Старик на Луне

Пролог
–«Космос. Бесконечный и неизведанный…. Человек. Загадочный, но, увы, не бесконечный. Всему в этом мире приходит конец, все рано иль поздно уходит в небытие — все, кроме нашей вселенной. По крайней мере так думают некоторые оптимисты. Что же на самом деле — никто не знает, но хотят узнать», — именно так говорил мне мой папа.
Не знаю почему, но я всегда думала, что он космонавт. Видимо… из его разговоров о бесконечной вселенной. На самом же деле он был обычным учителем младших классов днем и философом писателем ночью. Я не верила, что папа учит маленьких детей — я все думала, что он тайный космонавт. Я верила, что однажды… Он возьмет меня с собой на Луну. Мне всю жизнь — как себя помню — хотелось побывать на этом белом блюдечке. Каждую ночь, засыпая под свет своего ночника, который создавал на моем потолке теплые тени звезд, я закрывала глаза и говорила: «Хочу на Луну. Хочу на Луну». И вот однажды… в совершенно обычный вечер… моё желание сбылось.
1
Я, опустив веки, заснула, а проснулась от того, что меня продувало — будто ночью резко открылось окно, и ледяной сквозняк решил помять мне плечи. Я стала барахтаться в поисках одеяла, но его нигде не было. И тогда я свернулась в клубок, пытаясь согреться руками, но все без толку. От раздражающего холода я открыла глаза! И потеряла дар речи… Холод уже не волновал меня. Меня волновало то, что вокруг меня была пустыня из серебряной пыли — я оказалась на Луне. Мои легкие сжались от боли — было нечем дышать. Я упала ладонями на землю и стала искать глазами то, что поможет мне от удушья. В итоге мой взгляд пал на идеально круглый камень, который лежал по левую сторону от меня. Я подползла ближе и отряхнула его. Оказалась, что этим камнем был древний шлем космонавта. Его оставили тут давным-давно. Настолько давно, что он успел покрыться твердой пылью и врасти в землю. Приложив немалые усилия, я выдрала из белого грунта этот шлем и сразу же надела на себя. У меня получилось. Стало возможно дышать! Я ударила по шлему кулаком, и вся пыль упала морем на меня. Мой облик теперь напоминал призрака. Я протерла рукой стекло шлема и подняла глаза наверх. Меня окружали звезды — меня окружала вселенная. Тысячи ярких белых огней приветствовали меня своим блеском. То, что увидела я в ту ночь, не поддается никакому описанию… Тысячи китов проплывающие в океане рядом с тобой — это ничто по сравнению с тем, что видели мои глаза. Я будто чувствовала в себе космос — он бежал по поим венам. Свет от звезд был настолько острым, что казалось, будто он пронзил мое сердце. Этот свет хотелось потрогать — он казался таким объемным, таким близким. Я прыгнула в погоне за ним и оторвалась от земной поверхности. И вдруг мне стало так страшно. Будто я тону: меня уносит все дальше и дальше от буйков, а я не умею плавать и мои нарукавники сейчас вот-вот сдуются. Я не чувствую под ногами землю — не чувствую опоры. Меня уносит в открытый и мертвый космос, который обманул меня своим далеким и недосягаемым сиянием. Я улетаю, но вдруг. Меня что-то хватает за ногу. Я вздрагиваю от ужаса и превращаюсь в статую. Это нечто кладет меня назад на землю и уходит. Я не слышу шагов — я вижу, как сзади меня рассеивается пыль. Я медленно оборачиваюсь и вижу… Человека. Он сидит спиною ко мне на скамейке. В правой руке у него шарик красного цвета. Легкими и тихими шагами я подкралась к нему. Оказалось, что этот человек был дедушкой. Из его седой бороды медленно сыпались волосинки, которые зависали в воздухе. Одет был он странно — в стиле старых годов. Помятый черно-красный жилет: красный спереди и черный сзади. Клетчатая красная рубашка с черными линиями. Черная обувь и штаны, будто от смокинга. И шляпа… Это был черный котелок с красной ленточкой. Старик молча сидел и не замечал меня. Он был погружен в свои тяжелые мысли. Его голубые глаза были пропитаны смирившейся грустью — он потерял кого-то или сам был потерянным. Он все смотрел и смотрел — его взгляд был направлен на Землю. Я, посмотрев на свой родной дом вместе с ним, ахнула от восторга. Моя маленькая голубая планета светила ярче солнца. Огни её городов освещали тьму космоса.
 –Какая красота… — промолвила я, и старик, наконец, обернулся.
В его взгляде что-то поменялось… В нем тогда появилась любовь и некая нежность.
–Нравиться вид? — сказал он, явно обращаясь не ко мне. Будто бы он говорил с тем, кто от природы ответить не может — со зверьком каким-то.
–Да, вид чудесен, — ответила ему я, ни капельки не обидевшись на его интонацию.
Старик удивился. Рот его чуть приоткрылся, а глаза стали шире.
–Ты… Понимаешь… Меня?
По его бледной старой коже пробежали мурашки, а волосы на руках встали дыбом.
–Да, дедушка. Понимаю. А почему не должна понимать?
Он улыбнулся.
–Ты, наверное, не с Земли прилетела.
–С Земли. Хотя родители часто говорят, что я прилетела с Луны.
Старик отвернулся. Я вновь видела профиль его лица. Он опустил свой взгляд на маленький лунный кратер, и через секунду из его глаза полетела слеза. Она медленно падала на землю. Сквозь её соленые воды проходили солнечные лучи, создавая прекрасную, но грустную картину. В этой маленькой слезинке была вся-вся грусть этого человека. И как только слеза впитала в себя солнечные лучи, она стала потихоньку испаряться. Когда её размер достиг размера маленькой-маленькой пищики, старик сам раздавил её, сжав между указательным и большим пальцами.
–Знаешь… А мне тоже часто говорили, что я прилетел с Луны.
Он вновь повернулся ко мне.
-Видимо… — продолжил он, — поэтому ты меня и понимаешь. Ведь люди с Земли не способны на это.
–На Земле вас никто не может понять?
Старик отрицательно покачал головой.
–Почему же так? — сказала я с сочувствием в голосе.
На что старик мне ответил:
–Наверное… Потому что не хотели понять.
Он протер рукой скамейку — то место, где никто не сидел.
–Может, присядете?
–Пожалуй, да. Спасибо…
У старика проскочил нервный смешок.
–Ох, прошу! Не смейте меня благодарить даже из приличия. Я поступил крайне невежливо, не предложив вам сесть сразу же, как только увидел. Вы простите меня?
Я смутилась. Покраснела.
–Мне… не за что вас прощать — вы не сделали ничего плохого.
–Я поступил дурно. Нельзя так обращаться с леди. Тем более с такой юной.
Я смутилась еще больше.
–Я? Леди? С чего вы взяли…? — спросила я, пытаясь спрятать красные щеки.
–Вы не бросили в меня камень при встрече. Значит, манеры у вас есть, а значит вы — леди, — отшутился он в ответ.
Я хихикнула. Не знаю, что в его нелогичной речи было смешного, но это вызывало у меня улыбку.
–Значит все девушки на планете — леди?
–Не все.
–Почему же?
–Потому что найдется хотя бы одна, которая захочет кинуть в меня камень.
–Зачем же ей это делать?
–У неё спроси! Какая-никакая причина найдется.
–А как по мне! — я чуть повысила тон, чтобы сделать свои слова более значимыми, — Вы, дедушка очень милый на вид человек. И нет в нашем мире девочки, которая смогла бы поднять на вас руку!
Дедушка мягко, со счастливой грустью улыбнулся.
–Есть такая девочка. Есть.
–Вы её встречали?
–Нет. И близко к ней не был.
–Тогда почему вы так уверены…?
–Знаете, люди бывают совершенно разные. Вот думаешь ты, что нет на свете той девочки, которая обидит тебя, ведь многие тебя любят. Но это не так.
