Судоложество

   Понтий Пилат как всегда восседал на своем каменном троне, когда перед ним явился этот невысокий человек, так сильно напоминавший ему Власа Семёру, который сегодня в насмешку был облачен поверх хитона в белые царские одежды, а также напоминал ему, шефу Анану, сегодня Понтию Пилату о его  несправедливости. Особенно его покоробило белое одеяние, он понимал, что этим хотели сказать первосвященники во главе с Кайфой. Древние говорили: одежда - продолжение человека. По ней без труда можно отличить нищего бродягу от воина, а богатого заморского купца - от именитого римского патриция. И конечно же, по торжественным облачениям легко можно было узнать царя, даже если его окружали самые знатные и богатые люди царства.
    Светлые одежды в те времена говорили об их владельце очень многое. Дело в том, что в белые тоги тогда одевались кандидаты на государственные должности в Римской империи. Это был некий символ их чистоты и непричастности к каким-либо нарушениям закона. Само слово «кандидат» означает буквально - облаченный в белое, чистый. Потому Ирод и велел одеть Иисуса в почетное облачение высших римских чиновников. Тем самым он хотел выразить, что воспринимает Иисуса Христа, как смешного и забавного претендента на высший иудейский престол. С его стороны это была насмешка над Христом: облаченный в белое арестованный Иисус как кандидат на несуществующее царство в захваченной римлянами стране. 
   Эти мысли непроизвольно скользили в мозгу Понтия Пилата, не находя себе пристанища и от этого головная боль становилась еще сильнее. Понтий Пилат страдал ужасной болезнью гемикранией, при которой постоянно болит полголовы. В те времена от нее не было никаких лекарств и от жуткой головной боли не было никакого спасения: - «Но я - то здесь при чём? Почему у меня так сильно болит голова? Неужели Пархом нахимичил со своим шмурдяком?» И Понтий Пилат начал вспоминать прошедшие дни: - «Было серьезное застолье, были гости из областного суда, я в их честь произнес красивый тост, да, но зачем я посылал ночью в самый разгар застолья в Гефсиманию под командованием трибуна когорту, чтобы они схватили невиновного человека и привели его силой в дом первосвященника? Точно, Пархом что-то нахимичил со своим шмурдяком. Стоп. А кого мне напоминает Пархом и почему он обнимал в Гефсиманском саду этого человека? Иудеи заплатили Иуде 30 сребреников за то, что он предал своего учителя Иисуса Христа, это он его же и обнимал в Гефсиманском саду, чтобы мои воины не ошиблись. Значит Пархом и есть тот самый Иуда? Теперь понятно, почему так болит голова, он точно что-то подмешал в свой шмурдяк».
  Его путаные мысли перебил голос Иисуса. «Добрый человек...» Понтий Пилат перебил его: - «Это меня ты называешь добрым человеком? Ты ошибаешься. В Ершалаиме все шепчут про меня, что я свирепое чудовище, и это совершенно верно. Знает весь народ иудейский, что я ненавижу его лютой ненавистью. А за что мне его любить, если сам их бог называл этот народ «жестоковыйным»? Все время тасовать войска, читать доносы и ябеды, из которых к тому же половина написана на меня самого! Согласись, что это скучно. О, если бы не императорская служба, ни на один миг я не остался бы в этом иудейском вертепе, где сам воздух пропитан ложью и предательством!» Немного помолчав и оскалив зубы, спросил: - «А Крысобой тоже добрый человек?» «Да Гегемон. Просто ему в жизни не повезло, у него отец был беспробудный пьяница и мать проститутка. Вот он и вырос озлобленным». Понтий Пилат поднял брови: - «А Иуда, тоже добрый человек?». «Да, Гегемон. Он тоже добрый человек, но просто этого не понимает. Он вырос в семье жуликов, воров, предателей и оккупантов, всю жизнь он вращался в этом обществе, как его воспитали, так он и живет».
    «Ну, а этот вор свидетель Семь Енюк, тоже добрый человек. Кстати, как он перенес эти 183 удара? Обычно после ста ударов разбойники отправляются в лучший из миров.»
   «Гегемон, мы тоже удивлены. После того, как он получил все 183 удара, а били его самые сильные и самые лучшие воины, он встал как ни в чем не бывало и пошел. К тому же к нему после этой экзекуции вернулось зрение». Понтий Пилат на минуту задумался, посмотрел внимательно на Иисуса, его ли это дело и решив, что без его вмешательства здесь не обошлось, обратился к Иисусу Христу и спросил: - «а знаешь ли ты, что есть истина?»
    «Истина от небес и простому смертному трудно ее понять». Пилат внимательно посмотрел на него: - «А в земном истины что вовсе нет?»  Иисус, не отводя своих глаз от глаз Пилата, чего категорически нельзя было делать, так как это часто заканчивалось смертным приговором, ответил: - «Внимай - истина на земле среди тех, которые, имея власть, истиной живут и праведный суд творят. А твоя истина в том, что у тебя сильно болит голова и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти». Немного помолчав, добавил: - «У тебя есть только один друг, который тебя любит и с которым у тебя перестает болеть голова. Это твоя собака, единственное, по видимому, существо, к которому ты привязан и которое ты по-настоящему любишь. Если позволишь добрый человек… здесь он осекся, так как Крысобой уже замахнулся на него плеткой, если позволишь Гегемон я попробую убрать твою головную боль». Брови на надменном лице Понтия Пилата удивленно поднялись, и Христос возложил на его лысоватую голову руки, сделал несколько пассов, и Понтий Пилат почувствовал, как боль уходит из его головы. «Кто ты? Врач, исцелитель, ты производишь впечатление очень умного человека».
