Глава VIII Гагарин

- Белка и стрелка полетели в космос. Если так пойдёт, то скоро и человека отправим туда, - сказал друг, дверь героя соцтруда.
- Кто его знает, может уже полетел, просто от нас держат в тайне.
- Зачем же такое скрывать? Глупая. Об этом надо на весь белый свет кричать, как о победе, о новом завоевании нашей науки.
- Вот, всё время мы, что-то завоёвываем. Нет бы просто, как все остальные, неспешно, но с любовью делать своё дело.
- Интересно, будут ли селить в нашем доме космонавтов?
- Не будут. Зачем? Ведь они простые лётчики.
- А разве твой Хосе не был простым лётчиком?
- Нет. Он герой.
- А космонавты чем хуже?
- С космосом не воюют.
- Но, его завоёвывают.

* * *

Вилен женился. У них родился сын. Семья росла. Пять комнат позволяли жить в достатке. Он стал журналистом в слегка изменившей свой курс стране.
Годы стремительно летели. Не задумывалась о том, что когда-нибудь, кому-то придёт в голову мысль покрасить её. Та, ещё заводская краска давно уже потеряла свой вид. Местами были сколы, вмятины. Где-то снизу, у самого пола, вообще недоставало щепки. Да, и когда Вилен решил врезать глазок, откололся кусок краски. Но, зато, теперь через меня можно смотреть, с гордостью думала она. Совсем не то, что раньше, когда удавалось узнать о том, кто пришёл, только спросив его об этом. Сейчас же достаточно было всего лишь одного взгляда, чтоб понять. Но, в то же время для чего это требовалось?
Бояться больше не приходилось. Давно уже арестовывали за настоящие, а не сфабрикованные преступления. Но, тем ни менее, приятно было ощущать, что через тебя кто-то смотрит. Казалось, что становишься прозрачной в этот момент, и нет в тебе никаких задних мыслей, скрытых желаний. Вся, как на ладони.
- Завтра выходной. Давай вместе сходим, куда-нибудь?
- Да мам. Только после обеда. Я хотел покрасить дверь.
- Зачем!? Неужели она у нас стала старой?
- Нет. Просто хочу придать ей другой вид. Пусть будет светло-бежевой, а не серо-коричневой, как в казённом учреждении.
- Делать тебе нечего.
- Я уже купил краску.
Красил вдвоём с сыном.
- Пап, а почему наша дверь такая высокая? – спросил Вова.
- Высокая!? А-а-а! так это ж просто ты ещё маленький, - посмотрел на сына, стоящего с кистью. Добавил:
- Давай так. Ты красишь снизу, а я сверху. Встретимся где-то ближе к середине. Идёт?
- Идёт.
- Ну, тогда поехали!
- Поехали!
Вилену было приятно от того, что его сын красит дверь. Понимал, что вещи в квартире, так же, впрочем, как и сами её жители слились в единое целое, и, теперь должны находится всегда вместе. Ничто не может быть выброшено на помойку, так, как с годами всё больше и больше превращается в нечто подобное музею, сохраняющему отголоски той, прежней жизни, без которой не было бы и нынешней. Всё переплелось в одно единое целое. Семья состояла из трёх поколений, объединённых одним домом. Казалось, что ничто не сможет теперь прервать эту преемственность. Что дом будет возвышаться здесь, на набережной вечно.

* * *

Стояли прижавшись друг к дружке. Ждали своего часа, когда приедет грузовик и начнётся погрузка.
После того, как была собрана, и установлена на специальный поддон для шпатлёвки, грунтовки и покраски, поняла – это и есть счастье, ощущать себя нужным предметом.
Дверь.
Теперь я дверь. Через меня можно входить и выходить. Я могу перед кем-то закрыться навсегда, а кого и впустить, несмотря ни на какие препятствия со стороны окружающих. Лишь бы только сами хотели этого. А, какие у меня красивые петли, так и блестят на солнце. Никогда не будут скрипеть. И в ночное время я смогу впустить тех, кто особо не хочет заявлять о своём присутствии. Но, когда же в меня врежут замок, и хватит ли одного? Может их будет два?
Погрузка началась рано утром. Грузили медленно, стараясь не поцарапать. Клали лёжа, прокладывая доски. Для жёсткости, чтоб не болтаться по кузову, уплотнили окнами. Да, безусловно те выигрывали по своему внешнему виду, будучи покрашены в белый цвет, рядом с серыми, невзрачными дверями, но, знала, её жизнь будет куда интереснее.
Многолюдный город, встречал грузовик толпами спешащих на работу людей. Трамваи, автобусы, машины, и, даже мотоциклы попадались им по пути. Двигались медленно. Никогда в жизни не видела такого большого города. Да и маленькие приходилось проезжать стороной, не покидая железнодорожных станций. Но, знала, что это самый большой город в стране. Многоэтажные городские дома пугали своей высотой. Даже будучи сосной, не имела той высоты, что могли похвастаться здания по обе стороны улицы.
Красивые фасады, украшенные лепниной, не нравились ей. Считала, что дом, в котором будет стоять совершенно другой. Он должен быть высоким, лаконичным и с большими окнами, чтоб лучше были видны улицы.
Въехали на стройплощадку.
Двенадцатиэтажное здание красовалось среди выглядевшей малоэтажной окружающей застройки. Более того, дом стоял на острове, окружённый с двух сторон рекой. И это очень радовало её. Неужели это он!? Трепетала перед высокими, серыми стенами. Теперь понимала почему и сама выкрашена в серый, но в более светлый цвет. Кое-где, в дальних корпусах, ещё не были установлены окна. Зияли тёмные дыры. Да и фасад не был покрашен. Где уже имелись окна, они создавали контраст белого с серым, придавая сдержанную аккуратность зданию.
Началась разгрузка.

