Глава 24 В саду

Василий посмотрел по сторонам, не понимая, как это он, опытный и осторожный во всех делах, прошел, пусть даже в теплой, дружеской беседе, пол деревни, не заметив этого.
- Милости просим! - Добродушно улыбаясь, произнесла блондинка и   открыла дверь калитки. - Проходите — сказала Полина и мягко ступила на дорожку, посыпанную мелким шлаком, что пролегла через весь сад тяжелых многолетних яблонь, к террасе бревенчатого дома. Все последовали за ней.
- Полинушка! - Подал голос Василий. - Мы, пожалуй, пойдем с Захаром,  по садику  погуляем пока. Чтобы, как говориться, не путаться у тебя под ногами.
  Но учти, ждать придется долго. - Сказала Полина - Сначала, надо   головы помыть, да подсушить волосы. Только потом стричь, начну. На все нужно время.
- Ничего, ничего, миленькая, мы не спешим. - Раскуривая сигару, пояснил Кот и не торопясь сошел с аккуратно обустроенной дорожке, обложенной с двух сторон красным кирпичом, увлекая за собой беса. За тем, отыскал, среди разлапистых кустов смородины, скамейку и поудобнее устроился на ней в тени высоко растущих, плодовых деревьев и утомленно произнес: - Вообще-то, рыжий, поди, пригляди за ними, как бы чего с дуру не отмочили, мало ли что. Проблем потом не оберешься.
Злыдень воспринял слова, сказанные Котом, как приказ и без  пререканий, быстро скрылся под тенистыми ветвями, наполненными медовым ароматом, летнего сада.
Василию долго горевать не пришлось, как по соседскому радио, за высоким плетнем, что разделял два приусадебных участка, куранты пробили полдень. Как раз в это время подошла Полина.
- Я воду на примус поставила. - Сказала она - Печь не стала топить. В доме и так не продыхнуть от духоты, хоть и окна все настежь раскрыты. Минут через двадцать согреется. Надеюсь, головы помоют сами? Там в бане и тазы и ведра и бочка с холодной водой есть. Будет, чем кипяток разбавить. А ковш, на стене висит, авось найдут. Вот, только, мыло хозяйственное. Уж не обессудьте. Другого нет. И шампунь тоже закончился. Вчера у нас был банный день. А сегодня, не досуг было в магазин сбегать. На крестины ходила. Отказать не могла.
- Да не суетись ты. Для них и это сойдет. - Сказал Кот и щелчком послал окурок сигары в аут,  за плетень соседского участка.
- Однако, Василий, ты так мне и не почитал сегодня стихов, а я между прочим ждала.
- Голубушка, что же ты молчала. Твое слово для меня закон - торжественно произнес Кот и начал читать, устремив свой взор ввысь к большим и пышным белым облакам, плывущим  на запад.

             
Ручьи не долго от звенели.
Ручьи с рекою утекли.
А над сварливой колыбелью
Луну и пряники пекли.
И та девчонка, что мне снилась,
Ушла в осенние дожди.
Где по колодцам петь училась
Слезой из каменной груди.
Оскал зубов, - собачья ярость.
И легкий шелест камыша.
В окне, как в звездах отражалась,
Кругами снежными дыша.
И на Руси как не бывало
Моей печали прежних дней.
Кого здесь осень потеряла,
Что столько вылила огней?

- Стихотворение не плохое, но оно на сердце давит. - Сказала блондинка, промокая  белоснежным платком уголки глаз. - В этой девчонке себя вижу. Когда еще училась в школе, была влюблена в одного мальчика. Перед самым отъездом,  кода он переезжал в город,  простояла под его окнами всю ночь и горько плакала. Это было как раз под новый год. Тридцать лет назад, какая была деревня, за день не обежишь, устанешь. И школа, и клуб хороший. Весело жилось. А теперь сам видишь. Не знаю, захочет ли твой товарищ сюда переехать. Читаешь ты стихи хорошо, но уж больно печальны они. На тоску наводят.
- Полинушка, дорогая! Ведь, это же лирика. Если грустно тебе от таких строчек, значит сердце доброе. Оно может любить. Далеко не каждый этим похвастается. Послушай другое произведение, оно менее печально. И Василий откашлявшись, продолжал читать.

               

А у меня лежит в кармане
Последний рублик голышом.
Что от беды, в сыром чулане,
Хранился бабкиным грошом.
И в хмурый лес дубов и сосен
Ходил один, без топора.
Мне в след выглядывала осень
Из нор сыпучего бугра.
Теперь, мне ветер не попутчик,
И даже лес не дом родной.
И месяц, на пруду под тучей,
Лежит, как ключик золотой.

- Ну вот, это совсем другое дело. Конечно, радости мало, но есть над чем поразмыслить. Еще что-нибудь прочти. - Попросила Полина, с теплой улыбкой, посмотрев на Кота.
Ну что же, слушай дальше.
 
            
Тоскуй, тоскуй над бездной, осень.
Плачь по листве желтеющих осин.
Как мало дней осталось жить колосьям,
Густой травы, ромашковых долин.
И в родниках, камней замерзших,
Твоя капель во истину грустна.
В твоей осыпанной листвою роще,
Ветвями разрослась луна.
Подай отросток мне, хотя бы самый малый,
Развеять не смогу твою тоску.
И над водой, как крыльями качала,
Утят скликая с берега к соску.

- И последнее. - Спешно пробормотал  Кот и резко повысил голос.

На осеннем небе есть луна и звезды.
Катятся дождинки по кудрям берез.
Конь буланый замер у подводы с возом,
До чего же смирен, словно в землю врос.
Велико раздолье, без конца и края.
И колодца омут мглою окружен.
Лишь река искрится, до чего ж родная!
Под какой звездою я был здесь рожден?
И стою я снова далеко от лета.
И морозом дышит распушенный стог.
Но снегам не падать, - песня не допета.
И скрипит о прошлом бабушкин порог.

