Безмолвный свидетель. Киносценарий. Продолжение 2
Машина, прибавляя ход, вылетает на улицу Чайковского. Охранник в остервенении стреляет по колесам.
Ленинграл, 1934 год, апрель.
- Варвара Круглова здесь проживает? - капитан НКВД стоит на пороге квартиры на Чайковского 29.
- Проходите, - испуганно пропускает его соседка, - третья дверь по правой стороне.
Он стучится в дверь и входит.
- А как вы меня нашли?
- Да я тут неподалеку работаю, дай, думаю, загляну. Тем более ты сама приглашала.
С того времени энкаведешник нередко к ней забегает в обеденное время. Тем более, что работает он в двух шагах от ее дома. Он женат, поэтому вечерами не может.
Комната Вари во флигеле. Поскольку времени мало, они проводят его очень интенсивно. Кровать трясется, да и мебель тоже. Кровать стоит прямо над тайником, где спрятаны нарышкинское сокровища. Время от времени от их "скачек" столовое серебро, спрятанное между этажами, начинает тонко петь.
Сначала капитан думает, что это ему мерещится. Потом у него возникает дикая мысль, не голоса ли это врагов народа из расстрельных списков?
- Варя, ты ничего не слышишь? Как будто тонкое пение из-под земли?
Но девушка не отвлекается на такие мелочи. И он понемногу успокаивается.
Варя даже в постели обращается к нему "на вы" и зовет Сергеем Николаевичем.
Когда он после обеда задерживается у нее, сослуживцы считают, что он "работает на объекте".
Во время его визитов к ней жильцы стараются не выходить из комнат.
1942, Период ленинградской блокады.
В особняке на улице Чайковского 29 замерзающая коммунальная квартира. Обессиленные жильцы едва ползают по коридору. Все ценные вещи обменены на муку. Картины шли в то время за две буханки хлеба. За золотые часики можно было выменять половину лошадиной ноги. А под ногами истощенных жильцов - драгоценности, о которых никто не знал.
1942 Париж, Музей Родена
Перед скульптурной группой "Граждане города Кале" стоит гусарский поручик Сергей Сомов. На глаза его наворачиваюься слезы.
- Ты что, Сережа? - спрашивает жена.
- Я представляю, как тяжело сейчас жителям Петербурга. Они же тоже в осаде и уже второй год.
Жена, успокаивая его:
- А чем мы им можем помочь?
Сомов не отвечая ей, а продолжая думать о своем:
- Боши могут со дня на день войти в город. Они дотошные, каждый дом простучат и обнюхают. И запросто наш клад обнаружат. Будут потом фашистские офицеры с нарышкинских серебряных блюд есть. А еще могут сообразить переплавить посуду и Гитлеру памятник сделать из фамильного серебра русской княжеской фамилии...
- Сережа, а, может, комиссары уже сами давно все нашли. Ведь уже четверть века прошло, как вы там все сервизы спрятали.
- Не-а, - машет головой Сомов, - ничего они не нашли. Иначе давно бы уже во все трубы трубили об этом. Я вот что думаю, отдать, может быть, городу все это. Пусть хоть обменяют на продовольствие для несчастных жителей. Пойти в советское посольство и все им сообщить.
- Не знаю, - задумчиво говорит жена, - надо еще подумать. Да и куда они все эти сервизы девать будут, город ведь отрезан от внешнего мира.
Этот разговор слышит вертящийся около них старичок. Время от времени он взглядывает на них, но они, увлеченные разговором, ничего не замечают.
Ленинград, декабрь 1934 года. Убийство Кирова.
Продолжение следует.
Начало: http://proza.ru/2021/01/04/1491
Свидетельство о публикации №221010901989
Антикварные вещи и на самом деле поют.
"Вот только жаль распятого Христа..."
Ужасно жаль, что такое богатство счастье
никому не принесло, и не помогло
голодающим и умирающим блокадникам.
С уважением и интересом,
Лана Сиена 09.04.2021 19:17 Заявить о нарушении
Владимир Байков 10.04.2021 20:21 Заявить о нарушении