Весною

Увидев его на весенней улице, в шляпе и с тросточкой в руке, ты строишь ему заборы из своих ресниц. И начинаешь дышать часто и неровно, воспринимая запахи проснувшейся земли ещё острее.

– Марья Ильинична! – окликает он тебя, находясь по другую сторону дороги, и машет приветливо рукой. – Я только что…

Но ты уже далеко и словно идёшь в другом месте. По саду, выплывшему из твоих детских снов и словно говорящему с тобою. Стволы его яблонь смотрят на тебя. Их может ободрать коза, решившая позавтракать корою, а если в сад забредёт корова, наделает бед и пострашней. Может и ветки поломать, уже набухшие белыми цветами. С того и растут заборы в длину, когда ты встречаешь его на улице, и даже – когда подумаешь о нём!

А ты уже свернула в переулок и видишь в своём воображении сад другой, покрытый высокими сугробами. Скользят повсюду тени, похожие на лыжные следы. Кто-то звонит в калитку сада – колокольчик подпрыгивает и блестит. Из дома выходит женщина в овчинном полушубке, застёгивая пуговицы на ходу. Спешит в стоптанных валенках к калитке. Ступает по тропинке легко и, видно по всему, волнуется.

– Саша! – не говорит эта женщина, а поёт, выщёлкивая каждую букву знакомого имени, как соловей.

Колючий ветер нагоняет на это видение пелену и гасит его, как уличное освещение. На соседней улице начинают звонить колокола какими-то медными, равнодушными звуками. Дорогу тебе перебегает собака с хвостом, свернувшимся бубликом. И перед тем, как исчезнуть в переулке, останавливается и долго смотрит на тебя. Смотрит глазами, странно похожими на его глаза, из-под красивых бровей, сдвинутых в одну линию…

Ты крестишься торопливо, и шевелятся ветки яблонь в твоём саду, словно хотят сказать тебе о чём-то. И кадят ароматом внезапно распустившихся цветов. И ты ещё ниже опускаешь свои ресницы, и растут невидимые заборы в высоту. Чтобы ваши взгляды, получившие благословение ночных весенних птиц, случайно не встретились.