–Почему?
–Потому что, если это было бы так, то я не встретил бы сегодня тебя.
–О чем это вы? Я и какая-то девочка, которая хочет кинуть в вас камень, разве связаны?
–Да. И знаешь как?
Я развела плечами.
–Я всю жизнь прожил, думая, что нет на свете человека, способного меня понять, ведь никто не понимал. Никогда. Но сегодня… я встретил тебя. А если существуешь ты — девочка способная меня понять — значит, существует и та, которая хочет кинуть в меня камень.
Его слова… Были странными. Его рассуждения… Были странными. Даже его одежда и манеры были для меня непривычны, и поэтому казались мне странными! Но мне это нравилось. Когда он закончил свой маленький монолог, он вновь погрузился в свои мысли. Я не стала его отвлекать. Вместо этого я направила свой взор на Землю. Я думала о маме и папе. Как они там? Догадываются ли, что я забралась так далеко от дома?
–Скучаешь по родным? — вдруг прервал тишину дедушка.
–Да. А как вы догадались?
–Взгляд. Он многое может сказать о человеке. Вот сейчас ты скучаешь по родне, до этого была удивлена моей компании.
Я вновь почему-то хихикнула.
–Верно. Была. Слушаете! А я ведь совсем забыла представиться!
–Да и я тоже! Ох, куда подевались мои манеры?
–Я ни капельки не лучше.
Мы оба засмеялись, а когда замолчали, он протянул свою левую руку и представился:
–Арчибальд.
Я удивленно пожала его левую руку в качестве приветствия.
–Эмма.
–Приятно познакомиться, Эмма.
–И мне приятно, Арчибальд.
–Вы уж простите мое невежество… Слишком давно я не общался с людьми. Разучился совсем.
–Сколько вы ни с кем не общались?
–Долго. Слишком долго. Может сотни лет, а может… и тысячи.
2
Когда я только пришла на Луну, старик сидел по правую сторону скамейки, что странно, ведь он был один. Папа рассказывал мне, как определить одиноких людей: они чаще всего сидят посередине скамейки, ведь им не с кем её делить — они никого не ждут. Этот дедушка выглядел очень одиноким, сидел на абсолютно пустой и холодной Луне, но при этом… на краю скамейки.
–Вы позволите? — обратился он ко мне, протянув левую руку.
–Что такое?
Он указал на пыль на моей пижаме.
–Отряхнуть.
–Ах, да…
Я встала со скамейки, и он отряхнул меня сзади. Спереди пыль я уже убрала сама. Прыгнув назад на скамейку, я поблагодарила его, на что он мне сказал:
–Не гоже ходить в пыли. «Об одежде надо заботиться, ведь она покрывает наше тело, а тело, в свою очередь, покрывает нашу душу — наш маленький космос» — так говорила моя мама.
–Ваша мама мудрая женщина.
–Спасибо. Я знаю…
–Знаете… Я заметила, что вы сидите с правой стороны скамейки. Мой папа говорил, что если человек сидит с края скамейки, то он либо кого-то ждет — либо не возражает, чтобы к нему присели.
–Твой отец наблюдателен. И хоть он в какой-то степени не прав, ведь он забыл упомянуть исключения, я все же в данный момент признаю, что он прав — я действительно кое-кого жду.
–Кого же?
–Свою маму, — нежно прошептал дедушка, посмотрев на свой красный шарик.
Я тоже на него посмотрела, и у меня возник очередной вопрос.
–А зачем вам этот шарик?
–Мне он очень дорог.
–И вы, поэтому не захотели его отпускать?
Он удивленно посмотрел на меня.
–Левая рука. Вы поздоровались со мной левой рукой, ведь в правой у вас был шарик.
Старик был ошеломлен моей проницательностью.
–Ты права… Я. Удивлен. Для маленькой девочки. Ты слишком внимательна и умна.
–Вся в папу, — игриво улыбнулась я и, как обезьянка, покачалась из стороны в сторону, — А почему этот шарик так дорог вам?
Мой тон вновь стал серьезным, а голос мягким и тихим.
–Красный — её любимый цвет, — промолвил с печалью старик.
Он взял шарик двумя руками и, наклонив его, показал мне его вершину. Оказывается, не весь шар был окрашен в красный — в середине была большая черная точка, от которой вытекали несколько еле заметных, тонких, белых линий.
–Она любила мак. Красивый и простой цветок, который был сочетанием черного и красного. Если присмотришься, ты увидишь тут мак.
Действительно! Если смотреть на шарик сверху, то он будет выглядеть как мак, который раскрыл свои лепестки.
— Я вижу! Я вижу! — радостно вскрикнула я, — какой красивый цветок…
–Но обманчивый, — дополнил меня старик.
–Обманчивый?
–Да.
–Почему же?
–Мама рассказывала мне, что этот цветок обозначает смерть, утрату, траур.
Я испугалась — по моей спине пробежали мурашки.
–И при этом она любима этот цветок?
–Да. Она не боялась смерти и считала, что даже в грусти и печали есть нечто прекрасное — нечто красивое. Мне она говорила: «Ищи прекрасное там, где не дано увидеть. И грусти с улыбкой на устах».
–Грустить с улыбкой на устах… Разве так можно?!
Старик мягко улыбнулся мне, но при этом я прочитала в его глазах тоску и обиду, грусть и некую боль.
–Забудьте… — прошептала я, почему-то стыдясь ранее сказанных слов.
–Мама говорила, что сочетать в себе противоположные чувства — и есть быть человеком.
«Как это?», — спросила я глазами.
–Нет на Земле ни одного человека, который бы не сочетал в себе черные и белые стороны. Ужасный негодяй, который грабит и убивает, иной раз может спасти прохожего. Почему? А потому что это ему ничего не стоит. И милый, и добрый человек однажды может предать. Почему? Да просто из-за глупости. Так как я хотел совершать только добрые поступки, мне пришлось отказаться от своей «человеческой сущности». В этом мире мне не было места. В этом времени мне не было места. На этой планете… Мне не было места. Я был слишком добр для неё. Все вокруг называли меня лунатиком, потому что я, якобы, свалился с Луны. Когда я пытался заговорить с людьми, они меня не слышали — не понимали. Иной раз я мог сказать «привет» и в ответ мне прилетело бы молчанье. А если меня слышали, то не понимали. Я мог говорить им о прикрасах дерева, что стоит под окном моего дома, на что они слышали, будто я говорю им о преимуществах вырубки деревьев. Из-за такого тотального непонимания я считал, что я не человек вовсе. Все люди понимают людей, а меня… никто не понимает. Значит я не человек. И тогда мама сказала мне, что если я буду улыбаться в моменты, когда мне грустно, то я буду сочетать в себе два противоречивых чувства и тем самым стану человеком. Вот с тех пор я и улыбаюсь. Всегда.
–Ваша мама понимала вас?
–Единственная. Она единственная, кто понимал.
–А где она сейчас…?
–Умерла.
Он сказал это столько остро и резко, что мне на секунду показалось, будто у меня порезалось ухо.
–И уже давно, — дополнил он себя.
–Мне очень жаль…
–Ничего страшного. Как я и говорил: она не боялась смерти.
Мы оба замолчали на несколько минут. Нас обдувал лунный ветер. Вновь стало холодно. Я задрожала, и тогда старик без лишних слов накинул на меня теплый полосатый плед. Он был, как и его рубашка — красный с черными полосками. Я вновь посмотрела в его глаза. И увидела в них водный космос: его глаза совсем немного слезились, образуя водную пленку, и в ней отражались звезды. Выглядело это так, будто бы под водой светили звезды. Его мама была права: грусть может быть красива.
–Послушайте, — обратилась я к нему, нарушив нашу тишину, — а зачем улыбаться, когда вам грустно? Вы ведь скрываете от людей свои чувства.
