черёд. Пусть хотя бы он будет счастлив. Удовольствие сидеть в такой же клетке, только у Королевы Английской, знаешь ли, мало чем отличается от удовольствия сидеть здесь, только там на тебя двадцать четыре на семь смотрят прислуга, двор, гости и все, кто есть в Букингемском дворце. А тебя вообще принцу отдадут, если не сбежишь. Или удаву.
И только тут, когда Граф сказал эти слова, я вспомнил про одну важную вещь. Я обернулся. Прут, выломанный доктором Иваном Иванычем, был на месте. Сию же секунду в моей голове прокрутились два сюжета.
Я сбегаю. Успешно. То же самое и с Огоньком. Граф остаётся здесь один. Его отдают Королеве. Он целый день сидит и служит шутом для гостей и придворных.
И второй сюжет.
Я остаюсь тут. Выламываю прутья из своей клетки. Перебираюсь в клетку Графа. Мы вместе продумываем план побега. Вместе бежим. Прибегаем в кабинет 241. Оттуда в пригород города Эн. На улицу Колхозную. Дом 14. И там мы вместе спасёмся.
«Остаюсь», — подумал я.
А Граф продолжал:
- Огонёк отправился на огромный риск. Сейчас он, может быть, уже добрался до кабинета Ивана Иваныча. Если так, то он больше сюда не вернётся. Если нет, — Граф вздохнул, — значит, вернётся. По крайней мере, очень вероятно.
Я представил себе картину: маленький рыжий хомячок крадётся по плинтусу, в коридоре, увешанном камерами видеонаблюдения. Если Огонёк вернётся, быть может, и я пойду в этот коридор? Ведь Граф уже не будет один?

