Глава X Брежнев

- Товарищи, социализм рождает новое отношение к труду. Одним из ярких его проявлений было и остаётся социалистическое соревнование. Сегодня я с чувством глубочайшего удовлетворения могу объявить, … - доносилось из работающего телевизора.
Речь убаюкивала дверь командарма. Хотелось спать.
- … что в текущем социалистическом соревновании среди хоккейных клубов страны уверенно побеждает Московский Спартак. Это тем более отрадно, что Спартак является олицетворением силы и мощи нашего народа. Его высоких духовных качеств и подлинной культуры. Каждый из игроков Спартака – это добросовестный труженик и патриот красно-белого цветов. Он живёт полнокровной жизнью созидателя нового мира. Честь и слава Спартаку. Мы знаем, путь, которым он идёт, это единственно верный путь.

* * *

Соскучился по дому после очередной командировки. Хотел сделать для него, что-то, что объединило бы их, после долгой разлуки. Предложил сыну:
- Давай дверь обобьём?
- Давай! Согласился Вова. Учился уже на четвёртом курсе МГИМО.
 Нашёл мастера по обивке дверей.
 Проложив ватой накрыл толстым, но мягким дерматином, коричневого цвета, с имитацией рельефа кожи, сначала одну створку, затем вторую. Забивал красивые, с звёздочками на шляпках, обивочные гвозди.
Было щекотно, но очень приятно. Гордилась, что меняла свой внешний вид, одеваясь в новую одежу. Наблюдала за тем, как завидует ей, но не подаёт вида друг, дверь, напротив.
- Экономика, должна быть экономной. Таково требование. Условия, в которых народное хозяйство будет развиваться в восьмидесятые годы, делает ещё более важным ускорение научно-технического прогресса …, - бубнил телевизор.
Было хорошо, уютно и тихо в новой одежде. Закрывалась без щелчка, мягко, будто женщина к мужчине прислонялась створкой к проёму. Знала, теперь будет новая жизнь. Слушала телевизор, пока мастер сдавал свою работу хозяевам. Прикрывал её створку, затем открывал и прикрывал снова. Одну, вторую. Затем обе. Потом проверяли замок, прокручивая в её недрах ключ. От этого было приятно, не слушала генерального секретаря. Знала, что он, где-то там, в кремле. Говорит, докладывает делегатам. А те, в свою очередь, внимательно слушают, пытаясь услышать между строк о том, что написано для них, но, в то же время, совершенно не интересно больше никому в этом мире.

