Возвращение бесприданницы

Как-то разъ, обрабатывая от ковида, концентрированным раствором натриевая соль дихлоризоциануровой кислоты, чердакъ усадьбы великого драматурга и литератора, Александра Николаевича Островского в селе Щелыково, Костромской губернии, я наткнулся на пыльный, заколоченный гвоздями, фанерный ящик, в коих обыкновенно бабушки отсылают внукам посылки с яблоками. Очистив ящик от пыли и голубиных какашек, я вскрыл его и (О! Чудо!) обнаружил несколько свитков бумаг, перевязанных бечевою. В волнении, я развязал один из свитков. И чуть не упал от счастья! Я узнал почерк Александра Николаевича. Да! Это были утерянные черновики продолжения бестселлера «Бесприданница», о которых писал Плетнев и Белинский!

Да, да! Не удивляйтесь! После триумфального успеха «Бесприданницы», на Островского посыпался градъ просьбъ – написать продолжение пиэсы. Драматург отвергал самые выгодные предложения. Но…. Тайком делал наброски. Давалъ почитать только близким друзьям во время мальчишников. И вот я, простой дезинфектор, держу их в своих руках (в перчатках, разумеется!) И хотя эксперты-транслингвисты из РАН подвергли сомнению подлинность этих набросков, я съ волнением, предлагаю вам эти фрагменты.

СМЕРТЕЛЬНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ или БЕСПРИДАННИЦА-2
1.
Юлий Капитонович Карандышев вот уже два года, после того, как оттянул назначенную ему «десятку» в Нерчинском остроге, исправно служил счетоводом в конторе «Заготнавоз». Вернувшись в родной городок Бряхимово, он, изнуренный десятилетним воздержанием, сразу сошелся за околицей, с невзрачной девственницей, рябой горбуньей Рейчел Кузьминишной  Добропуковой, бабой семидесяти трех лет, пошел к ней в избу, на окраине, приживалом, и чувствовал себя в спокойной провинциальной жизни, вполне благополучно. В редкие, свободные от службы дни, он имел обыкновение, устроившись на табуретке возле печки, читать при свете лучины, потрепанную подшивку журнала «Современникъ» Плетнева и Некрасова, найденную им на чердаке, где он прятал под соломой жестяную бонбоньерку с марихуаной.
Изредка отрывал от прочитанных страниц неудачный кусочек текста на самокрутку (в остроге, будучи человеком слабовольным, он пристрастился к анаше, этой веселой травке. Бывалые сидельцы зачастую использовали эту неистребимую страсть Юлия Капитоновича к травке в низменных целях для удовлетворения своих противоестественных утех. Они доставали марихуану через местных офеней из Средней Азии).
Как-то раз, на Святки, когда Юлий Капитоныч, затаив дыхание, дочитывал увлекательнейшей роман «Кто виноватъ?» Герцена, дверь в хату с шумом растворились, впустив морозный воздух, и перед взором счетовода возникла незнакомая кряжистая фигура в коричневом рединготе из свиной кожи.

- Кто вы? Откуда вы? – вздрогнув от неожиданности, в удивлении воскликнул Карандышев, поправляя сползшее на живот пенсне, стараясь лучше рассмотреть незнакомца. – Чего вы изволите?
- Тебя, мразь! – ответила фигура хриплым, прокуренным голосом, показавшимся Юлию Капитоновичу до боли знакомым. Незнакомец бесцеремонно ввалился в избу, неловко опрокинув лавку с пустым ведром, и заорал неистово, - На колени, ничтожество и альфонс!
- Нет! Не может быть! Это невероятно! Лариса Дмитриевна? Вы? – побледнел Карандышев, роняя подшивку журнала «Современникъ» на пол, - Огудалова Лариса Дмитриевна?
- Узнал, сука!? – рявкнула женщина, доставая из-под полы редингота обрез Бельгийской, дамской, охотничей двустволки, производство Лепаж, Льежской мануфактуры, 410 колибра.