–А людям не плевать на них?
–Нет!
Он искренне засмеялся — будто услышал отличный анекдот.
–Да? Перечислите тогда мне людей, которым не наплевать на ваши чувства.
–Мама, папа…
На этом мой счет сбился, и я встряла.
–Вот-вот, — дружески поглумился он, — лишь им не все равно. И то… не всегда.
–Но!
Старик внимательно заглянул мне в глаза — смотрел прямо в душу. И обычно я бы испугалась — никогда не любила, когда какие-то люди смотрят в мою душу, но ему… Я доверяла.
–Что «но»?
–Но мне не наплевать… на вас…
Я с грустью опустила свой взгляд на скамейку. И заметила, что, оказывается, на ней все это время были вырезаны палочки, которые были перечеркнуты. Пять палочек — зачеркнуты. Пять палочек — зачеркнуты. И так вся скамейка.
–А мне не наплевать на тебя, — вдруг сказал старик.
Я подняла глаза, и он, увидев, что я смотрю на него, продолжил:
–Но между нами есть одно отличие. Ты ребенок. И именно поэтому тебе не плевать на меня. Когда ты вырастишь, тебе будет не до стариков на Луне. У тебя будет множество своих взрослых забот.
–Я никогда не вырасту! — закричала я со страхом в глазах.
Он замолчал. И строго посмотрел на меня. Я подумала, что чем-то обидела его и из-за стыда вновь опустила глаза в пол.
–Я тебе верю, — вдруг сказал он.
–Правда? — удивленно спросила я.
–Правда.
Он протянул мне мизинец на левой руке.
–Пообещай мне на мизинцах, что никогда не вырастишь. Что не станешь взрослой. Что всегда-всегда останешься этой маленькой девочкой, которой не будет плевать на окружающий её мир.
–Обещаю, — поклялась я, дав ему свой мизинец.
Старик впервые улыбнулся с радостью в глазах. Они засияли как два солнышка, а улыбка блеснула, словно пролетающий мимо метеор. Мне стало тепло: тепло душе от компании этого старичка и тепло телу от его пледа.
–Слушаете, а как вы попали на Луну?
–Ох, это долгая история.
–Ну, я думаю, что на Земле в моем городе еще ночь, а значит, время у нас еще есть.
–Я прилетел сюда, — сказал он с неохотой.
–Как это?!
–Вот так. Взял и прилетел.
–На чем?
–На летающем велосипеде.
Я запищала от восторга.
–Расскажите-расскажите!
–Ну, это правда, долгая история…
–Пожалуйста…
Я сделала такие милые глазки, что котята и щенята даже рядом не стояли, и он уступил мне:
–Ладно! Ладно…
–Ура!
Я села в позу лотоса и сделала «очень внимательное лицо».
–Я готова, — сказала я, словно солдат, который готов к высадке.
Старик с ухмылкой посмотрел на меня, вздохнул и начал свой рассказ.
3
Все началось со смерти мамы. Мне тогда было четырнадцать. Со мной остался отец, который с детства не очень любил со мной возиться. Он был из тех людей, которые научились слышать меня, но, как и другие, он не понимал то, что слышал.
Когда мама умирала, она взяла меня за руку и сказала: «Мы увидимся с тобой на небесах. Я буду ждать тебя там. Помни: нет ничего недостижимого. Твоя цель — дотянуться до небес». Это были её последние слова. И их… я воспринял слишком буквально.
Я захотел взлететь выше, чем все наши самолеты. А то, что было тогда — это деревянные недоразумения, пролетавшие пару метров. Казалось бы, цель более чем досягаема, но отец все равно смеялся надо мной. Я говорил ему: «Хочу взлететь выше облаков!». На что он раз за разом мне отвечал: «Самолеты этого пока не умеют. Самолеты не умеют…». Причем тут самолеты?! Я! Я хочу взлететь выше облаков. Хочу увидеть маму…
Отец смеялся. Другие люди и вовсе не понимали. Но я не сдавался. Каждый день, приходя со школы, я шел в гараж и модифицировал свой велосипед, чтобы тот, наконец, взлетел.
Сначала я купил две больших банки газировки и приделал их к заднему колесу велика. Перед этим я, конечно же, взболтал их хорошенько и крышки чуть-чуть приоткрыл. Для взлета я выбрал трамплин, который сделал сам из подручных досок. Когда время пришло для испытания, пошло все, что могло пойти не так. Во время разгона одна бутылка открылась раньше времени, а другая и вовсе не открылась. Я не смог взлететь ни метра. Вместо этого я упал лицом об землю сразу же, как заехал на трамплин. Еще две недели я ходил с полностью перевязанным лицом. Но я не сдавался. Я попробовал еще раз. Еще раз. И еще раз! В итоге… Я ходил в школу перевязанный, как мумия, и передвигался подобающе. Я содрал кожу с обеих рук и ног. Мне было тяжело писать и ходить, но я продолжал работать в гараже. Я понял, что объема этих бутылок не хватает, а так же, что они в любом случае открывались либо поздно, либо рано — я не мог контролировать процесс. Поняв это, я поставил себе задачу: сделать свои ускорители. Я начал изучать химию в три раза усерднее, и в итоге я придумал формулу своей «газировки». Я залил своей смесью два бочонка по семь литров каждый. С помощью нехитрого механизма я смог контролировать процесс открытия бочонков. Когда я доводил смесь внутри них до взрывного состояния, то быстро закрывал горлышко пробкой, а к этой пробке намертво приделал верёвочки. Веревочки привязывались к моим рукам. Я из-за всех сил тянул за них, и тогда верёвочки выдергивали пробки, и вся «взрывная смесь» вырывалась наружу, разгоняя меня до немыслимых скоростей. Во время первого испытания моих «ускорителей» мне удалось взлететь. Но летел я не долго. Приземлился я на машину где-то в соседнем квартале. Это был первый раз, когда я лежал с переломами. Я сломал все! Отец готов был разорвать меня, ведь из-за меня ему пришлось платить за разбитую машину, а так же за мое лечение. «От тебя одни беды, Арчибальд!» — кричал мне отец. И тогда я поклялся ему и себе, что он больше ни копейки на меня не потратит. Когда прошло два месяца, меня выписали из больницы, и я устроился курьером. Свое изобретение я использовал, как преимущество — я налил свое топливо в баночки по литру и, разогнавшись быстрее машин, моментально развозил заказы за несколько часов. Так я получил свои первые деньги, которые потратил на детали. Купил новый, более крепкий велик, сделал еще больше трамплин и начал все с начала. Я потратил еще четырнадцать попыток. И где я только не приземлялся… На деревьях, тротуарах, крышах чужих домов — после таких приземлений было вдвойне тяжело, ведь приходилось, быстро забрав свой велик, убегать с чужой собственности, пока не вызвали полицию. Мне не хватало одного — времени в полете. Моих ускорителей не хватало, чтобы улететь высоко-высоко. Нужны были крылья! Поняв это, я сделал первый образец. Я приделал маленькие крылья к велосипеду. Каждый взмах делался за счет моих усилий. Я крутил педали — крылья махали. Из-за этого механизма велосипед теперь не мог ездить, но я решил эту проблему, когда нашел длинную дорогу, которая начиналась с пика высоченной горы. Я привез туда свой трамплин, который расположил в конце этой тропы, а велик на самом пике.