 Кот закончил и поглядел на Полину.
- Ну, как тебе, мои стихи?! Понравились?!
- Да вроде того. Особенно про бабушкин порог.  А вот перед ним, когда кто-то скликал  утят с берега  к соску, мне показалось немного смешным. Ну что они тебе, котята что ли? Или щенки?
- Ха-ха-ха. - Засмеялся Василий. - Ты же ничего не поняла. Это образ такой. Или проще сказать, сравнение. Если хочешь знать, я видел однажды как женщина зазывала с пруда своих уток и как они к ней спешили. Не плыли, а буквально бежали по воде, размахивая крыльями, стараясь друг дружку обогнать. Это у меня навсегда запечатлелось в памяти и потому написал такое стихотворение. Тем более, знаю, как нелегко содержать такую птицу. Она до такой степени прожорлива, что с утра до ночи будет есть и   останется голодной. Я хочу тебе рассказать одну историю. Работали на току мужики. Ворошили зерно. Потом увозили его куда положено на грузовиках. А неподалеку, был пруд, с  тяжелым камышом по краям, там плавали утки.   Надоело им плавать и не замеченные никем, направились прямиком к грудам рассыпанной пшеницы. Нажрались на дармовщинку до такой степени, что встать не могли. И случилось это, как на зло, когда колхозники устроили себе не большой перекур, минут на двадцать. А когда вернулись на свое рабочее место,  увидели уток лежащих на зерне. Они валялись повсюду, как будто сдохли. Работяги испугались здорово. Как никак птицы-то колхозные. Председатель по головке не погладит. И не долго думая, решили, что надо побросать их в пруд. Пусть думает пред…, что утонули. Так и сделали. И снова, как ни в чем не бывало, продолжили работу. Глядь, а утки-то живы. Водички попили малость, очухались и снова на ток побежали. Еле отогнали. Вот ведь, какие дела.
Блондинка перестала смеяться и махнув рукой произнесла. - Знаю про их ненасытный аппетит. Ох, давно так не смеялась. Расскажи еще что-нибудь.
- Ну что же, - усмехнулся Кот, - если есть на то желание, могу и по хлеще кое о чем поведать. Много чего знаю. Походил по белому свету. Вот например: Представь себе, что где-то живет такой человек, Борис Сергеевич Тимофеев. На вид, больше пятидесяти лет не дашь. Не высокого роста, худощавый, с большой лысиной на голове, почти до самого затылка. Передние зубы отсутствуют, да и коренные тоже. Благодаря этому, может  нижнюю губу запросто накладывать себе на нос, но не в этом дело. Самое главное, в той истории, то, что никто и никогда его трезвым не видел. Всякую дрянь, из разряда спиртного, знает на запах и вкус. И чего только не перепробовал на своем веку. И болтушку, и денатурат, и какую-то цыганку, да еще вдобавок, неизвестного происхождения, так называемое Ф Р Г. Что за гадость? Не ведаю. Перепил все, что горит. Но больше всего на свете предпочитает червивку.  Яблочное вино. - Пояснил Василий. - Наверное за то, что стоит не дорого. Всего рубль семнадцать за пол литра. По шарам лупит не плохо, но и похмелье  от того суррогата  ужасное. Болит весь организм. Самочувствие бывает на редкость хреновым. Другого, такого же пропитуху, давным давно бы уволили, по тридцать третьей статье, за пьянство. А этого нет. Специалист,  на редкость, высокого класса. В электрике равных ему нет. Один весь участок держит, где работают на полуавтоматах женщины разного возраста, от восемнадцати лет и аж до шестидесяти, а то и выше. Каждый день занимает у них деньги на выпивку. У кого рубль, у кого два. Но всегда долг отдает своевременно. Не было такого, чтобы кому-то задержал до следующей получки. Вдребезги разобьется, но вернет во время все до копеечки. И потому работницы в этом  никогда гражданину Тимофееву не отказывают по сей день,  кроме того, есть еще одна причина. Он имеет много отгулов и в любое время может использовать один из них, и лежа дома на кровати, пережить похмелье. Встанут станки, никто кроме Бориса Сергеевича не  отремонтирует их в срок. А работают сдельно. Эх, если бы не пил, замок бы построил. Так как,  кроме прочего, перепадает и халтура и не дешёвая. Но к большому сожалению все пропивает. И вот, пришел однажды гражданин Тимофеев на свой участок понурый. Мешки под глазенками дрожат, ручонки шаловливые трясутся. Достал из кармана список, кому и сколько должен и громко, так, чтобы все  слышали, стал объявлять:
«Софья Михайловна, с тебя нынче рубль. В аванс отдам. Оксана Петровна, с тебя два, ты вчера была в отгуле и мне не давала».
И все выкрикивал и выкрикивал имена работниц, каждую из них аккуратно занося в свой блокнот, карандашом. Таким образом, набрав на выпивку, скрылся в неизвестном направлении. Не ведаю, какую дозу принял на грудь, то есть, в одну харю. Но не в этом дело. Неприятности были впереди, когда станки стали потихоньку, да по маленько ломаться и останавливаться, ну это естественно, раз по возрасту были ровесниками самым древним старожилам завода. Искали гражданина Тимофеева всем скопом, но поиски к положительному результату не привели. Во общем, помню не большую вывеску на табели. Кто написал и кто ее туда повесил, понятия не имею, но вот что там примерно было набросано:
 «Господа! Пропала лошадь! Сволочь всем хорошо известная. Приметы: Рост ниже среднего, но выше лилипута на пол локтя. Имеется лысина на шаровидной тупой голове. Может забрасывать нижнюю губу на нос. И так, как морда у этой твари отвратительно-протокольная, то и смеется наглой, ядовито-ехидной улыбкой. Кто найдет эту скотину, просьба не убивать и зверски не уродовать, а в целости и сохранности, по возможности, доставить эту заразу трухлявую, начальнику цеха за приличное вознаграждение». И подпись. Кстати, не разборчивая. В это время, Борис Сергеевич в сильном алкогольном опьянении, перелезал через трехметровый забор, изо всех своих костлявых сил, стараясь попасть на территорию родного завода. И только коснулся ногой твердой почвы, как неожиданно пошел дождь. Чтобы не намокнуть он подошел к ближайшей конуре,  выволок из нее, огромного, спящего пса, типа средне русской овчарки, или что-то в этом роде, под ливень, а сам залез туда и с мирной улыбкой во всю наглую харю, крепко уснул, так, что наружу торчали одни ноги, по ним и заметили его, кинологи, те, что приезжали, время от времени, кормить своих питомцев, охранявших заводскую  территорию от всяческих посягательств и краж. И погрузив на кару, гражданина Тимофеева, привезли  в какой положено цех и сдали начальнику под расписку.
Пока Василий рассказывал своей собеседнице этот казус, она смеялась до слез. Потом, как только Кот, на какое-то мгновение, прервал свое повествование, блондинка от заливистого смеха, едва переведя дух, держась  за живот, чтобы от надрыва, обтягивающее ее талию платье, не разошлось  по шву, еле проговорила:
- Ох, Василий, как же ты умеешь сочинять. Особенно рассказывать. Действительно писатель. Тебе бы на сцену. Людей веселить. Ну скажи, кто тебе поверит, что можно так вот, запросто, свирепую псину вытащить из конуры? Да она, любого разорвет в клочья. Не то, что какого-то там, коротышку. Съест и не подавится.
Но Кота ни чуть не смутило такое замечание и он невозмутимо, продолжал дальше. - Я могу немного приукрасить,  приврать, чтобы ярче был образ, но сказать не правду. Нет! Не имею права. Заявляю с полной ответственностью, этого не было и думаю, что никогда не будет. Борис Сергеевич знал не только клички тамошних псов, но даже их повадки. И никакого здесь секрета нет, то, что их тайно от охранников, втихаря подкармливал по-своему. А как же! А те в знак благодарности ползли к нему, как крокодилы, и даже лезли лизаться в губы,  виляя хвостами, от радости, по щенячьи скуля. Поэтому так запросто мог перелезть через забор в любом месте и тем же макаром вернуться назад. Ты спросишь, где  этот пройдоха брал жрачку для кобелей? Скажу! В заводской столовой, там каждая кухарка знает его, как облупленного. Абсолютно все до единой работницы пищеблока, обращались и обращаются по ныне к нему за помощью. Он, как и прежде откликается на любую просьбу, кому чего, починить по электрической части, это  враз, в любое время суток придет и все сделает. Такая  натура. Никому ни в чем не откажет. За это ему там и слава, и почет. Не только накормят, но и сто грамм поднесут. А тот в свою очередь набирает всего, что под руку попадается, и хлебных корок, и костей, и недоеденных котлет и прочее, что остается от обеда. Сколько оттуда харчей перетаскал и сам небось не помнит. И что самое интересное, никакая лихоманка его не берет. Даже током не убило, когда по-работе, в трансформаторную будку заглянул. Как что-то громыхнуло… Искры во все стороны полетели. Другого, на его месте, на кладбище отнесли бы, а ему, хоть бы хны. Только отбросило метра на два. Ничего, встал, отряхнулся и снова полез туда. Все отладил. Да что там для такого оболтуса, напряжение  триста восемьдесят вольт? Ерунда на постном масле. Мне рассказывали мужики, что однажды в их цех шаровая молния залетела. Все разбежались кто куда, как тараканы по щелям забились. А гражданин Тимофеев со шваброй в руке, будучи далеко в нетрезвом состоянии, минут десять за ней, по всем участкам гонялся, пока та, не улетела, к едрене-фене, в раскрытую форточку. Но, тем не менее, Борис Сергеевич все равно, упорно продолжал искать эту фиговину среди станков, понося не хорошими словами ее нерадивую мать и прочее. Об этом можно говорить долго. Был еще один интересный казус. Как-то такелажники надыбали где-то столитровую бочку с какой-то жидкостью, по запаху, напоминающую спирт, а на вкус попробовать никто не решался. Тогда наполнили несколько пол литровых бутылок этой дрянью и тайно принесли их с собой в  раздевалку. Позвали Бориса Сергеевича на дегустацию. Гражданин Тимофеев, без церемоний, выпил до дна целый стакан этой дряни, пару раз чмокнул  беззубым ртом, чтобы уловить что-то знакомое, на вкус или запах, заел котлетой  и сказал:
 «Ребята, лучше не пейте. Отрава какая-то». И удалился так же спокойно как и пришел.
Рабочие еще некоторое время стояли молча, в полном недоумении, кто почесывал затылок, кто постукивал каким-нибудь инструментом по столу. Во общем все молчали. Первым  подал голос бригадир. Высокий с крепкой мускулатурой, с большими усами под крупным мясистым носом,  выпуклыми карими глазами и со щетиной на смуглом морщинистом лице.
 «Да что же это такое, братцы? Он, понимаете ли, замочил малиновского, зажрал, а нам, стало быть, нельзя? Говорит, будто бы, яд какой-то. А ну, хлопцы, разливай! Коль этот пройдоха не помер, то и с нами ни хрена не будет».
Во общем, отвезли их всех на скорой помощи в больницу. Хорошо что  никто дуба не дал. Вроде, все обошлось. Промывание желудков делали. Живут и по сей день. А этому проходимцу, от выпитой, той гадости, даже не разу не икну лось.
Полина продолжала смеяться, но уже не так громко, зажимая рот,  чтобы ее смех не услышали соседи. Мало ли что подумают.
- Одна беда — продолжал Василий. - Насчет женского пола, как мужик, ну просто никакой, да все бабы и не только с его участка, знают об этом. Бывает, когда не сильно пьян, заходит к ним в душ запросто, и спокойно прогуливается мимо красивых женских обнаженных фигур, не обращая  никакого внимания на девичьи прелести. Ну, скажи, разве не гад? Они его не прогоняют. Привыкли. Да и вообще, он для них никакой угрозы не представляет. Конечно, в это поверить трудно, но что есть, то есть. Как  надоедает ему находиться там, кричит во все горло:
 «Бабы! Кто меня изнасилует, тому всю зарплату отдам».
