Перипетии жизни

Чему бы жизнь нас не учила,
Но сердце верит в чудеса:
Есть нескудеющая сила,
Есть и нетленная краса.
Фёдор Тютчев

* * *

Отслужив срочную службу, мне в силу семейных обстоятельств, пришлось остаться с родителями, Отец в то время сильно недомогал... А планы были такие, погостить дома и уехать в Томск, восстановиться в институт и, наконец, закончить его, уж сильно он мне досаждал тем, что все мои друзья закончили и получили дипломы, а я всё оставался с неоконченным высшим... Многое было полу, полу... Это затрагивало уже моё самолюбие... Да было оно! куда девать?.. Но, сила внешних обстоятельств порою бывает сильнее наших собственных желаний и я, повинуясь жизни, остался на год в посёлке. Сидеть иждивенцем нельзя, совсем некрасиво, надо было устраиваться на работу, и путь был один, сдать экзамен и в помощники машиниста на тепловозы, многие мои товарищи по посёлку, одноклассники трудились на этой «ниве», работа была трудной, но высокооплачиваемой. Машинистом работал мой зять, он меня и надоумил двинуться в этом направлении, «взять ум» в свои руки и ноги... Всё так и случилось, я стал работать!.. Не могу сказать, что мне нравилась она, работа, но странным образом многое, что случалось со мною, было далеко не любимо мною, словно меня подводило к тому, чтобы я безропотно и терпеливо сносил перипетии[1] жизни, готовило смиренно относиться к окружающему, убирало мою горячность и нетерпимость.
Одной из мелочей, что мне досаждали, были руки, когда под ногти и в трещины забивался мазут, и отмыть за раз не представлялось возможным, такая ерунда! а мне становилась поперёк, не нравилось, прямо пунктиком застряло в нутрах... Решил проблемку так, стирал сам одежду и таким образом кисти рук были чистыми. Это и другое по мере поступления в мою жизнь я либо устранял, либо находил способ простого решения... Быстро пробежала осень, потом зима, весна проскочила мгновением и, естественным образом, содеялось лето... А там и отпуск назрел, а он по законам того времени обязательно наступал после одиннадцати месяцев с начала работы. Ждал его! Хотелось нового, приятных впечатлений, каких-то перемен... И что же?.. Они не заставили себя ждать. Перипетии, есть перипетии, они прилетают ожидаемо, а порою посетителями внезапными... Принимайте, встречайте и любите!..

Перед отпуском всегда время торопишь... Но оно неумолимо и не подвластно нам. Тянется так себе, подчиняясь своим законам... Моментами его торопишь, а временами тянешь сознательно, медлишь, не совершаешь никаких активных действий, не подгоняя, обычно в ожидании какого-то благоприятного момента... Давай потихоньку, не торопись! И оно как бы прислушивается к тебе, замирает... Конечно, мы обманываемся. Когда момент долгожданный наступает, потом погоняем временем в силу своей молодости, активности и темперамента характера... О! это понятие времени, сколько учёных мужей, с именами мировых исследователей пытается рассказать нам, что же это такое. Время создано исключительно людьми, для обозначения отрезка продолжительности, которая не имеет ни начало, ни конца, для разбивки хода событий. И оно также имеет свойство пластичности, для одних минута нестерпимых болей может показаться вечностью, для других, проживающих счастливое состояние, даже годы проскакивают подобно краткому моменту. Время детства долгое, тянущееся, а в старости летит, не успеваешь уследить за ним... Из всех живых существ на Земле, человек единственный представитель земной жизни, кто сознаёт время, хотя от этого он вряд ли становится счастливее и мудрее... Так то!
В свои поездки, тогда работал помощником машиниста тепловоза, брал с собою блокнот. Путь по времени долгий... Проверил дизельные отсеки тепловоза, если всё в порядке, доложил машинисту, да, да! доложил, как в армии. Дорога, когда тянешь локомотивом тяжёлый железнодорожный состав, с десятками груженых вагонов, преподносит временами не совсем приятные сюрпризы... Механизмы отказывают, тогда держись, ты как на боевом посту, весь в напряжении, внимании и мотаешься, исполняя приказы машиниста. А, как всё в порядке, садишься и пишешь... Что?.. А всякое, что в голову идёт:

