Блокадная каша

Июль 1962 года, Токсово, 20 километров от Ленинграда.
 
День обещал быть жарким. Иван, 35 летний капитан в запасе, стоял, прислонившись к косяку двери и улыбался. Солнце слепило сквозь листву, заставляя Ивана щуриться. Иван провожал взглядом уходящих купаться жену и детей. Дети – девочки-двойняшки Оленька и Танечка семи лет, осенью пойдут в школу в первый класс. Стоит Иван, распираемый счастьем, душа поет, незаметно для себя стал мурлыкать свою любимую «Бескозырку».

Воевал, 17 лет «отбарабанил» в армии, жив, здоров! Он, деревенский мальчишка, опытный специалист по связи, вернулся домой в Ленинград! Как он желал вернуться к нормальной жизни!

Вспомнил свое детство – голодное, холодное; благо, что родители смогли перебраться из деревни в Ленинград в 1939. Может, это было его первое спасение? Надеялись на лучшую жизнь. Не успели обжиться – война! А сейчас? Жизнь какая! Живи и радуйся! Эту жизнь он отстоял в войне! Война, война... Война калечила и убивала, она ломала судьбы.

Вот и его судьбу поломала. В Эстонии у него сын, в Ленинграде - две дочки. Была бы возможность раздвоиться… Хотелось, чтобы у детей жизнь сложилась лучше. Иван верил – жизнь будет лучше!

Деревенские корни сказывались на любви к природе. Поэтому Токсово и появилось у городского жителя Ленинграда. Дача! Эту дачу помог найти товарищ по работе. Токсово в каких-то 20 километрах от Ленинграда и до 1939 года тут была Финляндия. Название озер финские: Хепоярви, Велоярви. Церковь финская – красивый большой храм! Товарищ жил в Токсово и рассказал, что летом в Токсово приезжают ленинградцы на отдых, помог найти и снять комнату. Улица Виноградная, какой виноград в Ленинграде, но красиво. Дача, конечно, громко сказано - комната в хозяйской избе с двумя кроватями и удобствами на улице, вода в колодце. При входе было просторное обшитое досками крыльцо  с оконцем, там стоял керогаз, где семейство готовило пищу.

Природа тоже добавляла Ивану радости. Возвышенность, а вокруг озера, родники, вековые сосны и ели – сказка! Ельник у озера Кавголово, а по берегу Хэпоярви сосновый бор, у Кривого (так народ назвал озеро Велоярви за его очертания) - земляничные склоны. У озер клюквенные болота. И грибы! Любил Иван ходить по грибы.

Иван водил дочек по Токсовским просторам, то спустятся в Кавголово купаться, то на склонах Вероярви лакомятся земляникой или малиной или пойдут за Хэпоярви за черникой. Водил детей на родник, и каждая девочка должна была принести на дачу бидончик с родниковой водой. Утром любил, пока девочки еще спят, приготовить завтрак. Считал, что полезней гречневой каши нет, причем подавал кашу, наливая в тарелку молоко и кладя кусочек сливочного масла. Вот в таком виде и было это самым полезным! Девочкам такой частый завтрак приелся, дулись, но ели. Любит Иван смотреть на трапезу дочек, видит их порой недовольство гречневой кашей и про себя смеется: - «Кому расскажешь, что блокадник не любит гречневой каши…». Гречневую кашу сам Иван не ел.

Проводив жену с детьми на озеро, Иван вернулся на кухню. Возникло желание превратить этот замечательный июльский выходной день в праздник! Он решил напечь блинов, принести их на берег озера и устроить праздничное застолье. Сбор ягод и грибов доставлял ему удовольствие, наверное, деревенские корни сказывались, помогать жене на кухне тоже любил, тут, наверное, голод Ленинградской блокады отражался.

На кухне Иван стал замешивать тесто, подсыпает муку и деревянной ложкой взбивает. Улыбается, в предвкушении радости детей. И сам радуется, душа поет: «С какого парень года, с какого парохода и на каких морях ты побывал моряк?».  Мурлыча мелодию, занялся стряпней. Под стать настроению по стене прыгают солнечные зайчики. Откуда-то доносится тонкий аромат жасмина, и все это на фоне чириканья воробьев.

В оконце, сквозь листву виден крест Финской церкви. Задумался Иван о прошлом, и у него возникла мысль: «Если бы в 41 тут были немцы, то никакой Дороги жизни не было бы! Если бы границу не отодвинули, Ленинград не выдержал бы блокады!

