Кулуары

      Ажабий Констанович Фу – был не корейцем. И не китайцем. И вообще не имел никакого отношения к Востоку, и тем более Азии. А имел он отношения с Капитолиной Фарфоровной, дамой не худой, приятной на ощупь и даже слегка полной дурой. Они познакомились в театральном институте, где Ажабий экономил на пропитании, кушая в студенческой столовой, попутно читая лекции об этике и эстетике на театроведческом факультете. Познакомились они на студенческом показе, где Капитолина демонстрировала владение сценической речью.
     Проделывая упражнение для развития дикции, в отличии от остальных студентов, она доставала языком не только до кончика своего носа, но и до носа Каала Вокальчича Камертолянского, правда об этом никто больше не знал. Камертолянский был знаменитым педагогом по сценречи, известным в узких кругах широтой своих взглядов на довольно специфические вещи.
        В перерыве, покоренный Ажабий угостил Капитолину пирожком с малиной или с капустой, но точно не с яйцом и луком. Это готова была удостоверить буфетчица Зина, которая, кстати, была и свидетельницей первого поцелуя между Ажабием с Капитолиной. Случилось это во время перехода на летнее время, в ту самую минуту, когда во МХАТе давали не то «Чайку» Чехова, не то по морде молодому режиссеру, покусившемуся на святое.   
       Однако, мир не без добрых людей. И кто-то стукнул Камертолянскому, что его лучшую ученицу, уже, возможно, во всю мацает Ажабий, выбирая самые темные кулуары театрального института.  Камертолянский считал себя человеком чести и хотел прямо заявить Ажабию, о неэтичности поступков преподавателя эстетики по отношении к своей студентке. Тем более, что она была возлюбленной любовницей Камертолянского с первого полугодия второго курса. Уж это-то могли подтвердить не только буфетчица Зина, но и вообще все, за редким исключением жены Камертолянского, которая беззаветно верила в верность своего мужа, и еще, кажется, в Кастанеду, инопланетян и какую-то потусторонне-неевразийскую эзотерическую фигню. Кипя благородным гневом, Камертолянский хотел вызвать Ажабия на дуэль, но, предусмотрительно вспомнив героев великих произведений Шекспира, таких как Король Клавдий, Яго и леди Макбет, решил тихонечко сбросить на Ажабия стокилограммовый мешок с липецкой картошкой, когда тот, например, поднимался бы по институтской лестнице.
          Благородный план Камертолянского потерпел грандиозное и фиаско, и вместо Ажабия,  упал не то на ректора, не то на проректора по хозяйственной части, который давно устал от бренности бытия, и рад бы был столь удачным обстоятельствам, помогшим бы ему отправиться к праотцам. Но генетически крепко скроенный череп не то ректора, не то проректора, сумел самортизировать, что повлекло к печальным последствиям для рассыпавшейся картошки, которая по свидетельствам буфетчицы Зины, собравшей домой килограмм двадцать пять, оказалась не липецкой, а скорее всего воронежской.
        Ажабий обо всем догадался. Он был готов на все ради любви, кроме перехода в лучшие миры, и поэтому скоропостижно перешел работать в другой университет, от греха подальше, поближе к дому. Камертолянский с Капитолины переключился на продавца картофеля, требуя заменить воронежскую картошку липецкой. Говорят, он далеко продвинулся в этом вопросе. По слухам, он заключил с продавцом сначала мировое соглашение, а потом и брак в одной из стран европейского союза. Капитолине, после окончания института, очень быстро дали заслуженного артиста провинциального театра в мужья. И только буфетчица Зина, все еще работает там же, наблюдая за круговертью человеческого бытия. И на вопрос: «Зиночка, а что-нибудь интересное у вас еще случается?», отвечает «Конечно случается! И все что случается – все к лучшему!»


Рецензии