Это было офигительно
Это происходило в Израиле на фортепианных мастер-классах в местечке Тель-Хай, где я очутилась с детьми летом 1998 года.
По приезде туда я впала в отчаяние, которое мне и показать было особенно некому. В пути случилось поистине страшное дело дело для каждого нормального музыканта. Не скрою, мне немного хотелось и себя лицом отцу показать, когда я придумывала это самое дело. Не учитывала я только с самого начала затеи, что там отцу будет настолько не до меня постоянно, что и мысль такую я бы и сама отмела, как дурацкую, если бы хоть немного хватило у меня и тогда своих мозгов подумать про это.
Но я не подумала ни минуты. И положила свой инструмент в машину отца под стекло на заднем сиденье. Пока мы неспешно доехали до севера этой страны, остановили машину на стоянке кибуца, заселились в дома. нам предназначенные на эти две недели для проживания, пока вещи разгрузили в домах, пока пошли пообедать.
Короче, когда я в комнате открыла футляр. Мне стало очень сильно плохо мгновенно. Альт лежал, весь покрытый пузырящимся на нем потеками, лаком. Эти пузыри еще продолжали вздуваться и лопались с треском. Ужас мой я и теперь не могу описать в полной мере кошмара. Я терла тряпочкой эти нарывы, чтобы альту хоть было не так больно, когда на нем все эти пузыри из лака разрываются.
Мне осталось только в горе закрыть обратно футляр, запихнуть искореженный напрочь инструмент под кровать, на которой мне предстояло спать две ближайших недели. И делать перед всеми вид, что ничего не случилось ужасного. А себе самой попутно искать на это время другие занятия. А в тишине размышлять, какому из мастеров мне нести инструмент по возвращении, чтобы хоть кто-то смог исцелить инструмент от моего разгильдяйства. Не приходилось уже мне и мечтать, что я смогу поиграть с отцом какую-нибудь сонату альтовую из своего репертуара.
Планы занятий тех мастер-классов включали примерно вот какое расписание ежедневное. В первой половине дня преподаватели давали индивидуальные уроки каждому желающему этих занятий. Потом все обедали. И отдыхали. А после ужина происходили и другие занятия.
Чаще всего это были концерты тех пианистов, кто был посмелей. Там можно было услышать и концертирующих пианистов из разных стран в другие вечера. В год нашего приезда центральным событием для слушателей этих курсов должен был состояться публичный показ фильма о Рихтере под названием "Энигма", который все ждали, как главного события этого сезона.
Но у меня с детьми теперь все время было совершенно свободным. И заниматься мне оказалось по своей вине больше не на чем. Поэтому мы целыми днями истово купались и загорали у местного бассейна с пресной водой. Это место было там самым посещаемым на протяжении всего дня. Пустел бассейн только к вечеру, когда всем полагалось идти на концерт.
Мой Сын нашел для себя кумира из студентов. Им оказался некий математик по имени Коби, который внезапно для самого себя в зрелом возрасте обнаружил у себя невероятную страсть к обучению игре на рояле. Родители ему оплатили занятия на этих курсах, поэтому он там и оказался в то лето. Но когда он появлялся у того бассейна. Все замирали. Он переплывал его раз 25 во всех направлениях. С глубоким нырком врезаясь в воду почти в середине, он мерил его мощными гребками. А мой Сынок, как и все вокруг, цепенели в немом восхищении. И мой Сын при каждой возможности тоже старался плавать с ним рядом. Хоть и отставал постоянно.
Доченька плавала несколько хуже, но тоже очень воду любила. Поэтому ее досуг еще был украшен собиранием разного калибра пазлов, которых я собой догадалась из Москвы захватить в изобилии.
Вокруг собирались курсистки, которым и она тоже своим увлечением стала вдруг интересна. И народу в нашей комнате толпилось довольно много из желающих тоже собирать эти картинки.
Но самое занимательное происходило вечерами. Все бодро шли на концерты. На них же шли и мы тоже. Дочь, один раз отсидев это мероприятие, больше уже честно никогда не ходила. А гуляла на улице в ожидании окончания этого издевательства музыкой еще и летом тоже.
Зато мой Сынок. Честно сидел в зале ежедневно. Только. Он засыпал буквально с первых аккордов первого исполнителя. Честно он сидел на стуле с прямой спиной, и старался не падать. Следил он и за тем, чтобы голова не слишком свисала. Но спал он глубоко. Все же свежий воздух и солнце имели над ним свою власть.
Однажды мы над ним подшутили. Уже и зал опустел. И свет почти весь погасили вокруг. Тут мы его. Разбудили. Он встрепенулся. И тут же стал старательно хлопать в ладоши, что делает публика по окончании номера. Он засмущался, конечно.
Но все равно очень честно продолжал ежедневно на эти концерты ходить. И снова не бросил, как и музыкальную школу в Москве, которую он однажды сумел все же окончить на "отлично" по классу фортепиано.
Свидетельство о публикации №221011000757