«Возьмите облако и швырните в того, кто не смотрит в голубую бесконечность неба»;
«Безумец, мыслимо ли поймать солнечный зайчик?.. Он был у меня на ладони, нежный, тёплый, ласковый... Я попробовал сжать ладонь, он весело перепрыгнул...»;
«Уста покорны разуму, но иногда лгут... Глаза живые свидетели правды, но они устают от неё»...
И ещё немного, чтобы не утомлять тем, что «лезло в голову на почве всякого настроения»:
«У мечты не ломаются крылья. Над ними, как над мыслями, не властвует пространство и время, и хотя мечты, есть разновидность мыслей, но имеющих иную почву, порою нереальную. Чем дерзновеннее она, тем больше стремление овладеть ею...»;
«Ты ещё зелёный плод на дереве и не успел побывать в зубах жизни»;
«А мне нужна, как луна, круглая и бледная... С океанами бурь, морями дождей и бухтами радости...».
Этот блокнот, со следами мазута и сейчас валяется в моём столе, где записано не всегда разумное... Так себе... Из области напускаемого разочарования жизни, время от времени пребывания в розовых мечтах, но и минутами мысленного самоуничтожения, вследствие «воздействия разных сторон жизни». Всякое ложилось в голову, не отвергал, записывал...

* * *

Последняя поездка и в отпуск... По давно ведомому закону «подлости», чтобы жизнь не казалась мёдом, она случилась на тепловозе ТЭ3, кто работал помощником машиниста или машинистом, знают каково это. Локомотив, в котором старенький дизель истёк маслом, приходилось выходить в дизельный отсек и беспрестанно мочалить тряпками, вытирать. Дизеля дымят, глаза выедает, они слезятся. Но этого мало было... В пути выбросило всю воду, потоком хлынула в машинное отделение, один локомотив заглушили и медленно, как можно в час «по чайной ложке», с трудом великим дотащились до промежуточной станции, благо был «порожняк», то есть пустые вагоны, не гружёные. На запасном пути пришлось оставить грузовой состав. С подобной поломкой такую машину нельзя было сдавать сменной бригаде, а это значит, тепловоз предстояло сдать в ремонт в депо, и был он приписан к нашему, магдагачинскому...
Уходят часы, пока пройдёшь все службы и поставишь тепловоз под ремонтный цех... Нудно и утомительно ожиданием. Хочется спать, а усталость после пережитой поломки, волнения, заворачивает всего к лени. Быстрей, быстрей!.. Сдали, поставили, освободились... Лицо, руки - всё было черным от масла, мазута и копоти дымящихся дизелей. Как-то отмывшись в цехе эксплуатации, сдав маршрутный лист и ленту самописцев для дешифровки нашей поездки, а по сути приключения, мы устремились в столовую, нашу знаменитую «Негритянку», делать «отвальную» в отпуск, или как правильно - откат, проводы, а пусть как есть... И день рабочий был на исходе, значит, столовая работает. Прозвали её так в честь таких, как мы, просмоленных и прокопченных эксплуатационных бригад, по-видимому, ещё работавших на паровозах и на старой технике, а также ремонтников в цехах локомотивного депо. Спецодежда коих походила на лоснящиеся, блестящие кожанки... Чисто комиссары, а не просто работники депо.

Момент, отодвинутый обстоятельствами на часы вперёд, наступил... На столе закуска, водка, пиво... Долгожданное «вбрасывание» не замедлило ждать... После быстрых пожеланий, типа такого:
— Чтобы отдых был удачным, море тёплым и прозрачным, чтоб через край лилось вино, не кончалось оно, чтоб фруктов было много вкусных и собутыльников не грустных!

В общем, как надо вести себя в отпуске, всё это бегом, глаза-то у всех горели, в рюмках «стыло» налитое. Наконец, мы выпили... «Водочка» огненным потоком устремилась по гортани, пищеводу и приятным жжением обозначилась где-то далеко в желудке. Процесс пошёл... В результате этого процесса возвращалась силушка, радость бытия и лёгкое гусарское настроение... Всегда рядом найдутся знакомые, а под уважительный повод всякий любит угоститься, подходили и угощались. Подтягивались знакомые, и тоже им было что сказать, что пожелать в моём «отпускном пути». Желали и заправлялись «огненной…», которая заставляла расправлять «крылья», убирала усталость, звала к непонятным потенциальным подвигам...