- Но как же так? Ведь я же… То нелепое, происшествие на пароходе «Ласточка»…. – залепетал Юлий Капитоныч, - Помните?
- Юлий Капитоныч, кого там изволило принести? Сослуживец твой или…. – из кухни, на шум, вышла Рейчел Кузьминишна Добропукова в ветхом шлафроке с чужого плеча. Оглушительный выстрел Лепажа прервал ее вопросительную тираду на полуслове. Верхняя половина головы пытливой старушки разлетелась на части. Ее горбатое тело с грохотом рухнуло на пол, окрасив его багрянцем, как утренняя заря.
- Как не помнить? Помню, конечно! – счастливо и гордо улыбнулась Лариса Дмитриевна, довольная удачным выстрелом. Ствол ружья Лепаж победоносно дымился!

- Зачем вы так? – укорил даму Карандышев, с детства не выносивший крови и насилия, - Она-то в чем виновата?
- Так пусть, не достается никому! – наполнила сатанинским смехом маленькую горницу Лариса Дмитриевна, обнажив совершенно пустой рот. Юлий Капитонович напротив, был хмур и огорчен и оттого не разделял ее веселья.
- Лариса Дмитриевна, дорогой мой человек, поведайте мне скорее, ради Бога, как же так получилось, что вы тут… Как? Как такое возможно! – взмолился, сгорая от, сжигающего его мозг, любопытства, Карандышев,
- Да что тут рассказывать? Вы ху….й стрелок, господин Карандышев. Вы угодили мне в левую грудь! Пуля застряла там, не достигнув сердца. Правда, грудь пришлось ампутировать.

В памяти красавицы Ларисы на мгновение возникла страшная картина недавнего прошлого. Вот она приходит в сознание в земской больнице, оттого что над ней склонился ангел. Где я? В раю? В аду? В чистилище? Ангел был высоченным красавцем в белом халате, бородка клином, в пенсне. Он обдал ее запахом чеснока, пива, лука, редиски, квашеной капусты, водки, эля, селедки, солодки, жевательного табака, жевательной конопли, старой тряпки, отчего Лариса чихнула, пукнула и окончательно очнулась..

- Очнулась окончательно, красавица? – улыбнувшись ласково спросил ангел, погладив Ларису по животику, - Ха-ха! Пукнули, значит организм восстановился!
- Почему я голая? – испуганно встрепенулась Лариса, прикрывая руками свое срамное, вихрастое лоно.
- Ах это? Да это так… - смутился и покраснел ангел, - Это я, так сказать, осматривал характер ранения. Все нормально! Жить будете. Но левую грудь пришлось ампутировать, чтобы сохранить вам жизнь. Пуля-то, была разрывная, кумулятивная, в свинцовой оболочке, капсюльный воспламенитель, ударный механизм, к тому же отравленная ртутью, фосфором и ядом кураре. Операция прошла великолепно! На ура! Ведь мне ассистировали великий вивисектор, академик Иван Петрович Павлов, Сергей Петрович Боткин, и Петр Петрович Кащенко. И вот, когда мы….

- Как звать вас, доктор? – перебила взволнованного доктора Лариса, слегка успокоившись, осознав, что жива.