В 1939 году родители Ивана привезли его с братом в Ленинград, семье дали комнату, жили практически в центре, на Фонтанке. Или климат был такой, или блокада очернила воспоминания, но все довоенные воспоминания о жизни в Ленинграде были как черно-белая кинохроника. Как в песне: «Тучи над городом встали…». Так и висели - война, потом жизнь в блокадном Ленинграде.

Стал зажигать керогаз, достал сковороду и растительное масло. Глубоко вздохнул, налил первый блин, посмотрел, как зашипело тесто, убавил огонь. Снова улыбка появилась на лице. Иван уже решил, что к блинам помнет свежей черники с сахаром, которую вчера только принесли из похода в лес, и возьмет сметаны. Первый блин удался – значит, дело пойдет. Тесто льется на сковороду, начинает шипеть и распространять только блинам присущий запах. А память опять возвращает прошлое.

Мама до войны (Иван так называл время до блокады Ленинграда) баловала их с братом блинами. В блокаду эта радость стала недостижимой, и сама радость исчезла из души. С осени 1941 все постепенно умирало. День становился короче, зима рано пришла. Сначала больше всего опасались обстрелов и бомбардировок. Но потом отключился свет, тепло ушло из городского жилья, вода перестала поступать в трубы, наступил голод. В мирное время в декабре все бы готовились к Новому году, но декабрь 1941 года был продолжением страданий. Календарно помнили о празднике, а сил  и радости не было.

Вой сирен уже не пугал, родители уже не заставляли 15-летнего Ивана с 17-летним братом уходить в бомбоубежище при воздушной тревоге, настало время, когда умереть было избавлением от мучений. 5 декабря 1941 года тоже должен был бы быть праздником – День Конституции СССР. Это число Иван запомнил. Ни рева самолета, ни канонады зениток, ничто не осталось в памяти о трагедии последнего дня существования дома. Очнулся Иван в госпитале.

От бомбы дом рухнул. Кто не ушел в бомбоубежище, спастись не смогли. Но для их семьи свершилось чудо! Выжили! И мама, и отец, и брат, всех откопали. И это спасло им жизнь. Они провели самую суровую блокадную зиму в госпитале.

После госпиталя надо было восстанавливать документы, которые были погребены в развалинах дома, Иван приписал себе возраст, чтобы можно было уйти в армию от безысходной жизни в Ленинграде.

Он был направлен в техникум связи, для подготовки младшего комсостава. В первый же обед он просто набил желудок гречневой кашей, такое было желание насытиться. Сослуживцы не сообразили, а Иван не знал, как отреагирует его истощенный голодом организм. Судьба снова спасла его, болел, но выздоровел – откачали. Но больше гречневую кашу он уже никогда не ел, физически не мог.

Обучение было ускоренным, и через полтора года, осенью 1943 года, сержант связи уже был в расположении части на фронте.

Пока жарится очередной блин, Иван стал мять чернику с сахаром. А мысли снова возвращаются к войне.

Потекли военные будни. Взрывы, бомбы, постоянные канонады и смерть. Ленинград выстоял! Помогли победы под Москвой и Сталинградом! Было выиграно сражение на Курской дуге! И конечно – Дорога жизни! Наконец наступил черед освобождения Ленинграда от блокады.

Из массы лиц, встречаемых на фронте, Иван вспомнил артиллериста, даже имя выплыло - Женя. Иван оказался в расположении батареи, когда начался артобстрел. Его приютил в блиндаже молодой лейтенант, чтобы переждать артобстрел.  Разница в летах была небольшой, но артиллерист уже заматерел и сразу вызывал уважение. Вспомнилась его фраза:  «Не робей Ваня, прорвемся!». И прорвали блокаду! Сколько было таких шапочных знакомств! Живы ли?

Прорыв блокады! Это была Победа! Еще не полная, но Победа! Дальше вера в Победу переросла в уверенность!

Война еще долгие месяцы будет идти, будут гибнуть солдаты. Но Иван чувствовал себя Победителем! Последний бой был при освобождении Эстонского острова Сааремаа в Балтийском море.

Наливает новый блин, вдыхает запах печеного теста, стоит у керогаза под впечатлением всплывших воспоминаний, а руки, как заведенный механизм, делают стряпню.

На Сааремаа уже можно было думать и о будущей мирной жизни, о счастье, о любви. До любви еще надо было дожить. Дожил!