Я сел на своего железного коня с педалями и… оттолкнулся от земли. Я мчался со скоростью пули вниз! Весь мир превратился в размытое изображение, ведь я был быстрее его! Я достиг своего трамплина и… взлетел так, как мне не удавалось еще никогда! Я видел весь наш город…. Все его просторы. Я летел наравне с орлами, парящими высоко над землей. Я чувствовал себя их сородичем. Я начал махать своими крыльями и… бесполезно. Сила притяжения все равно была сильнее меня. Я камнем полетел вниз и в полете потерял свой велосипед. «Все. Я сейчас умру», — подумал я  и закрыл глаза, расправив руки и приготовившись к неизбежному, но вдруг меня что-то резко толкнуло в правую сторону! По ощущениям — это были птицы. Стая птиц! Я резко открыл глаза и увидел лишь их окрас — он был черно-красный. Эти птицы толкнули меня на пару метров, и в итоге я упал в озеро, потеряв сознание. Чуть не утонул, но меня спас какой-то мальчишка. Его родители доставили меня в госпиталь, где меня и откачали. Медсестра упоминала, что я был на грани, и что, если бы не чудо, то я не открыл бы глаза.
Отец разузнал обо всем. Помню, как мы кричали друг на друга в тот день. Я кричал ему, что мне нет места в этом мире! На что отец отвечал: «Глупец! Найдешь ты себе работу! И все будет хорошо». По сей день я не знаю, при чем тут работа.
Отец после этого происшествия возненавидел меня и запретил мне приближаться к гаражу. Он посадил меня на домашний арест и не разрешал выходить на улицу. Он еще хотел разломать мой велик, но не нашел его. Он упал где-то в окраинах города, и никто не знал где именно. В том числе и я.
Я провел взаперти около месяца. И все это время разрабатывал план побега. Я учел ошибки своих крыльев. Изучив биологию, я узнал, что чем больше масса животного, тем большие крылья ему нужны для того, чтобы взлететь и тогда я разработал новый чертёж, взяв за основу крылья летучих мышей. Мне удалось взломать замок окна своей комнаты, и с помощью одеял я спускался каждую ночь и тайком создавал новые крылья. Их длина теперь составляла десять метров на каждое крыло. Я понимал, что действовать надо наверняка — я точно должен был улететь с этой планеты. Спустя месяц непрерывного ночного труда я создал свое творение. Мои новые крылья напоминали драконьи. Я готов был их испытать, но… велосипед. Он все еще не был найден. Отец не хотел брать мне новый, а заработать сам я не мог, ведь он не позволял мне выходить из дома. И тогда… Я отчаялся. Я опустил руки. В гараже не было деталей, из которых я мог собрать что-то хотя бы похожее на велосипед. Все доски я потратил на новый трамплин, ведь старый был утерян, а все железные палки я пустил на крылья. В гараже ничего не осталось! Пусто. Я спрятал все свои «изобретения» в том же гараже и забросил идеи о полетах на несколько месяцев. И так… Прошел год с маминой смерти.
Однажды я проснулся утром и понял, что сегодня её день рождения. Отец встретил меня праздничным завтраком и сказал, что мы едем сегодня к ней на могилу. Сразу после завтрака мы так и сделали. Мы сели в нашу машину и поехали. Когда уже были на кладбище, отец встретил на парковке своего старого коллегу. Они разговорились, а я решил отпроситься у него, ведь мне невыносимо хотелось к маме. Он, посмотрев на меня свысока, махнул мне рукой, мол, иди куда хочешь. И теперь… впервые за несколько месяцев я вновь был не под контролем! Я что есть мочи побежал к могиле. И то, что я там увидел, поразило меня… На её могиле расцвел мак. Мы не садили его! Он сам пришел и расцвел. Я пал на колени и стал плакать. Не знаю почему –  мне просто невыносимо хотелось этого.
–У меня не получилось, — кричал я маме, — не получилось взлететь до небес! Я пытался! Честно пытался! Но всё впустую. Всё впустую. Я проиграл. Я неудачник! Ты говорила, что я смогу, но я… Я не смог.
Я положил руки на землю и вцепился в траву.
— А еще… Ты говорила, что я найду хотя бы одного человека в этом мире, который поймет меня. Но это ложь, мам. Это ложь! Я никогда не найду его. Потому что… Потому что ты и была этим человеком! Ты была единственным человеком, который понимал меня! Ты понимала меня, когда я еще не умел говорить — когда не умел даже мыслить!!! Ты понимала меня без слов. А эти люди даже со словами не могут! Даже со словами…
Я склонил голову, и мои слезы капали на лепестки мака.
–Я не найду свое место в этом мире. Не найду. Хочу улететь. Хотя бы на время. Но… не смогу. Не смогу никогда.
Мое сердце разбилось. Дух пал. Я смотрел на мак и думал о том, что я больше никогда не увижу этот цветок в волосах моей мамы. И вдруг подул ветер… По моей коже пробежали мурашки. Ветер завыл вновь, но сильнее… Он немного толкнул меня. Я открыл глаза и увидел, что мак, на которые падали мои слезы распустил необычно лепестки. Ветер заговорил опять! И его сила оторвала этот мак от земли — он взлетел, кружась вокруг своей оси, словно балерина. Он взлетел высоко-высоко и застрял в итоге в ветвях дерева, растущего над маминой могилой. Я поднимаю глаза и смотрю на его ветви. Я не мог поверить своему счастью… Там. Был. Мой. Велик! Прямо в его ветвях! Целый — ни капельки не поврежденный!
–Мой велик!!! — закричал я с неимоверной радостью. И мой крик услышал отец. Он обернулся и увидел, как я карабкаюсь за велосипедом на дерево.
–А ну не смей! — кричит он мне с парковки, — Стой, мерзавец! Даже не думай делать это снова!
Он мчится ко мне, но не успевает. Я уже спрыгиваю с дерева и несусь на своем велосипеде назад домой — за крыльями, ускорителями и трамплином. Я понимаю, что если не сейчас, то никогда.
Отец понял мой план и, резко развернувшись, побежал назад к машине. Началась гонка! Я по дворам и переулкам пытался опередить отца и добраться быстрее него до дома. Я, словно профессиональный велосипедист и первоклассный экстремал, несусь вперед, преодолевая все препятствия на своем пути. Объехать бабулю? Без проблем! Перепрыгнуть кучу коробок? Раз плюнуть! Пробить деревянный забор?! Не составляет никакого труда! И плевать на занозы размером с нож!!!
Такими нечеловеческими темпами я приехал намного раньше отца. Я сбил замок на гараже, спрятал в рюкзак свои крылья и ускорители, привязал прицепом трамплин и поехал на гору. Трамплин замедлял меня, но из-за форы во времени у меня был шанс. Я добрался до горы. Отцепил трамплин. Закинул на свои плечи велик и побежал на гору. Преодолев несколько миль вверх, я упал от бессилья на землю. Но времени на отдышку не было! Я схватился за инструменты и стал приделывать новые крылья к велосипеду. Когда я закончил и готов был лететь, я встал на краю горы и увидел, как в самом конце дороги едет знакомая машина. Это была машина отца. Вдруг подул ветер и у мужчины, который торговал шариками на соседней улице, сорвался один шарик. Это был тот самый красный с черной точкой в середине! Он был прямо напротив меня, но так далеко и высоко. Мои глаза стали бегать вверх-вниз. Внизу был отец, который ехал ко мне на всех порах, а вверху… был этот шарик. И я свой выбор сделал.
Оттолкнувшись из-за всех сил от земли, я поехал с горы. Мой велосипед разогнался как никогда быстро! Его колеса стали дымиться! Руль стал столь тяжелым, что казалось, будто я не смогу его удержать. И отец… Он был уже близко! Если он успеет отодвинуть мой трамплин — все пойдет коту под хвост! Я не мог этого допустить. Я прижался к велосипеду, чтобы разрезать воздух, как стрела, и крепко сжал руль, чтобы велосипед летел прямо. К тому времени отец приехал на место. Он остановил свою машину так, что преградил всю дорогу. Открыл дверь, вышел из машины, но… не успел меня остановить. Я уже дернул за ниточки. Пробки выстрелили. Мои ускорители сработали. Я подлетел на десять миль над землей. И вот… Крутя педали из-за всех сил, я раздвигаю свои монструозные крылья. Тень от них была настолько величественна, что покрывала собой весь город. Я делаю первый взмах. И по земле проноситься воздушная волна, которая выбивает стекла по всему району: в машинах, в домах, в фонарях — везде! Я делаю второй взмах! И по всему городу проноситься волна, гнущая деревья в парках и лесах. Я делаю третий взмах и чувствую, как птицы в сотнях километрах от меня ненадолго потеряли управление. Я… лечу. Мои монструозные крылья поднимают меня все выше и выше — все дальше и дальше от земли. Я слышу, как с земли кричит мне отец:
–Думаешь ты убежишь?! Нет! Ты никогда не убежишь из реального мира! Никогда!!!