Многого нажелали, наговорили, а с каждым «пожеланием» все становились шумнее, а вокруг многое как-то роднее, привычнее, уже не таким чужим и окружающие походили всё больше на закадычных друзей, даже те, что были едва знакомы... Шёл домой без опрокидывания асфальта, но земля, странным образом покачивалась под ногами, и с чего бы это?.. Дома Мама покачала головой, укоризна читалась в её глазах, а Папа пошумел на меня... Так надо, он ведь Отец!.. К слову я уже не называл его Папа, а по-взрослому уважительно – Батя... «Батя», в этом обращении уже не было меня, ребёнка, читалось уважительное к самому понятию Отец, взрослое и в то же время почтительное... Батя мог за дело огреть клюкой своей, на что и в мыслях не было как-то оскорбительно ответить, конечно, я убегал, но он на слова:
— Бать, ты чего это?.. — грозил вдогонку:
— Я вот тебе задам, паршивец этакий, ишь ты повзрослел он...

Ну что скажешь?.. Отец, он и есть Отец! А как хорошо, чтобы был бы рядом и задавал бы мне клюкой своей, да почаще... Глядишь, и не наворотил бы в жизни разностей...
Сборы в поездку, в отпуск, были недолгими, что нам, холостым брать, главное денег побольше, а остальное лишь приложение. Путёвки в молодёжно-туристический лагерь, что располагался в горах Кабардино-Балкарии выкуплены, билеты на самолёт и обратную дорогу также приобретены, осталось только взять себя... Мы себя не забыли, как можно? и выехали на поезде до Благовещенска. Там формировалась группа от Амурской области, куда мы плавно влились, состав её был разношерстным от молоденьких девочек, до солидных, лет сорока мужчин и женщин, а также были и супружеские пары, но как-то быстро мы подружились, всё-таки вместе отдыхать и по горам ходить...
Днём, чтобы скоротать время до самолёта, катались на теплоходе по Амуру. Амур мутный с купающимися китайцами, машущими нам руками, приветствующие нас таких, как они, но не с раскосыми глазами и разговаривающими на другом языке, а в остальном почти братьев...
Вечером, на самолёте вылетели рейсом Благовещенск – Красноярск - Енисейск – Москва.

* * *

Подлетали к Москве, где я ещё не был, но читал о ней несчётное количество раз... Всё, что связано у меня с Москвой было легендировано, связано с литературой, историей. Это что-то нереально высокое приподнятое, такое, которое только историей и великими людьми описывается, а тут я сам, наконец, пожаловал в Москву. Было, отчего сердцу прыгать и биться в радостном волнении... В голове всю дорогу крутилось пушкинское:

Москва, я думал о тебе!
Москва... как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось! [2]

Из Домодедово во Внуково по широкой автостраде, через всю Москву, потом бар «Ракушка» Юго-Западной, Красная площадь... Когда видишь Красную площадь по телевизору или на фотографии, размеры её превышают действительные, оптический обман. Она не большая, но для того, кто впервые видит её, она всё-таки поражает своим великолепием и дышит историей Руси, непростой историей, порою страшной, кровавой, но сейчас по ней гуляют люди, не убегающие мыслью в глубину веков, просто любующиеся её красотой и великолепием. Любовался бы и я, если бы не любил историю и не читал уйму разных книг, документальных и беллетристических. Из истории я помнил, сколько кровушки пролил русский народ на этой площади... Непросто, ох! не просто её назвали Красной, красной от крови...
Время торопило нас, были недолго, минут пятнадцать и бегом в метро, до остановки «Юго-Западная», потом автобусом в аэропорт. Взлёт и посадка в аэропорту Минеральные Воды, автобусом до Тырныауза, что в Кабардино-Балкарии, и затем уже после мытарств новым рейсом автобуса в посёлок Эльбрус, где и находилась турбаза «Андырчи», что означало «Холодные ключи».

Эта база представляла собою маленькие домики, что поселились на склоне гор, со столовой и техническими службами. Всё было просто, как многое в советское время, без излишеств, почти по спартански. Выйдя из домика, перед тобою открывался небольшой посёлок, с несколькими пятиэтажными домами, а вокруг горы, горы... Утрами было холодно, от гор ли шла свежесть или от протекающей по долине реки Баксан, в которой и летом вода была ледяная. Удивляться нечему, Баксан собирался из речушек, что текли с высот, от ледников и снеговых шапок гор. Купаться было немыслимо, но купались отважные люди. Поток течения был слишком быстр, чтобы свободно заходить от берега к середине, сбивало с ног запросто... Наступал день, солнце, не заслонённое облаками, быстро нагревало воздух и предметы под ним, становилось тепло и даже жарко. Зноя не было, была легко переносимая, атмосфера и можно было свободно загорать на небольших полянках, на склонах гор, чем и пользовались мы...