Женщины от смеха чуть с ног не валятся. Такой уж это человек. А как любит прикалываться! Такие номера порой откидывает, что дальше некуда. Вот, например: работает с ним в одном цеху, Олег Ефимович Потапов. Главным технологом числится, но попрошайка жуткий. Свет еще таких не видывал. Что-нибудь, да обязательно выклянчивает, а то и в наглую возьмет. Если говорить по совести, даже порой было за него стыдно. Интеллигентный человек, с высшим образованием, прилично одет и ботинки всегда начищены, и костюмчик что надо, даже галстук к рубашке подобран со вкусом. И бабы наверное по нему сохнут. Высокорослый, крепкий  мужчина, с русыми волосами на зачес. Лоб широкий, глаза голубые, правильные черты лица, не единой морщинки, а мерзавец. И вот однажды отвадить его от такой не хорошей привычки решил Борис Сергеевич. Взял кусок хозяйственного мыла, изрезал небольшими квадратиками, хорошенько отшлифовал так, что от конфет ирисок не отличить. Сел возле термички за длинный стол, где обычно обедают кузнецы, да подсобные рабочие. Расстелил газету и выложил на нее свое новое изобретение, а рядом положил настоящие тянучки, предварительно освободив их от оберток.  В это время, мимо проходил Потапов. Увидел Тимофеева, жующего что-то, сразу подбежал к нему, и резко почерпнув пол горсти поддельных ирисок, со словами:  «Боря, делиться надо»! Бросил их в широко раскрытую пасть. Пару раз жеванул и, с кислой гримасой открыл свой в золотых коронках хавальник… Разноцветные мыльные пузыри потекли по подбородку... Долго плевался по всем углам этим безобразием. Ох, сколько же было смеха! Другой раз, пирожок за пять копеек начинил солидолом, предварительно выдавив из него повидло и угостил им, все того же, Олега Ефимовича. После очередной подлянки, тот поклялся, больше ничего не просить и не брать у этого прохиндея. Не было, пожалуй, в том цехе человека, чтобы не пострадал  от гениальных выдумок гражданина Тимофеева. И вот, как-то раз, решили рабочие, сообща, так же, под колоться над ним. В тот день, была получка. Пригласили Бориса Сергеевича на выпивку. Я уже, честно говоря, не помню кто там был. Завели на стройку. Выложили на подходящую, бетонную плиту тормозки. Глушили водяру из одного стакана, и закусывали кто чем. Там всего было много. Очередь дошла и до этого окаянного изобретателя. Он пил не жадно, мелкими глотками, не спеша. Пока был увлечен таким ответственным делом, закуску убрали и вместо нее на стол выложили твердое, большое яблоко, типа антоновки или что-то в этом роде. Гражданин Тимофеев вытер губы и хотел уже было заесть котлетой, но с удивлением увидел, что стол пуст и на нем красовался недозрелый, зеленоватый плод. Очевидно сорванный, его собутыльниками, в совхозном саду, что рос неподалеку от завода. Другой, на его месте, крепко осерчал бы. Затеял бы скандал. А то и вовсе дело дошло бы до драки. Но Борис Сергеевич не растерялся. Как раз, рядом прогуливался котенок, наверное почуял запах колбасы и прочего. Гражданин Тимофеев, одним махом, почерпнул его  своей костлявой ладонью, и с большим аппетитом, занюхав им спиртное, отбросил бедное животное в сторону, тут же достал из кармана брюк не большую, по своим размерам терку,  и быстро стал шмурыгать по ней, этим подло подставленным фруктом, с таким расчетом, чтобы яблочное пюре, падало ему ровно в рот. Вот была потеха. И хохотали, в основном, не над ним, а над собой, что опять остались в дураках.
Кот глубоко вздохнул и обратился к своей собеседнице, что буквально давилась от смеха.
- Вот видишь, Полина, какие люди есть на белом свете. И гордость берет, что живут они не в какой-нибудь там Америке, Европе или в Азии, а именно здесь, в России. Эх, если бы в свое время, встретил бы, этот прощелыга, учителя! Возможно сейчас был бы великим ученым, каких еще свет не видел. Но увы, не повезло. Вот и глушит, все, что горит, по черному. Я мало встречал людей, чтобы так  ненавидели деньги.  Что зарабатывает, все тратит. Не щадит злодея, что их придумал. Одним словом, непризнанный гений и точка.
- Ладно, Василий, пойду схожу за новым платком, а то боюсь глаза потекут. Никогда не пользовалась тушью. Единственный раз попробовала, больше не буду. - Немного успокоившись от смеха произнесла блондинка и поспешила к дому.
Кот поглядел ей вслед и потупив взор, глубоко вздохнул.
- Эх, почему мне не довелось родиться в этом мире человеком? И у меня была бы сейчас семья и свой дом, и хозяйство. А главное дети. Ходил бы с ними на рыбалку, на охоту. Не был бы вором. И Полину не обманывал, что я поэт. Сказать правду? Нет! Ни за что! Не поверит. Обидится. Подумает что-то нехорошее. И разговаривать-то со мной не станет. А все таки, когда-нибудь придется открыться ей. И впервые Василию стало страшно. Пока он так сам с собой размышлял, вернулась Полина, промокая от радужных слез, райские кущи ресниц.
- И смех, и грех! - Сказала она и присела на скамейку. - Я попросила этого чудака, не знаю, как его величают… Лысенький такой, не высокого роста.
- А-а-а-а. - Протянул Кот. - Это наш Мокруша.
- Ну не знаю, Мокруша или кто еще, последить за молоком, чтобы оно не убежало, я поставила его во дворе на примус. А тот, дубина эдакий, вместо того, чтобы дуть на пену, для охлаждения, да аккуратно помешивать ложкой,  убавив пламя, стал давить изо всех сил на крышку кастрюли. Во общем опрокинул табурет. А на нем ведь стояла вся моя летняя кухня. Здорово обжог себе руки. Я ему смазала  ладони облепиховым маслом. Ничего, немного подерет, потом полегчает. Зато, впредь наука будет. Однако, одно утешает, что не в доме все это произошло, а то пожара не миновали бы.
- Ха-ха-ха. - Разразился громким смехом Кот. - Нашла к кому обратиться за помощью. Он и костра не разожжет.
- Ну, а я то откуда знала. Вроде человек  как человек... - В недоумении пожала плечами Полина.
- Ладно уж. - Махнул рукой Кот, - Расскажу тебе еще один казус. Он не похож на этот случай, но посмеяться есть над чем. Да, кстати, как там родственники мои, головы-то помыли?
- А то. - Усмехнулась блондинка. - Вон, сидят у терраски на лавочке, волосы сушат. Через пол часа примерно пойду стричь. А этого бородача, ловчее было бы под лысого оболванить. Да боюсь обидится. Надо же, так запустил себя. Ну ладно, давай рассказывай чего хотел-то. Сегодня хоть насмеюсь вдоволь. Будет что вспомнить. А то, все одна, да одна. Тоска нападает такая, хоть волком вой.
- Василий с глубоким вздохом откашлялся и начал свое новое повествование. - Это произошло в конце мая или вначале июня. Когда частенько захаживал в одно недалекое местечко, так называемое, пьяным двором. Почему, спросишь, он обрел такое величие? Отвечу:  Хрен его знает. Может быть потому, что там, еще находились и пустовали полуразрушенные сараи, где выпивали мужики по любому поводу. Когда были деньги. Милиция туда заглядывала крайне редко. Тем более, ни скандалов, ни драк не было. Мне нравилось бывать в тех местах, чтобы наблюдать, с каким  азартом, там режутся в домино, или в карты под интерес. Всех тамошних жителей и поныне знаю не только в лицо, но и по именам и фамилиям. Сам нередко принимал участие, чтобы пощекотать нервы себе и другим, в очко или в буру, или еще во что-нибудь. Были бы гроши. Везло всегда, врать не буду. Чтобы никакой аферы с моей стороны никто не заметил, приходилось, не каждого конечно, а только тех, кто больше всех из них прогорел, угощать вином, а то и водкой. Смотря по ситуации. В тот день  сдавал я… В банке было сто рублей с копейками.
 «На все»!
Сказал Илья Семенович Туманов по кличке Шут. Это такой, видный, солидный мужчина, лет сорока. Чуть лысоватый шатен с короткой стрижкой  и с сухими узкими губами. Тяжелый мясистый нос имел небольшую горбинку. Глаза какого-то лилового цвета и всегда грустные. Вся грудь и руки были в татуировках, по ним было видно, что сидел, и сидел неоднократно. Одет он был тогда в сетчатый тельник и трико. И не заметить такой Третьяковской галереи только мог слепой или идиот. Во общем взяв одну карту, перекрестил ее, взял другую, за тем, третью и нервно сквозь зубы процедил:
 «Себе»!
Мне больших трудов не стоило, набрать не глядя, и выложить на  стол, рядом с его девятнадцатью очками свое двадцать одно. Туза и десятку. Глаза у Илюхи округлились и налились кровью. Но в том, что все происходило по правилам ни у кого сомнений не было. Карточная колода была абсолютно новой. К тому же ее принес сам, проигравшийся вдрызг, Туманов. Разошлись мирно, как в море корабли. Тогда моей персоне  повезло особенно. Выиграл что-то около трехсот рублей. И предложение, на счет выпивки, Илье Семеновичу понравилось. Он пошел домой, чтобы переодеться подобающим образом для такого дела. Я последовал за ним. Возле подъезда, на лавочках, друг напротив друга, по трое с каждой стороны сидели пожилые женщины и не просто женщины, а настоящие пышные барыни лет шестидесяти, или около того и вели меж собой мирную беседу. Я каждую хорошо знал. Чтобы не привлечь к себе их внимание, я встал за декоративными кустами, что росли по периметру всей невысокой, умело отлитой ограды, и небольшими асфальтированными проходами с лавочками по краям, разделена была  тремя  подъездами. Слушая женские толки я тихо стоял на тротуаре, изрядно избитым колесами тяжелых, грузовых машин. Давно проложенного, не далеко от трехэтажного кирпичного дома старой постройки и ждал Туманова.
 «И вот, иду я», - рассказывала солидная брюнетка в голубой косынке, с мелкой проседью на висках, не длинным курносым носом и с мощным вторым подбородком. «А на встречу мужчина, с сумкой. А в ней яйца, да крупные такие. Видать двух желтковые. У меня-то глаз наметан. Хотела, было, поинтересоваться, где он такую прелесть купил? В каком магазине? Но потом передумала. Не удобно как-то спрашивать у незнакомого человека. Во общем, прошла мимо. Вдруг, слышу, - бац! Оглянулась, а он лежит, бедняга, на асфальте. Руки в стороны. Подскользнулся на что-то. Я подбежала к нему. Помогла кое-как подняться и встать на ноги».
 «Как же», говорю,  «ваши яйца-то? Небось вдребезги разбили»? А он, сквозь стон и оханье отвечает:
  «Да хрен с ними, с яйцами. Спиной грохнулся. Весь позвоночник и внутренности отшиб».
«А сам держится за поясницу. Тут я пригляделась хорошенько, а мужик-то вроде не тот. У того на голове-то была шляпа. Лицо, как у Жан Маре, широкое, усы рыжие с небольшой проседью. И одет прилично, коричневый костюм, белая рубашка, галстук. На ногах лакированные ботиночки. У меня-то глаз наметан. А этот в кепке, без усов, а из одежды тенниска, шорты, да шлепанцы на худющих, как курьи ножки ногах. А в сумке разбитая водочная посуда. Я глянула вдаль, и что же вижу?! Тот прохожий с сумкой в руке, ну, что яйца-то нес, идет себе дальше и в ус не дует. Вот ведь оказия-то какая со мною приключилась. Как же мне неудобно было. Чуть со стыда не сгорела».
 «Ха-ха-ха». - Закатились громким смехом женщины.
Но их душе-раздирающее, на пол улицы, веселье, внезапно перебил  со второго этажа, грубый, охрипший бас пожилого мужчины, с седыми волосами на зачес. Его худощавое, до пояса обнаженное тело, было наклонено над подоконником, широко раскрытого окна.
 «Верунчик, ягодка моя, солнышко, где ты»! - Ласково обратился он к сидящим на лавочках, женщинам.
Брюнетка, та, что  окончила свое повествование, оглянулась на голос и прикрывая ребром ладони от солнца глаза, вежливо отозвалась:  «Я здесь, Вова! Ты что хотел-то»?
 «А я-то все думаю, куда это моя овчарка подевалась»? - Тут же громко высморкался в руку, с тем и  исчез с поля зрения,  закрыв за собой окно.
 Верунчик от такой подлой неожиданности, в полном недоумении, наивно улыбаясь, осторожным взглядом, ощупывала своих собеседниц и не найдя на их унылых лицах и тени насмешек и осуждений в ее адрес, неожиданно поменялась в лице и сменила тему.
«У всех мужья, как мужья,» - Брюнетка сурово наморщила лоб. «а у меня одно недоразумение.» И ударила ладонью по бедру. Шлепок получился громкий. «Сколько раз  говорила ему: Купи себе четвертинку, приди домой, как все порядочные люди и пей хоть до утра. Слово против не скажу. А будешь пьяным и упадешь, не страшно, дома все таки. Да куда там, как напьется, где-то на стороне, что еле домой ползет на четвереньках. Вот и сейчас, утро еще не наступило, а уже на ногах не стоял. А теперь, вон, проснулся. Наверное, похмеляться пойдет. Вернется к вечеру, опять небось, на ушах».
«А ты запри дверь и не пускай». - Нервно поправляя на голове платок, посоветовала ей, напротив сидящая женщина, с  родинкой на лбу похожей на  бородавку.
«Чего? Да он и в щель пролезет, а своего добьется. В прошлое воскресение,  взяла его с собой, ходить по магазинам. Думала, хоть один день трезвым будет. Буквально за ручку, как годовалого ребенка водила. Зашла в хлебный магазин. Поставила своего дуралея у колоны: Стой, сказала, Вова, без меня и шагу ни ступай. Всего пять минут отсутствовала. Когда вернулась к своему сокровищу, так и обмерла. Готов! Вусмерть пьян! Я в крик! Когда, дескать успел-то? И чтобы, вы, думали услышала в ответ от этого кретина?»
 «Верунчик, солнышко мое, не серчай!  Отбивался, как мог. Руки за спину заломили и в рот вливали».
Пока женщина неумолимо промывала косточки своего благоверного, из подъезда вышел Туманов в цветастой рубахе с длинным рукавом и в  серых брюках, сшитых по последней  моде, под мор флотский клеш, но без головного убора. Ноги были обуты в коричневые сандалии.
 «Ну что, пойдем что ли»? Сказал Шут. И мы двинулись к ближайшему гастроному. Там нам сел на хвост приятель Ильи, некий Степан Горохов, по прозвищу, Шустрый. На вид, человек, как человек, примерно лет тридцати пяти или около того не высокого роста, с худощавым, вытянутым лицом и вставными зубами, из белого металла, во весь рот. С хитрым, хищным взглядом. Тугие узкие губы подрагивали от похмельного синдрома. Если судить по наколотым перстням на пальцах обеих рук, то можно смело сказать, что был и неоднократно, в не столь отдаленных местах.