Я обернулся и попрощался с ним взглядом.
–Я лечу к тебе, мама! Я смог! Я лечу!!! — кричал я небесам.
Сделав еще один сильнейший взмах крыльями, я оказался высоко над облаками. Настала тишина. Белые остатки облачков стекали с моих крыльев. Был слышен еле заметный звук скрежета металлических креплений. Я опустил руль и позволил своим крыльям нести меня по волнам ветра. Я закрыл глаза, вдохнул последний раз земной воздух и вновь схватился за руль. Я увидел впереди свой ориентир — тот самый шарик. Я все сильнее и сильнее крутил педали, но мощи моих крыльев не хватало, чтобы догнать один маленький шарик. Чем сильнее я старался, тем дальше от меня была моя цель. И тогда я перестал нестись за ней на всех парах. Я сбавил темп, и это сработало. Шарик стал подлетать ко мне все ближе и ближе. И вот… я думаю, что сейчас схвачу его, как вдруг он резко меняет свою скорость и уноситься моментально вверх! Я делаю сильнейшие взмахи крыльев и взлетаю так высоко, что… уже не чувствую притяжения Земли. Я в космосе. Я в черном море, в котором водятся звезды. Крылья на моем велосипеде, оказавшись в космосе, почему-то отказались махать. И тогда я, не думая ни секунды, отталкиваюсь от велосипеда и несусь к шарику!
И я настегаю его.! Я держу веревочку шарика крепко-прекрепко. Я думал, что вот оно — конец моего пути! Я вот-вот увижу маму, но нет. Вместо этого шарик повел меня дальше через вселенную. Сначала я улетел далеко-далеко от Земли, потом от Млечного Пути, а дальше и от нашей галактики. Я уплыл в дальнее плаванье на долгие-долгие века.
Я поклялся, что найду ее.
4
— Вы так и не встретили ее…?
— Нет. Я избороздил все просторы космоса, которые только известны и неизвестны человечеству. Но её не нашел. Я не нашел того самого «неба», где мы должны были встретиться.
В моем сердце появилась огромная печаль. Я — маленькая девочка — скорей всего понимала, что случилось с его мамой и почему он никогда не сможет её встретить, но он… Мне не верилось, что столь старый господин может не догадываться об истине этой истории.
— Арчибальд…
Я уже хотела поднять эту тему. Рассказать ему обо всем, но… Меня прервали. Нас прервали. Я почувствовала, как резкий и стремительный воздушный удар прошелся по моей спине. Дедушка Арчибальд смотрел с неким разочарованием и злобой мне за спину. Я обернулась. У нас… Были гости.
Некий лунный модуль совершил посадку в нашу белую обитель. Его люк открылся и эпично, под светомузыку, оттуда вышел астронавт с флагом. Он выходит медленно, не замечая таких букашек, как мы. Он спускается со ступенек и зовет жестом за собой оператора — другого астронавта, который, видимо, прибыл помогать нашему космическому капитану. Не замечает он нас по одной простой причине — его величественный взор направлен вверх – к звездам. Он спускается, и над его ногами поднимается лунная пыль. Он опускает свой великий взгляд и видит нас. Меня — маленькую девочку в детской пижаме, на которой надет странный древний шлем астронавта — и дедушку — странного на вид старика, который сидит на скамейке, держит красный шарик, одет в стиле 40-х годов и не носит на голове никакого шлема – только шляпу. Сказать, что астронавт обомлел — это не сказать ничего. Мы с дедушкой не видели его лица, но оба догадывались, что на нем стоял сейчас неописуемый ужас. Весь мир астронавта рухнул в сию секунду, как только он нас увидел. Он испугался так, словно пациент какой-нибудь психбольницы, увидевший, как к нему идет главврач с уколом. Он стрелой побежал назад в модуль, но на дороге у него стоял его оператор. И тогда он, словно маленькая девочка, увидевшая страшного волка у себя во дворе, прижался к оператору и указал ему пальцем на нас. Как глаза оператора от непередаваемого шока выстреливают наружу, можно было увидеть и через закрытый шлем. Он затянул своего капитана назад в лунный модуль и панически закрыл люк. Их поджилки тряслись так, что своими вибрациями они вызывали землетрясения около модуля, из-за чего он тоже трясся.
–Чего это они…? — спросила я с изумлением.
–Столкнулись с чем-то неизведанным. Вот что.
–Люди так сильно бояться неизведанного?
–Они это на дух не переносят. Вся суть человека — это пытаться узнать все и вся. Контролировать все и вся. Прогресс человека заключается в простой формуле: «Делай меньше — получай больше». Это и есть эталон человеческого развития!
–Не правда! — вдруг почему-то злобно раздосадовалась я, — люди ведь не такие. Мы умные и не ленивые. Ленивые люди ничего не делают, а умные — делают! И много делают!
–Раз так. То перечисли все научные достижения людей, которые ты знаешь.
–Ну, мы изобрели автомобиль. Построили города. Изобрели много домашней техники. О! А еще скоро мы изобретем искусственный разум! Мой папа говорит, что возможно, когда я вырасту, многое за нас будут делать роботы.
Старик хитро улыбнулся.
–Ну, так скажи, Белла. Где я не прав?
Я удивилась. О чем это он? Он говорил, что люди хотят облегчить свою жизнь, потому что они из-за сути своей ленивые. Они хотят получать больше, но делать для этого меньше. И тут… до меня дошло.
–Ты упомянула машины. Зачем люди их создали? – начал Арчибальд.
–Чтобы им легче было передвигаться, — ответила я, осознавая к чему он клонит.
–Города. Техника в наших домах. Зачем она?
–Чтобы нам было легче.
–Верно! Все эти изобретения облегчают наше существование. Мы настолько привыкли к ним, что уже срослись с ними — мы не представляем нашу жизнь без них.
–Люди действительно настолько ленивы…
–Да! Но я не говорю, что это плохо.
Я удивилась.
–Разве лень может быть хорошей?
–Может. Но в меру. Все эти изобретения призваны облегчить нашу жизнь. Это так. Но, когда наша жизнь стала более легкой из-за каких-то бытовых вещей, у нас неожиданно появилось больше времени для себя! И вот тут и возникает тот самый перекресток. Одни люди — деградируют, пуская свое свободное время на ублажение. Другие же люди — развиваются, тратя свое свободное время на познание.
–На познание чего?
–Да чего угодно. Себя, мира…
–Выходит, что люди… Творят свои изобретения не из-за лени, а для того чтобы сэкономить время?
–Частично. Нехватка времени — это вечная проблема человечества. Мы хотим узнать слишком многое за отпущенное нам время…
— Мой папа говорит: «Космос. Бесконечный и неизведанный…. Человек. Загадочный, но, увы, не бесконечный».
— Мы с твоим папой говорим об одних и тех же вещах… Вот посмотри на этих космонавтов.
— Они испугались нас!
— Верно! Но почему?
— Они… Не понимают нас?
— Правильно. Люди всегда боялись и будут бояться того, чего не понимают. И этот страх будет преследовать нас вечно. А знаешь почему?
Я сделала вопрошающее лицо.
— Потому что в этом мире всегда будет оставаться, что-то неизведанное людьми. И они этого будут бояться.