ГЛАВА 5. НОВЫЙ ЗНАКОМЫЙ

Утро следующего дня началось с того, что неожиданно открылась наша дверь. Вошёл какой-то молодой человек. Я не узнал его. Раньше я его не видел. Но одно отличие сразу бросалось в глаза – все в лаборатории ходили сгорбившись, тяжело. А этот молодой лаборант шёл прямо и быстро. Также ходил только Степаныч. Человек выглядел очень странно. Это обстоятельство усиливал респиратор. Он сейчас был у всех.
На человеке были громадные очки красного цвета с толстенными стёклами. Этим он очень напомнил мне Степаныча. В остальном, однако, он сильно отличался.
Человек был худой, высокий. Волосы его были длинные, до середины шеи. Есть ли у него борода, невозможно было разглядеть — всё лицо вплоть до очков было закрыто респиратором. Очки запотели, глаз не было видно. Человек был одет в красную рубашку с чёрными клеточками, чёрные джинсы и спортивные кроссовки. На руке у него мигали часы-шагомер. Такие же были у Даниила, только его часы были чёрные, а у этого человека — красные.
Человек подошёл к клетке с Графом. Граф сделал мне лапой знак, который означал: «Не бойся!». Человек порылся в карманах, потом обнаружил, что мы без респираторов, и снял его сам.
Теперь я мог до конца рассмотреть его. У него не было никакой бороды. Сквозь отпотевшие очки стало видно, что человек зеленоглазый. Он улыбнулся и сказал Графу:
- А я-то, растяпа, забыл взять у бати ключи! Ну ничего. И так пообщаемся. Где же твой друг?
Граф показал лапой на мою клетку, но человек даже не посмотрел на меня. Он помотал головой и сказал:
- Тот, который сбежал?
Граф неуверенно показал на дверь.
- Это я понял, — сказал человек, — батя говорил, что он уже почти добрался до столовки.
Меня, который не знал НИБЛНиСНВЖ наизусть и даже хоть как-нибудь, это не обрадовало. Для меня могли что-то значить три новости: Огонёк добрался до кабинета Ивана Иваныча, Огонёк успешно сбежал и Огонька поймали.
Однако Графа, который не раз пытался бежать сам, это поразило. Он выпучил глаза, а человек сел на стул, закинул ногу на ногу и с видом, который значил «можете даже не благодарить», откинулся на спинку стула.
- Ну да, я тут всё знаю! — сказал человек, и вдруг в его кармане задребезжала рация:
- МАКСИМ! Куда ты, чёрт тебя подери, задевался!
- Всё нормально, бать, не волнуйся, — всё тем же голосом сказал человек, — я у хомяков.
- Я сейчас подойду, надо тебе кое-что сказать.
- Жду! — ответил Максим и засунул рацию обратно в карман рубашки.
В голове у меня одна за другой проносились мысли и подозрения об этом Максиме.
Зачем он к нам пришёл? Кто его «батя»? Почему он так странно одет? Почему он так напоминает мне Степаныча?
В это время Максим и Граф что-то обсуждали. Граф показывал лапами, Максим отвечал словами. Мне жутко захотелось узнать, что же они говорят?
Я сказал Графу:
- Что вы обсуждаете? Можешь говорить вслух?
- Он меня не поймёт, — ответил Граф, — он не знает речи хомяков.
- Зато я пойму! — сказал я, — я не понимаю, что вы говорите!
- Хорошо, — ответил Граф и продолжил разговор с Максимом вслух.
- Так вот, — заговорил Максим, когда Граф махнул ему лапой, — чёрный ход недалеко отсюда. Когда наш с батей план будет выполнен наполовину, сюда за тобой и твоими друзьями, — он с сомнением посмотрел на пустую клетку Огонька, — ну, или за твоим другом, — он показал на меня, — придёт хороший друг моего бати — доктор, ты его знаешь.
Граф кивнул и сказал:
- Наверно, нас будет опасно нести через чёрный ход без прикрытия?
В это же время он прошёлся по клетке, угрожающе оскалил зубы и закрыл лапами глаза.
- Не волнуйся, у вас будет неплохое прикрытие. По крайней мере, так сказал батя.
- А сколько времени нам на это понадобится? — спросил Граф, указав на сломанный будильник, валявшийся на стеллаже.
- Операция будет происходить ночью, — отвечал Максим, — в НИБЛНиСНВЖ работает вторая смена, а она есть только в первом отделении. А у нас только часовые охраняют входы. Но чёрный ход открыт всегда и всем. Поэтому с выходом проблем не возникнет. А вот добираться до него долго — понадобится на меньше сорока минут. К счастью, у нас есть карта НИБЛНиСНВЖ.
Граф хотел спросить ещё что-то, но в этот момент открылась дверь. Вошёл человек. Теперь узнать его было не сложно. Максим поднялся со стула и поприветствовал человека:
- Здорово, батя!
- Привет, сынок! — поздоровался с ним человек.
Рядом с Максимом стоял Степаныч.

