из цикла - случайно услышано. История первая

  Мир чуть накренился и несся по земной оси в короновирусной маске с лихим и новым распределением благ и свобод.

  Люди уменьшились в росте, или стали мельче,все сразу,оптом и по одиночке. Конечно в жизни все неуловимо-счастье, радость, влюбленность, молодость.
Заметны-потери,боль,страх. Они умело вбивают в нас кол, и мы перестаем дышать или говорить,появляется непроходимость слов. Невысказанное залегает камнем, в глубине  эфирной души, и она не летает,не поет,не пляшет. Так,болтается холодком, где-то под желудком, а уголки губ опускаются и мы забываем смех.
  Она забыла про смех. Да и куда ей особо смеяться- она  же была такая страшненькая, уж лучше и не высовываться, никак не выделяться.
- Ну, как тебе  объяснить, то про Машку, про новенькую? Она знаешь,не такая, как бывает уродины, а именно страшненькая с  комплекцией, как будто не доедала  лет десять, и тонкая во всем, до изнеможения, а все одно -пытается счастливо танцевать. А лицом вся битая-битая,ой трепало ее без остановки лет десять, и все время больно и не понарошку, а сейчас она растягивает улыбку, подражая Мерлин Монро, в платюшко то у нее  не дорогое, а родинка нарисована, наверно  для пущего куражу,- именно так плескался яд в новогоднем бокале сотрудницы, которая без умолку говорила и ела, и наела уже под 150 кило нынче, потому применяла свои таланты в разговорном жанре.


  Машка танцевала не как секс символ, хотя была ряженной в эту новогоднюю ночь именно в секси, танцевала она  оловянным женским солдатиком с черной родинкой на своем лице с чужой улыбкой.
  Ей казалось, что теперь всей усталости и не видно, в этих счастливых  днях го, и она словно играла в принцессу, а может быть ей казалось- что все впереди, и она  легко задирала тонкое  платюшко на сухих ножках. Ножки болтались в тонких, большеватых  на нее, сапожках, своих не было, взяла погонять на вечер у подруги,да- чуть вликоваты, но ведь не заметно, и если пальцами придерживать, то прям пляшешь особенно, словно это твой стиль и па такие игривые.
  Ей было весело, как всегда хотелось, и она свой 36 держала в свои 36 пальцами дыбом, для веселья и куражу.
  Весело со всеми не взирая на мировой кризис.
  Только выкорабкалась и стала спокойно платить за съёмную квартиру. Жутко кололо  в боку от сытости." Эх,если б на завтра утащить пару пакетов, но нельзя,- а внутренне все поглядывала и прикидывала, что часть можно в морозилку и совсем растянуть прям на долго, - а так все унесут официанты.Ну и пусть! она уже не голодает!"
   Шумных компаний было много, ресторан битком. Все игнорировал карантин, весело, громко, потно. Компании пускались в общий пляс под обычные песни, тамада тамадил, и все были раскрепощенно счастливы.
  Она задыхалась от песен и плясок и скользнула на террасу, просто дышать  и отдохнуть коленками. Туманный вечер пронзительно холодный шептал белыми губами

- Простудишься, пандемии тебе мало?
Машка отшатнулась и увидела мужчину.
Он был невесел, строг, курил неспешно, и рассматривал ее, и вдруг в одну минуту ей стало стыдно от своих голых коленок коротюсенького платья и этих глупых кудряшек. Она заслюнявила пальцы и стала тереть то место, где была не ее родинка и  та поползла коричневой смесью по лицу.
- Не стоит, вам идет, даже трогательно, но непохоже.
- Что не похоже, нет я не про то ..
- Вам Монро не идет, у вас другой тип сексуальности ...
И все, ее понесло, и уже не имело значения, ни холод, ни глупость, у нее тип сексуальности, шампанское тоже глупое.
  Она не противилась и уехала с ним, они целовались, какая разница, что это глупо она сказала ему просто выдохнула это желание.
  Все было не так романтично, но не плохо, скажет она себе сама и  проснется с ожиданием продолжения, маленькой личной сказки.
Протрезвеет утром, засуетиться, но он сухо скажет
- Не суетись, все уже было,  жиденькая ты, как для  Монро.
Она рванет в коридор чужой квартиры влетит в чужие сапоги, рванет на себя запертую дверь.
- Ну что ты, жиденькая, другая это не плохо, а в гневе ты даже симпатичная.
   И она не заплачет, не вздрогнет, а спокойно развернется своими глазами вглядываясь в жестокость
  И она опять почувствует себя собой и опустятся уголки губ.
  И он откроет ей дверь и она захлопает по ступенькам вниз, трясясь всем тонким организмом в неизвестно какой год, по сырому туманному дню, смешиваясь с неопределенностью.
  И не захочет уже не думать, ни бороться; ни побеждать, ни шагать вперед- на мгновение попытается вспомнить вчера-смех и счастье и не получится.
  Дома сняв чужие сапоги, умывшись, сложив чужое маленькое платье, залезет под одеяло и долго будет дрожать от холода.
  Настоящий Новый Год впереди, присниться ей белым снегом, и мерцающими игрушками,и забытым ощущением тепла.
  Серым завтра она поедет в деревню, к маме. на обычной электричке, для того,чтоб мама знала, что у нее все хорошо и работа теперь хорошая, и она даже поправилась... Подарки  шуршали доказательством новой страницы в жизни, теперь могу.
  Электричка рванула на север, падал белый снег, кругом смеялись компании и все ехали празднично с настроением, и она почти улыбалась опущенными губами, куталась куталась пряча свою худобу.
  Потом долго тащила чемодан до калитки по снегу в утоптанных верных угах, и скрипнула дверью и согрелась от запаха сдобы и корицы, от того что ее все как-то особенно ждали, и особенно ее любят, и никто не видит что она страшненькая, и она для них самое главное.
  А потом ночью стали ходить всякие друзья детства, и даже набилось много разного народу, шумели, но она тихонько  отодвинулась и ушла к окну. Молча изучала звезды - они никогда не бывают не красивы.
- А ты все такая же, очень тонкая и красивая..
Она оглянулась и сначала не поняла кто это, а потом улыбнулась
- Митя а ты откуда?
- Так я то же к родителям приехал, но не думал тебя встретить, давно ж не было тебя тут. Я уже и  забывать стал..
-  Что забывать- шарахнулась она привычно в себя.
-  Какая ты необыкновенная,- и он протянул к ней руку и взял ее пальчики так бережно,что она перестала дрожать
   Новый неизвестный год только начинался...
   А утром, скрипя снегом, сбившимся платком на глаза и задыхаясь, женщина говорила в сердцах:
- А, Митька опять к этой костлявой приклеился, да Бог уже с ним, лучше худая, чем никакая, и так  всю жизнь прождал...