31. О верности и ветренности

   Обладая благородным и преданным сердцем Йорков, Оливка вот уже пять с половиной лет хранила верность своей любимой игрушке.
   -Любовь к одному поросенку, понимаешь ли,- поддразнивала ее хозяйка.
   Но Оливка была не чувствительна к иронии, когда дело касалось поросенка.
   Безусловно, были мячики, шишки, палки и камни, особенно, камни, с которыми она помогала играть хозяйке, принося ей их раз за разом, чтобы та могла размять косточки, бросая их вдаль. Но стоило ей потерять камень, с которым играла хозяйка, как та брала другой, и Оливка без сожаления оставляла поиски первого.
   -Оливка, ты же собака! И не можешь найти камень. Даже я вижу, где он лежит.
   «Конечно, с такой-то высоты и не то можно увидеть. А с двадцати пяти сантиметров (Оливка специально запомнила, что говорила хозяйка о ее росте) много ли разглядишь, когда трава бывает выше моих ушей»- думала Оливка, озадаченно ходя кругами.
   -Ладно. Я другой нашла.
   И хозяйка бросала новый камень, а Оливка с облегчением оставляла бессмысленное хождение среди зарослей травы и мчалась за камнем.
   Но ни один из них она и не думала приносить домой. Потому что дома был он. Ее маленький розовый («Ну, уже не такой и розовый»,- возражала хозяйка) поросенок. Тряпичная игрушка. Пятачок, друг Винни Пуха.
   Винни Пуха она никогда не видела, да и не желала видеть, предпочитая, чтобы поросенок был ее другом, а не чьим-то там еще.
   С поросенком она играла дома. Подсовывала хозяйке под руку и едва слышно рычала, если та не понимала намек сразу и не бросала ей игрушку. Бегала за ним. Отдыхала, положив на него голову. Спала, принося его с собой в хозяйкину кровать и роя лапой, чтобы хозяйка подняла, пуская ее – и поросенка вместе с ней – одеяло, в тепло. И свернувшись возле бока хозяйки, она спала вместе с любимой игрушкой. Единственной любимой игрушкой.
   Именно поэтому Оливка с таким неодобрением наблюдала за Люси. Кошка, постоянно охотящаяся за новыми впечатлениями, не вызывала у нее никакого сочувствия, когда мальчик или хозяйка сгоняли ее со стола, где она пыталась зубами снять с пробковой доски гвоздик, или от стеллажа, где она проводила ревизию в поисках подходящих, на ее низкий ланкастерский взгляд, вещиц, с которыми можно было бы поиграть, гоняя их по полу или подбрасывая вверх и снова ловя.
   Мячики. Палочки с привязанными к ним бантиками. Меховые мышки. Мячики с колокольчиками внутри. Мячики с кусочками меха внутри. Мячики с хвостиками. Рыбки. А еще пробки от бутылок. Крышки. Резинки для волос. Зажигалки. Ключи. Флешки. Розарий.
   -Люси, куда потащила розарий! Только не надо мне говорить, что ты пошла молиться, а ну-ка отдай!
   Хозяйка припрятала четки, а Люси пошла дальше. На свою охоту. Чтобы утащить в зубах очередную добычу.
   Оливка смотрела на все это, качая головой.
   -Это просто распущенность! Остановись уже на чем-то одном!Нельзя быть настолько неразборчивой.
   Люси смотрела на собаку немигающими совиными глазами.
   -Зачем? Это же абсолютно не интересно. Зачем играть с убитой мышью, когда мимо пробегает живая?
   -Люси,- простонала собака.- Это не мышь. И ты ее не убила. Это пластиковая крышка от бутылки.
   -Ну и что!- и ловким движением лапы кошка загнала крышку под диван. Туда, где крышку ждали мячики, рыбки, зажигалка, резинка для волос и все остальное, что удалось стащить шерстистой воришке.
   Оливка положила голову на поросенка. Ну нет, она бы так не смогла. Этой кошке безразлично все. Нет ничего, что было бы ей дорого, чем она бы дорожила… «Я бы так не смогла!»- подумала, засыпая, Оливка.
   «Я тоже»,- подумала Люси, мягко ступая, чтобы лечь рядом с йорком.