Эхо

Разливалось осеннее утро. Солнце лениво выплывало из-за горизонта. В облитых вялыми лучами домах гасли огни. Бессовестный ветер нагло шарил под полами курток и пальто. Вдоль дороги, прикрываясь остатками листвы, высились полуголые деревья. Идём с Сашкой в школу. Первый класс — такой далёкий от меня, но близкий для него. Где, что ни день — то новое открытие. Где новое знакомство — дружба навсегда. Завидую. Под ногами весело шуршит опавшая листва, разогревая в душе детский восторг. Смеясь, пинаем пёстрые кучки. Жизнь на миг кажется лёгкой и беззаботной. Лишь недовольный дворник, укоризненно качает головой, ворча что-то себе под нос.

            Мы у цитадели знаний. Я присел на корточки и оправил сыну куртку, украдкой заглянув в его чистые серые глаза. Без хитрости, без лжи, без ненависти — таких у взрослых не найти. Он быстро поцеловал меня в щёку и протянул свой мизинец.

—Давай, так! — шевелит он пальцем, словно маленьким червячком. — На мизинцах, как настоящие друзья.

            Я опешил. Уставился на его руку, как заворожённый. Нежданным гостем, из глубины сознания, выполз старый призрак. Почти забытый, он стоял теперь перед глазами, как назойливый продавец, предлагая моему вниманию затёртое прошлое.

            Я увидел то летнее утро. Пятый или шестой класс, точно не помню. Время давно размыло мою память, как волна песочный замок. Мы с Генкой — моим лучшим другом, и его семилетним братишкой — Мальком, собирались исследовать один лесок на окраине города. Место, по рассказам ребят, интересное, и найти там можно всякое. Да и от нашего дома не так далеко, минут сорок ходьбы. Проснулся я тогда рано, часов в семь утра. Мать уже уходила на работу, а отец ещё был на службе. Предвкушение нового приключения свербело ежом в моём заду. Я раскрыл брезентовый рюкзак, доставшийся мне от деда, и сложил всё самое необходимое: немного еды, фляжку с водой, два коробка спичек, штык-нож, компас, старые газеты, рогатку, прямоугольный фонарик, ну и, конечно же, карты. Я всё ещё надеялся отыграться у Генки. Этот паршивец постоянно делал меня в «козла». Наверняка мухлевал, гад, но тщательно скрывал это.

             После лёгкого завтрака я напялил спортивные штаны, светлую футболку, чёрные кеды и спустился во двор. На улице было тепло и по-утреннему свежо. Ароматно пахло цветами, над которыми жужжа корпели полосатые работяги. Свистела пернатая эстрада. Природа бодрствовала и источала согревающие душу краски. Генка, облачённый в свои знаменитые камуфляжные штаны, тельняшку и ботинки, которые были на два размера больше, рылся в военном вещмешке. Позади него, в кустах, раздавались звуки яростной сечи. То Малёк самоотверженно истреблял ненавистную крапиву. Его можно было понять. Не так давно ехали они с Мишкой, дружбаном его, на велике и свалились в овраг, поросший этой жгучей бестией. Мишка ржёт — он на Мальке, а Мальку не смешно — он в крапиве. Мишка по-лёгкому отделался, а Малёк весь в волдырях, как жаба в бородавках, неделю ходил.

—Спички взял? — не поворачиваясь спросил Генка. — А то я, похоже, забыл.

—С запасом! — самодовольно ответил я, похлопав по своей ноше за спиной.

—Отлично! Тогда в путь. — Генка взвалил себе на плечи вещмешок, из которого торчал черенок сапёрной лопаты, и крикнул брата. Крапивный инквизитор с румяными щеками и длинной палкой в руке тут же вынырнул из кустов.

—Всю положил! — злобно процедил он сквозь зубы, и словно самурай помахал в воздухе своей самодельной катаной.

—Его же там комары сожрут. — Оценил я скверное будущее Малька, глядя на его шорты и босоножки.

—Я ему тоже так сказал. — Генка с укором покачал головой. — А он знаешь чё? «В жару комары не летают», — говорит. Понял!

—Мудрец! Куда ёлки складывать? — Улыбнулся я. — Малёк, да там же лес, тень и озеро, говорят, недалеко.