Наше дело мужское, горячее, глаз так и косился в сторону, где раздавался девичий смех, где задор и живость читались, где было молодо и красиво... Разведали быстро, где торговали спиртным и готовили вкусные шашлыки, там и были мы постоянными клиентами. Вечерами зависали на танцплощадке, а утром обязательным образом на площадку и утренняя зарядка с пробежкой по пересечённой местности и столовая, потом по маршрутам, определяемыми инструкторами, прикреплёнными к группам.
Далее из моего дневника, тогда записанное:
«Ущелье «Шхельды», «Ирикчан»... Здесь природа сохранила большей частью свой первоначальный облик, лишь тропинки говорят о том, что и здесь ступала нога человеческая. Люди по природе любопытны и назойливы, где можно и нельзя пытаются оставить память о себе типа: «Здесь был...», хотя инструкторы строжайше запрещают подобное, но где там... не усмотришь.
«…»
Канатно-кресельная дорога на высоту 3040 метров над уровнем моря. Вид на гору Чегет и ледник, причудливо напоминающий цифру семь. Приглядевшись, мы увидели вереницу поднимающихся альпинистов, пытающих штурмовать высоту её.
А по Баксанскому ущелью разбросаны могилы, окончивших здесь жизнь свою, отважных людей, штурмовавших снеговые вершины.
Далеко внизу в долине точками ходят люди, ездят автобусы, автомобили... Идёт жизнь, бежит время...
Круглое кафе «Ай» на высоте 2750 метров, что в переводе означает Луна, со смотровой площадкой, видом на гору Эльбрус и потрясающую картину, уходящей вдаль Баксанской долины.
«…»
Вечно бьющий из земли источник минеральной воды «Нарзан», вода холодная, зубы сводит, с газом и освежающая...
На маятнико-пассажирской дороге поднялись к подножию горы Эльбрус станция «Мир», высота 3500 метров. Здесь и бар, выйдя из него перед тобою он, красавец Эльбрус, двуглавый. Весь в снегу, величественный с облачными нимбами над верхушками. Нам повезло его увидеть, день был ясный, солнечный, а как нам сказали, большей частью, затянута вершина облаками и тучами...
Фотографировались... Слепило солнце так, что смотреть без очков было невозможно»...
Необычно, многое внове, красиво, но даже это слово вряд ли может охватить своим понятием то, что мы видели, ощущали... Красиво!.. Но оно поверхностно, не передаёт внутреннее восклицание, реакцию всего себя на увиденное. В понятии красиво! что-то ещё должно присутствовать, живое, тонко чувствующее, почти воздушно осязаемое... Больше, чем красиво! почувствовал, ощутил во время похода в ущелье «Юсеньган»... Именно этот поход запомнился больше всего из того, что я посетил, хотя мне не хотелось бы принижать и другие значимые места, где был, что видел...

* * *

Подъём составил несколько часов... По проторённым тропам ущелья реки Юсеньги, мы выбрались, наконец, на площадку, где дальше был только ледник, он убегал далеко вглубь гор и терялся в гуще рыхлых облаков, а слева и справа отвесные скалы кавказских хребтов Кабардино-Балкарии. Было необычно и торжественно, ощущение «я здесь», среди величия взметнувшийся ввысь природы, где ты совсем маленький, где всё дышит историей веков, а внизу убегающего ущелья копошится жизнь далёкая и какая-то приземлённая, над которой ты... И смотришь на всю картину вида внезапно представленного глазам с ощущением восторга, немого восхищения и внутреннего трепета доселе невиданного... Я действительно был первый раз в горах, поэтому и смотрел на всё такое глазами ребёнка, у которого всякое новое вызывает внутренний всплеск эмоций, с той лишь разницей, что не пищал вслух, а хотелось... Рядом слышались радостные восклицания, удивления, но я почти ничего не слышал, а был поглощён виденным...
Вблизи отвесной скалы лежал валун, размерами с двухэтажный дом, на который можно было не без труда забраться, что я и сделал... Этот камень, а скорее отколовшаяся скала, падая, остановилась буквально на краю пологого склона, если бы хватило инерции немногим далее упасть, то остановка его была бы в самом низу, где протекал Баксан. Много бед бы по пути натворил, но природа хранила и сделала наподобие природного возвышения посреди ущелья...
Я сел на краю этого огромного валуна-скалы, с высоты которого открывался восхитительный пейзаж, я потерялся для окружающего мира, для находящихся там людей...