— Но почему? Неужели люди за множество веков не успеют изучить все на свете?
— Не успеют. Не смогут.
— Но… Мы ведь пытаемся. И что же выходит, все старания зря?
— Нет. Не зря.
Старик вздохнул и направил свой взор на Землю.
— Нет в этом мире человека, который познает все знания во вселенной. На то есть две причины: человек всего лишь соринка по сравнению со вселенной — в его голове никогда не увяжутся все её тайны; а так же ему никогда не будет хватать времени, ведь, как говорит твой отец, «человек, увы, не вечен». И это правда. Каждому из нас выделено в этом мире свое количество времени. У каждого из нас своя цель и свои возможности, которые даются нам для её достижения. И среди этих возможностей никогда не будет бессмертия.
— Получается, что все в мире узнать нельзя?
— Нельзя. Никогда не будет всезнающего человека…
— Но как же ваше правило?!
— Какое правило?
— Помните, про девочку, которая кинет в вас камень. Если есть в этом мире девочка, которая любит вас, то найдется хотя бы одна, которая захочет кинуть в вас камень. И наоборот!
— Да. Вспомнил.
— И если верить этому правилу, то выходит: раз в этом мире есть люди, которым никогда не суждено познать все на свете, то должен быть хотя бы один человек, который сможет!
Старик искренне засмеялся от моего энтузиазма. Его восхищало то, что я не желаю признавать поражение — я читала это в его глазах и меня это удивляло. Ведь он знал ответ — я никогда не узнаю все тайны вселенной. Но при этом он искренне гордился мной в ту секунду. Ему нравилось это детское желание узнать все-все на свете, и он решил поощрить это.
— Мое правило не универсально. Невозможно подогнать одну и ту же формулу к решению абсолютно всех проблем. Для каждого вопроса — свой ответ. Ты говоришь, что есть в этом мире человек, который может познать все тайны вселенной. Ну и сама посуди. Этим человеком должен был быть я. Но я не смог… Я узнал больше всех живущих людей сейчас и, наверное, больше всех живущих в будущем. И даже я не смог узнать все. Но! Раз ты говоришь, что этот человек существует, а этот человек не я, как мы выяснили, то может этот человек ты…?
— Я?!
— Да, ты! Ведь подумай. Ты смогла как-то оказаться на Луне только по воле своего неимоверного желания. Мне, чтобы попасть на Луну, пришлось приложить тяжеленые усилия! Так выходит… Что ты лучше меня.
Я была счастлива. Я не могла поверить в эту мечту — она была большая даже для безграничного воображения ребенка.
— Вы, правда, думаете, что у меня может получиться? Что я и есть тот самый человек?
Старик улыбнулся так, как в моей жизни еще никто и никогда не улыбался. Его улыбку невозможно описать — слишком многое в ней скрыто: и загадочность, и нежность, и вера, и любовь.
–Знаешь, Белла… — начал он, — С первой минуты нашей встречи ты только и делала, что задавала вопросы. И мне это нравиться. Самое чудесное человеческое качество, которое только есть — это его желание задавать один и тот же вопрос: «Почему?». Это самый чудесный вопрос. Получать ответ на него всегда приятнее всего. Я знал и знаю ответы на все твои вопросы. И на множество из них ты ответ уже получила, но на этот… На этот я не отвечу тебе никогда.
Как только я услышала это, у меня настала какая-то неописуемая обида — какая-то детская истерика. Мол, я хочу! Хочу и дайте! Многие дети в моем возрасте закатили бы сцену — стали валяться на полу и орать о том, как им важна какая-либо вещь. В моем случае этой вещью был ответ. В моих глазах промелькнула мысль начать некую подобную сценку, и старик прочитал это.
«Только попробуй!», — сказал он мне это своими строгими глазами.
Я поняла его. И не знаю как, но мне удалось преодолеть свою детскую глупость.
— Почему…? — спросила я с огромнейшей печалью, — Почему вы не хотите мне дать ответ на столь важный вопрос…? Я бы все ответы отдала вам назад в обмен на этот!
Старик аккуратно обнял меня, и грусть моя тут же ушла. Затем он жестом указал мне на прекрасные звезды — на те, что тускло светили и были дальше всех.
— Знаешь почему страх неизведанного нужен всем людям? — спросил он, — Почему людям нужно то, чего они не будут знать? Почему нам нужно что-то неизведанное — то, чего мы никогда не сможет понять?
Я не знала ответ и сказала ему об этом глазами.
— Потому что, — продолжил он, — это неизведанное вечно будет двигать нас вперед. Наша суть — желать знать все. Но если мы достигнем нашего идеала — мы перестанем существовать. Как только человек узнать все, что он хотел узнать, его жизнь не будет иметь смысла. Он исчезнет. Но пока есть то неизведанное, человек будет стремиться к нему. Люди никогда не узнают все на свете, но их жалкие попытки — прекрасны.
Старик ненадолго замолчал. Он посмотрел на древние черточки на скамейке и аккуратно провел по ним пальцами… Затем он медленно подтянул к себе шарик и, взяв его двум руками, стал смотреть на свое искривленное отражение в нем.
— Дедушка Арчибальд…
— Да, Белла?
— Вы говорите, что людям нужно неизведанное, чтобы двигаться вперед. А где же ваше…? Неужели это…
— Моя мама, — закончил он моё предложение за меня.
— Вы так и не нашли её…
— Так и не нашел. Сотнями лет я летал в космосе, надеясь на то, что однажды найду её, но все безуспешно. Я вернулся туда, откуда начал. Я вновь здесь. Смотрю на родную планету. И надеюсь на то, что, наконец, узнаю ответ.
«Я подумала, что сейчас тот самый момент, чтобы сказать ему. Попробовать сказать»,  — подумала я.
— Дедушка Арчибальд, может, я отвечу на ваш вопрос? — спросила я, взяв его за руку.
— А ты сможешь? — спросил он с надеждой.
— Да. Ведь не зря шарик привел вас именно сюда и именно сейчас.
— Думаю, ты права…
Я улыбнулась как маленький мудрец.
— Арчибальд, что именно вы ищите? Какой вопрос вел вас все это время?
— Я не ищу телесную оболочку мамы. Я ищу её душу. Я хочу знать ответ на вопрос: Где же эти небеса? Почему шар вел меня туда куда вел? Где же моя мама? Я чувствую — я знаю, что она еще существует. Она где-то в этой вселенной! Но где именно? Я чувствую запах её духов. Слышу её в трудные моменты. Да, она умерла, но она жива! Жива и прячется где-то. Но где…? Где же? Я обыскал каждый уголок вселенной, но так её и не нашел. Я не нашел источник её голоса – Не нашел эти небеса.
— А вы смотрели в себе?
— В себе?
— Да. В себе. В своей вселенной.
— У меня есть вселенная?
— Да. Есть. Это ваша душа.
— Душа?
— Да, она.
— А что такое, по-твоему, душа?
Я удивилась. Старик явно знал, что такое душа — по крайней мере, имел представление о ней, но… Он спросил у меня. И спросил так будто он маленький ребенок, а не я — это ему в эту секунду надо было объяснить все с нуля.
— Душа — это внутренний мир человека: его устои, его принципы, взгляды на жизнь и, конечно же, поступки. Она есть у каждого. И в зависимости от качества этого внутреннего мира она может быть как маленькой, так и большой.
— Ты говоришь, что душа — это поступки и взгляды. Так? Но выходит, что если человек умрет, то умрет и его душа, ведь поступки и взгляды живут вместе с человеком.
— Это не так. Поступки — будут жить всегда там, где они были совершены. А взгляды могут переродиться в других людях. Вот скажите, Арчибальд. Какой ваша мама была?
— Она всегда была горой за меня. Желала мне только лучшего. Хотела лишь одного: чтобы я знал больше всех — чтобы я увидел больше всех. А еще… Она молилась о моем счастье. Она очень боялась, что я не найду человека в этом мире, который поймет меня.