Пытался читать внятно. Но с дикцией были серьёзные проблемы. Врачи не могли ничем помочь. Долгая борьба с раком челюсти не возвратила полностью способность к нормальной дикции. Да и проклятая бессонница делала своё дело. Не мог уже давно спать без успокоительных и снотворного.
И зачем я читаю всё это? Нет, всё же надо стараться. Меня слушают. Вон, как внимательно следят за каждым моим жестом, так и ловят момент, чтоб массово ударить в ладоши, если вдруг, хотя бы на секунду остановлюсь. Но, не имею право на это. Не могу позволить им хлопать не там, где положено.
Как много сделано в стране. Неужели мы действительно стоим на пороге коммунизма? Сам не верил в то, что под его руководством СССР так близко подступил к новой эре. Но окружение уверяло в этом. Приходилось принимать к сведению. Да и всё было в его руках. Ни в чём не ощущал недостатка. Всего хватало. Неприятности личного плана лишь слегка расстраивали. Дочь слишком много пила. Не хотела браться за ум. За, что же мне такое наказание? Но, нет, не бывает так, чтоб всё было хорошо. Должны быть и какие-то неприятности. И, если в правительстве нет подвижек и интриг, точнее они не так явны и ярки, то обязательно должно что-то происходить в личном круге общения.
Какая же длинная речь! Когда же она кончится. Но, как сосредоточенно они все меня слушают. Какие внимательные лица. Передо мной вся страна, со своими проблемами. Но, они глубоко спрятаны в недрах каждого из присутствующих здесь, и никогда не будут заявлены. Какие же сильные и крепкие у нас люди, воспитанные партией и правительством. На них держится страна.
Достал носовой платок. Всегда было два для таких целей. Вытер лоб. Не успел убрать обратно. Передумал. Вытер затылок, затем шею и подбородок. Нервно, но, тем ни менее достаточно неспешно, скомкал его, убрав в карман пиджака. Прокашлялся. Какая мягкая ткань. Приятно впитывает в себя усталость доклада. Надо будет поблагодарить сотрудницу гардероба.
Неужели я первый генсекретарь, который не имеет никакого отношения к репрессиям? Эта мысль давно настораживала его. Казалось, что слишком мягок характером. Нравился за это женщинам. Любили его за заботу о них.
Ох уж этот XXVII съезд коммунистической партии, проходивший с 23 Февраля по 3 Марта в Москве!
- … Нужно устранить всё, что делает процесс внедрения нового трудным, медленным, болезненным, - дочитал.
Кажется, всё. Неужели это конец? Депутаты с небольшой задержкой поняли, что речь закончена. Раздались аплодисменты. Показалось на мгновение, что они не столько радостные от того, что было хорошо сформулировано в докладе, сколько от того, что устали. И усталость эта не от множества, прочитанного, и не сказанного самостоятельно, а от того, что никому всё это уже было не интересно. Сам процесс приезда в Москву из других городов, размещение в гостиницах, забеги по магазинам, в надежде достать хоть что-то из того, что давно требовалось купить для детей, маме, мужу, может жене, не забыв о себе собой, любимой, или любимому, выматывал полностью.
Прогнал от себя эту неуместную после проделанной им работы мысль. Не хотел расстраиваться, ощущая лёгкую, но приятную усталость. Завтра, рано утром, ждали на охоте. Это согревало душу.

* * *

Долгие годы затишья, говорили лишь о том, что война неизбежна. Холодная, без пролития крови, исчерпывала свои инструменты. Требовалась свежая кровь. Но с кем воевать? С Америкой опасно, да и бесполезно. Война во Вьетнаме доказала это, несмотря на то, что прямых конфликтов не наблюдалось.
- Афганистан, - словно бы сама себе, сказала дверь командарма.
- Зачем он нам?
- Ещё одна республика.
- Чует моё сердце, с этого всё и начнётся.

Война в Афганистане.
Вилен хотел понять, как это происходит. Как навязывают социалистический путь развития другим странам. Вызвался ехать в зону боевых действий в командировку.
Два месяца.
Так мало для того, чтоб понять, осмыслить, сформулировать, написать. И так много, чтоб пережить, впитав в себя горе потерь, связанных с захватом власти в стране. Целые деревни трупов. Отрезанные головы, пропавшие без вести солдаты. Понимал; его стране не нужна эта война. Но, писал так, как этого требовала партия, членом которой был с двадцати трёх лет, вступив в неё в институте.
Может, именно с этого и начинается тот страх, перед самоубийством? С маленького, такого незаметного не только со стороны, но, даже и самим собой, компромисса? Вот сегодня я напишу так, слегка не затронув главного, а завтра уже будет легче, вообще соврать. Но, ради чего? Ради великой цели? Но, в чём же именно она состоит, если требует от всех только лжи?
В Афганистане застряли надолго. И теперь уже было совершенно непонятно, для чего нам нужна эта страна. Так и не победив, постоянно сохраняя противостояние с Американцами, СССР упрямо поддерживал свой военный контингент на этой территории.
Вернулся уставший, вымотанный. Не понимающий смысла этой войны. Догадывался, что с неё начнётся, какой-то новый этап.
- Неугомонный. Зачем тебе все эти поездки? – встретила его на пороге мама.
Редко теперь говорил с ней. Долгие командировки, репортажи, книги, занимали его полностью. Но мама была рядом. Она старела, вместе с ней устаревало и прошлое.
За ужином, сказала:
- Ты много работаешь. Как твой отец. Стараешься изменить мир. А ему это не нужно. Скорее он сам изменил нас.
- Да, мама, люди стали другими.
- Ты веришь в это?
- Да.
- Для того, чтоб изменится, нужно многое пройти.
- Не всегда это должна быть тюрьма.
- Те, кто много отсидел, становятся совершенно иными. В них остаётся лишь стержень, но меняются привычки. Речь, походка, даже само лицо. Человек сам хозяин своей судьбы, хоть и получает её от Бога. Только тот видит, что ждёт каждого впереди. И иногда посылает страшные испытания, что в корне меняют человека, как личность.