Он предложил нам, пойти к нему домой и там распить спиртное на троих, в спокойной, тихой обстановке. Пришлось раскошелиться на  три пузыря. Из гастронома,  направились прямиком к нему на хату. Тихо мирно вошли и тут я увидел, в зале на диване, лежала совершенно обнаженная женщина с распущенными, длинными волосами, смолянистого цвета. С красивой фигурой и опухшим от длительного пьянства лицом. На вид ей было не больше сорока лет. Подложив руки под голову она спала. Подушка и одеяло валялись на облезлом, давно не мытом, деревянном полу, по ним и по ободранным старым обоям и осыпанной в нескольких местах штукатурки на почерневших, кирпичных от сырости стенах, было видно, что ремонта в этой квартире не было давно. Такое зрелище, удивило не только меня, но и Туманова. Степан заметил наше замешательство, быстро подбежал и накрыл женщину одеялом. 
 «Это моя сожительница, Тамарка». -  Прошептал Шустрый. «Не будем ее будить. А то еще, стерва, не дай Бог, на хвост сядет. У нее, на счет выпивки, горло луженое. Винчище хлещет исправно».
Во общем, на кухне, раздавили один Семьсот пятидесяти граммовый флакон портвейна, закусив плавленными сырками,  я их купил по пути, в продуктовом магазине. За тем, распечатали вторую бутылку и заново наполнили этой бормотухой три стакана до краев. Чокнулись по русскому обычаю. Тут Шустрый резко вскочил со своего места и держась  за живот, не громко сказал:
«Ну, ребята, вы, как хотите, а я, как знаю. Сейчас приду. Что-то в животе забурчало. Видать от утренних консервов. Ведь хотел выбросить, а она, Тамарка, моя сожительница, все уговаривала меня: «Ешь, ничего не будет». Вот  и съел. Который раз  прихватывает. Ну, стерва, погоди! Еще с тобой рассчитаюсь». И оставив свое кровное на столе, под наше наблюдение, быстро побежал  по коридору в туалет. Мы его ждать не стали. Выпили, закусили, закурили по сигарете. В голове заиграло. Завели душевный разговор о том, о сем. Тут мне Шут и говорит:
 «Иду я как-то  третьего дня по тротуару, возле аптеки. Прогуливаюсь. Дышу свежим воздухом. Ни о чем не думаю. Вдруг, гляжу, мужичок не высокого роста, на вид  больше сорока лет не дашь, немного подвыпивший. Стал переходить дорогу в неположенном месте. Жигули резко затормозила и оттуда посыпался отборный мат водилы в адрес того придурка. А он, вместо того, чтобы извиниться, или просто уйти от греха, куда подальше, начал возмущаться.
«Ты, кого посылаешь-то, зараза? Меня, весь Кировский знает. Я здесь масть держу».
И так далее и тому подобное. Но шофер-любитель, своих позиций не сдавал. Попросту говоря, опять высказал в его сторону что-то не хорошее. От тех последних слов, пешеход крепко осерчал и с душераздирающим криком:  «Выходи, выходи пес поганый! Я тебя зубами рвать буду»! Принял боксерскую стойку. И тут случилось то, что в конце концов, должно было случиться. Дверца жигулей открылась и из машины вышел на свет Божий, добрый молодец. Ростом, примерно, под метр девяносто, а плечи... Что коромысла, на чем бабы воду носят. Удар был нанесен с такой силы, что даже у меня, битого волка, на ногах поджилки затряслись. Это надо было видеть. Тот, так и полетел носом в газон. Сказать по правде, я немного оробел. Жив ли он? А тут, еще какой-то фраер, примерно с меня ростом, с папироской во рту, шедший мне навстречу, тоже, видать, от скуки, да безделья, не знал куда себя деть, и видел всю эту сцену, глубоко затянулся Беломориной и не громко произнес:
 «Эх, низковато пошел! Чай к дождю».
Я к чему тебе это рассказываю:  Ответь мне, зачем этот придурок, велел водителю выйти из машины? Шел бы своей дорогой и ничего не случилось бы. Верно, ведь?! И не лежал бы на мокрой траве, раскинув руки, среди пчел и прочих насекомых».
Я даже засмеяться не успел, не то, что ответить, как на кухню беспардонно вошла Тамара, Степкина гражданская жена, чуть ниже ростом своего хахаля, но несколько упитаней. С полураскрытыми глазенками, от крепкого недосыпания, в сером халате на распашку, так что отчетливо  была видна, вся ее женская прелесть. Не сказав ни слова, даже не поздоровавшись, беспардонно, взяла Степанов стакан с портвейном и в глотка четыре, осушила его до дна. Закусила Степиным сырком и с похмельными вздохами и всхлипами, удалилась в зал и легла на прежнее место. Это было слышно по скрипу пружин старенького дивана. Мы, с Тумановым, в глубоком непонимании, переглянулись. Илья в ответ только пожал плечами и дожевывая остатки плавленного сырка, чуть слышно пробурчал: « А кто их разберет, может так и надо».
В это время из туалета вернулся Шустрый и увидев свой стакан пустым, начал возмущаться:  «Где  вино? Кто выпил»?
Мы рассказали ему всю правду. А он в крик:  «Зачем отдали! Где эта тварь»? Завопил Горохов.  «Убью»!
И в это самое время, как в народе говорят, «на ловца и зверь бежит», на кухню, чуть пошатываясь, при блудила Тамара. Очевидно за посошком. Степан в страшном гневе занес над ней свой кулак и со всего размаха, врезал ей по физиономии. Хлопок получился такой, как будто ударили по пустой бочке. Та, как подкошенная, рухнула лицом вниз. Шустрый, как ни в чем не бывало, перешагнул через ее распластанное тело и опять направился в сортир. Честно говоря, мы перепугались здорово. А вдруг, убил?! Тогда всем вилы. В смысле — тюрьма. Но ничего, вроде оклемалась. Царапаясь по стенке, как кошка, всеми ногтями и пальцами, кое-как стала потихоньку подниматься. Приняв вертикальное положение, завопила во все свое окаянное горло:
 «Степа, Степушка, Степан! Ты где есть-то? Я тут на что-то наткнулась, даже искры из глаз посыпались. Чего сюда приволок-то»?
Мы с Шутом так хохотали, что наш третий кореш, болевший животом, выбежал из туалета, на ходу застегивая брюки. В полном недоумении, и растерянности он вернулся на кухню, не понимая над чем мы смеемся. Глядел, злым не доверчивым взглядом то на свою сожительницу, то на нас. А мы с Тумановым, едва не валились  со своих мест, от истерического смеха.
- Вот как в жизни бывает. - Закончил Василий и  улыбаясь, посмотрел на Полину. Она продолжала смеяться, то и дело промокая глаза. Так, что со стороны могло бы показаться, девица над чем-то горько плачет.
- Ох, Василий, ну ты меня сегодня и рассмешил,  ладно, пойду стричь твоих родственников, а то, поди уже заждались. Посиди пока здесь, а хочешь пойдем вместе, посмотришь как ножницами работаю. Потом своему другу расскажешь.
Нет, дорогая, покорнейше благодарю. Лучше посижу тут в холодке. - Сказал Василий, провожая блондинку радушным взглядом.
Прошло не больше полу часа, когда первым перед Котом предстал хозяин леса с чисто побритым лицом и короткой стрижкой под полу бокс.
- Блохастый, - завопил владыка лесных угодий, - глянь, как меня тут изуродовали, по твоей милости, сволочь. Мать родная не узнает. И у Лешего на глазах выступили слезы. На кого, скажи, я теперь похож-то стал, шкура?
Василий, глядя на чисто побритое лицо и на остриженную голову Лешего, едва сдерживая смех, промолвил: - Ну что ты такое говоришь. Это же самая модная прическа на сегодня. Скажи, спасибо, что не под чубчик оболванили. Поверь мне, нынче все так ходят. Теперь никто даже и не подумает, откуда твою образину нелегкая принесла. Голову на отсечение даю.
Хозяин леса поскреб затылок, немного успокоился, глубоко вздохнул, и грузно сел на скамейку. Одного не могу понять, как мы там уживемся - понуро спросил Леший? - Места не знакомые. Никого не знаем. Может зря идем туда? 
- Не робей, со мной не пропадешь. Только слушайся во всем. Что скажу, то и делай. А самое главное, ни с кем сор не затевай, да скандалов. Понял? А там, куда кривая выведет.
- Какая еще кривая? - Заволновался хозяин леса.
- Да это у людей есть такая поговорка. - Усмехнулся Василий.
- А-а-а-а. - А то я уж, было, подумал, что про дороги говоришь.
- И про них тоже. Этого добра там хватает. Такое увидишь, не забудешь во век.  Полный развал, бардак одним словом и все от того, что к власти рвутся козлы, да бараны, хоть волком вой.
- А вот и мы! - И из кустов вышли Баба- Яга и Кикимора, с короткими стрижками, типа каре и в сопровождении Водяного и беса под ручку.
- Ну вот и все. Больше разговора было. Принимай работу. - Послышался знакомый голос блондинки, что следом вышла за всей честной компанией.
- Отлично! - Воскликнул Кот, доставая портмоне, конфискованное,  у обкомовского работника. - И так, сколько с меня? - Продолжал Василий, извлекая оттуда, двадцати пяти рублевую купюру.
- Да ты что? Никак обидеть хочешь? - Сказала Полина, резко понизив голос. Красные пятна гнева выступили на ее пухленьких щечках. - Денег я не возьму. - Строго промолвила она и отвернулась, устремив свой взгляд куда-то неопределенно вдаль.
Кот холодно посмотрел на нее и протянул деньги.
- Возьмешь, еще как возьмешь. А, если нет, то знай, что сегодня потеряла своего лучшего друга навсегда. За труды твои плачу, а не за красивые глазки. Вот, ежели, тем негодяям, что засели в обкоме или в правительстве, как клещи, я бы и медного гроша не дал. Не потому что они идиоты. Нет! А то, что лодыри, каких свет еще не видывал. И сидят не на своих местах, от этого сколько хорошим людям зла приносят. Но к большому сожалению, так устроен этот мир. Те кто  не лишен чести и совести пашет, а трутни живут.  Их даже ругать не за что, так как ничего не делают. А вреда от них столько, саранча не годится. Позволь мне рассказать  одну не большую историю и ты сразу поймешь, что я имел ввиду. Когда рабочие собирались в обеденное время  играть в домино, к ним частенько захаживал начальник, к сожалению не известного мне отдела. Хоть и был он не высокого росточка, но бегал по цеху быстро — не догонишь. Пухлое смуглое лицо, покрытое морщинами, невольно наводило на размышление, что до пенсии этому субъекту оставалось немного. Хотя на голове не лысинки не сединки. Сохранился хорошо. Плотно сжатые губы, всегда были в табаке, он курил сигареты прима, докуривая до мизерного окурка, часто обжигал желтые от никотина пальцы. Большой любитель был забить в козла. В чем состояла его работа никто не ведал, да и он-то сам, небось не знал. Показывался иногда на центральном проходе, когда приспичит в туалет или в столовую. А так все больше отсиживался в своем кабинете. И вот, однажды, кто-то задал ему такой вопрос: «Федор Матвеевич, гляжу на тебя и думаю, ни фига ни в чем  не разбираешься, да в придачу ко всему, ничего не делаешь. Скажи, пожалуйста, сколько сейчас платят за то, чтобы так дурака валять»?
 «Ха-ха-ха».  Засмеялся тот.  «Да у меня оклад сто десять рублей».
 «О-о-о-о». Протянули, возмущенно, работяги. «За такие деньги, только что войти в проходные, да выйти». И молча продолжили игру, с глубоким состраданием к его персоне. Даже кто-то угостил сигаретой, а кто решил поделиться с ним обедом из своего тормозка. И не было такого дня, чтобы они не вели разговор о нем. «Как же этот бедолага на такой заработок существует? Ведь, поди, и семья есть, и дети». Но как-то раз, совершенно случайно, узнали у кассирши, что тот плут уж ни такой  несчастный, как представился. Кроме оклада и ежемесячной премии, получает и прогрессивку и еще что-то. Таким образом выходит от триста рублей и выше.  И однажды высказали ему прямо в лицо, кто он такой есть, назвав к тому же еще хамом и прочее, что переводу не подлежит. С тех пор Федор Матвеевич, в ту мастерскую ни ногой. Отыгрался в козла с тем коллективом на вечные века. Теперь, самый простой вопрос: Почему он скрыл правду? Да потому что сам прекрасно понимал, что таких денег не заработал, а просто напросто, обокрал таких же людей, как и сам. А у них тоже есть дети. Вот и получается, одни пашут в поте лица своего, а другие, вроде этого негодяя, у них жирные куски отрывают. И закон на стороне лодырей,  проходимцев, да остолопов, стало быть, так  воровать можно. И так повсюду и везде, куда не глянь. Как один мой родственник, недавно, четко выразился: «Куда же смотреть, чтобы отвернуться»? Да вот он, кстати, на скамейке возле меня сидит. Побритый, постриженный, как огурчик. И кого не спрошу, что такое закон, злодейство или безумие? Никто ответить не может, тем не менее по нему живут. Вот, скажи, только честно, какая у твоей матери пенсия? Она всю свою жизнь, ни щадя ни сил, ни здоровья проработала в колхозе. Пропалывала свеклу в тридцати градусную жару в поле, под открытым небом. Убирала ее и в дождь и в снег, стоя в резиновых сапожках по колено в грязи. Да разве всего можно упомнить? А как в полог грузила навоз? Да что там говорить?! Ну так сколько же ей за все это платит так называемое государство?
Полина смущенно, пожала плечами и молвила: - Тридцать рублей с копейками.
- А почему не триста?  - Знаю, знаю что ты хочешь сказать — Замахал руками Василий. - Что, дескать, где-то читала, в какой-то газете, что много денег уходит на вооружение. Негде взять лишний рубль. Но себе-то, эти мерзавцы подколодные, гроши находят. И заработок и пенсии себе разбухали, ой-ей-ей. А на каком основании? Кто позволил? У кого спросили на это разрешение? Поверь мне, никто на мой вопрос не ответит. Будут мямлить, переливать из пустого в порожнее, начнут оправдываться, что, дескать, это не мы, это до нас было и так далее и тому подобное. И никогда не признаются, что они воры. Ну, скажи, разве я не прав.