—Сами прейте в своих штанах. — Он яростно махнул палкой, и та со свистом обезглавила три пиона, росших на около-подъездной клумбе.

—Костик, паршивец этакий, ты что вытворяешь?! — Бабка Нинка, перевалившись через перила балкона, на втором этаже, грозно махала кулаком. — Я к мамке твоей пойду, засранец.

—Так, пацаны, уходим. — Прошептал Генка, пригибаясь от разрушительных слов старухи. — Малёк, давай скорей, пока эта змея нас ядом не заплевала.

            Мы выбрались со двора и направились на север, к окружной дороге. Шагая по скользкой брусчатке, приятно было осознавать, что по этим же дорогам когда-то гуляли прусские короли и великие философы. Город просто дышал историей и древней мистикой. Детально продуманный, уютный и комфортный он манил своими тайнами, которые пропитывали каждый кирпичик его старых особняков. Эксклюзивные постройки начала двадцатого века смешивались с безвкусными бетонными коробками советской действительности, как благородное вино с дешёвым портвейном. Мимо, дребезжа рессорами, проносились редкие автомобили. Где-то шла стройка. Лаяла собака. Мы со смехом вспоминали последние деньки перед каникулами. Майского жука, подложенного в портфель рыжей Светке. Как она визжала, когда тот выпрыгнул и уселся ей на косу. Смеху было, а ей урок. Нечего учительнице стучать обо всех. Крыса!

            Веселясь и кривляясь, мы и не заметили, как приблизились к нашей цели. Свернув с дороги, встали на узкую пыльную тропу. Малька поместили между нами и гуськом стали углубляться в чащу. Кроны деревьев жадно скрывали синий небосвод. Тревожный полумрак, звонкое пенье птиц и густая акустика насекомых наполняли это место сказочной атмосферой. Плотный аромат чарующего леса заливал наши лёгкие. Дурманил голову.

—Ай! — Малёк шлёпнул себя по тощей ляжке. — Ай! Зараза!

—А мы тебя предупреждали. — Съехидничал я, чувствуя, что зад мой стал понемногу закипать.

—Да жук с ним! — махнул рукой на него Генка. — Пускай его жрут, зато нас не тронут.

            Малёк приуныл, почёсывая свои искусанные части тела. Через десять минут скитаний, мы выбрались к затопленному рву, окружавший старый немецкий форт. Двенадцать таких построек окольцовывали весь наш город. «Ночная перина», как шутя их называли бывшие местные жители. Какие-то из этих построек уцелели, и теперь в них либо размещались овощные склады, либо скромно ютились неприхотливые вояки, а некоторым, например, как этой, не так повезло. Сначала их измочалила советская артиллерия, а теперь добивало беспощадное время. Крепость пустовала. Природа-хозяйка брала своё. Она, словно заботливая мать, нежно укрывала рукотворное сооружение зелёным покрывалом. Моделировала древесную причёску, вгрызаясь корнями в мощную кирпичную кладку. Сглаживала эрозией острые углы. На левом разрушенном полукапонире торчала одинокая берёза, иронично, предъявляя права на крепость интервентов.

            Мы перебрались по земляной насыпи, заменявшей взорванный мост, к горжевой части форта. Толщина массивных стен поражали воображение. Немцы явно не поскупились на кирпичи. Но то, что было актуально в девятнадцатом веке, в двадцатом легко крошилось под натиском вражеских снарядов. Следы от смертоносных «леденцов» теперь зияли повсюду. Где воронкой, где отгрызенным куском стены, где заваленным проходом. В пышных кустах серел подорванный дот. Местами висели куски колючей проволоки. Под ногами чавкал заболоченный грунт. Квакали лягушки. Место наводило уныние и тревогу.               

            Добрых два часа мы угробили на исследование опустевших казарм, заваленных мусором из гнилых досок, обвалившегося кирпича и ржавого металла. Облазили кучу сырых помещений, шахт и коридоров, но толком ничего не нашли. Не считая старых противогазов с трухлявыми хоботами и пустых латунных гильз от бронебойных патронов. И на том спасибо.

—Так, ребята, надо пошарить вокруг форта. — Объявил Генка, когда мы присели немного перекусить. — Там уж точно что-нибудь найдём.