Победа!!!

Лето 45 года на Сааремаа!  На острове гнездились лебеди, здесь война пощадила птиц. Иван вспомнил, как в сумраке белых ночей он наблюдал плывшую пару с двумя лебедятами. Как щемило сердце воспоминанием о доме, о родителях, о гражданской жизни. Если бы срочно не перевели в 1951 году на Дальний Восток, личная жизнь сложилось бы по другому. Уже найдя новую любовь, свою жену, он узнал о рождении сына в Эстонии. Отцовство сразу признал и по возможности стал помогать. Сын Володя старше своих сестер на 2 года. Давно решил, что когда дети повзрослеют – познакомит, жена тоже считает – надо. Володю привозили в Ленинград,  Иван познакомился с сыном и познакомил Володю с бабушкой и дедушкой.

От жара керогаза Иван распарился, спасал ветерок, влетавший в открытую дверь крыльца.

Вспомнился самый яркий Новый год. Иван вышел в отставку и вернулся в Ленинград, уже с женой и двумя доченьками. Пока ждали жилплощадь, приютила бабушка, благо, что у родителей комната позволяла табором устроится.

Был канун нового 1959 года. Ему дали ордер на жилье, комната большая, дом новый, только одна соседка. А дом - настоящий дворец, очень дом понравился, хотя недалеко были послевоенные постройки, но его дом был самым красивым.

В канун Нового года, проходя по соседнему пустырю, глядя на заснеженный, неухоженный ландшафт, с оставшимся после войны дотом, вспоминался другой канун - сорок второго.

«Папа, мы елочку нашли!» - закричали  Оля с Таней. Действительно, кто-то бросил небольшую елочку на пустыре, наверно, нашел получше. Взяли елочку, пришли в свой новый, теплый, со всеми удобствами дом. Даже лифт есть! Еще в не обставленной комнате, со столом из ящиков с вещами, установили елочку, нарядили, повесили замечательные бумажные украшения, привезенные из Китая. Он- молодой офицер в запасе, вернувшись в родной город, встречал Новый год с надеждой и желанием счастья, для себя и своих близких. Он помнил, как его душу наполняла радость, глядя на своих дочек, наряжающих елку. Это было начало гражданской жизни!

Посмотрел Иван на горку блинов, решил – хватит. Собрал гостинец, завернул блюдо с блинами в полотенце, чтобы не остыли, прихватил протертую чернику, сметану и  - на озеро. Идти всего ничего, спустился с крутого косогора к воде, там замечательное место с маленьким песочным берегом.

«Папа, папа!» - встречают дочки, жена улыбается, чувствует - будет сюрприз.

«О-о-о!» - ошеломление и радость от угощения. Все рассаживаются кружком на траве, а в центре тарелка с блинами, баночки с черникой и сметаной. Иван хотя и рядом садится, но не ест, а любуется, ради этого он все и затеял.

Отмахиваясь от пуха Иван-чая, растущего по косогору, дочки намазывают блин сметаной, кладут чернику, сворачивают конвертик и потихоньку откусывают и чему-то смеются.

«Пусть набираются сил», - думает Иван.

Послесловие.

По Невскому проспекту  9 мая 2019 года идут люди с портретами Победителей, своих дедов и отцов, эта людская река называется Бессмертный полк. Находясь в этом шествии, думаешь о том, как мало мы знаем о своих Героях и уже во многих случаях не узнаем. Но наша жизнь доказывает – имена Ваши мало известны, но подвиг Ваш бессмертный!

Рядом с нами несут портреты своих дедов и отцов другие, кажется, что эти герои в одном окопе плечом к плечу защищали своих родных и наше будущее. А может так и было?

Вечная Вам память!

Строгонов Иван Васильевич, капитан, воевал с 1943 по 1945, с 1941 по 1944 был в блокадном Ленинграде, награжден медалями «За боевые заслуги», «За оборону Ленинграда», «За победу над Германией».

Чистяков Анатолий Алексеевич, подполковник, воевал в 1945 в войне с Японией, в армии с 1939 года, награжден орденом Красной Звезды, медалью «За боевые заслуги», «За победу над Японией», второй орден Красной Звезды получил после войны.

Панов Евгений Петрович (по матери Чистяков), лейтенант, воевал с 1941 по 1945, погиб в Польше в 1945, награжден орденом Отечественной войны, медалями «За отвагу», «За оборону Ленинграда».