В ответ Полина мило улыбнулась и робко произнесла: - На хлеб хватает. А там и скотинка кое-какая есть. С голоду не сидим.
- Не сидим! Хватает! - Сделал кислую гримассу Василий. - Сколько можно терпеть-то? Вот был в том заводе мастер какого цеха и участка, уже не помню, года два, почитай, прошло, если не больше. Кстати, состоял в партии. Рабочие считали его истинным коммунистом, за то и уважали. Ростом не был велик, но плотного телосложения хоть и лет не мало, но на здоровье не жаловался. Хотя точно помню, язва желудка была, оттого-то и зубы все были вставные из белого вперемешку с желтым металлом. Очков не носил, но часто прищуривался, когда читал или хотел какой-нибудь предмет рассмотреть получше, во общем, наверняка, страдал близорукостью. На небольшом курносом носу маленький шрамик. Это он когда-то попал в аварию на мотоцикле. Чудом жив остался. Так вот, на каждом собрании, выступая, с трибуны, кричал. Нет, я не оговорился, именно кричал во весь голос, чтобы  инженерам, мастерам и ему в том числе, а так же и другим руководящим лицам цехов и отделов, отменили премии. Так как эти деньги принадлежат рабочему классу. Это фрезеровщики, токаря и прочие, стоя у своих станков, по восемь часов в сутки, выполняют план. А мы их обираем, стало быть обворовываем. К сожалению, такой он был один. А если бы его поддержали десятки, сотни, тысячи честных, порядочных людей, все было бы по-другому. Но увы! Когда этот величайший человек двадцатого столетия, последний коммунист, уходил  на пенсию, члены партии так были рады, словами не передать.
- Ох, Василий, не пойму никак когда ты говоришь всерьез, а когда шутишь. - Сказала блондинка, взяв из его рук деньги, и не громко добавила: - Видишь, беру, чтобы не обидеть тебя, так что оставайся другом моим и дальше. Не бросай. У меня и так мало, хороших знакомых, на этом свете. Да!  Вы же в город собирались. Поспешить надо, а то у водителей автобусов скоро будет обед. Часа два, а то и больше ждать придется. Если не возражаете, я вас провожу до остановки. Приводи своего друга, а там посмотрим. Может и правда моя судьба.
- И его тоже. - Поддакнул Кот и отряхнув джинсы молча направился к выходу.
По деревне шли так, чтобы не привлечь на себя особого внимания со стороны, то есть молча, по великой просьбе Кота. Естественно это не относилось к Полине. И она  позволила себе первой нарушить тишину и обратиться к Василию: - Странно как-то все это. Ты член союза писателей. Поэт. А сейчас выступаешь в роли свахи. Смешно.
- Почему? Просто хочу помочь хорошим людям. И ничего тут сверхъестественного нет. Когда поженитесь, еще не раз мне спасибо скажите.  Саша, кроме того, что мастер на все руки и то, что не пьет, страстно обожает поэзию. То есть человек с высоким интеллектом, а значит гены  передадутся к вашим детям, и они не будут пушечным мясом. Научатся думать и на жизнь будут смотреть душой, а не глазами. Я бывал в разных местах и видел какое потомство бывает у мужчин, что пренебрегают самым дорогим что есть на этом свете, Божьей благодатью, как бывало, любил говорить, очень хорошо мне знакомый старец. - Сказал Кот, приглаживая  взъерошенные от ветра, волосы на зачес. - Хотя и понятия не имею что это такое, но раз он так молвил, значит так оно и есть.
Полина усмехнулась и укоризненно произнесла: - Что же, выходит дело, ум и все прочее дают отцы? А какая же роль отведена матерям?
- Честно говоря, не знаю. Пока, не разобрался. Но обещаю, в этом вопросе, вскорости превзойти самого себя. - Ответил Василий и сделал крепкую затяжку. - Но ты, голубушка, не обижайся на правду. Даже, если она горькая. Вот лучше послушай, тогда и судить будешь, кто прав, кто виноват: Был у меня один приятель. Юрием звали. Симпатичный парень, не высокого роста брюнет, с плотным крепким лицом и немного приплюснутым носом. Не женат. Хотя было ему далеко за тридцать. Частенько захаживал к нему домой. Выпивали. Он жил в квартире, на два хозяина. Соседка его, Наталья Владимировна, женщина склонная к полноте, была всегда под мухой. Как не зайду, от нее постоянно разило перегаром. Я даже не помню цвета ее глаз, так как всегда были опущены от вечного похмелья. О лице лучше и не вспоминать. У самых первых первобытных людей физиономии были намного симпатичней. Мне мой приятель говорил, что ей было лет пятьдесят или около того.  В прошлом дважды была замужем. Имела двоих сыновей. Старший ее отпрыск, страстный любитель спиртного, в возрасте двадцати лет, далеко не крепкого телосложения с вечно разбитым лицом и синяками говорил не членораздельно, так что общаться с ним, была сплошная мука. Наталья гнала самогон, но не на продажу, а для собственных нужд. Напивалась со своим старшим отпрыском так, что не доходили до кроватей. А  младший, совсем был сделан из другого теста. Невысокого роста, с правильными чертами лица и голубыми глазами, казалось что никаким боком не состоит с ними в родстве. Спортсмен. Увлекался борьбой. Терпеть не мог их пьяные хари. Меня это очень удивило. Почему такая большая разница? Ведь, рождены от одной матери? Потом я выяснил: Оказывается,  первый ее муж был страшным выпивохой, скандалистом и прочее. Умер от сердечного приступа, не пережил похмелья. Второй, на дух не переносил ни табачного дыма, ни запаха алкоголя. Любил классическую музыку, поэзию, живопись. Хотя и работал на стройке шофером. С каждой получки водил детей и свою благоверную в центральный парк. Катались на каруселях, посещали кафе. Пили лимонад, ели пирожки и мороженное. Во общем, духовно отдыхали. Но случилось несчастье, он погиб. Разбился на грузовике. После дождя, по скользкой дороге, занесло машину в кювет. Так и умер в больнице, не придя в сознание. Когда хоронили его, она чуть с ума не сошла, скорую помощь вызывали. Сколько уговаривали ее, чтобы набралась силы, пережить горе свое. Ведь двое детей у нее как никак. Старшему тогда было двенадцать, а младшему и вовсе семь лет, только в школу пошел. После похорон, Наталью, как будто подменили. Совершенно стала другой. Пристрастилась к спиртному. Сначала так выпивала с подругами за компанию. А уж когда научилась гнать самогон… И старшего-то сына споила и сама спилась. Так рассказал мне бывший мой приятель.
- Почему бывший? - Насторожилась Полина.
Кот растоптал недокуренную сигару и горько вздохнул: - Шибко выпить любил, вот сердечко и не выдержало. Я даже на похоронах не был. Поздно узнал.
Услышав это, блондинка сразу переменилась в лице. С алых губ пропала та улыбка, что, как радуга радовала глаз. Хмурые тучи бровей сделали ее лицо бледным и холодным, как долгую осеннюю ночь и по щекам потекли слезы. Утирая  их, еле слышно произнесла: - Извини, я не знала.
- Да ладно, тебе. - Продолжал Кот. - Что теперь об этом горевать.  Многих хороших людей потерял. И тех кто в меру выпивал, и тех кто не пил вовсе. Кое-кого, мне по сей день так не хватает, что просто волком выть хочется. Скучаю. По ночам, во сне, голоса их слышу. А в прочем что-то мы отвлеклись от темы. Надо же закончить  свою мысль. Ну, вот, слушай дальше. Младший ее сын ушел в армию и с концами. Ни слуху, ни духу. Даже письма не написал где он и что с ним. Наверное в том городе, где служил, женился, да и остался там. А возможно и завербовался куда-нибудь на север за длинным рублем. Сейчас это модно. А мать его со старшим братом  умерли. Сначала она от инфаркта, а вслед за ней и он. Выпить, конечно, дело хорошее, но чтобы и закуска была соответствующая, тогда не будет похмелье столь ужасным. Но если эту дрянь употреблять каждый день в неограниченных дозах, занюхав конфеткой или рукавом, то тогда дело дрянь. Можно запросто свой мотор посадить, я имею ввиду сердце, что потом ни в одной больнице не поправят. Не знаю, кто теперь живет в их квартире. Давно в тех краях не был.
Блондинка немного успокоилась, посмотрела на Василия печальным взглядом и робко молвила: - И все таки, ты не прав. Интеллект к детям и от матерей передается.
- Ха-ха-ха. - Засмеялся Кот. - Так и знал. Вечная вражда между женщиной и мужчиной. Кто умнее и кто главнее в семье. Вот, послушай, расскажу тебе еще одну историю. Знавал я в юности одного парня. Широкоплечий крепкого телосложения. Красавец. Его серые глаза никогда не позабуду. Сколько в них  тепла и доброты. Под каскадом русых густых волос едва были заметны крепкие шейные мышцы. Любая девушка была бы рада быть его спутницей по жизни. Но, однако один был у него недостаток, любил шумные компании, выпивал и не только с получки. Имел много друзей. Даже когда женился, традиций своих не менял и продолжал так же после работы посещать пиво-бар и прочие  места, где продавали алкогольные напитки. Конечно, пьяным вусмерть ни где замечен не был и в вытрезвитель не попадал, и домой приходил на своих ногах, без чьей либо помощи, но все таки, за воротник закладывать любил. Естественно, Свете, его молодой супруге, это не нравилось. Все таки терпела как могла. Темноглазая брюнетка, с длинной до пояса косой. Она шла по улице и трудно было не оглянуться ей вслед. И вот, когда родился у них ребенок, а именно сын, то Андрей, так звали того парня, пришел в роддом с шикарным букетом цветов для своей возлюбленной и коробкой шоколадных конфет для мед персонала. И все так же под мухой. Но только лишь взглянул на своего первенца, как сразу внутри что-то оборвалось, перевернулось. С первого взгляда он полюбил его так, что невозможно словами выразить. Имя дал ему, в честь покойного отца, что  не дожил до рождения внука. Назвал Михаилом. Ты можешь мне не поверить, но бросил не только пить, но и курить, чтобы дымом табачным не дышать на свое чадо. После работы спешил домой, забыв про шальную компанию выпивох, дабы взять на руки свое дитя и пойти с ним гулять. А чтобы не скучно было, когда младенец спал в коляске, брал с собой книгу какая попадалась под руку. И сидя где-нибудь в скверике, в тихом укромном уголке на лавочке, читал. Так, постепенно, заинтересовался литературой, а именно классикой. И не только художественные произведения, но и публицистику потихоньку постигал его разум. Так дошел и до поэзии, удивляясь тому, что раньше даже не подозревал какая это прелесть. Вскорости родился Егор. Я к чему все это говорю-то… То, что прошло время и дети стали взрослыми, но старший его отпрыск и по ныне от выпивки не откажется. Хлещет спиртное так же, как когда-то пил его отец. То есть, гены передались вместе с низким интеллектом. А младший, даже на новый год, глотка шампанского не сделает. И лицо, и стать, даже волос и цвет глаз такой же, как у Андрея. В данный момент пишет стихи. Конечно, пока еще не шедевры, но все таки. Поступил в литературный институт, окончил его, и теперь работает редактором в какой-то газете. Пока не женат. Но ничего, когда-нибудь, да встретит свою единственную. Таких случаев много, что сами за себя говорят, эта и есть благодать, про нее, однажды мне рассказывал один старец, передается исключительно по мужской линии. Потому, всем мужикам, без исключения, советую заняться чтением хороших стихов, их у нас в любой библиотеке, в бессчетном количестве. Слушать музыку, желательно классику и любить живопись. Михаил другого склада. Волос темный, такой же, как у Светы, его матери, даже родинка на левой щеке такая же. Кроме того,  я знаю когда рождаются мальчики, а когда девочки.
- Ох, Василий, - засмеялась блондинка, - ну, ты хватил! Да разве можно это предвидеть? До такого даже наука не дошла.
- Она не дошла, а я дошел. - Возмутился Кот. - Ты сначала послушай, а выводы потом делать будешь. Рождаемость мужского пола у женщин происходит между двадцати четырех и двадцати шестью годами включительно. А вот между девятнадцатью и двадцатью тремя получаются почти всегда, за исключением редчайших случаев, девчата. И таким образом запросто можно подсчитать кто и когда родится. Если не веришь, можно проверить. Тебе сейчас сорок пять. Значит у тебя будет сын, если, конечно, выйдешь замуж. Немедленно!
- Ах, вот значит, к чему ты клонишь! - Смущенно усмехнулась Полина. - Ох, Василий, хорошая из тебя сваха получилась бы.
- Ладно. - Вздохнул Кот. - Не веришь, не надо. Время покажет. Однако, жди нас в понедельник или во вторник.  Приду с Александром. Свататься будем.
- Ну что же, я всегда гостям рада, а там поглядим.
Деревня давно  осталась позади и с пригорка проселочной дороги уже было видно шоссе.
- Почитай еще что-нибудь. - Попросила блондинка.
Василий в ответ, не громко откашлялся и торжественно произнес:
- Следующее мое произведение называется «бондарь». Почему я его написал? Понятия не имею. Может быть, потому что отходит эта профессия. Все трудней и трудней найти человека, что делает бочки, именуемые в простонародье кадушками. Это искусство постепенно вымирает. Ну, во общем слушай.