;
ЧАСТЬ 3. ПОБЕГ
 
ГЛАВА 1. ПЛАН СПАСЕНИЯ ХОМЯКОВ

Я ошалело смотрел, как они жмут друг другу руки. Этого я уж точно не ожидал.
- Хомяки, знакомьтесь, — Макс, мой сын! — торжественно сказал Степаныч, — он будет помогать нам спасать вас из этой проклятой НИБЛНиСНВЖ. Он — на стороне «Против».
Макс (теперь я буду называть его так) сказал:
- Бать, ты хотел что-то сказать.
- И тебе, и хомякам, — откликнулся Степаныч, — мы с Иваном Иванычем и ещё одним лаборантом окончательно продумали план спасения хомяков! Слушайте!
И Степаныч, сев на стул, стал рассказывать план.
- Ровно через неделю сюда, к вам в комнату, придут четыре человека, одетые в чёрное. Каждый будет в защитной маске. Так мы скроем своё лицо. Это будем мы с Максом и доктором Иваном Иванычем, и ещё один лаборант. Его зовут Александр. Вообще, у него есть двоюродный брат Гена, но он какой-то очень сомнительный тип в последнее время. Как бы он не оказался на стороне «За». Но сейчас не об этом. У нас на масках будет отличительный знак — изображение хомяка в клетке. По этому знаку вы нас и узнаете. Все мы будем также в чёрных перчатках. Мы возьмём ваши клетки и пойдём к чёрному ходу. Очень велика вероятность того, что на нас устроят засаду. В НИБЛНиСНВЖ есть бронещиты. Их возьмут Макс и Александр. Если нас по пути засекут, они будут прикрывать нас с доктором, и мы медленно, но верно будем двигаться к чёрному ходу.
После того, как мы выйдем из лаборатории, нас будут ждать чёрный джип и машина прикрытия. Она бронированная, мы её сразу узнаем. Они и отвезут нас туда, где ни один сотрудник НИБЛНиСНВЖ нас не найдёт — на улицу Колхозную пригорода Эн, дом четырнадцать — домой к Максу.
Так вот значит, что это за адрес! Дом Макса! Кто бы мог подумать!
Этот план мне понравился. Но было то, чего я не понимал. Я обратился к Графу:
- Граф! Можешь спросить у них, а третьего человека, чтобы нёс клетку с Огоньком, если он вернётся, нету?
Граф кивнул и показал это жестами. Степаныч и Макс переглянулись.
- Он вряд ли вернётся. Он уже очень близко к выходу, — сказал тихо Степаныч.
- А если вернётся? — спросил Макс.
- Тогда придётся поручить его Гене. Это совсем небезопасно, но остальные лаборанты либо слишком наивные, либо слишком безответственные.
ГЛАВА 2. НА ЩИТЕ

Вот уже два дня,  как мы знаем о плане по спасению хомяков и ждём его исполнения. К нам стали часто заходить люди. Но все эти люди были либо не в чёрном, либо без масок, либо без хомяка в клетке на масках. Граф рассказал мне про Гену, утверждая, что именно он может помешать нашему плану.
- Гена — не тот человек, которому нужно доверять самого редкого хомяка в мире, — бурчал он мне, — ему дадут хомяка, он и убежит. А потом продаст его в каком-нибудь зоомагазине.
Я совсем загрустил и, от нечего делать, решил попробовать выломать себе проход в клетке с помощью прутика Ивана Иваныча. Я в любом случае отправился бы домой к Максу со всеми, но сломанная клетка могла чем-нибудь нам помочь.
Я развернулся и взял прут. Он был нетяжёлый. Его легко можно было удержать на лапе. Поэтому я не стал медлить. Граф с недоумением смотрел, как я достал прут. Наверняка он подумал, что я его выломал.
- Откуда у тебя это? — удивлённо спросил он.
- Это подарок доктора Ивана Иваныча! — гордо ответил я.
Граф продолжал следить за тем, как я вставляю прутик между двумя другими, соседними с ним. Ведь, выломав прут, доктор уже освободил мне часть пространства. Я первый раз занимался взломом железных прутьев, поэтому навыки мои не блистали отточенной ловкостью, и на это ушло много времени.
Наконец мне удалось вставить прут под правильным, на мой взгляд, углом. Я нажал на него, но прутья не шевельнулись.
- Ты не сможешь это сделать, — сказал Граф, — это крепкая решётка. Её не под силу выломать хомяку.
Однако я не обратил внимания на эти слова. Кто ищет, тот всегда найдёт! Я ищу способ выломать прутья клетки, и я его найду!
Что ещё есть в моей клетке? Маленький шалашик, куча соломы и деревянная миска с водой. Миска? Почему она не может послужить мне устройством взлома прутика? Да, она деревянная, но это ещё ничего не решает.
Я подошёл к прутьям. Они держались внизу на защёлках. Выглядели защёлки очень хлипкими. Я попробовал нажать на них. Ничего не произошло. Я посмотрел на соседний с выломанным прут. Внизу он держался на таких же защёлках. А вот вверху я смог разглядеть болт. В болте была прорезь для шлицевой (плоской) отвёртки.
Меня пронзила мгновенная мысль. Я побежал к миске, схватил её и, что было силы, ударил ей о прутья. Миска разломилась на два ровных куска, которые имели одну гладкую сторону. Одним из них, тем, что побольше, я дотянулся до верхнего болта и стал проворачивать его влево. Куда его надо вертеть, я не знал, но каким-то внутренним чувством я догадывался, что именно влево.
Винт подавался туго, мне было очень тяжело стоять на задних лапах долго. Но, в конце концов, винт был выкручен, упал на солому, не произведя ни малейшего шума, и прут, к величайшему моему счастью, упал наружу клетки.
Идеально проделанная работа! Теперь осталось подождать подходящего момента для применения её на деле.
Тем временем к нам зашли два человека. Оба были закутаны в чёрные шарфы по нос, на обоих были чёрные очки. Лица их были полностью скрыты. Один человек подошёл к клетке Огонька. Сердце моё забилось — неужели фиаско?..
Другой человек повесил на дверь замок и припёр её ногой. Что они замышляют?
Первый в это время уже отошёл от клетки. В ней сидело запутавшееся в чёрную сеть создание — мой друг Огонёк.
 