            Я с Мальком, который уже привык к укусам местной мошкары, одобрительно кивнули. Покончив с бутербродами, мы отправились на исследование около фортовой территории. Шансы что-либо найти без металлоискателя были ничтожно малы, но как говориться, надежда умирает после выстрела в голову. Рассредоточившись на местности, мы принялись ковыряться в земле. Я штык-ножом, Малёк своей палкой, а Генка — сапёрной лопатой.   

—Ребята, сюда! — победоносно крикнул он, спустя полчаса поисков. — Нашёл!

Мы с Мальком тут же оказались рядом с ним.

—Вот! — Генка указал сапёрной лопатой на небольшую выкопанную ямку, на дне которой лежал ржавый снаряд от миномёта. Пузатый, с десятипёрым хвостом-стабилизатором он был похож на маракас, играющий финальный аккорд.

—Обалдеть! — протянул я, разглядывая этот опасный музыкальный инструмент. — Что с ним будем делать?

—Тащить его не вариант. — Рассуждал Генка. — Сто двадцать миллиметров всё-таки, а это почти семнадцать килограмм. Не допрём. — Он знал о чём говорит, так как прочитал кучу литературы о войне, и о том, чем на ней убивали.

—Тогда давай прямо здесь. — Предложил я. — Разожжём на ней костёр, и дело с концом.

—Идея! — согласился Генка. Он вынул из своего вещмешка походный топорик, и мы отправились за дровами. Наволокли кучу сухих веток: от хвороста до небольших брёвен. Наломали. Нарубили. Сложили из это всего жертвенный стол, на который затем перетащили саму мину. Над ней выстроили небольшой шалаш, примерно с пол роста Малька, а под низ распихали старые газеты.

—Ну что, начнём?! — Я выудил со дна рюкзака два коробка спичек. Один кинул Генке, а второй оставил себе. Выдвинув пальцем внутреннюю часть коробка, я с благоговением посмотрел на ровно уложенные палочки с коричневыми головками. Достал одну. Чиркнул. Пламя, шипя, вспыхнуло, а в нос мне ударил едкий запах жжёной серы. Мы подпалили бумагу, и прожорливый огонь быстро охватил нашу постройку.

—В укрытие! — скомандовал Генка. Мы быстро отбежали на безопасное, как нам показалось, расстояние. Я с Мальком спрятались за широким старым дубом, а Генка улёгся немного поодаль от нас, в какой-то яме, поросшей мягкой травой. Позиции у нас были хорошие. Костёр, набиравший обороты, просматривался великолепно. Мы ждали. Минута. Две. Четыре. Время тянулось невероятно медленно, издеваясь над нашим терпением. На пятой минуте шалаш рухнул, и начал понемногу угасать. Сухие ветки прогорали быстро, как порох.

—Просрала, что ли? — предположил я, не смея выглянуть из-за укрытия.

— Не должна. Ждём! — донёсся голос Генки из ямы. Затем показалась его русая голова. — А где мой брат? — всполошился он.

Я обернулся, а Малька рядом не было. Обжигающее чувство тревоги тут же окатило меня с ног до головы.

—Малёк! — крикнул я во всё горло.

—Малёк, зараза, иди сюда! — орал Генка в сторону костра, выглядывая из своего укрытия.

—Я только дров подкину. — Долетел до нас тоненький голосок.

—Придурок, давай назад! — Генка уже вскочил на ноги, и тяжело дышал от переполнявшего его ужаса.

Я осторожно выглянул из-за дерева и увидел, как этот мелкий засранец семенил к костру.

—Назад! — завизжал я фальцетом до боли раздирая себе горло.

—Идиот! — Генка выбрался из ямы, и, горячо ругаясь, побежал на перехват брата.