               

Здорово, бондарь! Как живешь?
Простой, как прежде, молчаливый.
Блажен покой когда идешь
Под соловьиным переливом.
А я, как видишь, повзрослел.
Теперь до старости немного.
Пускай, как снег, твой волос бел,
Но нес свой крест и верил в Бога.
Идти куда глаза глядят
Мне просто напрочь надоело.
Играл с тоской в понурый взгляд, -
Куда черемуха глядела?
Как жалко что я не успел
Найти свою, свою дорогу.
Как под гармонь ты славно пел,
Когда вернулся из острога.
Меня еще поймут, простят
За то, что жил я неумело.
И журавли до звезд летят,
Сады осыпав пухом белым.
Ты знаешь, бондарь, я устал.
Наверное грешил не мало.
И я бы к берегу пристал,
Коль смог бы жизнь начать сначала.
И я пою что не богат,
Но будь спокоен и не беден.
И не со мной уже закат
Играет в бурого медведя.
Ну что же, бондарь, будь здоров!
Теперь увидимся не скоро.
Ты никогда не пас коров,
Но никогда и не был вором.
И душу вольную свою
Не променял на рюмку водки.
И я в груди еще таю
Не твердый шаг твоей походки.
А в памяти остался дождь
И бондарь с бочками своими.
Одет по-флотски, брюки клеш,
Что дорожил и в праздник ими.