— Арчибальд… Вы уже давным-давно нашли свою маму.
— Не может быть этого…! Этот шарик… Он! Именно он должен привести меня к ней!
— Он и привел. Уже давно.
— О чем это ты?
— Ваша мама хотела, чтобы вы нашли свое счастье. Чтобы вы знали больше всех на счете! Чтобы вы нашли человека, который вас поймет. И самое главное… Она верила в вас! Ведь так?!
— Так…
— Она вдохновляла вас и направляла в тяжелые моменты вашей жизни. Арчибальд, вы правы. Ваша мама умерла, но она все еще существует во вселенной. В вашей вселенной — в вашей душе, в ваших поступках, взглядах и даже в принципах. Задумайтесь, Арчибальд! Все это время она была рядом – она была в вас. Мама вела вас все это время — вы сами направляли себя все это время.
— Погоди, Белла. Так я себя вел или она?!
— Вы — это и есть она. Она — это и есть вы. А шарик… Шарик — это просто символ; просто невероятное совпадение, которое заставило вас сорваться с места и преодолеть свой страх. Он просто оторвался от сильного ветра, а вы побежали за ним, думая, что это ваша мама, но нет… На самом деле это ваша мама в тот день заставила за ним полететь. Она подняла ваш дух, а затем и ваше тело. Она провела вашими же руками вас через всю галактику, и в итоге её желание сбылось — вы узнали больше всех, вы побывали практически везде. Но самое главное! Вы нашли человека, который смог вас понять — меня.
Он замолчал. В его глазах я тогда увидела небольшой шок, будто ему пришло великая истина, которая даровала ему озарение.
— Ты слишком мудра для ребенка, Белла, — произнёс он с легким страхом в голосе, — я не могу поверить, что говорю с маленькой девочкой.
— По вашему мнению, дети глупые?
— Нет. Дети самые мудрые на свете существа! Ведь они видят мир так, как уже давно не могут видеть взрослые. Но… Дело в другом. Белла, ты формулируешь мысли, как-то иначе. Почему?
В ту секунду я почувствовала себя по-настоящему важной. Впервые старик начал спрашивать у меня вопросы, а я давать на них ответы! Это было незабываемо. Отвечая на главный вопрос «почему?», я чувствовала себя неким героем, который помогает людям, даруя им знания.
— Я думаю, что во мне говорит мой папа. Он философ и вложил в меня слишком много, чтобы это прошло даром. Иной раз, когда у меня кто-то спрашивает совета, во мне просыпается он. И уже даю мудрые советы не я — озорная девочка, которая вечно всем докучает своими вопросами, а он — мой папа философ.
— Он хороший человек. С ним приятно говорить.
Старик искренне улыбнулся, радуясь за меня. Он был счастлив от того, что у меня столь прекрасный отец, но… его радость продлилась не долго. Он медленно спрятал свою улыбку, и на его лицо прокралась невероятная печаль. Настолько невероятная, что правильней будет назвать это чувство «отчаянием». Он замолчал. Его взгляд был направлен в пустоту. Его руки дрожали.
— Все в порядке, Арчибальд?! — спросила я, беспокоясь.
— Нет.
— Что случилось?
— Я не верю тебе… Не хочу верить!
— Вы о чем?!
— Мама… Ты хочешь сказать, что её души нет. Нет того неосязаемого, что я так долго искал. Я прошел через всю вселенную! И ради чего? Мама все это время была во мне, а я искал её повсюду?! Нет! Ты… Ты не можешь быть права! Ответ не может быть так прост. Он не стоит таких усилий…
— Стоит.
— Нет…
— Да.
— Нет же!
— Да, Арчибальд! Стоит! Только подумайте, если бы вы не отправились через всю вселенную, то не узнали бы того, что знаете — не увидели бы того, что увидели. И самое главное – не нашли бы свою маму.
— Почему…?
— Потому что она хотела, чтобы вы знали больше всех и увидели больше всех. И если бы вы не исполнили это желание, то вы не встретили бы меня. И не узнали то, что узнали. Да, порой искомое нас не устраивает, ведь ожидания портят все. Но, Арчибальд… надо уметь принимать горькую правду. Какой бы горькой она не была.
Старик еле сдерживал слезы и глядел на свой шарик.
— Прости меня, Белла… Я не хотел и, если честно, не хочу признавать, что мой ориентир — моё то самое неизведанное — это просто пустышка. Просто обычный шарик. И не хочу признавать, что ответы на мои вопросы столь просты.
— Если ответы звучат просто — это не означает, что они просты. Простые они или нет, можно судить по сложности пути нахождения этих ответов. Ваш ответ не прост, раз на его поиск вы потратили сотни лет, а что на счет ориентира: ваше неизведанное — это вовсе не шарик. Шарик — это лишь его тень. Не корите себя, Арчибальд за то, что все это время смотрели на тень, а не на солнце. Ведь это не важно! В любом случае ваш ориентир вел вас вперед.
Старик сильно сжал веревочку шарика и, прикусывая губу, испуганно сказал мне:
— Я не смогу больше летать, Белла. Я летал только благодаря этому шарику. Но если я признаю, что ты права, то мне придётся отпустить его — отпустить свою мечту увидеть маму.
— Так вот почему вы не хотите верить мне. Вы не хотите отпускать её. Боитесь, что больше её не увидите…
— Да! Все это время я искал те самые небеса, чтобы только увидеть её! Но если ты права, то этого не случиться.
— Арчибальд…
— Я смогу лишь услышать, но не увидеть!
— Арчибальд!
— Я…
— Арчибальд.
Он замолчал.
— Закройте глаза, — сказала ему я.
— Зачем?
— Просто закройте.
И он закрыл.
— И что я должен увидеть?
— Позовите её. Просто позовите. И не торопитесь… ждите.
Он сидел с закрытыми глазами, и чем больше проходило времени, тем сильнее сжимал он верёвочку. Я не помню сколько прошло времени с того момента, как он закрыл очи, но помню его лицо — помню как оно менялось. Сначала на нем был гнев. Наверное, на меня, а может на себя, а может и на весь мир сразу. Он злился — не хотел признавать моих слов. Затем на лице появилось некое отчаяние с нотками облегчения — он подумал, что прав он, а это означало, что он не встретит маму сейчас, но, наверное, сможет встретить её в будущем. И вот я вижу, что он хочет уже открыть глаза и сказать мне, что я не права, как вдруг его лицо замирает в плачущем удивлении. Его лицо выглядело, как лица тех, кто увидел наяву своих давно ушедших близких  — он увидел перед собой того, кого уже не ожидал увидеть наяву. Перед ним была его мама. Она появилась из темноты, словно лучик солнца. Лицо Арчибальда расплылось в нежной, печальной улыбке. Из его глаз потекли слезы. Они были столь тяжелые, что упали на скамейку, как пули. Эти слезы несли в себе ужасную боль и облегчение. Когда они упали на скамейку, на Луне вдруг… потеплело. Я чувствовала будто я на берегу какого-нибудь пляжа. Это его сердце… Оно согрело эту холодную планету.
Я присмотрелась к его губам — они двигались. Он что-то говорил ей, а она ему. Он улыбался и делал это так, как это не делал ни один из живущих в этом мире. От его улыбки веяло счастьем — она была ужасно заразна. Смотря на него, невозможно было самому не заплакать от счастья и не засмеяться, непроизвольно улыбаясь. Это я и сделала. В ту секунду я стала зеркалом его эмоций — все, что чувствовал он, чувствовала и я. Хотелось бы мне смотреть на его разговор вечно, но увы, всему в этом мире приходит конец. Вот и тут диалогу между двумя любящими сердцами закончился. Он открыл глаза, и я не спешила расспрашивать его, а просто смотрела на него счастливыми глазами.