... Лишь высших гор до половины
Туманы покрывают скат,
Как бы воздушные руины
Волшебством созданных палат.[3]

Сверху огромного валуна-скалы на меня надвинулся потрясающий вид ущелья, где склоны гор откинулись назад к своим вершинам, наклонились, чтобы дать возможность торжествовать растительности и всему рельефу. И сколько я видеть мог, пейзаж убегал вниз, вдаль и терялся густым лесом уже у самого Баксана, и всё в той стороне было маленьким и далёким... Было замечательно хорошо! Всё просто, красиво и умиротворённо. Постепенно внутренне я стал проникаться какой-то особой атмосферой и великолепие, развернувшегося передо мною пейзажа обретало иной уровень красоты, которой я не видел, не наблюдал до этой минуты... Я немало читал о таком, когда путешественники или те, что в экспедиции в горах отмечали особое состояние, которое у некоторых оборачивалось обмороком от увиденного горного упадания красоты, именно упадания... Состояние особое, когда всё откликается в тебе, всё проникает в тебя, находит отклик, и ты словно растворяешься во внешнем, а внешнее проникает и растворяется в тебе. Теперь и я поймал такое удивительное миросозерцание и ощущение соединения внутреннего с внешним. Ты как бы встраиваешься в картину природы и становишься её неотъемлемой частью...

Далеко внизу терялась змейкой речка, а по обочинам на склонах гор маленькими точками, белыми шариками паслись овцы, бараны. Одинокими хижинами рассеялись поселения горцев... А вокруг, слева и справа, высились громады скалистых гор. Всё это тонуло в ослепительном солнце, в мареве, в лёгкой вибрирующей пелене... За спиной поднимался к небу вечный ледник, терялся в кучных облаках, словно дорога подъёма к Всевышнему, загадочная, ледяная, и мы были немногим ближе к Нему, чем люди в долине... Сверху светило огромное солнце, жаркое, июльское... Набегали изредка на него облака, скрывали из виду, но быстро таяли в синеве дали небесной...
Передать эти чувства, восторга, проникновения, лёгкого воздушного полёта мыслью, поднимаясь над исполинами гор, над вечными ледниками, словами сложно, почти невозможно... Это было эфирным чувством бытия, неуловимым, нефизическим. Подобное я испытал только в годы своего детства на берегу озера, когда издалека слышались голоса Мамы и Папы, а внизу под крутым берегом плескались в озере мои сёстры... И было много солнца и звуков, непередаваемых словами... [4]
Состояние это я назвал ранее в своей книге «абсолютным счастьем», ощутил, а скорее был в нём... И теперь, высоко в горах, сидя на огромном валуне и, глядя вниз в спускающуюся меж гор долину, я вновь оказался в таком коконе необычности...
Подобного мироощущения, растворения в миру я более не ощущал нигде. Были минуты восторга, но такого нет...

* * *

Перипетии, что гостьи неожиданные, пришли и встречайте их с хлебом и солью. В это лето они заходили ко мне частенько и коренным образом меняли мой привычный уклад жизни...
Буквально перед отъездом моя сестра сказала мне в сердцах:
— Да хоть бы ты там женился! Надоел уже своей холостяцкой жизнью..., — и была права, я и сам себе поднадоел ею основательно...
И чтобы вы думали? Я действительно женился в отпуске... Познакомился с девушкой, что отдыхала с группой молодёжи из Украины и там же, в посёлке Эльбрус, мы расписались. Такого нельзя было делать, скажите вы, необходим был месяц выжидания с подачи заявления, но у меня нашлись такие слова, которые убедили ошарашенную женщину, заведущую ЗАГСом, расписать нас. Там же и справили молодёжную свадьбу, где присутствовали много парней и девушек с базы и которые не были знакомы нам. Так закончился мой отпуск!
Запись, сделанная мной в «мазутном» блокноте: «... мне нужна, как луна, круглая и бледная...», сказалась скоро... Я получил «океаны бурь», «моря дождей» и «бухты радости». Были и первые, и вторые, и третьи – были! что греха таить... Многое было...
И ничего не предвещало такой скорой перемены жизни?