Дочитав стихотворение до конца, не заметно вышли к шоссе, аккурат к автобусной остановке.
- Давай, напоследок, тебе еще что-нибудь прочту, пока  прибываю в хорошем настроении. - Сказал Кот и нежно посмотрел на Полину.
Та не произнеся ни слова, в знак согласия, кивнула, и Василий продолжил.

               

Круто сеяли хлеб, а бросали по зернышку.
Лошадей не стегали. Для кого берегли?
И в затерянных избах тянули разлуку из горлышка,
На остывших печах, одинокие короли.
Кони шли и о камни копытами цокали.
А дорога вся в звездах с мостом, впереди.
Где княжну молодую, как пленницу горькую,
Приручили у всадников спать на груди.
Не забыть мне ее, ту, похожую, чем-то, на фею.
На прощанье взмахнув мне рукой, как крылом навсегда.
Без которых леса, и поля, и луга опустеют,
И погаснет навеки, над омутом, чья-то звезда.
Можно ль это назвать расставание, нашей судьбою,
Переписанной кем-то за нас и не с легкой руки?
И дождю не до сна, что становится чащей лесною…
Поздней осенью так не стучали его каблуки.
И остались лежать, недопитыми в солнце, колодца.
За холмами уже на заре не гудят поезда.
Только малая капля дождя, упадет в свой родник, улыбнется.
И в лохмотьях бурьяна пройдут над рекою стада.
А дорога стелилась по полю звездною скатертью.
И катилась луна по убогим холмам в мертвый лес.
Мне б от боли такой за столом в кулаки горько плакать бы…
Но, а колокол бил, поднимая грачей до небес.

- Ну, как, тебе мои стихи? - Едва закончив  читать, спросил Василий.
В ответ блондинка посмотрела на него своим лучезарным взглядом и не громко промолвила:
 - Если бы не нравились, не слушала бы. Однако, народу нет! Стало быть автобус только что отошел. Следующий ждать придется. Сам знаешь, ходят по графику. Каждые сорок минут. Ну, давай,  еще что-нибудь прочти на посошок, да пойду домой, а то, мать еще не кормленная. Конечно, постояла бы с вами. Но не могу, извини.
- Да ладно тебе! Неужто, мы не понимаем. А на прощанье хочу преподнести тебе одну вещь из раннего. Так, что строго не суди. - И Кот глубоко вздохнув начал читать.

               
И стоят стволы молодых берез.
На холмах лежат тропы лыжные.
Впереди саней вел по следу пес.
И к ночной звезде следы вывели.
Я в такой глуши к тишине привык.
Над моей бедой совы плакали.
И мороз по мне головой поник,
И леса в капель слез не прятали.
На прицел ловил ястребиный крик.
И из чаши пил брагу пенную.
И мела метель, я б и к ней привык,
Но с душой своей что поделаю?!
Я в кострах сжигал вековой ночлег.
Думал краше край этот сделаю.
Потерял тропу, знать, велик мой грех…
Все равно в Христа, в Бога, верую.
Над рекой столбы высотой до звезд.
Провода гудят неподвижные.
Горевал гнедой, но поводья нес.
Но поводья нес, так и выжили.