* * *

Летел над землёй.
Облака были далеко внизу. Создавалось даже впечатление, что это не они, а некая тонко распределённая кем-то по планете вата, будто под ёлкой, или между стёклами в окнах домов. Так делала его мама в детстве. Вспомнил сейчас почему-то об этом. Летел сейчас, как Икар, словно под самым солнцем, открытый ему, не имея на себе ни малейшей тени от туч. Радовался этому, и в то же время боялся. Казалось, что совершенно ничем не защищён от его ярких, прожигающих сознание лучей.
Но не жгли, и даже не грели. Скорее освещали землю, такую яркую в их сиянии, и его заодно вместе с ней. Сначала, прежде чем выровнялся его корабль, крутился вдоль оси, проходящей по эллипсу его полёта. Яркое, ослепительное солнце, при каждом витке освещало внутренности корабля. Жмурился, привыкая к его лучам. Потом привык, поняв, что скоро стабилизируется в полёте. Автоматика управления двигателями сделает своё дело. И, теперь, когда перестав кувыркаться, летел спокойно, его иллюминатор находился таким образом, что позволял наблюдать за землёй, даже не приподнимаясь в своём кресле. Сейчас планета казалась ему одним единым государством, где нет войн, а те, что проходили когда-то, давно забыты. Люди счастливы и спокойны, нет тюрьм и лагерей.
Не разбирался в политике, но, казалось; видит будущее, и оно неизбежно именно в таком виде. Верил в то, что всё так и будет. И сейчас, когда солнце освещало землю целиком, пусть и с одной стороны, скользя по ней своими лучами, не боялся его, видя всю доброту по отношению к планете, что раскрывалась именно здесь, из космоса.
Ещё, когда учился в лётном училище думал, что полетит.
Снилось.
Утром, казалось, что во сне жил наяву, только в другой, ещё не наступившей части своей жизни. А теперь, действительно летел над той самой землей, где родился в маленьком, одноэтажном, бревенчатом домике.
Даже, когда стояло под вопросом его зачисление в отряд космонавтов, не сомневался в том, что полетит. Почему, откуда в нём была эта вера? Догадывался; перед ним были космонавты, которые погибли, но, о них никто не говорил. Все старались держать это в страшном секрете. То ли не хотели напугать его, то ли действительно была государственная тайна.
Знал.
Неоднократно снилось, что вернулся из полёта.
Всего час сорок пять минут должен был находиться в космосе. Уже прошло около получаса. Невесомость оказалась не такой труднопереносимой, к которой готовили в космическом отряде.
Какая же она маленькая из иллюминатора!
Неужели я первый человек, который оказался в космосе из всех представителей населения земли? Не верилось в это. Казалось, что, когда-то, много тысячелетий назад уже, кто-то летал в космос и видел оттуда землю. Иначе как бы могло ему снится то, что наблюдал сейчас в иллюминаторе? Только общая память всего человечества могла позволить ему увидеть этот маленький фрагмент информации, показанной ему в виде сна.
Всего один виток, на скорости 28 тысяч километров в час. Много ли это, или мало?
Несоизмеримо мало!
Но, в то же время и колоссально много для его мозга, на пределе справляющегося от нахлынувших чувств от получаемой информации.
Полёт подходил к концу. Время пролетело моментально. И вот уже заканчивался. Хотел увидеть Москву, но, траектория пролегала таким образом, что на излёте мог только вдалеке увидеть место, где она была, да и то в сильном искажении.
По географии была пятёрка. Легко узнал где именно находится столица. Облаков над ней не было. Всматривался, но видел лишь очертания города. Никогда не был в Москве. С орбиты у самого горизонта, просматривалась и бывшая финская территория на Кольском полуострове, где находился посёлок Луостари, где служил в истребительном авиационном полку, прежде чем был взят в отряд космонавтов.
Сколько народов под ногами и все они имеют право на жизнь, хотят быть ярче, глубже других. Стремятся править. Но, кто же может им дать такое право? Кто, как не сам Бог? Что же нужно для этого?
Вера? …
Вера в непогрешимость помыслов? Вера в того, кто выше? В свою ничтожность? Как же я ничтожен. Как же беспомощен перед силой всего того, что думает, что имеет власть надо мной. Может, именно поэтому и могу, в праве вернуться на землю живым.
Земля провернулась под ним, и теперь, понимал; бег её должен ускориться.
Или нет. Не так.
Не мог он лично способствовать этому ускорению. Скорее сотни рук, причастные к полёту, что способствовали приближению этого дня, когда космос стал ближе, взяв, обретший на такой высоте свои границы голубой земной шар, теперь смогут сохранить его для других поколений, не дав ввергнуться в пучину новых потрясений. Разве нужны они теперь были людям, которые сумели подняться выше небес, до самого космического пространства? Разве теперь не изменится мир к лучшему, став умнее, технологичнее, а значит, миролюбивее и уважительнее к людям, главным его составляющим?
Верил в это. Знал: земля теперь закрутиться по-иному, в новом времени, и его отсчёт был озвучен перед его стартом, в обратном порядке, до цифры ноль.
Только сейчас понял, какой именно смысл интуитивно вложил в слово «Поехали», имея в виду начало пути, ведущего в новую эру.
Полёт проходил в автоматическом режиме. Поэтому оставалось только ощущать себя пассажиром, хоть и знал, как следует сажать корабль в ручном управлении. Но, не понадобилось.
Впереди самое страшное. Плотные слои атмосферы. Слышал; были случаи неудачной посадки пробных пусков, когда обшивка спускаемого аппарата сгорала. Но, верил в качественную теплоизоляцию.