ГЛАВА 3. ВТОРАЯ ПОПЫТКА

Оба человека вышли из комнаты. Но я смотрел на Огонька. Он пытался выпутаться из сети. Я смотрел на него и вдруг решился. Я отодвинул выломанный прут и вылез на свободу. Я первый раз находился тут вне клетки. Но оглядываться было некогда. Я побежал к Огоньку, перепрыгивая промежутки между полками. Оказавшись рядом с его клеткой, я пролез в отверстие, сделанное самим Огоньком во время первой его попытки, и только тут хомяк меня заметил.
- Ты… Ты как тут… Оказался?..
- Потом расскажу, потом! Давай сюда сеть.
Я получил сеть в лапы, посмотрел на неё и, не задумываясь, полоснул по ней зубами. В том куске, где я держал сеть, она распалась на множество маленьких ниточек.
Спустя минуту усердной работы Огонёк был освобождён.
- Хикки, как ты сюда попал? — спросил Огонёк, когда смог подняться на задние лапы.
- О, друг, это долгая история, — ответил я, — но, раз уж я вломился к тебе, пойдём, погостим и у меня!
Мы выбрались из клетки Огонька и побежали ко мне.
По прибытии в мою клетку Огонёк сообщил мне свой новый план.
- Хикки, никто из наших — ни доктор, ни Степаныч — не знают о том, что я здесь. Я подслушал разговор людей, которые несли меня сюда. Поэтому, когда они придут, я составлю им большую проблему. Друг Хикки, я добрался уже почти до самого выхода. Я знаю туда дорогу. Теперь я буду осторожнее. Я знаю, где подстерегает засада. Я теперь более опытный, чем тогда! Дайте мне с Графом ещё один шанс — так вам будет легче бежать! Если же меня поймают и во второй раз — останусь здесь. Выберусь как-нибудь потом.
Когда Огонёк сказал про Графа, мы оба оглянулись. Только теперь я заметил, что он спит. Вот почему во время всех этих событий он молчал!
- Не буди его, — сказал я, — если хочешь бежать — беги. Ничего страшного, если он не узнает о провале своего плана.
Огонёк выскользнул из моей клетки. Он повторил манёвр, который выполнял в первую попытку сбежать. Оказавшись на полу, он помахал мне лапой и исчез за дверью.
На следующий день к нам опять зашли люди. Их было двое. Но их одежда, хоть и была чёрной, отличалась масками с изображением хомяка в клетке.
- Ждите. Сегодня ночью, — сказал молодой голос, и оба вышли.
Я решил переждать это время наиболее быстрым способом — поспать.