— Так близко… — шептал он себе под нос, — а я через всю вселенную… забавно. Глупо… но все же забавно…
Он вытер свои глаза, сел, согнувшись, и посмотрел на меня. Он не смог сказать мне «спасибо» в тот момент. Ведь он понимал, что этого будет мало — нет и не будет слов, которые смогли бы выразить его эмоции, его чувства. Так что он сказал спасибо своим взглядом. Им он смог высказать всю полноту своей маленькой вселенной.
— Что она вам сказала? — спросила я с улыбкой.
— Прости, Белла… — прошептал он, повторив мою улыбку, — но этого я тебе сказать не могу. Слишком личное. То, что она прошептала мне, должен знать только я.
— Хорошо, Арчибальд. Я понимаю…
Мы замолчали. Очень долго смотрели в пустоту, погрузившись каждый в свои мысли. Скоро я стала засыпать, ведь у меня уже не было сил. Веки не слушались и сами собой падали. Я стала, словно живой мертвец, качаться из стороны в сторону. Мой разум засыпал…
— Ты устала, дорогая Белла.
— Я? Нет-нет, дедушка Арчибальд. Просто мне надо… ненадолго закрыть глаза.
— Иди сюда…
Он положил меня на колени и укрыл пледом. Мне было тепло, как у камина.
— Скоро в твоем мире утро, а значит, тебе пора просыпаться.
— Я не хочу засыпать, дедушка Арчибальд…
— Надо. Ведь всему приходит конец. Вот и встречи нашей пришел.
— Я не хочу, чтобы момент этот заканчивался…
— Но надо, дорогая Белла. На Земле ждут родители. Они будут беспокоиться.
— Мы еще увидимся с вами?
— Мы и не будем расставаться. Теперь мы навеки вместе.
— Вы вернетесь на Землю вместе со мной?!
— О-о-о, нет… Я не вернусь туда, Белла. Это не мой мир и никогда им не был.
— Тогда как мы будем вместе?
— Ты научила меня одной истине: если человек, вложил в тебя хотя бы маленькую частичку себя, то он уже будет жить в тебе какое-то время. Ты вложила в меня достаточно, чтобы остаться со мной навеки.
Я вцепилась в его ногу. Хотела умолять его остаться со мной на Земле, но вдруг поняла, что не смогу. Ведь, как он сам уже сказал, Земля — это не его мир. Он не будет в нем счастлив. Я должна была его отпустить, и поэтому, сжав зубы от внутренней боли, я промолчала.
— Белла… — обратился он ко мне.
— Да, Арчибальд..? — ответила я, сдерживая внутреннюю печальную бурю.
— Ты помнишь мои слова? Об ограниченности нашего времени, о неизведанном.
— Я помню, и буду помнить все ваши слова.
— Вот и отлично. Значит, и я буду жить в тебе…
— Будете, но! Этого недостаточно. Мне будет все равно вас не хватать.
— Как и мне, Белла. Как и мне…
Я услышала какой-то шум и приподняла голову. Оказалось, что это наши старые знакомые астронавты начали почему-то ссориться. Они вышли и кричали друг на друга. Я не знаю, почему они это делали. Оператор держал кинопленку и кричал на своего командира. Вскоре он выкинул пленку в космос, а командир упал на колени и яростно стал проклинать все вокруг.
— Пока ты не ушла… Я хочу дать тебе последний урок. Видишь этих астронавтов?
Я кивнула.
— Знаешь, что они мне напоминают?
— Что же?
— Мою семью.
— Почему?
Он улыбнулся и погладил меня по голове.
— Два человека ссорятся из-за глупых разногласий — у них разные цели, но, увы, один корабль на двоих. Понимаешь о чем я?
— Понимаю.
— Молодец… Мой урок, а вернее сказать совет заключается вот в чем: Белла, старайся набрать в свою команду единомышленников, чтобы ваш корабль летел без проблем к вашей цели. В моей семье у каждого была своя цель — каждый тянул штурвал на себя и из-за этого корабль штормило. Не допусти и того же в своей семье, хорошо?
— Хорошо.
— Молодец. А теперь пойдем.
Он взял меня на руки и понес к этим космонавтам.
— Уже пора? — промолвила я, погружаясь все сильнее в сон.
— Да, Белла.
— Вы отдадите меня им?
— Я прослежу, чтобы они доставили тебя домой в целости и сохранности.
— Дедушка, Арчибальд… Я так не хочу просыпаться. Пожалуйста… Не говорите, что это сон. Что все это не по-настоящему.
Он крепко при крепко обнял меня на прощание… И нежно и аккуратно передал на руки астронавту. Затем он погладил меня по голове и прошептал:
— Это сон, дорогая Белла. Луна — это сон. Но я… настоящий.
Последнее, что я видела — это его лицо. Затем мои веки опустились, и я погрузилась во тьму. Проснулась я уже в своей комнате — в своей постели. И первым делом, что я сделала — это упала лицом в подушку и стала неудержимо плакать. Все это было всего лишь сон. Всего лишь бурная фантазия маленькой девочки…
Я пролежала в постели до часу дня — до тех пор, пока солнце полностью не гуляло по улицам моего города. Затем я пересилила себя и встала с кровати. Мама звала меня на обед. Так как я не пришла на завтрак, то на обед я должна была явиться точно. Я надела тапочки и направилась к своей двери, как вдруг ко мне в окно постучался снегирь. Тогда я еще не знала, что за птица передо мной. Эту маленькую черно-красную птицу я видела впервые. Я подошла к окну и увидела там Его. Я хотела кричать, пищать, прыгать от радости — во мне было столько чувств, что они переполнили меня, и в итоге у меня просто радостно отпала челюсть. Я смотрела на него с глупейшей улыбкой.
— Дедушка, Арчибальд! Ты пришел!
Я распахнула свое окно и душу от радости! Он вновь смотрит на меня и говорит со мной глазами. То, что он сказал мне — это одно единственное слово.
— Спасибо, — прошептал он своими старыми очами и отпустил свой шарик.
Он улетел далеко-далеко…
— Теперь это мое неизведанное… Да, Арчибальд? — сказала я, провожая шарик взглядом, а когда опустила глаза, старика уже не было.
— Арчибальд…? — обратилась я в пустоту.
***
Я выросла, но, как и обещала Арчибальду много-много лет тому назад, я выросла лишь телом — не душой. Моя вселенная осталась такой же доброй и наивной, как и тогда на Луне. Арчибальд, не ответив на мой самый главный вопрос, дал мне свое уникальное неизведанное. И я всю жизнь стремилась к нему. Он научил меня ценить время, и я с тех пор не тратила ни секунды в пустую. Бездельничать я не забывала, но делала это осознанно. Ведь порой тебе надо поваляться с любимым человеком на лужайке, смотря на звезды. Кстати, о любимом человеке… Я вышла замуж. У меня появилось двое детей. Им обоим я рассказывала эту историю, чтобы дедушка Арчибальд жил в их юных сердцах. И вам я эту историю рассказала по той же самой причине. Я хочу, чтобы мой старик на Луне жил вечно… Пусть он живет не только в моем сердце.
«Я не знаю где ты, Арчибальд. Может ты уже наконец окончил свой путь и нашел рай, где смог не только увидеть, но и обнять свою маму… А может ты все еще жив и по прежнему путешествуешь по галактическим мирам. Я не знаю этого, но знаю точно одно: в ту ночь мы помогли друг другу. Мы изменили свои жизни, просто выслушав друг друга. И знаешь, Арчибальд. Хочу, чтобы ты знал! Всегда в трудную минуту я смотрю наверх — в небо! И там… Я всегда вижу твой красный шар. Он далеко-далеко… выглядит как маленькая красненькая точка, но он есть. Я вижу его… я стремлюсь к нему!» — такие слова я написала в письме, которое я прикрепила к самодельной ракете, запущенную в космос.