    «Мое царствие не земное…»
     Пилат вышел к первосвященникам и сказал: - «в чем вы обвиняете Человека Сего?» Они сказали ему в ответ: - «если бы он не был злодей, мы не предали бы его тебе». «Так возьмите его вы, и по закону вашему судите его». Иудеи сказали ему: - «нам не позволено предавать смерти никого, - да сбудется слово Иисусово, которое сказал он, давая разуметь, какою смертью Он умрет».
    Тогда Пилат опять вошел в преторию, и призвал Иисуса Христа и сказал Ему: - «Ты царь иудейский?» Иисус отвечал ему: - «от себя ли ты говоришь это, или другие сказали тебе обо мне?»
     Пилат отвечал: - «разве я иудей? Твой народ и первосвященники предали Тебя мне; что ты сделал?»
    Иисус отвечал: - «Царство мое не от мира сего; если бы от мира сего было царство мое, то служители мои подвизались бы за меня, чтобы я не был предан иудеям; но ныне царство мое не отсюда».
      Пилат сказал Ему: - «итак ты царь?»
      Иисус отвечал: - «ты говоришь, что я царь. Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине; всякий, кто от истины, слушает гласа моего».               
   Понтий Пилат проникся сочувствием к этому непонятному человеку, который мог снимать боль и захотел его спасти, но чтобы иудеи во главе со своими первосвященниками не обвинили его  в этом, сказал ему громко, так чтобы все слышали: - «Неужели ты, допускаешь мысль, что я послушаю глас твой и из за тебя, человека, совершившего преступление против кесаря, я погублю свою карьеру прокуратора Иудеи? На свете не было, нет и не будет никогда более великой и прекрасной для людей власти, чем власть императора Тиберия!» Понтий Пилат хотел еще что-то сказать, но вдруг осознал, что его голова совсем не болит, чего не было уже несколько лет и гнев его почему то улетел так же быстро, как и прилетел.
     И, сказав это, опять вышел к Иудеям и сказал им: - «я обязан предвидеть все. Такова моя должность, а пуще всего я обязан верить своему предчувствию, ибо никогда оно еще меня не обманывало. Сегодня у меня предчувствие, говорю я вам! Не было случая, чтобы оно меня обмануло. Я никакой вины не нахожу в Нем».
     После того, как Пилат первый раз вывел Иисуса к народу, который потребовал Его казни, он, решив вызвать у народа сострадание ко Христу, повелел воинам бить его. Иисуса отвели во двор и, сняв с него одежду, били. Иисусу было нанесено 98 ударов (при этом у иудеев допускалось наносить не более 40 ударов): 59 ударов бича с тремя концами, 18 ударов бича с двумя концами и 21 удар бича с одним концом. Затем одели Его в шутовской наряд царя - багряницу (плащ царственного цвета), возложили на голову венок, сплетённый из терния (корону), дав в правую руку трость, ветку (царский скипетр). После этого воины стали насмехаться над ним - вставали на колени, кланялись и говорили: «Радуйся, Царь иудейский!», а после плевали на Него и били тростью по голове и лицу.
    Пилат опять вышел и сказал им: вот, я его наказал и вывожу Его к вам, чтобы вы знали, что я не нахожу в Нем никакой вины. Когда вышел Иисус в терновом венце и в багрянице Пилат сказал им: _ «се, Человек!»
  «Что ты сказал, гегемон?»
«Я сказал то, что я сказал».
    Этими словами «се, Человек!» Пилат хотел вызвать у иудеев сострадание к узнику, который после истязаний своим внешним видом никак не был похож на царя и что он не представляет никакой угрозы римскому императору.   
    Но иудейский народ под предводительством Кайфы ни в первый, ни во второй раз не проявил снисхождения и требовал казни Иисуса Христа. «Распни его! Распни его» Понтий Пилат напрягся, подбирая нужные слова: - «...Мальчик ли я, Кайфа? Знаю, что говорю и где говорю...»
    В то время к распятию были приговорены три разбойника: Кишкадюк, Кононюк и Кулёк. В ответ на предложение Понтия Пилата отпустить Христа, следуя давнему обычаю иудеев: - «Есть же у вас обычай, чтобы я одного отпускал вам на Пасху; хотите ли, отпущу вам Царя Иудейского?».
   При этом иудеи ещё сильнее стали кричать: -
«Распни его! Распни! Да будет он распят».
    Видя это, Понтий Пилат умыл руки, он совершил принятое среди иудеев ритуальное омовение рук в знак непричастности к совершаемому убийству. Пилат вынес смертный приговор - приговорил Иисуса к распятию, а сам умыл руки перед народом, и сказал: - «Невиновен я в крови праведника сего».
    На что иудейский народ воскликнул: - «Кровь его на нас и на детях наших».
    Тут же Пилат написал и поставил на кресте надпись, написанную по-еврейски, по-гречески и по-римски: «Иисус Назорей, Царь Иудейский».