de omnibus dubitandum 112. 45

ЧАСТЬ СТО ДВЕНАДЦАТАЯ (1905-1907)

Глава 112.45. МЫ ИМ ПОКАЗАЛИ…

    Улицу запрудила толпа. Парень, в помятом картузе блином, с раскрытой длинной шеей, остановил нас и, помахивая культяпкой, восхищенно промолвил:

    - Эх, милые! Пригласили бы нас, мастеровых: мы бы помогли вам, ей-ей! Безусловно, их надо бить до бесконечности!

    Нас окружили. Чиновник с кокардой, держа плотно руки в карманах форменного пальто, предложил нас задержать, отправить в участок. Рядом поддакнули.

    Мелиоранский толкнул чиновника. Кто-то сзади потянул меня за рукав. Я оглянулся, увидел каракулевую серую шапочку, прядь женских волос и тревожные глаза.

    - Идёмте, - промолвила она тихо, но настойчиво.

    - Идёмте, - повторила она.

    Не дожидаясь ответа, незнакомка двинулась вперёд. Мы покорно последовали за ней.

    - Мы им показали, - бормотал дорогой Дмитрий, - будут помнить.

    Неизвестная обернулась ко мне, спросила как бы с удивлением:

    - А для чего вы это сделали?

    Голос у неё был упругий, девичий. Я взглянул на неё, отметил родинку около рта, прозрачные глаза и понял, что мы оголтели, находимся в чаду и в угаре, одиноки и дики и что ей совсем не нужен наш погром, - так в ней было всё просто, прекрасно и далеко от всего, что мы сейчас сделали.

    Мне захотелось ответить ей искренно и от всего сердца, но вместо этого я стал изъяснять ей историю нашего бунта. Она слушала, опустив голову.

    - Позвольте, - вдруг остановился Дмитрий, - как же так: мы ведь бросили наших товарищей! Неизвестно, что теперь с ними. Идём назад.

    Каракулевая шапочка придвинулась к Дмитрию, решительно возразила:

    - Там казаки. Никому вы не поможете. Там вам нечего делать. Идёмте.

    - К чёрту! - грубо отрезал Дмитрий, но почему-то сразу осёкся.

    - Не ругайтесь, - наставительно заметила шапочка. - Вы не в бурсе. Не делайте глупостей.

    Она вновь двинулась дальше. Неистовые бунтари, мы покорно гуськом последовали за ней. Так, шли мы несколько кварталов почти молча. На одном из углов шапочка спросила:

    - У вас есть, где ночевать? Есть, вот и прелестно. Прощайте. Дайте мне слово, что вы не пойдёте сегодня в семинарию. Даёте?

    - Даём, - ответили мы смиренно хором.

    - Смотрите, - она погрозила нам пальцем, попрощалась и скрылась за углом.

    Больше мы её не встречали. Мы ночевали у знакомого гимназиста.

    На другой день в семинарии начальство вывесило объявление: семинария закрывается "на неопределённое время впредь до особого распоряжения".

    Предлагалось незамедлительно брать отпускные билеты. К вечеру сделалось известным: восемьдесят человек уволено окончательно, около ста оставлено на второй год.

    О Дмитрии, обо мне, о Похотине, о Виссарионове и ещё о двух-трёх бурсаках училищный совет постановил: уволить без балла поведения за буйство, вредное в политическом отношении, за угрозы и попытки поджечь и взорвать здание семинарии. Постановил также училищный совет привлечь нас к уголовной ответственности за оскорбление действием: больше недели наши воспитатели отсиживались дома в синяках и кровоподтёках.

    Архиерей нашёл судопроизводственный процесс неудобным.

    Мы выпустили прокламацию. В ней доказывалось, что мы - противники погромов, но были вынуждены прибегнуть к нему, дабы обратить внимание общества на наше несносное семинарское положение.

    Местная социал-демократическая группа по-отечески и сочувственно пожурила нас.

    ...Так простились мы с нашей alma mater, где провели свою юность. Дмитрий, Похотин и я были уволены при переходе в последний, шестой класс. На деревьях лопались пахучие почки. Мы радостно посрывали кокарды с фуражек.

    Шприц Дмитрия долго валялся на подоконнике в нашей коммуне. Мелиоранский уверял, что в учительской он отобрал у Дмитрия финский нож, но оставил его там на столе. По его заверениям, Дмитрий пытался пустить его в ход. Дмитрий отговаривался плохой памятью. Я не видал ножа в его руках.

    Много лет спустя в ссылке я спросил однажды Дмитрия:

    - А как ты полагаешь? Помнишь каракулевую шапочку? Если бы она была тогда с нами в семинарии перед погромом, - может быть, погрома-то и не было бы?

    - Неправдоподобно, чтобы она была с нами тогда, - ответил Дмитрий.

    В самом деле, это было невероятно и неправдоподобно.