- Ну, спасибо тебе, Василий, за красоту строк. Да и вообще, за то, что не забыл меня. Только там о Боге сказано, а говорил что не веришь. - С хитринкой  в глазах усмехнулась Полина и сошла с шоссе.
-Так ведь это стихотворение было написано с чужих слов. Один хороший человек рассказал о себе, а мне пришла мысль написать от своего имени. Конечно же такое произведение не напечатают, даже в много тиражной газете. Но меня это не смущает. Пусть будет, каким его придумал.
- Ну что же, как нравится так и делай. А стихи хорошие. Мне душу согрели.  Во общем, до встречи. Пока! - Крикнула она, на прощанье помахав рукой и легким, быстрым шагом направилась в сторону своей деревни. Василий долго стоял и смотрел ей вслед. Еще никогда не сожалел так, как сегодня, что он не человек. Может это была самая большая его ошибка то, что хотел походить на людей обличьем. Все задуманное им, получилось превосходно, а как заставить сердце, любить или не любить?
- Кто крайним-то будет? - Послышался за спиной женский, чуть хрипловатый, голосок.
Кот обернулся и увидел перед собой не совсем молодую, но приятной наружности, женщину с распущенными темными волнистыми волосами чуть ниже плеч и с опухшими влажными  глазами от слез.
- Я! - Невозмутимо ответил он и как бы невзначай спросил: - О чем дева плачешь? О чем слезы льешь? 
Та горько вздохнула и промокая носовым платком пухленькие с небольшим румянцем щечки, еле слышно промолвила:
- Вот, еду, подавать на развод. Сил моих больше нет от этого пьяницы. Ну, что не жить, что не жить по-людски? Ведь, все условия для этого, созданы. И работа хорошая. Заработок, - дай Бог каждому, да и я еще не старая. Двое детей. В школе состоят на хорошем счету. Пускай не  отличники, но все таки не двоечники. Никакие средства, ни уговоры не помогают. Пьет гадина, не подавится. У моей подруги тоже муж был алкашом, так она его в два счета отучила. Заквасила брагу, а на дно кастрюли тряпку положила. И как только, ее дурень, допил до дна, увидел эту дрянь, как начало его рвать, что до сих пор, даже по большим праздникам, спиртное видеть не может. По сей день живут душа в душу. Ну, вот по ее совету, все так и сделала. И в один прекрасный день пришла с работы домой и, как увидела своего паразита с тряпкой в руке, крепко накрепко, отжимавшего ее до капли в свой граненный стакан, со словами: «Эх, еще бы граммов сто для полного счастья! И баста»! Так чуть в обморок не упала.
- Ха-ха-ха. - Схватился за живот, от смеха Василий. - Ну, ты, даешь! Как тебя хоть звать-то?
- Галина Петровна. - Ответила брюнетка, поднеся носовой платок к лицу, готовясь снова пролить горькие слезы.
- Ну вот что, слушай меня внимательно! Два раза повторять не буду. - Неожиданно выйдя из веселого настроения, Кот резко обратился к ней. - Для того, чтобы твой благоверный бросил пить, многого не надо. Нужно только хорошо знать мужскую психологию. Без этого ничего не получится. Что такое психология  знаешь?
- Нет. - Немного удивившись ответила женщина, готовясь вслушаться в каждое сказанное слово, своим собеседником.
- Ну, так вот, - продолжал Василий, - вся эта ерундовина построена на человеческих эмоциях. Например: Страх, паника, озлобленность, скандалы, ругань, драки, поножовщина, страсть и так далее и тому подобное. Конечно, кроме любви. Так, как это высокое чувство, оно дано далеко не каждому почему-то. - И с этими словами Кот горько вздохнул и устремил свой взор, в ту сторону, где недалеко от шоссе, в неказистой, на вид, деревеньке, жила Полина. Но внезапно опомнился и стал говорить дальше:
 Так вот, почти все мужики больше всего на свете боятся бабьего сурового молчанья. И твой мужинек, наверняка, тоже. А потому, попробуй ему сказать так:
«Если хоть еще один раз придешь домой пьяным, целую неделю, слова  из уст моих сахарных не услышишь.» Знаю! Знаю! - Гневно Кот махнул рукой, - что это тебе не под силу. Ни одна баба такого испытания не вынесет. Поэтому предлагаю следующее: Купи магнитофон с наушниками, правда, в копеечку обойдется, но игра стоит свеч. И слушай через них музыку или еще чего-нибудь. Во общем сама придумай. Будет глухо, как в танке. Даже, если бомба рядом разорвется,  не услышишь. Как только твой пьянчужка заявится домой в нетрезвом состоянии, чего бы не выкобеливал, не отвечай. Понятно? И как бы  не кричал, все равно не докричится. А ты, просто сиди на стуле, закрыв глаза, наслаждайся  мелодией или еще чем, и молчи. Ежели начнет бить посуду, громить мебель, вставай и уходи на улицу и там пережди, временное буйство, своего благоверного. Думаю, что больше двух недель, такого одиночества никто не выдержит. А главное бросит пить. Если и захочет когда-нибудь выпить, то только с твоего разрешения. Такое уже случалось и не раз. Многим женщинам давал такие советы, кстати, их мужей хорошо знал. Помню, где-то месяц назад, ко мне обратилась одна дама, со словами благодарности.
 «Все что хочешь, для тебя сделаю за то, что научил уму разуму. Мой охламон уже полгода не пьет. Могу ремонт в твоей квартире сделать, бесплатно, так как, работаю на стройке, маляром-штукатуром». Но я попросил ее только об одной услуге, чтобы супругу своему не рассказывала, от греха подальше, кто ее на такое дело надоумил.
- А что! Можно попробовать. - Вскрикнула брюнетка и улыбнулась. Ох, денег-то с собой мало взяла. Боюсь не хватит. Придется идти назад. Как раз недавно в комиссионном видела плеер. Его-то и куплю. Спасибо, тебе, мил-человек. Да! Так и сделаю. Теперь, уж, свои порядки заведу. Попляшет у меня, стервец эдакий.
Еще раз от всего сердца поблагодарила Василия и быстрым шагом перешла на другую сторону шоссе и направилась к тропе, что вела куда-то в гору.
- Ты только, того, смотри, не переусердствуй! - Крикнул ей вдогонку Кот.
Она оглянулась и громко крикнула: - Не бойся, сделаю все, как надо. Он теперь у меня по струночке ходить будет.
- Да! - Подумал Василий. - Баба, она, и есть, баба!
Леший во главе всей честной компании стоял неподалеку и невозмутимо слушал  неинтересный, по его меркам, пустячный разговор, между Котом и незнакомой им гражданкой. И терпеливо ждал своего часа,  чтобы высказать этому пройдохе, некоторые свои серьезные недопонимания. И когда она все дальше и дальше удалялась от шоссе, хозяин леса нарушил тишину своим могучим басом: - Слушай, блохастый, почему сегодня ночью, маленько потрепав браконьеров, не скрывали от них кто мы такие? А теперь, даже разговаривать не разрешаешь, чтобы не привлечь на себя, как ты любишь выражаться, внимания со стороны?
- Потому что не хочу неприятностей. - Сказал Кот. -  И на всякий случай поглядел по сторонам. Желая убедиться, что кроме них по близости никого нет и продолжил дальше: - Те, были не просто какие-то там браконьеры, а обкомовские работники, да вдобавок во главе с секретарем обкома. Правда не знаю каким по счету? Первым или вторым? Или, может быть, чьим-нибудь заместителем? Да кто разберет? Их сейчас развелось, как собак не резанных. Так что, если на нас заявит в милицию, что якобы его обворовали Баба-яга, Леший и прочая нечисть то психушки, этому дурню, не миновать. А это значит, конец всей его карьере и дальнейшего благополучия. Даже могут исключить из партии, за нездоровые мысли и паническое настроение. За то, что в сказки верит. Тем самым, лишат кормушки. А как же?! У них насчет этого строго. А изгнание с высокого поста, для таких, как он, хуже смерти. А здесь живут люди, пусть многие из них без высшего образования, но даже как-нибудь случайно, узнают, с кем имеют дело, возьмут в свои натруженные ручонки колы, дубины и прочий не хороший древесный материал и начнут считать наши ребра. Ты знаешь сколько их у тебя?
Леший в ответ насупился и отрицательно  покачал головой.
- Ну вот, - продолжал Василий, - потом тебе скажут, ежели живым останешься. Между прочим, сколько раз можно просить, не называй меня блохастым. Я их давным-давно вывел. Кроме того, по сравнению с тобой, каждый месяц хожу в парикмахерскую. По субботам посещаю баню. Да и вообще, если кто из моих знакомых услышит такое… Знаешь, что будет?
- Нет, не знаю! - Насторожился Леший.
- Тогда молчи, и не возникай.
Кот подошел к Водяному и усмехнувшись спросил его: - Да, кстати, Мокруша, знаешь ли ты, что будет, если скрестить ежа с ужом?
Тот поскреб свой лысый затылок и закатив глаза, после недолгой паузы, пожал плечами: - Нет, не знаю. А что?
- Полтора метра колючей проволоки. - Произнес Василий, затягиваясь ароматным дымком сигары.
- Жаль! - Горько вздохнул Леший. - Если этого гада колючего скрестить  с удавом… Целый моток получился бы.
- Ха-ха-ха — закатился  Кот. И тут подошел автобус.