Предвещало!
Что же мне посылалось? Каким образом? Попробую обрисовать эту необычность...
В одной из поездок, перед самым отпуском мы с машинистом отдыхали в Сковородино, это пункт на западе, где бригады ожидали своей очереди, принимали тепловоз, состав железнодорожный и следовали назад, до Магдагачи... Пока ждёшь очереди, спишь до своего вызова. Утро было раннее, уже забрезжил рассвет, я проснулся и находился в той полусонной неге, когда и не спишь и нет желания открывать глаза, в какой-то дрёме пребываешь. Вдруг, да, да! вдруг, меня ошарашили крыльями по лицу, ошарашили хлёстко, даже больно. Я вскинулся на постели, открыл глаза, предполагая чью-то дурную шуточку, но большая птица, ещё раз хлестанула меня по лицу и растаяла, растворилась словно кадр в кино, постепенно меняя чёткость изображения... Ничего не понимая, посмотрел на машиниста, тот спал, похрапывая... Я потёр от боли лицо, ещё чётко слышал шелест перьев исчезнувшей птицы, медленно стал входить в осмысливание, что же это было... Представляю моё лицо на тот момент, наверное, глупее не сыщешь... Вскоре нас вызвали, и мы потопали в грузовой парк принимать свой тепловоз, всё это время я пребывал под впечатлением произошедшего со мной. Дела мирские и обязанности по работе закружили меня, и я уже дома только вспомнил случай и поделился с Мамой, выслушав, она сказала
— Это к перемене... Что-то случится у тебя, тебе как бы предупреждение посылается.

Кто бы мне, кроме Мамы, сказал путное, с которой самой происходили необычные случаи... Одни повертели бы палец у виска, те у которых всё просто в этой жизни, другие бы сослались на мою больную фантазию, а третьи сказали бы, что сон приснился...
— Тебе, наверное, померещилось, — первое, что скажите вы...
Мне также померещилось, как мерещатся эти буквы читающему. Готов подписаться под каждым словом, которым описываю это событие и пока пребываю в трезвом уме и твёрдой памяти... В других рассказах, я описывал необычные явления, которые происходили в моей семье и со мною лично, а многое не предавал ещё огласке, возможно когда-нибудь, если представится случай, но они были... Уверяю вас, что каждый человек, если покопается в своей памяти, вспомнит какие-то необычные вещи, даже странноватые, неожиданные встречи и яркие вещие сны... Так устроен мир, а он сложный и не всё представляется нашим глазам, за кадром который видим, существуют сложные миры и пытливый ум, об этом я часто пишу, если захочет, найдёт многому объяснение, благо литературы последнее время появилось много. Но не всей, не всей надо верить...

А я уже женатый побежал дальше жить... Как? О! на это и романа мало, да и не всё можно описывать, есть такие вещи, которые надо оставлять при себе, я и оставляю, но одно скажу, что...
Я приучил себя к мысли, что всё со мною происходящее в пространстве жизни, принимать с благодарностью, низким поклоном, как к урокам, как к испытаниям, которыми мы растём духом... Несомненно, что чем сложнее доставалось какое-то достижение, тем ценнее оно и устойчивее, а каждое испытание укрепляет или разрушает сознание человека. Жизнью, её уроками, сложными тропами, «бегая по жизни» извлёк для себя вывод, что воля человека не растёт в тепличных условиях, а растёт от каждого отягощения духа обстоятельствами жизни и становится сильнее. Главное - не склониться, не поникнуть!
               
                /декабрь 2020 года, январь 2021 года/

-----------------------------------------------------

Иллюстрация: художник Бабич Александр. Горы. 2011г.

[1] Перипетии - переворот, внезапная перемена в судьбе героя. Внезапная перемена, осложнение в каком-нибудь событии, в чьей-нибудь жизни.
[2] Строки из романа в стихах Пушкина А.С. "Евгений Онегин", глава 7
[3] Строки из стихотворения Фёдора Тютчева
[4] Намёк на мой рассказ "Абсолютное счастье" из книги "МОЗАИКА ДЕТСТВА­"