Ноги мои онемели. Меня знобило, как от холода. В горле застрял непроходимый ком. Воздух казался густым, как манная каша. Я снова выглянул из-за дерева как раз в тот момент, когда Малёк бросал палку в затухающий костёр. Вцепившись пальцами в шершавую кору, я подался туловищем вперёд. В следующий миг раздался оглушительный взрыв. Клочья чёрной земли вперемешку с ошмётками Малька поднялись в воздух. Генка, почти добежавший до него, отлетел в сторону, как половая тряпка, которую так часто швыряла в нас школьная уборщица. Одновременно с этим я услышал рядом с собой глухие удары, впивавшихся в древесину осколков. Тут же я почувствовал резкий толчок в левое плечо, от чего меня отбросило назад. Только лёжа на земле, я ощутил жгучую боль в груди. Уши заложило. В голове гудело. Я попытался сфокусировать плывущий взгляд. Тщетно! Часто дыша, я ухватился за тоненькую берёзку и кое-как поднялся на ноги. Резкость картинки немного улучшилась. На месте взрыва дымилась большая воронка. Шатаясь на обмякших ногах, я поплёлся к ней. Голова была пуста, словно из неё взрывной волной выбило все мысли. Деревья перед глазами то двоились, то рябили, то снова сбегались в единый ствол. Наступив на что-то мягкое, я посмотрел вниз. Под ногами лежала оторванная кисть без двух пальцев.

—Малёк. — То ли сказал я, то ли подумал, и меня вырвало. Отдышавшись, двинулся дальше. Послышалось чьё-то мычание, или даже скулёж. Я побежал на звук и обнаружил Генку, точнее то, что от него осталось. Вместо ног у него свисали обрывки окровавленной ветоши. Левую руку оторвало по самое плечо. Лицо превратилось в кровавую кашу, смешанную с ещё дымящейся землёй, из которой на меня смотрел единственный глаз. Всё его тело было усеяно кровоточащими ранами. Генку лихорадочно трясло. Я опустился перед ним на колени. Вычистил его забитый грязью рот. Затем машинально достал из своего рюкзака верёвку и начал затягивать его культи поверх ран. Видимо постоянные уроки гражданской обороны довели мои действия до автоматизма. Глядя на Генку, я ещё не до конца осознавал весь ужас произошедшего. Я просто ничего не чувствовал, кроме тупой жгучей боли в груди. Опустив глаза, я обнаружил на своей футболке кровавое пятно.

—Чёрт! — вяло подумал я. — Зацепило.

Затем я снова посмотрел на Генку. Хрипя и трясясь, он протянул мне уцелевшую руку с торчащим мизинцем. Крещение на пальцах. Друзья до конца жизни, которая так быстро стремилась покинуть моего товарища. Ухватившись за его мизинец, я почувствовал на сколько сильно он ослаб. Неожиданно Генка из последних сил оттолкнул мою руку.

—Ги-ги! — задыхаясь, прохрипел он. — Ги-ги! — повторил Генка, и его единственный глаз закатился за обгоревшее веко.

—Беги! — расшифровал я его слова. В горле стояла пустыня. Я достал из рюкзака фляжку с водой и немного отхлебнул. Затем поднялся на ноги. Меня мутило. Голова кружилась. Вся моя футболка пропиталась липкой кровью. Гадко! Я медленно побрёл к трассе, мотаясь из стороны в сторону, как пьяный боцман во время шторма. Пару раз я свалился в кусты и думал, что не поднимусь. Вспомнил мать. Как же она без меня? На отца надежды нет. Тропинку я не видел. Пробирался сквозь какие-то заросли осоки, резавшие мне руки, но точно знал, что иду в нужном направлении. Послышался шум колёс.

—Уже близко. — подумал я, пытаясь ускорить неуверенный шаг. Ноги почти не слушались меня, но я твёрдо приказал им идти, и они плелись. «Вшух! Вшух!» — шумела спасительная дорога за зелёной оградой. «Ещё немного! Ещё чуть-чуть!» — в глазах у меня потемнело. Я лишь отдалённо чувствовал под ногами землю, которая вдруг стала твёрдой, как камень. «Асфальт!» — с этой мыслью я провалился в забытье. Мрак обступил меня со всех сторон, утащив на дно непроницаемой тишины.

—Папа, ты плачешь? — вопрос сына вернул меня обратно в прохладную реальность. Сашка с беспокойством смотрел мне в лицо, хлопая своими серыми глазами.

—Это от счастья. — Улыбнулся я через силу, пытаясь подавить горечь воспоминаний.

—А так бывает? — удивился Сашка.

—Бывает. — Глубоко вздохнул я, легонько подтолкнув сына в сторону крыльца школы. Прыгая по ступенькам, он поднялся ко входу и скрылся за скрипучей деревянной дверью. Я ещё долго стоял, уставившись пустым взглядом сквозь серое здание. Заныла моя старая рана в левой груди. А в голове всё звучало эхо той далёкой войны, на которой я никогда не был.