- Зовите просто: Антон Павлович, - слегка поклонился доктор, шаркнув сапогом, - Можно, просто - Антон! Мы пришьем вам новую грудь, еще краше и больше прежней. У нас уже есть донор! Сегодня женщину возле пристани сбила бричка! Правда, она африканка, но это пустяк! Правда ведь?
Лариса Дмитриевна резко отбросила воспоминания, как безногий солдат ненужный сапог, вернувшись к действительности. Перед ней сидел испуганный, бледный очкарик, теребил, в волнении, свой носяру.
- С тех пор моя судьба пошла наперекосяк! – продолжала женщина, - Организм мой с негодованием отверг новую, чужую грудь, которую пришили мне добрые врачи! Кому я стала нужна без груди? Я и с грудью-то не могла замуж за нормального человека выйти, а тут это! Я обращалась к знахарям, колдунам, ведунам-пердунам, хиларям, экстрасенсам, разным заморским. Бесполезно! Ничто не могло вернуть мне былой красы и оптимизма. Я стала пить от безысходности, кутить, блудить, курить…
- У меня есть замечательная афганская травка….- с надеждой на пощаду предложил Карандышев.
- Да заткнитесь вы! Вскоре, от горя, у меня выпали зубы. От одиночества поредели волосы. Вот взгляните! – она сняла малахай и Карандышев увидел совершенно лысую, как колено Рейчел, женскую башку, - О! Если бы только знали, с каким нетерпением долгие десять лет я ждала вашего возвращения из Нерчинска, чтобы с радостью и торжеством, всадить вам пулю! В пах! Ба-бах!
- Можно было, вообще-то уже забыть и простить. – обиженно засопел Карандышев, - Время стирает все обиды! Ибо сказано в Евангелии: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас….
- Опачки! – воскликнула Лариса Дмитриевна, захлопав в наигранном восторге ладошками, - Тогда уж есть резон вспомнить и другие слова. Если мне не изменяет память, в книге Левит, говорится: «И когда кто лишит жизни какого-либо человека, то он должен быть предан смерти. Перелом за перелом, око за око, зуб за зуб: какое увечье нанесет он человеку, такое должно быть нанесено ему».

- Месть – это ужасно и бесчеловечно! – в отчаянии воскликнул Карандышев.
- Ошибаетесь, дружище! Месть - это прекрасное блюдо. Его следует подавать холодным, в конце обеда. Как компот!
Выстрел «Лепажа» поставил точку в этом нелепом споре. Карандышев слегка подлетел ввысь на два метра и лишь потом рухнул на пол, сраженный пулей 410 калибра. Его пах, афедрон и кишки разлетелись в разные стороны, перепачкав стены горницы. Капли его экскрементов угодили в глаз Ларисе Дмитриевне, отчего она слегка прослезилась.
- Восстановлению не подлежит! – удовлетворенно улыбнувшись, сказала она, ткнув ногой бездыханное тело, - Больше он уже не будет стрелять в меня. Наверняка! А то ишь! Взяли моду: в дам стрелять….
- Сука безжалостная, - из последних сил простонал Карандышев еле слышно.
Лариса Дмитриевна сделала еще один контрольный выстрел в глаз своему врагу, разнеся выстрелом всю голову, подожгла горящим поленом хату, и, совершенно довольная, покинула разгромленное логово, напевая:
- А напоследок я скажу: Прощай! Любить не обязу-у-у-у-у-йся-а-а-а-а-а…..С ума схожу…..