* * *

С середины восьмидесятых искал себе преемника. Остановился на Андропове.
Умер тихо, мирно. Во сне. Оторвался тромб. Приехавшая бригада реаниматоров особо не старалась, видя, что время упущено. Да и рядом с ним не было никого, кто бы настолько сильно переживал за его жизнь, чтоб своим рвением подействовать на процесс реанимирования. Никто не желал воскрешать то время, что олицетворял собой этот, ещё один, отживший свой век генеральный секретарь.
Спокойный период в жизни государства закончился так же спокойно.  Не сделавшего особого зла стране генерального секретаря, хоронили с почестями, но, без особого страха. Не так, как тех, кто отвечал за процесс уничтожения миллионов её мирных жителей.
Гроб, опускаемый в могилу, служащими был неловко уронен на её дно.
Небо Москвы разорвалось многочисленными гудками фабрик и заводов, прощающихся с очередным вождём. Наверно, начиная с его смерти, это слово утратило свой смысл. Страну ждала пятилетка пышных похорон, как потом называли её в народе. Так и не оставив после себя никакого решительного следа, генсеки уходили один за другим, не успев освоится на своём месте, получив удовольствие от власти.

- Как-то душераздирающе уныло, - сказала дверь героя соцтруда.
- И меня не пробирает нисколько. Хватило того единственного раза, когда хоронили Сталина.
- Да, не каждому первому секретарю ЦК КПСС удаётся умереть на своём посту в наши дни.
- Думаю, скоро вообще эта должность будет ограничена во времени, как, скажем, в Америке.
- В этой стране вряд ли такое произойдёт. Здесь к власти приходят те, кому она необходима для жизни, как воздух. А такие приходят навечно.

Именно со смерти Брежнева, который позволил себе умереть находясь бессменно на своём посту 18 лет, практически догнав в этом самого Сталина, и началась стремительная потеря страха населения перед властью.

* * *

Прошло, каких-то пять лет, но, сменилось уже три генеральных секретаря, начиная с Брежнева. И, все они ушли из жизни на своём посту, тем самым совершенно размыв в народе веру в вечность и незыблемость власти. Лафеты пушек, перевозящие гробы генеральных секретарей, как и полагается президентам, умершим на своём посту, превратились для населения в обыденное зрелище, Люди теперь жили одним днём, благодаря грамотному замятию преступлений Сталинского режима Хрущёвым, не желавшие знать своего прошлого, отученные от мыслей о будущем. Подворовывая и унося с работы всё плохо лежащее, не имели желания ничего создавать, так, как устали от постоянных обещаний новых прорывов в экономике, космической промышленности, и науке. Считали; всё это работает само по себе, отлаженное, как хороший механизм, и не нуждается в их постоянном внимании.

* * *

- Матиас Руст сел на Большом Москворецком мосту. Это не укладывается в голове. Как такое возможно? Неужели это полный провал системы ПВО? Нет. Скорее всего сама страна деградировала к этому моменту настолько сильно, что уже не способна не только присоединять к себе чужие территории, но и с трудом удерживает свои, - сказала дверь командарма.
- Ты не права. Просто этот маленький самолётик не заметили, приняв за спортивный, делая акцент на серьёзных машинах. Да и к тому же это не первый случай. Надеюсь ты помнишь тот Ju – 42, что приземлился, пролетев над кремлём 15 мая 1941 года?
- Ещё бы. Прослеживается некая закономерность. Мне кажется, что скоро нас ждут интересные события.
- Брось. Ты вечно заглядываешь вперёд. Зачем? Живи сегодняшним днём.
- И, всё же, самолёт над кремлём – это к войне.