ГЛАВА 4. СПАСЕНИЕ

Проснувшись, я обнаружил, что за окном напротив снова пустой клетки с Огоньком уже стемнело. Я встал и прислонился к прутьям. Граф уже проснулся. Ни о чём не подозревая, он поприветствовал меня:
- Здравствуй, Хикки! Ох, что-то после сна так горло пересохло!
И Граф направился к себе в шалаш. Вышел он оттуда спустя минуту. Я счёл нужным предупредить его.
- Послушай, Граф, — сказал я, — ты спал, и поэтому не знаешь — сегодня ночью нас придут спасать наши друзья-люди!
- Замечательно! Наконец-то мы выберемся отсюда! — обрадовался Граф.
Осталось только дождаться ночи.
Спустя некоторое время к нам зашли люди в масках со знакомым хомяком в клетке. Моё сердце снова бешено забилось. И тут один из людей хлопнул себя по лбу и сказал:
- Ай я растяпа! Я забыл у Ивана Иваныча ключ от клетки с Хикки! В кабинете!
Это был Макс.
- Беги туда. Быстрее! У нас мало времени, — сказал человек, в котором без труда можно было узнать Степаныча.
И тут я сообразил, что у меня свободен проход из клетки. Я пронзительно пискнул и вышел из клетки.
Все, даже Макс, который уже наполовину вышел из комнаты, обернулись и изумлённо посмотрели на меня.
- Вот ведь правда — самый умный хомяк, — прошептал Макс, а доктор Иван Иваныч довольно улыбнулся.
Я опять пискнул и указал лапой на Графа. Все люди побежали к нему, Макс достал ключик и открыл клетку. И только тут я заметил Александра. Он был ниже Макса, поэтому казалось, что он был младше. Александр держал в руках две клетки. Это были невзрачные, маленькие, железные клетки. В одну из них засунули Графа.
Затем Макс подошёл ко мне. Он взял меня в руку и посадил в клетку. Моя клетка досталась Степанычу.
На выходе из комнаты стояли два бронежилета и два бронещита. Их надели на себя и взяли в руки Александр и Макс. Мы все вышли из комнаты. Впереди нас шёл Макс. За ним — Иван Иваныч и Степаныч с моей клеткой. Последним был Александр.
 Мы шли медленно и тихо. На каждый шаг приходилось по три удара моего сердца. Страшно…
Через полчаса Макс остановился и сказал:
- Поворот. Я первый, все за мной. Крадучись!
Макс повернул и вскоре махнул нам рукой — можно! Мы пошли. Я не могу сказать, сколько мы находились в движении. Могу сказать, что это было бесконечно долго.
Спустя ещё некоторое время мы добрались до столовой. И теперь я понял, почему все считали это таким трудным делом для хомяка. Я еле-еле дотянул до конца в клетке, а Огонёк прошёл это расстояние пешком!
В столовой сидели два человека. Я их тотчас же узнал. Это были те люди, которые принесли к нам Огонька. Они сидели к нам спиной и не заметили, как мы вошли. Макс тут же вернулся назад.
- Путь через столовую закрыт. Попробуем другое направление.
Мы вышли из коридора столовой и повернули куда-то в другой коридор.
Так мы долго блуждали по НИБЛНиСНВЖ. Пока мы проходили по какому-то коридору, я мельком увидел, как в одно из его ответвлений шмыгнула маленькая рыжая фигурка. Огонёк? К несчастью, это так и осталось для меня загадкой.
Вдруг Макс сказал:
- Приготовиться. Впереди засада. Они смотрят сюда. Мы с Саньком отвлечём их. Батя и доктор — налево.
Вот тут-то я испугался по-настоящему. Но не успел я даже осмыслить, что сейчас будет, как уже услышал хриплый голос:
- Так-так-так, это ещё кто у нас тут с бронещитами по лаборатории шляется!
И тут же моя клетка рванулась куда-то, я почувствовал, что влево, и через несколько секунд я ощутил холод, свежесть и шум.
Улица. Мы выбрались из лаборатории!