* * *

- Ураа-а-а-а! Ураа-а-а-а! Ураа-а-а-а! Гагарин! Гагарин! Гагарин! – скандировали на улице, под самыми окнами. На набережной.
Мы первые в космосе, поняла дверь! Надо же, как быстро летит время! Вот я уже другого цвета. Не как прежде. Может всё дело в краске, которой меня покрасили. Она имеет цвет, в отличие от предыдущей. Или нет. Не то. Не цвет. Дело не в нём. Просто настало другое время. Пришёл новый век. Он более человечен. И, хотя наблюдается некий риск, всё же человек теперь это звучит гордо.
- Ты, что-то сказала?
- Нет, - встрепенулась. Поняла, что позволила себе сказать что-то вслух.
- Человек всегда звучало гордо. Просто гордости прежде было меньше в людях.
- Какой гордости? За страну?
- О-о-о! Уж этой сколько отбавляй. Я имел ввиду другую гордость. Простую, человеческую. Гордость за себя, перед страной.
- Думаешь, теперь она появилась?
- Уверен.
- И всё же ты явно из дуба.
- А хоть бы и так. Я вечен в отличие от тебя, подверженной гниению.
- Тут не сгниёшь. Сухо и комфортно.
- Вот и я о чём. Сухо и комфортно нам с тобой. А ты опять ищешь себе приключений. Зачем? Остановись. Бери от жизни всё.

Мятая газета «Правда», с портретом Юрия Гагарина на первой странице, перелетала по проезжей части набережной, с одного её края на другой. Праздник закончился. Космический герой уехал в мировое турне, начав его с Америки. А страна опять осталась со своим прошлым, никак не желающим удалятся из голов её жителей. Они жили им, сами того не понимая, видя настоящее, веря в будущее, но, никак не желающие уходить с пьедестала героизма, заморочившего и без того уставшие головы.
Москва застраивалась Хрущёвками.
Сам же Никита Сергеевич, получивший власть непостижимым образом, даже и не подозревал, что оставит после себя след в виде ненависти к кукурузе, побеждённого космоса и жалких панелек, которые, почему-то своими планировками превосходили те, что были созданы самим Борисом Михайловичем ещё в далёком 1930 году, в проекте дома на набережной.
Казалось, что ещё совсем чуть-чуть. Ещё один шаг, и бассейн сольют, построив на его месте храм. Точную копию того, что был прежде.

* * *

Близился юбилей.
Ждал его. Любил праздники. Особенно подарки. И, вот, когда семидесятилетие наступило, удивился выделяющемуся из многих, самому необычному.
Были разнообразные, не все успел толком рассмотреть 15 апреля, был слишком плотный график. Лишь только 17 числа дошли руки до аккуратно упакованной коробки.
- А это от кого? – спросил у вызванной в кабинет секретаря.
- Там же подписано всё Никита Сергеевич. Это от товарища Медведева-Кудрина, - заботливо взяв в руки коробку, прочла та.
- Кто ж это такой, почему не знаю?
- Это видный революционер. Участник расстрела царской семьи…
- А! Вспомнил. Он утверждает, что лично убил Николая II. Врёт! Это Юровский, - открывая, оправдался перед секретарём.
Застыл на мгновение.
- Так это ж браунинг!
- Возможно. Я не разбираюсь в оружии. Но, смотрите, там есть какое-то письмо.
- «Из этого пистолета был убит Николай II, последний Русский император. В день Вашего юбилея, хочу преподнести это оружие революции в подарок вождю» …, - не дочитав, отбросил в сторону. Возмутился:
- Только с одним вождём покончили, так смотри же, уже другого себе нашли! Народишко! – отодвинул с неприязнью в сторону от себя коробку с браунингом.
- Что с ним делать?
- Распорядитесь отдать это оружие в музей революции.