2.
В ресторации «Кнуров», в отдельном кабинете сидел сам Кнуров Мокий Парменыч и его друг (иногда, время от времени, и подруга) Вася Вожеватов. Стол был накрыт бесхитростно, по-обычному: раковый суп с расстегаями, цыплята кокотт, котлеты Пампадур с гурьевской кашей, бутылка Рейнвейна «Штейнберг» и, конечно же - мерауге гляссе. В общем зале пели цыгане популярную песню: «Ай да ну да ну да най, тра да ну да най!»
- Так вот я ему говорю: «Продай ты мне эти две мануфактуры. – неспешно повествовал Мокий Парменыч, тщательно работая челюстями, жуя котлету Пампадур, - На что они тебе? Рабочие на них бастуют, платить тебе нечем, товар твой не берут…
- Хорошие, однако, раки уродилися в нынешнем годе, – шумно хлебая ложкой раковый суп, запивая рейнвейном, говорил Вася Вожеватов.
- Так ведь и погоды какие стояли! – согласился Мокий Парменыч. Как вдруг двери в кабинет растворились и в них без доклада зашла какая-то баба в коричневом рединготе из кожи свиньи и в малахае, надвинутом на глаза.
- Что такое? – воскликнул в гневе Мокий Парменыч, брови его взметнулись к затылку, - Что за ****ствие такое? Охрана! – крикнул он командным голосом.
- Сидеть, папаша! – сказала со зловещими интонациями баба, вынимая из-под полы обрез Лепажа, - Они тебя не услышат. Они все в аду! Ха-ха-ха-ха….
- Кто вы? – тупо вопросил Вася, когда дуло обреза больно ткнулось ему в глаз.
- А ты подумай! – сказала баба, - Когда я тебя, падла, на твоей «Ласточке», просила просто, по-человечески, побыть со мной в трудную минуту, ты, сука, послал меня на ***. Ты проиграл меня в орла и решку, вот этому пид...су!!!
- Я не пид...с! – обиделся Мокий Парменыч, - Я – купец!
- Лариса? Огудалова? Ты? – с нервным криком приподнялся со своего кресла Вася. Редкие волосы его от удивления встали дыбом.
- Эх, ты! Васька, Васька! В жопе Параська! А ведь мы с тобой с детства дружили! Играли в дочки-матери! – с печалью в голосе сказала Лариса Дмитриевна, достав руками прямо из ракового супа крупный расстегай и положив его в рот, - А сейчас ты, предатель, скажешь мне, где Сергей Паратов.
- Сергей Сергеевич? Да я не знаю, ей Богу. Я его давно не видел. Честное купеческое слово! – затараторил испуганно Вася Вожеватов.
- Ответ неверный, - сказала Лариса Дмитриевна, проглотив расстегай, спустила курок. Голова купца Васи разлетелась в разные стороны, как древняя Помпея от извержения вулкана. Кнуров от ужаса пукнул, потом произвел непроизвольное мочеиспускание, а секунду спустя и вообще, от ужаса, изверг фекальные массы через рот прямо в раковый суп с расстегаями, распугав всех раков.
- Лариса Дмитриевна! Дорогая! Умоляю вас…. Помните наш разговор на «Ласточке»? – Мокий Парменович сплюнул остатки рвоты на паркетный пол, - Я ведь вам тогда собирался пожизненное обеспечение представить. Я от своих слов не отказываюсь. Вы не будете нуждаться ни в чем. Я отдам вам завод в Нижнем Новгороде!
- Где Паратов? – Лариса Дмитриевна вставила ствол обреза Кнурову в рот. Лязгнули зубы о металл.
- Я шкажу, шкажу. – заторопился Мокий Парменович, - Он шечаш в Шамаре на яжмарке! Пошажите! Вы же не убьече меня?
Вместо ответа, Мокий Парменович услышал оглушительный выстрел. Это был последний звук, который он слышал на этой Прекрасной планете.