ГЛАВА 5. НОВЫЙ ДОМ. ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ

Я быстро огляделся. Справа от меня стояли две машины. Серая бронированная и чёрный джип. Всё так, как и говорил Степаныч.
Обе они стояли уже заведённые. Вдруг в НИБЛНиСНВЖ завыла сирена. Здание замигало красным. В окнах стали мелькать вооружённые люди. Они бежали, и куда, сомнений быть не могло. Несколько секунд — и из чёрного хода выбежали, держа щиты наготове, Макс и Александр. Они заскочили в джип. Не успел я моргнуть, как оказался там же, на заднем сиденье. Только в машину заскочил доктор Иван Иваныч, как она тут же рванула вперёд. Чуть позади неслась машина прикрытия. И теперь из джипа, находясь в полной безопасности, я наконец увидел НИБЛНиСНВЖ со стороны. Невероятно, но с улицы она была похожа на какой-то склад! Вот почему там всё было так тихо! Все люди на улице думали, что проходят мимо склада!..
Ехали мы быстро, по хорошему асфальту. Я очень устал и потому решил немного вздремнуть.
На утро, когда я проснулся, мы ехали уже по грунту. Никакой машины прикрытия за нами не было. Я посмотрел вперёд. Оказывается, машиной управлял Макс. Вчера я этого даже не заметил. На переднем сиденье не было Александра, а на заднем — доктора Ивана Иваныча. Я не понял, почему это произошло. Но самое удивительное — в машине не оказалось Графа. Это было ещё загадочнее.
Я решил прислушаться к разговору.
- Но этого не может быть! — удивлённо сказал Макс.
- Может, сынок, всё может быть, — спокойно ответил Степаныч, — нас тоже могут одурачить.
- И это был Гена?
- А вместе с ним и Лёха.
- Вот те на!.. Лёха теперь заодно с Геной!.. Ну да, ведь Даниила ты уволил… А как же они поймали Огонька без нашего ведома? И почему хомяка в клетке так и не оказалось?
- Скорее всего, они делали это из каких-то скрытых личных побуждений. Потому никто и не знал об этом. А Огонёк, не забывай — самый умный хомяк в мире. Как и Хикки с Графом. Вполне возможно, что он убежал повторно. Или забрался куда-то внутри комнаты и спит беспечным сном. А мы его просто не заметили.
- Бать, а вот мы и приехали!
Машина въехала во двор небольшого домика. Домик был двухэтажный, с маленьким огородиком и с кустами каких-то ягод.
Макс вышел из машины и закрыл ворота. Степаныч тоже вышел, взяв мою клетку. Макс спросил:
- А что же Хикки, не проснулся ещё?
Я пискнул, подтверждая, что уже бодрствую.
- Вот и отлично! — обрадовался Макс, — сейчас переселим тебя в твою новую клетку! Я сам собирал её, специально для тебя!
Это меня удивило. Но я, однако, продолжал осматриваться. На углу участка стоял небольшой гараж. Он был закрыт, и я не видел его содержимого. Участок выглядел приятным и уютным.
Тем временем Макс и Степаныч зашли в дом. Здесь тоже было красиво и уютно. Первый этаж был небольшой, но в нём помещалась основная часть убранства дома. На столике возле окна стояла огромная просторная клетка с тремя этажами. Рядом стояла двухэтажная клетка поменьше.
- Вот это, — Макс указал на большую клетку, — твоя основная квартира. Здесь ты будешь жить, пока ты у меня дома. У бати, кстати говоря, стоит такая же, на тот случай, если мы поедем к нему в гости вместе. А вот это, — он указал на маленькую клетку, — твоя квартира на то время, пока мы путешествуем. Если мы надолго поедем куда-нибудь, то ты поедешь вот в этой клетке.
Я одобрительно пискнул. Вот это жизнь! Никаких тебе грязных тёмных комнат, никаких тебе злобных лаборантов! Живи и радуйся!
Новый дом настолько мне понравился, что я даже не захотел осматривать дальше дом Макса — моего нового хозяина. Меня посадили в клетку, и всё дальнейшее время я жил в ней.

;
ЭПИЛОГ

Всё мирно, всё спокойно, и теперь, когда у меня уйма свободного времени и никаких забот, я могу приступить к тому, о чём подумал совсем недавно, пока мы ехали сюда. Почему бы мне не поделиться своими приключениями с другими людьми, с другими хомяками? Ведь не каждому доведётся быть самым редким хомяком в мире! Не каждому на долю выпадут такие приключения!
И вот Макс принёс мне бумагу, карандаш… Я сижу на третьем этаже своей клетки и пишу корявыми буквами эту книгу.