3.
- Но милая моя Ларисочка! Любимая моя, Лариса Дмитриевна! Ну, полно вам кукситься! Вы ведь, тоже сами – поступили весьма дурно по отношению к добрейшему человеку, к Юлию Капитоновичу Карандышеву! Согласитесь, что вы поступили даже не дурно, но подло! – красивым, поставленным голосом адвоката говорил Сергей Сергеевич Паратов, - Вы сначала дали согласие ему связать свою судьбу узами брака. Не так ли? Человек готовился к свадьбе. Занял денег. Закупил вино-водочных изделий, продуктов, снял трактиръ. А вы вот так просто, взяли и уехали кутить на «Ласточку» в компании трех мужиков! Вы не пожелали скромной жизни с простым чиновником, милейшим Юлием Капитоновичем, а захотели шикарной жизни с богатым купцом! Так что - вините в ваших бедах только свою алчность! Но вы вините меня! Вы готовились к свадьбе! Вы! Но не я! И я не понимаю, почему вдруг…
- Заткнитесь, Паратов! Вы обещали на мне жениться! – покраснев, прикрикнула на Паратова Лариса Дмитриевна, топнув ножкой в кирзовом сапожке.
- Да пошто вы напраслину изволите возводить на меня! Я просто пригласил Вас посетить Ласточку, песни спеть, потанцевать, цыган послушать. Пока Юлий Капитонович изволит отдыхать и высыпаться.
- Смотри сюда, урод! – сказал твердым голосом Лариса Дмитриевна и достала из кармана стеклянную, пол-литровую банку из-под корнишонов. Вот здесь находится один из самых ядовитых пауков на земле – самка каракурта. Ее укус в 15 раз ядовитее укуса гремучей змеи! Сейчас я запущу ее тебе в трусы, которые ты позорно изволил обделать! А? Как вам это нравится?
Паратов побледнел.
- О! Нет! Лариса Дмитриевна! Извольте развязать меня! Уж лучше я женюсь на вас!
- Уж лучше? Очень мило. Да теперь уж поздно, Сергей Сергеевич. Вон и поезд уже идет! - Лариса Дмитриевна оттянула резинку обделанных трусов Паратова, и вытряхнула туда самку Каракурта.
-  Мамочки-и-и-и-и-и-и! – завизжал Паратов, как будто сразу пять кошек оказались одновременно в одной раскаленной печке, - Лариса Дмитриевна! Развяжите меня! Не губите! Мы с вами сделаем много детей и умрем в один день…..
Он лежал на рельсах железнодорожного пути, связанный, растерянный, жалкий, испуганно глядя на стремительно приближающийся скорый поезд Самара-Москва. Последние ощущения в этой жизни были не из приятных: он чувствовал, как по жопе ползает самка каракурта, и как дрожат рельсы под его телом. А в голове серебряным карнаем звучала любимая песня: «Мохнатый шмель - на душистый хмель, цапля серая - в камыши, А цыганская дочь - за любимым в ночь по родству бродяжьей души…..»
Вернувшись на следующий день в родное Бряхимово, Лариса Дмитриевна Огудалова, вместе с Розалией Самойловной Землячкой, согнали всех мужчин городка на пароход «Ласточка» и заперев всех в машинном отделении затопили судно.
ЭПИЛОГ
Розовый лучик солнца сквозь занавески каюты игриво коснулся личика Ларисы Дмитриевны. Она услышала торопливые шаги ускользающего времени, и осторожное шуршание вечности. С трудом приоткрыв глаза, она осознала земную природу этих звуков. Это в утренних сумерках каюты суетливо одевался Владимир. Одной рукой он застегивал сюртук, в другой держал бокал с рейнвейном, из которого время от времени отхлебывал мелкими глоточками.
- Володя! Ты уходишь? – спросила Лариса Дмитриевна.
- А? Кто здесь? – вздрогнул Владимир, роняя бокал. Но тут же, взяв себя в руки, пояснил твердым голосом:
- У меня сегодня очень сгочное совещание в совнаркоме. Я пгиеду и все тебе объясню.
- Но ты обещал жениться! – рука Ларисы Дмитриевны автоматически потянулась к обрезу. Обреза под кроватью не было. Владимир, помятуя о вспыльчивом характере Ларисы Дмитриевны, предусмотрительно выкинул его за борт.
- Успокойся, Лагисочка!! Ты же знаешь, что я женат! У меня есть опгеделенные обязательства перед страной! Перед Интегнационалом! Перед рабочим классом! Ты не волнуйся! А тебя я назначу комиссагом чгезвычайной комиссии по нгавственности! Я же Колонтай устгоил министгом? Устроил! И тебя устрою! Все будет чики-пуки! Ты только больше не пой вот эти пошлые буржуазные куплеты: «А напоследок я скажу». Ты лучше «Варшавянку» разучи. И «Интернационал». Или «Мы жертвою пали в борьбе роковой». Есть же хорошие песни! Ну, я побежалъ! Оп-пля!!! Чмоки-чмоки! Пока-пока!
И он вприпрыжку исчез за дверью, растворился в пространстве Вселенной, словно его никогда и не было.